Вацлав: Крутой поворот
Место и время — странные, большего Вацлаву пока не известно
Вацлав проснулся в незнакомом месте. Незнакомом и очень неуютном. Какое-то жуткое место. Но внутри у Вацлава было ещё более неуютно и жутко, чем снаружи: голова страшно болела, болели глазные яблоки, будто кто-то их зачем-то вынимал, наждачкой протёр, а назад вставил не по резьбе. Во рту было так мерзко, что мерзко было даже думать о том, как мерзко сейчас во рту. Впрочем, думать бедняге Вацлаву было тяжко и больно, вне зависимости от направления мыслей.
Мерный шум разговоров, шаркающие шаги, покашливания, и прочие неприятные звуки, какие обычно издаёт неуместно большое скопление людей, делали состояние Вацлава ещё более болезненным и неприятным. А когда он поднял красные веки, всё стало ещё хуже: оказалось, что находился он в «не-пойми-где», и происходит вокруг «не-пойми-что».
Раньше Вацлаву ни разу не приходилось оказаться вдруг в «не-пойми-где», и он не представлял себе, что надо делать в такой ситуации. Покатав осторожно между больными извилинами мозга злосчастный вопрос «что делать?», Вацлав пришёл к успокаивающему выводу: — если ты «не-пойми-где», и вокруг творится «не-пойми-что», то и делать с этим ничего не надо, поскольку правильного действия всё равно не придумаешь, а неправильные могут всё только усугубить.
К тому же, все эти неуместные люди, и это ужасное место, вызывали сейчас у Вацлава стойкое отвращение. Ох уж! Правильнее будет сказать, что стойкое отвращение — единственное чувство, на которое бедолага оказался сейчас способен, так что испытывал он его ко всему и ко всем, включая себя самого. Да, к себе самому, пожалуй — в первую очередь. И если получится вот прямо сейчас не сдохнуть — он обязательно займётся самоедством.
Вопрос про «не сдохнуть» стоял актуально. Стоял, и требовал немедленно добыть где-то воды. Много. А очнувшееся самоедство тут же подсказывало: желательно столько воды, что бы сразу утопиться. Боль поддакивала: утопиться — верный способ, что бы прекратить мучения. Тут Вацлав осознал, что сама вода ему в рот не потечёт, и придётся корячиться и мучиться, от чего стало грустно и жалко себя, но он вздохнул — протяжно и тоскливо, и неимоверными усилиями сел на жёсткой скамейке, на которой лежал. Тело тут же отозвалось болью, разом вывалив бедолаге все накопившиеся у рёбер, спины и шеи претензии к неудобному ложу, и неудобной позе. Вацлав охнул и поморщился.
— Фу! — отшатнулся незнакомый молодой человек, оказавшийся рядом, и махнул рукой вдаль: — направо по коридору, слева будет дверь!
Вацлав промычал что-то, и сам не понял, толи это было: — «спасибо, Вы так любезны!», а толи: — «отвали, и без тебя тошно!», а может — и то и другое сразу. Однако он нашёл в себе силы встать, и, понурив голову, отправился по указанному маршруту.
И нашёл туалет. За заветной дверью с крупной буквой «М» оказалась вода! Чистые белые раковины, блестящие краники, возможность умыться и напиться. О! А главное: тут нет толпы и создаваемого ею шума. Вацлав с наслаждением напился, долго плескал в лицо замечательно холодной водой, а потом некоторое время с нездоровым интересом разглядывал отвратительную рожу напротив. Сообразил, что перед ним зеркало, и интересу прибавилось. Живительная вода, однако, сотворила животворящее чудо, и Вацлав ощутил себя человеком. Больным, жутко недовольным всем, и глубоко расстроенным, но всё же человеком. Умылся, попытался причесаться пятернёй. Отряхнул одежду. Да, Вы правильно догадались — и нужду справил, конечно, и руки помыл. А потом, наконец, решился выйти в коридор.
Полегчало Вацлаву настолько, что даже очнулось любопытство: а что это за место, и что тут делают все эти люди? Вацлав огляделся повнимательнее, и вопрос прояснился: все эти люди, очевидно же, слоняются тут без дела. Непонятно только, зачем им это. Впрочем, не наплевать ли Вацлаву на это? Проснувшееся, было, любопытство махнуло рукой, и заснуло обратно. Наплевать. У Вацлава слишком болит голова, что бы интересоваться чем-то, кроме таблеточки обезболивающего.
Прокашлявшись, Вацлав обратился к какому-то незнакомому молодому человеку, оказавшемуся поблизости:
— А где бы мне доктора какого-нибудь найти? Плохо мне…
— Вижу, что плохо, братишка! — почему-то развеселился незнакомец. — Знатно, видать, ты свои проводы отметил! А доктора все там! — и незнакомец ткнул пальцем в тот конец коридора, где толпилось больше всего народу.
Когда Вацлав туда дошёл, оказалось, что все эти люди собрались тут именно на приём к докторам, и у них тут очередь. Ждать в очереди Вацлав категорически не мог: если он срочно не выпросит у доктора таблетку от головной боли, он тут сдохнет. Или покусает кого-нибудь. А потом точно сдохнет.
Тут Вацлаву вдруг вспомнилось — в одном популярном сериале про врачей видел: доктора тех, у кого острая боль, без очереди принимают. Вроде бы. Сам-то Вацлав у врачей не был ни разу — отец его сам лечил, без докторов. А тот сериал был, конечно же, про нашествие алиенов, так что врачи в том фильме без очереди принимали сильно покусанных: кому алиены руку откусили, кому ногу. Так что некоторое сомнение у Вацлава было. Но он всё же решился — выхода другого не было. Решился, и прямо так — решительно, заявил, что он без очереди, поскольку за неотложной помощью.
Его пропустили, похихикивая тихонько в спину. Вацлав успел отметить, что все люди тут были исключительно молодыми парнями. Что это за болезнь такая приводит к врачам толпы молодых парней, да ещё и в таком виде: в трусах и майках?
— Встать прямо! — сходу скомандовал ему врач в белом халате. Вацлав подчинился. Рефлекторно, от удивления. А как же: — «на что жалуетесь»?
— Руки в стороны! Вес и рост в норме! Задержать дыхание! Дышите! Лёгкие в норме, кости в норме! Годен!
Вацлав от этого странного доктора шарахнулся в сторону. Ну его, мало ли что с ним такое. Тут вон и другие доктора есть.
— Жалобы есть? — как-то устало спросил его следующий доктор.
— Конечно, — осторожно, что бы не расплескать головную боль, кивнул Вацлав, — с тем и пришёл.
— На что жалуетесь?
— На голову, — пожаловался бедолага. Доктор ничего больше спрашивать не стал, а только указал на другого доктора — тот сидел отдельно, отгороженный ширмой. Вацлав прошёл за ту ширму, и с удовольствием обнаружил, что вот этот-то доктор устроился правильно: у него тут за ширмой и диванчик удобный есть.
— Доктор, у меня голова, — пожаловался Вацлав.
— Часто? — участливо осведомился доктор.
— Вот прямо сейчас, — сообщил Вацлав нетерпеливо. Чего спрашивать? Давай таблетку! Потом поговорим. Говорят же тебе: голова болит! А ты в эту больную голову вопросы задаёшь!
— Ясно, — кивнул доктор. — А голоса слышите?
Вацлав прислушался. Голоса в коридоре бубнили невнятно.
— Ну, да, слышу. Невнятно, правда, слов не разобрать, — доверительно сообщил он доктору.
— Идеи навязчивые? — спросил странный доктор.
— Вы полагаете? — растерялся Вацлав.
— Есть у Вас какая-то идея, от которой Вы не можете отделаться? — пояснил свой вопрос тот.
Нет, он что, издевается? Сказали же тебе: голова болит! Таблетку дай, жалко, что ли?! Вот ведь зловредный докторишка! Какие могут быть вопросы-обсуждения, когда так голова трещит?!
— Странные у Вас вопросы, доктор! — возмутился Вацлав, и, не выдержав, высказал доктору: — Давайте уже таблетку, алиены Вас пожри! У меня одна единственная идея, и я другую думать никак не могу! А вы вопросы задаёте!
— Даже так. Внезапные неконтролируемые вспышки агрессии. Любопытно, — пробормотал доктор и, внезапно подавшись вперёд, вдруг спросил странное: — Последний вопрос, дорогой мой. Где Вы, по-вашему, находитесь?
— Честно? Понятия не имею, — сознался Вацлав.
— Ясно, болезный Вы мой, ясно! — вздохнул доктор, потыкал пальчиком в электронный свой планшет, и махнул рукой: — Идите!
Вацлав испытал мгновение сильной злости. Какого алиена?! Этот шарлатан, что, возомнил себя чудотворцем, исцеляющим словом? «Встань, и иди!» Тоже мне! Но от злости голова разболелась ещё сильнее, он скривился, и поспешил убраться от вредного доктора. По счастью в его больных мозгах всплыла чудесная идея: аптека! Ему нужна аптека, а не доктора!
К великому облегчению, аптека отыскалась, причём прямо в том просторном холле, где Вацлав спал на скамейке! Милый такой аптечный ларёчек, в котором милейший дедулечка в старомодных очёчках с одного только взгляда на страдальческую физиономию Вацлава тут же определил верный диагноз, и даже тут же выдал лекарство!
— Похмелин. Усиленный. Два кредита с четвертушкой.
Вацлав расплатился, благодарно кивнул доброму дедулечке, и тут же заглотил таблетку.
— Возможна дезориентация, усиленное потоотделение, и приступы зуда, — предупредил добрый аптекарь. — Рекомендуется выпить побольше воды.
— С удовольствием! — расплылся в улыбке Вацлав, и отправился искать туалет с чудесными чистенькими раковинами, со сверкающими хромом краниками с водой.
Прошёл в правый, кажется, коридор, свернул к левой, вроде бы, двери, и вместе с парой других молодых людей зашёл внутрь. Оказавшись у зеркала Вацлав внимательно изучил своё лицо, и остался в общем доволен. Вид, конечно, несколько помятый, но глаза уже не такие красные, как у алиенских вампиров в фильмах ужасов, а вполне себе человеческие. Таблетка замечательно работает. Голова уже почти не болит. Правда, это оказался совсем не туалет, а вовсе даже лифт. Который увёз Вацлава на пару этажей… э… по вертикали. Наверное.
Как там сказал добрый аптекарь? Дезориентация?
Потоптавшись по неприветливым коридорам, в которых, к слову сказать, уже не было толпы молодых парней в майках и трусах, а вместо того прохаживались туда-сюда с деловым видом какие-то военные, Вацлав решил, что с него хватит. Надо выбираться из этого… что бы это ни было. Кстати, странно — тут окон нет. Вообще нет окон — только панели инфоров на стенах вместо окон. Да и ладно — зачем ему окна? Он же не собирается в окно вылезать. Вацлав — приличный фермер, он выйдет через дверь. А дверь та должна быть на самом первом этаже, если рассуждать логически. Значит, нужно что? Нужно вернуться к лифту, конечно же!
Вопреки некоторым проблемам с ориентацией, Вацлав таки нашёл лифт, нажал самую нижнюю кнопку, и лифт поехал. А когда лифт остановился, и двери его раскрылись, бедолага Вацлав успел сделать пару шагов, и рухнул на колени!
— Проклятье! — простонал он, сильно-сильно зажмурив глаза.
Думаете, бедняга вышел на подземной парковке? Это было бы «Упс!», это было бы «Ой!», но никак не «Проклятье!». Оказаться на подземной парковке, когда спускался на первый этаж — это, конечно, конфуз. А тут не конфуз, тут всё хуже, тут — катастрофа! Бедняга Вацлав оказался на обзорной площадке космической станции. А знаете, почему на космической станции привычная сила тяготения? Правильно, потому что это центробежная сила, а не сила тяготения. Обитаемая часть станции вращается. И нижняя обзорная площадка — на самом конце этого маховика. Звёздное небо и вид родной планеты — вся вселенная вращалась вокруг бедного Вацлава, как сумасшедшая. Да, у бедолаги закружилась голова, и его слегка замутило. Ладно, ладно, Вы правы, бедолагу совсем даже не слегка, и не просто замутило, а порядком стошнило, да так, что едва кишки наружу не вывернуло.
Вацлав немного посидел на корточках с закрытыми глазами, дрожа, и пытаясь собраться с силами. Было очень-очень обидно. Он точно помнил, что накануне отправился к военным космонавтам разбираться, и требовать справедливости. А они, подлые, вона с ним как — в космос на орбиту забросили! Хотя, постойте… тут в памяти мелькнули какие-то бессвязные эпизоды, симпатичные улыбающиеся лица двух космофлотских, бармен, ловко наполняющий стаканы…. Ой.
А потом к Вацлаву подошёл военный патруль.
— Военный патруль! Минуту внимания, пожалуйста! Попрошу встать, и представиться, — сказал главный патрульный.
— Я бы с удовольствием, — прохрипел Вацлав.
— В таком случае, разрешите Вам помочь, — командир патруля сказал вежливые слова каким-то не очень вежливым тоном, и по его знаку двое его товарищей аккуратно подхватили бедолагу Вацлава под руки, и утащили в лифт.
Когда лифт закрыл двери и поехал, Вацлаву полегчало, и он даже смог стоять на всё ещё ватных ногах, упёршись спиной в стенку лифта. Тем временем командир патруля провёл сканером по Вацлаву, уделяя особое внимание его карманам. Напротив нагрудного кармана сканер пиликнул. Командир взглянул на экран, и удивился.
— Не желаете объясниться? — поинтересовался он у Вацлава, и тот отметил, что тон патрульного подозрительным образом стал вдруг как-то куда более вежливым.
— Я заблудился, — признал Вацлав очевидный факт.
— Прошу прощения, — осторожно произнёс командир патруля, — я в замешательстве.
— А что не так? — поинтересовался наш герой.
— Если Вы нарушаете форму одежды, то я обязан препроводить Вас в комендатуру, где Вы получите взыскание, — заявил патрульный. — Но на Вас вообще нет формы, так что я не знаю, что мне делать. Наверное, нельзя считать нарушенной форму одежды, если это вообще не форма. Поэтому разрешите поинтересоваться, почему Вы в штатском, господин лейтенант.
Вопрос действительно интересный. Вацлав на всякий случай оглянулся: вдруг да некий господин лейтенант стоит прямо за его спиной, и именно с ним разговаривает военный патруль. Но нет, в лифте были только патрульные и он — Вацлав — молодой, несчастный фермер с Топурага. Тогда вопрос патрульного становится ещё интереснее. Вацлав подумал. Голова уже не болела — хвала чудо таблетке и доброму аптекарю, так что Вацлав действительно подумал. И у него это получилось.
— Очевидно, это оттого, что другой одежды у меня нет, — ответил он.
— Бардак, — покачал головой патрульный, как показалось Вацлаву, сочувственно. — Полагаю, в таком случае, Вам надлежит сразу по прибытию обратиться к интенданту, а уж после представляться командованию.
— Так и сделаю, — буркнул Вацлав.
Лифт остановился, двери открылись.
— Мы проводим Вас до туалета, где вы приведёте себя в порядок, а мы подождём, — сообщил ему командир патруля.
— А потом? — поинтересовался наш фермер.
— Потом, что бы Вы опять ненароком не заблудились, мы проводим Вас до терминала, где Вы будете ожидать посадки на шаттл.
— На какой?
— В соответствии с Вашим предписанием. И я Вас прошу, господин лейтенант! Я всё понимаю. Но! — и командир патруля уставился на Вацлава. Тот сглотнул, и выдал свою лучшую догадку:
— Я понял. Больше ни-ни!
— Хорошо, — кивнул патрульный вполне благосклонно.
Догадка Вацлава была в том, что либо это бредовый сон, вызванный алкогольным отравлением, либо побочное действие чудо-таблетки. Ведь головную боль таблетка сняла? Сняла. А боль была сильная. А мы-то знаем, что за препараты могут быстро снимать сильную боль, верно? Их ещё в аптеках не продают обычно. Зато они есть в военных аптечках, да? Точно. Если тут станция полна военных, почему бы и тому аптекарю не быть военным аптекарем. Такой добрый дедулечка. С доступом ко всяким препаратам, каких нет в гражданских аптеках. Может, оттого и такой добрый…. А в такой ситуации главное не ляпнуть что-то не то. Так решил наш герой. Надо подождать, пока ситуация немного прояснится.
Тем временем патрульные проводили Вацлава куда обещали, держа себя по отношению к нему вполне вежливо и даже предупредительно. И потом проводили его дальше, дальше, и, наконец, провели они нашего фермера через рамку сканера (сканер пикнул и мигнул зелёным, Вацлав вздрогнул, а патрульные и бровью не повели). Провели в небольшой зал с рядами кресел, заполненный людьми преимущественно в военной форме, и заботливо усадили на свободное место. Точно такой зал, в каких собираются пассажиры после регистрации на рейс в ожидании посадки на шаттл. Хотя почему «такой же»… кажется, это он и есть.
— Ваш посадочный талон, — протянул ему картонку с каким-то шифром командир патруля.
— Благодарю, — откликнулся наш герой, принимая картонку.
— Если опять во что-то вляпаешься… — многозначительно произнёс патрульный, понизив голос едва не до шопота, и наклонившись к самому лицу Вацлава.
«Да куда уж больше!» — подумал про себя бедолага Вацлав.
— … то у меня будут неприятности, за то, что я тебя покрываю, — закончил патрульный. — Понимаешь?
— Ни-ни! — пообещал Вацлав.
Патрульные козырнули, развернулись, и ушли.
Тут Вацлав смог немного расслабиться, и подумать. А подумав, вспомнил, что вчера в баре двое космофлотских уговаривали его пойти добровольцем в космофлот! Ох, ты ж, алиен их пожри! Это что же выходит? Выходит, Вацлав вчера что-то подписал, и теперь он — военный?! Катастрофа! Нельзя было столько пить! Нельзя было вообще пить! Трезвость — норма жизни!
Но, постойте, патрульный назвал его лейтенантом! Как же это? Как простого фермера могут произвести в лейтенанты? Тут какое-то недоразумение!
Вацлаву очень захотелось кричать, требовать, и доказывать, что это всё не правда, и что это всё ошибка! Чудовищная ошибка! Или даже преступление! Те двое космофлотских его споили и похитили в военное рабство!
Но Вацлав не стал ничего ни кричать, ни кому-то доказывать. Он помнил предупреждение командира патруля. Как не прискорбно это признавать, но, похоже, он крепко влип, так что теперь может сделать только хуже. И потом, откуда ему знать, может, у военных так положено? Может, у них акция? Ну, как в супермаркетах в праздники: «только сегодня, только для Вас: внеочередное звание добровольцу!». Или типа того. В конце-то концов, если что-то действительно не так, уж наверное кто-то, кому положено, разберётся, и вернёт всё на свои места.
— Хорошо вчера погуляли? Да? — с пониманием в лукавых глазах, и добродушной улыбкой обратился к нему сосед: мужчина в форме, с подернутыми сединой висками, подёрнутыми жирком мускулами, простым лицом, короткой причёской, и слегка раскосыми глазами. В общем, мужчина производил приятное впечатление, располагающее. Лицо казалось добродушным, а лучики морщинок в углах глаз указывали на то, что человек этот часто улыбается. Вот только его раскосые глаза создавали у Вацлава ощущение какой-то хитрости. Ну, не привык Вацлав к такому разрезу глаз. Люди разные бывают, у кого-то нос картошкой, у кого-то волосы кудрявые, а вот у кого-то глаза раскосые — так и что? Человек же не виноват. Это Вацлав прекрасно понимал, но не мог отделаться от ощущения, будто с ним разговаривает хитрый лис.
— Да уж, погуляли, — вздохнул Вацлав, и отчего-то с жаром добавил:- я больше ни грамма спиртного!
— Настрой верный! — одобрил незнакомец, и подмигнул: — Однако сформулировано излишне категорично. Ты ведь теперь человек военный!
— Что, без этого никак? — удивился Вацлав. Удивился и расстроился. Он имел в виду: — «что, действительно, я теперь военный?! Неужели этого уже не отменить теперь никак?», но незнакомец понял его иначе.
— Не пойми неправильно, салага. Ничего такого. Иногда, знаешь ли, можно снять стресс стопочкой водки. Послужишь — поймёшь! Главное, запомни, не увлекаться!
Вацлав сник. «Послужишь» — прозвучало приговором. И жаловаться не на кого — сам виноват! Вляпался, дурень!
— Олег! — после небольшой паузы внезапно представился этот разговорчивый дядька.
— Вацлав.
— Что ж, ждать нам ещё долго, Вацлав, к тому же нам по пути.
— Как Вы догадались? — поинтересовался Вацлав, гадая про себя: — «А, собственно, куда именно по пути-то?».
— Это легко, — отмахнулся Олег. — Ты же не рядовой новобранец, как и все в этом зале, значит, тебе первым делом положено в службу безопасности представиться. Ну, там, пропуск-допуск, формальности-нормальности, всякое такое. А отдел безопасности где? При штабе. Штаб эскадры где? На авианосце. Вернее, конечно, Battlecarrier, но некоторым, включая меня, больше нравится словечко «авианосец», — Олег погладил пальцем значок на петлице, обозначающий принадлежность к палубной авиации: — И мне туда же. Так почему бы нам не скоротать время непринуждённой болтовнёй?
Вацлав пожал плечами. Олег подавил зевок, и со скучающим видом начал «болтовню»:
— Вот, к примеру, ты кто по специальности, Вацлав?
— Фермер, — честно сознался фермер.
— Хм, — хмыкнул Олег, — каждый выпуск обязательно какое-нибудь новенькое словечко изобретает! И кого же вы «фермерами» окрестили, молодёжь? Инженеров, что ли? За то, что те в грунте копаются? Или артиллеристов? За то, что те «садят»?
Вацлав не нашёл что сказать.
— А позволь-ка взглянуть? — спросил Олег, озорно улыбнувшись, и, не дожидаясь разрешения, потянулся к нагрудному карману Вацлава. Двумя пальцами приподнял над краем кармана пластиковую карточку. Про карточку эту Вацлав не мог вспомнить — хоть убей! — откуда та в его кармане взялась. Но рассмотреть успел: серенький плоский прямоугольник с рядком букв: «предписание», и рядком цифр, и всё.
— О, да ты «летучая мышь», значит, — хмыкнул Олег, вернул карточку вглубь кармана, и откинулся беззаботно на спинку своего кресла.
— Кто? — удивился Вацлав.
— «Кто»! — передразнил Олег. — Да ты не бойся, салажонок. Циферки на предписании — информация не секретная. Они ничего не скажут, кому не положено.
— А Вам, значит, положено? — осторожно уточнил Вацлав.
— Скажем так: мне можно. Ну, так получилось, что я кое-что слышал о том, как формируются эти номера, и что означают некоторые из цифр, — подмигнул ему Олег. — А это многое объясняет!
— Что, например? — ещё осторожнее уточнил Вацлав.
— Военная разведка, — улыбнулся ему Олег. — Шеврон с летучей мышью разрешается носить только на территории закрытой части. Ну, или закрытого же училища. Поэтому те, кто поумнее, после выпуска из училища вообще свою форму не носят. Вот, как ты. Прибудешь на место назначения — получишь форму… э… скорее всего — связиста.
— Это почему? — удивился Вацлав.
— Потому что под лётчиков маскируется стратегическая разведка. И, ты уж прости, Вацлав, но мало вероятно, что бы тебя назначили в стратегическую. Ты, может, и умничка, отличник, но новичок же! А разведка уровня флота, фронта, округа — они под связистов «косят».
— Откуда Вы всё знаете? — с подозрением в голосе поинтересовался обескураженный Вацлав.
— Знаю. Потому меня и прозвали «Вещим» Олегом, — хохотнул собеседник, и продолжил веселиться: — Да ты в зеркало сегодня на себя смотрел, Вацлав, друг? Ты же с перепоя! Так может выглядеть только отличник, сорвавшийся по поводу выпуска! Нормальный троечник к выпуску уже закалённый боец, и после пьянки выглядит огурцом!
Вацлав смутился, потупился, и задумался.
— Не тушуйся, молодой! — подбадривал его Олег. — Хочешь, я и направление твоё угадаю? Вот, кажется мне, что направили тебя заниматься радионаблюдениями и пеленгацией на какой-то далёкий астероид из внешнего астероидного пояса какой-нибудь такой звездюлины, что у неё и имени-то нет, а только номер.
— С чего Вы это взяли? — испугался Вацлав.
— Из обречённости в твоих глазах, — беззаботно хохотнул развеселившийся собеседник. — Такой потерянный взгляд может быть только у курсанта, который получил направление в самую попу вселенной. Ох, видел бы ты своё лицо, Вацлав!
Вацлав вздохнул. Ну, ясно, что Олег — человек, безусловно, наблюдательный и не глупый, но явно не вещий. Обречённость во взгляде Вацлава объяснялось совсем иными обстоятельствами, настолько невероятными, что никакой гениальный аналитик такое не угадает, а угадает — так и не поверит! С другой стороны, этот факт вовсе не означает, что «вещий» Олег не ошибся. Может, военным своих-то жалко на далёкие астероиды на скучное дежурство многолетнее посылать, вот они фермеров заманивают, и звание офицерское дают, как бы, в утешение и компенсацию. Кто ж их знает? Вацлав — точно не знает.
— Да ты не дрейфь, братишка! — Олег ободряюще улыбался, стараясь поймать взгляд Вацлава. — Такому направлению радоваться надо!
— Это ещё почему?
— Вот, скажи мне, салага, что на первых годах службы будет для тебя самой главной проблемой? А самой главной проблемой будет не нахватать слишком много взысканий. Потому что очередное твоё звание — оно что? Оно идёт за выслугой лет, но минус что? Минус взыскания. Лейтенантом до пенсии остаться, конечно, никак не получится, но с грузом взысканий хорошей должности ты не получишь, и как итог, на капитане ты и закончишь. А что бы не нахватать взыскания, надо что? Ну же, отличник, догадайся! Взыскания откуда берутся?
— Э… за допущенные «косяки»? — предположил Вацлав.
— Взыскания берутся от начальства, отличник! И лучший способ их избежать, это что? Правильно! Находиться подальше от начальства. А далёкий пост на забытом всеми астероиде — это то сказочное место, где начальство не бывает вообще! Всего-то несколько лет на астероиде, и ты уже капитан!
— Так, тоска же, — прикинул перспективы жизни на астероиде Вацлав.
— На службе тоски не бывает, молодой! — опять развеселился Олег. — Далёкий пост в попе мироздания лучше в молодости пройти. А потом, будучи капитаном ты сможешь подать рапорт!
— Чего?
— Не «чего», а «куда»! В академию при генеральном штабе, салага. Ты просекай мазуту, молодой! Смекай! В военной разведке ты можешь попасть в технари. Это когда ты дело имеешь с железом, которое что? Которое будет тебя подводить. Аккумуляторы осыпаются, твердотельные усилители садятся, электролиты усыхают — нет ничего вечного в технике. А виноватым будет кто? Ты!
Вацлав хотел возразить, но Олег его перебил:
— Да, да, конечно: ЗИП. Но, во-первых, твой ЗИП будет полностью укомплектован только на бумаге. Реально там, скорее всего, что-то из деталей уже сдохло. В смысле: усохло, осыпалось, село и тому подобное. А во-вторых, ломаться будет что-то, чего в ЗИП-е нет. Или есть, но не с той резьбой.
Вацлав вздохнул.
— Ещё ты можешь попасть в командный состав. А это что? А это бездна свежих впечатлений, необыкновенных приключений, и тотальное попадалово в неприятности. Потому что личный состав, в отличие от железа, подводит чаще, разнообразнее, и куда как менее предсказуемо, зато более затейливо. Поэтому, ежели, скажем, не дурак ты, то одной верной дороги тебе надо держаться. Какой? Правильно. В аналитику. Аналитик запросто сможет получить одобрение на поступление в академию. Потому что толковых аналитиков всегда дефицит. А придя в академию капитаном, выйдешь ты оттуда майором. Если только совсем не дурак. А выпускник академии генерального штаба получает направление на что? На должность, соответствующую его званию, плюс ещё одно. На вырост, так сказать! А стоя на должности, которой положено более высокое звание, ты его автоматом получаешь с выслугой лет. Как видишь, если не будешь дураком, то подполковником станешь практически автоматом!
— А дальше? Увлёкся наш фермер.
— Ну а дальше наезженных схем нет! — рассмеялся Олег. — Ну, так куда тебя направили, салага?
— Пока не знаю, — признался Вацлав.
— Эк тебя особисты запугали, когда подписку брали, — усмехнулся Олег.
— А почему, интересно, аналитики стратегической разведки «косят» под лётчиков? — спросил Вацлав, разглядывая значок палубной авиации на петлице кителя Олега. Олег этот взгляд перехватил, значок свой пальцем погладил, и улыбнулся Вацлаву одобрительно:
— Понятия не имею, но думаю, это от того, что лётчики больше девушкам нравятся. А знаешь, Вацлав, у меня идея: хочу тебя, салагу, угостить!
— Чем? — Вацлав вдруг немножко испугался: вдруг опять спиртное?
— Да ничего такого! — улыбнулся Олег и весело подмигнул: — Бутылочкой минеральной воды! Вот, погоди пока! — и Олег отправился к торговому автомату, у которого вдруг начала собираться очередь.
Вернулся он с двумя бутылками минералки, одну протянул Вацлаву, а вторую открыл сам, сел обратно на своё место, и с удовольствием сделал большой глоток. Вацлав тормозить не стал, поскольку и рекомендации аптекаря про обильное питьё помнил, и действительно пить очень хотел.
Олег принялся травить байки из своей жизни, которая, как оказалось, была чрезвычайно богата на удивительные события и интересные встречи. Под эти байки они распили по бутылке минералки, и скоротали время ожидания, пока их шаттл проходил предполётную подготовку.
Олег как раз рассказывал о своей нечаянной встрече с актрисой известного сериала во время отдыха в ведомственном санатории министерства обороны, когда объявили о скорой посадке.
— Ну вот, очень вовремя! — прервал Олег свой рассказ, — идём!
— Куда? — засомневался Вацлав, хотя уже минут пять хотел кое-куда сходить, но стеснялся прервать говорливого попутчика.
— В туалет, разумеется, салага, — угадал Олег.
— Удивляюсь я твоей наивности, молодой! — взялся выговаривать Олег Вацлаву, пока они стояли в очередь в мужской туалет. Очередь двигалась споро, несмотря на то, что практически весь зал одновременно собрался справить нужду. — Уж очень ты наивный человек, Вацлав! Вот, с чего ты так наивно мне поверил?
— Когда? — удивился Вацлав.
— Когда я тебя угостил минералкой, — пояснил Олег, и добавил: — ты этикетку внимательно читал?
Вацлав вгляделся в этикетку на протянутой Олегом пустой бутылке, и прочитал вслух:
— «Мочегонный эффект».
— Именно! Говорю же, наивный ты до неприличия! А что, если бы тут туалет не работал?
— Погоди-ка, они же все это пили, — спохватился Вацлав, вспоминая, что к минералке стояла очередь, и по бутылке мочегонной минералки купили почти все, кто ожидал в зале посадку на шаттл.
— Ты меня удивляешь, салага! — хмыкнул Олег, — С какой из лун ты свалился? Это же традиция! — весомо сообщил Олег. — Пожалуй, одна из древнейших в космофлоте! Там — Олег кивнул на дверь в туалет, — в писсуары вмонтированы старые колёса от автобусов. Все эти люди, отправляются на шаттле по кораблям эскадры четвёртого ударного флота, которая идёт в дальний поход! Вот, эти офицеры собрались здесь, что бы перед дальним космическим походом помочиться на автобусные колёса!
— Но зачем? — удивился Вацлав, никогда не слышавший ничего о космических традициях.
— Затем, салага, что это традиция! — торжественно изрёк Олег, подумал, и пожал плечами: — Я не знаю. Могу предположить, что когда-то очень давно, на заре космической эры космонавты облегчали мочевой пузырь перед стартом, потому что так легче было перенести перегрузки на примитивных химических ракетах. Видимо, подготовка к старту была длинная, и они…, ну, я не знаю. — Олег на пару секунд замолчал, нахмурившись, но махнул рукой, и с энтузиазмом продолжил:
— Но это же совершенно не важно! Ты, Вацлав, не понимаешь кое-чего очень важного. Вот, смотри: вот человеческое общество, подчинившее себе ужасающую мощь первозданных стихий, достигшее далёких звёзд! А ведь сплотить толпу говорящих обезьян в некое подобие общества, заставить ораву жадных, завистливых и ленивых индивидов соблюдать хотя бы элементарные правила общежития, можно только тремя вещами: страх, стыд, и традиции! Всё, больше никак! А если никак — то никакого общества не будет, а будет просто толпа людей, в которой мораль падает, как тот пикирующий бомбардировщик, пилот которого потерял сознание при входе в пике! То есть: строго вниз, очень быстро, и совершенно без шансов на выживание! Так что страх, стыд и традиции. Страх — штука из них самая простая, но самая ненадёжная: жадный, завистливый, и ленивый индивид легко преступит любой страх перед искушением наживой. Поэтому законы регулярно нарушаются, несмотря на предписываемое наказание. Стыд гораздо сильнее! От стыда человек прячет взгляд в землю, и в старину это называли «потерять лицо». Потерявший лицо древний самурай, обычно, выходил на площадь, доставал специальный нож, читал прощальный стих, и взрезал себе брюхо зигзагом.
— Зачем? — испугался Вацлав картины, невольно представшей перед его мысленным взором.
— Затем, что не мог жить со стыдом, и затем, что бы боль физическая хоть немного притупила моральные страдания. Говорю же: стыд сильнее страха, даже страха смерти.
— А традиция? — заинтересовался фермер.
— О! Традиция! Это нечто такое, что больше чем ты, я, мы все вместе взятые, понимаешь? Если страх и стыд подчиняют закону и порядку отдельного человека, то традиция — она направляет коллективное подсознание целиком! Традиция… она…. Да чего тут расскажешь?! Вот, сейчас на колесо помочишься — сам прочувствуешь!
Вацлав не понимал и сомневался, но тут подошла их очередь, и они вошли в туалет. Там действительно были необычайно большие писсуары, и каждый вмещал старое автобусное колесо! Мужчины в военной форме различных родов войск и званий дружно справляли малую нужду на те колёса, и выходили, довольно улыбаясь.
Впрочем, наш фермер быстро опомнился, взял себя в руки, и сделал тоже, что и все: помочился на свободное автобусное колесо. Прислушался к себе. Внимательнее прислушался. Не-а, ничего такого не ощутил. Наверное, Вацлав далёк от всякой такой возвышенной философии, толи по молодости лет, а толи в силу того, что фермеры, крепко стоящие на своей земле, ни в какой философии не нуждаются, вот!
Застегнул наш фермер ширинку на джинсах, вышел в зал терминала, а там уже посадка на шаттл идёт. Олег вскоре его догнал, и опять озадачил:
— Кстати, о традициях, Вацлав. Знаешь, салага, какая традиция в космофлоте столь же священна, как мочиться на автобусное колесо? — Олег вдруг нахмурился, и посмотрел Вацлаву прямо в глаза очень серьёзным взглядом. — Разыграть новичка! Мы с тобой, конечно, люди не флотские. Мы армейскими считаемся. Но если уж тебя к кораблю припишут, то придётся тебе как-то с флотскими уживаться, верно? Надо будет в коллектив вливаться, и все эти — ну, ты знаешь — флотские словечки эти забавные. И все флотские традиции знать и соблюдать придётся. Ну, может, не все, но хотя бы основные — это уж по любому!. Уж традицию разыграть новичка они на тебе отработают по полной! Вот я тебе и толкую: очень ты наивный, братец! И глаза у тебя такие, будто ты наивный мальчик, сбежавший от родителей! Нет, не так. Будто ты наивный мальчик, отставший от родителей, и потерявшийся! Они тебя не просто разыграют, они тебя живьём сожрут. Фигурально выражаясь, конечно. Кстати, о фигуре: ты чего такой зелёный? Это не заразно?
— А, это, — Вацлав отмахнулся, — это просто генетическая коррекция клеток кожи. Это для защиты от ультрафиолета Беты Топурага. Среди продвинутых челов нынче этот способ защиты в тренде. Странно, что Вы не знаете. — Вацлав довольно хмыкнул: хоть в чём-то он уел этого «вещего» Олега.
— Вот хорошо, что ты об этом заговорил! — обрадовался Олег. — В смысле: о модификациях. Ты же в курсе, что такое невесомость, да? Вот мы на шаттл сейчас садиться будем в нулевой зоне, через стыковочный модуль и шлюз — там невесомость настоящая, родная, никакими центробежными силами не тронутая. Вот, заодно и посмотришь. А случись тебе служить на астероиде — там не слишком отличаться будет. Сколько на астероиде той силы тяжести? Тьфу и маленько! Дёрнулся резко — и улетел в открытый космос! Ну, на кораблях, оно само собой, тоже не всегда ускорение разгона/торможения есть. Часто приходится в невесомости работать. Тут тоже разные способы есть. Но у продвинутых челов нынче в тренде четыре руки иметь. Вот, хорошо, что напомнил.
— Это как это, четыре руки? — удивился наш фермер.
— Коррекция, — хмыкнул Олег. Весомо так хмыкнул. И объяснил: — Тоже коррекция, только не генетическая, а обыкновенная, хирургическая. У нас, ты знаешь, запросто руки-ноги заново отращивают. Ну, так и вот: могут и лишнюю отрастить. Только мозг человеческий, как показала практика, плохо с шестью конечностями ладит. Так что самое оптимальное для работы в космосе — это ампутировать ноги, и вырастить на их месте пару дополнительных рук. Чего тут такого-то?! Обычное дело. Многие считают, что человек от обезьяны произошёл. Ну, ты же обезьян видел? У них же вместо ног — руки — и очень даже ничего! Вот, жаль, что уже посадка началась! Тебе, как челу продвинутому, надо было на станции операцию сделать — тут медицинский центр, говорят, хороший!
— Мне местные врачи не понравились, — поморщился Вацлав, вспоминая свой поход по тем самым местным врачам. — А Вы-то сами, Олег, чего при ногах?
— Эх, друг Вацлав! Авиаторам не положено! Там педали под ноги рассчитаны. Ну, ты понимаешь, проектировщики наших крылатых машин — планетные шляпы же. Вот, приходится как-то так. А то бы я давно уже, что ты!
* * *
Двадцать восемь минут спустя Вацлав уже пристёгивался в пассажирском кресле шаттла. Да, именно так выражаются военные: — «двадцать восемь минут», а не: — «полчаса» — как сказал бы какой-нибудь «шляпа» — то есть гражданский. И даже нисколько уже не удивительно, что Вацлав с Олегом оказались в шаттле на соседних местах.
Застегнув ремни безопасности, Вацлав наконец-то вздохнул с облегчением: путь через стыковочный модуль и шлюз в полной невесомости показал, что: во-первых, содержимое желудка, не оттягиваемое силой тяжести вниз, легко может оказаться в горле, а во-вторых, перемещаться в невесомости надо уметь. Вацлав даже подумал, что иметь дополнительную пару рук вместо бесполезных в невесомости ног — может действительно оказаться удобнее. Но сейчас все его неловкие кульбиты в невесомости — стыдно перед остальными пассажирами шаттла, которые все оказались к невесомости привычными, и спасибо Олегу за терпеливую и молчаливую помощь — были позади, и можно было расслабиться. Наконец-то. Вацлав вздохнул с искренним облегчением и уставился в иллюминатор.
За толстым бронестеклом был космос, и на этот раз он не собирался бешено вращаться. Звёзд было удивительно много! Фермер, живущий не в городе, где от смога и огней звёзд не видно, но под чистым распахнутым над просторными полями небом, Вацлав привык, что звезд много, но оказалось, что он даже не подозревал, сколько их на самом деле!
А родная планета отсюда смотрелась неким сказочным миром! Такая потрясающе красивая! Где-то там его ферма. Но грустить по брошенной совершенно без присмотра ферме Вацлав сейчас не мог: его целиком захватило величественное зрелище!
И главным номером этой программы был космический флот, уверенно и гордо плывущий над сказочным миром. Величественные ударные линкоры и баттлшипы. Хищные обводы фрегатов огневой поддержки и подавления. Авианосцы, похожие на летающие космические города неведомой цивилизации. Сверкающие огнями, отфыркивающиеся маневровыми, благосклонно принимающие внимание снующих вокруг них ботов технических служб. Стволы главных и вспомогательных калибров, ракетные установки, пусковые шахты. И росчерки маршевых выхлопов стремительных истребителей, что в красивом ровном строе облетали эскадру.
— Первый раз, да, — тихо не то спросил, не то констатировал Олег рядом. — Понимаю. Нам тут маневрировать часа два или больше: орбита, брат, это не поле. Так что наслаждайся. А я, пожалуй, в инфор повтыкаю.
Вацлав оглянулся на попутчика, но тот уже «втыкал в инфор»: глаза блуждали, рассматривая что-то, невидимое другим, зрачки светились красным: так это выглядит со стороны, когда лазеры инфора через хрусталики глаз рисуют виртуальную реальность прямо на сетчатку.
Тогда Вацлав снова уставился в иллюминатор, и с удивлением поймал себя на странной мысли: сейчас он больше не воспринимал себя самого, как отдельного человека, заблудившегося фермера. Удивительное дело: сейчас он вдруг осознал, что мыслит себя частичкой чего-то большого, всеобщего. Чего-то великого, как сам космос! Даже не крохотной частичкой, подхваченной Великой Силой, что вознесла человечество из каменных пещер в космические просторы, но частичкой этой самой Силы. Частью некоего великого порыва самой души человечества. Того порыва, того движения умов и сердец, которым человечество взяло в руки контроль над великими природными стихиями, взяло решительно и твёрдо, взяло — и шагнуло к звёздам!
И вот этот разговорчивый тип, Олег, что сидит рядом с ним, и с довольным видом «втыкает» в свой инфор — он тоже часть великой Силы. И все эти мужчины и женщины, что летят сейчас с ним в одном шаттле. И ещё больше таких же — обычных, простых людей, там — на кораблях флота. Пока философы, сидя в уютных креслах, рассуждают об идеалах, о высокой жертвенной любви, как высшем предназначении человека, все эти люди здесь вот так обыденно и просто заслонили собой хрупкий мир обжитых планет от алиенов — космических завоевателей и убийц. У этих военных людей нет личного времени — отсутствует, как понятие. Есть только время, свободное от боевого дежурства. Нет личных вещей. Есть тревожный вещмешок со сменой белья и средствами личной гигиены. Для них нет понятия «мирная жизнь». Есть понятия «нормальный уровень боеготовности», и есть «повышенная боеготовность». Такая вот обычная вещь — военная служба. Такая вот прикладная практическая философия возвышенной жертвенной любви. И теперь всё это — и его, Вацлава, жизнь.
Вчерашний фермер смотрел на корабли четвёртой ударной эскадры, и с каким-то особым умилением удивлялся, как легко и незаметно изменило его мировосприятие приобщение к обряду помочиться на автобусное колесо! Смотрел, и думал, что Олег прав: Традиция — это нечто, что больше любого из нас, это Сила! И никакая тут не заумная философия, а самая что ни на есть обычная правда жизни.
А ещё Вацлав был глубоко благодарен Олегу. Нет, не за множество мудрых советов, которые не факт, что пригодятся Вацлаву. А за то, как тот отнёсся к нему, Вацлаву: как к одному из своих.
