Обычно дорога домой, по ныряющему вверх и вниз шоссе, бегущему сквозь лесные заросли и открытые плато фермерских угодий, успокаивала и умиротворяла Кейт. Сегодня же магическая красота покрытого зеленью хребта Макферсона не оказывала на нее никакого воздействия. Сегодня ее глаза были прикованы только к дороге, и она лишь чуть зажмурилась, когда машина вынырнула из темно-зеленых лесных зарослей на яркий солнечный свет.

Лесная часть пути позади, теперь Кейт ехала вдоль открытых участков земли. Высокие заросли дикого табака окаймляли сбегающие вниз горные склоны, покрытые густым кустарником и изборожденные, как шрамами, каменными выступами, с которых в сезон дождей низвергались настоящие водопады.

В этой местности располагалось множество ферм, а позади высоких горных лиственниц скрывались Шале, деревянные дома и коттеджи. Эти горы были истинным раем для художников и ремесленников, а также для туристов, которые покупали их изделия по дороге к водопадам и девственным лесным заповедникам, наполненным пением птиц и трескотней попугаев. В этих горах была какая-то притягательная сила, и Кейт и Луиза не смогли воспротивиться ее колдовским чарам.

Заброшенный коттедж с прилегающим к нему участком земли чуть больше акра, расположенный всего в пяти минутах ходьбы от деревни Линдейл, сразу привлек их внимание. Он буквально утонул, — или как сказала тогда Кейт, — распластался на земле среди высоких трав и старых садовых посадок, придавленный со всех сторон давно не стриженным кустарником.

— Луиза, — сказала тогда Кейт с отчаянием в голосе, — помоги мне избавиться от приступа сентиментальности. Но мне ужасно хочется спасти это место, прежде чем трава и буйные заросли смогут поглотить эту красоту.

— Ты знаешь, у меня точно такое же желание, — ответила спокойная и обычно здравомыслящая Луиза.

Заброшенный дом, вызывавший у них обеих столь теплые чувства, выглядел на первый взгляд живописной развалиной, однако деревянные стены и крыша были еще совсем добротными. Просто совершенно запущенный сад придавал и дому запущенный вид.

— Я думаю, мы быстро сможем привести все в порядок, — решила Кейт, мало разбиравшаяся в таких проблемах.

На самом же деле все оказалось гораздо сложнее, но в конце концов их титанические усилия принесли свои плоды. Освобожденный от наступавших со всех сторон диких тропических зарослей, дом выглядел теперь более крепким и внушительным.

Приведенная в относительный порядок — по крайней мере, непосредственно перед домом, растительность как бы заново возрождала первозданный облик этого старого деревянного строения. Широкие застекленные террасы были превращены в галереи для картин и керамики, а маленькие комнаты, расположенные с тыльной стороны, стали жилой частью и мастерской для Луизы…

Кейт свернула на узкую подъездную дорожку рядом с их новой вывеской, на которой слова «Галерея Боумэн» теперь были написаны совершенно другим шрифтом.

Она припарковала машину и вошла в дом, неся в руке картину Филиппа Баррета и горькое чувство обиды в своем сердце. Да, половина галереи принадлежала Кейт, но ее совладелицей является и Луиза, и вот Кейт позволила втянуть ее в такое дело, которое обернулось для них обеих сегодняшним кошмаром. Вполне возможно, что их галерея станет теперь всеобщим посмешищем.

Луиза в кухне разливала по чашкам кофе.

— Я подумала, что тебе не повредит чашечка кофе, — сказала она, глядя на Кейт с сочувствием и смирением.

— Ладно, во всяком случае, я его не ударила, — пожала плечами Кейт, — но была близка к этому.

— Гм… он довольно неприятен и резок. Но и ты не казалась пугливой мышкой. Я все время молила Бога, чтобы ты не вышла из берегов. — Луиза вздохнула. — Сама не знаю, как я согласилась продать эту картину. Ведь с самого начала, как только я увидела его лицо, я уже знала, что ему понадобилась картина Филиппа Баррета для каких-то других целей… жаль, что когда он появился у нас в галерее, я не знала, кто он на самом деле.

Да, подумала Кейт, имея в виду и свою собственную глупость, допущенную сегодня утром, действительно, очень жаль.

Они прошли в галерею, где Кейт повесила картину на старое место и затем взяла у Луизы из рук чашку кофе.

— Мне кажется, ты немного самонадеянна, нет? Держать пари, что картину кто-то купит — да еще так быстро! В течение шести недель.

— Да никто об этом и не вспомнит. — Кейт поправила картину. Конечно, все это было лишь ее пустой бравадой, но ей так хотелось отплатить за унижение этого старого человека. Конечно, если бы она не распускала свой острый язык, этого унижения можно было бы избежать. Но она упорно продолжала считать, что Роберт Бомон прежде всего поступил подло, явившись к ним в галерею и купив эту картину.

— Я думаю, вряд ли можно рассчитывать на то, что Филипп Баррет каким-либо образом не узнал про телешоу «Дерзкий ответ», — пробормотала Кейт со слабой надеждой. Во всяком случае, в чьем-нибудь пересказе услышать это было бы для него менее болезненным, чем увидеть и услышать все самому.

— Да, вряд ли, — ответила Луиза со вздохом. — Как раз перед твоим возвращением звонил его сын, Эндрю. Его отец смотрел передачу и тут же позвонил ему на работу. Эндрю сказал, что отец очень подавлен.

— Позвоню ему завтра, когда немного приду в себя… Мне очень жаль, Луиза. Если бы я не была так идиотски сентиментальна, я никогда не согласилась бы принять у Баррета его картину. — Она печально взглянула на висевшее на стене полотно. — Но, честно говоря, как я могла отказать ему? Он выглядел таким робким и беззащитным, хотя при этом был так одержим своим увлечением.

— И, конечно, это никак не связано с тем, что у него такой невероятно симпатичный сын?

Кейт чуть-чуть улыбнулась:

— Я приняла картину вовсе не для того, чтобы доставить удовольствие Эндрю, хотя должна признать, что нахожу отца и сына Барретов очень симпатичными.

— Да, они очень милые люди. Но Эндрю, во всяком случае, хотя бы умеет рисовать. — Луиза подошла к висевшим неподалеку трем его акварелям.

Эндрю Баррет был первым местным художником, который предложил им свои работы, но Кейт никогда не придавала значения этому факту. Как, впрочем, и самому Эндрю, если на то пошло. Ему было двадцать четыре — двадцать пять лет — он был старше Кейт года на два — довольно симпатичный и всегда невероятно милый и приветливый. Проблема возникла тогда, когда он однажды привел с собой отца, который тоже был невероятно мил — и вот что теперь из этого получилось!

— Кейт, — сказала Луиза умоляющим голосом, — прошу тебя, пожалуйста, забудь обо всем, что сказал этот Роберт Бомон. Нам больше не нужно никакой рекламы.

Да, это единственное, подумала Кейт, идя вслед за тетушкой в ее студию, что она мне может высказать в качестве упрека. Она больше никогда не затронет этой темы и никогда не скажет: «Видишь, я же тебе говорила…», но именно это больше всего и угнетало Кейт. Другой бы полез на стенку от ее глупости. Даже ее собственная мать — Кейт знала совершенно точно — не проявила бы такой терпимости. Мадам Малверн была бы, пожалуй, не на ее стороне. Этот напыщенный снобизм Роберта Бомона был бы ей гораздо ближе.

Кейт с нежностью следила за тем, как тетушка уселась на свое место, взяла маленький кусочек глины, откинув при этом назад свои темные волосы — жест, от которого на ее бровях всегда оставались мелкие крошки глины. Луиза была для нее гораздо большим, чем просто тетя. Когда родители Кейт развелись, и ее мать снова вышла замуж, оставив Кейт с отцом, Луиза была вместе с ней в течение всех ее нелегких для подростка отроческих лет. После смерти своего отца — брата Луизы — они совершенно естественно стали жить одним общим домом.

В свои сорок два года Луиза была еще довольно привлекательна, но, как и в молодости, отличалась некоторой скованностью и стеснительностью. Кейт никогда не могла понять, как могло случиться, что такая добрая и сердечная женщина так никогда и не вышла замуж, но все ее деликатные расспросы наталкивались на вежливое молчание Луизы. Тетушка была одержима идеей посвятить себя своему искусству.

— На этой неделе привезут, наконец, мою печь, — заметила она мимоходом, — и в выходные дни я смогу загрузить ее первой партией изделий. Макс приезжает, чтобы помочь мне установить печь.

— Да? — встрепенулась Кейт, очнувшись от своих раздумий.

Макс Винтер держал на центральной улице Линдейла магазин, где местные художники могли приобрести необходимые для работы материалы. Он также являлся членом Творческой группы изобразительных искусств, объединявшей местных художников, скульпторов и керамистов. Поскольку Луизе приходилось пока пользоваться для обжига и сушки своих изделий печью, принадлежавшей Творческой группе, помощь Макса была просто неоценима.

Он тоже занимался гончарным делом, и некоторые его керамические изделия, вместе с Луизиными, украшали стены галереи. Макс часто наведывался к ним, чтобы привезти из своего магазина необходимые Луизе материалы или поговорить с ней о делах Группы, в члены которой она теперь вступила.

— Макс такой отзывчивый! Он так же великолепно относится к остальным своим клиентам?

— М-м-м — нет, думаю, что нет…

Луиза заметила в глазах Кейт искорки смеха и с улыбкой отвела глаза в сторону, ее щеки чуть окрасились румянцем смущения. Интересно, подумала про себя Кейт и, весьма удовлетворенная, оставив Луизу наедине с ее формами и глазурью, вышла из студии, чтобы снова предаться размышлениям о своей собственной глупости.

Макс появился в доме уже на следующее утро и приветствовал Кейт своей неторопливой улыбкой. Высокий и сухопарый, с красивой бородой, он всегда напоминал ей персонаж со старинных, выполненных сепией рисунков первопроходцев австралийского континента: мужчина сорока шести лет, с очень смуглым лицом, кожа которого была высушена и выдублена солнцем и ветрами, с проседью в темных волосах и бороде. Он был вдовцом, его дети давно выросли и разъехались кто куда. Он расстался с городской жизнью и обосновался в поселке Линдейл, чтобы содержать магазин и предаваться своему любимому делу — гончарному искусству.

— Я привез вам подарок, Кейт. — Макс всегда появлялся с подарками. Каждый раз, приезжая в его лавку за красками и глиной, его клиенты с ферм и небольших хозяйств привозили ему свою продукцию. Поэтому Макс часто появлялся с фруктами, яйцами или даже мешком удобрений. И вот теперь, опустив руку в оттопыренный карман, он вытащил оттуда что-то мохнатое. Съежившись на его огромной ладони, крошечный котенок смотрел вокруг себя огромными и робкими глазами.

— Я нашел его на дороге в нескольких милях отсюда. Должно быть, его бросили.

Крошечное существо слабо мяукнуло. Это было трогательное создание с рыжевато-коричневой шерсткой. Кейт протянула руки к котенку, ее лицо излучало любовь и сострадание к этому жалкому и большеглазому пушистому клубочку. — Спасибо, Макс. Вы нашли этому существу родной дом.

Она унесла котенка в кухню, устроила в ящике мягкую подстилку и согрела немного молока. Пока котенок лакал молоко, она нежно гладила его по шерстке и тут заметила, что у него отсутствует кусочек уха. Да, этот малыш за свою короткую жизнь, видимо, испытал много невзгод. Обнюхав свою подстилку, он полностью удовлетворился своим новым местом и почти мгновенно заснул.

Кейт слушала, как в прилегавшей к кухне студии Луиза и Макс обсуждают телешоу «Дерзкий ответ». Она еще несколько минут наблюдала за свернувшимся калачиком котенком, который мирно спал и его мягкая шерсть поднималась и опускалась в такт его размеренному дыханию.

— …Если бы речь не шла о ком-то персонально! Бомон обрушился на серую посредственность, считая это принципиальным вопросом… — повторил Макс в тот момент, когда Кейт поднялась с колен и направилась через галерею, услышав звук подъехавшей машины.

Она аккуратно поправила какую-то керамическую вазу на полке и обернулась к двери с мягкой улыбкой на лице, готовая поприветствовать потенциального клиента. Но это оказался Роберт Бомон. Руки в карманах. И вообще он держался точно так же, как и вчера в студии.

Кейт почувствовала, как сердце ее бешено заколотилось, и ей стоило огромного труда сдержать себя. Что будет, если она вежливо протянет ему руку и скажет: «Добрый день, мистер Бомон?» Интересно, улыбнется ли он снова, как тогда, при первой их встрече, той же ленивой теплой и обещающей улыбкой? Буквально на одно мгновение ее глаза вспыхнули от удовольствия при одной этой мысли, но потом она вспомнила, что с этим человеком связано еще кое-что и другое. А это другое, напомнила она себе, возможно, с излишним жаром, ей совсем не нравилось.

— Здравствуйте, мисс Боумэн, — произнес он, улыбнувшись, вернее, почти улыбнувшись.

— Что вам здесь нужно? — выпалила Кейт, и, хотя она говорила довольно тихо, ее слова эхом раскатились по деревянным полам.

— Я… — Он на мгновение замешкался, и Кейт совершенно ясно поняла, что он смущен и не совсем уверенно пытается подобрать нужные слова. Как будто это был не Роберт Бомон.

— Мне кажется, мы неправильно начали, мисс Боумэн…

Кейт захлопала глазами. Так, значит, он приехал вовсе не для того, чтобы извиниться? Но он заговорил вновь, в его глазах неожиданно появилась какая-то теплота.

— Нет, пожалуй, не так… У нас как раз было весьма обещающее начало, не правда ли? К сожалению, потом все пошло как-то не так.

Ах, он все-таки вытащил это на свет. Кейт почувствовала, как начинает заливаться краской.

— Нет. Все было уже не так еще до нашего знакомства, мистер Бомон.

Роберт сделал еще несколько шагов вперед и огляделся вокруг, его взгляд на секунду задержался на пейзаже Филиппа Баррета. Она вся напряглась в ожидании его комментариев, но он, ничего не сказав, сделал шаг вперед и остановился рядом с Кейт. Она чуть отступила назад, чувствуя, как от этой близости в ней нарастает волна сопротивления и желания бросить вызов.

— Если мы отбросим в сторону наши — э-э-э — разногласия, вы не сможете отрицать, что наши первые впечатления друг о друге были весьма благоприятны. — Он улыбнулся и придвинулся к ней еще ближе. Сердце Кейт стучало так громко, что она даже забыла отодвинуться. — Во всяком случае, мои — да, — мягко заметил он, — я думаю, что ваши — тоже, если вы были тогда искренни…

Кейт не могла больше сдерживаться. Хватит с нее! Она уже однажды поддалась его чарам, но ведь тогда она еще не знала, каков он на самом деле.

— Вы правы, мистер Бомон. — Она с сожалением покачала головой. — Но, как видите, я значительно моложе вас и мне еще позволительно совершать глупые ошибки. Я обнаружила, что вы совсем не тот человек, с которым мне тогда захотелось выпить чашку кофе, не говоря уже… — тут она остановилась, увидев, куда опять завел ее проклятый язык.

Глаза Роберта сощурились, а его добродушный настрой улетучился вместе с первыми оскорбительными нотками, прозвучавшими в ее голосе.

— Не говоря уже — о чем?.. — раздраженно напомнил он. — Я приехал сюда, Кейт, не для того, чтобы спорить и ругаться, я приехал, чтобы сказать, что, возможно, был немного резок и позволил себе необдуманные замечания, когда…

— О, я не стала бы обвинять вас в резкости, мистер Бомон, но речь идет не просто о ваших суждениях. Дело в том, что вы считаете, что абсолютно во всем правы и вам наплевать на то, что считают и думают другие. — Она сверкнула на него глазами. — И я для вас — мисс Боумэн. А Кейт я только для своих друзей.

Его лицо застыло.

— Если у вас всегда такой колючий характер, то есть они у вас вообще?

— Возможно, побольше, чем у вас, мистер Бомон. Может быть, мой характер не слишком идеальный, но, во всяком случае, я не холодный, бездушный человек.

— А я? Не судите опрометчиво. Что касается вас — то здесь трудно ошибиться. — Он посмотрел на ее волосы цвета меди, тщательно собранные в узел. — Вы явно страдаете от переизбытка — страсти.

Его слова заставили ее буквально вспыхнуть:

— Применительно к вам, мистер Бомон, я страдаю всего лишь переизбытком антипатии.

Он несколько секунд смотрел на нее в некотором замешательстве.

— Когда-нибудь ваш острый язык не доведет вас до добра, мисс Боумэн. Если вы сами не обуздаете свой характер, это сделает за вас кто-то другой.

— Не вы ли, мистер Бомон? Но будьте осторожны. Огонь никак не сочетается со льдом!

— Лед — это вода — а вода тушит огонь, — ответил он. — Ведь это же всем известно, моя дорогая мисс Боумэн. — И хотя в его пристальном взгляде проскальзывали насмешливые искорки, Кейт почувствовала, что он постепенно начинает заводиться.

— Но не сухой лед, от которого только масса никому не нужного тумана!

Она была готова поклясться, что заставила его выйти из себя, и ей вдруг стало радостно от того, что удалось, наконец, пронять это толстокожее и холодное существо. Она вдруг заметила, что как только он начал нервничать, она стала чувствовать себя гораздо спокойнее и даже… увереннее.

— Вы так и напрашиваетесь на неприятности. Неужели вчерашний урок вас ничему не научил?

Она было уже успела придумать полдюжины самых саркастических ответов, но не успела произнести ни единого слова.

Из кухни появились Макс и Луиза, и, как только они узнали посетителя, воцарилась гробовая тишина. Макс, безусловно, хорошо знал Роберта, который являлся патроном Творческой группы. Когда Кейт получила приглашение принять участие в телешоу «Дерзкий ответ», Макс предупреждал ее о совершенно бескомпромиссной позиции Бомона в вопросах критериев и стандартов в искусстве. Как жаль, что он тогда не развил эту тему более подробно. Если бы он сказал им тогда о том, что Роберт Бомон — это темноволосый и красивый молодой человек и отнюдь не лишен мужского обаяния, которое может оказаться опасным, — все, возможно, сейчас обстояло бы иначе.

Мужчины обменялись рукопожатием, и Макс представил Роберту Бомону Луизу, стоявшую рядом с ним с неподвижно застывшим лицом.

— Мы не совсем удачно начали наше знакомство, — повторил Бомон еще раз. — Очевидно, мне следовало бы сначала заглянуть к своим соседям.

— Но вы же заглянули к нам позавчера, мистер Бомон. — Луиза взглянула на картину Баррета, — хотя почему-то не представились. Думаю, это было не очень по-соседски.

Роберт бросил на нее полный раскаяния взгляд, и Кейт увидела, как смягчилась Луиза под влиянием исходившего от него шарма.

— Вы правы, и я весьма сожалею. Ваша племянница как раз выговаривала мне по этому поводу. Я думаю даже, она была готова выкинуть меня за дверь.

Ошеломленная Луиза взглянула на Кейт, и этого было для нее достаточно, чтобы представить сцену, которая происходила в галерее до ее с Максом появления.

— Ну, хорошо, мистер Бомон, если вы пришли сейчас с пальмовой ветвью мира, я буду очень рада поговорить с вами и прояснить некоторые моменты. Вы не возражаете против чашечки кофе? — Луиза упорно избегала смотреть на Кейт. Впрочем, они все трое не обращали на нее ни малейшего внимания и обменивались любезностями, обсуждая теплую зиму и предстоящую выставку работ членов Творческой группы.

Потом Макс откланялся, а Луиза повела Роберта посмотреть выставку керамики, где он стал разглядывать некоторые экспонаты. Он превзошел самого себя в галантности и любезности, а Луиза с головокружительной быстротой перешла из состояния напряженности в состояние покоя и умиротворенности.

— Ты выпьешь с нами кофе, Кейт? — обернулась тетушка и сделала едва заметное движение головой, настойчиво предлагая ей присоединиться к этим мирным переговорам.

Собственно, почему бы и нет? — подумала Кейт, неожиданно впавшая в тоску при одной только мысли о возможных дальнейших трениях с Робертом. Но тут она увидела, что стоящий позади Луизы Роберт смотрит на нее с насмешкой, и улыбка вот-вот готова осветить его красиво очерченный рот, улыбка удовлетворения от того, что ему удалось загнать ее в угол. Она гордо вздернула подбородок.

— Нет, благодарю. У меня дела. — Но это прозвучало так, как если бы она просто сказала «более приятные занятия».

Наплевать, внушала она себе, стремительно вылетев в коридор и направившись в их общую с Луизой спальню. Она быстро переоделась в свою самую старую рабочую одежду и направилась к зарослям кустарника в дальнем углу сада подстригать буйно разросшуюся траву. Черт бы его побрал! — шептала она при каждом звуке раздававшегося из дома умиротворенного смеха Луизы и с яростью набросилась на зеленые побеги, так что шум работающего мотора газонокосилки заглушил все другие звуки…

— Ну, в самом деле, Кейт, — голос Луизы звучал довольно жестко, — ты должна взять себя в руки и уладить это дело! Ведь ему было не очень просто заставить себя приехать к нам. В конце концов, нам вовсе необязательно отказываться от своих убеждений.

— Мне он неприятен, — упрямо произнесла Кейт.

— Я тебя понимаю. Но пора уже умерить свой пыл. Ведь у нас с тобой общий бизнес, и мы должны исходить из того, что люди, подобные Роберту, могут быть нашими союзниками. Во всяком случае — продолжала она, — мне он показался весьма приятным, даже несмотря на все его резкие слова и замечания.

Кейт была поражена. Она не могла припомнить, чтобы Луиза когда-нибудь разговаривала с ней в таком духе. Она провела всего лишь полчаса в обществе Роберта Бомона, и вот, пожалуйста, она уже обращается с Кейт как с капризным ребенком, вызывающим у нее раздражение.

Луиза вздохнула.

— Мне сегодня приходится выступать в роли рассердившейся тетушки, да? Давай не будем из-за него ссориться, Кети.

Услышав имя, которым Луиза называла ее в детстве, Кейт улыбнулась и с облегчением вздохнула, понимая, что к этому больному вопросу они больше не вернутся.

— Да, кстати, ты уже придумала, как мы его назовем? — Луиза присела около коробки, где спал котенок, почти полностью зарывшийся в импровизированное одеяло. Когда Луиза откинула его, котенок потянулся и повернул к ней голову.

— Я думаю — Винсент, — улыбнулась Кейт.

— Винсент? Не слишком ли величественно для кота?

— А как еще можно назвать проживающего в художественной галерее одноухого кота? Конечно же, Винсент?

— Ах, вот ты о чем, о рваном ухе, — засмеялась Луиза. — Тогда, конечно.

Кейт смотрела, как Луиза гладит котенка, и чувствовала, что ее захлестывает волна любви и признательности к тетке. Она столь многим ей обязана!

— Лу, если Роберт Бомон когда-нибудь появится у нас еще раз, я постараюсь быть с ним максимально вежливой. Но не могу же я обещать любить его.

Луиза слегка коснулась ее руки.

— Вежливости будет вполне достаточно, Кейт.

Однако обещание быть вежливой с Бомоном могло стоить ей слишком больших усилий, особенно после того, как в середине дня ей пришлось заглянуть к Филиппу Баррету.

— О, Кейт, — сказал он, — я чуть не бросился на телевизор, когда увидел на экране эту свою старую мазню. К счастью, в моем инвалидном кресле особенно не разбежишься, а?

— Мне очень жаль, Филипп, но мы понятия не имели, что он выкинет такую штуку. Впрочем, я, наверное, сама виновата в том, что он…

— Нет-нет, Кейт. Вы здесь ни при чем. Не вините себя! Это же мне хотелось, чтобы в галерее висело что-нибудь из моих работ — и вот результат.

— Во всяком случае, — сказала она бодрым голосом, страстно мечтая в этот момент придушить Бомона собственными руками, — картина снова висит на своем месте, и, кто знает, может быть, теперь на нее найдется настоящий покупатель.

Лицо старика повеселело. — Благодарю вас, Кейт. Эндрю вот-вот должен прийти домой на обед. Он хочет о чем-то поговорить с вами…

Кейт еще раз принесла свои извинения несколько подавленному Эндрю, который, немного помедлив, пригласил ее на вечеринку. Настроение Кейт сразу же улучшилось.

— И так, в субботу, в доме моего шефа, — уточнил Эндрю, и она радостно приняла его приглашение. С Эндрю было легко общаться, и она теперь с нетерпением будет ждать субботы. Но все ее мысли занимал почему-то не Эндрю, а Роберт Бомон. Кейт решила про себя, что если уж ей необходимо быть с ним вежливой, надо раз и навсегда определиться в своих чувствах к этому человеку. Но каждый раз, когда она пыталась это сделать, ее охватывали смятение и замешательство.

На следующий день она отправилась познакомиться с художником, Званом Гейлом, который обратился к ней с предложением устроить в ее галерее выставку его работ. В его студии на побережье возле Каррэмбина, она увидела массу изумительных, написанных маслом картин.

Кейт была в восторге, хотя и выглядела несколько озадаченной.

— Но почему у нас? — спросила она. — Почему вы хотите устроить выставку именно в нашей галерее? В связи с недавним инцидентом у нас не очень-то привлекательная репутация.

Эван Гейл тряхнул головой.

— Буду с вами откровенным, мисс Боумэн. Мои картины идут очень хорошо и имеют положительные отзывы — за исключением отзывов Роберта Бомона. Я ничего не теряю, связываясь с вашей галереей, но вполне имею шансы выиграть. Ваша галерея — прекрасное место для выставки.

Кейт вежливо заметила, что никогда не слышала ни о нем, ни о его работах в галереях Брисбена.

— Я здесь новичок — только недавно переехал сюда из Мельбурна. Ваш сосед известен там куда больше.

— Скажите мне, — с любопытством спросила Кейт, — он всегда такой… такой несгибаемый?

— Конечно, — засмеялся Эван Гейл. — Вы — далеко не единственный человек, познавший на себе презрение и надменность Роберта.

— Так вы лично знакомы с ним?

— Да. Мы вполне можем ладить, но только до тех пор, пока не заводим разговор об искусстве.

— Он вам симпатичен?

— Не путайте художника с обычным человеком, мисс Боумэн, — ответил Эван. — Роб — мой друг. Но мы просто не сходимся во взглядах на мои работы. Но что я могу сказать вам о нем — он невероятно беспристрастен. Он может высмеять и кое-кого из великих, если они вообразят вдруг что могут позволить себе иногда небрежные работы лишь потому, что уже сделали себе имя. Среди критиков немало подхалимов, но только не Роб.

— Да вы сами больше, чем беспристрастны, если учесть критическое отношение Роберта к вашим картинам, — заметила Кейт.

Гейл ухмыльнулся и сделал широкий жест, как бы обводя рукой всю мастерскую.

— Он, безусловно, прав в отношении многих моих работ. Он считает все это хламом и мусором, потому что уверен, что я могу сделать лучше. Но я же не могу жить только на деньги, которые получаю за картины, удостоенные премии, — поэтому приходится рисовать и для продажи. Вот здесь-то мы и столкнулись!

— Ах, вот в чем дело. — Кейт решила наконец перейти к деловым вопросам. Они договорились, что в течение месяца Гейл пришлет ей каталог своих работ, а потом Кейт предложила несколько вариантов рекламных плакатов.

— Иметь дело с вами, Кейт, — настоящее удовольствие, — сказал он ей на прощание, улыбнувшись.

Кейт покинула его студию, испытывая еще большее, чем обычно, смятение чувств в отношении Роберта Бомона, который, как оказалось, находит понимание даже у своих жертв…

Ей предстояла еще такая уйма дел по хозяйству, что даже пришлось составить их список, но она никак не могла на нем сосредоточиться и отбросила его в сторону.

— Нет, это уже слишком, Луиза. Мы не переделаем этих дел до глубокой старости!

Луиза продолжала заниматься в мастерской своим любимым делом и пополняла коллекцию керамики, а Кейт трудилась над тем, чтобы не дать их старому дому окончательно развалиться, и пыталась сдерживать наступление джунглей, угрожавших поглотить их участок. Однажды ей пришлось долго искать там Винсента, который уже освоился в доме и стал все больше обретать воинственность и уверенность. Она пыталась поймать его, когда он носился кругами вокруг проволочной ограды, о существовании которой Кейт до сих пор и не подозревала. Она схватила котенка и, прижав его к груди, стала пробираться сквозь заросли кустарника. Здесь, поняла она, уже начинались владения Роберта Бомона, а где-то там, слева от нее, как сказал Макс, должен был находиться его дом.

У Роберта не было нужды ютиться в задних комнатах своего дома, как приходилось делать им с Луизой. Он выстроил себе великолепный особняк, расположенный позади его роскошной, со вкусом отделанной галереи. Но как ни пыталась она разглядеть что-нибудь сквозь густые заросли, она так ничего и не увидела. Она отправилась в обратный путь, тщательно смотря себе под ноги, уверенная, что в густой и высокой траве прячется не один клубок змей, и вдруг поймала себя на мысли о том, что размышляет об образе жизни Роберта Бомона. Интересно, что он делает, когда не занимается унижением других людей? Живет ли он один? Когда она уже подошла к дому, то почувствовала досаду, осознав, что Бомон снова занимает все ее мысли. В конце концов, какое ей дело, что он делает? И все же иногда, по ночам, лежа в своей кровати, где, свернувшись клубочком, у нее в ногах всегда спал Винсент, она думала о притягательности этих теплых серых глаз на его мужественном лице — и о той столь многообещающей улыбке… Взволнованная и странно обескураженная, она поворачивалась на другой бок, стараясь выбросить из головы его образ.

— Остынь, Кейт! — сказала ей в пятницу Луиза, когда она, разгоряченная и вся в пыли, вынырнула из сада. — Почему ты не рисуешь? Я, конечно, не имею в виду покраску оконных рам.

— А я как раз могла бы их покрасить, — усмехнулась Кейт.

Ее последние работы были довольно удачными. В художественной школе она была одной из самых перспективных и преуспевающих студенток, пока ее амбициозное желание открыть вместе с Луизой собственную галерею не заставило ее сменить несколько различных мест работы, чтобы, как она говорила, набраться необходимого опыта. Она была счастлива, когда в течение года смогла подрабатывать в маленькой галерее Хартмана. Однако рисование осталось для нее самой благотворной и приносящей настоящее удовлетворение частью жизни, независимо от того, чем ей приходилось заниматься помимо этого — готовить ли кофе мистеру Хартману в его галерее или печатать страницы скучнейших отчетов. За последние два года она получала высокие оценки на небольших выставках и даже смогла продать несколько своих работ.

Она особенно увлекалась портретной живописью. Позднее, когда у нее появится время, она собиралась сделать портрет Макса. Эта пышная борода и темная, как орех, кожа на полотне будут выглядеть очень эффектно. Пока она трудилась над городским пейзажем, начатым еще шесть месяцев тому назад, она уже обдумывала портрет Макса. Этот великолепный прямой нос и внимательные глаза — как трудно будет схватить истинное выражение этих серых глаз. Кейт вскрикнула и вытерла капнувшую с кисти краску. Да что это, в конце концов, с ней происходит? У Макса же голубые, а не серые глаза! Но как она ни старалась представить себе лицо Макса, у нее ничего не получалось. Серые глаза, прекрасно выточенный римский нос и властный рот — эти черты, принадлежащие совсем другому человеку, затмевали все остальное.

— Бог мой! — Кейт сложила кисти и отступила на шаг, озабоченно и с беспокойством глядя на полотно. — Нет, довольно неплохо. Даже Бомон оценил бы ее пейзаж по достоинству, подумала она и вдруг схватила краски и раздраженно швырнула их в сторону. Ну почему его образ проник даже сюда! Рисование всегда доставляло ей удовольствие, давало отдых, но теперь, как и все остальное, оно тоже было отравлено.

Но когда Луиза тихонько подошла и спросила, как ей работалось, Кейт улыбнулась и ответила, что, как всегда, хорошо.