Черт меня дернул пойти погулять по городу!

Теперь, когда все позади, совершенно ясно: останься я тогда в номере отеля «Тихий уголок», ничего не изменилось бы — все было предусмотрено заранее, рассчитано, спланировано. Десятки раз задавал я себе этот вопрос, и десятки раз отвечал сам себе: нет, ты не мог повернуть ход событий. И все-таки… Может быть, все пошло бы по-другому, останься я тогда в номере с кроватью под балдахином? Может быть, может быть… Но я ушел.

И опять агатовый лимузин неотступно следовал неподалеку. Только вместо Эрнесто за рулем сидел бармен, а еще двое дюжих молодчиков разместились на заднем сиденье.

Рука, задетая во время кислотного дождя, поджила. Старую куртку сменил строгий костюм. Мафиози обязались через пару дней доставить корабль, куда мне будет угодно. Надеюсь, понятно, почему я вновь ощутил себя беззаботным туристом, проводящим отпуск на чужой экзотической планете.

Собственно, особой экзотики вокруг не было. Сильное впечатление осталось, пожалуй, лишь от Главного хранилища, располагавшегося все на той же площади рядом со зданием Главэкономупра.

Колоссальный бетонный куб, каждая грань которого равнялась доброй сотне метров, подавлял все вокруг. Ни единого окна, украшения или плаката не нарушало глухую монотонность бетона. Это было олицетворение надежности, незыблемости, государственного порядка.

Я поманил машину пальцем и спросил у подскочившего Уинстона, где тут вход. Оказалось, что в хранилище ведет тоннель, проложенный глубоко под землей и соединяющий здание с Горэкономупром — Городским управлением по осуществлению 100-процентной экономии, если говорить точнее.

— Экие строгости, — заметил я. — А что там хранится-то? Деньги? Драгоценности?

— Что вы, сударь, — ответил Уинстон (он значительно осмелел с того момента, как стал моим телохранителем). — Здесь денег нет. Здесь Отчет.

— Отчет? Это о чем же?

— Говорят, обо всем. Мы не лезем в эти дела. Вот если бы тут были деньги, драгоценности, — ух, мы бы их бы!..

И он показал руками, как они бы их бы.

Я не стал ломать голову над чужими загадками и поинтересовался, нет ли тут поблизости музеев.

— Я понимаю, — с восхищением сказал Уинстон. — О, я прекрасно понимаю вас, сударь. Картины сейчас в цене. Но все они увезены в Центр. Их судьбой занимается комиссия по экономии, так что… Скоро совсем нечем будет поживиться в этом проклятом городишке!

Мы двинулись дальше — я по тротуару, Уинстон с молодцами по дороге. Мимо тянулись здания, выдержанные в таком же спартанском духе, что и хранилище, только с окнами и подъездами, сквозь которые сновали редкие служащие (конечно, я имею в виду подъезды; через окна никто не сновал, это не в правилах даже такой своеобразной планеты, как Большие Глухари). Прохожих было немного, да и те при виде агатового лимузина спешили проскользнуть стороной. Этот автомобиль, видимо, помнили многие в Городе № 3…

Впечатление оживляли витрины. Но я уже знал их фальшивую изнанку, и немудрено, что через часик-полтора меня охватила невыразимая скука.

Я повернулся к машине, чтобы отбыть обратно в отель, как вдруг заметил на другой стороне улицы знакомую всклокоченную шевелюру. Это был Кун. Господи, я совсем про него забыл!

— Дружище! — закричал я. — Как здорово, что я вас встретил!

Александр оставался верен себе. Цепко оглядев мой новый костюм, черный лимузин, бармена и молодцов на заднем сиденье, он мгновенно оценил обстановку и спросил со знакомыми саркастическими нотками в голосе:

— А вы уверены, что не ошиблись? Меня, знаете ли, частенько путают…

— Александр, ну как вам не стыдно!..

— Мне? — сказал Александр, подняв бровь.

— Ну-ну, молчу, молчу… — мне стало неловко за свой цветущий вид, и я затащил друга в ближайший ресторанчик.

По настоянию Уинстона сели в отдельном кабинете. Бармен дежурил у дверей, один из молодцов в коридоре, а другой на улице. Из соседнего зала доносились оживленные голоса. По коридору то и дело пробегали официанты. Обстановка для дружеской беседы была явно неподходящей. Александр ел мало, отмалчивался и хмуро посматривал в сторону Уинстона. Улучив момент, когда бармен отвернулся, я шепнул:

— Знаете его?

— Приходилось, — неопределенно ответил Кун.

— Теперь он мой телохранитель! — не удержался я от хвастовства.

— Вот как? Поздравляю…

— Вы зря иронизируете, — обиделся я. — Получилась забавная штука. Дело в том, что меня пере…

— Стоп-стоп, не надо ваших секретов! — предостерегающе поднял руку Александр. — Боюсь, с ними мне трудновато будет добраться до своей «норы». Кстати, вы не сообщили им, где я живу?

— Да вы что?

— Ладно, не обижайтесь. Сейчас таким, как я, приходится держать ухо востро.

Обед закончился в молчании. И только на улице, шагая рядом впереди неотступного лимузина, мы сумели поговорить по душам.

— Я вам все расписал по пунктам, — горячился Кун. — Как вас занесло в подвальчик?

— А куда мне было деваться? Брамса нет, город чужой… Да еще этот, с семечками, привязался. Что за чертовщина у вас тут происходит?

— Что именно вас интересует? — осведомился Кун.

— Да все! В газеты заглянул — голова кругом! Борьба за экономию, почему-то 100-процентную, контрабандные подсолнухи, теперь вот Отчет какой-то… Объясните!

И Александр объяснил. В его устах это выглядело примерно так.

Переселенцы, прибывшие с Земли в конце прошлого века, хотели только одного: покоя. Не знаю, что уж так не понравилось им на родине, влияния каких идей они опасались, только планету Большие Глухари закрыли для посещений.

Переселенцам хватало своих проблем. Полузадушенные лесами поселки постепенно набирали силу. Рядом с месторождением железной руды возник первый город, названный гордо Центром. Леса выжигались, на освобожденных площадях появлялось земледелие. Промышленность постепенно окрепла настолько, что могла бы снабжать товарами соседние слаборазвитые планеты. Но принцып «мы к вам не лезем, вы к нам не лезьте» продолжал действовать.

Примерно в это время в районе поселка № 3 (позднее переименованного в город) начались странные вещи. Об их сути Кун отозвался весьма туманно, заметив лишь, что весь фокус в локальном нарушении причинно-следственных связей. Но с той поры жизнь на планете начала заметно меняться.

Прежде всего это коснулось промышленности. Одно за другим предприятия переводились на выпуск бумаги. Спешно возводились громадные склады, заполнявшиеся миллионами рулонов. Они разрастались столь же быстро, как таяли леса. В конце концов на планете не осталось ни единого деревца. Тогда начали искать способы делать бумагу из угля, нефти, торфа…

Движение за 100-процентную экономию возникло как раз в этот период. Застрельщиком его стал Андрэ Новик, член Большого планетного совета, а позднее основатель и первый глава Центрального отдела Главного эконома. Основная его мысль заключается в том, что раз производство далее развиваться не может, надо неуклонно сокращать потребление. Это возможно только путем экономии. Идеальная, 100-процентная экономия будет достигнута при нулевом потреблении…

Тут я не выдержал и вмешался в плавный рассказ Куна.

— Позвольте, как это так — нулевое потребление? Абсурд! А людей куда?

— Экономия коснулась и людей. Кстати, вы обратили внимание? Я, один из сэкономленных, — и об этом знает весь город! — спокойно иду по улице и никакая полиция меня не трогает. А ведь они обязаны проследить за исполнением.

— А правда, почему так?

— Да потому, что меня нет, — Кун усмехнулся и помахал рукой постовому. Постовой не дрогнул ни единым мускулом. — Меня не существует на этом свете. У меня нет жилья, и я вынужден жить за городом. На меня не выделяется довольствие, нет работы, нет денег, документов — ничего, ничего нет! Кого он схватит, этот постовой, — человека, о котором стоит запись в Отчете как о сэкономленном? Но ведь Александр Кун не существует!

— Тьфу ты, — сказал я. — Ну и порядочки у вас. А ваш Главный эконом, по-моему, просто людоед.

— Между прочим, именно по его инициативе началась кампания по борьбе с семечками…

— Да-да, расскажите, пожалуйста! Нашли с чем бороться. Взялись бы за наркотики, за алкоголь, в конце концов…

— Наркотические растения у нас на планете не произрастают, — пожал плечами Кун. — Алкоголь традиционно почти не употребляется. Да и дело-то, собственно, не в этом. Главное, чтобы не застаивались люди. Крутились, как белка в колесе! Дисциплина, понимаете? Дисциплина и порядок. Вам, землянам, этого не постичь…

— Где уж нам, — съехидничал я. — Мы семечки лузгаем, работоспособность снижаем, стремимся посидеть…

Мы подошли ко входу в «Тихий уголок». Александр наотрез отказался зайти. Отмахнулся он и от денег. Украдкой мне удалось сунуть ему в карман несколько крупных купюр.

— Ступайте в Главэкономупр, — посоветовал Александр на прощанье. Ваши новые друзья, — он с усмешкой покосился на Уинстона, стоявшего рядом, помогут вам в этом. Желаю успеха. А мне пора в «нору».

Кун сворачивал за угол, когда я, осененный внезапной идеей, крикнул ему вдогонку:

— Послушайте, а сколько вас? Мне хочется помочь!

— Я один, — ответил Александр. — Техническая ошибка. Где-то что-то не сработало. Счастливая случайность, не более. Одновременно с записью в Отчете человек исчезает бесследно.

Он скрылся за поворотом, а я остался один на один со своими невеселыми мыслями.