— Спички бросьте, — посоветовал спокойный голос. — Чего вы в них вцепились-то?

Я помедлил и выронил коробок.

— Вот и чудесно. Терпеть не могу стрелять в закрытом помещении. Грохот, вонь… Вы не находите?

Я молчал. На душе было скверно.

«„Техническая ошибка“, слишком „случайные“ встречи… А кондиционер в нищей „норе“! Ах, балбес, балбес… Как же я не догадался сразу!..»

— Да вы не казнитесь так-то уж… — зазвучали знакомые иронические нотки. — Узнаю землян. Любимое занятие — угрызения совести…

— Зачем я был вам нужен, Александр? — не оборачиваясь, хмуро спросил я.

— Почему «был»? — весело удивился Кун. — Вы мне и сейчас нужны. Иначе шлепнул бы я вас на месте за попытку поджога казенного имущества, и взятки гладки… Кстати, разобрали бы дровишки-то. Все-таки государственные бумаги, а вы костерчик сложили… И поторопитесь, нам ехать нужно.

Я начал медленно раскладывать папки по ящикам. Кун стоял у двери с пистолетом в руке. Его глаза за свеклами очков улыбались откровенно издевательски.

— И трубочку на место положите. Эк вы ее в угол-то шваркнули… Нервы надо лечить, дорогой.

Сжав зубы, я сходил за трубочкой и водрузил ее на место. Рядом с телефоном лег скоросшиватель, раскрытый на записи о ликвидации лесов. Я установил телефонный аппарат ровнее и закрыл косую столешницу. Теперь вся надежда была на удачу.

Агатовый лимузин ждал нас внизу.

Кун уселся рядом с шофером, а я поместился сзади, между двумя молодцами. Охранники были незнакомые.

— А где Уинстон? — поинтересовался я, когда машина тронулась.

— Бармен-то? — рассеянно отозвался погруженный в свои мысли Кун. Нету больше бармена, такая вот неприятность с ним приключилась, ай-яй-яй… Слишком усердный, знаете ли, был. А во всем важно не переборщить. Вы не согласны со мной?

— Трудно не согласиться с человеком, обладающим таким даром убеждения.

— Ну вот и ожили, — с удовлетворением констатировал Кун. Признаться, мне надоело наблюдать за вашей перекошенной от внутренней борьбы физиономией.

— К себе везете?

— Ага, — незамедлительно откликнулся Кун. — В бандитское логово. В самый, значит, оплот преступного мира. Боитесь? Вы же везунчик. Вон как ловко сыграли — и у наших, и в Управлении…

— Вы же меня и направляли…

— Не скрою, было, — весело ответил Кун. — Приятно вспомнить красивую комбинацию. Наши олухи сразу клюнули.

— Зачем вам все это было нужно?

— Неужели не понимаете? А я думал, вы у нас поднатаскались… Проверка, милый! Да не жмите вы его так, — обратился Кун к охранникам. Куда он денется!

Молодцы отодвинулись. Автомобиль покинул Город № 3 и стремительно двигался на юг. Вокруг пошла знакомая степь. «Только бы получилось», думал я.

Кун закурил сигару. Ароматный дым разошелся по просторному салону. Шофер давил на газ.

— И кого же вы проверяли?

— Да всех! Пока они клубились вокруг нас, боже мой, какие были интриги, волнения, суета, вы и не догадываетесь, я не спеша прозвонил всю цепочку — связи, контакты и все такое прочее. Согласитесь, организация нуждается в чистке. Сами видите, какие гаврики у нас работают. Как ни крути, отец весьма старомодный человек. А времена меняются!

— Так вы — Авель?

Кисселини-младший засмеялся и отвесил мне издевательский поклон. Машина гнала на юг.

— Вы знали о моем прилете?

— Откуда? — искренне удивился Кисселини. — Вы свалились мне, как снег на голову. Свежий человек, никто вас в лицо не знает… Грешно было не воспользоваться случаем. Правда, не думал, что вы окажетесь таким шустрым. Быстро вы до Отчета добрались. Да еще и поджигателем заделались.

— Я шел за своим кораблем, — сказал я.

Кисселини опять засмеялся.

— А с чего, собственно, вы взяли, будто «Дредноут» сэкономлен? Экие люди эти земляне, одно умиление!

— Так он у вас?!

— Ну зачем так кричать, — поморщился Кисселини. — Вон он стоит. Мы туда и направляемся. Говорю вам, грех было не воспользоваться случаем.

Мы приближались к кораблю. Мой милый Дредноут, покорившись, стоял посреди степи. В иллюминаторах не горел свет, краска облезла под кислотными дождями — весь он был такой маленький и жалкий, что у меня защемило сердце.

Агатовый лимузин остановился.

— Светает, — заметил Кисселини, выбираясь из машины. — Времени у нас в обрез, поэтому поспешим.

Охранники вытащили меня из автомобиля и поставили перед кораблем. Дредноут-14 не подавал признаков жизни, но что-то подсказывало мне: Гриша видит, он заметил меня. Но отчего же он молчит?..

Кисселини походил возле корабля, знаком приказал охранникам отойти. Потом приблизился ко мне.

— Послушайте, Вениамин, — негромко и раздумчиво произнес он. — Вы должны мне помочь. Не скрою, от этого зависит ваша жизнь…

— Что вам нужно от меня?

— Только не надо, не надо этой позы! — горячо зашептал Кисселини, наклоняясь ко мне вплотную. — Вы прекрасно знаете, о чем речь. Вы будете жить, ясно вам? — жить! Дышать, ходить по улицам, читать книги… Хотите, отдам подвальчик Уинстона, вместе с Милочкой? Мало — дам больше! Мне нужно только одно: корабль. У нас такой техники нет, у меня она будет! Ну? Отвечайте!

Время шло, и оно работало на меня. Но почему, почему ничего не происходит?..

— Не понимаю, чем я-то могу помочь…

— Ай, да отлично вы все понимаете, — с досадой произнес бывший Кун. Этот ваш типчик внутри…

— Так это Грише я обязан тем, что меня доставили сюда? Приятно слышать. Эй, Григорий, привет!

В ответ коротко мигнул свет в иллюминаторе ходовой рубки. Гриша подавал сигнал.

— Он блокировал входной люк, а когда мы хотели вскрыть обшивку, объявил, что взорвет реактор, и потребовал показать вас. Прикажите ему не капризничать и отправляйтесь ко всем чертям! Жизнь я вам гарантирую.

Я молчал. Мне нечего было сказать Кисселини. Ответить «да» и отдать мафии корабль? Я вдруг представил себе монастырский двор, заволокинцев, Петра Евсеича, сидящего у входа в свой подвал… Ответить «нет»? Но я вовсе не киношный герой, под градом пуль бесстрашно бросающий в лицо врага презрения…

Я молчал.

— Так, — буднично сказал Кисселини. — Первый вариант будем считать отработанным. Собственно, ничего другого я не ожидал. Теперь вариант два. Боюсь, что он не столь приятен, ну да вы сами выбирали…

Он махнул рукой охранникам. Молодцы действовали на редкость сноровисто: мигом положили меня на землю, надели наручники, а щиколотки крепко-накрепко обмотали шнуром.

Кисселини озабоченно посмотрел на небо.

— Минут через десять пойдет дождь. Кажется, вы уже пробовали на себе его действие? Когда ударят капли и на вас начнет лопаться кожа, вы сам сделаете все, о чем просят. Если нет, вся надежда на Гришу. Полагаю, он не допустит, чтобы по его вине погиб хозяин корабля… Ну-с, а я пока посижу в машине.

Кисселини и охранники уселись в автомобиль, а я остался лежать напротив корабля. Потянул знакомый едкий ветерок. Уже совсем рассвело. Приближался дождь.

О чем думал я тогда, лежа на земле, в эти десять минут до конца? Вспоминал свою жизнь, раскаивался, жалел о несделанном? Сейчас трудно сказать об этом. Скорее всего нет. Мелькали в голове обрывки каких-то мыслей, спину холодила остывшая за ночь глина, ныли перетянутые шнуром ноги. Время шло, и я начинал понимать, что последний мой шанс не сработал. Сдался бы я? Не знаю. Не стану врать. Мне совсем не хотелось умереть здесь, на холодной глине, рядом со своим кораблем…

— Вы еще не надумали? — высунулся из окна машины Кисселини. — Хотите заработать воспаление легких? Не самый короткий путь к самоубийству, уверяю вас. Бросьте, Вениамин, героя из вас не получится. Зря только нас задерживаете.

— Вам-то куда торопиться? — не поворачивая головы, спросил я.

— В Управление, куда еще. С мышами бороться. Они ведь, твари, прожорливые, кило бумаги за час способны изгрызть. Каждая! Да и подчиненные, поди, заждались…

Тут уж мне пришлось повернуться.

— Что вы так смотрите? — Кисселини опять развеселился. — Ну да, я назначен новым начальником Горэкономупра. Как писали когда-то в передовых статьях, сращивание бюрократического аппарата и организованной преступности. Эх, славное было времечко, простор, неторенная целина!.. Теперь ясно, почему я перехватил вас в Хранилище? Устроили бы вы мне со своими спичками анархию — мать порядка… Представляете, что бы произошло на планете? Некрасиво, между прочим. Со своим уставом в чужой монастырь, ай-яй-яй!.. Ну, не решились еще?

Я отвернулся. В иллюминаторах корабля зажегся свет. Кисселини немедленно отреагировал.

— Ага, Гриша не выдержал. Зря вы тут лежачую забастовку устраивали. Кстати, за вами еще один грешок имеется — вагончик. Нехорошо, дорогой. Взяли, да и сбросили в реку. Ладно, еще, он пустой был, без пассажира…

Входной люк корабля вздрогнул и начал медленно открываться. Гриша действительно не выдержал…

— Закрой! — закричал я. — Нельзя, Григорий!

Кисселини рывком отворил дверцу, высунул ногу из машины и тут же упал обратно на сиденье, отброшенный мощным ударом. Меня отшвырнуло в сторону и больно стукнуло о шершавый ствол дерева. Оно возникло из ничего, огромное, старое, с бугристыми корнями, цепко впившимися во вновь обретенную землю.

Я лежал между корней, нелепо задрав скованные руки. Вокруг возникали деревья. Не было больше глинистой равнины. Лес возвращался, и плотный ковер хвои лег на землю, как лежал тысячи лет до приезда колонистов. Я дождался! Стволы множились, вставали рядами; отброшенный и перевернутый вверх колесами автомобиль уткнулся радиатором в могучую сосну. Изнутри раздавались несвязные выкрики, стоны. Хлопнул выстрел.

И тогда я пополз. Обдираясь в кровь, я полз между деревьев, извивался, упирался локтями и коленями — вперед, к распахнутому люку корабля! Последнее, что я заметил, были капли дождя, покатившиеся по щекам, за воротник, проникавшие сквозь изорванную одежду…

Дождь был обыкновенный, по-утреннему холодный и свежий.