Когда на следующее утро Павел Иванович вошел в комнату своих новых знакомых, он застал Лизу и её мать вполне готовыми, чтобы пуститься в дорогу. Лиза успела уже помочь одеться матери, еле державшейся на ногах от слабости, напоила ее молоком и сбегала к соседке, которая взялась отвезти маму в больницу.

— Ну, вот и молодец. Все так проворно устроила, — проговорил Павел Иванович весело и, чтобы рассмешить грустившую девочку, скроил такую удивительно смешную гримасу, что, как не тяжело было на сердце Лизы, она не могла удержаться от улыбки.

— А я думал, что ты еще нежишься в постели, — продолжал он шутить, — и что мне придется везти тебя с постелью вместе, вот была бы потеха!

И Павел Иванович, представив вероятно, в своем воображении, как бы он вез постель с Лизой на извозчике, громко и весело расхохотался.

Но Лизе было не до смеху. Как раз в эту минуту дверь растворилась, и к ним вошла соседка, к которой поутру бегала Лиза с просьбою сопутствовать её маме в больницу.

— Если вы готовы, Марья Дмитриевна, — сказала она, — то едем.

— Да, да, — как-то разом засуетилась Лизина мама. — Едем, едем, я готова, — и она крепко-крепко обвила обеими руками шею дочери, покрыв все лицо её горячими поцелуями.

И Павел Иванович, и добрая соседка отвернулись к окну, чтобы не видеть тяжелого прощания матери с дочерью.

— Лизок мой, деточка моя дорогая, ненаглядная, — говорила больная, — не плачь, не горюй без меня. Быть умницей и прилежной я тебя и не стану просить: я знаю тебя, моя дорогая, примерная деточка, знаю, что ты и без просьбы мамы будешь такой; одного прошу от тебя: не тоскуй и не плачь, а в те минуты, когда тебе особенно взгрустнется, прибегай к Богу. Он Единственный, Который может утешить тебя, милая моя крошка! Он твой Заступник. Он любит детей и всегда внимателен к детской молитве. Помни это, Лиза, постоянно и обещай мне, деточка, часто молиться Богу и в тяжелые, и в радостные дни…

Лиза могла только кивнуть в ответ головой, потому что слезы душили ее, не давая ей произнести ни слова. Но и без слов её мама поняла свою девочку, поняла, что Лиза давала ей безмолвное обещание исполнить обе её просьбы. — Ну, а теперь прощай, моя крошка, — произнесла больная, — или нет, — поправилась она, — скажу лучше тебе до свидания! Ведь мы скоро, скоро увидимся с тобою; в работе и в ученье ты и не заметишь, как пробежит время.

— Павел Иванович, — обратилась Окольцева к Сатину, — доверяю вам мою Лизу, мое сокровище. Сберегите мне ее, Бога ради, будьте поласковее к ней. Она добрый и кроткий ребенок и не перенесет строгого обращения.

— О, сударыня, — прервал немного обиженно добрый старик, — Или вы думаете, что я завел мой кружок, чтобы только браниться? Или, может быть, вы воображаете, что я развожу детей, как цыплят, чтобы жарить их и подавать к обеду?

И он снова сделал свою потешную гримасу, при виде которой и Лиза, и сама больная не могли удержаться на этот раз от улыбки.

— Моя супруга, — продолжал Павел Иванович уже спокойным и серьезным тоном, видя, что совсем успокоил больную насчет её дочери, — действительно, несколько строга с детьми, но ваша Лиза, сударыня, такой милый и вежливый ребенок, что ее сразу полюбит даже самая строгая начальница. И потом я беру вашу дочь под мою защиту. Слышишь, Лизок, во всех твоих печалях и горестях ты можешь обращаться ко мне, будешь?

— Спасибо, — робко прошептала Лиза и снова прильнула к матери с последним поцелуем.

Наконец, они с трудом оторвались друг от друга, и мама, опираясь на руку доброго господина Сатина, стала медленно спускаться по темной и скользкой лестнице.

У ворот дома стоял уже извозчик, предупредительно нанятый Павлом Ивановичем, чтобы отвезти мать Лизы в больницу. Сатин осторожно посадил в пролетку больную, помог взобраться с другой стороны соседке Окольцевых и, пожав руку Марье Дмитриевне, тихо проговорил:

— С Богом, в добрый час! Поправляйтесь скорее… А за девочку не беспокойтесь: я ее сберегу.

Извозчик дернул вожжами. Мать кивнула в последний раз стоявшей у ворот Лизе, и пролетка исчезла за углом их большого мрачного дома.

— Ну, а мы пешком, нам недалеко, — весело проговорил Павел Иванович и, взяв своей большой рукой крошечную ручонку Лизы, быстро зашагал с нею по тротуару.