Благополучно выспавшись в «МОРГе», Вацлав, по пути из медчасти в штаб, всё гадал: правильно ли он поступает с этой модификацией? Ну, с заменой ног на дополнительную пару рук? Было у него какое-то смутное ощущение, что чего-то он не учёл. Какое-то смутное сомнение у него было. До сих пор на борту этого огромного корабля Вацлаву ни разу не попался человек с четырьмя руками. Оно, конечно, возможно предположить, что эти все — которые ему встречались — не относятся к «продвинутым челам». Ведь если судить по выставленному флегматичным доктором счёту, у рядового состава на такую операцию жалования явно не хватит. В конце концов Вацлав решил, что сейчас вот он на штабных офицеров посмотрит, и сомнения его развеются.

На этот раз дежурный был другой. Он, правда, тоже недовольным тоном поинтересовался, какого алиена Вацлав тут в гражданской одежде разгуливает, и, недослушав объяснений, любезно сообщил, где найти склад и интенданта. А потом потребовал коротко:

— Предписание!

— Вот, — Вацлав протянул серый прямоугольник пластмассы. Дежурный ловко просканировал его своим инфором, и тут же изменился в лице. Он стал быстро стучать пальцами по невидимым Вацлаву виртуальным экранам, явно отправляя кому-то сообщения, дверь перед Вацлавом открылась, и дежурный махнул рукой, буркнув:

— Проходи!

Вацлав мягко оттолкнулся от поручня, за который до сих пор держался, вцепившись обеими руками. Кстати, это не особо помогало. То есть сам Вацлав оставался на месте, но при этом почему-то ноги порывались куда-то уплыть, так что он вращался. Медленно, но неотвратимо. Теперь он, уже наученный некоторым опытом перемещений в невесомости, мягко, осторожно даже, оттолкнулся от поручня, метя в проход, и даже попал. В косяк. Сделал вид, что так и было задумано, перехватился, и аккуратно вплыл в соседнее помещение.

Внутри находились несколько офицеров, полулежащих в схожих с пилотскими ложементах, и явно погруженных в дополненную реальность. Судя по красным огонькам в глазах, и по жестам, вокруг каждого было открыто куча виртуальных окон. Вацлав, разумеется, этих виртуальных окон не видел. А больше всего ему было жаль, что ложементы скрывают ноги офицеров, так что не видно — ноги там, или дополнительная пара рук. Дежурный, кстати сказать, тоже ниже пояса был скрыт от глаз пультом.

Едва дверь за ним закрылась, взгляды всех присутствующих заинтересованно обратились к Вацлаву. И смотрели они на него почему-то настороженно, и вообще как-то не добро. Вацлав смутился, и сдавленно поздоровался:

— Здрасьте. Вацлав Бондски. Прибыл для… распределения к месту службы.

Офицеры удивлённо переглянулись.

— Почему по гражданке одет? — а Вацлав и не сомневался, каким будет первый вопрос.

— Формы нет.

— Где интенданта найти знаешь?

— Так точно. Первым делом, сказали — к вам сюда надо.

— Правильно сказали. Предписание?

— Вот. — Вацлав протянул предписание усатому дядьке. Дядька удивлённо переглянулся с другими офицерами, но предписание забрал.

— Так как, говоришь, твоё имя? — переспросил он.

— Бондски. Вацлав Бондски.

— И откуда же ты такой взялся, Вацлав? — поинтересовался другой офицер — лысый, с хитрым прищуром — сосед усатого.

— С Топурага, — честно признался Вацлав, совершенно не понимая, чего они так переглядываются. — Позавчера завербовался. Вчера прибыл на борт.

— Где скрывался? — нахмурился тут усатый.

— Я сюда вчера пришёл, так меня дежурный ваш прогнал, — заявил Вацлав, начиная уже закипать от всех этих их многозначительных переглядываний. Офицеры опять переглянулись. Лица у всех были очень удивлённые. Затем они все разом «ушли в виртуал» — пальцами шевелят в пространстве, как пауки лапками, глаза хаотично бегают по невидимым для других виртуальным экранам. И чего они там друг другу пишут в инфорах? Ишь, как пальцы мелькают по виртуальным клавиатурам. Раздражает!

— Верно! — воскликнул лысый, и почему-то многозначительно посмотрел на усатого. Тот под этим взглядом явно стушевался, и как-то смущенно поинтересовался у Вацлава:

— Ну, а был-то ты всё это время где?

— В «МОРГе», — сознался Вацлав, но видя, как вытянулось лицо усатого, поспешил уточнить: — в медчасти, в медицинском анализаторе лежал. — Тут лысый судорожно закашлялся, а усатый заулыбался.

— Значит, ты к нам служить пришёл? — спросил третий офицер — с проседью в короткой стрижке «ёжиком». Вацлава так и подмывало заявить: — «нет, я тут мимо проходил, посмотреть просто. Вы меня отпустите домой, я буду очень благодарен!» — но парень, конечно, сдержался.

— Я, вообще-то, не хотел бы навязываться… — сказал он, наконец. Лысый прыснул со смеху в кулак. Остальные опять принялись активно переглядываться.

— Ну, а что ты можешь? — поинтересовался седой, хитро прищурившись.

— Я же фермер! — заявил Вацлав, ни мало не смущаясь: — Я всё могу!

— Ну, тогда объясни, почему люки коммуникационных колодцев круглые? — спросил усатый. Вацлав почему-то решил, что над ним подшучивают, потому ответил так:

— Понятия не имею, но сдаётся мне, что какому-то городскому — это слово парень выделил с достойным истинного фермера лёгким пренебрежением — показалось проще на ватмане циркулем чиркнуть круг, чем по линейке многоугольник вычерчивать! Однако я так полагаю, что люди, любящие блеснуть остроумием, найдут убедительное обоснование любому решению.

— На самом деле, — протянул лысый с видом человека, повидавшего на своём веку множество круглых крышек на коммуникационных колодцах, — дело в том, что круглую крышку нельзя уронить в люк!

— Да ну? — искренне удивился Вацлав. — Так я вам вот что скажу: у нас на ферме четыре погреба: один прямо под домом, другой за цветником, ещё один в большом огороде, и один у четвёртого поля. И крышки там прямоугольные, потому что так строить проще. Проще в перекрытии организовать прямоугольную дырку, чем выкаблучиваться с выпиливанием кругляков. Так за всю историю фермы у нас ни разу прямоугольная крышка в погреб не падала! Я вам больше скажу: у соседей то же самое! Готов на спор: организуем опрос фермеров всего Топурага…

— Не надо, — хмыкнул седой.

— Будь крышки треугольные, остроумные люди заявили бы, что треугольные крышки проще переносить, — Вацлав всё же оставил последнее слово за собой, — схватил руками за два угла, и неси! А квадратные проще складировать. А пятиугольные…

Все, кроме седого, весело рассмеялись.

— Ну, хорошо. Скажи мне, что вот это такое? — спросил седой, сделав характерное движение пальцами — данные со своего инфора переслал. Инфор Вацлава сам собой активировался, и развернул перед парнем какой-то сложный график: волнообразная кривая соединяла россыпь каких-то отметок. Разумеется, угадать, что это такое, Вацлаву в жизнь бы не удалось, так что он ляпнул первое, что пришло в голову:

— Похоже на банальную теорему Котельникова.

Разумеется, там было что-то конкретное, и это что-то было из области, явно далёкой от фермерства, но ведь и к иллюстрации теоремы Котельникова эта картинка тоже подходила! Вацлав мельком подумал, что любой сложный график можно обозвать банальной иллюстрацией какой-нибудь из фундаментальных математических теорий. Ряды Фурье, например, или ещё что-нибудь. Седой хмыкнул, брови лысого удивлённо выгнулись, а усатый воскликнул:

— О! А как вообще у тебя с математикой?

— До сих пор плаваю в некоторых специальных разделах теории множеств, и теории математических полей, — честно признался Вацлав.

Ни в какую школу он никогда не ходил. Отец сам учил его всему, что полезно знать и уметь толковому фермеру. Насколько Вацлав помнил, началось всё с операторного исчисления, и первыми операторами были такие игровые понятия, как «поверни» — они с отцом играли в кубик Рубека, «переложи» — забавные головоломки со спичками, «вращение», «поток». А банальное сложение и вычитание вводились чуть позже, как частные случаи операторов. А интегральные вычисления он осваивал на грядках с укропом, и в цветнике. Правда, были и серьёзные занятия — дистанционные курсы, которые отец ему сам подбирал.

— Я прослушал курс профессора Рофрана, — решил добавить юный фермер.

— Того самого Рофрана?! — очень удивились все, кроме, пожалуй, седого. Тот вообще с самого начала оставался совершенно невозмутимым. Собственно, Вацлав был солидарен с седым, и честно не понимал, чему удивляются остальные. Ему как-то в голову никогда не приходило поинтересоваться, чего стоит его обучение его отцу.

— Так! И где же ты хотел бы у нас служить, молодой? — строго спросил седой.

— Э… я готов отправиться на какой-нибудь наблюдательный пост на дальнем астероиде…. только… по возможности, не очень что бы совсем уж дальнем, пожалуйста, — ответил Вацлав, подумав. Да просто он понятия не имел, куда тут у них можно проситься служить, а про пост на далёком астероиде Олег говорил, вот и… сказал, и замер, внутренне холодея — вдруг и в самом деле куда-нибудь в межзвёздные просторы на мёрзлый тёмный планетоид пошлют? Бррр!

— Так! У меня срочное совещание, а вы пока развлекайтесь, — заявил седой, и его ложемент закрылся.

* * *

Срочное совещание проходило в виртуальном пространстве: в космосе среди звёзд, над кораблями эскадры четвёртого флота. На этот раз присутствовали только двое: тот же генерал из отдела контрразведки генштаба, и капитан первого ранга, начальник разведки четвёртого флота.

— Здравия желаю, Сергей Филиппович, — поздоровался капитан первого ранга.

— Взаимно, Андрей Егорович, — отозвался генерал-майор. — Поймали, значит, диверсанта?

— Не поверите, товарищ генерал! Он сам пришёл.

— В смысле? Сдался?

— Никак нет. Представился по прибытию к месту несения службы!

— Эк! И кем же? Что, неужто в должности этого вашего молодого, у которого направление выкрали?

— Точно так!

— Ох! Наглые нынче диверсанты пошли, ты посмотри! В наше-то время, Андрей Егорович, такого безобразия не было!

— Да уж!

— И что, и что? Допросили?

— В самой мягкой форме. Со скрытым применением спецаппаратуры. Гнёт своё на голубом глазу! И ведь ни словом не соврал, зараза! Специальную подготовку не скрывал! Математическая подготовка, аналитический склад ума. Находчив. Психологически устойчив.

— О-очень интересно! Эх, мне бы взглянуть на голубчика!

— Представился как Вацлав Бокс… э… Бон-д-с-ки. Предъявил, не краснея, направление на совершенно чужое имя. Поинтересовался, куда мы его служить направим. Дескать, он готов на дальние астероиды.

— Ох, ты ж!

— Так точно!

— Ваши предположения, Сергей Филиппович?

— Версия с диверсией, полагаю, представляется маловероятной. Возможно, конечно, что парня используют вслепую…

— Это, конечно, хорошо, что диверсии не будет, но, знали бы Вы, Сергей Филиппович, какую замечательную информационную компанию на случай диверсии подготовили наши специалисты! Ночь не спали, вкалывали как алиены! Замечательно получилось! Эх, ладно — в следующий раз.

— Тфу, тфу, тфу!

— Личное дело смотрели?

— Так точно. Чистое дело. Но есть пара тёмных моментов.

— Так-так?

— Во-первых, взгляните-ка на его медицинскую карточку. Он вначале под своим настоящим именем завалил медицинскую комиссию на Топураге, а потом уж к нам пробрался по чужому документу…

— Завалил-то, дай угадаю, по линии психиатрии?

— Так точно. Да Вы взгляните, я переслал документ…

— Пути отхода подготовил, значит. Чуть что — он психически больной, и за себя не отвечает…

— При этом этот якобы дебил демонстрирует нам хорошую математическую подготовку.

— Где учился?

— Нигде. Я личное дело Вам переслал.

— Минуту. Вот так так! Да этот ваш «диверсант»… сирота! Сирота с Ханаямы! Усыновлён сразу после инцидента…

— Вы на личное дело его приёмного отца взгляните, товарищ генерал-майор контрразведки, — предложил начальник разведки четвёртого флота. Через долгих три минуты от генерала донеслось:

— Что за алиенщина!

— Тарабарщина из несуществующих иероглифов, — уточнил разведчик, — такое бывает, когда в несекретном документе попадается отсылка к какому-нибудь секретному делу. Тогда, что бы не секретить целиком весь несекретный документ, секретят отдельное слово или фразу.

— Это называется «вымарать», — отозвался крайне недовольным тоном генерал. — Я не первый день на службе, господин капитан первого ранга! — впрочем, генерал тут же сменил настроение на деланно добродушное: — Подколол, Андрей Егорович! Подколка засчитана! В этом личном деле кто-то не поленился «вымарать» каждое слово отдельно. Изменение уровня доступа к документу целиком требует явной модерации, и остаётся в логах. А тут не хотели привлекать внимания к делу. Потому отдельно вымарали каждое слово в личном деле фермера. И проделать такой фокус мог только кто-то из наших.

— Из бывших ваших, полагаю, — уточнил разведчик.

— Похоже на то. Похоже, кто-то перед уходом из конторы подчищал следы. Андрей Егорович, Вы не думали сменить ведомство?

— Благодарю, Сергей Филиппович, мне в разведке хорошо. Тут интереснее.

— Вот что, товарищ начальник разведки четвёртого флота! Доложите-ка мне свои соображения по вот такому вопросу: какова на данный момент наибольшая уязвимость нашего объединённого космического флота человечества вообще?

— Товарищ генерал! Вы в курсе: я считаю опасной уязвимостью современного человеческого общества свободу словоблудия! Любой шизофреник может высказывать любой бред, а толпа, прости Господи, блогеров — радостно раздувают слонов из мух! Наибольшей уязвимостью флота же считаю условия Центаврианского перемирия, и конкретно пакт об условиях создания объединённого космического флота! В частности, космофлот не имеет права вмешиваться в полит… ох, мать моя!

— Так точно! И желаю здравия вашей матушке!

— Предполагаете провокацию, и информационную атаку?

— В открывшихся обстоятельствах это естественное предположение, не находите? Если сепаратисты не могут противостоять нам в бою, для них естественно попытаться сыграть на наших внутренних противоречиях.

— К сожалению, у меня нет никаких предположений о целях противника, товарищ генерал.

— Так точно. Возможно, кто-то затеял большую игру…

— Полагаю, сейчас наш ход?

— Вот только мы понятия не имеем, чего от нас ждёт противник. Как вы тогда сказали, Андрей Егорович? Это должна быть какая-то краткосрочная акция? Значит, попытаемся затянуть время, и спутать противнику карты. Ваша задача: присмотрите пока за этим типчиком. Чего бы от нас не ожидал противник, он вряд ли ждёт, что мы ему подыграем, как считаете?

— Примем «диверсанта» к себе на службу? Как ни в чём не бывало?

— Ваша задача: присмотреть за этим молодым «фермером». А мои люди будут «копать».

— Присмотрю, Сергей Филиппович! Может, раз уж он сам на службу просится, отослать его на какой-нибудь далёкий астероид?

— Отставить! Слишком далеко. Кто там за ним присмотрит? Надо держать его не далеко, но и не близко.

— Фрегат?

— Слишком малочисленная команда. Все привыкли всё знать про каждого.

— Тогда броненосец. Оформим практикантом. И я, совершенно случайно, без всякого умысла, опечатаюсь в его фамилии.

— Не корите себя, Андрей Егорович! Фамилия сложная, не мудрено ошибиться. А имя…

— А от имени и отчества оставим только заглавные буквы.

— Годно! Компьютерный поиск не сможет отыскать в списках личного состава Вацлава Бондски. Тогда, до связи, Андрей Егорович!

— Конец связи, товарищ генерал!

* * *

— Ну что, развлекаетесь? — хмуро спросил довольно улыбающихся офицеров седой капитан первого ранга, когда крышка его ложемента убралась.

— Точно так! — доложил усатый. — Молодой выбирает место службы!

— И что выбрал?

— Так точно, — доложил Вацлав, — наблюдательный пост номер двенадцать-двадцать три!

— Полевой позывной «Затычка», — дополнил ответ ухмыляющийся лысый.

— Зато это в системе Топурага, — буркнул Вацлав.

— Ну и замечательно! — объявил начальник отдела разведки. — Значит, приписан ты будешь к броненосцу «Ярость отчаянных». В должности стажёра. Твой начальник — старшина Староев Ватуга Оглы. Смотри, сынок: ты старше в звании, значит, твой наставник будет первым здороваться, но он — старше в должности, как что ты будешь его слушаться во всём, что он скажет. Это понятно?

— Ага, — вздохнул Вацлав, расстроенный, что тихая служба на астероиде в родной системе отменяется.

— Я не понял, — очень тихо и очень холодно проговорил седой капитан первого ранга.

— Так точно! — быстро исправился Вацлав.

— Подойди-ка поближе, сынок, — по-отечески попросил седой. Вацлав осторожно оттолкнулся от ручки, на которой висел, и плавно подплыл к ложементу старшего офицера.

— Господа офицеры, вам всем есть чем заняться? — спросил седой, не сводя тяжёлого взгляда с Вацлава. Все молча закрылись в своих ложементах, только лысый буркнул: — Так точно!

— Вот что, сынок, — проникновенно начал седой, заглядывая Вацлаву в глаза, — я знаю, что офицер ты — не настоящий. Но мундир на тебе будет самый настоящий, офицерский. И если ты, сынок, честь мундира запятнаешь…. я тебя убью. Убью, сынок, и в космос выкину. Никто твоего тела никогда не найдёт, понимаешь? А по бумагам проведём как потерю в ближайших учениях. Ты меня хорошо понял, сынок?

— Так точно, — так же тихо проговорил Вацлав. Слова капитана первого ранга не напугали нашего фермера, он воспринял их как напутствие, как знак того, что его приняли. Вацлав подумал мимолётно, что примерно так, должно быть, в старину в рыцари посвящали, и с чувством добавил: — Спасибо! За доверие! Я не подвиду!

— Да уж ты постарайся, сынок, — проворчал седой: — Староев у нас человек заслуженный, знающий, а главное — понимающий. И быть бы ему давно офицером, но образования нет. Он, видишь ли, не желает тратить годы на учёбу. В смысле, на официальную учёбу в соответствующем заведении. Так-то он у нас… кхм… человек начитанный, скажем так. Продвинутый во всех отношениях. Вот, если с ним поладишь, то и не пропадёшь. Свободен! Стой! Смотри, по дороге где-нибудь не исчезни! И в МОРГ не попадай… пока. Свободен!

— Есть! — ответил Вацлав, и, оттолкнувшись ногой от поручня ложемента, попытался вылететь в открывшуюся дверь спиной, удерживая раскрытую ладонь у виска. Не попал. К счастью хоть успел-таки ухватиться за косяк, а не отлетел мячиком обратно, и со второй попытки всё же оказался в приёмной.

— Форму получи, шляпа! — буркнул ему дежурный. — Там есть форменные ботинки с магнитными подошвами.

— Так точно! — козырнул ему пролетающий мимо Вацлав.