Планета Раксла-Кслаим, окресности вулкана Охтырдыж
Нельзя смотреть на небо. Нельзя смотреть на звёзды. Поднимать лицо к небу — значит рисковать привлечь к себе недобрый взор из бездны. Аренк прекрасно знал, что космос — это мёртвая бездна, наполненная лишь мраком и предвечным злом, в котором обитают космические чудовища. Да и как не знать, когда все взрослые ворчат об этом всю твою жизнь, с самого младенчества, и родной отец среди них — первый ворчун!
Арек лежал на спине, и смотрел на звёзды. Он вглядывался в бездну предвечного мёртвого мрака, и душу его, как обычно в такие часы, наполняло ощущение прикосновения к сказкам древним и жутким, скрывающим от беглого взора смертных великие тайны. Завораживает.
Вот, ползаешь весь день: то одно надо сделать, то другое, то взрослым надо помочь, то наоборот — малышам, то куда-то сбегать, что-то принести, то унести. Оглянуться не успеешь, как день прошёл. И оглянешься — серое всё вокруг, обычное, простое. А поздним вечером поднимешь глаза к звёздному небу — и покажется сразу, что всё вокруг совсем не так просто, как кажется днём, в суете дел. Вот же ужасные демоны, злобные порождения предвечного мрака — только голову поднять! Вот и чёрные пики Огненных Гор, что скрывают священные Пещеры Завета, вон и сизые дымы вулкана Охтырдыж тянутся к небесам, как и тысячу лет назад, скрывая от звёзд урочище, где «Последние» устроили свои схроны.
Стоит поднять открытые глаза к звёздам, и мир вокруг меняется. Оживают старинные легенды. И мнится потрясённому уму, что в жуткой бездне космической тьмы — своя потаённая жизнь. Далеко не такая простая, как представляют знакомые с детства страшные сказки. Завораживает.
Арек лежал на толстом одеяле из шерсти мурока, и считал звёзды. И не досчитывался! Недосчитывался всего одной, но самой важной. Как минимум час назад она должна была подняться над горизонтом, слишком быстрая, слишком живая среди недвижимых холодных огней вечности. Сейчас она должна была бы гореть во-он там! Но не поднялась. Не горит. Почему? А вторая должна появиться ближе к рассвету и сильно восточнее.
Звездочёт племени Последних, прабабушка Уна, учила, что именно быстрых звёзд следует бояться. Звездочёт должен считать бегущие среди холодных звёзд глаза демонов ночью, что бы днём, когда звезд не видно, точно предсказать, когда над горизонтом поднимается очередной злой глаз. Да. Ведь эти бегущие звёзды — глаза демонов космической бездны. От них следует скрываться всякому, кто хочет остаться в живых. Потому Последние и остались последними, что прочие попались демонам на глаза.
Вообще-то в Великих Тундрах целых три племени называют себя «Последние». Вот, было, говорят старики, когда-то давно, целых четыре племени «Выжившие» — и все их путали, и сами они путались. Однажды собрались их старейшины, и порешили сменить племенам имена. И стали племена: «Живущие», «Живые», «Живчики», и — у четвёртого старейшины, видать, с фантазией было то ли плохо, то ли слишком хорошо — «Немёртвые».
Вот и «Последние», сказывают старики, собрались однажды, и порешили поменять племенам имена. Долго думали, спорили, и смеялись над вариантами, но три приличных имени трём своим племенам придумать не смогли. Смогли только два. И тогда кто-то предложил, что бы одно из трёх племён осталось бы со старым именем: — «Последние». Так и порешили. И с тех пор есть в Великих Тундрах три племени: «Последние», «Последние», и «Последние», потому что каждый старейшина решил, что именно его племя оставит старое имя. А ещё раз собираться не стали, что бы совсем не рассориться.
Но Арек из Последних сейчас думал вовсе не об этом. Арек из Последних сейчас вглядывался в бездну космоса, и в душу его вползал холод и мрак, из-за исчезновения бегущей звезды. Старейшая среди Последних, Уна рассказывала, что раньше бегущих звёзд было больше. Во времена прадеда её прадеда бегущими звёздами небо было полно так, как кишит рыбой волна прибоя в дни нереста. Из века в век глаза демонов гаснут. И в день, когда погаснет последняя бегущая звезда, как гласит Завет предков: — кончится само время. Сам Арек застал над горизонтом только две бегущие звезды. И обе из ночи в ночь повторяли свой путь по небу с завидной точностью. И Арек принимал этот факт, как само собой разумеющееся. Бег двух бегущих звёзд казался ему вечным. И вот, вечность вдруг разом кончилась. И ничего вокруг не изменилось!
Юноша был совершенно уверен в том, что точно помнит Завет: — «А в час, когда последняя бегущая звезда погаснет — конец времени». И чем дольше он думал об этом, тем мрачнее казалась ему эта странная, туманная, и не логичная фраза: «конец времени». Что имелось в виду? У кого-то из старейших часы встанут? Или весь мир — весь, сколько его ни есть — замрёт, замёрзнет, словно скованный мёртвым льдом, и… всё?
Какой это, нафиг, завет? Завет — это когда что-то тебе наказываю предки, что-то вроде: — «не разводи костра на открытом месте, дабы не накликать беду», — есть чёткая рекомендация, чего делать нельзя. Или: — «…тогда лей воду в жерло Охтырдыж, дабы поднялся к проклятым небесам белый дым!» Ну, да — нифига не понятно: ни зачем этот белый дым, ни кому какая с того польза может быть — не понятно. Но хоть и странная, но рекомендация есть! А тут: «конец этому времени» — и всё?! А делать-то что? Бежать куда? Может, хотя бы, сходить на гору Завета, притащить камень потемнее прочих окрасом, и кинуть в море? Тоже толку никакого, но хотя бы выглядеть будет мистически.
Вот, не подымится к утру над горизонтом и вторая бегущая звезда — и что тогда? Выйдет старейшая Уна, ударами в свой старый ржавый чайник созовёт народ, и объявит всем: — «Всё, фиане, время кончилось!» — так что ли? И что дальше? «Всем спасибо, все свободны!»?! Хорошо бы. Но нет во всех Великих Тундрах племени под названием «Верящие в счастливый исход». Может, и были когда-то такие, да видать, не выжили, и даже памяти о себе не оставили. Так что, что бы ни загадали древние предки под фразой «конец времени», одно ясно: жди беды.
Сам же Аренк, чем дольше об этом думал глядя на полную звёзд бездну тьмы над головой, тем больше склонялся к мнению, что «конец времени» должен приоткрыть некие древние космические тайны…
— Аренк! — раздался вдруг грозный голос отца, словно демоническая труба, возвещающая вселенские беды: — Позор на мою голову! Где тебя носит! Сколько раз, бесстыжие твои глаза, сколько раз я должен повторять тебе простую мысль, что бы до тебя, наконец, дошло?! Нельзя смотреть на звёзды! Немедленно в схрон! Сию же минуту!
Аренк в страхе перед гневом отца подскочил, схватил в охапку одеяло из шерсти мурока, роняя звёздные таблицы, и, наполняясь чувством вины, которое тяжестью своей сгибало спину, склоняло голову, побрёл в схрон к отцу.
К счастью для Аренка, почти сразу за ним в схрон вошла старейшая Уна. Видать, трубный рёв отца разбудил старушку.
— Чего кричишь на ребёнка, словно раненый мурок? — сразу же набросилась она на отца.
Худенькая, словно высушенная солнцам, сгорбленная годами, морщинистая, словно… впрочем, вряд ли во всех Великих Тундрах отыщется нечто настолько же морщинистое. И при всём этом горячая, словно вскипевший чайник, подвижная, словно молодая невеста. И хитрая. Бесполезно подыскивать сравнение, ибо в мире точно нет никого близкого по хитрости! Полярные лисы? Ха! Да если бы те умели говорить, то лучшие из них, хвастаясь хитростью, наверняка бы сравнивали себя со старейшей Уна! Но главное — прабабушка Уна — добрая! Самая добрая во всех Великих Тундрах! И самая мудрая.
— Бабушка Уна! Не мешайте мне воспитывать сына! — попытался настоять на своём праве Шикики-Шижи. — Он должен запомнить, что смотреть на звёзды нельзя! Плохая примета! Это беду приглашать в свой схрон!
— Он мне помогал! — не раздумывая, заявила Уна, старый звездочёт клана. — У меня-то глаза совсем уже плохо видят. Мне звёзды не рассмотреть.
— У тебя есть ученик! — отрезал Ширики-Шижи, вождь племени «Последних», и отец Аренка.
Уна разом утратила решимость, и вместо блеска азарта в её глазах разлилась печать:
— Мой ученик… Хоки… — прошамкала она.
— Вот именно, — строго сказал вождь, — Хоки слишком засматривался на звёзды, и тем навлёк на себя несчастье! Теперь твой ученик — Чучип. Он зоркий, и осторожный.
— Чучип, — старушка встряхнулась, словно намокшая ворона, и грозно прокаркала: — Чучип вчера не досчитался бегущих звезд! Не путай осторожность с ленью, вождь! Мне нужна ещё пара молодых глаз! Что, если обе звезды пропали? Что если оба глаза демонов погасли?
— Хватит, бабушка! — попытался прекратить спор Ширики-Шижи. — Хватит нам одного звездочёта! Не хватало ещё всё племя собрать, и вместе пялиться в бездну! А мой сын — самый последний тебе помощник! Нет, не так! Мой сын совсем тебе не помощник! Так! Мой сын станет однажды вождём племени! И сейчас ему следует стараться соответствовать! И уж точно нельзя ему смотреть в проклятую бездну!
Аренк сник: этот аргумент отца был железным аргументом. Даже прабабушка Уна не найдёт, что возразить! Потому что тут возразить совершенно нечего!
— Ты прав, вождь! — закивала головой Уна, щурясь и улыбаясь хитрой своей улыбочкой. — Аренк твой достойный сын, и ты должен быть уверен, что уж мы с ним об этом помним лучше других. Ты утомился, вождь, должно быть. Тебе бы на горячие источники надо. Подлечил бы нервы, успокоил. И помылся бы.
— Я моюсь регулярно, бабушка! — отмахнулся отец, но как раз это было ошибкой — называть старейшую племени бабушкой. Надо было придерживаться официального тона. Официально он — вождь, и за ним последнее слово. А вот если Уна — бабушка, то он — внучек, и чьё слово тогда последнее? Правильно. Слово старшей в семье.
— И молодец, внучек, молодец, — закивала старушка, подходя ближе, и мягко беря вождя под локоток. Затем за тот же локоток развернула внука к себе спиной, и, охнув, заявила: — А за ушами-то! За ушами грязь! Сколько раз тебя бабушка учила уши мыть?
— Старейшина Уна! Ты разговариваешь со своим вождём! — спохватился отец, но было уже поздно.
— Шижи, милый мальчик, — напирала бабуся, — вот, как за ушами грязь отмоешь, так и будешь вождём! Не пристало вождю с грязными ушами ходить, внучек! Ай-ай! Вот, уже мнится тебе, будто я своего правнука в звездочёты учу! Взбредёт же такое в голову! Попросила старенькая бабушка правнука помочь, что же тут такого? Это всё нервы, внучек, нервы! Отправляйся завтра же на горячие источники! И нервы укрепишь, и за ушами отмоешь!
— Бабушка! — обиженно и растерянно отозвался Ширики-Шижи, но, сконфуженный, ушел к себе, оставит свою бабушку с её праправнуком.
— Ну, как, видел бегущую звезду? — тут же как ни в чём не бывало поинтересовалась Уна у правнука.
— Нет её нигде, — буркнул Аренк, всё ещё под впечатлением спора старших. — И что же теперь делать?
— Как что? — удивилась старая Уна, — Спать ложиться! Ложись, ложись! И я, старая, пойду к себе.
Аренк так и сделал — лег спать. А утром отец держал совет со старейшинами. Аренк случайно услышал часть их разговора — уж больно разошлись, голоса повысили! Ой, не к добру!
— Всё же ясно, как солнечный день! Закрыла космическая бездна злые глаза, значит, нечего теперь бояться! — громко настаивал отец, явно сердясь на упрямство стариков, не желающих принять простую истину. — В Завете ясно сказано: «конец времени»! Всяк разумеет: конец времени опасений, конец власти старых страшилок! И не нужны больше звездочёты! Совсем!
— И что же, по-твоему, теперь будет?
— Новое время теперь будет! — возвестил отец, разошедшийся пуще прежнего. — Конец старому времени — начало новому!
— Нет, юноша! — прикрикнул на него один из старейшин. — Конец времени означает конец покоя! Снова со звёзд спустятся ужасные кохи! Кохи-Пожиратели! Кохи-Разрушители!
— «Утративший веру в Завет погудит и себя и других!» — торжественно и грозно провозгласил другой старейшина. — Так начитаются Заветы! Это простая истина есть первейший из Заветов!
— Верен я Заветам предков! — возразил вождь. — Верую! Верую, что со звёзд приходят к нам болезни, неудачи. И что не следует дразнить звёзды. Смотреть на небо — плохая примета, это значит привечать беду! Это Завет! И я говорю вам: не будет больше никто считать звёзды! А что предлагаете вы?! Увеличить число звездочётов! Неслыхано!
— Всё серьёзно, вождь Шижи! — подала голос старейшая Уна, голос строгий и звонкий, по-свойски сокращая имя вождя. — Глаза в небесах погасли, потому что демоны спускаются сюда! Нам надлежит внимательно следить за небом, дабы не пропустить знаки Нашествия! Это вопрос выживания, Шижи! Вопрос выживания всех! К таким вещам нельзя относиться пренебрежительно! Уж вождь должен бы это понимать лучше прочих!
— Простите, старейшины, но что если ваш разум помутился от старости? — хмуро и довольно грубо возразил Ширики-Шижи, — Ведь такое бывает?
— Можешь не верить нам, — громко заявил первый старейшина, — но не смей подвергать сомнению Завет!
— Старики, бывает, выживают из ума, — спокойно сказала Уна, — но не все разом! Мы же единодушны!
— Ты вождь этого племени, — уже гораздо спокойнее заговорил первый советник, — и твоё слово в любом споре последнее. Таков Завет. Но мы, старейшины, можем решить, что племени нужен другой вождь. И это тоже Завет.
— Не доводи до беды! — воскликнул второй старейшина, непонятно к кому из спорящих обращаясь. Впрочем, возможно, к каждому.
— Будь по-вашему, упрямые старики! — почти прорычал Ширики-Шижи. — Из уважения к вашим сединам в этот раз я уступлю. Возьмите каждый по молодому фианину…
— Плохо! — прервала его Уна. — Даже у зоркого глаза устанут и не смогут смотреть всю ночь! Наблюдателей надо менять, и чем чаще, тем лучше.
— Так скольких вы хотите втянуть в безрассудное глазение на звёзды?! — возмутился вождь, теряя остатки терпения.
— И ещё надо выставить пару сильных мужчин у древних шлюзов, — продолжала Уна строгим учительским тоном, явно осуждая внука за то, что тот перебил старейшую. — Мы должны быть готовы пустить воду в жерло вулкана Охтырдыж! Таков Завет предков!
— Если вера твоя в Завет ослабла, — затянул второй старейшина торжественным речитативом, — если ты усомнился в Завете, ступай в священные пещеры предков! Мы, старейшие хранители Пути, откроем тебе тайные проходы! Ступай, и убедись!
— Я был там дважды! — взорвался Ширики-Шижи. — Ты и сам должен понимать, старик! То, что хранится в тех пещерах — прямая угроза всему нашему миру! Давно пора было уничтожить проклятые пещеры! Залить лавой вулкана Охтырдыж! Да поглотит огонь скверну!
— Как ты смеешь такое предлагать?! — воскликнул возмущённо первый старейшина.
— Ты слишком разгорячился, вождь! — поспешил вмешаться второй старейшина.
— Мы сделаем перерыв! — объявила Уна. — Мы все наговорили друг другу лишнего! Нам всем необходимо успокоиться. Вечером мы соберёмся снова, и решим окончательно!
— Решим, кто будет вождём «Последних», — довольно громко проворчал первый старейшина.
— Попробуйте, — рыкнул Ширики-Шижи, повернувшись к старикам спиной, и собираясь выйти вон, — никто из молодёжи не пойдёт за вами, старики!
— Он остынет и успокоится, — отчётливо проговорила Уна в спину уходящему вождю.
И тут Ширики-Шижи почти налетел на сына, застывшего в смущении от того, что стал свидетелем невиданного скандала.
— А, сынок! Тебя то я и ищу! — заявил Ширики-Шижи, хлопнув Аренка по плечцу. — Время пришло! Ты же помнишь?
— О чём, отец? — не понял Аренк.
— О твоей помолвке, глупый! — нахмурился недовольно Шижи. — Сговорено было много лун назад.
— Но почему прям сегодня?! — попытался воспротивиться Аренк, но под грозным взглядом отца сник.
— Хороший день! — завил ему отец строго. — Злые звёзды погасли, самое время начинать новую жизнь! — говорил он громче, чем нужно, явно желая, что бы слова эти услышал не только Аренк.
В путь молодого жениха собирали в полном соответствии с традициями. Собрали подарки, нагрузили молодых жилистых муроков. Сопровождать Аренка по традиции вызвались двое его друзей. Втроём им предстояло посетить племя «Скрывшихся в дымах», где Аренк должен выбрать себе невесту. Им предстоял путь в четверо суток.
— Отправляясь в путь, держись Заветов! — вождь напутствовал сына ритуальной фразой.
— Я помню Завет! — озвучил Аренк ритуальный ответ.
Ширики-Шижи запнулся, и невольно скривился — последняя фраза согласно ритуалу должна была звучать так: — «И следи за быстрыми звёздами в пути!». Но в свете недавнего скандала со старейшинами, в устах вождя эта фраза звучала двусмысленно: вроде как он признавал правоту старейшин, чего Ширики-Шижи делать не хотелось.
— И следи за быстрыми звёздами в пути! — всё же проворчал он, заканчивая свою часть ритуала.
Аренк поклонился вождю и старейшинам, выкрикнул заключительную ритуальную фразу прощания: — Простите меня, если что не так! — развернул своего мурока, и в сопровождении друзей выехал в путь.