1

— Спорим, через неделю Красавин пригласит меня на свидание? — внезапно сказала Лилька, моя однокурсница и соседка по общаге. Мы ехали с ней в клуб, чтобы отметить начало учебы.

— Да ради бога, — удивилась я. Красавин был альфа-самцом нашей группы, на девяносто процентов состоящей из девчонок.

— Он тебе что, не нравится? — с каким-то даже вызовом спросила Лилька.

— Ничего так, — ответила я без энтузиазма, решив не ссориться с соседкой в первый же день. — Красивенький…

— Да он отпадный! — с жаром воскликнула Лилька. На нас стали оглядываться люди в вагоне. Соседка немного умерила децибелы. — Ты просто завидуешь, потому что на тебя он даже не посмотрел сегодня ни разу. А на меня все время оборачивался на парах!

Я не стала отпираться, зная, что это бесполезно. Такие люди, как Лилька, если что вобьют себе в голову… замаешься выковыривать.

Красавин действительно привлекал внимание с первого взгляда — высокий, подкачанный, смазливый… и пустой. Богатенький сынок, золотая молодежь — ничего интересного для умной девушки с чувством собственного достоинства. Поэтому второго взгляда, как по мне, он не заслуживал. А так как я гордилась своим умением разбираться в людях, потому и на психологию пошла, — тему альфа-самца пятой группы первого курса психфака закрыла для себя сразу же. Тем более что быстро нашла значительно более интересный объект — преподавателя возрастной психологии. Ах, Андрей Владимирович! Он такой утонченный и при этом симпатичный, а еще — умный. Сразу видно, что у него с внутренней жизнью все нормально. А Красавин только позирует перед девчонками, ничего настоящего в нем нет. Пусть Лилька за ним побегает…

Я немного нервничала, потому что это был мой первый визит в клуб в большом городе. На учебу я приехала из провинции, родной городишко — совершенно заштатный и в плане развлечений никакой. К тому же последние пару лет не до развлечений было, готовилась к поступлению. Ну вот мечта исполнилась, я учусь в Питере… пора немного развеяться. Заслужила.

Первое, что я заметила в клубе, — там ШУМНО. Музыка ударила по ушам еще на пороге.

Во-вторых — тесно. Танцпол забит, у стойки бара практически нет мест. Мы с Лилькой пробились сквозь танцующих и забрались на высокие табуреты, потеснив какого-то мужика в шляпе. Взяли по коктейлю «Секс на пляже» (названием соблазнились, ясное дело), Лилька выдула его чуть не залпом, а я тянула потихоньку, глазея на окружающих. Было темно, стробоскоп периодически выдавал сноп света, и помещение вновь погружалось во тьму, пересекаемую тонюсенькими лазерными лучами. Среди них в ритме музыки метались тени.

Пока что я чувствовала себя здесь не очень уютно. Какие там ночные клубы, я и в Петербурге раньше не бывала. Мы с Лилькой не решались выйти на танцпол, поэтому принялись обсуждать публику. Она выдула и второй коктейль, чтобы набраться храбрости. Быстро обмыв косточки всем интересным парням на танцполе, мы переключились на отплясывающих девиц.

Эта девчонка привлекла мое внимание почти сразу. Она приковывала к себе взгляды всех в клубе, не только мой. Я невольно позавидовала ее раскованности и свободной пластике движений. Девчонка самозабвенно танцевала, вокруг нее образовался кружок восхищенных парней. Эх, я так не умею! Общая энергетика у нее была такой, что не хочешь, а залюбуешься. Даже вроде не особенно красивая, но офигенно сексуальная. Представляю, как на нее парни должны западать, если даже я ощущаю исходящие от нее флюиды… И взгляд — ух, что за взгляд! Девушка как раз повернулась и посмотрела мне прямо в глаза. У меня аж мурашки по спине побежали. Вот это внутренняя свобода, это я понимаю! Она явно может позволить себе что угодно. Раскрепощенность на грани разврата…

Пританцовывая и откровенно покачивая бедрами, девушка направилась к бару. Она стреляла глазками туда и сюда, и возле стойки уже зашевелились парни, готовые предложить ей выпить, как только она окажется рядом. Роковая женщина через несколько лет будет!

А роковая женщина лет восемнадцати-девятнадцати вдруг очутилась возле меня. Я как раз слезла с высокого табурета, чтобы пойти в туалет, но она ткнулась бюстом мне прямо в грудь, и глаза ее сверкнули странным желто-алым огнем. Подарок покойной бабули, старинный медальон, который я всегда ношу, нагрелся, почти обжигая кожу. Что это с ним? Отступать было некуда: я упиралась спиной в барный стул.

— Чую знакомую кровь, — наклоняясь ко мне, сказала девушка. — Дщерь Марбаса!

В зрачках ее плавился жидкий огонь, вся она была невообразимо соблазнительной, я даже немного засомневалась в собственной ориентации. Тоненькая, но с роскошной грудью и широкими бедрами, а главное — призыв в глазах. Чего ей надо?

— Ты подходишь! — выдохнула соблазнительница. — Интересно попробовать принцессу…

Накрашенные ярко-алой помадой губы раздвинулись, розовый язычок хищно высунулся. Неожиданно она прильнула ко мне и впилась губами в мои губы. Упс!

Парни вокруг заулюлюкали, кто-то зааплодировал, кто-то смачно выругался. А меня словно разряд молнии прошил — странные ощущения разошлись от вспыхнувших жаром губ вниз по всему телу. Девчонка отскочила, а я распахнула глаза, вдруг ощущая непонятную жажду.

Все как-то изменилось: огни стали ярче, силуэты четче, звуки громче. Я провела ладонями по телу, словно проверяя, какое оно на ощупь, будто раньше этого не знала. Меня распирало несвойственное мне желание танцевать, двигаться, качать бедрами и грудью, чтобы привлекать мужчин. Кожей я ощутила их жадные, ищущие взгляды — все внимание переключилось на меня. Через плечо посмотрела на девчонку, сжавшуюся у стойки. Как она могла производить впечатление? Совершенно обычная, никому не интересная, растерянная, испуганная, недоуменно оглядывается… Выкинуть из памяти — и рвануть на танцпол, навстречу драйву, энергии, соблазну!

Теперь я танцевала в самом центре, и все пялились только на меня. Они и должны! Ведь я невообразимо сексуальная — и хочу найти себе подходящего мужчину, чтобы слиться с ним в потрясающем экстазе. Жадным взглядом я оглядывала столпившихся вокруг парней.

Тихий внутренний голос, какая-то далекая, маленькая частичка меня с удивлением наблюдала за моими действиями. У той соблазнительницы наркота на губах была какая-то? Что это меня вдруг так расколбасило? Я никогда не вела себя так… будем смотреть правде в глаза: развратно.

Но потом волна ощущений захлестнула эту рассудительную частичку, затопила — и я обо всем забыла, подчинившись странным импульсам.

 

2

Проснулась я от настойчивого писка телефона. Приоткрыв один глаз, бросила ленивый взгляд на окно. Уже утро, но, судя по мягкому рассеянному свету — совсем раннее, солнце только взошло, отблески зари еще играют на стеклах дома напротив. Ну и кому же пришло в голову прислать СМС в такую рань?!

Не поворачивая головы, я нащупала телефон на полу возле кровати. Номер незнакомый, ошиблись, что ли? Зевнув, я все-таки открыла сообщение — и обалдела. «Не могу заснуть, моя дикая кошка, думаю о тебе! Мечтаю о новой, еще более бурной ночи!» И дальше — какие-то маловразумительные знаки, свидетельствующие то ли о психическом нездоровье адресанта, то ли о силе обуревающих его чувств. Или и то и другое. Потому что не мог же незнакомый парень писать такое, верно? Я с незнакомцами в интимные отношения не вступаю, а тут… Подождите, подождите, что все это значит? Я что, этой ночью… с кем-то?..

Пока мысль додумывалась, я безотчетно облизнулась и затем сладко потянулась, разминая мышцы. Да так, что самой стало ясно: ночь была, и была бурной.

Но как я ухитрилась с кем-то… короче, это самое — и быть не в курсе?!

По-прежнему недоумевая, я подскочила, ощущая, как бурлит в теле энергия, переполняет и выплескивается. А ведь наверняка я спала не больше пары часов. Сколько сейчас? Часов семь, мамочки, чего это меня выкинуло из кровати на час раньше звонка будильника? И чем это я занимаюсь?!

Будто со стороны, я наблюдала, как делаю вещи, мне абсолютно несвойственные. Поднявшись ни свет ни заря, хотя обычно сплю до победного, я умылась и села за соседкин стол. Сама Лилька еще спала. Я взяла Лилькино зеркало, ее косметический набор и принялась наводить марафет. Я — и крашусь, да еще трачу на это драгоценное утреннее время, которое можно было отдать сну?! Что со мной? Я и так хороша, зачем мне краситься, кожу портить косметикой?

Однако стоит признаться: выходило весьма и весьма. Уж не знаю, что со мной случилось ночью, но я очень умело наносила на лицо макияж. Из круглого зеркала на меня смотрела хищная и прекрасная леди. Совсем молодая. Возможно даже — та самая дикая кошка из эсэмэски неизвестного ночного партнера. Хм, уж не визажистом ли он был? А ночь мы потратили на то, чтобы научить меня краситься? Я с удовольствием оглядела результат. Отбросив зеркало, вскочила и закружилась по комнате, переполненная энергией. Тело будто наполняли пузырьки газа — хотелось летать, петь, танцевать — и чтобы обязательно на меня глядели мужчины. Не таю чтобы восхищенно глазели, ощупывали жадными глазами мое великолепное тело, чтобы я чувствовала их горячие сильные руки на себе — чтобы тело отзывалось и пело, чтобы я сама…

— Анька, ты чего спать мешаешь? — Лилька душераздирающе зевнула. — Сколько времени?

— Не знаю, — отозвалась я, протанцевав через комнату. Странные желания одолевали меня. — Ты не помнишь вчера какого-нибудь Петю? Прислал эсэмэску, а я…

Лилька распахнула глаза и резко села в кровати.

— Что, всего один прислал СМС? — язвительно спросила она. Сон с нее слетел, как и одеяло. — После того что ты вчера вытворяла, Котова, звонки и эсэмэски должны так и сыпаться! Как листья с дерева осенью!

— О чем ты? — не поняла я. И при этом ощутила внутри неожиданное довольство, как будто я была объевшимся сметаны котом. Перед которым еще миску жареных мышей поставили.

— Так ты не помнишь? — соседка явно не верила. Она спустила ноги на пол. — Правильно говорят, что в тихом омуте черти водятся. Ты так зажигала вчера! Парни тебя просто обступили. Чуть не дрались! С тобой всегда так, когда выпьешь?

«Да ну, первый раз», — хотела сказать я, но с языка сорвалось:

— Почему — когда выпью? Любого возьму, когда захочу!

Лилька босыми ногами прошлепала к подоконнику, где стоял электрический чайник, и налила себе воды. При этих словах ее глаза сузились.

— Красавина не тронь! — прошипела она.

«Да нужен мне твой Красавин», — фыркнула я.

Вернее, только подумала, а произнесла нечто обратное:

— А что, надо попробовать!

Открыв шкаф, я стала перебирать одежду. Какой бедный, прямо-таки ничтожный выбор! Как можно жить, имея всего пару платьев и одну юбку? Да еще таких, которые колени прикрывают! Так не пойдет. Решительным движением, откуда и силы взялись, я оторвала нижние оборки с летнего платья. Скользнула в него — фасон изменился, теперь это было не романтичное безобразие, а призывно короткое, едва прикрывающее ягодицы нечто. Я покрутилась перед зеркалом на дверце шкафа, донельзя собой довольная. Хотела было снять медальон — очень уж он старомодный, — но, подумав, оставила, он хорошо лежал в ямке между грудями, подчеркивая округлости.

Лилька наблюдала за мной, совершенно остолбеневшая.

— Только попробуй, Котова… — угрожающе начала она.

Я взяла и босоножки на высоких каблуках, которые купила на случай, если вдруг пойду на свидание и захочется выглядеть сногсшибательно. На самом деле я собиралась усиленно учиться, но мало ли… Теперь случай настал, и я действительно выглядела отпадно, особенно с новым макияжем и в опасно коротком платье. Прошлая я в таком не решилась бы выйти на улицу, во всяком случае, без надежной охраны. А сейчас, схватив Лилькину маленькую сумочку, которую соседка одолжила мне вчера на вечер, я выпорхнула из комнаты, послав обалдевшей однокурснице воздушный поцелуй.

Увидимся на лекциях!

 

3

Я ездила на учебу в автобусе. С утра в транспорт набивалась куча народу, что раздражало. Но сегодня переполненный автобус вызывал непонятное возбуждение. Взгляд непроизвольно задерживался на мужчинах, перебегал с одного на другого, оценивал, впитывал исходящие от них токи. Я буквально кожей ощущала их внимание, их жажду — да, они тоже смотрели на меня, и как! В любое другое время от подобных взглядов мне стало бы чертовски неуютно, а сейчас я только наслаждалась. Впрочем, внимание быстро наскучило: мужчины со мной ехали какие-то не те. Или школьники-студенты, человеческие мальки, неоперившиеся самцы, не раскрывшие еще мужского потенциала. Или — уже не раскрывшие: слабые, мелкие, неудачники, сдавшиеся — энергетически вялые, так, на один укус, пососать и выбросить. Нет, не здесь надо начинать охоту, здесь я крупного зверя не найду.

На факультете я жадно осматривалась. Кругом одни студенты… впрочем, попадаются довольно аппетитные. Но серьезно я о них не думала: знала, кого хочу. Первая лекция сегодня — возрастная психология, которую читает Андрей Владимирович, и начать я планировала с него.

Что-то внутри возмутилось: начать что?! Ответа не было, ведь я знала что. Вернее, нет, не знала. То есть знала, но не я… а кто?

Мысленная сумятица была слабой, где-то в глубине, и совершенно не мешала действовать; я уже шагала по этажу к большой аудитории.

До лекции оставалось еще двадцать минут, народу в помещении немного, сокурсники входили и выходили, рассаживались за спускающимися амфитеатром партами, болтали. Навстречу мне из аудитории шел — легок на помине — Антон Красавин. Расслабленной походкой он двигался в сопровождении двух девиц из параллельной группы — около него вечно ошивались какие-то ярко накрашенные и все равно до смешного невыразительные кобылы. Он что-то им говорил, те глупо хихикали, как и полагается девицам на подпевке… И тут он увидел меня.

Не то чтобы он остолбенел, как Лилька, нет, Красавин еще пока не разглядел полноту моего преображения, в коридоре было темновато. На лице появилось сомнение: он ведь привык не считать меня той, на кого стоит обращать внимание.

Я перла напролом, мы должны были столкнуться в дверях. Он, конечно, не собирался уступать дорогу. Было бы кому, ха! — так и читалось в его глазах. Девицы сообразили быстрее, что что-то не так: я не остановилась, скромно потупив взор, при приближении короля, наоборот, расправила плечи и чуть усилила мах бедром.

«Король» группы приближался, и с каждым шагом сомнение на лице усиливалось, и дело было не только в том, что я не убиралась с дороги. Что-то не так было со мной: походка, наряд, манера держать себя… У порога он споткнулся — ровно там, где я и рассчитывала. Ровно в тот момент, когда я вплывала в аудиторию.

Девицы бросились ко мне, может, хотели сделать подсечку, чтобы убрать препятствие с дороги объекта обожания? Просто вытолкать? Им хватило одного моего взгляда. (Почему ничего такого не случалось раньше?) — они отлетели, как кегли, оставив Антона одного.

— Котова! — воскликнул тот непроизвольно.

Я легонько ударила его в живот:

— Меньше пива лакай, брюшко нарастает.

Как я и полагала, пресса — никакого, Антон согнулся чуть не вдвое.

Уж так получилось, что в этот момент на нас посмотрели все. Красавин, непровозглашенный, но признанный король, склонился передо мной, входящей в аудиторию.

Красавин перехватил мою руку:

— Ты чего?

Растерянность на его лице читалась большими буквами, он действовал скорее на автомате, чем осознанно. Ну ладно, включи уже мозги! То есть то место, которое мужчинам заменяет мозг…

И тогда я на него посмотрела. Оценивающе так, с головы до ног. Задержала взгляд на обтянутом дорогими джинсами хозяйстве. И бросила ему сумочку:

— Держи!

Реакция у мужчин в этом плане хорошая: сначала ловят, потом думают. Красавин поймал мой клатч:

— Что мне с этим делать?

— Неси за мной, — велела я. Шагнула вплотную, положила ему ладонь на грудь, обвила его одной ногой. Аудитория еле слышно вздохнула. — Сделаешь мне массаж ног, мальчик.

Я направилась по ступенькам на свое обычное место в пятом ряду, напротив кафедры. Красавин остался стоять, хватая воздух ртом. Уж не знаю, что со мной произошло, но даже в новой системе оценки «король» не произвел на меня впечатления. Такого, как он, можно использовать только в крайнем случае, большая часть его энергии уходит в «павлиний хвост» — то есть чтобы выглядеть крутым. В постели он должен быть груб и чересчур быстр, короче, ничего интересного, ни себе, ни девушке.

Красавину предстояло решить, идти ли за мной или же презреть очевидные намеки. Мне его решение, если честно, было по барабану: в аудиторию вошел преподаватель возрастной психологии.

Нет, не зря я его еще раньше выбрала! Какой мужчина! Как спелый персик — только укуси, то есть поцелуй, и сладкий сок так и брызнет в рот, потечет по пальцам и подбородку… Я представила, как приближаю лицо к его лицу, пью его дыхание, ласкаю языком ямочку над верхней губой… Андрей Владимирович что-то говорил, но я не слышала, погрузившись в фантазии, плавая в них, как в ванне с теплой водой.

И не заметила, как рядом сел Красавин. Только когда он прижался плечом и положил ладонь мне на бедро, я осознала, что не одна.

Я понимала, что поставила однокурсника в нелепое положение, вела себя с ним как с поклонником — с ним, королем группы. Я, аутсайдер.

Однако же мой преображенный вид привлек всеобщее внимание, Красавин не мог не отметить, что на меня все пялились, и даже когда началась лекция, немногочисленные парни нашего потока оборачивались, чтобы поглазеть. Ко мне, а не к нему были прикованы все взоры в аудитории. Девчонки тоже косились. Андрей Владимирович и тот бросал в мою сторону недоуменные взгляды, то ли не узнавал, то ли следовал общему направлению внимания.

То есть как бы получалось, что Красавин ничего не терял, добиваясь моего внимания. И в некотором роде, если он меня получит, то только повысит статус альфа-самца в группе.

Прилетела записка: «Котова, айда в клубешник вечером?» Подписи не было, но судя по тому, как вытягивал шею наш спортсмен Никита, соперничающий с Красавиным совершенством фигуры, это от него.

И тут же Рогов с верхней парты зашептал в голос:

— Анна, что за дивная метаморфоза? Ты открыла мне глаза на новую сторону своей природы! Может, обсудим это за бокалом вина в хорошем ресторане?

Рогов был внешне непримечательным умником, однако за ним в универ приезжала такая машина, что даже Красавин бледнел от зависти.

Два основных соперника сделали первый шаг, и Антон Красавин не мог остаться позади, поэтому его ладонь пошла выше, приближаясь к тому, что весьма условно можно было назвать юбкой. Мило улыбнувшись Красавину, я отодвинулась, чтобы удобнее положить ноги ему на колени.

— Массаж ступней, пожалуйста. — И сбросила босоножки.

При этом послала воздушный поцелуй Никите и мурлыкнула Рогову:

— А ты умеешь водить, Рогов? Свидетели мне не нужны…

— Научусь! — тут же поклялся он.

Сидящая ниже Лилька постоянно оборачивалась, чтобы бросить на меня угрожающий взгляд. Не стоило ссориться с соседкой, сдался мне этот Красавин! Но сегодня голос разума не оказывал никакого влияния, меня несло, и ничего нельзя было с этим наваждением поделать.

Краем сознания я понимала, что не короткое платье и вызывающие манеры привлекли внимание мужской части курса. Было что-то еще во мне, чего не было раньше. И этому новому было решительно наплевать на взгляды Лильки и на то, что мне с ней жить в одной комнате. Оно требовало мужского внимания — и все тут!

Пока я кокетничала с Роговым и строила глазки Никите, а Красавин неумело делал массаж ног, лекция кончилась.

— Подожди в коридоре, — сказала я Красавину и присоединилась к облепившим преподавателя студенткам. Вернее, встала сзади, дожидаясь, когда схлынут эти никчемные девицы. Как они смеют занимать мужчину, на которого я имею виды? А ну брысь!

Похоже, внутренний возглас каким-то путем достиг внутреннего же слуха однокурсниц — неприязненно косясь на меня, они одна за другой расходились, пока не осталась последняя. Андрей Владимирович объяснял ей что-то, а она медленно пятилась к выходу из аудитории, бледнея: я строила ей зверские рожи из-за спины преподавателя.

— Вы что-то хотели, Анна? — Мой мужчина собирал записи со стола и аккуратно складывал в желтый кожаный портфель.

Самой мне никогда не пришло бы в голову нечто подобное — это сопровождалось бы грохотом костей — да и вообще, что за бред, залезать на стол, чтобы соблазнить кого-то! Что в этом соблазнительного? Однако то новое, что появилось ночью и заставило меня подскочить ни свет ни заря, укоротить платье и охотиться за мужчинами, также заставило меня легко вспрыгнуть на стол и сесть в вызывающей позе — свободно и совершенно бесшумно. Андрей Владимирович поднял брови. Руки, как раз уложившие последний карандаш, замерли, держа портфель.

Дальним уголком сознания я понимала, что делаю что-то бесстыдное и просто неразумное. Но когда Андрей Владимирович повернулся и взглянул на меня своими глубокими темными глазами, бархатными, как у газели, все возражения вылетели из головы. Оказывается, эти высокие университетские столы — чертовски удобная штука, как я раньше не подумала! Наши лица оказались на одном уровне. Недоумение в его взгляде постепенно сменялось желанием — я отлично знала этот взгляд! («Хм, откуда бы?» — скептически спросил внутренний голос, но тихо и где-то совсем уж внутри).

Он мой, возликовала я. Все смешалось: и жажда мужчины, и нежность к высокому и худому и потому немного нескладному преподавателю, и удивление от собственных действий, и упоение от возникшего между нами возбуждения. Я позволила себе насладиться этим кратким моментом — когда сдерживаешься, то желание нарастает, все в тебе уже бурлит, даже взгляд обжигает!

И затем без лишних слов я впилась в него губами. Наше дыхание смешалось. Я жадно ощупывала языком его плотно сжатые губы, и он быстро уступил. Я скользнула внутрь, затем чуть отодвинулась и поводила кончиком языка по его еще твердым губам, неподвижному языку. Дыхание Андрея Владимировича стало чаще, рот смягчился, теперь он отвечал на мой поцелуй, хотя и не так страстно, как хотелось.

А внутри меня все и правда бурлило, как будто там вскипел целый котел воды. Кажется, от меня даже пар пошел. Я не могла себя контролировать (да что же это такое происходит?!) — закинула руки преподавателю на шею, прижимаясь к нему грудью, спустила ноги со стола, придвинулась животом к его…

Эээ…

Портфель. Черт! Одной рукой, не прерывая жаркого поцелуя — мы аж дымились, — я дернула дурацкий портфель, чтобы отшвырнуть последнюю преграду между нами.

Портфель не сдвинулся. Это еще почему?! Животом я ощутила, как напряглись на ручке пальцы моего мужчины. Что, протест? Сопротивление?

Возмущение было так велико — мне никогда никто не сопротивлялся! — что от неожиданности я снизила напор. Андрей Владимирович портфелем, как щитом, немного отодвинул меня, с трудом оторвался от моего ищущего рта. Лицо его было бледным.

— Анна, прекратите… — выдавил он. — Я женат…

— Какое это имеет значение, — простонала я, изнемогая.

Видно было, как боролись в нем желание и верность. О, я чуяла, как он горит, как он хочет меня! Пользуясь моментом сомнений и слабости, я соскочила со стола, обходя чертов портфель, и приникла к мистеру Вайнеру сбоку. Руки мои скользнули под пиджак, лаская сквозь рубашку его спину и грудь, спускаясь ниже. Не терять темп! Я хочу его прямо сейчас, иначе… какой голод, какая жажда — они сгрызут меня изнутри! Мне нужен мужчина, и немедленно.

Но Андрей Владимирович стоял столбом, больше не отвечая на ласки. Его била крупная дрожь, я чувствовала, что он меня хочет, все его существо отвечает на зов… и, однако же, он не поддавался. Вцепился в ручку портфеля и комкал ее. Чертова кожгалантерея! Я вновь схватила портфель и дернула на себя.

Кажется, Андрей Владимирович почувствовал, что его бастион сейчас рухнет, — бледность сменилась краснотой, пальцы сжались сильнее.

Однако я больше не пыталась вырвать его «щит» — это был обманный маневр. Преподаватель, вцепившийся в портфель, как в спасательный круг, чуть не упал на меня. Что и требовалось! Я тут же снова впилась в него губами. Держать контакт, остальное дело техники… мои ладони легли на его бока и скользнули к ремню брюк, ловко огибая портфель. Я приподняла согнутую ногу и завела колено ему между ног, все выше, пока не уперлась…

Он дернулся, как от удара током, отстранился всем телом, судорожно втянув воздух.

— Анна, хватит! — умоляющим шепотом произнес он. — Я люблю жену и не хочу…

— Возьмите меня, ну! — велела я в ответ и не узнала собственного голоса, таким хриплым и страстным он был. Сколько можно сопротивляться? Мне нужен мужчина, я голодна! Не в силах больше сдерживаться, я нащупала пряжку его ремня.

Андрей Владимирович попятился к выходу, я — за ним, пытаясь расстегнуть ремень. А он прижимал портфель к животу, загораживаясь и мешая. С трудом я вытянула кончик ремня из пряжки. Андрей Владимирович уперся спиной в закрытую дверь. А я уперлась в него. Прижалась высоко вздымающейся грудью, прошлась языком по его подрагивающим губам. Теперь никуда от меня не денешься! В последний раз я взялась за портфель и почти нежно потянула на себя. Он тебя больше не спасет, дорогой…

Дальнейшее было настолько просто и неожиданно, что я застыла от обиды и возмущения. Взъерошенный, красный, как помидор, преподаватель выскочил из аудитории — а его кожаный портфель остался у меня в руках. Дверь хлопнула перед самым носом.

А-а-а! Черт, черт, черт!!! Я рванула дверь и вылетела из аудитории следом, потрясая ненавистным предметом:

— Андрей Владимирович, вы портфель забыли!..

Высокий силуэт скрылся в толпе в конце узкого коридора. Кругом было шумно и тесно, студенты спешили на лекции, меня сразу закрутило людским водоворотом.

И тут дорогу мне заступил Красавин.

— Ты чего так долго? — раздраженно спросил он. — Что вы там делали?

— Не твое дело, пусти. — У меня внутри все так и кипело. Казалось, что я — паровой котел со все возрастающим давлением и вот-вот рвану.

— А чье же еще? — ухмыльнулся Красавин. — Я тут жду-жду, как собачка, а ты там наедине с преподом закрылась? Чего он выскочил как ошпаренный? Впрочем, это твои проблемы, а мне нужна компенсация. Раз уж я выставился дураком перед всем курсом, то должен получить свое.

Красавин потащил меня в другой конец коридора, к туалетам. Я практически не сопротивлялась, так, для порядка, чтобы только раздразнить его. Непонятная жажда глодала изнутри, и если немедленно не утолить ее… Красавин подойдет. Совсем не то, конечно, что Андрей Владимирович, однако мне срочно требовался мужчина. Еще секунда — и я брошусь на однокурсника прямо посреди коридора. Что же за наваждение на меня нашло?

Перед туалетами было спокойней, но людей хватало и тут. Нет, сортир не очень подходящее место. Только я хотела сказать об этом, как Красавин свернул в малоприметную дверь слева. Мы очутились в кладовке уборщицы — на полках рулоны туалетной бумаги, бутылки с моющим средством и резиновые перчатки, в углу стоят швабры, пахнет хлоркой.

Красавин прижал меня спиной к полкам, его пальцы впились мне в спину, губы — в мой рот. О да, наконец! Уже было плевать на ласки и прелюдию, я жаждала другого. Лишь бы все побыстрее произошло, лишь бы избавиться от изматывающего, нереального голода!

Он елозил ладонями по моим ягодицам, задирая коротенький подол и стаскивая трусики. Мы сбились в пыхтящий комок похоти, громкое дыхание заполнило каморку, куда едва-едва проникал свет сквозь щель в двери. Мои пальцы уже трудились над тугой пуговицей красавинских джинсов, как вдруг сквозь застилающую реальность пелену животной страсти пробилась отчетливая мысль: «А он слюнявый».

Я ухватилась за этот проблеск сознания и попыталась раздуть искру разума внутри себя. Ведь он мне противен! Неужели я позволю себе так опуститься — заниматься этим с неприятным мне парнем?

Тело делало дело без моего участия, Красавин мял мою грудь, я стонала и извивалась в его руках — а голос продолжал зудеть глубоко внутри, постепенно нарастая и заполняя голову: так нельзя, Анна, ты же знаешь; когда все закончится, ты будешь очень жалеть. Конечно, обычно лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть, — но это не тот случай. Именно сейчас лучше удержаться!

Успев расстегнуть Красавину ширинку, я оставила в покое джинсы, уперлась ладонями ему в грудь и неимоверным, совершенно нечеловеческим усилием отодвинула от себя. Мои собственные руки сопротивлялись мне! А он, кажется, решил, что я не справляюсь, и сам начал спускать джинсы и трусы. Воспользовавшись моментом, я навалилась на него плечом, толкнула на швабры — и выдернула себя из кладовки чуть не за шкирку.

Снаружи стало чуть легче, я перевела дыхание, ощущая, что начинаю контролировать тело.

Дверь каморки осталась незакрытой, и я, а также проходящая мимо компания узрели валяющегося среди швабр и ссыпавшейся с полок бытовой химии Красавина — со спущенными штанами и гордо торчащим достоинством. Альфа-самец, побагровев, прикрылся рюкзаком. Я расхохоталась, за мной заржали и случайные студенты. Вот интересно, что они подумали, увидев его там? Что он занимался этим со шваброй?

— Не прощу! — прошипел мне вслед униженный «король».

По коридору я направилась к выходу с факультета. В животе еще шкворчало неудовлетворенное желание, когтями царапало внутренности, поэтому я поторопилась убраться из университета. Приходилось бороться с собой, жаждущей вернуться и продолжить охоту за мужчинами, однако каждый следующий шаг давался легче. А стоило выйти на улицу и вдохнуть свежий воздух, как мне удалось почувствовать, впервые за утро, власть над собой. И я срочно вернулась в общагу.

 

4

Первым делом я нахлебалась холодной воды прямо из-под крана, затем встала под ледяной душ, чтобы утихомирить внутренний паровой котел. Вроде получилось — неугомонный голодный зверь, порычав и поворчав, свернулся калачиком и заснул. Надолго ли?

Как только похоть успокоилась, пришел зверский аппетит. Может, он все это время был рядом, но только сейчас удалось его ощутить? Заваривая чай и делая трехэтажный бутерброд, я не переставала тревожно размышлять. Что на меня нашло сегодня? Каких дров я наломала? Утренние события, хотя произошли совсем недавно, вспоминались, как в дымке. Началось раздвоение личности? Откусив большой кусок, я с кружкой чая уселась читать учебник клинической психологии. Пролистав от начала до конца и для верности обратно, убедилась, что клиническая психология имеет много ответов на мой вопрос, и это мне совсем не нравилось. Случившееся очень напоминало диссоциативное расстройство личности, осложненное нимфоманией. Правда, при диссоциативном расстройстве человек начисто забывает, что делала другая его личность, а я хоть и смутно, но все помнила, по крайней мере утро. А нимфомания приступами не бывает, к тому же при этом расстройстве в половое влечение не вовлекается — я сверилась с учебником — возбуждение половых органов. А у меня все вовлеклось, и еще как! Мне стало стыдно от воспоминания. Это определенно была не я.

Тогда кто?

Кто мог овладеть моим телом или сознанием? Что случилось ночью в клубе? Вот об этом я не помнила ровно ничего. Мы пришли с Лилькой в клуб, кстати, она теперь меня, наверное, ненавидит… Что сказать соседке, когда она вернется с учебы? Черт… так, не отвлекаться, думать, я не хочу превращаться в нимфоманку, надо избавиться от этого состояния. Иначе перестану сама себя уважать. А самоуважение — важная часть моей идентичности.

Так о чем я? Да, вот мы завалились в клуб, пили коктейли, потом Лилька пошла танцевать, а я… ко мне подошла клевая девчонка и… вроде она поцеловала меня. Зачем? Я еще подумала, что она под наркотиком. Точно! После ее поцелуя я и почувствовала этот всепоглощающий сексуальный голод, этого похотливого зверя внутри. Вот интересно, почему? Может, я потенциальная лесби, и девчонка меня, как это называется… разбудила? Но тогда я не гонялась бы сегодня за мужиками, а сразу, еще в общаге, завалила бы в постель Лильку.

Нет, не сходится. Может, все-таки наркотик? У нее на губах что-то было, от этого мне снесло крышу. Я кидалась на парней, одного таки поймала, судя по утренней эсэмэске.

Часы показывали полдень. Я зевнула и поняла, как же устала. Утренней невероятной бодрости как не бывало, тело казалось чужим, тяжелым, неповоротливым. Поспать, что ли? Глядишь, проснусь как новенькая, все забыла, и можно спокойно приступать к тому, зачем я здесь вообще, в этой комнате и в этом городе, — к учебе. Лилька к тому времени принесет домашку, я спишу у нее конспекты, извинюсь, скажу пару комплиментов, мы помиримся… и больше никаких клубов до конца года! Только тихие уютные вечера в общаге за учебниками.

От неожиданного звонка я подскочила на стуле. Кто еще?!

Номер был незнакомый. Отвечать не хотелось, но я подумала: может, появится новая информация по моему странному поведению, может даже, все объяснится? И взяла мобильный.

— Анна, это ты? — Голос был бархатный и хорошо поставленный, как у оперного певца.

— А это кто? — осторожно ответила я. Голос оказался совершенно чужой.

— Чудесная моя нимфа! Восхитительная богиня!

Я поморщилась, отодвинув от уха трубку, куда продолжали сыпаться восторженные комплименты. Черт, неужели Петя все-таки был не единственный этой ночью? Какой наркотик способен на подобное растормаживание половой сферы? Насколько я помнила, обычные опиаты, типа героина и кокаина, не вызывали повышения либидо, даже наоборот, а галлюциногены и подавно.

— Обворожительная, неповторимая, когда же мы встретимся? — нараспев вещал незнакомец, будто читал со сцены. — Ты обещала мне все на свете. Оставила этот номер, велела позвонить завтра, то есть сегодня. Я весь горю…

Уф! Я выдохнула. Ну хоть что-то приятное! Петей все ограничилось, этому только обещала.

— Так что? — уже требовательно спросила трубка. — Когда, где?

— Вы ошиблись номером, — решительно сказала я. Мало ли кому что было обещано под наркотиками?

— Но я узнал твой голос, наяда! — взвыл неведомый поклонник.

Ну держись, сейчас ты получишь…

— Молодой человек, — произнесла я строгим голосом, — что вы себе позволяете? Мне сорок девять лет, я укладываю внука спать, а вы делаете мне непристойные предложения. Если хотите, то приезжайте, но купите по дороге памперсы, третий номер пять упаковок и две банки детского питания. И не забудьте слюнявчик!

В трубке озадаченно помолчали, затем раздались короткие гудки. Я смотрела на телефон, не чувствуя радости. Что же это все-таки значит? Откуда вдруг повышенный сексуальный аппетит? Никогда же такого не было, чтобы я за парнями бегала, озабоченная, как мартовская кошка, по самое не могу. Кому еще я оставила телефон и обещала все на свете? Надеюсь, адрес никому не дала?

Усталость брала свое. Выключив мобильник, чтобы очередной поклонник не прорвался, я завалилась в постель. Лежать в общажной продавленной кровати было неудобно, но сейчас я даже не заметила — провалилась в глубокий сон без сновидений.

Пробуждение было ужасно: вместе со мной проснулся голодный зверь. В животе вновь как будто костер развели.

Уже наступил вечер, за тоненькой занавеской темноту освещали желтые фонари. Лилька сидела за своим столом, уткнувшись носом в учебники, и конспектировала. Наверное, я бы сразу извинилась, случай был очень удобный… если бы главной во мне была я. Однако место опять оказалось занято! Тело контролировала та непонятная сила, которая направляла все мои действия ночью и утром. Я могла только беспомощно наблюдать откуда-то изнутри, с задворков сознания, как другая, озабоченная «я», вскочив, начала прихорашиваться, полностью игнорируя соседку. А Лилька уже бросала на меня зверские взгляды, ясно говорившие, что она готова меня простить, если я внятно объясню свое поведение.

Но мне — другой мне — были глубоко до лампочки все Лилькины переживания, ее гнев, а также все, что случилось сегодня в универе, и любые возможные последствия. «Меня» направлял голод, «я» хотела только одного — мужчину. Сочного, крепкого, сексуального мужчину, выносливого и желательно — с приличным периодом воздержания. Когда мужчина не имеет контактов неделю-другую, он становится особенно восприимчивым.

«Я» вытащила из шкафа свою лучшую юбку — от юбочного костюма, подаренного мамой. Юбку-дудочку до колен, строгого покроя, чтобы ходить на экзамены и производить на преподавателей хорошее впечатление. И вот эту-то юбку я одним рывком укротила вдвое. Следящая за каждым моим движением Лилька в голос ахнула. Я примерила получившийся обрывок — супер! Ягодицы едва прикрыты интимной бахромой. Теперь сверху обтягивающую футболку с низким вырезом, каблуки повыше — и можно выходить на охоту. На ловца, как говорится, и зверь бежит… да еще и подпрыгивает.

 

5

«Я» была голодна. И не хотела размениваться по мелочам. Если брать всякую шелупонь — «самцовые отбросы», как я мысленно называла про себя студентов и энергетически бедных мужчин, неудачников по жизни, слабаков, подкаблучников, алкоголиков, наркоманов, задротов разного рода, — то их надо несколько подряд, а это означает, что за ночь можно и не насытиться. «Мне» нужен был ядреный, зрелый мужчина — решительный, уверенный в себе, великодушный, по-настоящему сильный. «Я» соблазнительно изгибалась на танцполе в кругу пускающих слюну пацанов и сканировала клуб. Если не найдется никого, придется ехать куда-нибудь еще, а я знаю в Питере всего два или три клуба! Да и как сказать «знаю»: просто видела вывески, когда ехала на учебу.

Но мне повезло. Мужчина в шляпе, как у Индианы Джонса, пил у бара коньяк. Я сразу ощутила исходящие от него энергетические волны и облизнулась.

— Угостите девушку коктейлем? — Я и не заметила, как оказалась рядом.

Он повернул голову и окинул меня оценивающим взглядом. Я слегка покачала грудью, и его взгляд задержался на ней. Незнакомец медленно улыбнулся.

— Нужны ли нам искусственные возбудители?

А он хорош! В мерцающем свете стробоскопов я разглядела довольно крупные, очень пропорциональные черты лица и лукавые глаза. Улыбка у него была дьявольски сексуальной и одновременно обаятельной, располагающей.

— Потанцуем? — предложил он. Пальцем подцепил лежащий на моей груди медальон и словно бы невзначай погладил кожу в низком вырезе.

Кажется, он здесь для того же, для чего и я: ищет партнера. Оба мгновенно, без околичностей, преодолели все границы, и вот мы уже в самом центре танцпола, вспышки стробоскопа выхватывают наши слившиеся в объятиях тела, я вижу кадрами то его восхитительную полуулыбку, то теплые глаза, то щеку. Мне мучительно хочется впиться в его губы жадным поцелуем, но он слишком высок для меня, не помогают даже каблуки. А когда он наклоняется, чтобы провести губами по лицу, пройтись языком по шее, я пытаюсь приникнуть к нему, но его чувственный рот все время ускользает. Он смеется мне в ухо, щекочет языком кожу, я вся пылаю, мне уже все равно, что кругом люди, сейчас я наброшусь на него прямо здесь… И тут он говорит:

— Поехали ко мне.

Это не вопрос, не просьба — утверждение. И у меня никаких сомнений: конечно да! И поскорее!

И мы едем. Я не помню ни марку машины, ни адрес — если бы место не оказалось смутно знакомым, я бы не заметила вообще, куда мы приехали. В машине я ласкала его, а он, смеясь и управляя одной рукой, другой отводил мои ладони, при этом гладил волосы, плечи, шею, грудь… Быстрее!

Мы начали целоваться в лифте, продолжили на площадке, пока он доставал ключи и открывал дверь. Сплетенные воедино в жарких объятиях, ввалились в темную квартиру, как многорукий индусский бог.

Из-под ног с истошным мяуканьем брызнул кот. Мы дружно вздрогнули и невольно расцепились. Он включил свет, и я увидела большого, толстого котяру на полке для шляп, откуда зверь очень недовольно щурился. Мы переглянулись и расхохотались.

— Чай, кофе, чего-нибудь покрепче? — предложил он, когда мы отдышались.

— Только тебя, — твердо ответила я. Или не я, а голодный зверь внутри.

Мужчина улыбнулся, и я, застонав от желания, бросилась на него. Крепкие руки сжали меня и подняли, я обхватила его ногами и впилась в теплые, мягкие, многообещающие губы. Внутренний огонь все разгорался, охватывая все существо, заглушая разум. «Я» не видела ничего, кроме него, ощущала только непередаваемый аромат его кожи, чуть солоноватой на вкус. Я гладила мускулистые плечи (кажется, оторвав, а не расстегнув пуговицы на рубашке), постанывая от наслаждения, а он массировал мне ягодицы, ласкал бедра. Кровь стучала в висках, сердце грохотало, «я» не замечала, как мы срывали друг с друга одежду, как стояли возле кровати, полуобнаженные, впиваясь друг в друга губами, уже даже не целуя — кусая. Стоны и громкое дыхание звучали в ушах, как небесная музыка, оратория страсти, аккомпанемент к главной теме — любовному накалу.

«Мяу!» Кот с порога наблюдал за нами. «Я» этого не замечала, поглощенная жаркой прелюдией. На нас осталось лишь белье, и «я» уже стягивала с мужчины оранжевые боксеры. Кота заметила лишь я, настоящая я, — какой-то отдаленный уголок в сознании. Животное вело себя странно: напряженно выгнув спину, блестящими глазами уставилось на меня. Возможно, именно эта странность позволила обратить внимание и на другие — к примеру, в комнате стоял тяжелый, давящий дух благовоний. На ковре вокруг кровати находились совсем уж непонятные вещи — старинного вида бронзовые жаровенки, в которых курились какие-то травы. Видимо, они и создавали завесу ароматов, прямо-таки осязаемым коконом окружающую «меня» и мужчину.

От запахов кружилась голова, но это только позволяло глубже погрузиться в волны сладострастия, расходящиеся по телу. «Я» стонала все громче, все плотнее приникая к мужчине, который опять ускользал, смеясь, мешал снять с себя белье. А я с трудом сохраняла возможность наблюдать хоть краем глаза за странной квартирой. Что за пучки трав под потолком развешаны? Я видела похожие у бабули, но та-то была травница, увлекалась народными методами лечения. Зачем они тут? И свечи рядом с жаровнями?

Желание почувствовать мужчину внутри себя стало нестерпимым, голод возобладал над разумом. Одним движением «я» просто порвала его оранжевые боксеры на две тряпки. Он предстал передо мной обнаженный, прекрасный, как древнегреческий бог, с идеальной фигурой, мускулистый, широкоплечий, с выступающими кубиками пресса — и восхитительно возбужденный. Рот переполнился слюной, и я стала опускаться на колени…

Но он поймал меня и поставил на ноги. Ладонями поднял мое лицо и, глядя прямо в глаза, наклонился. Я не смогла ждать и жадно приникла к его податливому рту. Он с силой ответил на мой поцелуй, его язык властно раздвинул мне губы и сплелся с моим. И затем дернул.

С кончика языка сорвалось что-то и выскочило из меня, как пушечное ядро. Меня словно ударили мячом в грудь, я свалилась на пятую точку, едва успев подставить ладони, чтобы смягчить удар. Цепочка на груди порвалась, медальон упал рядом. Кот зашипел, шерсть у него на загривке встала дыбом, хвост превратился в туалетный ершик. В воздухе надо мной висела какая-то голая сущность. Не в том в смысле, что чистая квинтэссенция, а просто… ну, голая! Бесстыдно обнаженная полупрозрачная девица — таких форм, что обзавидуешься. Красиваяааа… Сквозь нее просвечивали предметы, и это несколько портило впечатление.

Прозрачность ее была скорее природы текучей воды, чем, скажем, воздушной дымки, так мне показалось. Ее почти скрывали плотные испарения стоящих вокруг жаровен. Девица заметалась между ними, и я вдруг поняла, что расставлены эти предметы старины вовсе не беспорядочно, а по углам пентаграммы, как и свечи. И создают защитный контур.

Девица взмыла под потолок, но там благовония были даже гуще, и она развернулась к нам лицом. Я увидела, как исказились от ярости прекрасные черты, губы приподнялись, обнажая острые клыки. Она мигнула синим светом и вдруг стала материальней, плотнее, хотя все равно осталась полупрозрачной. Выставив руки со скрюченными пальцами, на которых были опасного вида когти, она бросилась на нас.

Мы стояли возле кровати, вернее, хозяин квартиры стоял, а я по-прежнему сидела на полу. Неожиданно он вытащил из-под одеяла сплетенную из чего-то непонятного петлю. То есть удавку! Зачем это ему? Громкий щелчок стукнул по ушам, и девица отпрянула. Развернулась, плотоядно щерясь, — и прыгнула на меня.

Мое движение было рефлекторным. Рука с зажатой цепочкой поднялась и опустилась, бабулин медальон шмякнулся на голову текучей девицы и разломился пополам. Травяная пыль, находившаяся в медальоне, осыпала ее с ног до головы.

По комнате разошлись круги мерцающей ряби — из точки, где медальон соприкоснулся с полупрозрачной головой. Энергетические волны проникли сквозь стены и угасли в глубинах пространства. Я вскрикнула от неожиданности, хозяин квартиры охнул, а прозрачная женщина с растерянно-злобным возгласом распалась на мельчайшие брызги — и исчезла.

Совсем.

Напрочь.

Как будто и не было никогда.

Мне почудилось, что внутри что-то откликнулось. Некая часть меня, скрытая очень глубоко, которая раньше не давала о себе знать… хотя нет, несколько лет назад, когда бабушка надела мне медальон, было похожее чувство, всего на пару секунд: будто вся кровь взбурлила, наполнив тело жидким огнем, готовым вырваться наружу и все уничтожить.

Это ощущение тут же прошло.

— Ого! — воскликнул сочный мужской баритон. Мне помогли подняться. — Ты изгнала демона!

Я помотала головой, пытаясь прийти в себя. Получалось плохо: благовония пьянили, а обнявшие меня мужские руки были такие теплые и так крепко сжимали… По телу прошла дрожь.

— Быть такого не может! — продолжал удивляться хозяин квартиры. — Так ты на самом деле… Ну-у, это было неожиданно! Слушай, а что за медальон?

Я не ответила, только задрожала сильнее. Он это заметил и, обхватив меня за талию, заглянул в лицо. Собрался что-то сказать, но лишь тряхнул головой и решительно подхватил меня на руки.

Вся атмосфера в комнате: и запахи, и красные обои, красное покрывало на кровати и мерцающие свечи — все было чарующим. Какой-то миг я колебалась, не оттолкнуть ли его, но поняла, что не хочу делать этого. То, что началось и чуть не произошло в этой квартире, требовало завершения.

Он отнес меня к кровати, повернулся и лег на нее спиной, посадив сверху. Я наклонилась, прижалась к нему, впившись губами в губы, раздвигая их языком. Заерзала, ощутив под собой твердое. Он подсунул ладони под мои бедра, приподнял, стягивая трусики. И потом у меня возникло ощущение, что он посадил меня на горячий каменный столб. Я вцепилась в его крепкие широкие плечи, вся дрожа, села глубже, коленями сжимая его бока, и стала раскачиваться, едва сдерживаясь, чтобы не стонать. Он двигался в такт моим движениям, все быстрее и быстрее. Мне казалось, что я качаюсь на каких-то головокружительных качелях, и с каждым движением сверкающее, сладостное, горячее солнце вспыхивало внутри меня, в нижней части живота — все ярче и ярче, все неистовее. Не знаю, сколько это продлилось, я не осознавала ход времени. Кровать, спальня, весь мир раскачивались вокруг, а сладкое солнце внутри разгоралось ярче, ярче… Потом оно набухло, переполнило меня — и взорвалось. Я выгнулась, запрокинула голову и вскрикнула, упершись кулаками в его напряженную твердую грудь, чувствуя внутри себя тоже напряженное и твердое.

Он громко выдохнул, приподнялся, потом снова упал на кровать. Притянул меня к себе, прижал щекой к плечу. Я зажмурилась, все еще чувствуя его внутри себя. Горячее сладкое солнце в моем теле погасло, по нему разлилось счастье, тихий покой. Было очень удобно лежать вот так верхом на нем, чувствуя, как он внутри меня расслабляется и постепенно перестает быть таким жгучим…

Больше минуты мы оставались в этом положении, а затем я вдруг ощутила неловкость. Слезла с него, легла рядом и потянула на себя одеяло. И пробормотала:

— Я же даже не знаю, как тебя зовут.

Черт, такого со мной еще не случалось!

— Родители наградили меня симпатичным именем Цезарь. — Он закинул руку за голову и перевернулся на бок, внимательно разглядывая меня. Цезарь казался совершенно невозмутимым. — Ты, конечно же, хочешь, знать, что произошло?

— Нет! Я не хочу, я — жажду, чтобы мне наконец все объяснили. — Теперь, когда естество наконец было удовлетворено и умиротворенно похрюкивало внутри, разум смог заявить о себе.

Цезарь улыбнулся. Он был очень красив — и знал об этом — и все-таки не задавался, не строил из себя крутого, в обращении был дружески прост и этим сразу располагал к себе.

— Тобой овладел суккуб. Слышала про таких?

Я слегка порозовела:

— Хм, кажется, мной овладел ты. А суккуб попользовался и бросил…

— Ты еще можешь шутить?

— А что?

Он хмыкнул, провел пальцами по волосам.

— Если бы ты больше знала об этих демонах, то не была бы так беспечна. Они реально опасны. Это была суккуба — демон-женщина. Есть еще инкубы, это демоны мужского пола, вселяются соответственно в мужчин. Они высасывают свою жертву до полного истощения. Но и носитель страдает. Если суккуба пользуется тобой достаточно долго, ты можешь стать умственным и эмоциональным калекой. Ведь демон подавляет личность, и когда он покидает тело, тебя там в некотором роде уже нет. Так, жалкие остатки…

— Фу, не рассказывай. — Я поежилась. — И много среди нас гуляет этой мерзости?

— В разные времена по-разному. Послушай, а ты точно никогда раньше… В общем, странно все это. И твои глаза…

— Что не так с моими глазами?

— В тот момент, когда ты врезала ей медальоном, мне показалось, что они как-то необычно блеснули и… Но ведь… — Он взял меня за подбородок, притянул к себе, заглядывая в глаза. Слегка повернул мою голову в одну сторону, в другую, прищурившись.

— Так, ну хватит! — Я убрала его руку и недовольно отодвинулась. — Тебе что-то не нравится?

— Наверное, показалось, — пробормотал Цезарь. — И мне все в тебе нравится, не сомневайся, — заверил он, а потом поднялся, завернувшись в одеяло. — Не возражаешь, если я ненадолго отлучусь?

Он сгреб в охапку одежду и скрылся в коридоре. Донесся звук текущей воды. А я вспомнила о непонятной реплике, которую отпустила девчонка из бара, перед тем как поцеловать меня. Ведь на самом деле это были слова не девушки, а этой самой демоницы, которую я развоплотила ударом медальона. Надо, кстати, собрать обломки, может, удастся склеить. Что суккубиха имела в виду тогда в баре? Она сказала что-то про кровь. Но ведь демоны — не вампиры, если я только правильно поняла лаконичные пояснения Цезаря, и к крови все это никакого отношения не имеет! И еще она произнесла какое-то непонятное слово, «марбах» или «майбах»… Ой, нет, «Майбах» — это, кажется, какая-то жутко дорогая машина. «Мабас»? Что-то вроде. Это напоминало то ли название города, то ли имя.

Я накинула на себя простыню, слезла с кровати и присела на корточки возле сломанного медальона. Он ведь металлический — однако распался на половинки от соприкосновения с бесплотной головой. Или структура у демонов такая, что с ней могут взаимодействовать некоторые предметы? Я вспомнила, как суккубиха, когда разъярилась, будто перешла на новый уровень — резко стала материальней. Может, конкретно в такие моменты вещный мир способен влиять на нее?

Цезарь вернулся, он был в джинсах, на голом торсе блестели капельки воды. Большим полотенцем он вытирал мокрые волосы.

— Еще что-нибудь хочешь спросить? Например, кто я и откуда во всем этом разбираюсь?

— Оу, ну… ты столько всего знаешь про демонов, ты как-то извлек из меня эту суккубиху, все твои свечи и жаровни… наверное, ты охотник на демонов?

Он развел руками:

— Верно.

— Что? — я вскочила, и простыня поползла вниз. — Это была всего лишь догадка, то есть шутка!

— Значит, удачно пошутила, — усмехнулся Цезарь.

— Но… как ты вообще нашел меня?

Он пожал плечами:

— Да я не искал. Скорее это ты нашла меня.

— Нет, я не…

Он поднял руку, и я умолкла.

— Конечно, специально не искала. Просто демона в тебе безотчетно тянуло ко мне. На охотнике остается ментальный след, и демоны ощущают нас как нечто более вкусное, чем обычные люди, понимаешь? — он скупо усмехнулся. — И, сами того не осознавая, выбирают такие пути, чтобы пересечься. А теперь давай я спрошу, потому что это важно. Что было в твоем медальоне? Как ты развоплотила суккубу? Ты ведь новичок, совсем новичок Ты была слишком удивлена, когда демон вышел из тебя…

— Не то слово! Я до сих пор в шоке, если честно. Только поэтому спокойно разговариваю с тобой, а не бьюсь головой об стену и не ору от страха. — Я все-таки почувствовала дрожь в коленках и присела на край кровати, вновь оборачивая вокруг себя простыню. — На самом деле все вышло случайно, и я понятия не имею, что сделала. Это бабулин медальон, она мне его подарила перед смертью. Я даже не знала, что внутри что-то есть. Какие-то травки…

Цезарь с сомнением покачал головой.

— А ну-ка расскажи о себе. Хочу все же понять. Ты откуда?

Я сказала ему название родного города и что живу с мамой и отчимом. То есть жила до поступления в универ.

— А отец? — спросил Цезарь.

— Умер, — ответила я. — Давно, мне было семь.

— Ладно, а медальон?

— Бабулин, она мне его подарила перед смертью. Мама часто отправляла меня к ней, пока занималась личной жизнью… то есть когда за ней отчим ухаживал.

— Твоя бабушка была ведьмой, — уверенно заявил Цезарь.

— Да нет же! Скорее травница. Такая деревенская знахарка, ведунья.

— Если она снабдила тебя этим медальоном, значит, подозревала в тебе талант. И хотела обезопасить внучку от суккубов. То есть знала про них.

— Но она никогда не говорила про…

— Она могла даже не слышать этих слов: суккуба, инкуб. Но наверняка знала про темные сущности и то, что они могут сделать с людьми. Жаль, что твоя бабушка умерла, интересно было бы пообщаться с ней насчет этого медальона и травки в нем.

— Темные сущности, — повторила я устало.

— Ага. Хотя некоторые называют их разноцветными.

— Как это, почему?

— Ну… — Цезарь помолчал, размышляя. — В общем, опытный охотник может понять сущность демона по его оттенку. Низшие демоны одноцветные, но среди высших каждый имеет свой оттенок, их около пятидесяти. У каждого направления магии, каждой стихии — свой оттенок. Есть целый свод, где все это описано, его называют Спектр.

Я положила цепочку на кровать, собрала свою одежду.

— Можно принять душ?

— Да, конечно, не стесняйся. Чем сама занимаешься?

— Студентка психфака, первый курс.

— Черт, а зовут-то тебя как, студентка?

Мы переглянулись и засмеялись.

— Анна.

— Ванная по коридору направо. И что хочу сказать, Анна: не судьба тебе стать студенткой психфака. Наверное, сейчас ты не поверишь мне, но я знаю точно. Быть тебе охотницей на демонов.