Я и Саяни стояли на балконе, похожем на ВИП-ложу в театре. От гостей, гудящих внизу, нас отделяла полупрозрачная занавеска. Сверху мы видели знать, сидящую за столами, расставленными вдоль стен, но оставались невидимыми для них. Блестели лысины, диковинными цветами колыхались пестрые мужские головные уборы, дамские причудливые прически в форме роз, ромашек, птиц. Сиреневыми бабочками между столами порхали служанки.

Сначала я искала между гостей Эдуарда и даже находила его, но это была иллюзия, как тогда, на базаре. В конце концов я заставила себя думать не о нем, а о будущем.

На мраморном возвышении возле стены дирижер взмахнул рукой, и четыре мужчины в длинных сиреневых рубахах, перехваченных на поясе, ударили по струнам вытянутых овальных инструментов, здоровяк с роскошными черными усами принялся бить в пузатый барабан, нажимая педали и извлекая звук из барабанчиков, стоящих на полу. Девушки, сидящие на стульях по краям оркестра, поднесли флейты к губам и замерли, ожидая момента, когда нужно играть.

Музыка понеслась по гулкому залу, быстрая, легкая, как весенний ветер. Казалось, что это она колышет листья за огромным витражным окном. Лысый мужичок в зеленом кафтане, зеленых обтягивающих штанах (теперь я знала, что они назывались шоссами), сидящий во главе стола, развернулся к музыкантам и принялся притопывать. Носки его кожаных туфель были такими длинными, что пришлось их скрутить «улиткой». Этот человек — городской управитель вольного города Дааль, обители магов и торговцев.

Когда заиграли флейты, лысый растолстевший эльф не выдержал и пустился в пляс, увлекая такую же круглую даму в темно-красном платье, с двумя башнями, сооруженными из темных волос. Его примеру последовал длинный худой бэрр с залысинами и бакенбардами, одетый в серый пиджак — сюркотту, — обильно украшенный самоцветами, он танцевал с такой же высушенной тонкой женой в сером мешкообразном платье.

С другого конца зала, просматривающегося хуже, выпорхнули еще две пары: кудрявый брюнет в бордовом кафтане с золочеными пуговицами, видными даже отсюда, и длинными рукавами, разрезанными до локтя и свисающими чуть ли не до пола, он пригласил блондинку в золотом; и русоволосый мужчина в треуголке с золотыми бубенцами, в золотом коротком пиджаке и облегающих штанах, подчеркивающих его солидное достоинство. Этот, золотой, скорее всего, был ревнивым мужем блондинки и пригласил жену брюнета — даму с распущенными черными волосами ниже ягодиц.

— Видишь этого, бордового?

— Цвета правящей династии Изумрудов, — прошептала я, не спуская глаз с брюнета, кружащего блондинку.

— Ты правильно запомнила, — кивнула Саяни и прошептала в самое ухо: — Это принц Ларсо Элио, четвертый, самый младший сын короля. О его подвигах в постели слагают легенды. Говорят, что он может осчастливить даже самую холодную женщину. Он сам утверждает, что его предназначение — делать женщин счастливыми.

— Брюнетка — его жена? — удивилась я. — Она закрывает глаза на его похождения?

Саяни пожала плечами:

— А что ей остается? Ей завидуют многие. Он не бывает ни с кем чаще трех раз, — мечтательно проговорила Саяни и вздохнула. — Говорит, иначе его не хватит надолго, а вокруг столько женщин, которые в нем нуждаются.

Да, Ларсо выгодно отличался от остальных приглашенных: грациозный, статный, уверенный в себе, а главное, фамильный цвет шел ему как никому другому. И лицо у него наверняка яркое, запоминающееся, жаль, отсюда не видно. Саяни говорит о нем, как о любовнике, о котором остались приятные воспоминания, и смотрит с тоской…

— Саяни! — проговорила я, наклонилась к ней: — Ты тоже с ним?..

Княгиня улыбнулась с некоторым превосходством:

— Мне было двадцать три, ему — восемнадцать. Забыть его очень трудно. Так что советую его соблазнить.

Я отыскала его среди танцующих: он крутнулся вокруг своей оси — рукава описали круг, — схватил блондинку за руку, притянул к себе, перегнул через вторую руку назад, выпрямил, крутанул. Остальные пары, их было уже шесть, делали так же, но я смотрела только на него и не верила, что мне удастся его заинтересовать, ведь я, по местным меркам, страшненькая, к тому же оделась непривычно для них, но так, как мне нравится. Жена Ларсо тоже шокировала публику приталенным облегающим платьем.

— С бакенбардами, в сером, — граф Баррелио, его княжество на северо-востоке, рядом с северными землями Ратона. Он на десять лет был отвергнут высшим светом за то, что смел жениться на простолюдинке, как выяснилось, незаконнорожденной дочери брата его отца, по сути, на своей кузине, и лишен титула, потом стараниями Ратона девушку восстановили в правах, а ему даровали прощение. Его жена на светском приеме первый раз в жизни.

— Смелый граф, — оценила я, отыскала взглядом серые фигурки, и супруга Баррелио сразу показалась привлекательнее.

— Когда он сообщил о своем решении отцу, старый граф скончался от удара, не успев лишить сына наследства. А теперь встань на цыпочки и посмотри на столы, которые под нашим балконом.

Я вытянулась, коснулась лбом занавески и увидела только крайний стол, третий от стены. Десять человек сидели лицом к музыкантам, десять — спиной…

— Присмотрись к женщине в салатовом платье, которая во главе стола, запомни ее.

Все, что я видела, — каштановые волосы, уложенные волной и украшенные розовой розой. Трудно даже было сказать, молода женщина или нет, полна или худа. Слева от нее сидел темноволосый мужчина в салатовом кафтане, за ним — старуха в одеянии родового цвета.

— Это княгиня Элайна Фредерик-Зонн. — Или мне показалось, или в голосе Саяни появились нотки недовольства. — Самая алчная, хитрая и изворотливая гадина из всех, кого я знаю. Это она пыталась тебя отравить и попытается снова.

— Но рядом с ней — муж. Или нет?

— Ее сводный брат, возможно, любовник, — поморщилась Саяни. — Но и муж имеется, князь Ледаар Фредерик, его цвет — синий. Он — само благородство, избегает высшего общества и женщин, войско тренирует, в то время как жена интригует за его спиной. Ума не приложу, как эти двое вместе уже столько лет!

Стало жаль неизвестного мне Ледаара, как было жаль Эдуарда, женатого на такой же упырихе. Будто почувствовав мой взгляд, Элайна запрокинула голову и посмотрела на пока еще пустой балкон. Я отшатнулась и сжала кулаки, потому что она очень напоминала Лену, жену Эдуарда. Такое же чуть одутловатое лицо с самодовольно вздернутым подбородком; темные глаза, жидкие коричневые брови, присыпанные мукой, короткий вздернутый нос, фальшиво улыбающийся рот. Нет, просто кажется. Конечно же, это не она, а такой же типаж.

Когда я нашла Лену в Интернете, она потом преследовала меня: мерещилась в толпе, попадалась на станциях метро, смотрела из маршруток. Но стоило приглядеться, и становилось ясно, что я просто увидела похожего человека.

В прошлой жизни моему счастью мешала Елена, здесь будет заговоры плести Элайна. Все-таки у мироздания есть чувство юмора.

— Они вдвоем с мужем с нами воюют? — уточнила я.

Саяни ответила, все также глядя вниз:

— С Фредериков все и началось. Триста лет назад их наследник погиб на охоте, остались два брата-близнеца, которые не смогли поделить княжество. Один был старше на пару минут, следовательно, он и являлся наследником. Его брат считал иначе и обратился за помощью к графам Зоннам. Старший брат прибежал к нам, Эльрихам, мы согласились ему помочь, но заплатить за наемное войско ему было нечем, и он отписал нам земли на западе, возле озера. К тому моменту Зонны опередили нас и заняли столицу, провозгласили своего преемника князем тех земель. Это был холодный и голодный год, сердце Спящего стало биться реже, и маги не вмешивались в мирские дела, потому мы решили не рисковать и не стали продвигаться в глубь княжества, чтобы не терять людей при осаде. Наш наследник, горячий и непоследовательный юноша, посчитал, что мы его предали, и с небольшим войском отправился отвоевывать свои земли, где и сгинул в снегах. Но поскольку мы выполнили обязательства перед ним, земли к северо-востоку от озера отошли нам. Мы с Фредериками до сих пор за них враждуем.

Я слушала ее вполуха. Шевельнулась надежда, что души приходят вместе. А что, если ее до тошноты благородный муж — воплощение Эдуарда? Нет! Не смей об этом думать и тешить себя надеждами. Забудь, что было, живи с чистого листа и наслаждайся новыми переживаниями. Что там делает принц Ларсо?

Танец закончился, заиграла более спокойная музыка, островитянин вернул блондинку мужу и теперь танцевал с черноволосой супругой, то прижимая ее, то отталкивая, то поднимая над головой, то склоняя до земли.

Когда и этот танец завершился, музыканты вытянулись, вздернув подбородки, перестали играть, только усатый барабанщик усиленно работал палочками. Это условный сигнал. Гости принялись отодвигать стулья и вставать, запрокидывая головы.

Саяни потянула за веревку, и прячущая нас штора отъехала в сторону. Одновременно из-за шторы на противоположном конце второго этажа вышел Ратон в праздничном пурпурном кафтане с шитыми золотом петельками и золотым воротником-стойкой. Широкие рукава тоже были вышиты золотом — это я настояла, чтобы мое платье гармонировало с его одеждой и не смотрелось слишком чужеродным.

Ну, не могла я напялить на себя светло-сиреневую медузу, потому собрала лучших швей и нарисовала им, что хотела бы получить в итоге. Два дня ушло на доставку шелка. Пять суток шесть швей работали не покладая рук, и вот на мне приталенное сиреневое платье с золотыми вставками на вытачках и окантованным золотом декольте. Сзади — золотой стоячий воротник, вышитый пурпурными цветами. Золото гармонировало с моей кожей и волосами, освежало и сводило на нет противный оттенок, подчеркиваемый сиреневым.

Постылые оборки я не стала убирать совсем, иначе местные дамы рисковали умереть от культурного шока, а перенесла их на спину. Пластину Незваного пришлось снять и отдать на хранение Саяни.

Мы двигались навстречу друг другу вдоль стола, где сидели родственники жениха и Арлито, миндалевидные глаза которого округлились при виде меня. Или мне показалось, или он смотрел на меня с восхищением, а вот Ратон поджал губы. Видимо, мой слишком смелый наряд его неприятно удивил.

Музыка стихла. Гомон гостей тоже стих. Десятки лиц были обращены вверх, на нас. Воздух звенел от напряжения. Мы с Ратоном встретились напротив сходящей вниз лестницы из белого мрамора. Левой рукой подняв мою правую горизонтально полу, жених повел меня по ступеням. На миг крайние столы внизу исчезли из поля зрения за белыми балясинами.

Когда мы преодолели лестничную клетку в форме овала, с каждой пройденной ступенькой взору открывался танцевальный зал. Сначала — музыканты, замершие над своими инструментами и обратившие лица к нам. Крайний от стены стол, второй стол. Гости, гости, гости. Пестрые наряды, удивленные лица — бледные, смуглые, припудренные.

…Второй стол с гостями, третий. Три стола с другой стороны зала. Мы с Ратоном преодолели последние ступени и остановились в середине танцевального зала, прямо под огромной золоченой люстрой с сотнями свечей. Я понимала, что не следует смотреть на отдельных людей, но все равно чуть повернула голову, попыталась найти Ларсо, чтобы рассмотреть его получше, но взгляд натолкнулся на Элайну в салатовом платье. О, сколько презрения было на ее лице! Сколько немого превосходства!

Я глянула на других женщин и поняла, что они делятся на две группы: одни меня презирают, другие — жалеют. Захотелось провалиться под землю. Законодательница мод! Клоун ты. Забавный уродец в шутовской одежде. Это тебе она кажется красивой, а остальные смеются над твоей экстравагантностью.

Поздно отступать, смирись, что ты по местным меркам дурнушка. Любуйся собой молча, занимайся хозяйством, рожай детей и молись, чтобы они пошли в мужа. Красота — понятие относительное, мода — это проститутка, и не тебе завоевывать ее благосклонность.

Грянула музыка — торжественная, величественная. Мне предстояло исполнить танец невесты. О, сколько времени мы с Саяни убили, чтобы разучить его! Благо тело Вианты помнило движения, ведь девочек этому танцу учат с детства.

Ратон вел. Он поднял мою руку вверх, отпустил ее. Так, теперь не сбиться бы. Если невеста ошибется, это считается плохой приметой. Два шага назад, два влево. Шаг-поворот, шаг-поворот. Сесть на колени и склонить голову. Теперь — смотреть на Ратона и считать про себя. Восемь, семь, шесть… Ратон взмахнул руками, развернулся в прыжке, шагнул ко мне и на счет «два» накрыл мою голову ладонями.

Опять считать. Сидеть, склонив голову, и считать. На счет «раз» Ратон убрал руки и поднес к моему лицу, я припала к ним губами, встала рывком и закружилась по залу. Спасибо, тело отлично чувствовало музыку, было легким и пластичным. Но соло вскоре закончилось, Ратон настиг меня, и мы закружились в паре.

Телу нравилось танцевать, оно наполнялось радостью, и вскоре я забыла о презрении на лицах дам. Пусть проваливают в пекло! Буду улыбаться и светиться от счастья — назло и вопреки.

Увлекшись, чуть не упустила момент, когда нужно остановиться. Ратон тоже замер, сорвал с меня сиреневую накидку и заменил ее пурпурной, даже скорее темно-розовой или светло-вишневой, таким образом давая понять, что я отныне буду носить его фамильные цвета.

И слава богу, сиреневый мне совершенно не к лицу.

Разгоряченная, довольная, я повернулась к лестнице, по которой с важным видом спускался Арлито. На нем был малиновый кафтан с синими и черными вставками, алыми пуговицами с изумрудами. Чтобы возвышаться над нами, вечный подросток остался на второй ступеньке, мы подошли к нему, склонили голову, и маг произнес, стараясь сделать голос взрослым:

— Княжна Вианта Эльрих, принимаете ли вы предложение Ратона Дайр-Маэля?

— Принимаю, — улыбнулась я.

— Согласны ли стать его женой?

— Согласна.

Как требует ритуал, я подняла сиреневую накидку с пола, сложила и отдала Ратону.

— Властью, данной орденом Справедливости, разрешаю этим людям заключить союз.

Мы склонили головы друг перед другом, но уходить не спешили, нам было положено станцевать еще два танца, чтобы раззадорить гостей. После помолвки наступало время раздумий, во время которого жениху, да что греха таить, и невесте можно было наслаждаться последними деньками свободы. Для меня оно должно было продлиться месяц — максимальный срок.

Мне повезло, что общество этого мира оказалось более-менее раскрепощенным и не побивало камнями неверных жен. Я прежняя, конечно, была бы верной женой, потому что не понимала, зачем изменять, что это дает. Теперь мне, чувствую, трудно будет удержать себя в рамках приличий.

Грянула музыка, и мы пустились в пляс — тело вспомнило движения и начало получать удовольствие от пляски. Зал наполнился веселящимися.

Два танца были парными, а вот третий предполагал обмен партнерами. Передав меня русоволосому молодому графу с лошадиным лицом, Ратон увлек его жену в гущу танцующих. Надо отдать должное, мой будущий муж не был лишен грации и обаяния.

Граф в черно-красном поначалу избегал смотреть мне в лицо, но я улыбалась ему так искренне, что вскоре он оттаял и, когда меня закружил уже знакомый мне толстый эльф в зеленом, которого я была выше на полголовы, сделал скорбное лицо.

— Бэрри, вы неподражаемы! — проблеял эльф.

— Спасибо. Но лесть меня смущает.

— Это не лесть, а истинная правда!

Кружась, мы откочевали в крайний угол зала, и там лицом к лицу столкнулись с Ларсо, танцующим с Саяни. Дыхание перехватило. Казалось, время замерло, и все обесцветились и смазались, осталось только его лицо. Черные кудри с едва заметными прядками седины, смоляные брови с изломом, раскосые глаза, темно-карие с желтыми крапинками; тонкий хищный нос, чувственные губы… Он смотрел на меня не мигая, жадно.

А потом пузырь иллюзий лопнул, и меня увлекла толпа.

Следующим моим партнером был высокий князь в сером — тот самый, что женился на простолюдинке. Я сосредоточила внимание на нем, заставляя себя не думать о Ларсо, но, как ни старалась, я чувствовала, что он где-то рядом.

Нельзя показывать, что он интересен мне, все равно дохлый номер — ему отдастся каждая женщина, он привык к доступным, привык нравиться. От меня он этого не дождется. Буду с вожделением смотреть на будущего мужа.

Или без толку это все? Ларсо, опытному сердцееду, одного взгляда на меня достаточно, чтобы все понять? Как бы то ни было, не буду на него смотреть. Не дай бог влюблюсь, а я могу! Тогда все пропало, потому что в этом теле невозможно бороться с чувствами.

Ратон порхал мотыльком. То одну даму порадует вниманием, то другую. Меня как будто бы и нет! Я совершенно ему не нравлюсь, несмотря на то что в дочери гожусь.

Танец закончился. Серый граф Бареллио откланялся, и на пару мгновений я осталась одна. Все, кто плясал, сели — запыхались, у меня даже одышки не было. Снова нахлынула неуверенность в себе, я развернулась, чтобы взбежать вверх по лестнице, но чуть не натолкнулась на Ларсо, остолбенела.

— Позвольте вас пригласить? Сейчас мой любимый танец, Аделия.

Поборов смущение, я улыбнулась в ответ:

— Вам, наверное, сказали, что после болезни я не помню, что было раньше, потому вынуждена вам отказать — боюсь ошибиться и стать посмешищем, ведь танцы я тоже не помню.

Что ты делаешь?! Немедленно соглашайся!..

Все так же улыбаясь, Ларсо шагнул за спину, обнял меня за талию и сделал два шага, увлекая за собой.

— Расслабься, он несложный, я буду вести, — проговорил он, склонившись так низко, что его губы щекотали мое ухо.

Удивительно, но тело помнило движения. Поначалу я не могла расслабиться — стоило вспомнить его губы, как по коже бежали мурашки.

Сначала мы двигались на расстоянии друг от друга, потом Ларсо прижался ко мне сзади, как и остальные мужчины — к своим дамам. Я попыталась отстраниться, но он притянул меня к себе. Будем считать, что так положено, Ратон не начнет ревновать.

Потом мы развернулись лицом друг к другу, Ларсо снова прижал меня, придерживая за талию, и теперь танец напоминал танго. Он смотрел на меня, не отрываясь и не мигая, столько власти и уверенности было в его взгляде, что я таяла, таяла, падала в неизвестность. Хотелось, чтобы музыка закончилась, люди исчезли, остались только мы, чтобы я тоже обняла его и положила голову ему на плечо.

И опять я чуть не потеряла момент, когда нужно кружиться, отстраняясь. Снова кружиться, падая в его объятия. Прогибаться в талии, чуть ли не касаясь затылком пола.

Снова мы ступаем, буквально слившись воедино. Ларсо шагнул назад и, как бы невзначай проведя щекой по обнаженной шее, проговорил:

— Если ты потеряла память, значит, не знаешь историю Аделии. Пойдем прогуляемся в сад, и я расскажу тебе.

При мысли об этом ноги подкосились, и я покачала головой:

— Может быть, в другой раз?

Я отыскала взглядом Ратона. Ему было все равно, чем я занимаюсь, — он подошел к одному из столов и развлекал почтенную публику веселыми историями. Ах так…

— Тогда подари мне еще один танец. — Он протянул руку, и я накрыла его ладонь своей.

Он тут же сжал ее, надавил на холм Венеры и сплел пальцы с моими. Ничего особенного не было в его жесте, но каким-то дивным образом он вложил в прикосновение столько сексуальности, что в нем интимного было больше, чем в ином поцелуе. И вот мы снова обнимаемся, с едва заметной улыбкой Ларсо прикасается ко мне, танцуя. То как бы случайно дотронется до груди, то коснется плеча, то стиснет талию. Только сосредоточишь внимание на его прикосновении — а Ларсо отстранился, словно ничего и не было.

Третий танец мы опять были вместе. Теперь я с нескрываемым удовольствием ловила завистливые взгляды дам, которые рассчитывали провести с Ларсо хоть немного времени. Его жена тоже смотрела, но безучастно, будто ее любимый муж собирался не изменить ей, а делал что-то обыденное.

На четвертом танце Ларсо оставил меня, но я и сама понимала, что пора и честь знать. Гордо вскинув голову, поднялась по лестнице наверх, встала на балконе, там, где на перила оперся задумчивый Арлито. Только сейчас до меня дошло, что он похож на Ларсо, как младший брат.

— Говорят, он творит чудеса в постели, — задумчиво прошептал Арлито и ядовито улыбнулся. — Потом расскажешь?

Первым желанием было выпучить глаза и напуститься на него, оправдываясь и краснея, но я вовремя взяла себя в руки, ответила ему такой же улыбкой:

— Обойдешься… Подожди-ка… Малыш, ты что, ревнуешь?

Арлито терпеть не мог, когда его называли малышом, но обычно сдерживался, сейчас же в его черных глазах клокотала ярость. Что так задело его? Все время до помолвки, когда Саяни усиленно учила меня танцам и хорошим манерам, он вел себя дружелюбно, помогал по мере сил, шутил, мне нравился его острый ум и черный юмор. Теперь же маг почему-то ополчился на меня.

Некоторое время мы стояли молча и смотрели на танцующих. Когда Арлито немного успокоился, я проговорила:

— Ратон не обращает на меня внимания. Мне кажется, это невежливо.

Арлито повернулся ко мне и заглянул в лицо:

— Он тебе хоть немного нравится? Ратон.

Я дернула плечом, наблюдая, как будущий муж веселит гостей:

— Ратон хороший вариант для меня, да и как мужчина он приятный. Приятней остальных.

— Да? Приятнее Ларсо?

— Нет, — ответила я честно. — Но за Ларсо меня не заставил бы выйти замуж даже Спящий. Бедная его жена.

Ответ Арлито удовлетворил, и он окончательно успокоился.

— До женитьбы и ты, и Ратон имеете право вести себя фривольно. И еще хочу предупредить, что Ратон очень любил Саяни, ему сложно было ее отпустить, так что не рассчитывай на многое.

Я вздохнула, отыскала Элайну, которая испепеляла взглядом темноволосую служанку, наливающую ей вино. Запрокинула голову, зыркнула на меня и сразу же отвернулась.

— Вот гадюка, — прошептала я. — Арлито, сделай, чтобы она упала.

— Не могу, — с азартом сказал он. — У нее защитный амулет, недавно заряженный. Но сбросить ей в вино муху мне под силу.

— Лучше осу.

— Осы нет поблизости. Могу заслать крысу в ее ночной горшок. Но она гостей разбудит, все подумают, война…

Я развеселилась, кивнула:

— С крысой ты хорошо придумал. А муху не надо, мегера на служанке отыграется.

Мы вернулись к гостям, я уселась на свое место рядом с пустующим стулом Ратона, напротив его печальной сероглазой племянницы, которая была старше меня лет на пять. Ее мать, такая же серая и печальная, с морщинистым полумесяцем рта, смотрела на меня свысока. Здравствуй, золовушка! Да-да, мы теперь почти родственники.

Вторая золовка, помоложе, возрастом как моя матушка, сидела правее этой с мужем и для своих лет выглядела неплохо. За ней сгрудились трое ее сыновей и две дочери, одна — моя ровесница, вторая лет десяти от роду, похожая на отца как две капли воды: такая же круглолицая, веснушчатая и безбровая. Арлито уселся во главу стола, потер руки и придвинул к себе молочного поросенка. Будто из ниоткуда появилась Лииса, встала между нами:

— Что изволит бэрри?

— Налей мне нектара, — распорядилась я. — Моего любимого, черного. Обедать буду фазанами, овощами, как обычно, перепелиными яйцами, начиненными черной икрой.

Золовка неодобрительно пожевала губами, покосилась на бокал, куда тонкой струйкой тек густой нектар. Правильно, молчи!

— Мне тоже налей нектар, — сказал Арлито.

Хотелось пошутить, что алкоголь вреден растущему организму, но я не стала наступать Арлито на больную мозоль. Доверие он пока не заслужил, зато я начала думать, что он славный малый, — зачем обижать его?

Что касается окружающих меня людей, то мне повезло: прямая, откровенная Саяни, мудрый Арлито, душа-человек Лииса, начальник стражи верный Леон, который меня младенцем помнил. Только экономке Тайе я по-прежнему не доверяла, она напоминала одновременно мертвеца и робота. Саяни уверяла, что она неплохой человек, просто два ее сына один за другим умерли от неизвестной болезни, Тайя слегла с нервной лихорадкой, а когда выздоровела, стала такой.

— Давайте выпьем за то, чтобы этот союз был счастливым, — проговорил Арлито, цокая ложкой по бокалу — моя будущая родня повернула головы. Все так же подняли бокалы, кружки и принялись стучать по ним — своеобразная форма чоканья, однако.

Нектар по вкусу напоминал сироп из самой сладкой хурмы. Его делали из каких-то южных ягод, примерно как вино. Хотелось зажмуриться, чтоб не видеть недовольные физиономии родственничков, и мурчать от удовольствия.

После второго бокала нектара потянуло на приключения, Арлито так вообще окосел — ему для счастья нужна меньшая доза — и предложил спуститься потанцевать. Почему бы и нет? К счастью, Ларсо не было среди танцующих. Стало тоскливо и радостно: с одной стороны, мне льстило его внимание, с другой, я боялась увлечься им.

Мы плясали исступленно, как в последний раз в жизни, никого вокруг не замечая. Изредка взгляд выхватывал из толпы то одно лицо, то другое. Женщины больше не презирали меня, смотрели с интересом. Только Ратона я по-прежнему не интересовала. Ну и пусть!

После двух танцев снова последовал тот, где надо меняться партнерами, и меня увлек похожий на крупное полено светловолосый дядя с бакенбардами, плавно переходящими в аккуратно постриженную бородку. Что обратило на себя внимание — этот человек пренебрегал фамильными цветами. На нем были светлые шоссы, укороченный спереди золотой кафтан с зелеными вставками, из-под которого выглядывала шелковая черная камиза — так назывались нижние рубашки.

На золотых пуговицах переливались крупные бриллианты, самоцветы поменьше украшали зеленые вставки кафтана. Сразу видно, что этот человек баснословно богат.

— Бэрри, ви обворожительни, — проговорил он со странным акцентом.

— Спасибо. — Я подарила ему искреннюю улыбку и подумала — поскорее бы мне достался другой партнер, от этого веяло напыщенностью и снобизмом, и двигался он, как и подобает крупному бревну.

Мужчина откланялся, и под руку меня взял непонятно откуда появившийся Ларсо. Мы понеслись по залу, неотрывно глядя друг на друга.

— Знаешь, кто это был? Барон Рйонд. Один из богатейших людей, подданный вон того человека в сером…

— Баррелио.

— Да. Трудно поверить, что когда-то он был простолюдином. Купил титул у Баррелио.

— Ну и молодец, — улыбнулась я.

Он положил руки мне на талию:

— Позволите еще один танец? Этот — медленный.

Голова закружилась, я кивнула, встретилась взглядом с недовольным Арлито и виновато отвернулась. Только танец — и все. Один. Последний.

— Да.

Ларсо облизнул нижнюю губу и повел меня, он смотрел, как голодающий на конфету, но вел себя скромно. Едва заметно стискивал мои бока, старался прикоснуться.

— На нас все смотрят, — прошептала я ему на ухо, он скользнул в сторону так, что мы оказались лицом к лицу, шевельнул губами:

— Ты стыдишься меня?

— Нет-нет, мне просто неловко.

— Тогда давайте выйдем, побеседуем в саду…

Видимо, на моем лице отразился такой ужас, что Ларсо добавил:

— Неужели ты думаешь, что я трону тебя помимо твоей воли, у всех на виду? Если бы я так поступал, то не дожил бы до своих лет. Обещаю, что мы просто побеседуем — тут слишком громко. К тому же твой равнодушный муж нуждается в некоем уроке…

— Хорошо. Давайте, пока светло. Танец закончится, и выйдем.

— Сначала я, потом ты. — Он крутанул меня, и мы понеслись по залу.

Когда танец закончился, Ларсо оставил меня и направился к выходу, отмахиваясь от дам, я отказала поленообразному барону Рйонду и, сославшись на головокружение, зашагала к двери, где дежурил синеглазый Амиль.

На пороге завертела головой, пытаясь отыскать Ларсо. По мощенной брусчаткой дорожке прогуливались две незнакомые пары. Скучал стражник, поглядывая по сторонам. Из беседки доносился мужской голос, когда он стихал, хохотали женщины.

Что ты делаешь, дурочка! Кто-то пытается от тебя избавиться, вдруг это именно он? Поворачивайся и уходи! Только я собралась ретироваться, как заметила Ларсо возле зарослей жасмина. И сердце пропустило удар.

Вопреки ожиданиям он не стал звать меня в сад, а направился ко входу в замок, я зашагала навстречу, и мы встретились, немного не доходя до беседки.

— Вы обещали рассказать историю танца.

Он вскинул бровь, вспомнил, кивнул, предлагая мне опереться о руку:

— Ах да! Аделия! Она была принцессой Изумрудов четыреста лет назад, самой младшей в семье, как я. В шестнадцать ее выдали замуж за достойного мужа, князя Элио, на чужбине они прожили пять лет, она подарила ему двух сыновей, но любви между ними так и не было. На приеме в честь рождения племянника Аделия встретила князя Старро, сейчас этот род вымер, и влюбилась. Князь тоже полюбил ее, но они не могли быть вместе, потому что и он, и она имели семьи. Не мысля жизни без него, Аделия сбежала на Беззаконные земли, нашла Изначальный дом — жилище богов, откуда началось сотворение нашего мира, — и повернула время вспять. Но, вернувшись в прошлое и отыскав князя еще до помолвки, она получила отказ — князь тогда был влюблен в будущую жену.

— Похоже на сказку, — не поверила я.

Ларсо кивнул и продолжил:

— Аделия не перенесла горя и прыгнула в море. Но спустя четыре года в доме ее неудавшегося мужа нашли новорожденного младенца, в котором маги определили княжескую кровь. Князь Элио только собирался жениться и был в недоумении. Спустя два года появился еще один младенец, а чуть позже нашли записи Аделии, которая уже много лет мертва. Последнее, что она написала: «Отправляюсь искать Изначальный дом».

В голове все перемешалась, я коснулась руки Ларсо.

— Подождите… Не поняла. Если Аделия вернулась в прошлое, стала шестнадцатилетней девушкой и нашла своего любимого, который ей отказал, и после прыгнула в море, то она никогда не была замужем, откуда могли взяться дети?

— Маги головы сломали, обдумывая это, и сделали вывод, что поступок Аделии как бы слил воедино два хода событий: тот, где она вышла замуж, родила, а после влюбилась и отправилась в Изначальный дом, и наш, где она умерла невинной девушкой. То есть дети перенеслись из тупикового мира в наш. Как и ее дневник, из которого мы и узнали эту историю.

— Невероятно. Вы, взрослый муж, сами в это верите?

— Орден долго изучал детей и записки Аделии — вдруг кто-то пошутил, сочинил историю и подкинул князю бастардов. Пришли к выводу, что записи подлинны и малыши — дети князя и имеют право на титул, но не на наследство. Их потомки и сейчас живут на островах. Но не это самое удивительное. Когда появился первый младенец, рыбаки, заплутавшие на Краю Мира, нашли остров, которого там никогда не было, его, как и мальчика, назвали Рейни. А через еще два года, после появления второго мальчика, возник еще остров — Тайго, и туман отступил на юг.

Противоречить я не стала, ведь в споре всегда один — дурак, второй — подлец. Ни одним, ни вторым мне быть не хотелось. Гораздо приятней смотреть на Ларсо, купаться в лучах его славы и ловить завистливые взгляды прогуливающихся дам. Надо же, несколько часов назад они меня презирали!

— Вианта, я пригласил тебя не для того, чтобы рассказать об Аделии. — Ларсо остановился и сжал мои пальцы — я задержала дыхание, приподняла голову, заглянув ему в глаза.

Если бы не знала, что с рождения защищена от магических атак, подумала бы, что Ларсо околдовал меня. Но нет, у него природный магнетизм, которому трудно противиться.

— Если захочешь меня видеть ночью, зажги две свечи и поставь на подоконник, я буду ждать.

Дыхание перехватило, я раскрыла рот, чтобы возразить ему, но все слова пропали. Ларсо провел пальцем по моей ладони, сжал руки на запястьях.

— Твой старый муж недостоин такого сокровища.

Все, что я сумела сказать, — несусветную глупость:

— Но я же… далеко не красавица. Почему я? Вы… ты считаешь делом чести соблазнить невесту?

Он отпустил меня, запрокинул голову и расхохотался. Закрыл рукой рот, продолжая смеяться, а я непонимающе моргала. Кровь прилила и к щекам, и к кончикам ушей. Только я собралась обидеться, как Ларсо схватил меня и увлек в заросли жасмина, скрывая от глаз гостей.

Лепестки цветов посыпались, как снег. Ларсо прижал меня к себе, схватил за волосы на затылке, запрокинул мою голову и… Я рассчитывала, что поцелует, но нет — приблизился так, что я чувствовала его дыхание, провел языком по щеке и опять отстранился.

— Мне просто нравится делать женщин счастливыми.

Перед глазами плясали разноцветные звездочки, пришлось зажмуриться. Да я готова прямо тут ему отдаться, и в пекло помолвку, свадьбу, гостей! Лишь бы он утолил голод плоти, раздел меня и овладел, наполняя собой. Тяжело дыша, я приоткрыла губы, и мы слились в поцелуе.

Ларсо целовался, наверное, лучше всех в мире. Он покусывал нижнюю губу, прерываясь, припадал к ямочке между ключицами, посасывал мочки ушей и нашептывал, какая я сладкая, что он с удовольствием сделал бы то же самое там, если я попрошу. Здравый смысл пульсировал на задворках сознания, а когда Ларсо спустил платье с плеч, стиснул налившуюся грудь, я всхлипнула, затрепетала, закрыла рот рукой, и перед глазами потемнело.

Хорошо, Ларсо сообразил, что происходит, подхватил меня, потерявшую контроль над телом. Оно жило своей жизнью и после пика наслаждения вздрагивало, расслабляясь. Я была ничем. Перышком в воздушных потоках. Листом на водной глади.

Подождав, когда приду в себя, Ларсо прошептал в самое ухо:

— Умница. Какая ты нежная, ласковая. Я приду ночью, поиграем. — Он погладил меня по щеке. — И ты еще раз удивишь меня. Поверь, это сложно — удивить меня.

В низу живота заныло, я посмотрела на него осоловелыми глазами, желая одного — чтобы он не останавливался. Но Ларсо нехотя надел платье на мои плечи. Улыбнулся:

— Жди меня.

Чтобы не портить мою репутацию, он протиснулся между кустами жасмина, вышел с обратной стороны клумбы и направился через парк к небольшому озеру, видному из окон моей спальни. Сделалось зябко, и я обхватила себя руками, приложила ладони к пылающим щекам. Подождав, пока дыхание успокоится, я поправила платье, ощупала прическу, но Ларсо был нежен, и она не пострадала. Выглянула из-за нависающих ветвей жасмина: никого поблизости не было. Перепрыгнула клумбу, покрытую мелкими голубыми цветами, будто ковром, и направилась к воротам, делая вид, что я грущу и праздно прогуливаюсь.

Когда дорожка взяла чуть влево и имение исчезло из вида, я предпочла вернуться. Лучше не уединяться — не стоит забывать, что я многим мешаю, и, пока не замужем, меня постараются устранить.

— Вианта! — позвали меня ломающимся голосом подростка.

Я вздрогнула, глянула налево, туда, где зеленели березы, и заметила шагающего навстречу Арлито, который тотчас принялся меня отчитывать:

— Где ты была? Я уж подумывал поднимать стражу.

— С Ларсо прогуливалась, слушала его щебетание и сказки.

— И как? — прищурился Арлито.

— Ничего нового. — Я повела плечом. — Но забавно было наблюдать, как у женщин вытягиваются физиономии и они зеленеют от зависти.

Арлито ложью удовлетворился, а я подумала, что еще пара минут, и маг застал бы нас, точнее, меня, в довольно неприглядном виде. И вообще, с чего бы маг ордена — человек, по сути, независимый — вздумал меня опекать? Им запрещено иметь дружеские отношения с князьями подконтрольных земель.

Когда мы поравнялись с беседкой, я шепотом спросила:

— Слушай, а правда, что я красива? Ну, для жителей Изумрудов.

— Божественно красива, — честно ответил Арлито. — Давай вернемся к гостям, мне будет спокойней, и страже тоже.

* * *

Гости разошлись далеко за полночь. Нам с Ратоном предстояло покинуть зал последними, и мы наблюдали с балкона, как лакеи утаскивают под руки пьяного господина в бежевом кафтане, сзади коротком, спереди длинном. Толстый эльф в зеленом уснул между горами объедков и костей, его тормошила пухлая жена. Ларсо с супругой ушли одними из первых. На выходе принц обернулся, нашел меня взглядом и кивнул. Вспыхнув, я взяла под руку жениха.

Когда ужинали, он уделял внимание Саяни, смотрел на нее с такой нежностью, болью и вроде с обидой, что невольно просыпалась ревность. Сейчас же я ощущала, что рядом со мной — бесконечно чужой человек, предстоит потратить много сил и нервов, чтобы расположить его к себе. Или напрасно все это? Складывалось впечатление, что Ратон — человек с двойным дном: с виду улыбчивый и дружелюбный, но неизвестно, какие бездны прячутся за его улыбкой.

Поглаживая его руку, я положила голову ему на плечо, закрыла глаза, и тело отозвалось привычным уже томлением, желанием ласки и тепла, ощущение мало отличалось от страсти, которую я испытала во время танца с Ларсо.

Так зачем мне размениваться, если и муж способен меня порадовать? Разве что Ларсо доставит мне еще и эстетическое наслаждение, он красив, к нему приятно прикасаться. Все равно ни один, ни второй не заменят мне Эда — незачем себя мучить.

— Ратон, — проговорила я вкрадчиво и принялась разминать его предплечье. — Мне сложно засыпать одной, как подумаю, что Элайна среди гостей, что она желает мне смерти, так и сон нейдет.

Ратон смотрел перед собой, и взгляд у него был такой, словно он перемножал в уме многозначные числа, а не обдумывал предложение девушки провести ночь вместе.

— Я усилил охрану, тебе ничего не угрожает, — ответил он холодно, освободился и отодвинулся от меня.

Аж зло взяло. Значит, так? Ладно, дорогой будущий супруг, тогда извольте расширить дверные проемы, потому что вам предстоит обзавестись роскошными рогами.

— Спокойной ночи, Ратон, — улыбнулась я по возможности дружелюбно и отправилась к себе.

В своей спальне первым делом я перегнулась через подоконник и посмотрела на горящие окна гостевых комнат. Слуг выселили из двухэтажных домиков возле ворот, которые тоже забили гостями — там пела флейта и доносился женский смех. Из беседки, не видимой отсюда, доносились взрывы хохота. Где ночует Ларсо с супругой, я постеснялась спросить, а он тем более не знает, где меня искать. Или знает?

На улице заговорили голосом, похожим на баритон Ратона, ему на повышенных тонах ответила женщина — вроде Саяни. Из моей комнаты не было видно беседки и брусчатки, освещенной факелами. Только из окон гостевых лился свет, ложился золотыми прямоугольниками на заросшие клумбы, дробился поверхностью пруда.

Подул ветер, зашелестел камышом, принес запах горящей смолы, смешанный с ароматом отцветающего жасмина.

Я рухнула на кровать прямо в праздничном платье, попыталась читать книгу, но снова и снова мысли возвращались к Ларсо, к тому моменту, как я приоткрыла губы, и он поцеловал меня, а потом спустил платье с плеч и…

И опять меня охватил голод, буквально зубы сводило от желания, я не представляла, насколько жажда плотских утех может быть мучительной.

Постепенно голоса стихали, световые прямоугольники гасли, и дом погружался в темноту и тишину. Лииса помогла мне избавиться от платья, принесла деревянную ванночку и два ведра воды. Пока я мылась, она щебетала, как я была права, что Амиль восхитительный, она больше не любит Ратона, теперь ее сердце принадлежит Амилю, они поженятся, и у них будет трое синеглазых детей.

Вытершись и облачившись в копу, я позволила Лиисе расчесать мои волосы. За этим занятием нас застала Саяни, пожелала спокойной ночи и сказала, что оставляет медальон в ящике трюмо — она принесла мне пластину Незваного.

Когда Лииса закончила, я поблагодарила ее, подождала, пока служанка выйдет, и задула четыре свечи, висящие в углах комнаты. Подошла к окну, выглянула и не стала его закрывать. Глаза привыкли к темноте, и подсвеченные луной деревья казались потусторонними. Вода пруда напоминала стальной щит.

Голоса гостей стихли, только издали доносилось бормотание, но вскоре говорящий смолк, и воцарилась тишина.

Итак, надо зажечь свечи и ждать. Волнительно-то как!

Луна чуть поднялась над березовой рощей, посветлело, и я заметила черный силуэт человека, шагающего через клумбу. На неизвестном был плащ с капюшоном, но даже издали, в темноте я узнала Ларсо по летящей походке, он будто излучал уверенность.

Запрокинув голову, мужчина скинул капюшон. Я невольно отступила в глубь комнаты. Разум завопил, что все пропало. Тело возликовало и выдало порцию адреналина. Ларсо стоял неподвижно, глядя в черное окно. Конечно же, он знает, что я жду его.

Стиснув зубы, я распахнула окно. Ларсо взбежал по стене, оплетенной плющом, с ловкостью кота, сел на подоконнике, свесив ноги в комнату. Спрыгнул, закрывая створки, направился ко мне, по пути расшнуровывая плащ. Я покосилась на себя в зеркало: длинноволосая девушка в белоснежной сорочке.

Мы замерли в метре друг от друга. Вот он, неловкий момент, когда так трудно сделать шаг навстречу! Чтобы избежать его, придумывают благовидные предлоги, даже когда цель встречи предельно ясна; мне сейчас безумно не хватало такого предлога, ни обаяние Ларсо, ни тело, раньше вспыхивавшее желанием от одних фантазий, не снимали напряжения.

Улыбнувшись, Ларсо потянул завязки, и легкий черный плащ, даже скорее накидка, упал к его ногам, а в руке ненаследного принца оказалась едва различимая в лунном свете баклага — наподобие тыквенных, что продаются в сувенирных лавках.

— Славной ночи, — проговорил он и шагнул к тумбочке, оглядел ее и вздохнул: — Вианта, ты слишком напряжена, расслабься, я пришел, чтобы освежить в твоей памяти вкус хваленого нектара, который делают только в Изумрудах. Жаль, нет бокалов, а я не предусмотрел… Можно присесть?

Не дожидаясь приглашения, он уселся на кровать, разведя колени в стороны, откупорил баклагу, сделал глоток

— Придется вести себя как дикарям. — Он протянул мне вино, я не решилась сесть, взяла баклагу, понюхала, сделала глоток… Вкус был сладким с горчинкой, чуть вяжущим, как у моего любимого черного мускателя, только гуще, богаче.

— Мммм, восхитительно, — не сдержалась я и опустилась на край кровати, сделала еще глоток, от удовольствия закрыла глаза, а когда открыла их, очутилась в сказке: залитая серебром комната, широкая кровать с балдахином, такая тишина, что слышно, как дышит мужчина напротив — черный силуэт на фоне снежно-белого постельного белья.

Но если присмотреться, то видно, что этот мужчина красив, как бог, рубаха под черным жилетом такая белая, что кажется, будто она горит, волосы, волной ниспадающие до плеч, блестят серебром, а в чуть прищуренных глазах трепещет тот самый огонь, на который тысячи женщин летят, будто бабочки.

Ничего слащавого не было в Ларсо, ничего приторного, ни вызова, ни наглости, ни напора, он был естественным. Протянул руку, взял бутылку, сделал несколько глотков и вернул ее мне. Ни былой страсти, ни натиска — то ли дает время, чтобы я расслабилась, то ли вовсе передумал.

Наконец-то я осознала, что ко мне в спальню через окно залез любовник! А где-то неподалеку спит ничего не подозревающий Ратон, и это немного веселило меня.

Молча мы допили бутылку, Ларсо лег и завел рассказ о виноградниках и вине. Оказывается, то, что мы выпили, он сделал сам. Он говорил, говорил, говорил, голова кружилась от выпитого вина, и его слова тоже кружились, завораживая и утешая, стало наконец спокойно и хорошо, я легла рядом с Ларсо и закрыла глаза. Скрипнула кровать, шевельнулся Ларсо, я щекой ощутила тепло его дыхания — он склонился надо мной, погладил по волосам, пропуская локоны между пальцами, по щеке, опять по волосам, коснулся губами моих губ — казалось бы, обычный поцелуй, но ощущение было, словно он подул на угли, и в низу живота вспыхнуло пламя, прокатилось волной по телу и заставило жадно припасть к его губам.

Ощущения по интенсивности в десятки раз превосходили все то, что я прежде испытывала при близости с мужчиной. Когда Ларсо обхватил мою нижнюю губу, чуть прикусил ее и занялся верхней, мысли исчезли — их испепелила пробудившаяся страсть.

На балу мне думалось, что с Ларсо все будет необузданно и грубо, и его неожиданная нежность приятно удивила. Раздевшись и освободив меня от сорочки, он встал на колени рядом с кроватью, и его дыхание коснулось моего уха, он пощекотал его языком, сжал зубами мочку — я ахнула, обвила его шею руками, притянула Ларсо к себе, и свесившиеся волосы коснулись лица, обдав меня запахом древесной коры.

Немного отстранившись, он приподнял мою голову за подбородок, ужалил его языком и провел дорожку к ямочке между ключицами, а потом принялся порывисто и нежно целовать шею. Ларсо еще толком не начинал своих игр, а я от его прикосновений была уже на грани, тело реагировало слишком бурно, сдерживаться было невозможно, и я прижала голову Ларсо к груди, но он схватил мои руки за запястья и развел в стороны.

— Подожди, — с улыбкой сказал он, залез на кровать, вытянул мою руку и поцеловал локтевой сгиб, чуть касаясь губами кожи. Спустился к запястью, сжал зубами холмик Венеры, а когда добрался до ложбинок между пальцами, которые оказались самыми чувствительными, я уже вздрагивала от каждого его прикосновения и закусывала губу, чтобы не застонать от удовольствия.

Пока еще я недостаточно изучила свое новое тело, и Ларсо очень помогал мне познавать себя, исследуя его в поисках чувствительных мест. Оказалось, что оно все — сплошная эрогенная зона, мне уже сложно понять, где прикосновения Ларсо наиболее приятны, каждое касание — будто маленькая молния, и это он еще не добрался до…

Будто прочитав мои мысли, Ларсо накрыл руками обе груди, пропустил между пальцами набухшие соски, стиснул их, а когда я вскрикнула и выгнулась дугой, лег сверху и припал губами сначала к одному, потом к другому.

Как я ни старалась, дольше сдерживаться не получалось, чувство было мучительно сладким, казалось, что еще прикосновение, и я попросту умру от наслаждения. Обхватив Ларсо руками, я прижалась к нему, и по телу прокатилась сладкая волна освобождения.

Ларсо лег на бок, обнял ошалелую меня, зарылся лицом в мои волосы, положив голову мне на плечо так, чтобы губы чуть касались уха. Его руки гуляли по моим бокам, бедрам, животу, гладили грудь, шею, губы, сначала Ларсо молчал, потом стал шептать, какая я славная, чувственная и нежная, что трогать меня, видеть, как откликаюсь на его ласки, и есть наивысшее счастье, ведь люди притворяются, все время притворяются, и лишь в такие моменты можно увидеть их настоящими.

Его руки становились все настойчивей, он смолк и принялся покусывать мочку моего уха, погладил низ живота, надавил, снова погладил, и по телу покатились волны жара. Ларсо перевернул меня на живот, на мгновение отстранился, и я ощутила его губы на нежной коже коленного сгиба, чуть раздвинула бедра, чем он сразу же воспользовался, провел руками по их внутренней поверхности, его палец нырнул туда, где я желала его больше всего, но долго там задерживаться не стал.

Теперь Ларсо гладил, массировал, целовал мою спину, а я снова сдерживалась, чтобы не наброситься на него и не взять свое. Изучив мое тело, он принялся дразнить меня, целуя, покусывая, оглаживая самые чувствительные его точки. Я перестала существовать, превратилась в ощущение, и мир погрузился в пелену тумана, осталось одно желание — отдавать, отдаваться, раствориться без остатка в другом человеке. Наконец его палец оказался там, где все молило о прикосновении, он поднимался-опускался, касаясь одной точки, все чаще и чаще; чувствуя, что на грани, я перевернулась на спину, скользнула рукой по его бедрам и обхватила пальцами терпеливого воина, готового к подвигам.

Ларсо запрокинул голову и улыбнулся, притянул меня, и я уселась на него. Момент долгожданного соединения заставил меня вскрикнуть — слишком трудно переживать это мучительно-сладкое ощущение наполненности, — и Ларсо закрыл ладонью мой рот. Это немного охладило меня, и теперь мы двигались в общем ритме — лицом к лицу, то сливаясь в поцелуе, то отстраняясь друг от друга.

Напряжение все нарастало, я запрокинула голову, закусила губу, и в тот момент, когда собралась закричать, Ларсо накрыл мой рот своими губами, и мир взорвался фейерверком ощущений.

Обессилев, я упала на Ларсо, и он перестал двигаться, перевернул меня на спину и начал наполнять гулкую пустоту, образовавшуюся в душе, ласковыми словами, поцелуями, прикосновениями. Чуть больше минуты миновало, и я снова отзываюсь на его ласки, он чувствует это и начинает двигаться сначала медленно, потом все увеличивая темп, я двигаюсь вместе с ним и остатками разума вижу разгорающийся огонь, пламенем охвачены наши тела, нет сил терпеть, и по телу в третий раз прокатилась волна сладостных судорог.

На этот раз Ларсо не стал останавливаться, и я ощутила, как за не успевшей схлынуть первой волной удовольствия накатывает вторая, потом третья, волны захлестывают одна за другой, швыряют, будто лодку, потерявшую управление.

Вскоре и Ларсо достиг пика наслаждения, лег на спину, ошалело глядя на меня. Объятия. Горячее тело, чуть шершавые руки. Голос. Теплый голос ласкает слух.

— Ты восхитительная, Вианта, — шептал Ларсо, перебирая мои локоны.

Он лежал на боку, приподнявшись на локте, и даже в слабом свете луны было видно, как поблескивает от пота его совершенное тело.

— Я не встречал женщин лучше тебя.

Наверное, он говорил эти слова многим, и каждый раз они были правдой, потому что Ларсо верил в сказанное. Ну и пусть. Сейчас они были нужны мне, как капли воды, падающие в иссушенную почву. Обычно я стремилась в минуты близости выключить свет, сейчас хотелось видеть Ларсо, его черные глаза, где вспыхивают искры, яркие губы, ровные белые зубы, пробивающуюся щетину. Смотреть, как смоляные кудри свешиваются, обрамляя смуглое узкое лицо.

Еще утром он был чужим мне, и вот мы в одной постели совершенно голые, и нет человека ближе и родней. Завтра он уйдет, иногда мы будем встречаться на светских приемах, кивать друг другу и отворачиваться. У него будет новая любовница, у меня — воспоминания о том, как мы лежали, сплетя ноги и руки, посеребренные молодой луной.

Счастье, приправленное скорой утратой, было пронзительно-ярким.

Ненадолго мы задремали. Проснулась я от звона стекла, не понимая, что происходит. Серая тень метнулась к кровати, Эд толкнул меня — перекатившись через кровать, я упала на пол.

— Беги! — крикнул он голосом Ларсо, и я запоздало сообразила, что в моей постели другой.

Металл лязгнул о металл. Медленно всплыла мысль: «Покушение». Если бы не Ларсо, меня прирезали бы спящей, но страха не было. Было отчетливое понимание, что в трюмо, там, где пластина Незваного, лежит нож без ручки, которым я пыталась перерезать связанные руки, и то лучше, чем ничего.

Пока я, прячась за кроватью, подбиралась к ножу, кто-то захрипел и с грохотом повалился на пол, задергался, тарабаня ногами о пол. Я подняла голову: голый Ларсо с саблей в левой руке стоял над поверженным противником.

В коридоре затопали, в дверь постучали. Взволнованный Арлито прокричал:

— Вианта? Что случилось?

Мы с Ларсо переглянулись, я закрыла руками лицо, он принялся натягивать штаны. В дверь ударили сильнее.

— Все нормально, — крикнула я, облачаясь в сорочку.

Это первое, что пришло в голову. «Нормально», ага: в комнате труп, море кровищи, любовник… Ларсо шагнул ко мне, покосился на наемника в серой одежде, прошептал:

— Не вижу другого выхода, кроме как сказать правду.

Наконец я нашла в себе силы и посмотрела на убийцу: не молод, но и не стар, гладко выбрит, пострижен под горшок. Одежда на нем крестьянская, коричнево-серая. Пока еще не рассвело, и лужа крови на полу казалась черной.

— Меня пытались убить, но я не могу вас впустить, потому что… Не одета.

Ларсо пожал плечами, вытер саблю о труп и отправил в ножны:

— Мне все равно придется держать ответ за содеянное. — Он надел рубашку, сверху накинул кафтан и не стал его застегивать, только сейчас заметила, что Ларсо припадает на правую ногу, и на штанине расползается пятно.

Ненадолго я впала в ступор. Слишком много всего сразу. Непонятно, чего пугаться: трупа или гнева обманутого жениха.

Перед тем как открыть дверь, я припала к губам Ларсо.

— Ты мне жизнь спас.

— Мелочи.

Потянувшись к щеколде, я опустила руку. Воображение нарисовало целую делегацию с факелами в руках во главе с опозоренным женихом.

— Что со мной теперь будет? — пролепетала я и распахнула дверь.