Выпутаться всем из этой истории помог Райли. Он поговорил с кем-то из старших офицеров, который, уразумев, что оснований для предъявления обвинения нет, был только рад избавиться от сумасшедшей компании. Райли вызвал такси для миссис Браун и благополучно отправил ее домой. Он же повел к выходу остальных — сбитого с толку Джефа, подавленную своей виной Пэм с Саванной на руках, и Александру, обуреваемую противоречивыми чувствами облегчения и потери.

— Большое вам спасибо, — шепнула Пэм Александре. — Она… хорошо себя вела? Иногда она капризничает… Она вам не слишком мешала?

— Пришлось всего лишь два дня раньше закрывать магазин и в корне изменить все в доме, включая распорядок дня. Не беспокойтесь, — ответила Александра язвительно, потому что Пэм внезапно стала ей противна. Она, видно, устроила себе небольшой выходной, пока Александра присматривала за ее ребенком. Впрочем, судя по обкусанным ногтям Пэм, здесь было что-то другое. — Я давала ей козье молоко. Кажется, она его лучше переваривает, чем коровье.

— Два дня? — Подозрения Джефа снова вернулись. — Мне показалось, что Саванна была у вас всего день.

Александра глянула на Пэм: ей все равно рано или поздно придется все рассказать мужу. Но она мрачно ответила:

— Мне показалось, что прошло целых два дня.

— Прекратите! — прикрикнул на них Райли. Они уже были в гараже. — Поедем ко мне в офис и все обсудим. — Джеф открыл было рот, но под взглядом Райли снова его закрыл. — Давайте, залезайте!

Он открыл дверцу для молодой четы, стоя рядом, словно грозный часовой. Но он протянул руку и накрыл ладонью головку Саванны, когда Пэм садилась в машину. У Александры даже в глазах защипало, когда она это увидела. Было заметно, что он еле сдерживает гнев, а вместе с тем… с какой нежностью его рука защитила уязвимую головку ребенка!

Потом он обошел машину, чтобы открыть дверцу для Александры. Ее лицо сияло. Она тронула его за рукав и сказала с воодушевлением:

— Спасибо за все, Райли. Ты был просто великолепен — так быстро понял ситуацию. Я бы без тебя не справилась. Но разумно ли это — ехать сейчас к тебе? Они так возбуждены, а ребенка пора купать и…

Райли снял ее руку со своего рукава и процедил сквозь стиснутые зубы:

— Садись.

Александра была в недоумении. Она ожидала, что он признает в ней такого же пострадавшего от руки этих молодых супругов, как он сам. А он зол на нее чуть ли не больше, чем на них.

— Почему ты сердишься на меня? — обиделась она. — Я не виновата в том, что сегодня случилось.

— А вы, мисс Пейдж, — неутомимая любительница исправлять зло — не заметили, чего сегодня не случилось?

— Чего именно? — спросила она, уязвленная его сарказмом.

— Не было никакого счастливого воссоединения. Ни тебе даже дружеского «Привет! Как ты?»

Он мрачно наблюдал, как она мысленно переваривала сказанное.

— О! — Она вспомнила, что появление Райли не вызвало у Пэм никаких эмоций.

— Вот именно! Тот, кто написал эту чертову записку, которую ты все время совала мне под нос, никогда меня вообще не видел.

Боже мой! — подумала Александра. А она приставала к нему, вторглась в его личную жизнь, размахивала запиской, чтобы пробудить в нем совесть!

— Видимо, это был какой-то другой Райли, — прошептала она.

— Ты уже почти заставила меня думать, что это была судьба, что наши имена стояли рядом в этой за… А! Садись!

Она села, наступив на какой-то пакет.

Наклонившись, она подняла большую бумажную сумку, в которой лежало что-то мягкое. Райли выхватил пакет, но она успела заметить его содержимое.

— Медвежонок? — спросила она, но Райли отвернулся. Теперь он еще больше разозлился на нее за то, что она увидела игрушку. Он открыл багажник и швырнул туда свою покупку.

Всю дорогу до офиса Райли в машине стояла гробовая тишина.

Там он провел их по роскошно обставленным коридорам, кивнув изумленной уборщице, пылесосившей приемную. Указав на стулья, стоявшие перед письменным столом, сел напротив.

— Ваш ребенок, — начал он, обращаясь к Джефу, — был оставлен у дверей дома мисс Пейдж два дня тому назад.

Пэм заплакала, а Джеф смотрел на Райли в полном недоумении.

— И прежде чем вы начнете высказывать свое мнение, вы послушаете — и не будете перебивать — почему Пэм решилась на свой поступок.

Рассказ был долгим. Пэм все время рыдала, так что пришлось Александре держать на руках Саванну. История была такова: родители Пэм жили в другом штате и не могли себе позволить часто навещать дочь. А родители Джефа, особенно его мать, настаивали на том, что Пэм слишком молода и глупа, чтобы заботиться о ребенке, и хотели забрать Саванну к себе на воспитание.

— Сколько тебе лет, Пэм? — спросил Райли.

— Почти восемнадцать. — Наступившая тишина подтолкнула Пэм к тому, чтобы начать защищаться. — Все ругали меня за то, что я родила ребенка. Потому что считали, что я слишком молода. Я перестала ходить в детскую консультацию, потому что они все время восхищались другими детьми, а с моей девочкой обращались так, будто жалели ее!

Пока Джеф был на рыбалке, миссис Браун сказала Пэм, что обратилась в службу охраны детей с заявлением, будто Пэм — негодная мать, в результате через несколько дней у нее отнимут ребенка, если она сама не образумится и не отдаст Саванну бабушке с дедушкой. Однажды, вернувшись со двора, куда молодая мать выносила мусор, она застала миссис Браун, которая уже вынимала Саванну из колыбели. Пэм пришлось силой отнимать у нее девочку.

— Я просила тебя не давать ей ключ, но ты дал, — упрекнула Пэм Джефа.

— А может, она просто хотела ее понянчить. — Джеф довольно вяло попытался защитить мать.

— У нее было с собой переносное сиденье, вроде того, что пристегивают в машине для маленьких детей. Я не знала, что делать дальше, ведь у нее был ключ! Тебя не было, и я чувствовала, что сойду с ума от беспокойства, — объясняла она мужу, размазывая по лицу тушь тыльной стороной ладони. — Если бы твоя мать забрала Саванну, в социальной службе решили бы, что я ее отдала. Ты был бы на стороне родителей, а я никогда не смогла бы ее вернуть.

— Ни за что не был бы! — Джеф был в ужасе.

— Почему же ты не заявила в полицию, что у тебя хотят отнять ребенка? — спросил Райли у Пэм.

— Я не хотела, чтобы у матери Джефа были неприятности. Ей так сильно хочется заполучить внучку! Она не понимает, что делает.

Райли вызвал по телефону такси, объяснил Пэм ее права как матери и дал адрес психотерапевта, посоветовав Джефу убедить мать в необходимости проконсультироваться со специалистом. Джеф взял на руки Саванну, оторвав ее от Александры. Обернувшись на выходе, Пэм бросила: «Спасибо!» — и семейка удалилась.

Райли стоял в дверях, провожая их взглядом, а Александра, еле сдерживая слезы, сказала:

— Ну вот и всё.

Райли закрыл дверь, снял пиджак и бросил его на стул.

— Ты что, с ума сошла? Или это какая-то новая мания — не можешь обойтись без адреналина в крови? Почему бы тебе в таком случае не заняться скалолазанием без страховки?

— Что? — всхлипнула Александра, роясь в сумке в поисках носового платка.

Он подошел поближе и хорошенько ее встряхнул.

— Ты так и не поняла, что оказалась в весьма серьезной ситуации? Обвинение в киднэпинге — это не шутка. — Он опять ее встряхнул, но она снова всхлипнула и продолжала искать платок. — У тебя могли быть большие неприятности.

— Я знаю. — Она нашла, наконец, платок, вытерла глаза и улыбнулась. — Поэтому-то я тебе и позвонила, Райли. А ты был просто великолепен…

— Великолепен? — взревел он. Он отошел от нее, расслабляя узел галстука и расстегивая верхнюю пуговицу. — Да меня могли обвинить в неуважении к органам власти! И все из-за тебя… — Он обернулся и направил на нее свой указующий перст. — Тебе непременно надо было изображать из себя Мэри Поппинс, чтобы защитить пожилую невротичку и глупую девчонку, которой следовало бы еще учиться в школе, а не обзаводиться ребенком. Тебе не приходит в голову, что все могло бы кончиться судебным иском? Нет, тебе надо было обязательно впутаться, вместо того, чтобы дать этим идиотам самим расхлебывать то, что они заварили.

— Мне тоже так сначала показалось, но потом стало жалко бедную Пэм. Я не хотела, чтобы ее обвинили в том, что она подкинула ребенка. Ты же знаешь, как поступили бы в полиции, а Пэм оказалась вполне способна оградить несчастную мать Джефа от неприятностей.

— Бедная Пэм! Несчастная мать Джефа! — Райли даже всплеснул руками. — Что за бред! Девчонке не следовало иметь ребенка в ее возрасте, а твоя несчастная миссис Браун — просто чудовище!

— Согласна, — кивнула Александра, — но, думаю, только потому, что ей хотелось иметь дочь, а ее у нее не было. Это, должно быть, ужасно — так сильно что-либо хотеть…

Райли, шагая по комнате, снял жилет. Что он еще снимет, с опаской подумала Александра, на нем и так остается не так уж много одежды. Он закатал рукава рубашки и посмотрел на Александру в упор. Этот взгляд был, видимо, рассчитан на то, чтобы привести ее в чувство, но она лишь восхитилась его мускулами и большими руками с красивыми тонкими пальцами, когда он закатывал рукава, а до этого расстегивал пуговицы на манжетах.

— Я была уверена, Райли, что ты мне поможешь выпутаться. И не только мне — всем нам. И ты это сделал, — похвалила она его.

Ее заявление, однако, возымело на Райли обратное действие.

Он стал чернее тучи. Положив ей руки на плечи, голосом, полным ярости, он сказал, чеканя каждый слог:

— Я юрист. Мой отец был юристом, как и его отец, не говоря уже о мужчинах в семье моей матери. Я в ответе за их репутацию, равно как и за свою собственную, а я солгал. Я ввел в заблуждение представителей власти. Тебе грозило обвинение в киднэпинге, а я позволил тебе разорвать эту проклятую записку на глазах у полиции и врать, врать, врать…

Он сжал ее плечи и посмотрел ей прямо в лицо.

— Тебе совсем не обязательно кидаться в каждый горящий дом, Александра. Это чистой воды эгоизм — думать, что ты героиня, которая спасает всех, кто сам портит свою жизнь.

— Это нечестно, — прошептала Александра, побледнев.

— Если бы я сегодня не вмешался, ты бы сейчас сидела в каком-нибудь кафе и сочувствовала бы молодым супругам, предлагала бы им свою помощь, то есть практически призывала бы их положиться на тебя, если в их семье случится очередной кризис. И вот что забавно — эти кризисы почему-то случаются именно тогда, когда есть кто-то, кто стоит за кулисами и готов взвалить на себя эту ношу. Не понимаю, зачем тебе это надо…

— Я не ослышалась? Райли Темплтон чего-то не понимает?

— Может, это твой способ как-то выделиться, потому что у тебя нет таланта, которым обладают твои родители?

Это был удар ниже пояса.

— Ты прав, — сказала она довольно спокойно, хотя боль в сердце была почти невыносимой. — У меня нет таланта, но ты ошибаешься, если веришь той чуши, которую напечатали в газетах. Они вручили медаль самозванке. Я увидела горящий дом и даже хотела пройти мимо.

— Александра, — сказал он с горечью в голосе, — это была всего лишь метафора. Я и не думал сомневаться, что ты спасла этих…

— Я помню, что была страшно зла, потому что никого поблизости нет и мне придется… что-то делать. — Она спешила высказаться, потому что стыд жег ее душу с того самого дня. — Я не хотела ввязываться.

— Пожалуй, я начинаю понимать, — кивнул Райли.

— Я помню, как закричала: «Кто-нибудь есть в доме?» Помню, как подумала: «Хоть бы мне не пришлось заходить внутрь, ведь у меня аллергия на дым».

— Поэтому, — подхватил Райли, — когда тебе подкинули ребенка с запиской матери, ты решила «ввязаться», чтобы загладить свою вину.

— Если бы кто-нибудь оказался рядом — хотя бы кто-нибудь, — я бы этого не сделала, во время церемонии вручения медали я ждала, что меня разоблачат, как самозванку. Можешь называть меня трусихой, а можешь — лицемеркой за то, что взяла медаль, которую не заслужила, но не смей называть меня героиней!

Райли рассмеялся, закатив глаза. Такой реакции она не ожидала.

— А на меня ты разозлился потому, что проявил человечность вместо того, чтобы следовать букве закона. Но я-то в этом не виновата.

— Неужели?

Неожиданно он обнял ее за талию и властным движением привлек к себе. Она не сопротивлялась. Только вдохнула его запах и заглянула в его невероятные глаза. А он, не отрывая взгляда от ее губ, сказал приглушенным голосом:

— Как бы ты к этому ни относилась, тебе следовало сказать в полиции про медаль.

Ее пальцы скользнули за ворот его расстегнутой рубашки. Как восхитительна его фигура, какие мускулистые плечи! Машинально она ответила:

— Мне показалось, что к делу это не относится.

Райли стал гладить свободной рукой ее обнаженное плечо. Александра вздрогнула.

— Точно так же тебе показалось не относящимся к делу то, что в моем кабинете висит портрет моего отца, написанный твоей матерью.

— А это-то при чем?

Райли провел губами по ее плечу, сдвинув бретельку.

— Такие вещи могут многое значить. Например, что не надо каждый раз начинать с нуля. На этом мир стоит.

— Не понимаю, как связать медаль с делом о киднэпинге. — У нее немного перехватывало дыхание от прикосновения его губ. — Если бы я сказала, что портрет твоего отца написала моя мама, разве ты охотнее взялся бы мне помогать?

Губы Райли продолжали свой путь вниз.

— Это был бы своего рода знак судьбы, который ты могла бы обернуть в свою пользу. Твоя мать написала портрет моего отца задолго до того, как мы с тобой встретились. В этом есть какая-то скрытая связь, почти мистика. Возможно, тот факт, что наши имена были рядом в записке, показался бы нам менее безумным. Будто это судьба или что-то вроде этого.

Ему, наконец, удалось стянуть пониже бретельки, а с ними и тонкий топик. Он начал осторожно опускать ее на стол, смахнув свободной рукой все лежавшие на нем бумаги. Они упали на пол с шорохом, напоминающим шум голубиных крыльев. Другой рукой он обхватил ее грудь и стал большим пальцем гладить кругообразными движениями сосок. Дыхание Александры стало прерывистым. Почувствовав за спиной край письменного стола, она откинулась немного назад.

— Всегда надо пользоваться своим преимуществом, — повторил он охрипшим голосом.

— О, Райли, — выдохнула она, выгибая спину и запуская пальцы в его густые волосы.

Откуда-то из другого мира донеслись приглушенные звуки включенного телевизора. Звук все усиливался. Через полуоткрытую дверь уже можно было различить слова:

— …оставить этот кабинет напоследок, не возражаете? Мой сын часто задерживается и…

Александра застыла. Райли вскочил и коротко выругался. Сорвав Александру со стола, он начал поспешно застегивать пуговицы и приглаживать волосы.

— Надо срочно найти ей какое-нибудь занятие, — буркнул он. — Восхождение на Эверест, кругосветное путешествие, — все что угодно, только бы она перестала заботиться обо мне. Сколько же у нее энергии!

Александра между тем судорожно приводила себя в порядок. К тому моменту, когда Фиона Темплтон открыла дверь и вошла, неся пакеты с едой, Райли и Александра стояли по разные стороны письменного стола.

— …думала, что будешь работать и забудешь поесть, а дома разогреешь в своей микроволновке что-нибудь малосъедобное, — сказала миссис Темплтон, но, увидев Александру, остановилась как вкопанная. Она посмотрела на сына, потом на Александру и, очевидно, заметив кое-какие несоответствия в их внешнем виде, сказала таким ледяным тоном, словно только что застала Райли с судомойкой:

— Бог мой, Райли, ты поступаешь опрометчиво. Разумно ли принимать у себя в кабинете женщину, когда все твои сотрудники уже разошлись по домам? Ты подвергаешь себя всякого рода… подозрениям.

Александра схватила сумочку. На мгновение ей показалось, что миссис Темплтон хотела сказать «болезням».

— Я вижу, что на сей раз вы пришли без ребенка. — По ее тону нельзя было понять, хорошо это или плохо. С одной стороны, плач ребенка не Нарушал Покой. Но с другой — он мог бы помешать ее сыну и этой женщине заниматься деятельностью, о которой она подозревала.

Александра стала красной как рак. Она почувствовала себя глупой девчонкой, не умеющей дать отпор грозной матери Райли.

— Смею ли я надеяться, что вы уладили дело с ребенком, мисс… э…?

— Пейдж, — ответила Александра. — И, конечно, вы смеете надеяться. Я как раз собиралась уходить. — Между прочим, — сказала она, показывая на портрет, — его написала моя мама, Рона Томпсон.

Александра не смогла поймать такси и шла под дождем до самого магазина. Ею вдруг овладела тоска, и она стала бесцельно бродить между полками, поправляя корешки книг, ставя на место отдельные тома и откладывая в сторону книги с выпавшими страницами.

Кто-то постучал в витрину. Это был Грэхем.

— Шел мимо. Задержался на работе и пришлось немного отложить пробежку. — Он был в шортах и майке, загорелая кожа блестела от пота. Изложив полный маршрут своего бега, как он это обычно делал, он добавил: — Я увидел, что у тебя горит свет.

— Привет, Грэхем. — Она распахнула перед ним дверь. Она была почти рада его приходу. — Кофе хочешь?

Грэхем покосился на нее, и она вспомнила, что он не пьет кофе, потому что кофеин вызывает повышенное сердцебиение. Он сделал глоток воды из бутылки, висевшей у него на поясе, и взял у нее из рук книгу.

— А, это же интереснейшая книга по теории эволюции…

Биология была его любимым коньком. Пока он говорил, Александра размышляла о тайнах физического влечения. Мысли ее упорхнули обратно, в офис Райли.

К его письменному столу…

Вот она лежит в бесстыдной позе на его гладкой поверхности. Под пристальным взглядом отца — с портрета, написанного ее матерью. Чем не семейная сцена?..

— …посмотри сюда, — продолжал Грэхем, — просто поразительно, как устроена человеческая рука: большой палец расположен так, что способен делать самые искусные движения…

Наконец он закрыл книгу, пощупал пульс и заявил, что ему пора. Он подробно описал маршрут, по которому побежит, и сказал что-то насчет завтрашнего вечера. Когда он ушел, она поняла, что согласилась пойти с ним завтра в кино. Александра хотела его догнать, чтобы сказать, что не сможет пойти, но Грэхем был уже далеко.

Может, это к лучшему, решила она и, выйдя на улицу, достала из кармана клочки записки и развеяла их по ветру.