На моем письменном столе стоит твоя фотография. Она в красивой золоченой рамке, только эта рамка совсем не вяжется с лицом на фотке: угрюмым и недоверчивым. Мне показалось, что позолота на рамке стала тускнеть, будто бы ее посыпали пеплом.

Я смотрю на фотографию и не понимаю, что у нас было: любовь, иллюзия или его величество случай.

У нас был служебный роман. Заступила первый раз на дежурство молодая медсестричка, полная уверенности, задора и оптимизма. И ты ей помог. А потом мы пили кофе в ординаторской и болтали о всяких пустяках.

Я знаю, что сделаю с твоей фотографией: вытащу из рамки, разорву на мелкие кусочки и выкину их. Пусть их подхватит попутный ветер. Но в тот день ветра не было. Я посмотрела вниз из окна и увидела веселую зеленую травку и цветущие тюльпаны. Нет, мелкие куски бумаги все испортят. Они совсем не вписываются в сей пейзаж.

А дальше – глубже. Наши отношения развивались стремительно. Поступали тяжелые больные, я старалась каждому уделить внимание, и попросту сбивалась с ног. Ты мне помогал морально и физически, отпаивал чаями со сладостями, успокаивал, как мог. Несмотря на тяжелые дежурства, мы сидели полночи в ординаторской либо на посту и разговаривали, разговаривали, разговаривали. Ты гладил мои руки, согревал их своим дыханием и просил не перетруждаться. Я знала, что ты женат и воспитываешь двух дочерей. Но я не предавала этому никакого значения. Нет, я не собиралась строить свое счастье на чужом несчастье. На несчастье можно построить только несчастье. Но ты говорил, что в семье чужой. И я, словно утопающий за соломку, схватилась за эту фразу. Жена не понимает, а я пойму!

Я знаю, что сделаю с твоей фотографией: безжалостно ее сожгу. Где-то читала, что если ты хочешь забыть человека – похорони его где-то в глубине своей души. Боже, я как представила, что в глубине души находится бесхозная могила… Ужас! Никогда такого не сделаю. В глубине моей души цветет сад, который я постоянно поддерживаю, холю, лелею, поливаю чистой водой, хорошими воспоминаниями и делами, творчеством, приятными встречами. Не надо устраивать кладбища в недрах души, не справлять поминки по ушедшей любви, не надо сооружать памятники чему-то недостойному. И нельзя цветущую землю посыпать пеплом.

Но это понимаю сейчас. А тогда наши отношения достигают апогея, и ты вдруг говоришь: «Мы останемся просто друзьями». Резко, прямо, в лоб. У меня из-под ног ушла земля. Наши дежурства не совпадали, я не жила…

А потом ты позвонил мне домой и попросил прощения и разрешения встретиться на стороне. Я обрадовалась, собрав все осколки разбитой чаши любви. Я склею эту чашу. Пусть не буду из нее пить, поставлю на самое видное место и буду беречь от того, чтобы она не упала и не разбилась вновь.

Наш служебный роман стал явью. Узнала твоя жена. Ты начал видеть во мне только недостатки, что фигура не идеальна, что я трачу много денег на свои наряды, что ярко крашусь и читаю не те книги. Попытался прикрикнуть на меня. Но ты не знал одного, что я никому никогда не позволю относиться к себе, как к собственности, как к половой тряпке. Господи, да я же фактически и превращалась в тряпку, когда бежала на первый твой зов, когда выслушивала неодобрительные слова о жене и дочерях. Я заметила, что у тебя нет друзей, что ты носишь потрепанную одежду, старомодную оправу очков, что ты – зануда, не способный улыбаться и радоваться жизни. Ты хотел меня превратить в свое подобие?!

Я тебе высказала все на одном дыхании. Позже, я узнала, что ты попытался сойтись с другой женщиной, но она тебя не поняла. Тебя вообще никто никогда не понял за прожитый отрезок жизни. Потому что, тебе тесно с самим собой. Потому, что ты не понимаешь и не любишь сам себя. Потому что, сердце у тебя ржавое. А к ржавому сердцу подойдет только ржавый ключ.

Я знаю, что сделаю с твоей фотографией: верну ее тебе!

Вытащила фотографию из золоченой рамы, и увидела, что рамка засияла. Я себя ощутила юной, бегущей за шлейфом утренней холодной зари.