Восстав поутру… Впрочем, нет. Какое уж там утро — два часа пополудни (как все-таки развращает эта роскошная жизнь!).
Итак, проснувшись в четырнадцать часов по местному времени, я первым делом осторожно приоткрыл глаза и посмотрел, нет ли кого-нибудь рядом… Не было. Ни Милочки, ни какой-либо другой дивы.
Приятно чувствовать себя непоколебимым и морально устойчивым. Я взбодрился, но вспомнил вчерашнего сыщика, сбитого машиной, и погрустнел. Предстояло распутать странный клубок людей и событий, в центр которого я попал, выпутаться невредимым и главное — отыскать пропавший корабль.
Прежде всего, надо было разобраться, за кого они меня приняли. И еще эти семечки…
За дверью зашептались. На чертовой планетке Большие Глухари, судя по всему, обожали перешептываться и говорить из укрытия.
— Тш-ш-ш, спит еще, куда претесь!
— А может, проснулся? Дел много…
— Надо будет — позовет. Успеете доложиться.
— Ох, беда беда… Говорят, строг? От машины вчера отказался…
— А как вы думали? Новая метла!
— То-то и оно, брат…
Очевидным казалось одно: меня принимают за какую-то крупную птицу. Незабвенный Иван Александрович в подобной ситуации чувствовал себя великолепно. Мне же было не по себе.
На столике у дверей лежали свежие газеты. Стараясь ступать бесшумно, я босиком подкрался к столику. За дверью тут уже испуганно зашуршали и смолкли.
«Разбежались, — злорадно подумал я. — Боитесь, гады? Это хорошо…»
«Городской вестник» открывался громадной передовой статьей под заголовком «За правильную линию, против неправильной линии». Рядом помещалась фотография, подпись под которой сообщала: «В борьбе за 100-процентную экономию. 20 лет проработал на заводе автопогрузчиков передовой слесарь-сборщик Н. И. Лой. Недавно заводской новатор добился нового выдающегося успеха. Он сумел собрать автопогрузчик без единого винта!»
Я полюбовался на выразительное лицо умельца. Н. И. Лой был тверд и суров. В его взоре ясно читалась решимость в дальнейшем обойтись не только без винтов, но и без болтов, шурупов и гаек.
Вздохнув, я перешел к передовой статье.
«Нытики и маловеры пытаются внедрить в сознание честных людей гнилую идейку о том, что 100-процентная экономия в принципе невозможна. В последнее время заметно активизировалась немногочисленная группка отщепенцев, вычеркнутых за ненадобностью из списка членов общества. Кое-кто именует их ненашим словом „сэкономленные“. Чем ответить на это? Мы знаем чем. Как один человек, в могучем порыве мы поднимемся и решительно дадим по рукам всем, кто пытается…»
Я перевернул страницу. «…за светлые идеалы, верность которым нам завещали наши прадеды, прибывшие с Земли в начале годов 90-х прошлого столетия. Они привезли оттуда веру в порядок, стремление к стабильности и общественному покою, единодушие и…»
Господи, это все еще передовая! А нормальные статьи здесь есть?
Третья страница была полностью отдана под «круглый стол». Выступало человек двенадцать. Наудачу я заглянул в два-три места.
«Таким образом, можно считать доказанным, что регулярное употребление семечек снижает…»
Ага, семечки! Ну-ка, ну-ка…
«…снижает работоспособность в среднем на 35–40 процентов. Одновременно наблюдаются такие явления, как повышенная рассеянность, стремление посидеть, болтливость. Быстро развиваются заболевания зубов, гортани, пищевода и желудка».
Кандидат медицинских наук Ф. Сигал-Сигайло.
«Ключ к успеху — в совместных действиях. Школа, семья, общественность — вот три силы, способные отвратить подростка от пагубной страсти к лузганию. С язвой, разъедающей наш город, должно быть покончено раз и навсегда!»
Бехтеев, учитель.
«Порой раздаются голоса, требующие ужесточить наказание за употребление семян подсолнуха. Мы, юристы, поддерживаем эту точку зрения. Вместе с тем, мы против того, чтобы ввести смертную казнь за неоднократное, злостное щелкание семян в общественных местах. Преступники нужны общественному хозяйству. Кроме того, необходимо тщательно дифференцировать по тяжести совершенного деяния. Думаю, сегодня все понимают, что употребление жареных, сушеных и, наконец, сырых семечек далеко не адекватны.»
А. А. Грок, председатель городской ассоциации юристов-практиков.
«Поэма „Погубленные годы“ скоро появится в печати. На днях я заканчиваю цикл стихотворений под условным названием „Шелуха“. Это будет мой творческий вклад в общую борьбу, начатую по инициативе нашего славного Горэкономуправления.»
Л. Ольховянский, поэт.
Мне вдруг страшно захотелось семечек. Только что поджаренных на сковородке, аппетитно пахнущих, с крепкими светло-коричневыми зернышками, тающими на языке…
Я потряс головой и отогнал наваждение.
«Городской вестник» ничего полезного не дал. Все это были чисто внутренние дела, влезать в которые пришельцу просто неудобно. Я перелистал «Утреннее обозрение», еженедельник «Выше крыши» и в молодежной газете «Юный горожанин» обнаружил-таки искомое.
Репортаж назывался «Мафия заметает следы».
По памяти полностью привести весь этот волнующий материал невозможно: он велик, путан и наполнен деталями, понятными исключительно жителям Города № 3, да и то, вероятно, не всем. Суть заключалась в следующем.
Глубокой ночью на окраине города, под забором бумажной базы в бессознательном состоянии был найден опытнейший сыщик, фамилию которого автор по известным соображениям опустил.
Раненый (для удобства именуемый майором К.) был срочно доставлен в больницу, где пришел в себя и сообщил следствию массу важных фактов. Репортер лежал с микрофоном под койкой (посторонних безжалостно удалили) и записал беседу на пленку.
К великому сожалению, от удара (предположительно автокраном) в мозгу майора К. произошли качественные изменения. В частности, события трагической ночи начисто перемешались в его памяти с впечатлениями от другой, не столь трагической ночи, проведенной накануне в обществе очаровательной Люси, солистки городского варьете.
В итоге репортер молодежной газеты был вынужден вычеркнуть многое из того, о чем майор К. поведал следствию, и даже стереть пленку, потому что ее пытался похитить его старший сын-подросток.
Кончался репортаж комментарием начальника городской уголовной полиции, срочно вызванного в больницу:
— Мне совершенно очевидно, что нападение на майора совершила мафия…
«Вот оно! Мафия! — подумал я. — То-то я смотрю…»
— Эрнесто — кличка рецидивиста из банды некоего Старца, убитого в перестрелке с полицией месяц назад. По агентурным данным, в обезглавленную банду должен быть приехать эмиссар из Центра, крупный мафиози. Таким эмиссаром мог бы стать крестный отец клана, ведающего нашим краем. Фамилия его Кисселини…
«Меня приняли за Кисселини! — мелькнуло в моей голове. — Я — крестный отец мафии… О, боже!»
— Но Кисселини, как известно, отбывает 25-летний срок за торговлю живым товаром и тайное выращивание подсолнухов. Остается его старший сын Боб…
«Это я — Боб. Больше некому. Скоро меня схватят и посадят на 25 лет. Зачем я прилетел сюда, на эту сумасшедшую планету?!.»
— Но Бобу вырезали аппендицит и сейчас он нетранспортабелен, невозмутимо продолжал начальник уголовной полиции. — Последний возможный вариант: младший сын Кисселини Авель. Известно, что крестный отец берег его, не допускал до своей «работы», заставил кончить университет и т. д. Но в критической ситуации, когда нельзя было оставлять банду без главаря, пришлось послать Авеля…
До меня постепенно стала доходить страшная истина. Я читал дальше:
— Заслуга майора К. в том, что он сумел первым опознать «крестного сыночка». Новичок Авель клюнул на удочку многоопытного майора и пожелал купить стакан семечек. Уже одно это свидетельствует о колоссальных возможностях молодого мафиози. Всем в городе известно, что «стакан» на преступном жаргоне означает 8,5 центнера отборных контрабандных жареных семечек. По ценам черного рынка — весьма внушительная сумма. Скажу прямее: это миллионы…
«Преследую Авеля», — такова была последняя телефонограмма отважного сыщика. И вот теперь, — закончил свой комментарий начальник полиции, наша задача во что бы то ни стало найти и обезвредить преступника, который ознаменовал прибытие в наш родной Город № 3 покушением на жизнь одного из достойнейших жителей!
Далее начальник полиции призвал общественность немедля подключиться к поискам и перечислил приметы Кисселини-младшего, переданные по телефону все тем же чертовым майором сразу после столкновения у витрины.
Я сидел ни жив ни мертв. Приметы совпадали полностью. Исключение составляли уши. Майор, а вслед за ним и начальник полиции нахально назвали их узловатыми.
Узловатые уши! Час от часу не легче! Я специально сбегал в ванную к зеркалу и убедился, что майор врет. Уши были нормальные, розовые, без всяких узлов.
Это была последняя капля. Я с размаху плюхнулся в кресло и погрузился в горестные раздумья.
В дверь почтительно постучали.
— Кто там? — испуганно крикнул я.
— Это я-с, — прошелестел из-за двери голос бармена. — Не прикажете завтрак? Или угодно сразу начать прием-с?
— А кто пришел? Да заходите вы сюда, не прячьтесь!
Уинстон скользнул в дверь и трепетно застыл поодаль.
— Советники прибыли, лейтенанты-с. В приемной дожидаются… Прикажете позвать, господин Авель?
— Погодите… Давайте сначала с вами поговорим. Только, пожалуйста, не величайте меня господином…
— Как желаете? Сеньор? Мистер? Сэр? — зачастил с готовностью бармен. — Месье? Герр? Дон? Папочка ваш, приезжая к нам, любил, чтобы к нему обращались «дон»… Эх, давненько это было-с!..
— Н-нет, это все, пожалуй, не подходит…
Уинстон ужасно напрягся.
— Э-э-э… Остаются еще местные обращения: «гражданин», «товарищ»…
«Тамбовский волк тебе товарищ!» — эта странная фраза всплыла откуда-то из самых глубин сознания, из времен прадедушки-жулика. Я спохватился, что далекий предок начинает брать надо мной слишком большую власть (в данной ситуации немудрено!), и предложил:
— Знаете что, зовите меня просто «сударь».
— Слушаю, сударь Авель. Какие будут указания? — бармен вытянулся в струнку и ел меня глазами.
Не верьте, не верьте, если будет сказано вам: неприятно, когда подчиненный стоит навытяжку и ловит каждое слово! Врут! Очень приятно. Даже если подчиненный ваш — всего лишь угодливый бармен Уинстон из мафиозного подвальчика. Тут не суть важна, а форма. На многих она подействовала, не устоял и я…
— Видите ли… — начал я, в задумчивости расхаживая по комнате. — Мне нужно…
— Будет сделано, сударь Авель! — гаркнул Уинстон, выпучивая глаза.
— Вы не дослушали. Дело в том, что мне необходимо…
— Будет сделано!
— …узнать, где находится…
— Будет сделано!
— …мой ко…
— Будет сделано!
— Да заткнитесь вы! — неожиданно для самого себя прикрикнул я.
Бармен стоял навытяжку. От усердия он выпучил глаза так далеко, что если бы носил очки, они давно оказались бы на полу.
Я спохватился и заговорил мягче.
— Хм, так вот… Где находится мой корабль. Как бы это разузнать?
Уинстон преданно молчал.
— Можете говорить, — разрешил я.
— Виноват-с, кораблик космический?..
— Естественно. Конструкции «Дрендоут-14».
Бармен возвел глаза горе и задумался. Наконец его арифмометр выдал решение задачи.
— Есть у нас человечек… В Горэкономуправленин. К завтрему он все и узнает-с…
— Завтра? А… забрать корабль оттуда можно будет?
— Так точно! Ноу проблем-с!
— Ну-ну, ладно тогда… я прошелся по комнате. От военной лексики Уинстона на душе стало как-то спокойнее. Я вольно развалился в кресле и заложил ногу за ногу.
— Послушайте, Уинстон… Кстати, вы не против, если я буду так вас называть?
— Почту за счастье-с!
— Ну, хорошо, хорошо, молодец… Можешь сесть. Послушай, Уинстон… Да ты сиди, сиди! Послушай, Уинстон, тут у вас начальник полиции…
— Есть такой-с!..
— Да, так вот он грозился меня поймать. Как ты думаешь, он сюда не придет?
— Так точно! Придет!
— Что такое? — я вскочил и отбежал к окну. — Как, то есть, придет? Когда?
— Когда прикажете, сударь, тогда и придет, — Уинстон тоже вскочил и сделал руки по швам. — Начальник полиции вместе с другими лейтенантами дожидается в приемной-с. Сейчас изволите принять?
Я неспеша опустился обратно в кресло.
— Нет, сегодня принимать никого не буду. Надо отдохнуть, прогуляться по городу…
— Слушаюсь. Как угодно-с… — бармен, кланяясь, попятился к двери.
— Да брось ты это сюсюканье! — раздраженно сказал я. — «Угодно-с», «в приемной-с»… Надоело!
— Так точно, брошу! — вытянулся Уинстон. — Будет сделано!
Я внимательно посмотрел на него и понял: да, будет. Такой сделает. Все, что прикажут.