Зал заседаний Национальной галереи современного искусства полнился гулом голосов. Все места за столом были заняты хорошо одетыми людьми, оживленно переговаривающимися друг с другом. Охранник прикрыл дверь и встал на страже.

Рабочий день уже закончился, и все сотрудники музея разошлись по домам. Вокруг дубового стола, стоящего в центре зала, расположились двенадцать членов попечительского совета, директор музея и другие власть предержащие. В глубине зала скромно застыли инспектор Уикенден и Габриэль Коффин.

Когда дверь закрылась, Элизабет ван дер Меер встала со стула и обратилась к присутствующим:

— Благодарю, что вы нашли возможность прийти сюда в столь поздний час. Это внеочередное собрание, вызванное чрезвычайными обстоятельствами. Я уже сообщила каждому из вас о случившемся. Сейчас мы должны решить, что делать дальше. Позвольте представить вам профессиональных криминалистов, которые помогут нам разобраться в сложившейся ситуации. Инспектор Гарри Уикенден из отдела искусства и антиквариата Скотленд-Ярда, расследующий это дело. Именно благодаря его такту и профессиональному чутью оно пока не стало достоянием средств массовой информации. Его люди сейчас сидят в моем кабинете в ожидании телефонного звонка. Здесь также находится человек, который может дать нам необходимые консультации. Это доктор Габриэль Коффин. Раньше он работал в итальянской полиции, а сейчас является известным экспертом по преступлениям в сфере искусства.

Ван дер Меер сняла очки в черной роговой оправе. На ее висках блестели капельки пота.

— А теперь разрешите мне изложить факты. В прошлую среду, в то время, когда мы покупали на аукционе известную вам картину, наш компьютер был взломан и охранной системой стали управлять хакеры. Благодаря проницательности инспектора Уикендена нам теперь известно, что во время хакерской атаки в щитовую проникли злоумышленники и подложили взрывчатку в коробку с предохранителями.

В ночь на четверг произошел взрыв, и во всем здании отключилось электричество. Пока не работала сигнализация, из отдела консервации похитили нашу новую картину «Белое на белом» Малевича стоимостью шесть миллионов триста тысяч фунтов. Больше ничего не украли. Картину только что доставили с аукциона «Кристи», где я ее приобрела для музея. Она была застрахована аукционным домом до ее доставки. Сейчас мы пытаемся выяснить, действовала ли страховка на момент кражи. Имея опыт общения со страховыми компаниями, могу с уверенностью предположить, что ответ будет отрицательным.

Картина пробыла в музее всего несколько часов. Она находилась в отделе консервации, куда ее поместили, чтобы почистить и перенести в новую раму. Охранная система музея обеспечивала ее безопасность. Но при отключении электричества внутренние двери остаются открытыми. Этого требуют противопожарные правила. Поэтому в момент кражи двери оказались не заперты. Коробка с предохранителями была на замке и находилась в закрытом стальном шкафу. До сих пор неясно, каким образом воры смогли до нее добраться. Инспектор Уикенден продолжает расследование. Но прежде всего мы должны обсудить требование о выкупе, которое я получила вчера. Предоставляю слово инспектору Уикендену.

Скрипя ботинками, Уикенден прошествовал к кафедре и начал говорить, не поднимая глаз от пола.

— Благодарю вас. Вчера утром в кабинет мисс ван дер Меер позвонило неизвестное лицо, голос которого был изменен с помощью технических средств. Он походил на мужской, но вопрос о половой принадлежности остается открытым. Звонивший потребовал выкуп в шесть миллионов триста тысяч фунтов в обмен на картину Малевича. В случае согласия мисс ван дер Меер должна сегодня оставить на ночь свет в своем кабинете. В случае отказа картина исчезнет навсегда.

Есть ряд факторов, позволяющих нам нарисовать портрет вымогателя, который скорее всего и является вором. К сожалению, имеющиеся у нас сведения только усложняют задачу, как ни парадоксально это звучит. Размер выкупа в точности совпадает с ценой картины, что свидетельствует об отсутствии воображения и заранее обдуманного плана. Это говорит о непрофессионализме и неопытности воров, которые, видимо, разработали план кражи уже после того, как картина была куплена музеем. О местонахождении картины они узнали из сообщения директора музея, сделанного на пресс-конференции.

В процессе расследования выяснилась одна интересная подробность. Компьютер подвергся атаке хакера еще до того, как картина была приобретена музеем.

По залу пронесся гул голосов. Ван дер Меер заметно нервничала, Гарри же продолжал, невзирая на шум:

— Прошу минуточку внимания. Имеющиеся у нас факты позволяют сделать два предположения. Первое. Воры планировали кражу заранее, а Малевича выбрали из практических соображений, поскольку знали его цену и местонахождение. Картина находилась вне экспозиции и не была закреплена на стене. Второе предположение довольно неприятно для музея. Вполне вероятно, что к краже причастны его сотрудники.

Зал еще раз наполнился возгласами. Ван дер Меер поднялась с места.

— Друзья, это всего лишь предположение. Однако это одна из причин, по которой на сегодняшнем собрании не присутствуют сотрудники музея. О намерении музея купить картину по весьма высокой цене знали только его сотрудники и члены совета. Строго говоря, в курсе дела находилось всего несколько человек, но было бы наивно предполагать, что слухи об этом не просочатся. Шила в мешке не утаишь. Такова ситуация на сегодняшний день. Сейчас мы должны решить, как реагировать на требование вымогателей. Прошу высказывать свои мнения.

— Мне бы хотелось услышать, что об этом думает доктор Коффин, — сказал один из присутствующих, и все взоры обратились на человека, стоявшего в углу. Он был в светло-голубой рубашке и сером жилете. Серый пиджак из той же ткани небрежно переброшен через руку.

Коффин шагнул вперед.

— По роду профессиональной деятельности мне уже приходилось сталкиваться с подобными случаями. Мне бы не хотелось оказывать давление на аудиторию, тем более что на кон поставлены не мои деньги. Но по-моему, самый надежный способ получить картину назад — смириться и заплатить выкуп, как это ни прискорбно. При этом следует обставить всю процедуру так, чтобы вымогатели ничего не заподозрили и непременно вернули картину.

Вымогатели явно напуганы. Инспектор Уикенден совершенно прав, утверждая, что воры — новички в мире искусства и, возможно, впервые украли картину. Естественно, они как можно скорее хотят от нее избавиться. Ведь они стащили ее не для того, чтобы украсить свое жилище. Они хотят получить за нее деньги. Перед вами альтернатива. Если вы ничего не предпримите и проигнорируете их требование, они скорее всего обратятся к вам еще раз, пытаясь оказать давление. Если вы не захотите платить, они, простите за выражение, окажутся по уши в дерьме. Если у них нет резервного покупателя, то продавать картину на черном рынке они вряд ли рискнут. Там они сразу попадутся. Поэтому воры либо оставят картину у себя, либо вообще уничтожат.

Такой исход дела присутствующим явно не понравился. Аудитория недовольно загудела.

— А что, если принять требование вымогателей, а потом заманить их в ловушку? — спросил кто-то из глубины зала.

— Если вы будете вести двойную игру и обратитесь за помощью к полиции, я не берусь предсказать, чем все может кончиться. Допустим, похитители попадутся на эту удочку и полиция выйдет на их след. Однако попытка захвата грабителей и картины может закончиться неудачей, что неминуемо приведет к исчезновению и даже уничтожению работы Малевича. Мне кажется, разумнее считать это не просто выкупом, а скорее мерой признания их криминального таланта. Ведь ограбление было проведено блестяще. И это заставляет меня предположить, что они не попадутся на нашу удочку, даже не имея достаточного опыта в краже произведений искусства.

Конечно, наилучшим вариантом была бы поимка грабителей полицией и возвращение целой и невредимой картины в музей. Но если они не совершат серьезного промаха, преимущество будет на их стороне. Поэтому речь может идти только о двух вопросах: хотите ли вы вернуть картину и есть ли у вас для этого деньги? Если на оба эти вопроса вы отвечаете отрицательно, проблема решается сама собой. Вы можете не обращать внимания на вымогателей и надеяться, что их поймает полиция, или попытаться помочь полиции и заманить их в ловушку. Но в этом случае высок риск, что ваш Малевич будет уничтожен или исчезнет без следа. Ответив утвердительно, вы также можете надеяться на их арест, но в этом случае придется признать, что грабители вас переиграли.

Коффин отошел от притихшего стола и, кивнув Уикендену, направился к выходу. Закрывая за собой дверь, он услышал громкий голос ван дер Меер.

— Мадемуазель Делакло, я понимаю, что вас интересует ход расследования. Я обещал держать вас в курсе событий. Вы нам очень помогли. Но я не обязан сообщать… Конечно, я вас понимаю. Но ничего нового сказать не могу. Пока ничего достоверно неизвестно. Хорошо. Конечно, конечно. Договорились. Au revoir.

Захлопнув мобильник, Бизо сунул его в футляр, висевший на поясе.

— Пожалуйста, одно сырное фондю и одно мясное. И две бутылки белого вина.

Шустрый официант с длинными обвислыми усами, похожими на беличьи хвосты, побежал выполнять заказ.

Бизо сидел на длинной скамье, тянувшейся вдоль стены ресторана «Рефьюж де фондю», приткнувшегося у подножия Монмартра позади собора Сакре-Кёр. Все стены, скамьи, столы и стулья были сплошь исписаны и изрезаны ножом. Владелец ресторана не настаивал, чтобы посетители вырезали свои имена на чем попало, но такова была традиция этого заведения. Имя Бизо можно было найти под вторым столом справа от входа. Сейчас он сидел один. В дальнем углу крохотного зальчика расположился владелец ресторана со своими друзьями, напоминавшими персонажей мультфильма об Астериксе и Обеликсе.

Официант принес две детские бутылочки с белым вином. Бизо взял одну из них и стал сосать силиконовую соску. В этом было что-то умиротворяющее. Дверь открылась, и вслед за влетевшими брызгами дождя на пороге появился тощий Легорже.

— Je suis comme un mouchoir deja utilize, — улыбнулся он, садясь за стол и вытирая со лба капли дождя.

Он стал пить из детской бутылочки с громким хлюпающим звуком, на который с удивлением оглядывались посетители. Ополовинив бутылку, Легорже со стуком поставил ее на стол, и посетители потеряли к нему интерес.

— Вечно ты опаздываешь, — проворчал Бизо.

— А ты всегда не вовремя, — парировал Легорже, выжимая рукава. — Мы друг друга стоим. Из-за этого ты до сих пор и не женился.

— Грустно, но похоже на правду. Новости у нас такие. Во-первых, я заказал нам ужин, а во-вторых, парень, которого я поставил следить за галереей Салленава, заметил кое-что интересное.

— Это Моринье?

— Что?

— За галереей следит Франсуа Моринье?

— Какая разница? Разве это имеет значение?

Официант принес фондю — котелок с кипящим сыром, от которого шел запах плесени и холодного погреба, характерный для эмменталера. На столе также появилась корзинка с хлебом, яблоки и виноград.

— Никакого. Просто он очень хорошо играет в карты. Приятный парень.

— Да, это был он. А ты не хочешь узнать, что он там увидел?

— Ммм, — промычал Легорже с набитым ртом, из которого к котелку тянулась длинная нитка сыра.

— После того как Кристиан Куртель отбыл на юг к хворающему Салленаву, галерея не подавала никаких признаков жизни. Двери закрыты, внутри темнота. То же самое на втором и третьем этажах. Почту опускают в прорезь при входе в галерею. Внутрь здания войти никто не пытался.

— Там у них нужно заранее договариваться о посещении, — заметил Легорже, взмахнув вилкой.

— Совершенно верно. Никто даже близко не подходил к галерее. До сегодняшнего утра.

На столе появилось горячее масло и тарелка с сырым мясом. Легорже поднял глаза на приятеля.

— Je t'ecoute.

— Я рад, что хоть кто-то слушает меня. Мой человек, Моринье, следил за зданием из своей машины.

Легорже попытался перебить, но Бизо остановил его, предостерегающе подняв палец.

— У него «рено». Так вот, он увидел мужчину в темно-синем пальто с поднятым воротником и раскрытым зонтиком, который скрывал лицо. Этот парень в синем постоял у двери, а потом быстро пошел прочь.

Легорже опустил кусок мяса в кипящее масло.

— Может, это был почтальон?

— Нет, это был не почтальон. В том-то все и дело. За последние четыре дня к галерее подходили только почтальон и этот тип в синем. И он кое-что там оставил.

— Подожди-ка, — остановил его Легорже, проглотив обжаренный кусок. — А в то утро шел дождь?

— Нет, — ответил Бизо, шуруя вилкой в масле.

— Тогда почему у него был раскрыт зонт?

— Зачем задавать дурацкие… А впрочем, хороший вопрос. Возможно, это была мера предосторожности.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Ты же знаешь, как это бывает: если берешь с собой зонтик, дождя точно не будет. А если оставишь его дома, обязательно пойдет дождь, — объяснил Бизо, не переставая есть.

Легорже засмеялся.

— На меня это не распространяется.

— Значит, ты извращенец. В мире искусства к зонтикам относятся как к людям. Или ты любишь его и всегда носишь с собой, или не любишь и всегда оставляешь дома.

Бизо выудил из котелка еще один кусок мяса.

— Чушь какая-то, — проворчал Легорже. — Где ты это вычитал? Вечно ты перевираешь цитаты.

— Вообще-то зонтик здесь совершенно ни при чем. Мне наплевать, почему он шел с открытым зонтиком в сухую погоду. И ты про это забудешь, когда узнаешь, что он там оставил.

— Et alors?

— Ага, заинтересовался…

— Можешь не говорить, если не хочешь.

— Очень даже хочу. Когда этот тип в синем завернул за угол, Моринье подошел к двери. Сначала он ничего не заметил и уже повернулся, чтобы уйти, и тут увидел это.

— Так что же он увидел?

Спустя два часа двери зала заседаний распахнулись, и члены попечительского совета стали расходиться. На их усталых лицах было написано облегчение, несколько омраченное сознанием невольного соучастия в преступлении. Выходя, они пожимали руку лорду Малькольму Хакнессу и трепали его по плечу. В ответ тот лишь холодно кивал.

Уикенден прошел в кабинет директрисы. Ван дер Меер села за свой стол, повернувшись спиной к двери.

— Что я теперь должна делать? Ждать, пока он позвонит, или…

— Вполне понятно, что вы расстроены, мисс ван дер Меер, — вежливо, но твердо произнес Уикенден. — Но вам же обещали дать денег. Теперь нужно устроить все так, чтобы картина благополучно вернулась в музей. Мы здесь для того, чтобы помочь вам в этом. В вашем кабинете будет выставлена охрана. А я тем временем продолжу расследование. Их можно накрыть и после возвращения картины. А сейчас расскажите мне, пожалуйста, о лорде Хакнессе.

Ван дер Меер повернулась вместе со стулом.

— Малькольм стал членом совета как раз перед моим назначением. Он из очень почтенной семьи. Старинный английский род, фамильный замок и все такое прочее. Его отец, лорд Гилгуд Хакнесс, тоже был членом попечительского совета, очень известным и уважаемым меценатом. У них есть собственная коллекция произведений искусства, два из которых находятся в нашей постоянной экспозиции. Их семейная Библия, редкий печатный экземпляр шестнадцатого века с росписью и миниатюрами, была главным экспонатом выставки в Британской библиотеке. Коллекция у них довольно эклектичная, но они охотно предоставляют ее музеям для выставок. Потомственные покровители искусства. И Малькольм не исключение.

— Он способен выкинуть на ветер такие деньги? А они у него есть?

— Понятия не имею. Но он не стал бы предлагать свою помощь, если бы их у него не было. В прошлом их семья делала очень щедрые пожертвования. Малькольм был рядовым членом совета, но никогда не скупился, когда речь шла о деньгах. Мне кажется, дело тут вот в чем. Вероятно, Малькольм хочет утвердиться как меценат и поддержать репутацию семьи. Достойно продолжить дело отца. Члены совета обязательно обсудят случившееся со своими друзьями, а это люди, мнением которых Малькольм весьма дорожит. Предлагая уплатить выкуп из собственного кармана, он укрепляет свое положение в обществе, создает определенный плацдарм для движения вперед. Покупает себе репутацию покровителя искусств. Конечно, с такой фамилией все это необязательно… но мотивы у него самые благородные. Он делает доброе дело, о котором не напишут газеты. Поэтому поступок этот продиктован скорее велением сердца, чем голосом разума. А как он им заплатит? Выпишет чек?

Уикенден сосредоточенно рассматривал шнурки на своих ботинках.

— Вымогатели уже, несомненно, разработали план получения денег. Время мешков с купюрами давно прошло. Смею предположить, что они потребуют перевести деньги на номерной банковский счет и возвратят картину, получив подтверждение из банка.

— Понятно. Если только возвратят.

— Вопрос в том, мисс ван дер Меер, хотите ли вы устроить засаду или просто заплатить выкуп? Решать вам. Мы можем последовать за вами в машинах без номеров, можем снабдить вас микрофонами. Это иногда срабатывает. Как представитель закона я обязан рекомендовать вам именно такой вариант. Но в этом случае есть серьезный риск, что дело не выгорит и вы лишитесь не только картины, но и, вполне вероятно, денег тоже.

— Мне понятно ваше беспокойство, инспектор. Но если Малькольм Хакнесс собирается выложить шесть миллионов триста тысяч фунтов из собственного кармана, чтобы вернуть эту картину, я ни в коем случае не собираюсь рисковать. И можете мне поверить: когда она окажется в наших руках, ее больше не сможет украсть даже целая армия террористов.

Ван дер Меер немного помолчала.

— Должна сказать вам, инспектор, что по совету мистера Коффина я обратилась еще к одному специалисту. В такого рода ситуациях я всецело полагаюсь на мнения людей, разбирающихся во всем этом лучше меня. Ее зовут Женевьева Делакло, она занимается творчеством Малевича и работает экспертом в обществе его имени в Париже. Она подтвердит подлинность картины, когда нам ее вернут. И кроме того, Делакло прекрасно знает всех коллекционеров и криминальную публику, интересующуюся Малевичем. Мы, или, скорее, я не имею права пренебрегать любой помощью, которую мне могут предложить.

Гарри ничего не ответил.

Уходя вечером домой, Элизабет ван дер Меер оставила в кабинете свет. Во мраке холодной сырой ночи ее окно горело словно сверкающий огнями корабль на темной глади моря.

— Так вот, рядом с дверью он увидел мезузу, — сказал Бизо, склоняясь над столом, так что его борода оказалась в опасной близости от горячего масла.

— Что?

— Это такая еврейская штука.

— Что еще за еврейская штука?

— Ну, евреи вешают ее на косяк двери. Расписная трубочка, в которой находится кусок пергамента с молитвой. Отпугивает злых духов или что-то в этом роде. Я смотрел в энциклопедии.

— Жан, Люк Салленав уж точно не еврей. Могу тебе гарантировать…

— Я знаю. И Куртель не еврей, и остальные тоже. В этом вся штука. Моринье это знал и поэтому решил посмотреть, что там внутри.

— Он открыл мезузу? — спросил Легорже.

Взгляд его выдавал крайнюю заинтересованность.

— Да. Когда мы осматривали дом, никто ее не заметил, потому что мы не подходили близко к двери. Когда Моринье взял мезузу, то оказалось, что крышка наполовину откручена.

— Потрясающе. — Легорже покачал головой и, подняв руку, окликнул официанта: — Эй, можно вас попросить еще вина?

— Моринье открутил крышку до конца и увидел внутри свернутый листок бумаги. Не старый и пожелтевший, а совершенно новенький. Он его вынул и сфотографировал, а потом положил на место. Так что наше вмешательство прошло незамеченным. Мезузу использовали как почтовый ящик. Неплохо придумано.

Достав из нагрудного кармана фотографию, Бизо пустил ее по столу к Легорже.

— Вот что было внутри. Тебе это о чем-нибудь говорит?

Легорже посмотрел на снимок.

— Похоже на страницу из Библии.

— Tu as raison. Это она и есть. Взгляни повнимательней.

Легорже склонился над текстом. Это был отрывок из книги пророка Исайи. Он начал читать вслух:

— «Делающие идолов все ничтожны, и вожделеннейшие их не приносят никакой пользы, и они сами себе свидетели в том. Они не видят и не разумеют, и потому будут посрамлены. Кто сделал бога и вылил идола, не приносящего никакой пользы? Все участвующие в этом будут постыжены: ибо и художники сами из людей же; пусть все они соберутся и станут; они устрашатся, и все будут постыжены…»

— Давай читай дальше, — подбодрил его Бизо.

— «Кузнец делает из железа топор, и работает на угольях, молотами обделывает его, и трудится над ним сильною рукою своею до того, что становится голоден и бессилен, не пьет воды и изнемогает». А эта часть обведена. «Плотник, выбрав дерево, протягивает по нему линию, остроконечным орудием делает на нем очертание, потом обделывает его резцом, и округляет его, и выделывает из него образ человека красивого вида, чтобы поставить его в доме»… Что все это значит?

— Не знаю. Но это ключ к разгадке.

— Я понимаю, что это ключ, но…

— Я сам ее разгадать не могу. Поэтому и обратился к тебе, — с улыбкой сказал Бизо, потягивая вино.

— Не можешь? Ничего удивительного.

— Послушай, — произнес Бизо, — это явно какое-то послание, но непонятно, от кого и о чем. Сплошная конспирация, как в шпионском фильме. Значит, эта писулька очень важна и для получателя, и для отправителя. Надо бы пошерстить галерею. Может, тогда что-нибудь прояснится.

— А у тебя есть ордер на обыск? — поинтересовался Легорже.

— Получил сегодня утром. Весь день об этом думаю. В чем смысл этой цитаты? Я имею в виду тот отрывок, где говорится о художниках, которые должны устыдиться того, что сотворяют ложных идолов. Знакомый мотив. А почему обведен стих сорок четыре — тринадцать? «Плотник, выбрав дерево, протягивает по нему линию, остроконечным орудием делает на нем очертание, потом обделывает его резцом, и округляет его, и выделывает из него образ человека красивого вида, чтобы поставить его в доме». Здесь говорится о мастерстве плотника…

— Между прочим, Христос тоже был плотником, — заметил Легорже, гордясь своей сообразительностью.

— Плотником был его отец по имени Иосиф. Я, кажется, тебе уже говорил, что Люк Салленав пожертвовал большую сумму организации, которая называется…

— Братство Иосифа, — торжествующе закончил Легорже.

— И находится она по тому же адресу, что и галерея Салленава. Ничего себе совпадение.

— Да, — эхом отозвался Легорже. — Мне даже расхотелось есть десерт.

— Да брось ты.

— Ладно, посмотрим, что имеется в меню. Значит, ты думаешь, что мы найдем похищенную картину в галерее Салленава?

— Или в квартире над ней.

— Ты в этом уверен?

— Ягоды в сметане, — сказал Бизо, изучая меню. — Давай подумаем. «Плотник, выбрав дерево, протягивает по нему линию…» Плотник измеряет и размечает дерево, из которого собирается что-то вырезать. Может, это означает гравюру на дереве? Вполне возможно, если это игра слов. Какая там следующая строка? «…остроконечным орудием делает на нем очертание, потом обделывает его резцом, и округляет его…» Если понимать буквально, то имеется в виду некий деревянный предмет, в котором находится картина Малевича. Возможно, она спрятана в сарае или за фальшивой стеной. Что касается слов «округляет его», то это может означать, что деревянный предмет имеет круглую форму.

— Возможно, это дворовая уборная.

— Дальше идет «…и выделывает из него образ человека красивого вида, чтобы поставить его в доме». Значит, эта деревянная конструкция имеет форму человеческого тела и находится внутри дома.

— А что значит «красивого вида»?

— Этого я понять не могу. И мне не совсем ясно, что может быть вырезано из дерева в виде человеческой фигуры. Я подумал о саркофаге, но это уже чересчур.

— А зачем вообще писалось это послание? — спросил Легорже. — Может, вор спрятал где-то картину и сообщает своему заказчику о ее местонахождении?

— Так далеко я не заходил, Жан. Мозги у меня не бог весть какие, и я не могу одновременно решать несколько головоломок. Но решение одной обязательно дает ключ к следующей. В своей практике я всегда придерживался принципа домино. Нет смысла рассуждать о вещах, о которых тебе ничего не известно. Только напрасно мозги напрягать, а я этого не люблю.

— Мускулы напрягать ты тоже не любишь.

— Короче говоря, я решаю проблемы по мере их возникновения. Надеюсь, ты записываешь.

— А разве следователи не должны думать на несколько ходов вперед, чтобы перехитрить преступника? Как это делали Шерлок Холмс и мисс Марпл?

— Разве я похож на Шерлока Холмса?

Легорже смерил приятеля взглядом.

— Ты больше похож на мисс Марпл.

— Ха-ха.

— Если бы ты носил кепку с ушами…

— А если бы ты заткнулся, — проворчал Бизо.

Тут он заметил, что рядом стоит официант, ожидающий, когда они закажут десерт. Судя по блеску в глазах, их разговор вызывал у него живейший интерес.

— Не знаю, что мы там найдем, но уверен — искать надо именно там, — заключил Бизо.

Легорже посмотрел на официанта.

— Мне профитроли, пожалуйста. Ты думаешь, его спрятали? Я имею в виду Малевича.

— Нет никакого сомнения! — отрезал Бизо. — Мне тоже профитроли.

— Хотелось бы надеяться.

— Для тебя это только шуточки, Легорже. А для меня работа.

— Да брось придуриваться. Ты ведь получаешь от нее удовольствие.

Бизо сложил на груди руки.

— Ты прав. Если остается время для десерта, никакая работа не в тягость.

Легорже откинулся на спинку стула и ухмыльнулся, показав лошадиные зубы.

— Для десерта время всегда найдется.