Там же, примерно в то же время

Корабли четвёртого ударного флота мчались в мёртвой межзвёздной тьме, так, что комета рядом с ними показалась бы пешеходом, замершим на месте в виду проносящегося мимо спортивного болида. В эдаких местах — на границе меж звёздных систем — планетоидов водится больше, чем на орбитах звёзд. Просто здешние планеты разбросаны на больших расстояниях, скованны предвечным холодом, и зовутся «бродячими планетами». Лететь от одной из «бродяг» к соседней придётся несколько тысяч лет. Если не пользоваться гиперпрыжками.

Вацлав лениво размышлял об этом, и одновременно наслаждался ощущениями: как кожу ласкает лёгкий ветерок, солнышко греет, щекочет трава, на которой он лениво развалился. А вот какая-то букашка села на руку. Вацлав замер. Букашка, помедлив, поползла. Вацлав мужественно терпел щекотку. Он старался впитать в себя как можно полнее эти восхитительные, пьянящие ощущения, по которым так соскучился в походе. Жаль, что это вот всё вокруг — виртуальная реальность.

— Здравия желаю, — прозвучал насмешливо голос мичмана. Вацлав открыл глаза, и увидел фигуру Староева в разрисованных весёленькими цветочками трусах до колен. Кроме трусов, на мичмане ничего не было.

— Здравия желаю, — автоматически ответил Вацлав, садясь, и виновато моргая.

— Отдыхаете, товарищ лейтенант? — ехидно поинтересовался Оглы.

— Знания перевариваю, — попытался оправдаться Вацлав, и поднял из травы книгу. Он испытывал неприятное чувство стыда, за то, что мичман застал его в такой расслабленной позе.

— «Регламенты предварительного оперативного анализа боевых технологий инопланетных захватчиков», — прочитал неудобоваримое заглавие мичман, и удивился: — книга? Бумажная книга? В виртуальной реальности?

— Неудобно, конечно, — проворчал Вацлав, — что нет встроенной системы поиска, и не работают гиперссылки, но это что-то, что можно держать в руках. Так оно… — Вацлав замялся в попытке подобрать подходящее выражение, но мичман его прервал:

— Не хочешь поиграть с «девчонками»? — Оглы расплылся в ехидной улыбке, кивнув себе за плечо. Там парни и девушки в бикини увлечённо играли в пляжный волейбол. — Отлыниваете от планового мероприятия по психологической разгрузке личного состава, товарищ лейтенант?

— Отбыл положенный минимум «тимбтлдинга», — буркнул Вацлав, и показательно уткнулся в книгу. Глаза собрали подвернувшиеся буквы в какие-то слова. Слова те упали в глубины извилин мозга безо всякой, однако, реакции со стороны синапсов, которым переваривать ощущения ветерка на коже было интереснее. И глаза не стали настаивать, а перескочили к девичьим фигуркам, прыгающим по песку вслед за мячиком. Вацлав отдёрнул взгляд, и вернул его в книгу: поважнее есть дела у лейтенанта радиотехнической разведки, чем очередное извращение психологов.

— Иногда мне кажется, что мозги наших психологов не очень что бы выдерживают стартовые перегрузки, — согласился мичман с мыслями Вацлава. Мысли-то не хитрые, угадать легко.

— Чем этак вон, лучше бы вот так! — высказал Оглы, уже входя в ленивые волны прибоя, и с последними словами, фигура темнокожего человека спортивного сложения мгновенно сменилась фигурой фиолетового осьминога.

Выпендрёжник! Вацлав хмыкнул, и поддался внезапному порыву отомстить мичману за то, что тот застукал его отлынивающим от мероприятия: пасс пальцами, и под рукой появилась виртуальная клавиатура консоли управления виртуальной реальностью корабля. Раз уж из него делают военного разведчика, надо ж хоть в чём-то соответствовать? Пара команд, и волнение на море выросло на балл. Больше будет слишком заметно.

Пока Вацлав злорадно любовался, как фиолетовый осьминог неуклюже борется с прибоем, его глаза то и дело срывались к девичьим фигурками на пляже. Но воспоминание о том, что за девчачьими аватарками — нормальные парни, космофлотцы, снова и снова заставляло отдёргивать взгляд. Что, всё-таки, не так с этими психолухами? Тимбилдинг они придумали, алиен их потопчи! Превратить парней в девчонок! В бикини! И заставить прыгать за мячиком! Лучше вернуться к зубрёжке регламентов предварительного оперативного анализа.

Ученые же старались, выдумывали, расписывали вот, какие тактико-технические параметры инопланетных космических аппаратов в какой последовательности мерить, и к каким гипотезам о возможностях инопланетян следует отнести те или иные отклонения измеренных параметров от опорных значений. Надо бы уважить их труд, и дочитать книжку. А хорошо бы и зазубрить: в бою не до листания книжки будет.

Задачей первых боестолкновений будет успеть измерить, и успеть доложить. Собственно, того ради и вспарывают вековечные залежи межзвёздной пыли на самых дальних границах форштевни и кили боевых кораблей ударных флотов. Готовые умереть в скоротечном бою, что бы дать человечеству шанс.

* * *

От попыток почитать умную книжку Вацлава отвлёк зуммер вызова. Он ответил «принять», и виртуальный мир вокруг сменился: теперь Вацлав сидел «на марсе» — дополнительном наблюдательном пункте корабля — это небольшая рубка с прозрачным куполом на вершине наблюдательной башенки. Она пустует и во время вахт, и по боевому расписанию, поскольку всё управление и наблюдение опирается на показания приборов, а вовсе не надеется на остроту человеческих глаз. Этот же дополнительный наблюдательный пост предусмотрен конструкцией корабля на нештатный случай, когда может потребоваться визуальная ориентация по звёздам.

Вокруг был открытый космос, а рядом стоял, заложив руки за спину, задумчивый Андрей Егорович — капитан первого ранга, начальник отдела разведки, и его, Вацлава, непосредственный командир. Некоторое время они оба молча смотрели: начальник разведки — на звёзды, а Вацлав — на броненосец.

Компоновка космического корабля — штука незамысловатая. В любом случае есть двигатель, главной «деталью» которого является термоядерный реактор, и есть «полезная нагрузка» — собственно обитаемая и напичканная необходимым оборудованием часть корабля. И вполне естественно желание разнести эти две части подальше. Не очень уютно лететь куда-то далеко, сидя задницей на термоядерном реакторе, верно?

В гражданских космических судах используется сигарообразная компоновка: сзади двигатель, вперёд на длинной несущей ферме вынесена вся «полезная нагрузка». Разумеется, «двигатель» по размерам и по массе больше. Военный космический корабль — другое дело — здесь сигарообразная компоновка почти не встречается, двигателей, обычно, два, и сам корабль располагается между ними в одной плоскости.

Потому, что в бою корабль развёрнут к противнику бортом. Дело даже не в том, что с борта можно выставить больше орудий, нет. Дело в том, что в маневрировании относительно противника используется маршевый двигатель — он может работать на разгон прямо, а может работать на реверс. Двигатели системы ориентации вращают корабль в плоскости прицела, а маршевый двигатель рывком выводит корабль с линии вражеского огня.

А раз корабль в бою развёрнут к противнику бортом, то задача конструкторов — уменьшить силуэт корабля в прицеле противника. Поэтому корабль и все его части «сплющиваются» и вытягиваются вдоль линии бортового огня. Сам корабль при этом часто прячется за двигателем, орудийные палубы чуть выглядывают над и под двигателем. Потому и двигателя два — один будет подставлен под огонь — лучше потерять двигатель, чем корабль с пушками и командой.

У броненосцев немного не так: у них один двигатель, а вместо второго — броневой щит. Он так же как двигатель вынесен в сторону от корабля на несущих фермах. Иногда их называют «мачтами». Именно щит принимает на себя вражеский огонь, и пока щит не рассыпался — корабль в относительной безопасности, сохраняет ход, маневренность, и продолжает вести интенсивный огонь.

И тем ни менее, решает в бою не щит, и даже не маневренность и огневая мощь, а разведка поля боя, радиоэлектронная борьба, целеуказание и корректировка огня. Иными словами, побеждает тот, кто первым верно определил положение противника среди россыпи ложных целей. Вот, о радиотехнической разведке и средствах противодействия ей Вацлав и размышлял, разглядывая с наблюдательной башенки орудийную палубу. Там, кстати, кипела непонятная жизнь: стволы некоторых орудий то укладывались в походное положение, то спешно разворачивались в боевое.

— Я часто прихожу сюда в перерывах между своими вахтами, — прервал Андрей Егорович размышления Вацлава. — И знаешь, о чём я тут думаю? Я тут размышляю о вечном. Точно так! Обзор здесь такой — способствует настроению, и навевает думы о вечном.

Вацлав не нашёл, что на это ответить, и Андрей Егорович после короткой паузы продолжил:

— Вот тебе пример дум о вечном: мораль.

— А что «мораль»? — не понял Вацлав. Он недоумевал, зачем начальству понадобился этот странный разговор.

— А вот Платон, например, будучи древнегреческим философом, считал мораль чем-то абсолютным. С тех пор много чего утекло, эпохи миновали, и временами то те, то иные моральные ценности подвергались сомнению. Однако основные моральные принципы остались прежними. Те, что ещё древние люди вложили в свои древние религиозные доктрины.

— Вы о заповедях?

— О них. Вот, взять, к примеру, Библию. Написана ещё в медном веке. Это, сынок, тот век, что сразу за первобытно-пещерным каменным веком наступил. Ты знаешь, сынок, какая самая первая заповедь в Библии?

— Не убей? — Вацлав ляпнул наугад. Он, если честно, не помнил, в каком порядке заповеди перечислялись в Библии. И всё ещё не мог понять, куда командир ведёт разговор, и зачем вызвал его, Вацлава?

— Нет, это ты десять заповедей вспомнил, те, что Моисей на каменных скрижалях с горы принёс. Но в Библии есть заповеди древнее Моисеевой десятки. Вот, в самом начале, когда рассказывается, как Бог-Творец сотворил мир, там есть место: едва Творец сотворил первого человека, то, оглядев результат, изрёк первый завет. Не вспомнишь?

— Виноват, — сказал Вацлав, хотя виноватым себя не ощущал. Пока.

— Творец, сотворив первого человека, сказал: — «Нехорошо человеку быть одному!». И сотворил Еву. Теперь понимаешь?

— Сказано сильно, — согласился Вацлав, — а сделано и того сильнее: никаких тебе упрёков, типа: — «когда ж ты с девушкой познакомишься?», никаких сайтов знакомств или свиданий вслепую, а сразу — бац! — девушка по персональному заказу! Круто! Но я пока не понимаю, причём тут я?

— А вот, сынок, как раз ты-то и «при чём»! — заявил Андрей Егорович. — Как бы не была дорога межзвёздная связь, а флот регулярно предоставляет возможность личному составу отправлять видео сообщения близким! Угадай, сынок, кто единственный из всего личного состава эскадры ещё ни разу не зашёл в радиорубку в установленное время, весточку отправить, входящую почту проверить?

— Нету у меня родных, — Вацлав разом помрачнел.

— Не хорошо человеку быть одному! — напомнил капперранг древний завет. — Тебя как зовут, сынок? Не Маугли, случаем? Может, ты среди волков в лесу жил? Нет прямых родственников — что ж, так бывает. Но ведь есть друзья, соседи, может, дальние родственники? Нас человеками делает участие в нас других людей, и наша забота о дорогих нам людях. А без этого нет нам никакого смысла боевое дежурство нести! Смекаешь?

Вацлав ничего не ответил. Задумался. Варьку вспомнил, и старших Мицковичей. Нехорошо, в самом деле, исчезнуть вот так, и даже словом о себе не сообщить.

— Кхм! Кстати, — кашлянул в кулак Андрей Игоревич, — Плановый сеанс связи будет точно через тридцать две минуты. Связь у нас пока не квантовая, квантовая наша нужную для передачи видео полосу пропускную пока не держит, и используется только для экстренных сигналов оповещения и срочных приказов. Но гравитационная — это примерно в сорок тысяч раз быстрее света. Кхм! У меня всё. Свободен, сынок.

* * *

Вацлав отключился, и немного полежал в тишине и темноте личной капсулы. Отправить сообщение соседям — дело без сомнений правильное. Но что он им скажет? Чем дальше думал, тем больше испытывал стыда и вины. Тогда Вацлав выставил таймер — что бы сеанс связи не прозевать, снова подключился к виртуальной реальности корабля, и создал себе персональную виртуальную комнату. С зеркалом. Речь репетировать.

С первой попытки речь получилась похвальная. В том смысле, что Вацлав себя хвалил, и перед соседями хвастался. Особенно, конечно, перед Варькой. Вот ведь кто он теперь, Вацлав — военный человек, офицер технической разведки, несёт нелёгкие боевые дежурства в дальнем боевом походе! Потом прокрутил в зеркале воспроизведение — скривился — не понравилось. Перед кем он хвост распустил? Перед Мицковичами, которые его как облупленного знают? И чем хвастаться-то? Тем, что ферму бросил, улетел в далёкую даль, и даже весточку о себе не послал? Повиниться надо бы.

Вторая речь вышла извинительная: Вацлав признал, что повёл себя, что уж там, совсем по-скотски: напился, припёрся к военным — случайным, кстати говоря, военным, никакого отношения к гибели его отца не имеющим — устроил безобразную сцену. А на следующий день себя жалел, сопли распустил, руки опустил — и вон она как вывернулась, ситуация-то! Теперь вот летит он в мёртвой космической бездне незнамо куда, не известно на сколько. За всю свою глупость Вацлав просил прощения, каялся, и обещал больше никогда. В конец выступление скатилось уж в откровенные жалобы. Даже просматривать не стал — вытер виртуальным рукавом виртуальные сопли, и удалил запись!

На третью репетицию времени не хватило — сработал таймер, и Вацлав вернулся в реальность, быстро привёл себя в полный порядок согласно уставу, и поспешил к радиорубке. А уж когда очередь его подошла, о том, как он в кадре выглядит, и мысли не возникло — не до того было — время записи ограничено, за дверью ещё очередь, а перед мысленным взором соседи Мицковичи стояли, словно бы Вацлав к ним заскочил ненадолго.

К слову сказать, реальная запись, сделанная уже в радиорубке, как надо получилась: сдержанно рассказал о своём приключении, попросил прощение за то, что раньше о себе знать не дал, пообещал не пропадать, заверил, что не посрамит. При этом в военной форме держался уверенно, спокойно. Поблёскивали в кадре золотые значки в петлицах, звёзды на погонах. В общем, как надо всё получилось.