Глава 1

Богдан

Теперь Богдан хорошо понимал умотанного донельзя Митьку. Тот, правда, заметно посвежел за прошедшую неделю и выглядел не таким угрюмым, но по-прежнему настороженным, словно лис, охотящийся за полевкой. Дела шли, хотя не так быстро и гладко, как он рассчитывал. Чудо-машинка Джерски действительно оправдала все применяемые в ее адрес хвалебные эпитеты. Когда неожиданно для себя Богдан резво залопотал на неизвестном Митьке наречии, совершенно искренне считая, что жалуется ему на роль подопытного кролика, то и сам поверил в то, что невозможное возможно.

Прошло всего несколько дней, а на станции многое поменялось. После разговора с Эмилией Линговой Митька вызвал к себе Шаурова и устроил потрясающе красивый скандал. Богдан был покорен талантом напарника и признал справедливость завышенной самооценки друга.

То, что ему удавалось провернуть, иначе, чем бешеной трудоспособностью, высоким интеллектом и редкой удачей не назовешь. Он, конечно, пахал как проклятый, не вылезая из командного пункта, и жестко контролировал события на станции. Тащить такую ношу один не смог бы и сверхчеловек.

Митька, что опять-таки говорило в его пользу, и не пытался объять необъятное. Для начала он посадил под домашний арест всех лиц, в той или иной степени замешанных в происходящих на станции последние несколько лет махинациях. Оставшиеся разделились на два лагеря. Из числа первых инспектор набрал помощников и задействовал как дополнительные руки: нагружая заданиями, полномочиями и, таким образом, давая им возможность спасти станцию от закрытия. Вторых игнорировал.

Возмущенная безжалостными мерами Митьки группа недовольных тут же устроила демонстрацию протеста, но была поставлена на место в два щелчка. После чего люди тихо ворчали, но на рожон не лезли. Изменить ситуацию они не имели возможностей, а оценить объективно не могли из-за острого дефицита информации.

Богдан тоже был вынужден заниматься кучей дел сразу, при этом держать язык за зубами и вообще вести довольно странный, полукочевой образ жизни. Хорошо еще, что ему как лицу с высоким официальным статусом не нужно было никому ничего объяснять. Кстати, Эмилию после того самого спектакля в каюте он больше не видел. И желания такого не испытывал. За что и подвергся безжалостной анафеме Феофана Аркадьевича Мякишева, наотрез отказавшегося сотрудничать, делиться сведениями и вообще его замечать. На угрозу в несодействии доктор отреагировал бурной речью — без ненормативной лексики, правда, но по смыслу крайне к ней близкими выражениями. Суть его речи свелась к «ничем не могу помочь». И в наиболее гневном варианте — «Да хоть ружье к голове приставьте — нет!»

Богдан, в конце концов, плюнул и продолжать самоистязание не стал. Он мог вполне обойтись и без лекций доктора. Тем более что среди людей, с большим энтузиазмом отозвавшихся на просьбу о помощи, находились Яша и Лео, с которыми у него уже был налажен контакт. И Феофана Аркадьевича они также не выносили.

Да, мелькнула тогда у Богдана одна нехорошая мыслишка насчет друзей-ученых. Это, конечно, благородно, не идти на преступление самим, не потакать нехорошим замыслам и не нарушать законов. Но с удовольствием пользоваться плодами результатов той самой подрывной деятельности совесть им почему-то не мешала. Сладко подремывала. А ведь ни один, ни второй не отказывались от нового оборудования, в том числе и стоящего безумных денег «супер-бупер» микроскопа. Гаденький такой, малюсенький червячок все грыз Богдана изнутри. Нет, понятно, идеализировать глупо, но все же… все же.

С другой стороны, старые знакомые не пытались использовать кого-либо в таких масштабах на перспективу, как Эмилия. Да и общаться с ними было не в пример приятнее и полезнее, чем с истериком доктором. Вот тебе и моральная дилемма. Впрочем, беспокоила она исключительно Богдана, у напарника все было просто и ясно как дважды два. Но и он, хотя и несколько вынужденно, совершил акт доброй воли. После оглушительного скандала с Альбертом, когда тот обнаружил, что является тем самым «козлом отпущения», возник начальственный вакуум. У Митьки на все не хватало ни сил, ни желания. Альберт Шауров был раздавлен, растерян, либо же виртуозно прикидывался обманутым телком. В любом случае, и речи не шло о том, чтобы он остался на посту.

Тем не менее, через три дня Митька снова вызвал Альберта на ковер. Когда тот, красный как рак, но со светившейся в глазах робкой надеждой выполз из каюты, стало понятно: им удалось договориться о чем-то важном. С этого момента для Богдана всегда и везде горел зеленый свет. Недовольные шепотом ругались, довольные, надеясь на маленькое чудо, стремились оказать содействие. И Митька, наконец, смог вплотную заняться текущими делами, а именно подготовкой «высадки десанта», как он сам это называл.

Богдан, как загнанная лошадь, мотался из одной каюты в другую, по отсекам, уровням, специалистам. Он чувствовал себя контейнером, в который знания уже просто не помещались. Они лезли изо всех щелей, но вновь безжалостно запихивались обратно. Порой Богдану хотелось просто сесть в уголке, закрыть глаза и провалиться в сон без сновидений. Увы. Времени не хватало катастрофически, а планы у Митьки были глобальные.

По крайней мере, теперь Богдан уже не тешил себя иллюзиями о своей роли в их тандеме. Конечно, Митька редко бравировал начальствующей должностью, предпочитая роль напарника, но в данной ситуации совершенно ясно демонстрировал, кто и кому подчиняется.

Мысли о посещении планеты в качестве резидента, поиски неведомого «зверя» и его поимка казались смутными и уж точно неромантичными. Реальная угроза, чуждая цивилизация, жесткие рамки, как временные, так и социальные — все это действовало угнетающе. Нет, Богдан был человеком думающим, не слепо подчиняющимся приказам. Но это не означало, что он собирался их игнорировать или оспаривать. План, предложенный Митькой, выглядел разумным, продуманным. Страховка — надежной. Но в таких экспериментах не бывает абсолютной уверенности. Риск велик. Угроза разоблачения и, скажем так, внезапной смерти присутствует, пусть и неявно. К тому же, не факт, что план сработает, как задумано. Тот же Кристиан мог оказаться мертвым или попытаться внести коррективы.

В общем, пищи для раздумий было достаточно. Именно раздумьями в краткие мгновения отдыха Богдан и занимался. В остальное время, его, фигурально выражаясь, рвали на части. Пожалуй, единственное место, где он пока еще чувствовал себя уютно — лаборатория Яши и Лео. Они не слишком допекали его, да и разговоры чаще всего звучали мягкой музыкой, не обязывающей к глубокому анализу. Но Богдан с удивлением отмечал, что именно после этой болтовни вся каша в его голове превращается во «владение информацией», и сведения четко раскладываются по полочкам. Без сомнения, оба ученых оставались непревзойденными специалистами по части Януса.

А еще они просто искренне любили загадочную планету.

* * *

Сегодня Джерски впервые остался доволен результатами обучения Богдана. Он посоветовал ему сделать небольшой перерыв, всего на пару дней, а затем проверить, насколько хорошо усвоились данные. Две недели Богдан получал практические навыки. Он овладел общим языком Януса, несколькими наречиями и даже псевдотайным кодом волшебников. Общий язык, кстати, оказался удивительно похожим на универсальный земной, за исключением искажений, возникших в результате ассимиляции рас Януса землянами. Точнее — их генномодифицированными потомками.

Богдан искренне обрадовался освобождению и направился прямиком к Лео. Они давно договаривались провести обзорный семинар по Янусу, который когда-то так и не успели закончить. Кроме того, Лео намеревался помочь Богдану разобраться с рядом особенностей социального строя на Янусе, географией, климатом и, по особой просьбе Митьки, происхождением и историей рас. После категорического отказа Феофана Аркадьевича от сотрудничества, вариантов осталось немного. В конце концов, Богдан пришел к мысли, что объяснения Лео доступнее и содержательнее, чем чьи-то еще. Сам ученый от такой похвалы смутился и покраснел, сравнявшись цветом лица с огненными волосами. Договоренность была достигнута, а Богдан получал периодические передышки, в которых очень нуждался. Иногда его мучила совесть, голос которой он топил в кофе, приготавливаемом лично Лео. Сравнивать свои потуги с трудоголизмом Митьки Богдан не пытался. Но так как здоровьем рисковать собирался все же не напарник, а лично он, то немного поблажек заслужил.

Богдан впихнул в себя порцию обеда и торопливо поднялся из-за стола. Дел было невпроворот. От усталости мутилось в глазах, но он сурово одернул себя и пообещал измученному перегрузками организму кружку горячего кофе. После чего, зевая, поплелся в лабораторию.

Яша, как обычно, ковырялся среди колб и пробирок, нежной и трепетной любовью одаривая исключительно изучаемые в данный момент микроорганизмы. Лео сидел в кресле, закинув ноги на стол, и в полной прострации смотрел на один из трех огромных экранов. Богдан подошел к нему и молча присоединился к просмотру. Глазеть, в общем-то, было не на что. Красивая картинка, практически пастораль: лужок, пасутся какие-то животные, похожие на розовых овец. Ничего особенного.

— Привет, — рассеянно произнес Лео. — Ты погляди, какое гадство.

Богдан не понял, о чем идет речь, поэтому соглашаться не спешил. Сел в соседнее кресло и поинтересовался:

— А в чем гадство-то?

— Не могу понять, почему мы их не видим, — разочарованно добавил Лео. Обратил внимание на инспектора. — Пришел?

— Ну… да, — окончательно сбитый с толку, ответил Богдан.

Решив, что без кофе воспринимать окружающую действительность адекватно он уже не может, Богдан встал и подошел к аппарату.

— И мне? — не поднимая головы от силового фиксатора, вопросительно пробубнил Яша.

— И тебе, — чувствуя, как мало понимает в этой жизни, согласился Богдан и занялся кофе. Только когда ароматный напиток амброзией растекся в горле, он с проснувшимся интересом начал разглядывать лужок: — А что это за пейзаж? Местность незнакомая.

Лео запустил пятерню в волосы, взлохматил и без того торчащие во все стороны рыжие кудри.

— Мы же собирались поговорить о Янусе? Ну вот, начнем… Помнишь, я рассказывал об островах? На них обитает клан людей. Они себя островитянами называют, между прочим.

Подозревая, что сейчас Лео понесет по волнам припадка творческого вдохновения, и он начнет скакать с темы на тему в произвольном порядке, Богдан решил скорректировать траекторию:

— Погоди… Последний раз ты рассказывал о географических особенностях планеты. Закончили мы островами. Точнее, не закончили, а прервались. Чем таким они отличаются от материков?

— Существует предположение, что именно на незаселенные острова, ввиду их географического расположения и еще некого ряда причин, когда-то высадились колонисты. На островах не было зафиксировано разумной жизни, как свидетельствуют уцелевшие базы данных того периода, — высокопарно начал Лео. Поглядел в тоскливые глаза Богдана и сменил стиль изъяснения. — Понял. Гм… Тогда так. Кое-что уцелело. Я имею в виду, кое-какие сведения из тех, что колонисты пересылали на землю, уцелели. Первичные исследования. Так вот, там, в частности, даны были координаты и кратенькие описания нескольких лет жизни на планете. Как колонисты обустраивались и прочая лирика. Некоторые из записей относились к островам. Они занимают большую площадь, между прочим. Конечно, не сравнить с материками, но для небольшой колонии — более чем достаточно. Через какое-то время — данных об этом уже нет, но выводы сделать можно на основании собранной нами информации — колонисты двинулись в сторону материков. Но основная база, так сказать, первый дом остался на островах. Точнее…

Лео прервался. Показал пальцем на лужок.

— На этом. Проплешина. Почему его так называют? Видишь, примерно посредине, в долине большой участок каменистой почвы? Видимо, след извержения вот от этого, давно потухшего вулкана. Почему кусок нормальной почвы, хотя и скудной по составу, не покрылся растительностью, непонятно. Возможно, он был расчищен искусственно для неких манипуляций. А под вулканами мы обнаружили ряд значительных пустот. Конечно, можно считать их пещерами естественного происхождения, однако ряд характерных особенностей говорит не в пользу таких версий. Что наводит на мысли о причастности потомков колонистов. Они могли приспособить пещеры для своих нужд, например, постройки комплексного исследовательского центра. Соответственно, при помощи машин расширить подземные пространства. Второй факт, который дает пищу для подобных догадок, необъяснимое глушение почти любых сигналов на поверхности планеты. Мы не можем изучить пещеры. Все наши устройства не способны увидеть начинку, они лишь констатируют факт наличия пустот. А на самом Янусе, по понятным причинам, побывать мы не можем. Это или аномалия или сознательная защита от вторжения. Правда, откуда у выродившихся землян возьмется такое оборудование?

Яша демонстративно фыркнул, и Лео взвился.

— Да, Яков, — с нажимом сказал он, повысив голос, — я не верю, что у потомков землян, без связи с прародиной и достаточной базы для производства, могли появиться такие совершенные устройства. Прошла тысяча лет, даже больше. А мы не можем пробиться сквозь какую-то мегадревнюю защиту? Я должен поверить? Еще скажи, что на Янусе действительно существует магия и волшебники. Ага!

Фыркнув, Лео взмахнул рукой и перевернул свою кружку. Благо, та оказалась пустой, но, противно гремя, покатилась по полу, оставив около ноги ученого маленькую липкую лужицу.

Богдан проводил кружку взглядом и снова повернулся к Лео.

— Положим, — согласился он. — Аномалия там или некие технологии, но вы не видите, хотя знаете, что внутри острова существует нечто? А сами жители? Они похожи на продвинутых?

— Нет, — буркнул ученый, постепенно успокаиваясь, и мрачно покосился на невозмутимого Яшу. — Не похожи. Обычные дикари. Правда, игрушки кое-какие сохранили и пользуются ими, должен признать, весьма умело. Но ей-богу, Дан, не верю, что где-то там идет активное производство. Возможно, уцелели кое-какие примитивные автоматы, работает маленькая часть оборудования… В таких условиях сохранить технологии столь высокого уровня невозможно. Потомки землян потеряли значительную часть своего исторического, культурного и технического наследия. Это совершенно четко прослеживается по их эволюционным спадам. Да, конечно, некоторые технологии, которые можно без труда восстановить с помощью местных ресурсов, будут. К дикому регрессу показаний нет. Пароходы, паровозы, ряд стандартных почти для любой цивилизации открытий. Это вроде бы выглядит неестественно, но симбиоз, тем не менее, достигнут. Внушающий уважение симбиоз. Однако о большем говорить не приходится.

— А как же атрибуты волшебников? — сладким голосом вклинился Яша.

Лео подскочил в кресле и, повернувшись к нему, возопил:

— Большинство из них шарлатаны, фокусники и фигляры!

— Да, но у них есть работающие передатчики и оружие. Масса всего того, чему ты не смог найти логичных объяснений. Если они действительно так примитивны, как ты утверждаешь, то откуда, Лео, откуда все это?

Лео надулся, как индюк, и тихо зашипел, пытаясь быстро сформулировать контраргументы. Тем временем Яша уверенно продолжил развивать свою теорию.

— Как я считаю, Дан, островитянам удалось сохранить знания предков колонистов и улучшить некоторые их технологии. Но они очень осторожны, и все, что может нарушить ход естественной эволюции или стабильного равновесия на Янусе, надежно прячут. Не знаю, почему они решили жить так, но уверенно предполагаю: в этом кроется причина глушения сигналов и прочих загадок Януса. Кроме того, сами островитяне практически никогда не покидают островов. И никого не пропускают дальше карантинной зоны. Исключение делается только для торговцев и волшебников. А клан волшебников, или первая ступень, один из самых могущественных на Янусе, между прочим. И вот тебе еще одна догадка, Дан: девяносто процентов населения Януса — люди. Точнее, потомки землян. Почему же, а? Ведь рас на Янусе в избытке. Откуда столь явная дискриминация? Я уверен, что островитяне и волшебники связаны между собой, хотя природу их отношений хорошо изучить не удалось. Вспомни, Лео, как часто именно у волшебников мы видели предметы и технологии, которым просто неоткуда взяться в отсталом мире Януса.

Лео хотел было возразить, открыл рот, но так и застыл, поскольку Яша, взявший быка за рога, был сегодня на редкость красноречив и сразу же перебил его:

— Да, ты можешь спорить сколько угодно, но постоянное взаимодействие налицо. А то, что существует между ними, выходит далеко за рамки торговли сувенирами или посудой.

Лео закатил глаза и сердито скрестил руки на груди, демонстрируя скепсис.

— А шантийцы? Я так понял — это раса изгоев? — решив, что провел достаточно времени в молчании, осторожно спросил Богдан.

Лео тоскливо вздохнул и решительно отнял ветвь первенства у Яши, опередив того с ответом.

— И да и нет. Что ты знаешь о них вообще?

— Ну, у них три пола. Они могут быть потомками землян. Наверное, искусственная селекция?

— Это пока не доказано. Но мы склоняемся к подтверждению именно этой теории, да. На основании генетических исследований тканей, взятых у мертвых образцов. Как говорится, на сто процентов не уверены. За тысячу лет на Янусе возникло несколько новых рас. Между собой не могут скрещиваться только первые из них, основные, я бы сказал. Ящеры и физлинги, те, кто когда-то разумно сосуществовали на планете еще до людей. Хотя внешне, кстати, физлинги очень напоминают человеческую особь. Если не брать в расчет физические особенности кожи и необходимость поблизости водной среды для обитания, можно спутать. Забавно, но для их прямых потомков, мешлингов, море — табу. Они используют воду для своих нужд исключительно из пресных источников, но при этом часто живут в приморских городах. Физлинги, кстати, уже вымерли, а вот ящеров еще можно кое-где увидеть. Ближайшие к ним виды: кельды и жевлары. Кельды, правда, успели эволюционировать сильнее, а вот жевлары, довольно малочисленный народ, весьма схожий со своими предками.

— Эмилия говорила, ящеры похожи на динозавров.

Яша презрительно фыркнул.

— Больше ее слушайте. Сходство заключается в крупнопористой, имитирующей чешую коже и, возможно, особенностях строения ног.

Вместо ответа Лео наклонился к экрану и на возникшей под рукой силовой панели набрал несколько команд. Лужайка с розовыми овцами сменилась сначала угольной чернотой, а затем появилось вертикальное окошко с командной строкой под ним.

— Шантийцы, — пробурчал себе под нос ученый и завершил набор победным хлопком ладони по панели. В окошке возникла картинка. — Похоже?

Богдан кивнул.

Довольный Лео захрустел пальцами, сказал:

— Наша база видов. Сейчас я тебе наглядно продемонстрирую основные расы и их различия. Ну, с шантийцами мы уже знакомы. Катаринцы — потомки ящеров и шантийцев. Кроме того, одно время они активно скрещивались с тау и машмба. Последние вымерли почти сорок лет назад, во время вспышки мора. Очень малочисленная была раса. Причиной вспышки смертельной болезни была долгая война между ящерами и людьми. Точнее — волшебниками. Они с переменным успехом конфликтуют последние двести лет. Только вот человеческая популяция за это время увеличилась в сотни раз, а ящеры почти вымерли.

— Ну, не в сотни, — влез Яша, наблюдавший за дискуссией и ожидающий удобного момента, чтобы встрять.

Но Лео был непробиваем и давать слова коллеге больше не собирался.

— А гляди, — Лео ткнул пальцем в направлении экрана, — Тау. Раса, возникшая в результате скрещивания физлингов и шантийцев. Одна из древнейших. Еще есть сенты — потомки мешлингов. Они выделились в отдельный вид по двум причинам. Сами мешлинги вымирают. Выродились из-за близкородственных браков. Сенты появились от их связей с шантийцами, но полукровки из рода изгонялись, поэтому создали собственную популяцию. У водяных вообще пунктик в плане чистоты крови. В результате первые почти загнулись, а вторые процветают.

— Странно… — задумчиво произнес Богдан.

Он сел удобнее и, как обычно, когда задумывался, начал покусывать подушечку большого пальца.

— Что странного? — переспросил Лео. Он покинул боевой пост и как раз наполовину залез под стол, пытаясь дотянуться до укатившейся туда кружки.

— Шантийцы породили половину рас на Янусе?

— Новых рас. Ну да, можно сказать и так.

— Но их социальная роль в таком случае должна быть иной. А по моим сведениям, они, скорее, цыгане Януса, нежели родоначальники цивилизации.

— Верно. Но шантийцы заслуживают отдельного разговора. Все сведения, что мы знаем о них, так или иначе противоречат друг другу. На мой взгляд, они представляют такую же загадку, как и люди с островов, как волшебники. Говорю же, Янус полон загадок.

— Ладно. Объясните мне.

Лео с победным рыком вылез из-под стола, сжимая в руке кружку.

— Сделаю кофе и расскажу о социальном устройстве Януса. Ступенях, кланах и родах. Так проще будет понять, какое место в этом бедламе занимают шантийцы.

Глава 2

Богдан

Занимательные беседы имеют пагубное свойство — увлекать, заставляя полностью отключиться от реальности. Как следствие, приходишь в себя в самый неподходящий момент и по неподходящему поводу.

— Не могу больше.

Богдан осоловело посмотрел на Лео. С кофе они явно переборщили: напиток плескался в глазах и уже норовил перелиться через край.

Эффект получился неожиданным, прямо противоположным нужному. Вскоре обоих начало неудержимо клонить в сон.

— Ты завтра придешь? Нужно закончить, — пробубнил Лео, добавил еще что-то уже совсем неразборчиво.

Богдан покорно кивнул, зевнул, с трудом поднялся и тяжело пошел к выходу. Единственное, о чем он сейчас мечтал — доползти до койки. Сегодня позволено. Богдан еще разок вяло мотнул головой, с трудом разминулся со стенкой и вышел в раскрывшиеся перед ним автоматические двери.

Перенапряжение последних дней, постоянные нагрузки и внезапно подвернувшаяся возможность расслабиться обернулись для него коварными последствиями. В голове царила абсолютная каша, ничего из рассказанного за последние три часа вспомнить или тем более воспроизвести Богдан не мог. Он очень надеялся, что полноценный отдых поможет разложить знания по нужным полочкам. Если нет, придется слушать курс лекций от Лео Благого снова… О, ужас!

Инспектор ввалился в свою каюту и рухнул на постель.

Уютную дрему нарушил какой-то навязчивый звук извне. Очень раздражающий. Богдан попытался открыть глаза. Как оказалось, порой совершенно невозможно выполнить отданный себе приказ. Тело просто-напросто отказывалось подчиняться. Звук тем временем стал отчетливее и, наконец, визуализировался: мигающий красным вызов по внутренней связи. Богдан почувствовал, что ненавидит станцию и особенно того, кто его вызывает. Он с удовольствием проигнорировал бы пиликанье, но профессиональное чутье не позволяло совершать необдуманные, хотя и эмоциональные шаги. Богдан тяжело вздохнул и с трудом поднялся с койки. Пошатываясь, добрел до панели вызова и вскользь хлопнул по ней ладонью. Его качало, в голове царил неприятный дурман, мозг категорически отказывался работать в штатном режиме. Мало того, всячески пакостил, нарушая координацию движений, раздирая рот зевотой и уговаривая послать вызывающего по известному адресу.

— Слушаю, — хрипло произнес Богдан, сурово внушая расслабленному организму видение пытки сухим холодным душем.

Попытался встряхнуться. Больно ударившись плечом о выступающую деталь панели, ругнулся и замер, услышав ответ:

— Это я.

Он понял, что дрема скатилась по его плечам, словно дождевая вода, а мысли сами собой приобрели четкость и ясность.

— Эмилия? Что тебе нужно? Как ты смогла активировать связь? Тебя же отключили.

Голос девушки звучал едва слышно, словно она шептала. Голос был полон надежды. Что-что, а эти оттенки Богдан хорошо умел различать.

— Я же гений, — грустно хмыкнула она. — Отключили, да. За что? Одни предположения, доказательств по-прежнему никаких. А ты не допускаешь мысли, что все это только выглядит как преступление, совершенное моими руками, а на самом деле я обычная жертва обстоятельств?

— Ты же гений, — сухо напомнил Богдан.

В голосе Эмилии появились умоляюще-слезливые, растерянные нотки.

— Неужели ты слепо доверяешь словам своего начальника?

Богдан пожал плечами, не учтя, что девушка не видит его.

— Друга, напарника и профессионала, Эмилия. А потом это ведь не он установил в моей каюте жучок. И не он попытался провернуть противозаконную аферу, приведшую к массовым жертвам. Поводов доверять ему гораздо больше, чем тебе.

— Все это домыслы. Понимаешь? Бездоказательные обычные слова-пустышки. А ты уже поверил. Да, обстоятельства для меня сложилось неудачно. Да, из-за того, что я попыталась защитить станцию и будущее Януса, тебе кажется, будто бы я предала тебя и наши отношения, замешана в чем-то грязном. Но вы не дали мне возможности объясниться. Привести доказательства невиновности, объяснить причины моих поступков.

— Разве?

Богдан начал злиться. Ему был неприятен разговор, неприятна ситуация, он почему-то чувствовал вину, хотя и не был виноват. Богдан не мог понять, чего девушка хочет добиться от него, но точно знал: зря. У него начала болеть голова. Тупо застучало в висках, постепенно перемещаясь к затылку.

— Жучок… я должна была узнать, что со станцией все в порядке и ее существованию ничего не угрожает. Ведь говорила же тебе и не раз, как для меня это важно…

— Почему? — перебил ее Богдан. — Ты все время твердишь о станции, но ни разу не назвала подлинную причину столь нежной привязанности.

— В Янусе — моя жизнь. Ученому, который сделает столько открытий, сколько смогла бы я, обеспечено бессмертие.

— А, так ты тщеславна, дорогая? — съязвил он, морщась. — Ближе к делу, Эмилия. Зачем ты связалась со мной? Мучилась, наверное, пока смогла установить соединение. Или помог кто-то из неизвестных фигурантов? Кто?

— Да какая разница! — вырвалось у девушки зло. — Я хотела поговорить с тобой. Объясниться. Сказать, что наши с тобой…

— Стоп, — прервал ее Богдан. — Нет никаких нас. Ты ко мне в койку зачем залезла? Чтобы быть поближе к эпицентру событий. Жучок для этого и все прочие ухищрения тоже. А все красивости по поводу нежных чувств… За дурака меня держишь? За марионетку, которой можно покрутить? Поплачешь, покривляешься, глядишь, и растает любовник-недотепа. Заступится перед Пелевым. Оставь меня в покое, Эмилия. Я ненавижу, когда людей вот так запросто пытаются использовать. Нагло, почти в открытую.

Богдан перестал сдерживать эмоции. Он чувствовал, что говорит лишнее, хочет уколоть девушку, потому что ему неприятна сама мысль о подозрениях, которые полностью подтвердились. Эмилия с самого начала использовала его. Но если бы подобный факт оставил его равнодушным, он посчитал бы себя роботом, а не живым человеком. Он имел полное право злиться. Ведь в глубине души знал, с самого начала знал. Но в какой-то момент позволил себе чуть больше эмоций, чем требовалось профессионалу. Теперь обида колола сердце, а на душе скрипел песком осадок разрушенной привязанности.

Эмилия, видно, тоже переваривала полученную информацию. Когда Богдан снова услышал ее голос, то поначалу не узнал. Ледяной, жесткий тембр.

— Хорошо, бывший дорогой. Прости, что зря побеспокоила. Думала, у нас чувства, оказалось, работа. Богдан, пожалуйста, выполни одну просьбу, напоследок, — в голосе Эмилии снова зазвучала мягкая переливчатая грусть. — Не говори Пелеву о нашем разговоре. Мне сейчас паршиво. Обещаю, я больше не побеспокою тебя. А прошу, потому что не хочу, чтобы твой Пелев снова потащил меня на допрос. Буду тихо сидеть в каюте. Только пойми, вы ничего не докажете. И ты еще вспомнишь мои слова, когда спустишься на Янус. Ты ведь хочешь найти Кристиана, верно? Но его там нет и не было никогда. А Янус опасная планета. Я наблюдала за ее жизнью долгие годы. Ты просто глупо сгинешь.

— Вот и поглядим. — Богдан окончательно потерял терпение. Угроз ему только не хватало.

— Дан, — заспешила она, — ты ведь не веришь мне совсем? Я беспокоюсь о тебе. Думаешь, легко обуздать чувства? Обиду, горечь… но я не хочу твоей смерти.

— Да какие чувства? — снова огрызнулся он.

— Теперь никаких, — покорно подтвердила Эмилия. — Но хотя бы симпатия была? Ты тоже нравился мне. Я не хочу, чтобы ты сгинул просто так, ради амбиций начальника. Он хочет проверить какие-то нелепые догадки, а отдуваться будешь ты. Поверь, ничего вы не найдете. Ничего. А закон нарушите. Кто же из нас тогда будет преступником?

— Откуда ты узнала? — вдруг спохватился Богдан.

— Догадалась, — ответила девушка со смешком. — У меня с логикой порядок. Вас можно читать, как раскрытые книги. Ладно, прощай тогда.

Эмилия отключилась. Богдан устало окинул голову, ощущая затылком прохладную поверхность стены.

* * *

— Дан!

Это уже напоминало издевательство.

Богдан резко подскочил, с утробным рычанием схватил какой-то предмет со стола и швырнул в стену.

Ему едва удалось задремать, откинуть назойливые мысли об Эмилии. Точнее — мерзкое послевкусие разговора, злость, вину и обиду. И вот опять некто требует внимания, совершенно не считаясь с его душевным состоянием, усталостью и просто перенапряжением.

По ту сторону двери помолчали. Затем хмыкнули.

И из переговорного устройства донеслось:

— Отбесился? Я могу войти?

Богдан узнал голос Митьки. Подошел к стене и раздраженно хлопнул по панели. На обратном пути к креслу подобрал свою кружку. «Отличный пластик. Даже не скололся», — отметил он про себя и с неожиданной яростью снова швырнул в стену.

Напарник среагировал быстро. Подался в сторону и острые крошки его не задели.

Скривился:

— Что случилось?

Богдан молча помотал головой и закрыл руками лицо.

— Извини. Сорвался, — глухо ответил он.

— Понимаю… — Митька сел напротив и оперся ладонями на край стола, чуть подавшись вперед. — Но вести себя так недопустимо. Ты не просто сотрудник на станции. Ты представляешь закон.

— У меня не может быть слабостей?

Богдан встретился с жестким взглядом напарника. Тот покачал головой:

— Нет. Не в данном случае.

— Но, Мить, мы же сами собираемся нарушать этот самый закон.

— Не понял… — Митька нахмурился и вдруг понимающе кивнул. — Эмилия?

— Ты пасешь ее?

— Конечно. Она тебе много чего скажет, Дан. Ты поэтому так распсиховался?

— Не знаю. — Богдан потер лоб, переспросил: — Так нарушаем?

— Я имею все необходимые полномочия для принятия любых решений, — отрезал Митька, но ответ его показался Богдану двусмысленным и неточным.

Раньше их отношения виделись ему более открытыми. Так вот как, значит, ломается дружба. Черт бы побрал Эмилию с ее провокациями. Начинаешь сомневаться даже в самых проверенных друзьях.

— У меня легкая паранойя, — пробормотал Богдан и добавил: — А чего хочешь ты?

Митька серьезно посмотрел на напарника. Сочувствия в его взгляде не было, но понимание теплилось. Жаль, далеко не всегда можно поставить человеческое участие впереди долга.

— Я должен тебя проинформировать насчет подстраховки и жучков с передатчиками. Всё. О том, как на связь будем выходить, где тебя высадим, с какой легендой. — Он помолчал. — Времени на поиски Вайдера немного. Месяцев четыре-пять, если пойдет по плану. Как только на станцию прибудет группа дознавателей, станет проще. Но к тому моменту у нас должны быть веские доказательства, иначе ситуация значительно усложнится, как и наше положение. Боюсь, застрянем мы тогда здесь на пару лет, пока не нароем действительный материал. В общем, Кристиана нужно найти обязательно. Или, в качестве альтернативы, точное место захоронения. Любое фактическое подтверждение его присутствия на Янусе сойдет.

— Допускаем, что он мертв?

— Дан, могло произойти что угодно. Его больше чем на год «кинули» на поверхности чужой планеты. Возможно, именно с расчетом на то, что долго не протянет. Да, Кристиан Вайдер профессионал, но это не гарантия выживания, а просто дополнительный бонус. Послушай, Дан, мы же знаем, что незаметно опуститься на поверхность планеты можно. Незаметно для населяющих ее аборигенов, по крайней мере. Требуется лишь точно рассчитать время и место. Очень важно быть полностью готовым к этому моменту. Осталась лишь пара дней до того, как ты отправишься на Янус. Понимаю, друг, усталость, нелегкая ноша ответственности. Плюс на голову свалилась куча новой информации, всё так. Но скидок на это я делать не стану, извини. Ты обязан справиться. Поэтому соберись, засунь свои нервы подальше и закончи начатое. Всё. Завтра с утра жду у себя, на инструктаж. И мой совет, Богдан, если Эмилия попытается связаться с тобой еще раз, просто выруби связь. Кстати, а ничего такого полезного она не говорила? И когда она разговаривала с тобой? Я отключал ее от всех типов связи, но если у нее появились даже десять минут свободы, кто знает, что она успела натворить. Нет ничего хуже уязвленного самолюбия женщины.

Богдан покачал головой:

— Не помню. Она меня разбудила. Мы проговорили недолго. Не думаю, что в ее словах было хоть что-то важное. Так, обиды.

— Ты должен был сообщить мне сразу же, — недовольно произнес Митька, поднимаясь.

— Наверное, ты прав, — виновато развел руками Богдан. — Но это были обычные попытки убедить в своей невиновности.

— Хорошо, если так… Ладно. Будь готов к завтрашнему утру.

После этих слов он оставил Богдана в долгожданном одиночестве. Тот потер лицо ладонями. Затем потянулся к аптечке, что стояла на столе, и вынул небольшой цилиндр бело-серебристого цвета. Нажал кончиком пальца на едва заметную выпуклость и прижал корпус к шее, округлым срезом к коже. Тысячи крохотных иголочек на мгновенье впились в тело, впрыскивая лекарство, и боль начала отступать, сменяясь сонливой усталостью.

Жаль, поспать не удастся.

Богдан взял стило и развернул портативный монитор.

«Итак, попробуем восстановить все, что Лео рассказывал о социальном устройстве цивилизации Януса. — Он постучал палочкой по матовой поверхности „листа“ мобилки. — Первое впечатление, типичная каша кастовых ограничений. Возможно, стало бы куда проще, не завись положение любого члена общества на Янусе, по меньшей мере, от трех составляющих. Для начала, пожалуй, стоит вспомнить, что из себя вообще представляет это сообщество.

Основа — ряд крупных городов и присоединенных к ним областей, которые подчиняются юридически определенным центрам. Ряд городов поменьше, сохраняющих видимость независимости, имеющих местную власть, которая, тем не менее, подчиняется неким ставленникам тех же центров. Единой религии нет. Существует ряд разнонаправленных верований, которые разрешены официально. Что интересно, волшебники при этом являются представителями практически всех религиозных течений и членами единой касты — общего многоуровневого клана, высшей ступени власти на Янусе. С одной стороны, они имеют возможность быть в курсе народных настроений и манипулировать верой как мощнейшим рычагом управления. С другой — все эти течения объединены. Дела клана никого, кроме его членов, не касаются. Вообще, власть на Янусе делят между собой три первые ступени. Волшебники, палачи и торговцы. Волшебники занимают первую ступень. Так, так».

Богдан задумчиво почесал стилом за ухом и продолжил писать.

«Волшебники отвечают не только за послушность стада и его подчинение неким высшим силам, чью волю они якобы являют миру. Они также регулярно проводят показательные, почти театральные выступления с демонстрацией „чудес“, доказывая мощь ступени, подчеркивая ее значимость. А попутно отбирают молодежь для обучения при храмах. На материке, который практически полностью заселен, в отличие от пустынных земель на двух других, именно они доминирующая сила. Островитяне связаны с волшебниками, по подозрениям Яши, очень тесно. Но чем именно — неизвестно. Существует ряд недоказанных фактически предположений. Интересующий меня материк называется Башук. Еще один материк, на котором существует система ступеней, — Соад. Там города в основном выстроены по побережью, так как, видимо, сам материк аборигенами изучен слабо».

Богдан вздохнул. Количество записей росло в геометрической прогрессии, пугая своими многочисленными разветвлениями и уточнениями. Как поместить такое количество информации в голову, он не знал, но понимал, что найдет способ. В конце концов, от этого зависела его жизнь. Буквально.

Богдан покрутил мобилку на столе, устраиваясь удобнее, и стал размышлять дальше.

«Вторая ступень — это у нас палачи. Они исполнительная власть. Если волшебники издают законы, отвечают за целый ряд реформ, культурных преобразований, а также жестких мер по контролю над жителями, то палачи претворяют их в жизнь. Основная задача палача не просто приводить в исполнение приговоры, но и следить за соблюдением изданных законов. Страх перед волшебниками зиждется на их полумифических образах творцов чудес, всевидящих и всезнающих. Палачей же боятся за их силу, выносливость, жестокое искусство и власть над судьбами и жизнями. Третьей ступенью называют торговцев. Тут, в общем, комментарии излишни. Основные трудности начинаются дальше.

Представители первой ступени часто делят города и области между собой. Большинство решений они выносят совместно, но право последнего голоса традиционно остается за волшебниками. Крупные города управляются городскими советами, в которые входит как светская власть, так и фактические чиновники. Чем крупнее центр, тем круче шишки там заседают. Помимо собственно управления городом-центром, совет дополнительно собирается в определенные дни, оговоренные заранее, и тогда в него входят представители из подчиненных областей, те самые ставленники. Они приезжают из своих земель и отчитываются по делам. После чего, получив указания, возвращаются. Но существуют еще и кланы. В каждом городе их чаще всего несколько. Кланы подчиняются своей ступени и ее представителям, согласно иерархии. Так, в каждом центре существует крупный клан волшебников, которому подчиняются областные. Городской же входит в высший совет первой ступени волшебников. И так с каждой группой. Каждая ступень имеет свои советы и внутреннее устройство, интриги, бюрократию, как полагается. И конечно высшие ступени негласно конкурируют между собой, что, впрочем, не мешает им сносно функционировать в тандеме и двигать махину управления государством, во главе которого формально состоит совет лучших из лучших членов первых ступеней».

На деле Богдан склонялся к версии о том, что торговцы и палачи все-таки подчиняются волшебникам.

Он подчеркнул эту строку, а затем стило снова забегало по листу, расчерчивая и записывая стремительно бегущие мысли.

«Основные проблемы скрываются там, где начинаются вторые и третьи ступени. Первые ступени отбирают учеников из своих же школ и крайне редко кого-то со стороны. Как вариант из школ вторых или третьих ступеней. Для разных уровней и направлений существуют ограничительные табу.

Например, шантийцам не светит попасть в ступени вообще. Люди чаще всего добивались значимых успехов в волшебстве или торговле. Среди палачей было много представителей старых рас, а среди торговцев новых, например, катаринцев. Плюс ко всему, и у самих рас существовали табу на некоторые виды деятельности, что вносило еще большую сумятицу в общую систему. Мешлинги, к примеру, никогда не выходили в море и редко вели торговлю. Чаще всего они перепродавали товар перекупщикам. Сенты традиционно занимались ремеслами, кельды вступали в наемники. Но самые суровые табу, как ни крути, достались шантийцам», — задумчиво почесывая подбородок, отметил Богдан.

Он мысленно признался себе, что схема социального устройства уже начинала вырисовываться перед внутренним взором, но нюансов оказалось многовато. А вот что не требовало вдумчивого уяснения, так это простой факт: если ему не повезет и разыгрываемая сейчас козырная карта окажется пустышкой, возможность познакомиться с палачами станет более чем реальна. Да уж. Он внезапно понял, что почти не верит в успех предприятия. Успокаивало, хотя и слабо, предыдущее заявление Митьки: если что-то пойдет не так, его сразу вытащат. И хотя потом им обоим грозит судебное разбирательство на Земле — это определенно лучше, чем плаха на Янусе.

Богдан опять попытался сосредоточиться.

«Градация ступеней предполагает, что, чем выше уровень умений и знаний, а также практических навыков, тем шире возможности адепта. Так до первой ступени добирались лучшие из лучших. Вторая ступень волшебников включала в себя несколько направлений деятельности и профессий. У них это были певцы, воины и кузнецы. У палачей — лекари и наемники. Моряки и караванщики составляли вторую ступень торговцев. К последней из высших ступеней принадлежали представители гильдий. Они еще назывались младшими ступенями. Учителя и хранители знаний составляли третью ступень у волшебников. Травники, наемные убийцы и воры — у палачей. Ремесленники и крестьяне, производящие продукцию на продажу — самую многочисленную и разнообразную в расовом смысле ступень торговцев.

Ее представители ратовали за соблюдение прав и расширение возможностей простых масс, обычно безрезультатно. Но и тут членство в гильдии давало свои, пусть и небольшие преимущества. Тем же, кто трудился вне ступеней, „выжить“ было непросто. Особенно во времена смут и войн. А таковые на Янусе случались не так уж редко».

Богдан изучал глазами замысловатый орнамент из стрелок и подписей на «листе». А ведь это всего-навсего основы. Существует еще куча нюансов, о которых он имел самое примерное представление. Он мысленно пожалел контактеров. Это сколько же информации должны вмещать их головы?

Он рассеянно опустил стило на стол и зажмурился.

«Подведем итоги. Янус — коварен, сложен для понимания и жесток, особенно, думается, к чужакам. Его цивилизация обладает достаточно развитым социальным устройством, странными верованиями и технологиями, заимствованными из другого мира. Еще планету населяют необычные существа, некоторые из которых могут внушать стойкое отвращение. Для слабаков мир Януса не подходит».

Богдан открыл глаза и продолжил размышление вслух:

— Если Кристиану удалось выжить на планете, он заслуживает некоторого уважения. Даже при том, что является потенциально опасным преступником. Ему нечего терять, и он все это время боролся за жизнь. Потому наверняка изворотлив и хитер, как битый зверь. Если дело обстоит иначе, то я, скорее всего, ничего не найду. Но почему-то в смерть Вайдера мне не верится.

Богдан укусил подушечку большого пальца и снова задумался. Ему придется соответствовать противнику Непростая задача. Оставалось лишь надеяться, что в решающий момент удача не оставит его. Главное, не забывать, что Янус двулик.

Глава 3

Келан

Потолок медленно раскачивался перед глазами. Туда-сюда. Туда-сюда.

Сегодня сильно штормило, и с самого утра я распределяла время между ведром и койкой. Когда желудок полностью опустел, а я ослабла, тошнота, наконец, немного отступила. Крису по поводу своего состояния пришлось наврать. Сказать, что не переношу качку. А может, действительно не переношу, кто знает… Не проверяла.

В любом случае — чувствовала я себя препаршиво.

Даже странно, что Крис оказался настолько брезгливым. Увидев меня над ведром, он почти сразу ретировался, пообещав не беспокоить, пока не почувствую себя лучше. Часа через полтора матрос принес от его имени кувшин морса и оставил на столике. Но тогда было не до благодарностей.

Я вздохнула и опять уставилась в потолок. С закрытыми глазами было хуже, тошнота накатывала с новой силой, но шла уже одна желчь с водой. Уф, как же мне дурно…

Единственное, что оставалось — лежа предаваться думам, воспоминаниям. Благо пищи к размышлениям было более чем достаточно. Рука привычно поглаживала наметившийся живот. Да… Месяц, максимум два, и скрыть беременность станет невозможно. Как от этого в глазах Криса изменится моя ценность, предсказать нельзя. Хотелось бы к тому моменту избавиться и от него, и от его опеки. Но сейчас для нас обоих нет ничего важнее, чем здоровье и безопасность. Не знаю, каким способом, но я должна их обеспечить.

Наемные убийцы далеко — благо. Хотя сильно сомневаюсь, что Крис меньшая угроза. В его игре я пешка. В игре бога со звезды тоже. В моей собственной партии неблаговидная роль жертвенных агнцев сейчас отводилась любому, кого получится использовать в своих целях. Будь то бог со звезды, Крис, загадочные островитяне, да хоть сам неизвестный черт!

Я все поглаживала живот, не чувствуя под ладонью ничего, кроме твердой выпуклости. Пока. Но внутри распускалось цветком ощущение тихой радости. Какие еще нужны доказательства? Обычно родители думают о том, кто у них появится — мальчик или девочка. Меня же занимал совсем другой вопрос. Ведь я могу родить шантийца или не шантийца. От этого зависит судьба ребенка. Конечно, мне и в голову не придет бросить малыша на дороге, как сделала моя мать, но клеймо саранчи, та бирка, которую вешают на всю жизнь… Мне, адепту второй ступени, невероятным усилием Стоуша имеющую потенциальную возможность стать членом первой, были открыты дороги, которые никогда не открывались перед представителями моего рода. Да, только вот личностное отношение не поменялось. Я могла быть кем угодно и при этом оставаться персоной, чей статус не может быть высоким по определению. Помнится, даже представители третьей ступени позволяли себе высказывать сомнения по поводу правомочности моего положения.

Но только вот отец не просто так получил первую ступень палачей. Его репутация оставалась безупречной долгие годы. Когда-то он отказался от чести занять должность в городском совете Тшабэ, предпочтя роль скромного исполнителя приговоров. Казалось бы, глупость упускать такой шанс в захолустье Холмогор. Но этот политический ход позволил Стоушу избежать участи марионетки, и у него по-прежнему была возможность незримо влиять на многие события. А связи у отца имелись. К его мнению прислушивались, с ним считались, профессионализм ни разу не поставили под сомнение. Тот редкий случай, когда на маленькие причуды жевлара дружно закрывались глаза у всего совета. Я же в то время росла в Холмогорах с их примитивными страстями и не видела дальше своего носа.

С оглашением факта моего родства со Стоушем сложные вопросы неожиданным образом исчезали, а многие «умники» послушно смирялись с вопиющей несправедливостью. Только я сама не могла, не получалось. Думаю, ссора с отцом явилась следствием духа противоречия, терзавшего меня эти годы. Самой сокровенной обиды существа, осознавшего себя заключенным в обществе кастовых догм.

Думаю, именно глупая, юношеская манера преувеличивать и видеть мир лишь в белых и черных красках привели к тому, что мы несколько лет не общались. Но кому и что я, в конечном счете, доказала? Лишила себя любящего отца, заставила страдать нас обоих. Неужели мудрость приходит так? Через признание собственных ошибок, горечи потерь и страхом за жизнь любимых? И всегда поздно… Надеюсь только — не слишком для нас со Стоушем.

Я попыталась сесть. Голова закружилась, мир поплыл. Нет. Лучше полежу еще. Бесконечное «ныряние» корабля вверх и вниз заставляло желудок сворачиваться клубком, вызывая тем новые позывы рвоты. Я постаралась отвлечься, снова мысленно вернулась к недалеким дням относительного благоденствия.

После нашей ссоры со Стоушем я перебралась в Тшабэ и жила как могла, частенько перебиваясь случайными заработками. Хорошую работу шантийке без клановой поддержки найти невозможно, о своем родстве с жевларом я тоже никогда не говорила. Пришлось опускаться ниже и убирать гордость подальше. Дела попадались такие, что на душе становилось тошно. Но голод с достоинством переносят только сытые. Правда, и в те дни, когда репутация моя уже оказалась хорошо подмоченной, авторитет Стоуша выручал. Я злилась на собственную слабость, когда вынужденно ссылалась на связи с палачами. А после совершала очередную глупость, пытаясь скинуть ласковую руку, которая, как тогда казалось, не поддерживает, а душит.

Когда наступали черные времена и одиночество казалось особенно острым, невыносимо тоскливым, тогда я вспоминала Холмогоры…

Те времена… клан шантийцев не мог принять чужака, никто иной не хотел. Если бы Стоуш воспитал меня в духе ограничений, не как родного ребенка, а прислугу или, скажем, подмастерье, я выросла бы другой. Но он равнодушно относился к мнению большинства, предпочитая факты, а не эмоции. В результате у меня было больше амбиций, чем положено моей породе, и куча необоснованных обид. Вот жизнь и расставила все по местам: обтесала меня, умерила аппетиты и наглядно продемонстрировала, что происходит с дурочками, у которых мало мозгов, но много апломба. Мне повезло. Век большинства наемников куда короче.

К тому времени, как представители первой ступени клана палачей города Тшабэ вышли на меня, я научилась вести двойную игру и выдавать за правду ее видимость. Встреча с Винту, престарелым жевларом, состоялась на городской площади, подле известной всем выпивохам и ищущим сомнительных услуг нанимателям таверны.

Огромный, ничуть не одряхлевший к своим ста пятнадцати годам, Винту смерил меня холодным взглядом и едва заметно кивнул, признавая право общения на равных. Как же, так я ему и поверил…

Тогда как раз наступила средняя фаза перехода из мужчины в женщину, но многие еще воспринимали меня как — «его»…

— Уважаемый палач, какое у вас ко мне дело? — чуть подыгрывая старику, поинтересовался я. Главное, не перегнуть: такие, как Винту, отнюдь не тупицы.

— Зайдем?

Он едва заметно повел плечом и кивнул в сторону заведения. Я согласился, опустив ресницы, и последовал за ним.

Жевлары кажутся медлительными тяжеловесами, но это иллюзия. Помню, как при необходимости двигался Стоуш, как управлялся с топором, да и любым другим оружием. Неприятное ощущение морозца по спине, вот что я чувствовал тогда.

Мы сели рядом с входом, выбрав одиноко стоящий стол в углу. Винту положил на гладко выскобленную поверхность морщинистые лапы и сказал:

— Нам нужна нестандартная услуга. Отличная от тех, что ты обычно выполняешь. Мы знаем о твоей плохой репутации, но выбрали именно тебя.

Я молчал. Оправдываются виноватые. На морде Винту не отразилось и тени эмоций, хотя я был невежлив.

Он продолжил:

— Стоуш — весьма уважаемый кланом палач. Мы относимся к нему с почтением. Однако он не знает, что мы выбрали его ребенка для этого задания. И пусть остается в неведении.

Я фыркнул про себя: «Не знает он, как же. Кому зубы заговариваем?»

— Ты мог стать палачом, верно? — внезапно спросил Винту.

— Мог.

К чему вопросы?

— Именно потому совет и остановился на тебе.

Ого. А вот это уже интересно. Совет… Значит, как минимум, замешаны еще и волшебники.

— Какая честь, — едва удержавшись от едкой иронии в голосе, ответил я и тут же добавил: — Но мокрыми делами не занимаюсь.

— Пока и нет такой необходимости. Договор, ежели будет заключен, подразумевает несколько иную деятельность. Прежде всего, печать молчания на уста. Нарушение карается смертью. Устраивает?

— Цена вопроса?

— Согласие на работу.

— Я не подпишусь на то, о чем не знаю. Тем более, что вы предлагаете подобное мне. Еще и заявили предварительно о подмоченной репутации. К чему? Сбить цену? Поставить на место? Бесполезное занятие.

— Репутация в данном случае — это твое прикрытие, Келан, — заявил Винту, надвигаясь на меня массивной тушей. Эта атака носила чисто эмоциональный характер, с целью подавления воли. Только на меня после детства, проведенного со Стоушем, такие штучки не действовали. Старик почувствовал и отодвинулся. — И отличное прикрытие. Те, кто будет интересоваться тобой из-за объекта, получат исчерпывающую информацию, если вздумают навести справки. Опасности для них ты не представляешь. Серьезных дел за тобой не числится. Для своей роли ты идеален. И для нас тоже, ибо знаешь об окружающем мире достаточно, но фактической угрозы не представляешь.

Признаюсь, меня немного задели слова старика Винту. С другой стороны, значит, моя маска безупречна. Чем не повод для радости?

— Нет, — сухо отсек я, — прежде информация. Либо никаких сделок.

Винту глухо зарычал и продемонстрировал клыки.

— А ты переборчив, мой друг, — глухо, сдерживая ярость, произнес он. Еще бы. Какой-то шантиец смеет ставить ему условия. — В твоем положении очень плохое качество характера. Как насчет долгов? Я могу посадить тебя в тюрьму. Или ты предпочтешь лишиться ступени? Расскажи, Келан, как заработать наемнику, в услугах которого никто не нуждается? Откажи, и я сделаю так, что ты никогда не найдешь работы в этом городе. Как и во многих других.

— Угрозы?

Я еще сидел, но всем своим видом демонстрировал готовность немедленно уйти. Произнеси он еще одно неосторожное слово…

Винту понял и пошел на попятную.

— Хорошо. Дай слово наемника, что подпишешь документ о печати молчания. Тогда продолжим. У тебя будет возможность выбора. Но если хоть слово просочится наружу…

Я хмыкнул. Сказал:

— Договорились.

Винту важно поднялся и сообщил:

— На закате, у храма. У черного хода. За тобой выйдут и проводят, куда нужно. Там ты получишь всю информацию, но только после наложения печати…

Я потерла глаза. В животе тихонько заурчало. Неужто? Тошнота почти прошла, правда, и качка стихла. Пол теперь едва заметно «плыл» под ногами, и я позволила себе выпить морса. Стало легче, наконец-то исчез противный привкус во рту. Если так пойдет и дальше, можно выползти на палубу подышать. А потом, глядишь, и перекусить. Воспоминания толпились, подталкивая друг друга в моей голове. Им было тесно, хотелось свободы. Я удивилась, что настолько хорошо помню даже незначительные детали. Как в храме происходил обряд наложения печати на уста. Дурацкое представление, рассчитанное на страх перед высшими силами. Я испугалась, если бы Стоуш не рассказал, зачем он происходит. Гораздо важнее ритуала была подпись, которую я поставила на документе. Так сказать, согласие на заочно вынесенный приговор в случае предательства. Там прописывались все пункты, нарушение которых грозило преследованием и смертью. И как потом волшебник, на чьем лице я прочитала презрение к себе пополам с досадой, торопливо обрисовывал детали дела. В случае отказа ко мне все равно приставят охотника, и если я где-нибудь хотя бы заикнусь об увиденном или услышанном, приговор вступит в силу — он уберет меня.

Я бывала охотником. Им неплохо платили.

Но тогда я согласилась. И вступила в игру…

Прошел почти месяц, прежде чем мой объект появился в Тшабэ. В тот день я ждала его у северных ворот, он прибывал с караваном, везущим товары из какого-то равнинного города. Конечно, я получила исчерпывающее описание, но никогда нельзя быть уверенным на сто процентов. Однако его я узнала сразу же.

Близилась фаза женщины, но выглядела я безобразно. Понятное дело, не радость и приязнь отразились на лице человека, похожего на волшебника, стоило мне приблизиться. А я смотрела в его глаза и чувствовала странную тягучую пустоту, в которую провалилось сердце.

— Приветствую в городе света! — проговорила я решительно, ощущая острую ненависть к себе такой, которая может вызывать у него отвращение.

Но мужчина справился с эмоциями и смотрел достаточно дружелюбно, даже с неким опасливым интересом.

— Я недавно прибыл с островов. Мне ничего больше не нужно объяснять?

Я кивнула, но сама никак не могла унять дрожь. Мелкую, противную. Сердце колотилось быстро-быстро, стучало почти у горла. Тогда я молча поманила мужчину за собой, уводя с широких улиц безопасными тропами. Он едва поспевал, но не жаловался, лишь с внезапным уважением покосился, когда вывела его прямо к потайным дверям храма. Начало отношениям положено.

— Так кто ты? — Он замялся, словно боялся сказать или сделать что-то не так. — Я тебя еще увижу?

Островитяне… О них ходит множество слухов, и нет ни одного достоверно известного факта. Я прикрыла тыльной стороной ладони рот, куснула кожу. Волнение не удавалось скрыть, а это со мной впервые. Позволила себе на мгновение утонуть в его глазах, странных, не похожих ни на одни другие.

Светлых-светлых, и вместе с тем пронзительно-голубых.

Поборов волнение, я уверенно произнесла:

— Увидите. Я всегда буду рядом. Меня наняли хранить вас. Я знаю об этом городе достаточно, чтобы уберечь от нечаянной беды. Единственно, вы должны доверять мне. Мое имя — Келан. А то, что шантийка может… не делайте выводов раньше времени. Я дочь палача. Как мне называть вас?

— Бог со звезды, — произнес он, чуть торопясь, словно звучание слов казалось ему чужим.

— Странное имя.

— Почему? — Он неловко улыбнулся, и от глаз побежали тонкие лучики морщинок.

— Богами со звезды не называют обычных людей. Звезды там, — я показала на небо, — они вестники чудес. На них боги спускаются к простым смертным. Разве вы тот бог, который спустился со звезды?

Если бы он ответил утвердительно, я поверила бы. Честное слово. Мужчина удивленно смотрел, словно не понимал, о чем это я, а потом рассмеялся.

— Ну, надо же! Как странно вышло… Кто бы мог подумать. А ты видела такие чудеса?

— Ходят разные слухи, но сама… нет, не видела. Говорят, в одном из городов случилось нечто страшное. С неба упала звезда, в которой и правда были боги. Но было ли такое на самом деле? И если было, то где?

— В Кэшебе, — внезапно произнес бог, и искорки в его глазах потухли. — А ты пойдешь со мной туда? — Он указал рукой на храм.

Я кивнула, чувствуя за собой непонятную вину, и толкнула дверь.

Глава 4

Келан

Это был первый нормальный, относительно прошедших суток, день. Погода неожиданно наладилась. Почти непрекращающиеся шторма разом угомонились, словно мы преодолели некую невидимую глазу полосу препятствий и оказались в мирных водах.

Все предыдущие дни меня почти непрерывно тошнило, между приступами — обессиленно лежала на койке. Скромные запасы подкожного жира испарились, и теперь я была похожа на гремящий мешок костей. Все, что попадало в желудок, стремительно его покидало. Единственное, что усваивал измученный организм — кислый морс. Маленькое зеркальце в каюте, когда я решалась заглянуть в него, беспощадно показывало черные круги под глазами, осунувшееся лицо. Но по-настоящему я боялась только одного — потерять ребенка. Однако ему, похоже, пока ничего не угрожало.

Как только сильная качка стихла, море превратилось в ласкового зверя, и мне сразу же полегчало. Тошнота исчезла, я смогла поднять голову с подушки и ближе к полудню даже выползти на палубу. От голода и слабости, правда, я раскачивалась, как былинка, поэтому боялась поскользнуться на мокрых досках и стояла у переборки. По той же причине мне не хотелось подходить к борту. Свежий солоноватый ветер тугими струями бил в лицо, перебирал разом потяжелевшие влажные пряди волос, щекотал шею и губы ласковыми прикосновениями. Я закрыла глаза и наслаждалась покоем, стараясь ни о чем не думать.

Наверное, Крису не терпелось устроить допрос, поэтому он едва дождался моего возвращения в каюту, чтобы тут же явиться. Я думала о нем, как о жестоком и странном человеке. В его поведении было что-то болезненное, проглядывало какое-то пугающее начало, созданное то ли обстоятельствами жизни, то ли натурой. Поведение его было непредсказуемым. Он постоянно терзался подозрениями, опасался заговоров и ожидал худшего.

Когда Крис пришел в каюту и уселся рядом, я ожидала последующего водопада вопросов, но он лишь молча хмурился и ничего не говорил. Значит, понимал, что не убедит меня добровольно выкладывать интересующие его сведения. Видя выражение его лица, я внутренне сжималась. Боялась, что Крис надумает вытрясти желаемое и применит силу как самый убедительный довод в беседе. Тем более, он уже поднимал на меня руку.

— Расскажи мне о боге со звезды, — наконец произнес он.

Я поджала губы и едва заметно помотала головой. Крис ядовито улыбнулся.

— А чего ты боишься? Раскрыть страшные секреты? Я и так их знаю. Он спустился с неба на звезде. Этот человек жил рядом с тобой последние месяцы. Ты любила его?

— Какая разница? — огрызнулась я.

— Думаю, любила. Я хочу проверить, любил ли он тебя. Каково сердце бога? Нежное и трепетное или холодное, подобное куску камня? Будет ли он искать тебя, шантийка?

— Его заказали, — вонзила я колкую шпильку. — Какая уж тут романтика?

Крис расплылся в сладкой улыбке.

— Знаю. Все знаю. Но на твоем месте я бы беспокоился о своей шкуре. Богу ничего не грозит. Я не заинтересован в его смерти. А вот в жизни очень даже. Поэтому позабочусь о безопасности нашего иномирца. Твоя жизнь, кстати, тоже напрямую зависит от меня, точнее, от его желания сотрудничать.

— Откуда на небе люди? Они возрожденные души? — рискнула поинтересоваться я.

Страх страхом, но отказаться от искушения проникнуть под покров тайны невозможно.

Крис закатился жутковатым смехом. Отсмеявшись, скривился, словно хлебнул морса, и с презрением ответил:

— Нет. Они просто там живут. Очень далеко от Януса. Вообще в другом мире. Похожем на ваш. Можешь думать, что всех нас создал один творец, но расселил под разными небесами.

— Я…

— Предполагала это? Хотя трусила признать, да? Думала, он ведет себя, как обычный человек, куда меньше готовый к жизни среди вас, чем ты сама. И ты пришла к выводу, что все его могущество и власть — миф. Признавайся.

— Он же бог. Почему он должен быть похожим на нас?

Не знаю, чего Крис хотел добиться. Некого откровения, признания? Я его не понимала. Все, что волшебник рассказывал, казалось бредом — жутким, кощунственным, но привлекательным. Даже не сомневаюсь, это запретные, тайные знания, которые он раскрывал мне по недомыслию.

— Так ты думаешь, он неуязвим? Думаешь, что волшебство охраняет его? Или что он легко возродится в другом теле? Келан, не выдавай желаемое за действительное.

Я смотрела на Криса, широко распахнув глаза. Бог со звезды — волшебник, его родина далеко… но о чем тут толкует мой враг? Произносит фразы, смысл которых не укладывается в голове. Какие миры? Первоступенцы всегда стремились сохранять свои секреты. Да, я знала, многое на их представлениях — обыкновенные фокусы. Но ведь есть и настоящие чудеса, существование которых не так просто объяснить. Живые изгороди, деревья, цветы, летающие и говорящие шары, страшное оружие, которое им подарили боги. Сколько необъяснимых явлений: гром и молнии в чистом небе, изменения погоды по указанию волшебника, лечение смертельно больных, когда все усилия лекарей бессильны, а иногда даже и восстановление искалеченных конечностей. А исчезновение Стоуша? А то, что волшебники так легко выследили нас, передавая из храма в храм информацию? Откуда проживший на острове последние полгода Крис знал, кто я такая? И душивший меня амулет… перечислять можно до бесконечности.

Крис внимательно наблюдал за мной, и ехидная улыбка на его лице сменялась глухим раздражением.

— Ненавижу. Тупые, необразованные дикари, — прошипел он и хлопнул ладонью по постели.

Я вздрогнула.

Волшебник на секунду закрыл глаза, а когда открыл, звериный гнев из них исчез.

— Слушай, дурочка. У вашего народа ведь есть легенды? Например, кем вы были созданы?

— Многое о роде шантийцев содержится в «Книге запретов». Я знаю только то, что позволено знать.

— Ну да. А легенды?

— Я сирота. Чужая для всех родов. Я не вхожу ни в одну семью ни как жена, ни как муж. Поэтому никаких тайн или секретов мне не откроют.

— То есть ты понятия не имеешь о том, почему шантийцы считаются проклятым народом? Тебе сейчас будет завидно, куколка. Я держал «Книгу запретов» в руках, представь себе.

Я с нарочитым равнодушием пожала плечами, слишком ошарашенная, чтобы отвечать. К чему этот порыв откровенности? То ли Крис собирается обмануть меня красивыми сказками, то ли я невольно услышу то, что лучше не слышать. Кому и зачем нужна подобная честность? Если он списал меня со счетов, собирается прибить и поэтому разглагольствует о запретном, тогда, конечно, можно не стесняться в выражениях.

Но Крис зевнул и демонстративно помотал головой.

— Хорошо. Предположим, бог со звезды действительно островитянин. Он просто так пошутил, насчет звезды.

— На островах у многих странно звучащие имена. Его имя необычно для общего языка. Но для островов…

— Келан, ты притворяешься или действительно тупая? Островитяне живут очень замкнуто. Я прожил там достаточно долго, но не встречался с богом со звезды. Напряги мозги.

— Что тебе от меня надо? — не выдержала я.

Крис посмотрел с демонстративной нежностью, но от его взгляда по спине поползла холодная изморозь.

— Ты прожила подле него почти полгода. Ну, пусть немного меньше. Видела каждый день, слушала, как он рассказывал разные глупости. Наверняка он искал. Что? Или кого? Я хочу услышать. Хочу немедленно услышать все, что твои куцые мозги в состоянии выдавить из памяти. Почему бог прибыл на материк?

Угрозы Криса прошли мимо меня. В этот момент я пыталась понять, о чем он говорил чуть раньше. Неужели, это не его злые шутки, не издевка, не глупость. Неужели бог со звезды спустился с неба? Тогда многие нестыковки в его поведении получат объяснение. Но также я полагала, что странности можно списать и на жизнь в изоляции, на островах. В голове царила сумятица, каша. Крис разрушал ту картинку мира, которую я привыкла считать настоящей. Он ломал иллюзии. За последние недели это случилось со мной уже во второй раз.

Кто из них лжет? Если Крис, я смогу объяснить себе, почему. Но если бог со звезды — значит все, что я считала реальностью, не более чем дом из песка. Кто же такие волшебники на самом деле? Откуда пришел на Янус бог со звезды и, главное, зачем? Кусочки головоломки не желали складываться в картину.

— Он искал тебя? — задала я вопрос, уже догадываясь, что ответит мне Крис.

Он не обманул ожиданий:

— Совершенно верно. Меня. Но что ему было нужно?

— Он никогда не рассказывал о своих целях. Только давал задания и задавал вопросы.

— Какие?

— Разные. Про Янус, про обычаи, про касты, кланы, ступени и роды. Про расы. Ничего такого, странного.

— Врешь ведь… — Крис нахмурился. — Ладно. Подойдем с другого конца. Представь такую ситуацию: твой бог и я когда-то жили в одном мире, и вот теперь я хочу с ним пересечься. Мы нужны друг другу. Но прежде чем доверять жизнь кому-то, необходимо убедиться, что у него нет камня за пазухой. Выведать истинные намерения. Ты, Келан, в безопасности, пока он не совершает глупостей. Волшебники действительно весьма могущественны, и тебе не стоит забывать об этом. Главное, нам троим нужно как-то договориться. Я оставлял богу со звезды дорожку из хлебных крошек. Вел давно, манил аккуратно и сейчас не дам сорваться с крючка, учти это. Возможно, бог со звезды и не делился планами с любовницей. Тогда тем более в твоих интересах — оставаться нужной мне, понимаешь?

Я молча кивнула. Да, я следила, слушала, догадывалась. Но Крису об этом знать не стоило. Хотя бы потому, что ничего, интересующего его, я не выяснила. Первоступенцы умеют хранить секреты. Отлично умеют. Все разговоры бога со звезды с волшебниками для меня — тайна за семью печатями. А вот то, что они с Крисом похожи, вне всяких сомнений. Не тем, что оба люди. Их объединяли едва уловимые отличия. Эти особенности проскальзывали в оборотах речи, жестах, в поступках, взглядах, действиях. Могли ли они оказаться могущественными волшебниками, сошедшими с небес? А просто путешественниками или вовсе людьми из другого мира?

Ох, как страшно, как трудно принять необъяснимое. Еще сложнее изменить собственный взгляд на природу событий и вещей. Где взять такую гибкость и не сойти с ума от невероятности предположений?

Кто же тогда мой ребенок? Наполовину бог, человек, иномирец?

Крису, меж тем, надоело переливать из пустого в порожнее.

— В общем, так, Келан. Подумай. Я приду вечером, продолжим разговор. Путь к островам неблизкий. Недели две у нас еще есть. Не договоримся, тебе светит прямая дорога за борт. Сейчас тебе принесут поесть. Все поняла?

Я снова кивнула. Безропотно и демонстративно соглашаясь со всем, не смея злить, не думая перечить. Голод проснулся недавно, но терзал немилосердно. Ничего удивительного, ведь я ничего не ела почти неделю. Больше вопросов Крис не задавал. Еще раз хлопнул по постели ладонью, поднялся и вышел.

Я легла и задумалась. Тактом Крис не отличался. Грубость же, как мне казалось, происходила из его внутреннего недоверия к окружающим. Вряд ли он забудет о моих навыках наемницы после смерти кельда. Волшебник, безусловно, хитер и обладает отличным нюхом на ситуацию. Зато шантийцы — отличные рассказчики баек. Умение плести разговор, словно шелковую нить, завораживать, увлекать, уводить в сторону от цели, менять намерения «заплетаемого» нередко спасали жизнь таким, как я. Конечно, меня почти не учили искусству речи, но надеюсь, недели на две моего таланта хватит. А там… будет видно.

Гора, что обрушилась грудами камней и пыли — информации, не вмещающейся, не воспринимаемой, — грозила взорваться вулканом эмоций. Ладно… ладно.

Я закрыла лицо ладонями. Нет. Не могу. Не понимаю. Не верю! Это какие-то чудовищные бредни. Но в голову упрямо лезли тонкие стебельки нестыковок.

Я должна попасть, на эти чертовы острова. Должна разобраться. Понять, наконец, в каком же мире я живу. Найти и взять в руки «Книгу запретов», чтобы прочесть историю шантийцев с самого начала.

Глава 5

Богдан

Воспоминания так и лезли, подсовывая красивые, трогательные картинки прошлого. Богдан решительно отогнал их и осторожно выглянул из-за обломка скалы. Его прибытие ночью сопровождалось спецэффектами, которые должны были увидеть служители храма, но не мирно спящие в своих домах ниже по склону жители города. Кэшеб уже пережил одно явление звезды, не стоило наводить лишнюю панику.

Храм волшебников находился на возвышении, нетрадиционно построенный на некотором отдалении от жилых кварталов. Богдан заночевал неподалеку от места высадки. Сначала у него возникло непривычное ощущение крайней уязвимости, нечто сродни агорафобии. Несколько часов спустя неуверенность прошла, и он снова почувствовал привычную осторожную любознательность.

В этом полушарии стояла поздняя осень.

Холодно, сыро, даже промозгло. Трава иссохла, прибита дождями и первыми заморозками. Деревья голые. Небо черное, почти беззвездное и высокое.

Богдан морщился, зябко кутался в теплый, подбитый коротким мехом плащ. Одежда казалось непривычной, как и все вокруг. Запахи, звуки… После изоляции станции воздух казался насыщенным, даже густым, словно туман, а мир вокруг, несмотря на ночную тишину, пугал непривычно громкими звуками.

Перспективы пока что вырисовывались туманные. Он решил переждать ночь и на рассвете попытаться вступить в контакт с волшебниками.

Богдан сидел на подушке из веток, срезанных с дерева, отдаленно напоминающего пальму, скрещенную с елью, и думал. То, что казалось далеким и почти невозможным, в одночасье превратилось в реальность. Возможно, вот прямо сейчас, Лео и Яша наблюдают за ним. Подумать только, еще вчера он смотрел на Янус через иллюминаторы, а теперь сама станция находится очень далеко от него. Главное, не заниматься самообманом. Не путать местных людей с землянами, не забывать, что здесь совершенно иные порядки и законы. Многое, считал Богдан, будет зависеть от самого первого контакта. Если он облажается, дальнейшее станет бессмысленным. Такие мысли зарождали тревогу, но, вместе с тем, и дурацкий задор. Нечто сродни браваде. Интересно, чего в таком состоянии больше — самоуспокоения или смелости?

Богдан гнал лишнее прочь, заставляя себя раз за разом прокручивать в голове нужный сценарий поведения, тот, который они выработали на станции совместно с Джерски.

Восход на Янусе был таким же красивым, как и на других планетах. Нежным, акварельным, пронзительно чистым. Прелесть ранних часов, когда воздух напоен холодом, влагой и предчувствием необычайного. Рождения дня.

Когда немного посветлело, Богдан поднялся с импровизированного ложа и направился в сторону храма. Когда он остановился перед воротами, уже окончательно рассвело. По случайному ли совпадению, или наступило положенное время, но в тот же миг железные створки дрогнули и начали медленно раскрываться. В узкую щель Богдан увидел, как массивные половины толкают изнутри несколько пар рук. Затем перед ним возникло удивленное лицо молодого человека, вышедшего навстречу.

— Вы рано пришли, храм еще закрыт.

Богдан холодно улыбнулся и ответил:

— Мне нужно немедленно увидеть главу вашего клана. Я прибыл издалека, и у меня неотложный разговор.

Юноша вытаращил глаза, удивляясь то ли безмерной наглости Богдана, то ли просто удивляясь.

— О чем вы, милейший? Получить аудиенцию главы вот так просто — невозможно. Идите отсюда подобру-поздорову. Надо же, с утра пораньше… ходят тут всякие.

— Я не «всякие», — повысил голос Богдан. — В прошлом году у вас произошло одно значительное событие на вершине холма. Мои братья навещали вас. Они говорили с главой и заключили с ним договор. После чего прихватили с собой шантийцев и улетели обратно. Я прибыл от них с поручением. Не веришь, мальчишка? Так смотри.

Богдан протянул руку и повернул ладонью вверх. На пальцах заплясал, послушно подчиняясь программе, голографический язык пламени. Весьма натурального вида, спасибо Яше — у него обнаружился еще один редкий талант.

Кольцо на пальце Богдана было под завязку нашпиговано оборудованием. Темно-синий искусственный сапфир скрывал в своих недрах интересную начинку. Яша постарался на славу, упаковывая ее в спешно выращенный синтетик. Плюс еще несколько замечательных штучек, которые должны были существенно облегчить задачу Богдану.

Он сжал кулак, а затем снова раскрыл ладонь. Огромная бабочка, похожая на цветок, медленно складывала и затем чуть раскрывала крылышки. Этот экземпляр назывался Troides Amphrysus или птицекрыл. Богдан с Лео выудили ее образ в одной старой видеоэнциклопедии о флоре и фауне Земли. Тропическая красавица выглядела столь роскошно, что юный волшебник замер напротив, едва дыша. Богдан взмахнул рукой, бабочка сорвалась с места, сделала небольшой круг, величественная и хрупкая как сама жизнь, а потом медленно растаяла в воздухе.

Меж тем на ладони Шептунова возникло новое чудо: хрустальный шар, размером чуть больше кулака. В нем наплывали, сменяя друг друга, картинки — вчерашние будни храма. Лица и события. Волшебник начал медленно отступать, вцепившись в амулет, словно тот был его последней защитой от чужака.

— Прошу вас самую малость обождать, уважаемый господин. Я немедленно доложу главе о вашем прибытии.

Богдан наблюдал, как юноша, сверкая кожаными пятками сапог, несется куда-то в глубину храма, и мысленно уповал на удачу.

Не прошло и нескольких минут, как из сумрака за дверями вышли несколько мужчин, примерно одного с Богданом возраста. Все как один в серых плащах и с амулетами. Один из мужчин сделал вежливый знак, приглашая следовать за ним. Сохраняя молчание, волшебники провели Богдана сквозь ворота, через огромный центральный зал с куполом, куда-то во внутренние помещения. Они долго петляли по узким коридорам, похожим на ущелья, с бесконечно высокими потолками и темными стенами. Затем Богдана оставили в просторной комнате.

Он попытался вспомнить, о чем говорил с Митькой. Пока бродил из угла в угол, бормоча под нос гремучую смесь неразборчивых ругательств, собственных мыслей и заученных фраз, как-то незаметно в комнату вошел человек. Остановился у двери, с интересом наблюдая за не замечающим его Богданом.

Немного подождав, громко произнес:

— Приветствую путника из далеких земель.

Богдан резко остановился. Ему удалось не выдать смущения и взглянуть на собеседника холодно и спокойно. До сих пор все встречные им поголовно оказывались людьми.

— Я прибыл сюда с важным поручением для главы. Но вы не он. Меня еще долго собираются водить за нос?

Лео потратил не один час, устанавливая личность главы клана волшебников Кэшеба, поэтому Богдан позволил прозвучать в своем голосе едва слышной угрозе. Волшебник склонил голову в уважительном приветствии, но Богдану, неожиданно показалось, что он видит в глазах собеседника язвительную хитринку. Тщательно скрываемую, но все же именно ее.

— Теперь вижу. Передо мной действительно Богдан.

Богдан на мгновение растерялся. Ему оставалось лишь холодно смотреть на волшебника и лихорадочно соображать, какой подтекст имеет эта загадочная фраза. А когда сообразил, то чуть не расхохотался от облегчения. «Бог» на Янусе так и означал бога — видимо, дань землянам и их вере. А вот «дан» — переводилось как «звезда». Обращаясь к нему «богдан», волшебник произнес лишь: «Передо мной действительно бог со звезды».

— Ученик был поражен чудесами, которые вы милостиво показали ему, — витиевато рассыпался любезностями волшебник. — Что я могу предложить вам взамен мудрости и чудесных секретов мастерства?

— Ответы на вопросы. И встречу с главой, — ровно ответил Шептунов.

* * *

Богдан снова ждал. На этот раз, правда, его проводили в комнату для аудиенций без привычных уже проволочек. Официальное распоряжение главы клана оказалось достаточным основанием изменить отношение к странному гостю с высокомерно-испуганного на уважительно-дружелюбное. Его «фокусы», слава о которых разнеслась подобно пожару в сухом лесу, вызывали живейший интерес. Но высокий статус мастера-волшебника не позволял тем, кто был ниже рангом, проявлять навязчивость и выспрашивать секреты или же просить об уроках. Богдана как нельзя лучше устраивала эта условная граница. Она позволяла чувствовать себя в относительной безопасности и держать дистанцию.

Он вообще старался поменьше говорить и побольше слушать. Практически все разговоры фиксировались записывающим устройством в кольце. Ученые со станции, впервые за долгое время, получили возможность изучать Янус с непосредственным участием пусть неспециалиста, но человека заинтересованного и немного подготовленного. Чем и пользовались на полную катушку, с упоением и практическим фанатизмом готовя Богдана к путешествию. Именно поэтому дело не ограничивалось сбором улик и доказательств. Богдан был вынужден смотреть, слушать и запоминать буквально все подряд. По прозаической причине: то, что не уловят или не запечатлеют сложные устройства, по возвращении придется рассказывать и показывать лично. Этот факт Богдана раздражал и отвлекал, но не выполнять просьб Яши и Лео он просто не мог. То, как они возились с ним, уровень экипировки, разработанный под их строгим присмотром, меры безопасности и способы защиты, записанные подсказки… Было бы просто свинством отказать.

Шлем ли Джерски или чрезвычайные обстоятельства стали тому виной, но Богдан чувствовал, что его языковые возможности действительно значительно увеличились. Впрочем, именно сейчас этот факт никоим образом не помогал. Результат беседы с главой клана зависел не столько от смекалки и умения вести разговор, сколько от решений самого старика. А тот производил впечатление умного, хваткого и изворотливого типа. И возраст его выглядел скорее условной занавеской, за которой скрывался непростой и крепкий как духом, так и телом человек.

Богдан уже перестал обманываться и искать «родные черты сходства» между собой и людьми Януса. Правда, он не мог объяснить, в чем заключаются видимые различия. Ощущение чужеродности где-то глубоко внутри, и всё. Чистый субъективизм.

Богдан сидел на деревянной лавке в нарочито небрежной позе и ждал прихода главы. Периодически он не мог удержаться и тихонько почесывался. Серый балахон, который приходилось носить, был неудобным и колючим, но приходилось свыкаться. Однако зуд там, где кожа соприкасалась с тканью, становился иногда просто невыносимым. На станции ему пообещали быструю адаптацию, но пока что чуда не произошло.

Конечно, видимость спокойствия давалась с трудом, но Богдан заставил себя расслабиться и успокоится. Невозможно рассчитывать на успех, безбожно переигрывая. Старик нюхом чуял вранье и неуверенность. Тут вообще, как Богдан подметил, у многих было обостренное от природы восприятие. Или интуиция на грани фантастики? Богдан тихо ужасался про себя, понимая, как ему не хватает знаний, физических возможностей, власти. Тем более разговоры с главой оставляли странное чувство, как будто что-то по-настоящему важное упускалось из виду, и ему ни разу не удалось это нечто ухватить. А еще эта навязчивая забота: вежливая предупредительность, предусмотрительность. Хотя, по большому счету, кроме фокусов, никаких доказательств высокого статуса Богдан не предъявлял. На душе было тревожно.

Первая неделя прошла в тиши и благости уютных покоев, за легкими беседами с мастерами. С главой за это время Богдан виделся дважды, каждый раз от силы по полчаса. На него обрушивался целый водопад сладких речей и витиеватых обещаний. Но потом Богдан неизменно оказывался в одиночестве. Последние попытки встретиться с главой отклонялись под предлогом отсутствия того в храме и просьбой еще чуть-чуть подождать до возвращения. Гулять ему действительно не запрещали, но вежливо уводили в другие помещения или в сад, когда проводились общие службы.

Богдан терпеливо ждал несколько суток, пока вдруг не обнаружил ненавязчивую слежку. Тогда он и устроил показательное выступление. Шумное, яркое и пугающее, из тех, коих в «рукаве» его хранилось еще предостаточно. Чтобы не смели держать за желторотика. И, о чудо, почти сразу получил «добрую весть». Старик якобы вернулся и готов принять его.

Богдан не считал себя дураком. Эта история в узел не вязалась, рассыпалась на глазах. Волшебники не верили ему — это чувствовалось, — но делали вид, что помогают с какой-то идиотской готовностью. Столько же усилий нужно приложить, чтобы погубить одного человека, если допустить, что маски сорваны?

У Богдана создавалось впечатление, что глава и мастера относились к нему, как к забавной зверюшке, играя в предложенную игру иллюзий. Искусно, якобы соглашаясь с предложенными им правилами. Примерно как кошка с мышью. Нет, рядовые ученики как раз боялись чужака, адепты постарше уважительно опасались. А вот верхушка — мастера да и сам глава — только старательно делали вид. Богдан всей кожей ощущал это шарлатанство.

Возможно, он просто-напросто чего-то не знает? Может быть, зреет некий заговор? С какой целью? Что им нужно? Если у мастеров волшебников нет религиозного ужаса перед «богами», то какую же на самом деле игру ведут старики? Что надеются получить? Кто стоит за ними? Одни вопросы.

Шелохнулась тканая из разноцветных нитей занавеска, похожая на полосатый коврик — плотный и тяжелый. Из-под нее вынырнул сухонький старичок. Невысокого роста, в традиционно сером балахоне, с черным амулетом на шее.

Богдан встал и вежливо склонил голову. Глава в ответ поклонился низко, почти в пояс. Богдан принял игру и притворился, что так и должно быть. Он ведь пребывает в официальном статусе «бога».

— Мое уважение главному мастеру волшебнику. Наша встреча долго планировалась…

Немного воды не помешает. Богдан уже понял, что умение плести кружево из слов в мире Януса ценится как золото. Поэтому тренировался рассыпать цветастую чепуху и выуживать из груды бисера слов собеседника драгоценные камешки.

Глава благожелательно выслушал его и ответил:

— Я нашел сведения, которые интересуют вас, мастер бог со звезды. Это насчет некого Кристиана. В нашем мире он известен под именем Крис. Этот волшебник часто путешествует, застать его на одном месте непросто. Это опасный и могущественный человек.

— Я слушаю тебя внимательно, о, учитель мудрости, — спошлил Богдан и выжидающе уставился на старика.

Но тот стоял молча.

Тогда Богдан сделал приглашающий жест и первым сел на скамью. Поерзал, всем видом подталкивая старика к беседе.

Тот ювелирно управлял ситуацией, косил под склеротика, но взгляд его оставался цепким и изучающим. Глава выдавал необходимый минимум и аккуратно отмазывался от причастности к проблемам «богов». Да и считал ли он пришельцев богами? Богдан уже начал сомневаться в этом, но завел старую песню для нового слушателя.

— До сих пор мы не имели возможности говорить без спешки, открыто и начистоту, уважаемый глава мастеров. Я хочу задать простые вопросы и получить на них такие же ответы. У меня не так много времени. Я пришел с миром, открыто и дружелюбно. Но только ходим мы вокруг да около истины. Ваша любезность и забота, клянусь, наполняют мое сердце искренней благодарностью. Но мое дело неотложное, и ситуация требует скорейшего разрешения. Время так дорого нынче, мой мудрый наставник, вам ли не знать? Те, чьи интересы я представляю, хотят добрососедских отношений. Они готовы помочь вам. Открыть для вас, избранных мира, новые прекрасные возможности. То, что я показывал, лишь малые крохи будущих знаний и даров. Однако попытки обмануть посланника, бога со звезды, опутать его чарами слов, отвлечь, не приведут ни к чему хорошему. Мои глаза — глаза «высших богов», мои уста их уста. Я имею значение лишь как проводник их воли. Но жертв достаточно, не так ли? Уважаемый глава мастеров, те, кто тогда заключали с вами договор, были посланниками богов, но не ими. К сожалению, все вышло не так, как было решено. Я должен вернуть Кристиана на звезду. Снять с него бремя подозрений в неудаче. Все мы лишь представляем голоса сильных мира сего, власти и выражения воли.

Старик серьезно кивал, сложив руки на животе, и едва заметно улыбался. Веселили ли его эти жалкие дипломатические потуги, Богдан не знал. Но едва уловимая снисходительность его порядком раздражала. Старик тем временем решил ответить. Из его уст речь лилась плавно и неторопливо, явно без тех усилий, что прикладывал Богдан.

— Мой дорогой друг, мастерство слова волшебника заключается в том, чтобы говорить вовремя. Я не мог рассуждать о вещах, не имевших веских подтверждений. Возможно, из-за этого у вас и сложилось впечатление, что мы проверяли правдивость слов или поступков. Думали ли вы, что отъезд лишь словесная уловка, дабы не встречаться лично или потянуть время? Но зачем мне это нужно? У главы много дел, и менее всего ему нужен груз, который становится неподъемным. Вы не очень умелый дипломат, бог со звезды, уж простите мою дерзость, но я сделаю скидку на вашу относительную юность и неопытность. Быть может, это лишь умелая маска? Тогда я склоняю голову перед вашей мудростью, не позволяющей показывать истинные возможности бога, дабы не смущать слабый ум земных тварей. Видите ли, сила духа порой убеждает лучше слов. А увлекательные речи — это тяжкий труд и великое искусство. Но они не были вашей задачей. Вы не умеете красиво говорить, верно? Вы подмечаете детали, ловко складываете кусочки в целое, но слабо разбираетесь в тактике предупреждения.

Богдан надеялся, что его лицо действительно подобно маске. Поскольку чувства, которые он испытывал, были страшно далеки от божественных помыслов. Он понял, что глава играет с ним практически в открытую, просто-напросто проверяет, как далеко он может позволить себе зайти. Следовательно, единственный козырь, совершеннейшее спокойствие и даже наглая самоуверенность. Только это убедит старого прощелыгу в серьезности намерений Богдана.

Старик бросил на него осторожный взгляд и продолжил:

— Предполагаю, главной целью вашего визита является встреча с Крисом. Я верный слуга богов и предан им телом и душой. Их слово для меня суть закон. Я с покорностью отдаюсь в ваши руки и служу вам, господин. Лишь позвольте мне направить вас по нужному следу. Уверяю, Крис жив, свободен, и его воля принадлежит только ему. Признанный мастер, он отлично управляется с любым оружием, а в волшбе с ним и вовсе мало кто сравнится. Обещаю, никто из тех, кто подчиняется мне, не посмеет чинить никаких препятствий миссии, возложенной на вас. Я не настолько слеп или глуп. Мы видели, на что способны люди со звезды. Я, как и главы других кланов и ступеней, прежде всего, думаю о народе. Безусловно, всем нам лучше дружить, нежели воевать. Однако быть может, теперь перейдем к делу?

Богдан молча кивнул, позволяя старику продолжать речь.

— Да, друг мой, пока вы терзались беспочвенными подозрениями, пугая юных учеников грозным видом и любопытными чудесами, я ожидал ответа из семи разных храмов. И, наконец, могу уверенно говорить о местоположении Криса. — Глава снова бросил на Богдана быстрый взгляд, видно хотел убедиться, что переход на более фамильярное обращение прошел гладко. Богдан позволил легкой улыбке скользнуть в уголках губ. Взбодренный, старик продолжил дерзить: — Я не задаю вам неудобных вопросов, заметьте. Например, отчего посланник богов при его удивительных способностях сам не видит искомое? Я прекрасно понимаю, подвергнуть сомнению догматы — преступление. Потому с уважением предлагаю помощь. Проводника, помощника, жилье, охрану. Возможность добраться до Криса и встретиться с ним лицом к лицу.

Богдан все еще молчал. В голове промелькнула куча мыслей, но все они не были конструктивными и не решали проблемы. Основная проблема заключалась в том, что их спектакль практически провалился. Глава насквозь увидел его намерения, мало того, намекал на сомнительную «божественность».

Хорошо — он получил подтверждение своим подозрениям. Плохо — старик оказался отличным психологом и в ситуации был осведомлен куда лучше Богдана. Пока что звучали лишь нежные подколки, но вдруг глава решит «уточнить» с применением новейших методов их мира? Палачи здесь в чести, помниться. Почему маразматик так благодушен? Почему? Что-то было не так…

— Я должен довериться вам?

Глава почти открыто улыбнулся.

— А разве вы шли сюда не за помощью, друг мой? Но чтобы найти Криса, придется проделать изрядный путь. Я переговорил с прибывшим в город мастером и от него узнал новости. Волшебника Криса видели в Тшабэ две недели назад. Сейчас глубокая осень. Последний караван в те края уходит на днях. Предлагаю вам отправиться с ними. Подходит сезон штормов, и корабли не рискуют более выходить в море. Значит, Крис не отправится на острова в ближайшие три месяца. Но здесь мало простой удачи. В нашем мире немало лихого люда и темных закоулков. Я хочу взять на себя смелость позаботиться о вашей безопасности.

— Зачем? — с подозрением спросил Богдан, настроившись на отказ.

— Ведь если что-то произойдет без нашего ведома, но по злому умыслу, что подумают отправившие вас сюда? Правильно. Я кровно заинтересован в вашем благополучии. Проводник, которого я предлагаю, профессиональный наемник и хранитель. Он знает правила поведения и способы выживания в городе, деревне, средь пустошей… да где угодно. Вам будет комфортнее в его присутствии. Каста же не позволит ему вести себя неподобающим образом. Он встретит ваш караван через две недели у северных врат города. Имя наемника — Келан. Друг мой, вы сможете полностью доверять ему. Необходимо будет лишь выучить условный жест…

* * *

Богдан кутался в плащ и щурился от порывов резкого, сухого ветра. Глава, имени которого он так и не узнал, оказался прав. Путь в Тшабэ был непрост.

Еще в храме он задумывался, почему мастера не открывали имен, а подмастерья и адепты называли смешные клички, пока случайно не узнал разгадку. Волшебники до сих пор единственные, пожалуй, на Янусе считали, что истинное имя человека — серьезное оружие против него. Родовые имена мастеров никогда не произносились прилюдно и вообще находились под строгим запретом. В ходу были уважительные обращения по рангу, да прозвища. Правда, Богдан сослался на то, что к нему это правило неприменимо. Формально «Богдан» звучало не как имя собственное, а как словосочетание, лишенное родовых признаков. Но особенное отношение к именам у волшебников он запомнил.

Осень выдалась сухая, но холодная, с ранними заморозками и непрекращающимися ветрами. Хозяин каравана все пугал Богдана снежными бурями, которые искренне надеялся проскочить. Зимы здесь, по его рассказам, обычно наступали рано, были вьюжными и морозными. Поэтому, случись им застрять где-либо на перевале, пришлось бы туго. Бывало, как с упоением рассказывал караванщик, что и целые караваны по весне находили на дне ущелий. С нетронутым товаром, зато с трупами, обглоданными хищниками.

Богдан молчал, слушал бесконечные байки и с тоской вспоминал маленькую каюту, кофе с корицей из пищеблока в отсеке Яши и Лео, сухой воздух с металлическим привкусом и едкие подколки Митьки. Радовало одно: они неумолимо приближались к развязке расследования. Если старик не обманул и удастся встретиться с Крисом, опознать в нем Кристиана Вайдера, добиться ответов… Богдан сурово одернул себя. Размечтался. Что делать с мучавшими постоянно подозрениями? С чего он решил, что за помощью старика ничего не стоит? Сто процентов — некий интерес. Найти преступника — это малая часть дела. Да, возможно, тому не терпится поквитаться с бросившими его товарищами. А если нет? Что помешает прижившемуся здесь Вайдеру, получившему высокий социальный статус и власть, просто убить ненужного и опасного свидетеля? Может, именно сейчас, сам того не зная, Богдан приближается к смерти. Рано строить планы и совершенно точно нельзя терять бдительность.

Богдан чувствовал, что постепенно начал осваиваться в новом для себя мире, приспосабливаться. Но смириться с ветром и холодом куда проще, чем понять чужой менталитет. Иллюзии сладки, но не должны внушать ложных надежд. Он по-прежнему очень и очень уязвим. Богдан гнал прочь лишние мысли и старался изо всех сил. Вжиться, выучить, понять.

Караванщику глава предложил вполне достоверную легенду. Богдан — мастер-волшебник, который направлен на службу в храм Тшабэ. Прибыл издалека, очень издалека. Плохо знает обычаи этой части страны и ее географию. Поэтому ему понадобился проводник. Волшебники же, благодаря высокому статусу, в принципе никому и ничего не должны объяснять. Богдана такая позиция устраивала идеально.

Он усиленно создавал репутацию молчуна, агрессии ни словом, ни жестом не проявлял, предпочитая сдержанность и ровное дружелюбие. Погонщики, охранники и сам хозяин, привыкшие относиться к представителям первой ступени с изрядной долей опасения, поначалу к нему приглядывались, нагло в душу не лезли. Но дальняя дорога, как известно, сближает. Желающих потрепаться вечером у костра всегда находилось достаточно, и так Богдан узнал немало интересного. Предупрежденный главой, он не показывал никаких фокусов и редко открывал рот. Однако вскоре понял, как ценят рассказчики свободные и неискушенные байками уши. Ему и не требовалось говорить, лишь слушать и улыбаться.

В общем, после недели, проведенной в пути бок о бок с простыми трудягами, он уже не чувствовал спиной прежних напряженных взглядов и наравне с прочими помогал в ежедневной работе. Ступени и касты отходили на задний план, когда речь заходила о выживании.

Им везло. За четверо суток они успели проскочить перевал посуху, а потом еще несколько дней преодолевали Холмогоры. Возвышенности тут чередовались с низинами, но широкий тракт, проложенный невесть когда, был куда лучше узких горных троп. Там, как с содроганием вспоминал Богдан, он практически оставил пару лет жизни, когда на поворотах тяжело груженые повозки кренились в сторону ущелий — узких и очень глубоких, — а они вручную тянули их обратно веревками.

Когда местность стала не такой холмистой, Богдан увидел железную дорогу, какое-то время идущую параллельно с трактом. Поинтересовавшись у хозяина, он выяснил, что веток несколько, но для перевозки грузов ими не пользуются. Караваны куда дешевле, кроме того, через перевал рельсы не проложены.

Железная дорога проходила по равнине, лишь немного захватывала Холмогоры и самый край побережья. По словам караванщиков, она была старой и изношенной. На ее починку всегда выделялось недостаточно средств. Члены совета в столице провинции Тшабэ много лет обещали заменить проржавевшие или построить дополнительные ветки дороги, но дальше обещаний дело так и не пошло. Долгое время торговцы пользовались тем, что есть, и несколько груженых составов, в конце концов, перевернулись. Пришлось латать дорогу, движение на ней остановилось на недели. В конце концов, от совета пришло распоряжение: паровозом дешевле и проще доставлять людей, грузы надежнее перевозить по старинке, караванами. Кроме того, они строго шли из одной точки в другую, а по железке требовались еще две-три перегрузки на соседние ветки. Товару на пользу это тоже не шло: что-то разворовывали, что-то портилось и терялось.

Богдан сосредоточенно слушал и запоминал.

В середине второй недели они вышли на равнину, степь, продуваемую вдоль и поперек. Кое-где одинокими стражами стояли могучие амаки. Темно-красные клочья мертвой травы-ползуна или бродячей травы лежали неподвижно, сначала иссушенные зноем, а потом убитые морозом. Коричнево-черная земля, блеклое небо в редких мазках облаков и колючий, пронизывающий, неутомимый ветер, дующий круглосуточно. Самой трудной частью пути для Богдана оказалась именно эта. Тем не менее, преодолели и равнину. Сначала появились редкие кустарники некриции, потом искривленные глазастые деревца, чередующиеся с густыми зарослями кам-кама по берегам озер. Мягкие стебли этого растения гнулись, но не ломались под порывами ветра. Они сплетались в сплошную непролазную стену при помощи длинных гибких усиков и белесой массой застывали до весны.

На исходе недели караван вошел в смешанный лес. Тракт пролегал прямо через него. Ветер утих, зато изредка срывался мелкий снежок. Снова выглянуло солнце, потеплело, да и ночевки у костра стали куда приятнее. Нарубив листьев тои, путники устраивали роскошные ложа вблизи могучих деревьев.

В последнюю ночь, проведенную у подножья огромной тои, Богдану приснилось круглое озеро. В нем купалась какая-то девушка. Ему все казалось, что это Эмилия…

Богдан проснулся, когда едва посерело, а заснуть больше так и не смог. Он закутался в плащ, сел у костра и грустно щурился на оранжевые языки пламени. Охранник косился на него, но молчал, меланхолично продолжая поджаривать кусочек хлеба из исмаи.

К полудню того же дня они достигли северных ворот Тшабэ.

* * *

Богдан в точности выполнял инструкции старика, но рука его лежала на ноже, а взгляд ощупывал пространство. Чувства были обострены до предела, каждая мышца напряжена. Он единственный волшебник в караване и поэтому в любом случае выделяется. Богдан остановился слева от арки и почти сразу увидел паренька. Значит ли это, что глава говорил правду?

Худой подросток в грязно-коричневом плаще и с неожиданно богато выполненным серебряным амулетом на груди внимательно изучал его. От взгляда странных оранжевых глаз Богдана передернуло изнутри. Он сообразил, что перед ним — оно. Шантиец.

Паренек тем временем особым образом сложил ладони и ждал реакции. Богдан долго тренировал этот жест, пока не довел до автоматизма, потому без труда узнал. Пытаясь справиться с внезапно охватившим его волнением, он повторил сплетение пальцев и улыбнулся, как надеялся, дружелюбно. Шантиец уверенно направился к нему и, остановившись в шаге, почтительно склонил голову.

— Приветствую в городе света!

Богдан снова посмотрел в оранжевые глаза паренька и ощутил странное, почти необъяснимое чувство сладкого ужаса и оцепенения. Как будто должен был сейчас прыгнуть в пустоту.

Он испугался этих мыслей и быстро, чуть сбивчиво проговорил:

— Я недавно прибыл с островов. Мне ничего больше не нужно объяснять?

Шантиец кивнул и поманил его за собой. Богдан с облегчением принял приглашение. Куда проще быстро идти по узеньким улочкам, всматриваясь и вслушиваясь, нежели испытывать острую неловкость общения.

Когда они вышли к храму — постройки волшебников в разных городах оказались схожи между собой, — парень подвел его к почти незаметному со стороны боковому входу. Богдан попытался найти слова, чтобы хоть немного разрядить атмосферу. Он не мог понять, откуда на него свалилось столь редкое косноязычие. Спросил, увидит ли проводника вновь, поинтересовался именем. Услышав в ответ «Келан», представился сам, совершенно позабыв, как на их языке звучит его имя. Паренек удивился, испуганно и с восторгом взглянул снизу вверх, а потом напомнил Богдану, зачем, собственно, он прибыл, заговорив об упавшей звезде. Богдан собрался с мыслями и уже уверенно последовал в храм за проводником.

Его ждала, как он надеялся, скорая встреча с Кристианом.

Глава 6

Келан

Я стояла, облокотившись на леера — все-таки запомнила чудное для себя название, — и смотрела на воду. Давно стемнело, качка усилилась к ночи, но чувствовала я себя все же неплохо. Поднялся небольшой ветер. Он освежал, швырял в лицо соленую водяную пыль. Небо стало темно-фиолетовым, глубокого, насыщенного тона, но сохраняло пока яркость. Час-полтора и стемнеет окончательно, краски потускнеют, тени нальются угольной чернотой. Пока же еще можно наслаждаться, представляя в сладких мечтах, что враги далеко, а я в безопасности…

Сплошной самообман.

На самом деле появилась серьезная проблема. Незаметный еще пару недель назад живот внезапно стал увеличиваться буквально на глазах. Оказывается, ребенку-то уже почти четыре месяца. На рахит больше не сошлешься, и скоро даже виртуозное владение техникой драпировки не спасет. Тянуть время, пытаясь держать волшебника в неведении? Но когда скрывать будет уже невозможно, что тогда? В обозримом будущем возможности попасть к лекарю нет. Практический опыт в этой области у меня тоже отсутствует. Да, сейчас бы очень пригодился совет отца или его помощь. Вот уж кто точно знал… Но жевлар далеко, и его жизнь, кстати, зависит от меня.

Хотелось разрыдаться от бессилия!

Я вцепилась пальцами в деревянные поручни. Откуда такие мысли? Ведь еще несколько минут назад я была почти счастлива. Из каких глубин взялся внезапный приступ отчаянья? Я не знала.

Оставалось лишь мрачно вглядываться вдаль и настраиваться на борьбу.

Море красиво в любое время суток. Ночью оно величественно-грозное, таинственное, с серебристой рябью и лунной дорожкой на воде. Утром морская гладь обычно светлая, безмятежно-синяя, в бликах солнечных искр и легкой дымке тумана.

— Эй!

Я нахмурилась и повернулась на оклик. Лирический порыв унесло ветром.

У лестницы стоял Крис.

— Ты еще долго собираешься «дышать»?

Я молча покачала головой в ответ. Волшебник скривился, но после краткого раздумья присоединился ко мне. Встал рядом, небрежно положил ладони на мокрое дерево.

Я обратила внимание на его руки. Мощные, но не короткие пальцы, ногти чистые, ровно подрезанные. Если бы при своей внешней привлекательности Крис одновременно не вызывал стойкого внутреннего отторжения, пожалуй, я смогла бы назвать его интересным для женщин мужчиной. Но у меня в сознании образ волшебника был прочно связан с опасностью, холодом и грубостью. К тому же за фасадом холеного красавца проглядывала чрезмерно расчетливая натура. А это никак не могло вызывать симпатии. Я с его собственных слов знала, что в данной игре мне уготована роль разменной монеты. Может, поэтому напряженность в наших отношениях не исчезала, а напротив, обострялась с каждым днем. Периодически Крис пытался выудить какую-нибудь информацию и дико злился, получая отказ. Если же ему удавалось заставить меня говорить, я испытывала ответную холодную ненависть. Так как еще нам было относиться друг к другу? Слишком много недоверия, которое и образовало глубокую пропасть. Диалоги давно не клеились, хотя Крис и не позволял себе больше распускать руки.

Он покосился на меня и сказал:

— Раз уж стоим, может, создадим хотя бы видимость разговора?

О, как знала. Обычно с этого все и начинались. Сначала вежливая болтовня ни о чем, а потом грубость в случае отказа. В конце концов, волшебника перекрывало, он разворачивался и уходил. Предварительно оскорбляя — то ли намеренно, то ли случайно.

— О чем говорить? — равнодушно спросила я, надеясь, что Крис просто отстанет. Но не тут-то было. Вцепился намертво.

— Да хоть о погоде. О том, что ты, похоже, переболела морской болезнью. Выглядишь хорошо, не тошнит, ешь. Потолстела даже, как мне кажется.

— Тебе кажется, — ровно ответила я, а сама сжалась внутри.

Не буди лихо, пока оно тихо. Словно притянула к себе интерес лишними мыслями. Осторожненько надо, чтобы даже случайно не ляпнуть глупость. А комплименты Криса просто потрясают воображение. Любая женщина ошалела бы от такого.

У меня возникло странное ощущение нереальности происходящего. Наверху темно и тихо, из-под пола, с нижней палубы, где находятся каюты моряков, доносятся взрывы хохота, слышна неразборчивая речь. Силуэты мачт покачиваются на фоне стремительно темнеющего неба. Волны глухо бьют о борта и разрушают иллюзию мира вне времени.

Враги, играющие в мир.

— Опять напился, — бросил Крис.

Сначала я и не поняла, о чем это он. Потом сообразила.

Один из матросов, сильно шатаясь, пробрел мимо. Коренастый мужчина, что-то несвязно бормочущий под нос. Нас обдало резким запахом кам-кама (он произрастал у пресных водоемов, а в пищу шли его боковые побеги — тонкие усики), кислого брэта (маринованных плодов глазкового дерева, употребляемых от цинги), спирта и грязи.

Мгновенно подкатило к горлу. Я спешно обернулась к морю и стала размеренно дышать. Глаза заслезились. Благо, подул ветер, и вонь снесло в сторону. Но волшебник был возмущен, правда, не запахом, а фактом пьянства.

— Нужно приструнить выпивох. Я же говорил капитану, что плачу не за пьяную команду! Одно дело пить в порту, другое, выполняя рейс. Уроды! Скучно им. Уже две недели потерпеть не могут. А, крепко воняет, старый черт…

Крис чихнул.

Ругая моряка, он отвлекся от начальной цели разговора. Начал делиться воспоминаниями о своих путешествиях.

— На берегу тоже бывает, не моешься дня по четыре, порой и с неделю-другую. Когда по пустыне ходили с караваном в отдаленные провинции, то там, что до гостиниц, что до простых речек не доберешься. Вода в дефиците. Так почему-то себя и не чуешь. Или все одинаково воняют в конце пути? Обычно, на стоянках мы посещали бани. Но вот моряки не считают мытье важным делом. Как-то я болтался в море несколько месяцев, так к концу путешествия благоухали все, даже капитан. Но некоторые все же гораздо сильнее прочих… Вижу, у тебя лицо позеленело. Ты разве не бывала в таких ситуациях раньше?

— Бывала, — процедила я. Может, если я отвлекусь на разговор, тошнота пройдет?

— Так чего кривишься?

— Я не люблю спиртное.

Крис засмеялся.

— Ну, да, конечно.

— У тебя нет леденцов? — брякнула я, и лишь потом спохватилась. Волшебник перестал смеяться. Посмотрел с явным подозрением.

— Леденцов? Ты часом нигде головой не билась? Откуда?

— Мужчины часто сладкоежки. — Наверное, теперь он разозлится еще сильнее. Но Крис заулыбался. Совершенное чудовище.

— Да. Ты права. — Он достал из кармана круглую жестяную коробочку и протянул мне.

Внутри оказались леденцы. Круглые горошинки красного цвета с кисло-сладким, чуть пряным вкусом, если мне память не изменяла.

Рот наполнился слюной. О, да! Оказывается, я просто до нервной дрожи хотела этих горошинок.

Аккуратно взяв пару штук, я закрыла коробку и протянула обратно. Положила конфетки в рот.

Крис хмыкнул. Пробуравил меня взглядом.

— Неужели бог со звезды хотел такое существо, как ты? Ведь это как-то противоестественно.

Леденцы комом стали в горле. Я почувствовала волну жара, поднимающуюся из живота. Демонстративно плюнула за борт. Гадкие конфетки, отвратительные на вкус.

Крис успел схватить меня за руку и подтащить к себе прежде, чем я рванула к лестнице.

— Э, нет, погоди-ка. — Он зажал меня между бортом и собой, вглядываясь в лицо. — Объясни мне, почему к вам испытывают такое желание? Вы отвратительные твари, которые притворяются людьми. Плодитесь, как кролики, можете спариваться почти с любой расой. Прародители многих народов, которые, тем не менее, открещиваются от вас и презирают. Саранча, поглощающая все и вся на своем пути. И никакие законы не могут сдерживать этот рост. Знаешь ли ты, как вас много? Почему же так, а? Что же такого нашел в тебе бог? Может быть то, что мог иметь мальчика и девочку?

Половину сказанного я просто не поняла, но и прочего было предостаточно.

Я закричала. Лучше бы сдержалась, промолчала, принимая привычное унижение. Но не смогла, первый раз за долгое время, вернулась мыслями в прошлое.

Горечь. Боль. Смирение слабого перед силой власти закона! Того самого, что отказывал шантийцам почти во всем.

«Знай свое место!»

Я вцепилась зубами в руку, удерживающую меня, со всей яростью, что бурлила внутри, а потом неловко съехала на палубу, пытаясь вывернуться из захвата. Во рту появился привкус соленой, теплой крови. Словно в тумане я услышала над собой разъяренный рев.

Крис схватил меня за ворот рубахи, тряхнул. Зубы клацнули, а в голове поплыло. Воротник передавил горло, я закашляла, пытаясь вдохнуть, стала цепляться за его ногу. Потом почувствовала, как он волочет меня по палубе, попыталась подняться, но тело совершенно не слушалось.

Затем волшебник отшвырнул меня в сторону, и я покатилась по полу. Сквозь слезы, что непроизвольно потекли из глаз, попыталась разглядеть, где нахожусь. Каюта.

Крис закрыл дверь и повернулся с перекошенным от гнева лицом.

— Я всегда брезговал иметь дело с шантийцами. Вы кажетесь мне центром самого неестественного и порочного, что могло возникнуть в человеческой особи. Слава богам, вас нельзя называть людьми. Может зря я так, а? Может, стоит попробовать и разобраться, наконец, самому, что такого особенного в саранче? Чем ваши самцы и самки привлекательны?

Я кашляла. В груди жгло, никак не получалось отдышаться. Спазм не проходил. Болело плечо, кружилась голова. Волшебник подошел и встал на одно колено, упираясь вторым в мой живот. Я закричала, теперь уже от ужаса. Если он навредит ребенку? Если убьет его?

— Не ори! Не ори, мразь! — Крис вскочил и несколько раз ударил кулаком в стену над моей головой.

Я замолчала, мелко вздрагивая. Он заходил по комнате, словно зверь по клетке, и сдавленным шепотом исторгнул несколько ругательств. Потом сел на койку и закрыл руками лицо.

— Дура ты, — глухо произнес он. — По-хорошему никак, только по-плохому получается. Ну, чего тебе стоит не спорить со мной? Чего стоит отвечать на вопросы, а?

Я по-прежнему молчала. Пыталась справиться с подступающими рыданиями. Так перепугалась, что только сейчас поняла: я могла повредить ребенка, еще когда катилась по полу.

Крис выпрямился и уже спокойно поглядел на меня.

— Я ненавижу шантийцев, потому что именно из-за вас тут и застрял. Это не личная ненависть, понимаешь? Ты выводишь меня капризами, а в результате нам обоим плохо. Я просто хочу вернуться домой.

— Ты говорил, я смогу помочь, — выдавила я из себя.

Пора начать договариваться. Иначе в следующий раз, боюсь, в порыве гнева он просто убьет меня. Буду врать, делать все, что он попросит. Не ради себя, ради ребенка. Не могу больше рисковать его жизнью.

— Да? — Он удивленно приподнял брови.

— Чего ты хочешь?

— Чтобы ты рассказывала о том, что я спрошу.

— Хорошо.

— Ты серьезно? — Крис поморщился. — Это не очередной фокус?

— Нет. Я очень устала.

— Извини.

— За что? — Горло сдавило, слова с трудом проходили сквозь него. — Большая часть этого мира считает нас падалью.

— Я так не думаю. — Он отвел взгляд.

— У тебя хорошо получается, — я хмыкнула, — так не думать.

— Опять начинаешь?

— Не-не! — Я подняла руки в жесте защиты. — Можно мне воды?

Он почти подскочил, торопливо, даже суетливо выполняя просьбу. Наверное, у Криса и правда не все в порядке с головой. Потому что, чем еще можно объяснить такие перепады настроения и перемены в поведении?

Ладно. Меняем правила игры. Тем более, я уже действительно боялась его. Даже сейчас, когда чувства взяты под контроль, в глубине души страх остался. Я заложница собственной игры. Убить Криса я пока не могу. Но он может навредить ребенку, если снова будет зол или раздражен. Если я могу стерпеть побои, то ребенок нет, а он абсолютно зависим от меня. И поэтому эта ситуация не должна повториться. Как только я найду выход… как только… Но пока единственный способ выжить — держаться подле волшебника и оставаться необходимой ему. Значит, придется сыграть роль послушной овцы.

Крис принес воды. Я напилась, с облегчением ощущая живительную влагу в горле. Он помог мне подняться с пола и пересесть на койку.

Руки у меня дрожали, лицо наверняка все еще было бледным и напуганным. Надеюсь, я произвела нужное впечатление. Теперь у Криса не должно оставаться и тени сомнений, что жертва полностью раздавлена и готова сотрудничать.

— Как ты? — подчеркнуто дружелюбно спросил он.

— Уже лучше. Мне хотелось бы вернуться в свою каюту.

— Нет. Пока еще нет. Ответь мне. Расскажи.

— О совокуплениях?

Мне вдруг пришло в голову, что он нервничает. Зачем ему знать о таких вещах? Чем оно ему поможет? Не понимаю.

— Нет. Бог со звезды любит тебя. Я хочу понять — почему. Как он мог полюбить такую, как ты?

— Откуда мне знать?

— У него были особые предпочтения?

Крис сильно раздражал меня. Неимоверно. Интересно, что сам бог со звезды думал о наших отношениях…

— Думаешь, его любовь была основана на моей физиологии?

— Ты же муже-женщина. Значит, сталкивалась с тем, что мужчины ищут в женщине. Красивое тело. Это милашки вроде тебя ищут иллюзий. Сладких и не имеющих ничего общего с реальностью.

— Кроме тела есть и душа. Нечто большее.

— Умоляю тебя, — волшебник фыркнул, — я не первый год землю топчу. Вся любовь — эмоции и влечение. Волна страсти затихает, и оп, вот мы снова в поисках партнера. Думаешь, бог со звезды будет любить тебя вечно? Ты надоешь ему, он потеряет вкус к пикантной изюминке и вскоре уйдет на поиски свежатины.

— Почему тогда ты делаешь ставку на его интерес ко мне? — недоумевая, спросила я.

— Нет. Ты ответь, почему так?

— А ты любил когда-нибудь, волшебник?

Крис демонстративно поморщился.

— Я наслаждался жизнью и женщинами, а не тратил время на романтическую чепуху. Сопляки и неженки типа тебя верят в чудеса. Я реалист, поняла? У меня было очень много женщин. Никогда эти бредни о вечных чувствах не подтверждались. Влюбленность свежа и прекрасна, но позже все становится слишком постно, обыденно, глупо. Привычка, ее нытье, ожидание ответственности. Зачем портить идеалистической чепухой хороший роман? Пойми меня правильно, когда-нибудь я женюсь. Но любовь…

— Могу я задать вопрос?

Крис кивнул, вальяжно развалившись рядом. Словно это не он пару минут назад волок меня по палубе. Разве мужчина может вот так поступить с женщиной? О, да! Великая сила иллюзий.

Я постаралась быть осторожной в словах.

— Ты хочешь знать обо мне и боге. А я хочу знать о том месте, в которое мы плывем. Я слышала много историй об островах. Что там живут потомки богов, и что островитяне получают от них дары. Особая раса. Что они живут изолировано, сами по себе, но не вырождаются. И у них якобы изумительные сады и великолепные дворцы. А на самом деле?

— Приплывем, увидишь.

— Но если я узнаю немного раньше, что в том плохого?

Крис подвинулся ближе и провел прокушенной ладонью по моей ноге. Я разглядела след от зубов и запекшуюся в ранке кровь.

— Послушай, а если я захочу проверить? Возможно, это вовсе не так противно, как я думал. Ты уже не вызываешь во мне гадливости.

Мне хотелось вцепиться когтями ему в лицо. Сказать, что он последняя скотина, недостойная зваться человеком. Ни одна женщина, шантийка она или нет, после слов о гадливости и отвращении, не восхитится подобным предложением любви.

Но я лишь мило улыбнулась и спросила:

— Ты думаешь, бог будет спешить к женщине другого мужчины? Слухи имеют нехорошее свойство распространяться даже на пустом месте.

Он задумался, а потом с легким сожалением согласился:

— Ты права. Ладно. Возвращайся к себе. Завтра после завтрака мы поговорим. Надеюсь, на этот раз разговор не пойдет по обычному пути?

Я кивнула, поднялась и спокойно вышла. К зверю нельзя поворачиваться спиной или показывать страх. Хотя Крис верит, что я напугана — переигрывать нельзя.

В коридоре я позволила себе немного расслабиться. Чуть прихрамывая — видно все же ушиблась при падении, — добралась до каюты, закрыла дверь на щеколду, осторожно легла на постель и свернулась калачиком. Живот тихонько заныл. Мои травки остались у Криса. Забрать их не получится. Из лекарств — одна вода в кувшине да молитва. Но если я сегодня потеряю ребенка, то перегрызу Крису горло.

Живот продолжал ныть…

* * *

В горле першило и очень хотелось пить. Я медленно открыла глаза. Незнакомое место. И еще чувство, которое не получалось перевести в слова.

Внезапно я поняла: нет качки. Пол больше не уходит из-под ног, исчезли привычные запахи и звуки. Значит, мы больше не на корабле? Как такое могло произойти?

Я не пыталась делать резких движений, словно что-то внутри предостерегало от них. Тупая, тянущая, словно бы дергающая боль. Не слишком сильная, скорее всего, приглушенная каким-то снадобьем. Я повернула голову и увидела крашенную белым дверь. Если бы не живот, можно было бы сказать, что чувствую себя как обычно. Но что-то ведь не так? Определенно не так.

Почему я ничего не помню о минувших часах или днях? Почему лежу в странной комнате в окружении непонятных предметов? Я глубоко вздохнула и постаралась расслабиться. А потом сосредоточилась на самой простой задаче: вспомнить. Начать с последних событий, восстановить их последовательность.

Мы повздорили с Крисом, это я хорошо помню. Потом он волок меня, кинул на пол, и мое падение было болезненным, а когда я пришла в каюту, то начал болеть живот. Ребенок!

Стало холодно и страшно. Вдох-выдох. Ничего не чувствую.

К ночи живот заболел очень сильно, начались схватки, и тогда я по-настоящему испугалась. Но лежала ли в каюте или пошла куда-то за помощью? Не помню. Смутные воспоминания о разговоре над головой. Крис страшно зол, он ругается. Меня что-то колет в руку, потом очертания предметов окончательно расплываются, а голоса уходят в густой туман. В ушах стучит. Ничего не слышу, не вижу. Темнота. Тишина. Спокойствие.

Теперь я пришла в себя, но где нахожусь? Хотелось бы отодвинуть догадки в сторону, чтобы задать себе главный вопрос, но я не находила сил. Ведь за вопросом обязательно последует ответ.

Дверь медленно открылась, и я увидела знакомое лицо. Крис. Хмур, сосредоточен, больше на его лице я не видела никаких чувств. Когда наши глаза встретились, в его взгляде появилась странная смесь гнева и вины.

Он осторожно присел на край кровати и спросил:

— Почему ты не сказала, что была беременна?

Мир рухнул.

Он говорил и говорил, словно пытался забить словами пустоту, что стремительно пожирала пространство вокруг. Суетливое мельтешение рук, поток ничего не значащих предложений…

Он вовремя обнаружил меня. Если бы не его возможности медика — не знаю значения этого слова, — неизвестно, смогли бы лекари острова обойтись малой кровью. И если бы острова не были так близко, он не смог бы связаться с ними. (Как связаться? С кем? Что значит — «передатчик»?) И что хотя на островах волшебники могущественнее, для этого ребенка, увы, оказалось слишком поздно. (Что значит «гены»?) Скорее всего, ему просто не суждено было родиться. Ученые с этим разберутся. (Кто?) И даже лучше, что я потеряла его здесь. Наличие материала позволит им провести ряд исследований, понять и выяснить причины выкидыша. (Какого материала?) А со мной, почти весело утверждал Крис, все будет хорошо. Пара недель, и я буду полностью здорова, как и прежде. Сейчас же мне нужно немного отдохнуть, отлежаться. В жизни всякое бывает. Он тут совершенно ни при чем, и не стоит смотреть на него таким зверем. Кто-то его должник, так как он несколько раз спасал мою жизнь. Не стоит об этом забывать…

Крис повторил про спасение несколько раз, странно щурясь, словно ожидал другой реакции на свои слова. Возможно, решил, что я нахожусь под действием снадобий. В любом случае, он явно старался закончить неприятный разговор как можно быстрее. Сказал, что вернется позже и к тому моменту пора бы взять себя в руки. Дела пока подождут, но глупо так переживать, раз нельзя ничего изменить.

Его стремительный уход напоминал побег.

Я молча смотрела в потолок, не решаясь дотронуться до живота. Казалось, просто сплю и вижу долгий, бессмысленный сон. Я не занималась самообманом, не тот характер. Горе пройдет, и мне снова захочется жить. Однако сейчас бытие казалось грязно-серым, тусклым. Как будто яркий огонь, горевший внутри, вмиг потух.

Когда-то, помниться, я изучала «Книгу заветов», религиозного трактата людей. Стоуш настоял. Он хотел, чтобы его ученица знала как можно больше. Там была одна притча-напутствие, которая страшно возмутила меня… но почему-то врезалась в память.

«Мы идем по дороге жизни с мешком камней на плече. В самом начале пути этот мешок пустой. Но на каждом перекрестке в него добавляется по камню. Если человек падает и камни рассыпаются, ему приходится заново собирать их, ползая на коленях в пыли. А мешок становится только тяжелее, ведь в него попадают и камни, лежащие на дороге. Но когда нам кажется, что вокруг рушится мир, только этот увесистый мешок помогает снова прийти в себя. Его материальная тяжесть возвращает нас на твердую землю, напоминая о необходимости постоянного движения вперед. Мешок нельзя оставить у обочины, поменять. Нельзя высыпать часть камней на дорогу. Нет. И такие мысли не приходят в голову праведника. Мелкие камушки заставляют его концентрировать внимание на пути, а не растрачивать впустую на разглядывание облаков или сельских пасторалей. Крупные больно бьют по ногам, напоминая о бренности плоти и необходимости смотреть, куда ступаешь. Они — наши верные помощники, учителя и пастыри.

„Но зачем, — спросит в конце пути человек, — всю свою жизнь я волок этот мешок?“

„Чтобы сейчас почувствовать разницу“, — рассмеется стражник у врат вечной обители».

Слезы горячими каплями потекли по щекам. Мешок на плече. Помнишь?

«Мы боимся бросать вызовы тем, кто кажется нам сильнее. А если речь заходит о догмах, выбор смирения кажется наилучшим. Но что руководит нами при этом? — подумала я. — Страх возмездия высших сил? А может, мы простые фишки в сложной настольной игре? Боги делают ставки, наблюдают за доской сверху. Усложняют партии, добавляя фигуркам грузы, заставляют двигаться быстрее или медленнее. А выигрыш делят меж собой. Души и долги. Смеются злорадно над соперниками, злятся при неудачах».

Не хочу тащить мешок без смысла и цели. Просто потому, что тащат остальные. Я могла бы желать смерти, но буду — жизни. Не потому, что ничего не испытываю. Просто ни сожаление, ни гнев, ни боль не смогут изменить прошлого. Настоящее ждет от меня храбрости. Силы принять свою судьбу. Найти ответы на вопросы и раздать долги.

А начну я, пожалуй, с волшебника.

Глава 7

Богдан

Богдан никогда не задумывался над тем, что именно определяет для него серьезность отношений с женщинами. У него, как и у любого молодого и вполне уверенного в себе мужчины, были как бурные романы, так и мелкие интрижки. Но вот, пожалуй, емко сказать о большом и светлом чувстве, называемом любовью, он затруднялся. Если в плане физиологии все выглядело предельно просто — она хочет тебя, а ты ее, то сфера чувств повергала Богдана в крайнюю душевную растерянность. На заре юности, пребывая в наивном заблуждении по поводу того, как выглядит идеальная любовь, он несколько раз вляпывался так, что вообще зарекался иметь что-либо общее с девушками. Потом оттаивал, влюблялся и снова по самые уши увязал.

Богдан немного завидовал Митьке, виртуозно играющему на «минном» поле отношений. Тот умудрялся сохранять бодрость духа и веселость даже при откровенных неудачах. Из цепких женских лапок напарник выкручивался не менее изящно. А еще Богдан ни разу не видел в глазах друга мечтательного блеска и не слышал в его голосе сомнений. Митька точно знал, как поймать «добычу» и избегнуть лишних обязательств.

Богдан же долго не мог вынуть из сердца одну-единственную занозу. Иногда ему казалось, он полностью излечился, но потом выяснялось, что воспоминания лишь немного поблекли. Стоило наступить на любимую мозоль, терзания начинались заново. На самом деле, они с Лизой чувствовали себя счастливыми от силы пару недель. А потом…

Что произошло потом? Каменная тяжесть на душе, запутанные и болезненные разговоры ни о чем… Богдан не мог понять, чего же она хочет от него? Любви? Он любил со всей нежностью, на которую был способен. Заботы? Он окружал ее заботой, но ей всегда и всего было мало. Клубок перепутанных, изорванных и кое-как завязанных разноцветных ниток — так выглядели их отношения со стороны.

А потом Лиза ушла.

Богдан долго не мог понять, почему? Это был один из самых тяжелых периодов в его жизни. Отпустить того, кто так дорог… он понимал, у нее были какие-то причины, но сердцем не верил в их серьезность. Долго.

Если так и выглядит настоящая любовь, то Богдан никогда больше не желал ее испытывать и с радостью согласился бы отсечь лишние чувства. Но когда появилась Эмилия, вдруг понял, что уроки не идут впрок. Он снова оказался чертовски близок к тому, чтобы бездумно упасть в сладкие объятия, не заботясь о последствиях. Хорошо еще, вовремя протрезвел.

На Янусе у Богдана оказалось достаточно времени как для раздумий, так и для воспоминаний. С того самого момента, как застрял в Тшабэ, городе света, он напряженно работал, мысленно прогонял информацию, сравнивая и анализируя. Но порой часами вспоминал Землю и другие планеты, на которые его забрасывала судьба.

Богдан считал, что в добавочных названиях городов четко прослеживается любовь власть имущих к красивым аллегориям. Город света — бурлящий, переполненный существами разных рас, величественный и громадный. Он являлся средоточием власти, торговли, жизни, и был так прозван волшебниками, потому что именно в Тшабэ находились самые лучшие школы, крупнейшие храмы, главенствующие гильдии.

Тут мастера получали ступени. Именно здесь собирались на всевозможные переговоры и просто по делам представители кланов. Сердцевина, к которой по нитям дорог свозилась информация, ресурсы и секреты — вот чем был Тшабэ. В городе не просто находился маленький источник религии определенного рода. Здесь повсюду били фонтаны знаний. Только сумей увидеть, услышать и понять.

Меньше чем за неделю Богдан понял, что престарелый глава водит его за нос. Бережно упакованным, его держали при храме на длинном поводке и кормили пустыми обещаниями, лишь изредка подкидывая крошки незначительной информации. Местное руководство, если правильнее, мастера-волшебники, во главе со старейшим и мудрейшим, берегли Богдана для некой таинственной фигуры. Они словно придерживались одобренного заранее плана. Ни в чем не отказывали, заботливо поддерживали иллюзией сопричастности и ловко манипулировали. Но вот кто его настоящий кукловод, узнать Богдану никак не удавалось. Он рассматривал варианты. Подкупить адептов или учеников? Невозможно. Бессмысленно.

Во-первых, у него еще нет нужных знакомств или связей. Он плохо знал географию Януса и поверхностно разбирался в социальном устройстве. Теория без практики шла со скрипом, хотя Богдан и испытывал к Джерски искреннюю благодарность. Во-вторых, разговор с предателями был весьма коротким. Да и что может сказать ему ученик?

Богдан быстро понял, почему палачи имеют такой вес в любых процессах. Вторая ступень — это лишь формальное название. Практически же они стояли наравне с волшебниками. Суд вершился главными палачами города, приговор приводился в исполнение мгновенно и мог быть оспорен очень редко. Казни, как и пытки, были распространены повсеместно. Для жесткого регулирования преступности, в назидание прочим гражданам, ну и в качестве развлечения, естественно.

Келан водила Богдана смотреть на порку, отсечение руки и повешенье.

Он думал о шантийке как о «ней», потому что она сама сказала о женской фазе.

Надо отметить, почти все экзекуции в Тшабэ являлись показательными и открытыми. Грубо говоря, он присутствовал на извращенной смеси спектакля и типичного рабочего процесса. Тогда Богдан с трудом сдерживал эмоции, хотя слабаком себя не считал никогда. Его поразило равнодушие девушки, стоящей рядом. Будничность — так для нее выглядела казнь. И это ужасало.

Коктейли подобных ситуаций, что присутствовали на Янусе сплошь и рядом, поначалу вызывали дурноту. Однако уже через месяц Богдан неожиданно понял, что начинает принимать жизнь на планете как данность. Его мировоззрение вынуждено изменялось, психика подстраивалась, а желание выжить оказалось сильнее предрассудков и правил, принятых в его обществе. «Там» казалось далеким и слишком размытым. «Здесь» требовало максимум усилий, дабы не утонуть в бурных водах чужих интриг. И хотя наблюдение за казнью в первых рядах по-прежнему не казалось Богдану верхом роскоши светской жизни, а краткие поездки на поезде запомнились как нечто жуткое, он свыкся с реальностью и приспособился к ней.

Волшебники пытались водить его за нос, тщательно оберегая свои секреты. Богдан просчитывал ответные ходы, понимая, что стал невольным участником сложной и запутанной игры. В какой-то из дней к нему пришло понимание, что он начал рассчитывать на советы и помощь Келан. Она не юлила, не пыталась влиять на него. Молча выполняла самые идиотские просьбы, отвечала на неудобные вопросы, таскалась как хвостик по вонючим трущобам или мучилась бездельем в архивах библиотеки.

Однажды шантийка даже спасла ему жизнь. Устрашающе драка выглядела из-за своей краткости. Два дуновения, и они бегут по узким улочкам, оставив за спиной извивающиеся в судорогах тела. Позже Богдан выяснил, что это были отравленные стрелы, выпущенные из специальной трубки, которой девушка отлично владела. Угрызений совести он тогда не почувствовал, хотя его и удивил факт полного спокойствия властей. Трупы просто исчезли, не осталось и тени на грязных плитах.

А когда на следующий день Богдан спросил у Келан о вечернем происшествии, то услышал простое:

«Они напали. Я имею право защищаться и нанята защищать».

Только после покушения бродяг Богдан понял, что находится в равнодушном мире, веками живущем по своим правилам. А он, не зная их, запросто станет жертвой. Одной из многих, перемолотой жерновами судьбы.

Келан действительно охраняла его не на словах, как он решил поначалу. Кроме того, она стала его верной помощницей. Богдан никак не мог понять, зачем ей это, поскольку подозревал, что шантийка работает на волшебников. Но тогда почему она так охотно делится информацией? Находит кусочки головоломки, подсказывает, подводит к правильным мыслям, помогает превращать теорию условных знаний в реальный опыт? Только благодаря Келан он начал понимать, как взаимодействуют ступени, какое влияние оказывают друг на друга кланы, все интриги «двора», одним словом. От нее Богдан узнавал о прошедших войнах, о странных запретах для шантийской расы и многое-многое другое.

Только одного Богдан Шептунов не смог предугадать…

Он стоял на вершине холма, с которого открывался прекрасный вид на город. Чудесная погода. Солнечно, легкий морозец. Сегодня исполнялось ровно два месяца, как он прибыл на Янус. Хорошее настроение портила лишь одна мысль: за прошедшее время он почти не продвинулся в расследовании. С другой стороны, есть, конечно, и чему порадоваться: собрана уйма сведений о планете и ее жителях. Теперь нужно лишь поднапрячься и снова выйти на след пропавшего Кристиана.

На днях мастер-волшебник признался ему, что тот действительно находился в храме как почетный гость. Богдану просто самую малость не повезло: волшебник успел зафрахтовать последний корабль и уплыть на острова. И теперь Богдану придется ждать весны, потому что только тогда откроются торговые пути. В сезон штормов ни один корабль даже за огромные деньги не рискнет выйти в море. Слишком опасно.

Итак, волшебники с самого начала говорили не все и продолжают настаивать на полуправде. Очень удобная позиция. Их нельзя обвинить во лжи, но и узнать важные подробности весьма затруднительно. А он торчит в городе под назойливым присмотром мастеров из храма. Да и разговоры с главой все больше напоминают шахматную партию. Долгую, хитрую и продуманную, в которой каждое слово тщательно взвешено.

Глава клялся, что Кристиан планировал сотрудничать с волшебниками. Пообещал им поддержку людей с островов. Якобы он и сам оттуда, а байки про звезду — для необразованной толпы. Никаких шантийцев, по словам Кристиана, в ту ночь на холме быть не могло, и не только потому, что им запрещено собираться числом более ста. Они побоялись бы за свои семьи, так как обязательно навлекли бы на себя гнев богов, волшебников и палачей. Возможно, саранча уплыла на острова в поисках лучшей доли? Шантийцы и раньше предпринимали попытки переселения, но всегда неудачно. Глава уверенно говорил о том, что именно оттуда незваных гостей и отправили к богам. Те, видимо, рассердились и убили их. Саранча есть саранча. Когда они множатся, то угрожают благополучию прочих рас. Волшебники отвечают за соблюдение божьих законов.

Богдан соглашался, улыбался и понимающе кивал. Глава обещал всяческое содействие, фрахт корабля по весне и благополучное путешествие. Ему придется лишь немного потерпеть. Богдан не показывал раздражения, закипавшего внутри. Он хотел бы добиться большего результата, но чувствовал «тонкий лед» под ногами и опасался давить на главу. Попытка найти истину, или хотя бы ее осколки, оказалась непростым делом. Единственное, в чем Богдан сходился во мнениях с главой — на островах находилось нечто очень важное.

Келан всегда охотно помогала ему в поисках истины, даже понимая, что он делает это за спинами волшебников. Она внимательно слушала его доводы и просьбы, даже неуклюже завуалированные под невинные шалости, и знала, где следует искать ответы на вопросы. В ней странным образом смешались честность и вежливое понимание того, что он ищет запретное. Почему она помогала ему идти против своих? Может быть, кровь ее рода требовала отмщения? Богдан никогда не спрашивал. Так же, как и она не задавала неудобных вопросов. Если бы Богдан посмотрел правде в глаза чуть раньше, то понял бы: она была единственным близким для него существом.

Трудно без симпатии относиться к тому, кто спас твою жизнь, кто способен молча выслушать, и чья особенная хрупкая красота сочетается с реальной выносливостью. Он не мог понять, что с ним происходит. Иногда очень трудно произнести вслух то, что боишься признать, особенно, если не имеешь сил от этого отказаться.

Богдана тянуло к Келан. Внутри него бурлила дикая смесь желаний и чувств. Он изгонял их, а они столь же упрямо возвращались и вспыхивали с еще большей силой.

Он жил так, словно в любой миг был готов броситься в омут с головой. Нет, как будто уже бросился…

Богдан смотрел на шпили остроконечных крыш, на черепицу, с пляшущими на ней солнечными бликами, на легкую оранжево-красную дымку деревьев и складки гор у горизонта.

— Келан! — окликнул он девушку.

Она стояла на коленях, ниже по склону, и собирала какие-то растения. Эта прогулка должна была стать совместным отдыхом, способом отвлечься от ежедневного кропотливого труда в библиотеке. Богдан пригласил ее пойти прогуляться. Келан выбрала место.

— Да, бог со звезды? — Она всегда называла его только так.

— Иди ко мне. Здесь красиво.

— Не знала, что волшебники могут быть такими нежными, — рассмеялась она, поднимаясь с колен.

Ей очень шли краски осени. Особенно этой, поздней. Волосы — спутанные пряди цвета меди, золота и шоколада, глаза — оранжевые языки пламени. Как можно видеть в ней кого-то еще, кроме женщины? Темный плащ скрывал фигуру, но Богдан знал, какая она. Утонченная японская статуэтка с нежной и гладкой кожей.

Он рассеянно ответил:

— Почему нет?

Келан подошла вплотную, подняла острый подбородок вверх и утонула в его глазах. Богдану показалось, что ее зрачки вспыхнули маленькими пожарами, и понял: так долго оттягиваемый миг наступил. Ни он, ни она больше не будут делать вид, что ничего не происходит. Все давно случилось, а прошедшие недели ничего не изменили. Просто, наконец, они приняли правила игры.

Глава 8

Келан

Крис оказался прав. Прошла всего неделя с момента, как я очнулась в незнакомой комнате, на островах, и физические раны затянулись. Особенности шантийского организма, которыми не уставал восхищаться человек, называющий себя моим «лечащим врачом». Мысленно я называла его волшебником, хотя должна бы лекарем. Невысокого роста, полноватый, с круглой пролысиной, он ходил в странном розовом одеянии, похожем на скроенный из одного куска ткани мешок с длинной застежкой спереди.

Стоуш лечил травами, мазями и никогда не использовал атрибуты волшебников. Но здесь все делалось совершенно иначе. Странные предметы: шарики, жалящие руку, прозрачные мягкие упаковки из нервущегося материала, гибкие и прочные. Такие присоединялись к тонким трубкам и теплым дискам, легко прилипающим к коже. Диски проникали в вены, а потом туда по трубкам заливали содержимое из прозрачных пакетов. Поначалу, меня еще окружали издающие разные звуки коробки, более странные, чем инструменты, которыми пользовался навещавший меня лекарь. Он был доброжелателен и мягко вел беседу, старательно изучая мою реакцию на свои вопросы. Я не понимала, зачем, хотя, если подозревать его в корысти…

Палачи часто пытают жертв, я знаю, как и для чего это делается. Не обязательно калечить, иногда достаточно напугать или, напротив, посулить желанное, смягчить страхи надеждой. Много способов. Лекарь не был палачом, однако мне не раз приходилось ловить себя на мысли, какая удачная я зверушка для препарирования. Его любезность в эти мгновения становилась отвратительной, а дружелюбие казалось напускным.

Именно переизбыток лжи делает нас больными. Понимая, что происходит, я пыталась бороться. Трудно оставаться в здравом уме, когда заперт в четырех стенах и мучаешься бездельем, домыслами. Не видишь, не слышишь, не знаешь, что происходит в мире снаружи. Такой досуг — худшая пытка. Раньше мне всегда удавалось оставаться на свободе и иметь такую роскошь, как право выбора пути. Теперь я в ловушке.

Настроение оставалось мерзким, я злилась, и причин тому было более чем достаточно.

* * *

— Что это ты делаешь? — спросил Крис, который, не дождавшись ответа на стук, грубо нарушил мое одиночество.

— Мою тарелку.

— Зачем? — удивился он.

Готовую еду приносили трижды в день, а затем, предположительно вечером — в комнате не было окон — забирали посуду.

— Просто не могу больше. Я здесь как крыса в клетке.

— Опять несешь глупости? — с легким раздражением поинтересовался Крис, облокачиваясь на спинку кровати. — С чего это ты решила, что заперта в клетке? Ты болела, помнишь еще? Врачи прописали тебе постельный режим и назначили лечение. Я, знаешь ли, не могу позволить себе роскошь забросить все дела и гоняться по острову за шантийкой, призывая ее поберечься.

Я настороженно смотрела на него, держа тарелку в руках.

— Хочешь сказать, меня не посадят на поводок и позволят побродить в святая святых? А разве островитяне не враждебны по отношению к пришлым?

— Дура, — беззлобно ответил Крис. — У любой свободы есть разумные ограничения. Запрещенное тебе и так не позволят увидеть, а на островах полно и других чудес. Благодаря мне, ты увидишь куда больше моряков из Кэшеба. Больше, чем могла когда-либо себе представить. Ты права в одном, островитяне никогда не собирались раздавать секреты направо и налево всем желающим. Бросай мытье, да поболтай немного со мной.

Я упрямо домыла похожую, но только похожую на стеклянную тарелку, поставила ее на стол и села на кровать. Крис эту демонстрацию свободы духа оставил без внимания, но я не обманывалась на его счет. При случае он мне эту вольность обязательно припомнит. Поболтаем еще.

Я вежливо поинтересовалась:

— Хочешь сказать, мне больше не придется торчать тут в одиночестве?

— А разве ты находилась в одиночестве? — Крис ухмыльнулся.

Я вытерла руки о простынь и зло посмотрела на него. Ну да, волшебники.

— Следили за мной? Шар всевиденья?

— Эка ты! — с необычайным добродушием засмеялся он. — Откуда дочери палача знать о чудесах волшебников? Или, прости, сыну? Кстати, как быстро ты теперь перейдешь во вторую фазу, Келан? Встретишь любовника очаровательным мальчонкой? А он видел тебя таким?

Меня словно кипятком окатили. Интересно, Крис специально поднимает такие темы? Продумывает фразы? Проговаривает диалоги? Чтобы уязвить, ударить побольнее? Но, как ни жаль признавать, он прав.

Я еще не думала. Пока не думала. Запретила себе.

— Если ты пришел поговорить о моей жизни, то зря. Об этом я не стану рассказывать.

— Не дуйся, не смог удержаться, — скривился он и примиряющее улыбнулся. — Да, а Мирон сказал, что ты уже здорова. Пара недель, и никаких следов не осталось, как я и говорил.

Я не сдержалась. Посмотрела на него. Один долгий взгляд.

Крис криво ухмыльнулся.

— Опять? Ну, мы же договорились. Давай-ка сменим тему. Мирон, который врач… э-э-э… ну, лекарь, сказал мне, что с завтрашнего дня отменяет тебе постельный режим. Лечение окончено, и сейчас я составлю тебе компанию в первой прогулке. Ты рада?

Рада. Но не компании, а окончанию, пусть даже временному, одиночного заточения. Я нарисовала на лице дружелюбную улыбку.

— Да. Пойдем?

Крис развел руки в приглашающем жесте.

— Конечно. Вон в том белом шкафчике. Возьми одежду и переоденься.

— Ты подождешь здесь?

— Откуда стеснение? — скривился он, а потом нахмурился, словно неожиданно что-то вспомнил и легонько стукнул себя ладонью полбу. — Совсем забыл! Я получил весточку. Твой отец передал мое послание богу. Думаю, через месяц, при удачном стечении обстоятельств, мы увидим бога со звезды. И будем полностью готовы к этому моменту, верно?

Я не ответила. Этот человек сумел связаться с подельниками через море, чтобы узнать, что его план выполняется в точности. Могущество Криса было огромно, раз он заставил моего отца подчиняться. Стоуша, палача первой ступени, который имел немалые связи и власть. Что ж. Слава охотника равняется силе его добычи и ловкости самого охотника.

Улыбнувшись Крису самой сладкой улыбкой, я спокойно начала переодеваться. Его глаза потемнели, то ли от гнева, то ли от тайных мыслей, но взгляда он не отводил. Странно, как один из самых несдержанных и истеричных людей, какие мне только встречались, мог молча буравить взглядом, не показывая ни одной из этих гадких черт.

Он собирался разрушить мою жизнь до основания. Просто так? Или из ненависти к шантийцам? Я не знала. Но пусть думает, что перед ним покорная жертва. Существо, которым легко управлять, кого просто сделать игрушкой в своих руках. Пусть.

— Ты в отличной форме, — хрипло рассмеялся Крис и шутливо поклонился. — Жаль, бог со звезды нескоро увидит твои прелести, да? Но лично я остался доволен спектаклем. Ты готова?

Я кивнула. Всему свое время. Если хочу изучить острова и добраться до «Книги запретов», стоит поиграть по чужим правилам.

Дверь распахнулась, и я вышла за Крисом, впервые за все это время покинув палату.

Длинный, широкий коридор освещался вмурованными в стены светильниками. Они давали яркий белый свет — полагаю, в результате волшбы. Я так увлеклась разглядыванием всевозможных деталей, предвкушая те невообразимые чудеса и тайны, о которых любили рассказывать шантийцы, что позабыла о злости к Крису. Поглядывала на него порой почти с симпатией: ведь это он открыл мне ворота в царство волшебства.

Раньше, я не задумывалась, почему именно шантийские кланы хранят так много легенд и историй об островах. Эти сказания никогда не передавались чужакам, и как следствие, в мире о них толком никто и ничего не знал. Я тоже обладала лишь крупицами знания, но теперь безоговорочно верила в их правдивость. Тем более, когда своими глазами увидела вокруг столько необъяснимого. Они были так же запретны, как и книга, поискам которой я могла бы посвятить жизнь. Во мне крепла уверенность, что происходящее не просто цепь случайностей, а нечто большее. Росло и желание узнать правду. Словно наступило время откинуть покровы тайны и увидеть первопричины. Мы, шантийская раса, больше чем кто-либо причастны к островам. Как только я докопаюсь до истины, жизнь изменится.

Нас больше не будут судить, судить будем мы.

Коридор плавно перешел в большое, квадратное помещение, заполненное ярким солнечным светом. С непривычки я прищурилась и не сразу разглядела, откуда его так много. Оказалось, прямо передо мной и не стена вовсе, а сплошное стекло. Чудеса, в самом деле. Ни склеек, ни спаек — полотно чистейшее, прозрачное, как слеза.

Наверное, на моем лице отразился боязливый восторг.

Крис рассмеялся и ответил на незаданные вопросы:

— Да, Келан, самое настоящее, но это не совсем стекло. По составу материал похож на тарелку, которую ты недавно так намывала. И еще, его очень трудно разбить. А знаешь, Мирон сказал, что шантийцы и местные люди имеют много общего.

— Разве? — Я подошла к стене и осторожно провела рукой по теплой поверхности. Удивительно.

— Тебе стоит подумать об этом. У вас общие предки. Это значит, что одни произошли от других.

Я фыркнула. Что там спорить: и так понятно, кто был первым.

— Поэтому люди так нас ненавидят?

— Не понял, — нахмурился Крис, наблюдая за тем, как я ощупываю поверхность стены.

— Ну, это зависть, полагаю. Они утеряли возможности и…

— Что? — перебил он. — Хочешь сказать… Погоди. Ты считаешь, шантийцы предки людей? Милая, разочарую. Вы — потомки островитян.

— Как?

Я повернулась к нему. Он открыл несомненную тайну, и какую! Проливающую свет на многое, если не на все. Почему? Неважно. Сейчас неважно. Мы тоже люди.

— Вы не люди, — пристально глядя на меня, произнес волшебник.

— Не понимаю… — Я была на грани отчаянья.

Крис кивнул.

— Да. То, о чем ты думаешь, Келан. Вас создали. Вы — генетически смоделированные существа.

Я не поняла ни слова, зато уловила общий смысл. Шантийцы — волшебные существа, созданные волшебниками. Но для чего? Почему он…

— Потому что создавались с определенной целью. Вы ее выполнили, но последствия оказались опаснее, чем они могли себе предположить. Островитянам пришлось хранить этот секрет. Из-за него вас и ненавидят. Большинство существ с материка не знают, откуда произрастают корни враждебности, но здесь эту причину знают. Твой ребенок, если бы выжил, смог бы совершить чудо. Мирон сказал, в его коде отсутствует один ген, который есть у каждого потомка шантийца на планете. Он не знает, случайность этот факт или следствие. Есть возможности для воображения, учитывая нюансы зачатия. Островитяне в восторге. Я их герой. Мы с богом скоро начнем новую эру на Янусе. Так что, Келан, и твоя роль значительна. Даже представить не мог, что ситуация обернется настолько удачно.

— У вас, волшебников, есть мерзкая черта, говорить на неизвестном другим языке, — не выдержала я.

Это чудовище рассуждало о моем погибшем ребенке, как о каком-то чудесном снадобье. Невыносимо.

Я с трудом сдержала эмоции и выдавила из себя фразу на отвлеченную тему:

— Волшебники хранят столько темных секретов, но не слишком ли их много накопилось?

— Думаешь, мы страшные твари, да? Запомни, мир идет вперед, потому что кто-то постоянно приносится в жертву прогрессу. Это и есть закон жизни. Думаю, ты как никто знакома с ним, верно? Как Стоуш узнавал рецепты снадобий? От учителя? Из книг? А кто и как писал те книги? Видишь ли, любому открытию предшествуют чьи-то смерти. Мне странно слышать подобные бредовые речи от дочери палача.

— Когда ты говоришь о моем ребенке, я не могу оставаться равнодушной. — Я мелко дрожала, пытаясь удержать гнев внутри. — Рассуждения о теле, которое не было предано земле, а забрано для ваших опытов, вопреки воле его матери. Не жди, что я буду радоваться. И бог со звезды тоже.

— О, как ты заговорила! Какое тело? Маленький комок плоти, который и ребенком-то язык не повернется назвать. Да и вообще, чего же ты сбежала от счастливого отца? Или он не подозревает, что мог стать им? Я мог бы доверить тебе великое знание, но, как обычно, ты поставила чувства впереди логики и здравого смысла. Тухни в неведении, саранча. Сама ты никогда не узнаешь тайну своих предков, поняла? Идем наружу, хватит пялиться в стекло.

Я на мгновенье закрыла глаза, едва сдерживая слезы. Как не сойти с ума и удержаться на тонкой грани между яростью убийцы и желанием выжить? Ненависть разрушает, она превращает в одержимого жаждой мести безумца, лишает любых целей, кроме той, единственной, и приносит в жертву тебя самого.

Не хочу такого будущего.

Я открыла глаза и встретилась взглядом с Крисом. Он проникновенно заглядывал мне в душу, страстно желая покопаться там своими запачканными руками. Ну, уж нет.

— Ты прав, иногда эмоции побеждают во мне рассудок. Но ведь я только наполовину женщина, помнишь? Покажи мне остров, и отныне я буду паинькой.

Крис удивленно развел руками и заулыбался.

— Приятно удивляешь, Келан. Идем. Уверен, ты останешься под впечатлением.

Глава 9

Богдан

Богдан лежал на кровати и сквозь сон слушал звуки города, доносящиеся сквозь раскрытые окна.

Келан ушла очень рано, он почувствовал, как она поднималась с постели, но не проснулся. Усталость томной волной разливалась по телу. Какое-то непонятное предчувствие уже давно не позволяло ему расслабиться и просто наслаждаться жизнью.

Они не жалели себя. Каждый раз кидались в омут чувств, как в последний раз. Богдан клялся, что удержится на самом краю. И с каждым днем ему все труднее было представить свою жизнь без Келан. Шантийка незаметно проникла в сердце, захватила душу. Он прекрасно знал обстоятельства и представлял последствия. Но логика отказывала, когда девушка находилась рядом.

Она никогда ничего не просила. А Богдану хватило бы одного взгляда огненных глаз, чтобы пойти на любые безумства. Ему хотелось навсегда остаться рядом, защищать, любить. Когда они с Келан были вдвоем, Богдан испытывал не только страсть, но и умиротворенный покой. Но стоило ей исчезнуть на время по каким-то своим делам, как он начинал терзаться мучительными раздумьями. Богдан понимал обреченность их союза. С ужасом ожидал признаки того, что Келан становится мужчиной. Боялся ее потерять и не мог отрицать: у них нет будущего.

Так как же смириться с тем, чему противишься с такой же страстностью, как принимаешь ласки любимой?

Их не просто физически влекло друг к другу. Богдан считал, тут есть нечто большее, чего не возникало даже с Лизой. Страх потери, доводы разума… Когда они с Келан смотрели в глаза друг друга, то находили там одинаковые чувства — одновременно безумную надежду и обреченность.

Келан думала, он бог. Богдан знал, она генетический эксперимент. Но все это становилось неважным, потому что ему было так хорошо, так спокойно рядом с ней. Доверие, иногда оно существует. Любовь и доверие.

Около месяца они вели тонкую работу, раскапывая то, что дало бы Богдану столь необходимое ему оружие: доказательства и влияние, с помощью которых он смог бы диктовать условия волшебникам. С помощью Келан Богдан связался с одним из самых могущественных кланов палачей, давно недовольных сложившейся ситуацией. Их глава, старый жевлар Винту, оказался источником любопытной информации.

Волшебники всячески пытались перетянуть на себя «одеяло» влияния и реальной власти, оспаривая вековую традицию распределения ресурсов и политического влияния на территориях. Незаконно присваивали обширные, ранее нейтральные земли, ратовали за все более неравномерное распределение обязанностей между ступенями. Волшебники сами нарушали ими же созданные законы равновесия. Накипающее раздражение, обиды и страх потерять выгодные позиции подталкивали палачей к странным союзам и опрометчивым поступкам. Богдан был нужен им, а они ему. Палачи имели огромное влияние и власть, лишь немного уступая в связях волшебникам. У тех на службе стояла волшба или, что более вероятно, некие сохранившиеся технологии. Палачи же действовали по старинке, но не менее эффективно: развитая сеть шпионов, подкупы, подставы, наемники с их виртуозными умениями.

Волшебники и палачи балансировали на тонкой грани, периодически отнимая друг у друга пальму первенства и делая хорошую мину при плохой игре в случае неудач. Они выигрывали маленькие победы, но опасались масштабных действий, ограничиваясь политическими играми. Видно, в их памяти еще свежи были последствия двадцатилетней войны.

Богдан надеялся, что дальше этого дело не пойдет. Они не могли не понимать, к чему приведет разрушение устоев, на которых базируется социальный строй целой планеты. Но вот сместить полюса власти… Раз у волшебников сейчас это получается успешнее, значит, палачи как никогда заинтересованы в том, чтобы вернуть хотя бы прежнюю долю пирога. Хотя при случае откусить побольше они, несомненно, попытаются. Богдан понимал, что вступать в игру должен сейчас, пока сохраняется взаимная заинтересованность. Как только он станет им не нужен, кто знает, не используют ли палачи против недавнего союзника весь «дружеский» арсенал? Даже при том, что, как и прочие, считают его иномирцем, богом со звезды. И они не так уж далеки от истины. Однако хватит ли запаса их веры для его безопасности? Богдан не был в этом уверен. На станцию его могли поднять по первой же просьбе, но ни от яда, ни от стрелы такая готовность не убережет. Вся надежда была на Келан. И порой Богдан с ужасом думал, чем ей отплатит…

Зима закончилась, весна все увереннее вступала в свои права.

Сегодня наверняка будет ясный день.

Богдан сонно заморгал и вздохнул, медленно стряхивая оцепенение сна. С тех пор, как они с Келан перебрались в гостиницу в центре города, он перестал чувствовать постоянную слежку за собой. Она, конечно, никуда не исчезла, на это было бы глупо рассчитывать. Но теперь Богдан, по крайней мере, мог побыть в одиночестве, не думая о постоянном пристальном взгляде в спину.

Богдан сел и с наслаждением потянулся. Из распахнутого окна шла бодрящими волнами свежесть, где-то внизу раздавались голоса, грохот повозок — обычные звуки пробуждающегося города. Он неспешно провел рукой по груди. Амулет исчез. Богдан нахмурился, а потом вспомнил, что надел безделушку на Келан, и успокоился.

Он уже давно подумывал разломать его и порыться внутри, но все чего-то тянул. Богдан предполагал, что черный кругляш — обычный передатчик. Но с кем и зачем связываются волшебники? Между собой? Все ли они знали, что носят на груди? Богдан считал, что нет. Скорее всего, о действительной роли амулета имели представление лишь высшие мастера. Прочие же с гордостью таскали клановый знак ступени, не ведая, что поставляют информацию тем, кто умеет ею правильно распоряжаться. Именно поэтому Богдан и начал «забывать» амулет дома.

Правда, он боялся, что такие действия вызовут тревогу незримых соглядатаев, и Лео подтвердил его опасения, напомнив, что клановый знак отличия — это обязательный атрибут первоступенцев, типа идентификационного кода принадлежности. Он убедил Богдана в безопасности ношения безделушки, поскольку Яша мог заглушить передатчик, если возникнет такая необходимость. Богдан для проформы поворчал, но к совету прислушался. Хотя иногда все же оставлял амулет дома или давал поносить Келан.

С некоторых пор Лео и Яша стали для Богдана близкими товарищами. Они были для него не только информационной и технологической поддержкой, но и моральной. Некой ниточкой, по-прежнему связывающей его с домом, с такой далекой и совсем другой реальностью. Митька всегда был очень занят. Он доводил расследование на станции до логического конца, занимался организационными и прочими вопросами. Работа есть работа. За прошедшие месяцы они поговорили всего лишь раз. А Богдану жадно хотелось общения со своими. Отчасти потому, что он боялся окончательно потерять связь с людьми. Оказалось, Янус затягивал мгновенно и потом уже не желал отпускать. Время от времени Богдану казалось, что он никогда и не был на орбите, а та жизнь — обыкновенный сон. Реальна лишь эта. Среди волшебников, палачей, рядом с Келан. В такие моменты ему приходилось сурово напоминать себе, ради чего он находится на планете.

Вот и сейчас, когда на душе его так легко, состояние дремотное и лирическое, трудно серьезно рассуждать о том, что ждет впереди. Лео предупреждал: времени почти не осталось. Максимум через три месяца до станции долетит команда, которую вызывали для завершения расследования. До этого момента, Богдан должен найти следы Кристиана или его самого, либо в одиночестве покинуть Янус.

Других вариантов нет.

Пока с планеты не снят статус неконтактной, нельзя допустить, чтобы обвинения в нарушении закона предъявили инспектору службы безопасности. Всего три месяца, чтобы получить доказательства, найти Кристиана и заставить его дать признание.

А потом… найти возможность…

Нет.

Лучше даже не начинать мечтать.

Богдан мрачно скривился и оперся рукой на постель, собираясь вставать. Под пальцами зашуршала бумага. Он схватил чуть смятый лист, поднес к глазам и понял, что длинная записка написана Келан и предназначена для него.

Глава 10

Келан

Я щурилась. Глаза слезились так, что было больно смотреть.

На островах более жаркий климат, чем там, откуда мы приплыли. На материке еще весна, здесь уже разгар лета. Жарко, влажно и слишком много слепящего солнца. За время болезни я почти забыла, как ярко оно светит.

Наконец глаза привыкли, и за спиной Криса я разглядела зеленые заросли. Прямо от двери помещения, из которого мы вышли, вела куда-то мощенная камнем дорожка. Она ныряла в высокие кусты, словно приглашала поиграть в прятки.

Растений было много, везде. Высокие деревья с курчавыми шапками глянцевой, красной как кровь листвы. Кустарники, обсыпанные красными и белыми цветочками, подрагивающими от любого дуновения ветра. Стоило ему всколыхнуть ветви, как они мгновенно превращались в плотные шарики, из-за которых грозно щетинились острые иглы. Некоторые растения были усеяны крошечными колючками, соседствующими с круглыми нежными листочками бледно-желтого, розового и сиреневого цветов. Откуда-то сверху свисали плети белых лиан, на которых красовались крупные мраморно-синие, полупрозрачные бутоны.

Я неплохо разбиралась в растениях, но пока мы медленно прогуливались вдоль зарослей по дорожке, встретила лишь одно или два знакомых. Заметила я и то, что растительность выглядит очень ухоженной. Кустарники подстрижены, трава ровная, короткая, а самое странное — она не отползает прочь, когда наступаешь ногой. Волшба? Мне также было трудно представить себе, каким образом волшебники ее ровняли. Впрочем, вскоре этот вопрос перестал меня интересовать.

За поворотом, из-за разноцветного лабиринта, проглядывала большая площадь.

Меня распирало любопытство. Стараясь не демонстрировать его слишком явно, я ускорила шаг, дыша в затылок Криса.

— Куда ты так летишь? — недовольно проворчал он, пропуская меня вперед.

Площадь оказалось не просто большой. Огромной. Квадрат, покрытый ровным слоем пружинящей под ногами массы серо-стального цвета. Мы обошли его по краю, и я так и не решилась спросить, для чего это место предназначено.

Сразу за площадью начинались жилые постройки. Здания высились друг над другом, как настоящие скалы, настолько высокими они мне казались. Если бы не явно рукотворные формы (таких ровных скал не бывает), поклялась бы: передо мной небольшие горы.

Я остановилась, побоявшись идти дальше. Тогда Крис неохотно объяснил, да и то только после того, как увидел мое замешательство:

— Это исследовательский комплекс. Много зданий, собранных вместе.

Но и после его объяснений дома напоминали мне какие-то гигантские коробки, поставленные на ребро, без единого просвета между ними. Да и фасады, обращенные к нам все как один, оказались глухими. Ни окошечка, ни балкончика или любого другого проема. Одна гладкая серо-стальная стена.

— Почему тут нет окон? — спросила я.

Крис пожал плечами и сухо сообщил, что он не проектировщик. Я не решилась переспрашивать, кто такие «проектировщики», и оставила прочие вопросы при себе.

Широкая, в несколько метров дорога разделяла линию фасадов и стоящий глухой стеной лес. Настоящий, знакомый мне лес: смешение лиан, стволов, гибких ветвей и пугающей темноты. Странное, на мой взгляд, соседство. Почему островитяне не расчистили этот участок почвы?

— Туда одна ходить не вздумай, опасно, — предупредил Крис, заметив направление моего взгляда.

— Почему?

— Потому что там растет ряд плотоядных образцов.

— Как это?

— Сейчас увидишь.

Он поднял с тропинки ветку и швырнул в чащу. Тут же внутри нее пошла живая волна. Растения задвигались, раздался хруст и звуки ударов.

Крис засмеялся.

— Это так, ерунда. Они просто предупреждают. Пока не попрешься туда, бояться нечего. Лес сам по себе. Но внутрь без причины и оружия заходить не стоит. Сожрут.

— А если он разрастется? — спросила я, опасливо придвигаясь ближе к зданию, вдоль которого мы шли.

— Не разрастется. Под зданиями и тропой особая почва. Они тут умирают. Плюс за лесом следят специалисты. Думаешь, такие растения оставят без присмотра? Здесь все очень древнее, имеет долгую и интересную историю. Большинство чудес было создано первыми островитянами. Кое-что они сами потом и уничтожили, но много полезного… и опасного существует до сих пор. Поэтому, Келан, никакой самодеятельности и прислушайся к моим советам. Для собственной безопасности.

Он улыбнулся. Я поняла, что это очередное предупреждение. Не просто так Крис показывал мне «зверинец», а с определенной целью.

Наконец, мы свернули за угол, и перед моими глазами появилось очередное завораживающее зрелище. Ничего более удивительного видеть мне не приходилось. Еще когда мы только шли вдоль «комплекса», я обратила внимание, что здания образуют подобие гигантской ступенчатой башни, заметила, мы огибаем его, а не идем по прямой. Эта особенность постройки стала понятна мне только теперь. Дома выстраивались полукругом, образуя вогнутый серпом полумесяц, на площади которого и раскинулся маленький город.

Стены зданий были почти полностью покрыты стеклом или очень на него похожим материалом. Я не понимала, почему такое несоответствие? Все внешние стены глухие, а внутренние — сплошные окна. С другой стороны, волшебное место должно сильно отличатся от прочих, не так ли?

Я увидела мелькающие на первых этажах фигурки. Двери сами разъезжались перед ними, выпуская на улицу, а затем плавно съезжались за спинами. Некоторые не шли, а планировали на плоских серебряных дисках, бесшумно скользивших примерно в полуметре над землей, и повиновались, видимо, молчаливым указаниям владельцев. Вот тут я действительно прочувствовала, что нахожусь среди волшебников.

Да, но выглядели они обыкновенными людьми, хотя и занятыми сверх меры. Торопливо переходили из здания в здание, планировали на загадочных дисках. Садились в круглые прозрачные шары, которые тут же окружало золотистое сияние, и они с низким гулом взмывали вертикально вверх, исчезая в небе.

Крис наслаждался моим замешательством и, видимо, поэтому находился в прекрасном расположении духа.

— На острове несколько отдельно расположенных комплексов. Одна лаборатория находится в другой части острова. А еще две связаны туннелем, который я покажу тебе позже.

— Зачем? — спросила я, забыв о твердом обещании не задавать лишних вопросов.

Но Крис ответил не мешкая:

— Дело в том, что ты втянута по самые уши, Келан. Выбрав жизнь с богом со звезды, ты стала сопричастна к тем событиям и вещам, которые опасны для баланса сил в мире Януса. И твоя жизнь больше никогда не станет прежней. Наверное, мне просто суждено стать тем человеком, что подготовил перемены. Когда-нибудь я покажу колыбель, из которой вышла твоя раса. Со временем. Знаешь, большинство событий должны происходить вовремя или не происходить вовсе.

Крис создал себе такой успешный образ истерика — опасного, неуправляемого, живущего лишь своими желаниями и инстинктами человека, что казалось странным слушать спокойную, размеренную речь из его уст. Однако слова, которые он произносил, заинтересовывали неимоверно. Они значили для меня, возможность вплотную приблизится к одной из самых желанных целей.

Мы еще немного прошли вперед, медленно приближаясь к мощенной разноцветной плиткой площади. Середину ее занимал парк. Точно уж не меньше городского в Тшабэ и куда более роскошный. Садовники островитян создавали живые картины, сочетая оттенки хитро и с подлинным мастерством. Тут тщательно была продумана каждая мелочь, а разноцветье и богатство красок вызвало бы зависть у любого торговца.

Растущая ковром нежная трава на полянках. Пруды, окаймленные бледно-желтым, мшистым камнем, пучками растений с острыми, узкими листьями и красным кам-камом. Всюду кусты, с которых гроздьями свисают бутоны лиловых, пурпурных и нежно кремовых цветов размером с мужской кулак. Оранжевые огники в окружении плотных бледно-зеленых псевдощупалец аккуратно лежат на поверхности воды, в искусственных омутах.

А еще фонтаны! Маленькие, большие. Множество конструкций: с капающими, мягко журчащими или бьющими струями; с шумными водопадами и перепадами высот; с прозрачными змейками потоков, стекающих в русла ручьев.

Крис видел, насколько я поражена, и самодовольно улыбался.

— Послушай, Келан, — с некоторым трудом привлек он мое внимание. — Мне необходимо ненадолго оставить тебя. Здесь красивое место, правда? Можно погулять и подумать о чем-нибудь. Подышать воздухом, не рискуя получить солнечный удар. Я надеюсь, что обнаружу тебя в парке, когда вернусь. Брать шантийца на испуг глупо, я знаю. Тем более дочь палача, но… разумная подсказка никому не мешала. Ваши изгороди, которые живые, как думаешь, откуда родом? Здесь есть разные места. И далеко не все они приятны и безопасны. Ты понимаешь?

Я молча кивнула. Он что, думает, я убегу? Интересно куда?

Но Крис уточнил:

— Я могу тебе доверять? Если мне придется бегать по всему острову в поисках тебя или просить помощи островитян, твой рейтинг в моих глазах сильно упадет.

— Что? — переспросила я.

— Забудь, — отмахнулся он. — Ты помнишь о «Книге запретов»? Так вот, будешь паинькой, расскажу о ней кое-что.

Я кивнула. Дело тут не в книге. Крису кажется, что я стану совершать глупости, чтобы вырваться из-под его опеки. Но зачем? Он бесценный источник информации и единственная нить, связующая меня с богом со звезды. Нет, я буду смиренно ждать своего часа. Будь Крис так прост, как хотелось бы думать, ему не удалось бы прижиться на островах. Он точно знает, что делает. А проверка эта для чего-то предназначена.

— Жду. Только уж не забудь вернуться за мной, — съязвила я и направилась к маленькой деревянной лавке.

Прямо к пруду, чья неподвижная гладь была покрыта оранжевыми огниками, под деревья, в тиши и покое которых мне захотелось спрятаться.

Крис постоял немного и пошел в сторону зданий.

Я закрыла глаза и, откинувшись на спинку лавки, позволила себе провалиться в полудрему, мягко перешедшую в череду воспоминаний…

Еще когда Винту предложил работу, я твердо знала, что это соглашение выйдет мне боком. Зачем тогда согласилась? Из тщеславия, любопытства, что подтолкнуло? Судьба?

Если волшебники и палачи заключают союз, добра не жди. Они всегда соперничают между собой за власть, землю, влияние. То, что им пришлось на время объединиться, означало, что обе силы ищут подходящего момента, чтобы выйти из соглашения с максимальными потерями для противника. Я напряженно ждала, ибо это означало необходимость выбора и для меня. На чьей стороне придется играть, и какова цена? Моя судьба от рождения связана с палачами, но она же распорядилась таким образом, что от волшебников зависела жизнь самого дорогого для меня человека — бога со звезды.

Винту, нанимая меня, рассчитывал на двойную игру. И не прогадал. Я шпионила для него и для волшебников ровно до того момента, как поняла, что бог — единственный из всех, ради кого я стала бы рисковать жизнью. После чего мне пришлось стать гораздо осторожнее в поступках, словах и мыслях. Какое-то время мне удавалось вполне успешно выкручиваться. Но вот наступил миг, которого я боялась и ждала, измученная необходимостью лгать, балансировать на грани. Я получила известие, от которого на мгновение защемило в груди и стало нечем дышать.

Винту, старый хитрец, сковавший меня по рукам и ногам договором, принес дурные вести.

«Необходимость. Вот то, что надо сделать любой ценой, — произнес он. — Побить карты волшебников запасенным козырем, первейшая необходимость. Мы узнали, что бог со звезды представляет необычайную ценность для их клана. Они готовы на что угодно, дабы сохранить его жизнь. Нам же, как никогда важно изменить баланс сил. Убрав бога со звезды, мы получим преимущество, столь долго ожидаемый шанс. Но тебе совершенно не о чем беспокоиться. Договор с палачами был заключен раньше договора с волшебниками. Этот факт будет подтвержден свидетелем и позднейшее соглашение аннулируется. Келан, необходимо убить его и как можно скорее».

Возможно, я не так умна, как прожженные политики и главы кланов. Но то, что Винту, не моргнув глазом, подписал сразу два смертных приговора, я поняла сразу. Идеальная подстава. В случае нарушения договора я попадаю в разряд предателей, и тогда даже отец отвернется от меня и откажет в помощи. Не хотелось бы верить в подобную вероятность, но… шантийке без клана негде спрятаться. Ее не примут сородичи, не примут вообще нигде. Придется скрываться всю жизнь и уже никогда нельзя будет расслабиться. Потому что у таких дел нет срока давности.

Но жизнь человека, которого я люблю всем сердцем, даже больше, готова отдать ему часть своей души, ее нельзя кинуть в жернова мельниц.

Я знаю, волшебники, если их предупредить, сумеют защитить бога со звезды. Знаю, он достаточно умен, чтобы понять, что к чему, если оставить ему подсказки. Конечно, милость волшебников не беспредельна, и у них есть свой интерес, связанный с кем-то с островов. Недаром же бог со звезды так живо интересовался ими последнее время. Но тут я пока ничего не могу сделать. Если только… если только не попытаюсь сама найти ответы. Возможно, он простит…

Я прикидывала так и эдак, пересматривала все варианты, пока не пришла к единственному, который мог бы сработать при удачном стечении обстоятельств. Непростое решение, но размышлять о правильности поступков уже не оставалось времени.

Я написала два письма и позаботилась о том, чтобы они обязательно попали в нужные руки.

Одно главе храма.

Второе богу со звезды.

Незадолго до этого я провела последнюю официальную встречу с Винту. На ней и рассказала ему про свой план устранения бога со звезды. Пообещала отравить иномирца. Но оговорилась, что яд подействует медленно, чтобы ни у кого не возникло лишних подозрений. Палачам следует ожидать результатов примерно через неделю. Все будет выглядеть естественно, как будто человек отравился несвежей пищей. Вследствие этого у него стремительно развилась желудочная болезнь, за которой последует некроз тканей и смерть. Даже знахари подтвердят мой диагноз.

Вот что я пообещала пройдохе Винту. Что отравлю бога со звезды и под каким-нибудь предлогом исчезну на пару недель, чтобы появиться после кончины несчастного. И потребовала гарантий своей безопасности. Притворилась немного расстроенной необходимостью отъезда и попросила его придумать достоверное задание. Старый жевлар был уверен, что обыграл меня, поэтому вел себя добродушно и снисходительно. Он остался довольным. Еще бы, такой вариант давал ему возможность все свалить на меня. Отвергнутая любовница, месть саранчи.

Для палачей обстоятельства складывались хорошо, в будущем неплохо и для волшебников, возможно, даже бог со звезды избежит печальной участи. Только для меня эта игра почти наверняка окончится смертью. У меня нет ни связей, ни возможностей, доступных обоим кланам. Выследить беглеца — всего-то вопрос времени. А дальше? Палачи постараются аккуратно убрать меня, так, чтобы даже у отца не возникло подозрений. Волшебники, конечно, будут какое-то время испытывать благодарность, но и она не помешает им сделать то же самое. Оставлять меня в живых невыгодно никому.

Интересно, что было бы, не случись любви? Да и кто знает, не включена ли была смерть в мою роль заранее как способ избежать ненужных вопросов и лишних проблем?

Ведь Винту выбирал с оглядкой. Так почему бы и нет? Ведь шантийка, незаслуженно, как многим казалось, имеющая ступень, давно мозолила глаза. С момента усыновления я оказалась слишком близко к власти. Хороший способ решить сразу несколько проблем и с помощью шантажа получить власть над одним из влиятельнейших палачей, Стоушем. А после свалить все на волшебников и манипулировать обезумевшим от горя отцом. Тоже весьма соблазнительный вариант развития событий для Винту.

Как только игра началась, я должна была действовать быстро и решительно. Только такая стремительность давала богу со звезды шанс на спасение. За мгновения, пережитые вместе, мне легко было бы уплатить запрошенную цену. Но когда казалось, что все предрешено, вдруг вмешалась судьба…

Я открыла глаза, стараясь сдержать слезы. Поднялась со скамейки, присела, наклонившись к омуту. Прозрачная вода отражала мое лицо, окруженное зелеными псевдощупальцами оранжевых огников. Я дотронулась пальцами до дрожащей поверхности. Изображение дрогнуло и расплылось сотнями кругов.

Надеюсь, бог со звезды простит меня. За предательство, которое могло быть. Ведь нельзя оправдать намерение вспыхнувшими чувствами. За ребенка, которому не суждено родиться. За любовь, у которой нет будущего. Когда он прибудет сюда, моя фаза уже перейдет в мужскую…

Но я ни у кого не стану просить прощения за собственный выбор. Я принимаю свою судьбу, что бы она ни принесла мне. Я ни за что не откажусь от прошлого, без которого нет и будущего. Не стану сожалеть о любви.

Она горит в моем сердце, и сколько бы ему еще не оставалось биться, всегда будет со мной.

Глава 11

Богдан

Богдан никогда особенно не любил море.

Ему это частенько ставили в упрек. Вот, дескать, человек полжизни промотался в космосе, на разных колониях бывал и не оценил такой прелести, как бескрайняя водная гладь. Ведь редко кому удается увидеть те же красные моря Эзаруса — это закрытая зона. А как прекрасны бескрайние сине-зеленые равнины морей в Шат, где вода покрывает девяносто процентов суши! Курорты Шат вообще отличаются очень мягким климатом и великолепной фауной — жемчужина списка туристических путеводителей. Да и старушка Земля могла бы похвастать рядом удивительных мест, посетить которые до сих пор считалось хорошим тоном, как у туристов, так и у местных жителей. Хотя, большая часть планеты уже лет триста как заповедник.

Но ведь не просто так многие колонисты по-прежнему называли себя землянами. Нет, от посещения прародины, случись оказия, он не отказывался никогда. Ему было любопытно там пожить, подышать тем самым воздухом. Но проводить отпуск на пляжах, где под силовыми зонтиками, как и тысячи лет назад, возлежали туши разнеженных туристов — это не для него. Богдан не судил за любовь к комфорту, но с содроганием вспоминал, как однажды позволил себя уговорить очередной подружке и провел неделю в подобном месте. Колония на планете Ла-ню, кажется. Рай превратился в ад через два дня.

Свой отпуск он предпочитал проводить не на шумных экзотических курортах, а в горах. Лучшими мгновениями считал те, которые сумел провести в лесу. В идеале снимал в туристической деревне домик и набивался в напарники к местному леснику. Вдали от людей он испытывал редкостное чувство блаженства, единения с природой и ощущение полного довольства жизнью. Так кто-то любит озера, заросшие тростником, кто-то бескрайние степи, сухой горячий ветер и красный песок, кто-то влажные тропические джунгли с плотоядными лианами, а кто-то пенные шапки волн и шум прибоя.

Богдан задумался об этом потому, что уже почти три недели болтался в море. Ровно столько зафрахтованный корабль вез его к островам. Богдан рассчитывал, что там ему удастся расставить все точки над «ё». Теперь, когда заветная цель была так близка, он не мог позволить себе завалить оплаченную чужими страданиями встречу.

Волны качали корабль вверх и вниз, а закаленный в космических перелетах Богдан тяжелым взглядом смотрел вперед и мечтал об одном: поскорее ощутить под ногами твердую землю. И в прямом и в переносном смысле.

Когда несколько недель назад он проснулся в съемной комнате и обнаружил письмо от Келан, то понял: их счастье закончилось. Шантийка исчезла, и детали стали неважны. Осталось личное горе, которое ни с кем нельзя разделить.

Но то были всего-навсего цветочки. Ягодки начались, когда он прочел письмо. Первой реакцией стала ярость. То, что палачи и волшебники старались обвести его вокруг пальца, он понимал с самого начала. Как и то, что Келан не могла оказаться его личным ангелом, так не бывает. Богдан догадывался, что девушка следит за ним и работает на две стороны. Правда, не догадывался, что стороны на самом-то деле три. Не предполагал, какой злостью и болью отзовется ее признание. Гнал мысли, что это любовь привела их к такому выбору. А в итоге шантийка предала всех, даже саму себя.

Богдан верил написанному и не верил. Он метался по комнате, закусив губу, и в бессилии сжимал кулаки. Келан оставила достаточно информации, вероятных козырей и подсказок, чтобы он смог выжить. Но Богдан понимал: кому-то придется за это заплатить. Понимал, и осознание наполняло его ужасом безысходности.

Любить кого-то, значит — отдавать. Келан отдала ему свою жизнь. Он возненавидел ее намерение убить его, но не смог перестать испытывать чувства. И только к вечеру гнев остыл, превратившись в желание спасти дорогое существо.

Он осознал, его участие в некой игре — дело решенное. Ставка в ней жизнь и власть. Теперь Богдану было недостаточно просто найти Кристиана, он хотел заставить его платить за совершенные преступления. К тому же, Богдан намеревался узнать, а не бывший ли контактер все это время переставлял фигурки на доске?

В тот вечер он спрятал письмо и постарался максимально сосредоточиться. Без четкого плана действий одни лишь эмоции ни к чему хорошему не приведут. Если он хочет остаться в живых и помочь любимой, необходимо действовать с холодным рассудком, взвешивать каждый шаг и обдумывать каждое решение. Прежде всего, необходимо связаться с Келан. У нее остался его личный амулет. А предмет этот не просто висюлька, как выяснили Яша с Лео. Как раз накануне, во время очередного сеанса связи, они сообщили Богдану, что взломали код.

Он дождался очередного разговора и вкратце обрисовал ситуацию. Реакция последовала незамедлительно. Яша и Лео потребовали немедленно свернуть операцию и покинуть Янус. Богдан отказался, сообщив, что вышел на след Кристиана, и бросить все сейчас, значит жирно перечеркнуть месяцы напряженной работы. Тем более, контактер совершенно точно жив и пытается выйти на связь.

Лео возразил, указывая на отсутствие фактов. А необоснованные домыслы — обыкновенный способ потянуть время и лишний раз подвергнуть свою жизнь опасности. Богдан не согласился, утверждая: наступивший кризис послужит толчком и для Криса. Как только тот почувствует, что теряет последнюю нить с землянами, начнет суетиться и выдаст себя с головой. А ему просто необходимо еще немного времени и техническая помощь. Иначе зачем он так рисковал? И помнит ли Лео о том, что результаты исследований нельзя будет использовать, раз они добыты незаконным путем? Только присутствие Кристиана на станции может помочь снять обвинения, поставить точку в расследовании и, наконец, объявить неконтактный статус Януса снятым. Представляют ли они с Яшей, от чего отказываются?

Лео вспылил и накричал на Богдана. Он возмутился его подходом и в достаточно грубой форме напомнил, что они ученые будущего и не собираются перешагивать через чью-то жизнь, даже если это сулит им неисчислимые блага. Яша скромно промолчал.

Богдан извинился и снова горячо принялся убеждать ученых. Наконец, Лео сдался и согласился помочь, но только с официального согласия Дмитрия Пелева.

Митька просчитал ситуацию, внимательно изучил данные и дал разрешение ровно на два месяца. Также он предупредил, что в случае прямой опасности для жизни Богдана требует немедленно направлять челнок к Янусу. После чего пожелал ему удачи. На том и порешили.

Вскоре Богдан узнал последние новости о Келан. Яша отследил перемещение шантийки до деревушки с названием Холмогоры. Богдан помнил это место по своему путешествию с караваном. Он предполагал, что девушка там надолго не задержится, и оказался прав. Также Яша узнал, что вся информация с передатчика отправляется по закрытому каналу на острова. Не постоянно, примерно раз в две недели, плюс часты технические сбои. Возможно, как раз поэтому на острова и ходят корабли волшебников под прикрытием каст торговцев, ведущих активную деятельность. Вполне возможно, на материке немало шпионов. Яша обнаружил, что передатчики работают не только в пассивном, но и активном режиме. Способ связи, конечно, достаточно странный, смесь звукового и телепатического сигналов. При этом расходуется жизненная энергия субъекта. То есть того, кто находится в контакте. Он испытывает сильное нервное и физическое напряжение. Неподготовленный адепт почти наверняка получит приступ удушья, усталости и психическое давление, выраженное общей слабостью и апатией.

Богдан принял предупреждения к сведению, но от своей идеи не отказался. К сожалению, попытка связаться с Келан привела к тому, что перепуганная шантийка выкинула амулет. Тем не менее, Лео удалось внушить Богдану осторожный оптимизм. Они с Яшей рассчитали ее возможные маршруты и проверили архивные данные, при изучении которых обнаружили: в упомянутой деревне проживает палач Стоуш. Судя по записям, он занимал высокую должность в клане палачей города Тшабэ. Собственно, из-за чего его судьба и отслеживалась историками станции. По их предположению, Келан — приемная дочь палача, так как биологической она быть не может. Во всяком случае, воспитывал Келан именно жевлар Стоуш, что подтверждено документально.

Вскоре Богдану передали точные координаты местности и результаты сканирования. Келан находилась в доме. Он сдержал эмоциональный порыв — немедленно отправиться за ней — и попросил Лео отслеживать дом палача, а сам пошел в храм волшебников, прямиком к главе. Здесь его поджидал очередной сюрприз.

Предположения Богдана оказались не просто верны, он попал в точку. Конечно, заверения главы, что они делают все возможное, дабы обеспечить безопасность драгоценного иномирца, оставили Богдана совершенно равнодушными. Разговоры о двуличности палачей и продажности наемников также не вызвали никакой реакции. Свою боль Богдан предпочел оставить при себе, а заверения выслушал вполуха. Сегодня палачи, завтра волшебники. Его смерть или жизнь — экономически выгодная стратегия, не более того. Наконец, жестом фокусника глава извлек аккуратно сложенный лист бумаги и сообщил, что написанное на языке богов письмо предназначено ему. Оно накануне было передано караваном из приморского города Кэшеб.

Вот он, долгожданный прорыв! Богдан едва сдерживал нетерпенье и с большим трудом сохранял невозмутимый вид. Записка не была подписана, но подтекст ясен. Некто (Кристиан?) хочет гарантий своей безопасности, поскольку, будучи предан однажды, не собирается наступать на те же грабли снова. Он согласен сотрудничать и даже намекает на некие тайны, знание которых стоит куда больше простого помилования. Всего-то и нужно безоговорочного согласия на его условия, и тогда встреча состоится в ближайшем будущем.

Богдан поинтересовался, каким образом будет доставлен ответ, но глава начал мягко съезжать с темы. «Прежде всего, мы должны обеспечить вашу безопасность», — завел он прежнюю песню и предложил ему отправляться обратно в Кэшеб, где как раз открывается новый храм.

«Кстати говоря, — напомнил глава Богдану, — храм как раз построен на месте падения звезды. А разве богу со звезды не хочется еще раз расспросить жителей? С благословения главы?»

Богдан сказал, что подумает, и вернулся в город. На следующий день он передал с посыльным свое согласие на путешествие, но столкнулся с одним весьма неприятным фактом: глава пожелал, чтобы его тщательно охраняли на протяжении пути, а это значило, что они не смогут пересечься с Келан в ближайшем будущем.

К тому времени ему уже стало известно, что в деревне Келан нет. Двое путников вышли из Холмогор и направились через перевал. Они шли лесом и таким образом неплохо срезали путь. Богдан с охраной ехали за караваном в окружную, куда медленнее.

Богдан попросил Лео посылать беглецам особый телепатический сигнал. Конечно, это было запрещенным приемом, который мог трактоваться как нарушение прав личности, но поскольку Янус пока не входил в звездную систему колоний, и ничего другого Богдан не придумал, то на станции на нарушение закрыли глаза. Сигнал воздействовал на мозг, внушая координаты и зрительные ориентиры, и беглецы, сами того не подозревая, корректировали маршрут в нужном ему направлении.

Несколько дней прошли в относительном спокойствии. Богдан двигался в сторону морского города, в Кэшеб двигались и палач с Келан.

А потом его планы были снова грубо нарушены. Яша вышел на связь раньше обычного и сказал: «Кое-что произошло».

«Все живы, — уточнил он после продолжительного молчания Богдана, боявшегося произнести лишнее слово. — Ночью на лагерь беглецов совершили нападение. Похоже, люди с островов. Возможно, шпионы, о которых мы подозревали. Девушку не тронули, но зачем-то забрали жевлара. При нападении похитители использовали волновой излучатель, который не позволил беглецам проснуться. За Келан присматриваю я, а за маршрутом жевлара следит Лео. Но это не все. Островитяне отследили нас и обнаружили источник. Они направили ответный сигнал, который содержит сообщение. Требуют, чтобы ты изменил маршрут. Ты должен отправиться в приморский город Дэндрэ, прямиком в клан палачей и переговорить с жевларом Стоушем. Иначе грозят заглушить сигнал и убить обоих».

Вот как? Богдан сразу понял, что скрывается за сухими фактами. Островитяне открылись. Показали, что могут серьезно повлиять на события и им доступны высокие технологии. Но, по крайней мере, они выразили готовность к переговорам. Демонстрация намерений, значит. Грозная сила решила проявить себя, обозначить присутствие не формально, а предметно. Да, Янус оправдывал название, являясь кладезем поистине удивительных открытий…

Богдан потер виски. Солнце отражалось на поверхности воды, яркими бликами бежало за барашками волн и слепило глаза. Он чувствовал усталость. Необходимо держаться. Пока что он хозяин ситуации и именно от его решений зависит будущее. Януса. Келан. Кристиана. Станции. Но мог ли Богдан с уверенностью сказать, что собственное будущее зависит от него самого? Есть ли в нем мужество принять все до конца, или испытания сломили его волю?

Богдан всей душой стремился к любимой и прекрасно сознавал другую сторону реальности. Кристиан, с которым необходимо заключить соглашение и доставить на станцию. Юридические санкции, разбирательство, под которое они скоро попадут. Статус неконтакта. Расследование. Две его жизни, которые не смогут пересечься. От этого голова становилась тяжелой, а мысли путались. Он сжал кулаки. Необходимо верить в правильность выбранного пути. Как верит Келан.

Богдан помнил, как спешил в Дэндрэ. Как злился, как боролся с внутренним страхом потери, неверного выбора, неосторожного слова. Лео и Яша поддерживали, регулярно сообщая новости: «Келан добралась до Кэшеба. Она остановилась в доме у катаринки. Она в порядке, ее не преследуют». Позже пришло сообщение, что из-за помех — вспышки на солнце — станция день или два не сможет связаться с ним. Богдан сказал что-то в ответ. Неважно, что творилось в этот момент в его душе, он просто обязан был сохранять выдержку.

Они не зря спешили. Богдан достиг города на день раньше запланированного срока и в сопровождении изможденной уже охраны направился к зданию суда. Обычно в таких домах и проводились собрания клана палачей. Но по дороге его перехватили люди в серых плащах. Им удалось подозрительно быстро договориться с охраной, которая с невозмутимым видом оставила Богдана в одиночестве. Правда, псевдоволшебники достаточно легко убедили и его самого. Несколько фактов, дословное воспроизведение сообщения. Да, перед ним действительно стояли представители островитян. Шпионы или облаченные особой властью люди — неизвестно. Но было понятно: смерть Богдана в их планы пока не входила, поскольку так бережно его еще никуда не доставляли.

В хибаре на окраине города Богдан снова почувствовал себя следователем. Перед ним сидел огромный, мрачный жевлар.

Он смотрел с неприязнью, но без гнева.

— Бог со звезды, полагаю, — сухо обронил палач.

Богдан с некоторой опаской смотрел на приемного отца Келан. «Вот я и познакомился с отцом невесты», — с неуместной иронией подумал он, отвечая гиганту:

— Да. Думаю, лучше бы вам объяснить, что здесь происходит. Кто вы и зачем здесь я?

— Ты знаешь, кто я.

Взгляд Стоуша, казалось, пригибал к земле. Богдан невольно восхитился умением жевлара в любой ситуации оставаться над противником. Ведь, судя по записке, он был пленником островитян.

Стоуш продолжил, роняя слова словно глыбы:

— Необходимость заставляет меня поступить так, а не иначе. Я всегда считал, что не могу предать свой клан. Хотя сейчас не вижу разницы между навязанной верностью и лицемерием. Скорее уж, я не буду служить никому. Мне никогда особо не нравились политические игры. Звание мастера я получил как палач, а вовсе не как плетущий интриги старик. Мой приятель Винту задумал гадкое дело и втянул в него Келан. Он обошел меня, подставил ее и собирался убить. Келан — шантийка. Ты знаешь, иномирец, что это значит, не так ли? Думаю, именно поэтому Винту и осмелился пойти против меня. Саранча не имеет права управлять жизнями других. Они могут лишь давать, а забирают другие. Я узнал обо всем слишком поздно, к сожалению. И мог лишь надеяться, что Келан сможет выпутаться сама. Но она пришла за помощью. Я должен был тотчас отдать ее палачам за двойное предательство. Нарушение договора, предупреждение жертвы.

Стоуш положил на стол ручищи и наклонился к Богдану. На лице жевлара не отразилось никаких чувств, но глаза его горели, как раскаленные угли.

— Много лет назад мне пришлось казнить ее мать. Я никогда об этом не жалел. Думал, это справедливое наказание тому, кто бросил ребенка умирать на дороге. Она говорила тогда, что не оставляла его. Я не поверил. А теперь, спустя столько лет, мне самому пришлось делать выбор. Во имя великих догм, на которых якобы держится мир Януса. Закон, справедливость. Я повторял себе это вновь и вновь. Но что, если мать действительно потеряла ребенка, а не бросила его? Если казнена за то, что саранча, а не за совершенное преступление? Я — отец Келан. Тем более теперь. Я не предам ее ради тех идеалов, что давно уже не мои.

— Что значит, тем более? — перебил Богдан.

— Не знаешь, значит? — Жевлар усмехнулся. — Она и сама только поняла. Слушай, парень, ты должен немедленно отправиться на острова. Кристиан Вайдер, волшебник и прохвост, просил передать тебе, что сохранит ее жизнь в обмен на твою. Этот человек в ответе за многое, что произошло, запомни. Он пообещал мне, что если я уговорю тебя отплыть на острова, к нему, сделать все от него зависящее, чтобы Келан не погибла от рук наемников. Но сделает он это не из человечности или симпатии. Кристиан Вайдер лжив и лицемерен по своей натуре, а я сразу вижу такие вещи, парень. Он хочет вернуться домой, так он просил сказать, и готов договариваться. Они будут ждать тебя на островах, с Келан. Сейчас они в море, и моя дочь жива. Послушай, парень, это было личное сообщение, поэтому нас никто не подслушивает. Я скажу тебе еще кое-что, тихо-тихо. Секрет, который поможет играть с ним на равных. Запомни…

Утром Богдан зафрахтовал корабль, и уже в обед они были в море. Едва город скрылся вдали, как он потребовал у капитана зайти в ближайший порт, где нет храма волшебников, но живут шантийцы. Денег, которые он получил от островитян, с лихвой хватало на задуманное.

Только одно терзало его сильнее неопределенности будущего. Правильно ли он понял Стоуша? Была ли Келан беременна?

Богдан закусил губу и на мгновенье закрыл глаза. Дни идут незаметно. Ему пришлось немало сделать, прежде чем путь к цели стал видимым. Пока, наконец, вдали не показались очертания заветных островов. Но что дальше?

Возможно, установка на островах, та, которая заглушает большинство сигналов, не позволит связываться со станцией. А как только сигнал пропадет, там поднимут тревогу, и до прилета челнока в запасе у него будет всего несколько часов. Плюс, он слишком давно ничего не слышал о Келан. Да и Кристиан мог преподнести еще немало сюрпризов. Однако сейчас Богдан беспокоился не только об этом. Его терзала необходимость выбора между долгом и чувствами. Между правдой и страхом познать ее.

А еще он испытывал серьезные сомнения. Стоило ли слушать жевлара Стоуша и дословно выполнять его указания?

— Нам разрешили войти в порт, — услышал он голос за спиной.

Богдан медленно открыл глаза.

Полчаса — и он ступит на землю острова.

Глава 12

Богдан

Внутри Богдана кипел, медленно обугливая внутренности, ядовитый пар. Он изо всех сил сдерживался, дабы не выпустить эмоции наружу, но чувствовал, что в этой схватке безнадежно проигрывает невозмутимым матросам.

Вообще-то Богдан рассчитывал, что их по прибытии сразу же проведут вглубь острова, где он сможет встретиться… с кем-то из начальства. Ответственные лица и все такое прочее. Но он, видимо, поторопился с выводами, приравнивая островитян к прочим «высоким» цивилизациям. Здесь, похоже, все делали по старинке.

Богдан злился, терял терпение и пытался сосредоточиться на плане, которого собирался придерживаться. Ну, кто-то ведь организует здесь торговлю? Значит, недалек час, когда на пристань пожалует некая команда, типа передвижной таможни или мобильного пропускного пункта. А ему было жизненно необходимо как можно скорее сообщить о своем прибытии и встретится, наконец, с чудовищем Кристианом лицом к лицу.

Но вместо распланированных действий все пошло с точностью наоборот. Богдана никто не желал слушать. Представители островитян, та самая команда «Икс», по прибытии общались исключительно с капитаном, игнорируя его попытки вмешаться. И на берег, до особых распоряжений, никому не разрешили высаживаться. Попутно жестко осадили уже порядком взбешенного Богдана, поставив его в известность о правилах, которые обязаны выполнять все. Даже якобы такие шишки, как он. Если, конечно, это не пустая болтовня о чинах, о чем, впрочем, достаточно скоро станет доподлинно известно.

Получался натуральный карантин, мысли о бессмысленности которого не оставляли Богдана ни на минуту. Он и не пытался смириться, а, злобно раздувая ноздри, сверлил взглядом охрану на пристани с палубы корабля.

Примерно через два часа на деревянных мостках внизу появилась странная делегация. В ее состав входили шестеро мужчин солидного возраста, все как один почему-то с длинными висячими усами. Они переговорили с капитаном, которому в виде исключения было разрешено спуститься вниз по шатким мосткам. До Богдана долетали обрывки разговора, но по существу он ничего так и не расслышал. Когда величественным жестом его тоже пригласили вниз, Богдан едва удержался от совершенно не величественного ответного.

Плюнув за борт, с мрачным выражением лица, он прошелся по сходням и вызывающе уставился на островитянин, стоявших перед ним. Вайдера Богдан знал в лицо, его досье изучил вдоль и поперек еще на станции и потому не сомневался. Да, перед ним стояли люди, жители Януса, возможные потомки колонистов. Но ничего общего с нужным объектом у них не было.

Один из усачей спросил низким, хрипловатым баритоном:

— Кто вы такой? Мы не пропускаем чужаков на торговую территорию без предварительной договоренности. А о вас нам ничего не известно. Ни имени, ни статуса. Насколько я понимаю, тут еще и контрабанда присутствует. К чему вы сделали такой крюк с живым грузом на борту? Неужели его обязательно надо было притащить на острова? Между прочим, у нас есть достаточно жестко прописанное соглашение с торговцами по этому поводу. Живые существа, представители других рас — особый подпункт. Просто так на наши земли никто не высаживается. Зачем вы приплыли? А главное, кого и куда вы везете? Я требую, чтобы вы немедленно показали ваших пассажиров. Прямо сейчас.

Богдан глубоко вздохнул, усилием воли запихивая ярость и раздражение поглубже, и вежливо ответил:

— Это личный груз. Соглашения между пассажирами и мной никого не касаются. Они пожелали остаться неузнанными по ряду весьма солидных причин и заплатили за мое молчание приличную цену. А я капитану, достаточно, чтобы он не задавал ненужных вопросов и держал язык за зубами. На берег мои пассажиры сходить не собираются. Острова им не интересны. Взамен, за то, что они смирно просидят в трюме все время стоянки, представители этой расы попросили оградить их от лишних досмотров, волнений и оскорбительных обысков. Что касается моей личности… Один добрый знакомый, Кристиан-волшебник, говорил, меня здесь рады будут видеть. Хотя, быть может, вы просто не в курсе, милейший? Так сообщите кому надо. Я бог со звезды и прибыл по личному приглашению Кристиана.

Лицо пожилого островитянина вытянулось.

— Не понял! Вы что, со мной шутки шутить вздумали? Если немедленно не предоставите сопроводительные документы на живой груз, а также достоверные объяснения, разговор у нас будет кратким. Или утопим корабль, а мы можем это проделать гораздо быстрее, чем вы думаете, или вместе с командой, грузом и своей чепухой вы уберетесь отсюда в течение двух часов.

В этот момент Богдан увидел еще одну процессию, быстро продвигающуюся в их сторону. Трое подтянутых, спортивного телосложения мужчин подошли к усачам с другой стороны и привлекли их внимание энергичной речью на незнакомом Богдану языке. Усачи коротко, несколько неприязненно, поздоровались с возникшими фигурантами. Пожилой мужчина, с которым последние пять минут безуспешно пытался побеседовать Богдан, бросил на него уничижающий взгляд и подошел к новоприбывшим.

Какое-то время все четверо ожесточенно препирались между собой. После чего глава первой процессии вернулся к Богдану и сухо заявил:

— Немедленно поднимитесь на корабль и оставайтесь там до особого распоряжения.

Язык официоза был понятен Богдану как ничто иное. Он усмехнулся про себя и безропотно отправился вверх по сходням. Значит, начальство не сошлось во мнениях. Пока ситуация выясняется, ему остается лишь ждать. Он запасся терпением и продолжил наблюдать за людьми на пристани.

Настроение Богдана значительно улучшилось. К тому же, если верить Стоушу, в его рукаве спрятан солидный козырь. И все же Богдан пребывал в некотором недоумении. Он любовался на развернувшуюся внизу картину, с досадой покусывая подушечку большого пальца, и напряженно думал: «Не может быть, чтобы слово иномирца значило здесь так мало».

Островитяне заметно нервничали. Посты периодически сменялись, но группы мужчин по-прежнему активно что-то выясняли между собой. Время от времени спортивные парни отходили в сторону и вроде как молились богам: прижимали к губам сложенные ладони. После чего передавали короткие сообщения курсирующим туда-сюда по дороге посыльным. Богдану казалось, что на самом деле сообщения передаются через маленькие приборчики, может быть, передатчики, в руках мужчин, а посыльные — для отвода глаз. Вряд ли люди могли с такой скоростью добираться до города, или что там у них, и сразу же возвращаться обратно с готовым ответом. Да и лица их уже порядочно примелькались за последние часы.

Богдан успел перекусить, расположившись на своем наблюдательном пункте, но ситуация так и не изменилась.

В общей сложности, они торчали на пристани уже около шести часов…

Внезапно Богдан услышал низкий гул. Он поднял голову и увидел стремительно приближающийся золотистый шар. Матросы оживленно обсуждали какую-то свою тему и лишь лениво проводили шар взглядами. Хотя Богдан и заметил настороженность на их лицах и в позах, особого удивления или страха катаринцы не испытывали. Значит, наблюдали такое явление далеко не в первый раз. Сам Богдан был заинтригован. Он предполагал, что это кавалерия явилась по его душу, и в томительном ожидании, наконец-то, намечается прорыв.

Предчувствие его не обмануло. Три человека в одеяниях, подозрительно смахивающих на комбинезоны, вылезли из приземлившегося шара, напоминающего вблизи пластмассовый автожир. Люди осмотрелись и направились в сторону все более ожесточенно спорящих на пристани мужчин. Один из пилотов что-то сказал пожилому усачу, который утром разговаривал с Богданом. Тот, в гневе размахивая руками, попытался возразить, но был резко перебит. Насупившись, он выслушал короткую речь пилота и мрачно побрел к своим людям, не переставая громко ругаться.

Пилот шара развернулся к кораблю и поманил Богдана, приглашая спускаться. Богдан сделал удивленное лицо и неспешно прошел к сходням. Человек в комбинезоне и мужчина, который ругался с усачем, вежливо и натянуто улыбались.

— Вы Богдан? Иномирец? — уточнил пилот.

— Да. Кристиан Вайдер прислал мне письмо, а еще одно, позже, передал с жевларом Стоушем. Полагаю, сейчас ему не терпится побеседовать со мной, но здесь вышла такая досадная заминка. Я просто не могу нарушить право моих пассажиров на анонимность. С ними заключено особое соглашение. Нам же предложили убираться или согласиться на досмотр. Видимо, встретиться с Крисом мне не удастся, пора отплывать, — произнес Богдан, демонстрируя показную наивность, и развел руками в жесте совершенного непонимания ситуации.

— Чепуха, — решительно возразил пилот. — Он очень ждет вас. Крис просто немного занят и не смог прилететь сам. Мы мигом все решим. Пойдемте. Долетим до комплекса на шаре. Что касается ваших дел, пассажиры не должны покидать корабль ни под каким предлогом. Это единственное условие. Идемте же.

Богдан уже искренне улыбнулся и размашисто зашагал вслед за пилотом, надеясь, что островитяне не полезут на корабль, нарушив тем самым заключенное с жителями материка соглашение.

Вид из шара был потрясающий, а панорама захватывающей. Богдан мысленно восхищался изобретательностью островитян, красотой природы и человеческого гения. Он находился в самом центре загадки, которая долгие годы не давала покоя ученым со станции, но до сих пор не представлял, каким образом островитяне маскируют такое большое пространство под обычный лесной массив? И как глушат чужие сигналы?

Но все это составляло лишь часть его интересов. В первую очередь, Богдан являлся следователем, а уже потом добровольным помощником специалистов станции. Сейчас он жаждал встречи с человеком, который мог ответить на его собственные вопросы.

И все же Богдан не уставал восхищаться жителями острова. Теперь стало совершенно ясно, кто стоит за волшебниками, интригами, политическими трениями. Несомненно, уровень технологий на островах во много раз выше, чем на материке. Но откуда такая разница? Неужели теории Яши и Лео имеют реальную историческую основу? Значит ли это, что острова — не что иное, как место высадки колонистов? Неужто именно отсюда их потомки начали покорять материк?

Если догадки верны, то, скорее всего, сохранились и какие-то артефакты землян, позволяющие островитянам выгодно отличаться от более отсталых рас Януса. Но почему же не произошло полной ассимиляции? Как им удалось сохранить остатки первой цивилизации, не деградировать, не раствориться среди прочих рас, не выродиться, в конце концов?

Жилой комплекс, к которому они подлетали, вызвал у Богдана новую волну интереса. Большое квадратное поле с явно искусственным покрытием, скорее всего, предназначалось для летательных объектов типа челноков. Перед ним раскинулась обширная парковая зона, которая для обычного заповедника выглядела чрезмерно ухоженной. А сразу за ним находился жилой комплекс. Сверху он напоминал башню, плавно срезанную под углом градусов в сорок. Приглядевшись, Богдан понял, что здания плотно примыкают друг к другу, образуя архитектурную композицию, похожую на разомкнутый колодец. В центре его была площадь, плавно переходящая в каскадный парк.

Шар мягко опустился на площадку перед зданиями. Пилот разгерметизировал двери.

— Прошу.

Богдан осторожно вылез, потянулся, разминаясь. Даже покрутил головой, но Кристиана так нигде и не заметил.

— Идемте, — позвал пилот и быстро зашагал в сторону стеклянных дверей.

Мимо Богдана пролетели несколько островитян на антигравитационных дисках.

Эти нехитрые устройства, довольно популярные на Эзарусе, были изобретены несколько веков назад и до сих пор активно использовались как средство передвижения. Особую любовь они сникали в туристической сфере. Такие силовые диски потребляли смехотворно мало энергии, их было почти невозможно повредить, а при подключении дополнительного блока они исполняли роль люльки для любопытных туристов. Ограждали силовым полем, не позволяя вывалиться зазевавшимся охотникам за впечатлениями.

Оказывается, подобные диски есть и на Янусе. Правда, история их появления скрыта туманом, но сам факт потрясает воображение. Передовые ли у островитян технологии — еще большой вопрос. Хотя ставить рядом силовые диски и паровоз, несомненно, нельзя.

Внутри здания было просторно, светло и прохладно. Богдан с любопытством продолжал осматриваться. Они вошли в лифт, но поехали не вверх, а вниз. Примерно через три секунды у Богдана заложило уши. Он предположил, что место, в которое пилот ведет его, находится глубоко под землей. Когда створки дверей мягко разъехались, Богдан понял, что не ошибся. Они оказались в туннеле. Сначала Богдан старался запоминать дорогу, но вскоре запутался в бесконечных переходах и перестал следить за поворотами. Если его оборудование здесь работает, то встроенный навигатор запомнит путь на автомате, а если нет, процесс, в общем-то, совершенно бесполезен и так и так.

Когда они вышли к арке, за которой начинался вполне приличный, широкий коридор, похожий на любой такой же в обычном здании, Богдан даже оглянулся, дабы убедиться, что по-прежнему находится под землей. Великолепная иллюзия порядочно сбивала с толку. Присутствовали даже солнечные лучи, бьющие сквозь прорубленные псевдоокна, которые и создавали ощущение наземного помещения глубоко под ее поверхностью.

Коридор тянулся метров сто и оканчивался тупиком.

Пилот проводил Богдана до двери, около которой матово светился квадрат переговорной панели. Молча набрал код.

— Кто? — услышал Богдан незнакомый голос.

— Святослав. Я привел Богдана Шептунова, как мы и договаривались. Он здесь.

— Отлично. Дальше я справлюсь сам. Спасибо, Слава, я позвоню попозже.

— Уверен, что разберешься? С учетом обстоятельств?

— Да, — рассеянно подтвердил голос, а затем более уверенно повторил: — Да! Иди, Слав. Гм, Дан? Подождите чуть-чуть. Я сейчас открою.

Пилот коротким кивком попрощался и исчез из жизни Богдана.

Богдан прислонился к стене, прикрыл глаза. Волнение исчезло. Как и злость, раздражение, и даже любопытство. В одно мгновение стало на все наплевать. Дело было не в усталости или перенапряжении, а неком странном предчувствии. Словно он только что покорно зашел в ловушку, и она захлопнулась. Будто бы добычей все это время был не Кристиан Вайдер, а он сам.

А ему плевать! В жизни и так осталось лишь жесткое подчинение обстоятельствам. Пусть в фантазиях можно что-то изменить ценой неимоверных жертв и усилий, но… реалии жизни просты и тем страшны. Богдан как никогда раньше понимал Келан, которой пришлось пойти на предательство.

Понимал, потому что сам был обречен на повторение ее шага…

Он услышал тихий свист и открыл глаза. Панель двери отъехала в сторону, открывая круглые своды уходящего вглубь нового туннеля. Он увидел перед собой высокого, темноволосого мужчину и сразу его узнал.

— Кристиан Вайдер?

Тот шутливо поклонился.

Спокойствие как рукой сняло. Но Богдан сдержался и холодно уточнил:

— Это вы около полутора лет назад были контактером на станции, которая находится на орбите Януса?

— Войдите. — Кристиан шагнул назад и добавил: — Здесь закрытая зона. Я не могу держать двери нараспашку. Войдите же.

Богдан вошел в туннель и услышал, как за спиной мягко закрылись двери. Он пристально посмотрел на мужчину.

— Объясните, зачем спектакль?

— В свое время. Прежде я покажу вам кое-что. Идемте.

Богдан понимал, что игра в детское упрямство неуместна, но ему очень хотелось встать в позу и потребовать немедленных объяснений. Он знал, что ведет себя неправильно, предвзято и заранее настраивает себя против Кристиана, ожидая подвоха в каждом жесте и слове, но поделать с этим ничего не мог. Из-за этого человека в его жизни произошло столько плохого.

Он шел за Кристианом и оценивал как противника, сверля его затылок неприязненным взглядом.

— Так значит, мы сможем договориться? — спросил Богдан. — Ваши показания в обмен на смягчение приговора?

— Нет, — Кристиан помотал головой, но не обернулся, уводя инспектора за собой по коридору, — но меня устроит полное оправдание.

— Что? — Богдан хотел демонстративно рассмеяться, но вместо этого злобно огрызнулся: — Это-то после гибели стольких людей?

— Да не преувеличивайте, Богдан. Шантийцы не люди, они представители чужой расы, которая официально еще даже не признана. Можно сказать, просто биологические образцы. А люди, так те вообще преступники. И погибли они по собственной вине, а не моей. Если точнее, то из-за жадности Эмилии Линговой. Она ведь, несомненно, много рассказывала о моей бессердечности и жестокости?

— Забыла упомянуть о цинизме.

— Ну, да. Так вот, Дан, на самом деле, все произошедшее — просто глобальный несчастный случай. А вы сейчас повторяете условия для его возникновения. Уже создали предпосылки. Оказывается, мы стоим на одной доске.

— Не понял. — Богдан напрягся, но возразить было нечего.

— Поняли. Правда, вы не понимаете, каким именно образом. Ну да я все сейчас объясню.

— Разве шантийцы не являются потомками колонистов и землянами в энном поколении?

Кристиан резко обернулся, и в его глазах Богдан уловил одобрение.

— А вы много нарыли. Да. В некотором смысле, но не совсем. Я тут достиг определенного прогресса. Удивитесь, как одинаково развитые инстинкты управляют разумными существами. Одни и те же интриги, ошибки, попытки захвата власти или перераспределения ролей. Острова — это как Эдем для всех остальных обитателей планеты. Да и сами острова лишь кажутся цепью клочков суши. На самом деле — уже небольшой материк с искусственно поднятым уровнем почвы или воды на некоторых участках. Островитяне по уровню развития и интеллекту гораздо ближе к нам, нежели к ним, но… какова цена? Мы ведь понимаем, разные культуры, что там — виды! Уровни их развития несоизмеримы. Тогда как же удавалось колонистам на протяжении стольких веков сохранять баланс и не выродиться в дикарей, чтобы вовсе исчезнуть с планеты? Загадочная история. Сегодня, наконец, я смог сделать копию одного документа. Естественно, пришлось много врать и хитрить, но зато я получил уникальные материалы, бесценные для станции.

— Считаете, это снимет с вас ответственность за то, что натворили?

— А что я натворил? — огрызнулся Кристиан. — Пошел на поводу у милочки Эмилии? Я просто папенькин сынок, которого мечтали сбыть с рук, пристроить куда-нибудь. На станции я понял, чего стою на самом деле. Я многого добился. У меня стало получаться… Например, шлем Джерски. Вы же пробовали, я точно знаю. Богдан, поймите, Эмилия всегда использовала людей в своих целях. Она вела свои извращенные игры столько, сколько существовала. И до меня были разбитые сердца и использованные люди, и после меня. Я ее жертва, как и вы, инспектор. Она наплевала на мои предупреждения, потому что всегда была жадной крысой. Это ее приказы выполняли пираты, когда бесконтрольно набивали отсеки живым товаром. По приказу милочки они слили и меня. Единственный свидетель должен был сгинуть на неконтактной планете — а тут вы со своим расследованием! Она отправила короткое сообщение. Наверное, рассчитывала, что я давно сдох, просто хотела лишний раз убедиться. А я-то, идиот, все это время считал, что связаться с островами со станции невозможно! Сидел ночами, придумывал, как же выйти на связь. И тут такой сюрприз. Представляете, инспектор, как ее прихватило, когда я ответил? Проклятая тварь! Просила помочь, клялась, что пыталась вытащить меня с Януса!

Кристиан тяжело дышал, глаза его горели яростью и ненавистью, но в их глубине Богдан различил затаенную горечь. Он ощутил слабый укол жалости, несомненно, к преданному человеку. Богдан с удивлением наблюдал за метаморфозами. Кристиан мгновенно справился с эмоциями, оставив его в недоумении. Что это было? Истинные переживания или великолепная игра?

Глубокий вздох, и Кристиан невозмутимо закончил монолог:

— Знаешь ли, Дан, я считаю, месть — одно из наиболее изысканных блюд в моем меню. А еще одно заветное желание: прищучить эту тварь. У меня есть все доказательства ее вины. Но дело в том, что собственное будущее видится мне светлым и безоблачным. Не совсем совпадает с вашим намерением, не так ли? За ошибки я заплатил сполна. И теперь хочу иметь железные гарантии, ясно? Иначе с места не сдвинусь. Ты сам никому ничего не докажешь. И тогда вас по полной программе отдрючат политики, инспекция и законники. Станция будет закрыта, люди потеряют работу, репутацию. Тайны Януса будут похоронены. Статус неконтакта продлен на неопределенный срок. Безумная потеря для науки. Не считаешь?

— Так что ты предлагаешь? — Богдан решил поиграть по предложенным правилам. Пока.

— Прими мою сторону. Есть ведь еще один пунктик, о котором мы пока скромно умолчали, да? Келан. Как думаешь, сможешь ли ты объяснить ваш роман рабочей необходимостью? И как думаешь, она поймет?

Богдан равнодушно пожал плечами. Стоит Кристиану понять, насколько много для него значит Келан, и он проиграл окончательно.

— Откровенность на откровенность. Я хочу знать подробности и получить доказательства. Если это фикция, сам понимаешь. Слишком высокая цена за пустышку.

— Хорошо, — Кристиан заметно оживился, — так даже лучше. Два свидетеля. Тогда вернемся немного назад.

Глава 13

Богдан

— Куда мы идем?

Богдан щурился, потому что света стало значительно меньше и видимость резко ухудшилась. К тому же, этот туннель казался гораздо старее предыдущих.

— В колыбель, — отозвался Кристиан.

— Колыбель? — переспросил Богдан. И тут его осенило. — Ты хочешь показать мне материнский корабль?

— Ага, — подтвердил довольный Кристиан. — Именно. Точнее то, что от него осталось. Он прекрасно законсервирован, хотя, сам понимаешь, время беспощадно.

— Но зачем? — спросил Богдан и тут же выругался про себя. Задавать тупые вопросы — задача случайного свидетеля, а не инспектора.

— Ну, просто потому, чтобы не я один это видел. Там есть любопытные места. Когда увидишь, сам поймешь.

Туннель оборвался круглой металлической скобой, тускло поблескивающей в свете люминесцентных полос. Они подошли к выходу из него, и Богдан удивленно замер на пару секунд. Конечно, чего-то подобного он и ожидал, но масштабы все равно поражали воображение.

Гигантская пещера, в глубине которой покоился великолепный в своей технической мощи обломок прошлого. Корабль колонистов.

Колыбелями такие модели называли не просто так. Они были полностью автономными механизированными биотехническими организмами, которые долгие годы могли находиться в космосе. Пока колонисты искали подходящую планету, корабли выполняли функцию их дома, но и позже, прекрасно оснащенные множеством полезных комплексов, продолжали служить во благо людям. Помогали новоиспеченным пионерам обживаться, совершать открытия.

Богдан подумал, что колонисты Януса, потерявшие когда-то связь с Землей, выжили именно благодаря потенциалу колыбели. Кристиан победоносно поглядел на него, демонстрируя свое превосходство. Какой бы сволочью он ни был по жизни, это не умаляло того факта, что одновременно Крис также являлся талантливым ученым и отличным контактером. Богдан почувствовал к нему невольное уважение. Только симпатии, сколько ни искал, так и не нашел.

Ладно… Кристиан выжил и сумел накопать целую гору секретов? Значит, теперь послужит интересам тех, кого попытался обмануть.

Когда они подошли к кораблю практически вплотную, Богдан испытал некоторое разочарование. Большая часть колыбели оказалась голографической копией, наложенной поверх законсервированных останков. Тем не менее, часть отсеков сохранилась, и в них можно было попасть, поднявшись по специально приставленным лестницам. Кристиан, довольно улыбаясь, направился прямо к чреву мертвой машины.

Богдан пошел следом, хотя ему не особенно хотелось бродить среди призраков прошлого. Он уже не испытывал священного трепета при виде порядком изношенного корпуса и перекрытий. Археология, как и история, коньком Богдана никогда не являлась. Но работа есть работа: было необходимо проанализировать человеческий фактор. Понять, чего от него добивается Кристиан.

— Будешь показывать заспиртованных шантийцев? — пряча за сарказмом нервозность, поинтересовался Богдан. Он скептически осматривал первую на их пути ветхую лабораторию.

Кристиан фыркнул и устремился дальше, вглубь. Богдан понял, что на ответ рассчитывать ему не приходится. Вздохнул с досадой — мысль уязвить противника недолго, но все-таки грела душу — и поспешил за ним.

Маленькое помещение, в котором они очутились, наводило на определенные раздумья. Богдан предположил, что комната имела особое значение для островитян. Поддерживалась она в идеальном порядке и неоднократно, судя по мелким штрихам, реконструировалась. Такому выборочному ремонту подвергся далеко не весь корабль. Большая его часть была просто законсервирована, аккуратно и надолго. Лишь отдельные фрагменты с какой-то целью поддерживались в рабочем состоянии, запитанные от автономных источников.

Зачем?

— Это то самое место, — сообщил Кристиан и гордо уселся перед большим монитором. — Именно из базы этого компьютера я и вытащил засекреченные дневники. Уникальные документы.

— Я так понимаю, сейчас будет экскурс в историю?

Богдан устроился рядом и выжидающе посмотрел на него. Крис кивнул и нажал на кнопку. Монитор немедленно засветился, показывая рабочее меню.

Кристиан начал говорить, параллельно работая с доисторическим устройством:

— Понимаешь ли, островитяне — ребята продуманные. Они сохраняют отдельные куски своей истории не из чистой любви к прошлому. Эмилия наверняка хоть что-то рассказывала о шантийцах. Не хочу вдаваться в подробности, главное так и так знаешь. Трехфазная природа. Нечто вроде гермафродита, но не совсем. Цикличная смена фаз мешает их так назвать. Чтобы не тратить наше время, ответь на вопрос: ты знаком с теорией о том, что шантийцы — плод генетических исследований колонистов? Творческий апофеоз, так сказать.

— Знаком, — осторожно ответил Богдан.

— Так вот, идея-то отличная. Воспользоваться достижениями науки и создать новый биологический вид, который помог бы колонистам ассимилироваться на Янусе. Можно было пойти путем войны. Продвинутые технологии, геноцид в особо крупных масштабах. Но вариант торговли и постепенного проникновения в чужую культуру малочисленным колонистам показался более удачным. Я думаю, у них имелись достаточно веские причины для такого выбора. Может быть, вымирание вследствие ряда эпидемий, вспыхнувших, предположительно, еще в космосе. Тем более, технологический уровень землян уже тогда разительно отличался от «прогрессивного» колеса аборигенов. Да, и насколько ты знаешь, Янус — не ближний свет. В те времена — вообще запредельное расстояние, плюс явная невозможность вернуться по техническим причинам. Как их сюда выкинуло, вообще один только бог и в курсе. Но, то дело прошлое.

— Хочешь сказать, у тебя нет никаких фактов по этому вопросу? — перебил Богдан.

Кристиан нервно дернул плечом.

— Какая разница? Дела давно минувших лет. Гораздо интереснее другое. Законы для межпланетников тогда еще не были четко прописаны, и многие пункты оставались весьма условными. Поле для деятельности широкое. Это сейчас мы зажаты суровостью законов, нарушение которых грозит штрафами, тюремным заключением или отзывом лицензии. Но один факт с тех давних пор так и не изменился. Большие открытия приносят большие деньги, славу и возможности. Тогда и на нюансы внимания никто не обращает. Вот так мы и планировали. Открытие должно было перекрыть мелкие нарушения на станции. Цель оправдывала средства. Мы вели наблюдение со спутников, анализировали социальное устройство цивилизации, изучали записи предшественников, производили все возможные неконтактные исследования. А потом потихоньку стали брать биологические образцы, в том числе и тканей. С них, в общем-то, и началось.

Богдан хмыкнул.

— Значит, образцы изымались давно?

Кристиан сдвинул брови, а потом неопределенно махнул рукой.

— Я и не помню точно. Но мы по-крупному не грешили, если ты об этом. Так, проколы, соскобы. Местные насекомые и то больше вредили. Но вот когда Эмилия обнаружила, что не только метаболизм и физиология, но и ткани у шантийцев уникальны… О, что началось! Они, как выяснилось, обладают высочайшими способностями к регенерации, плюс… да там столько всего. Естественно, мы загорелись. Ради любимой станции, ага, но по большей части ради банальной славы и денег. Я Милочку за корысть как раз не виню. Открытие стоящее, только методы не особо чистые. Хотя, Дан, ты видел когда-нибудь прозрачность в делах такого масштаба? Эмилия, конечно же, понимала, что ее ждет в случае успеха… и в случае неудачи тоже. Она это все и устроила. Я попал на Янус. Вышел на контакт с волшебниками. Тут выяснилось, что «уникальные» шантийцы на практике относятся к самым уязвимым расам. Низкий социальный статус. Да что там, многие аборигены считают их чем-то вроде одушевленного мусора… — Кристиан улыбнулся Богдану. — Ну, ты-то так не считаешь, да?

Богдан сдержался. Хотя и почувствовал волну жара, прилившую к лицу, и ладони, готовые сжаться в кулаки.

— Не отвлекайся, — сквозь стиснутые зубы велел он.

Крис излишней игривостью в голосе напоминал ему козленка в загоне волка, но явно не боялся возмездия. Он продолжил, изучающее поглядывая на Богдана, видно, тоже прощупывал:

— Тогда я еще не знал доподлинной истории возникновения их вида на планете. Наши предположения были всего-навсего теориями. Мне удалось заключить соглашение с волшебниками, за которыми, как позже выяснилось, стояли островитяне. Мы договорились, что я заберу несколько десятков шантийцев на «звезду», причем об убийстве речи и не шло. Эмилия просто хотела притащить «материал» туда, где можно проводить полноценные исследования. Затем она планировала официально заявить о смене статуса планеты. А в качестве причины указать свершившийся факт. Дескать, работники станции вышли на контакт с цивилизацией, которая предложила взаимовыгодное сотрудничество. Уникальные биоресурсы в обмен на современные технологии. Инициатива, дескать, исходит от Януса, что говорит о его достаточной готовности контактировать. Неплохой шанс найти понимание у власти, как думаешь?

Кристиан сделал паузу, продолжая смотреть на Богдана. Тот неохотно кивнул, и тогда Крис продолжил:

— Регенерация тканей, физическое омоложение — платить за это готовы всегда. Значит, Милочка впоследствии получила бы гарантированные связи и поддержку на всех уровнях. Шантийцы при этом в расчет брались постольку-поскольку. Они вроде как являлись аборигенами, но даже в глазах сородичей какими-то уж очень ущербными и бесправными. Хотя разбирать на части их, конечно, не стали б, но использовали бы по полной программе. Правда, жизнь подопытных шантийцев была бы гарантированно хороша. Примерно как у морских свинок в лаборатории. Условно говоря, ну, ты понимаешь…

Богдан очень хорошо понимал. И осознание того, во что Эмилия готова была превратить жизнь таких, как Келан, наполняло его гневом и яростью.

— Она хорошо все продумала, — сухо заметил он.

— Да. В умении планировать ей не откажешь. — Кристиан пожал плечами. — А с волшебниками оказалось очень просто иметь дело. На Янусе давно тлеет политический конфликт между ними и палачами. Те и другие заинтересованы в фактической власти.

Тогда я не знал, что страсти раздуваются островитянами. Вообще, это они стоят почти за любой игрой на Янусе, включая истоки ненависти к несчастным шантийцам. Но, прежде чем разговор снова зайдет о них, я закончу свою историю… Когда я заключил договор с волшебниками и отправил сообщение Эмилии, мне неожиданно поступило приглашение посетить острова. От такого не отказываются. Одно дело слышать о таинственных хозяевах, догадываться об их роли в обществе, и совершенно другое — попасть в сердце чуждого мира. Я увидел потомков землян, узнал, каких усилий стоило им сохранить наследие предков. Существовать, развиваться, даже сделать ряд ценных научных открытий. Они же открыли мне тайну шантийцев. Строго говоря, сделали это, потому что боялись последствий нашего договора. Островитяне очень заинтересованы в контакте и плодотворном сотрудничестве с нами, так же, как и в процветании Януса, их нынешней родины. Многие поступки потомков землян сначала казались мне негуманными и нелогичными. Я не понимал, зачем подогревать всеобщую ненависть к собственным созданиям. Но зато стало ясно, какая сила стоит за политическими интригами, реформами, таинственностью, иллюзией волшебства. Серые кардиналы мира, так они смогли добиться куда большего, чем открыто сражаясь на арене. Плюс обеспечили себя притоком свежей крови. В волшебники по негласному соглашению всегда брали больше людей, юных мальчиков и девочек с гибкой психикой. Договоренность между главами храмов и островитянами существовала не годы — века. Плюс шпионская сеть, торговля и дополнительные преимущества, которые обеспечивались технологиями. Новые горизонты, которые открывал я, показались им чудесными. Но существовало одно «но». Шантийцы.

Богдан сцепил пальцы в замок и, прищурившись, наблюдал за Кристианом. Тот увлекся и несколько ослабил самоконтроль. Богдану казалось, что амбиции довлеют над бывшим контактером, но теперь видел и кое-что другое. Искреннюю увлеченность и какую-то болезненную гордыню, с которой Крис рассказывал ему о своей несомненно непростой жизни на Янусе. И вновь Богдан почувствовал острый укол жалости. Хотя он вовсе не был уверен в том, что она нужна такому, как Кристиан.

— Я был посвящен в тайну их происхождения лишь потому, что страх потерять будущие преимущества перевесил табу. Лео тебя знакомил со своими теориями? Он умный мужик, хотя немного не в себе. Как и полстанции, впрочем. В его теориях оказалось много попаданий в самую точку. Колонисты действительно не могли скрещиваться с аборигенами Януса. И после долгих, сложных экспериментов они создали гибрид, наделенный рядом уникальных способностей. Новый вид существа. Совершенного человека — шан-та. Поначалу колонисты возлагали на шан-та немало надежд, но относились к несчастным скорее как к биороботам, чем как к равным. Все изменилось спустя сотни лет. Аборигены подзабыли историю прибытия людей на планету, а может, действительно думали о них, как о богах, решивших пожить среди смертных. В их мифологии немало легенд на эту тему. Впрочем, не суть важно. Тогда они и стали считать людей и шан-та пришельцами с островов. Потом появились новые, молодые расы, итог научного эксперимента с жизнью. Наследование признаков происходило по строго разработанной схеме. Так рождались и люди с уже измененным геномом. Конечно, теперь ни об одном жителе, кроме малочисленных ящеров, нельзя однозначно сказать, является он наследием Земли или Януса. Все расы смешались, а промежуточное звено цикла — шан-та.

Кристиан поднялся со своего места и жестом пригласил Богдана следовать за ним. Они спустились по лестнице, зашли в одну из маленьких комнаток, приспособленных под музей. Здесь можно было рассмотреть предков тех, кто сейчас населял планету. Богдан с интересом разглядывал голографические проекции. На некоторых были запечатлены представители давно вымерших рас.

Кристиан заговорил:

— Я не генетик, мне трудно разобраться в механизмах этого явления. Поэтому принимай мое объяснение в таком виде. Колонисты достигли цели. Они полностью ассимилировались. Шан-та со временем превратились в шантийцев и стали заметно выделяться на фоне прочих рас. Островитяне продолжали за ними наблюдать и по-прежнему вели записи. Во-первых, шан-та остались трехфазными, это устойчивый наследующийся признак. Во-вторых, на островах, в архивах сохранились сведения о неких настораживающих дефектах, заключенных в геноме саранчи, но вроде как латентных. Также островитянами были зафиксированы периодические вспышки паники, нарушения норм поведения шан-та. Многие ранние записи о неудачных экспериментах и большая часть информации о создании подвида долгие годы считалась потерянной. Или надежно спрятанной, что кажется мне более правдоподобным. Уже много позже один ученый нашел дневники первых поколений колонистов и восстановил их. Потом они были засекречены и обрели известность под кодовым названием «Книга запретов». В-третьих, скорость разрастания популяции шантийцев оказалась несоразмерна остальным. Шан-та со временем грозили поглотить большинство рас. А потом пришла первая волна. Что-нибудь помнишь о леммингах? Это такие зверьки, жили когда-то на земле. Кстати, Дан, тебе никогда не приходило в голову, почему расу шан-та называют саранчой?

Богдан повернулся к Кристиану и медленно кивнул.

— Кажется, я начинаю понимать. Само по себе насекомое-вредитель безопасно. Однако стоит саранче, следуя необъяснимому зову, объединиться в крылатую стаю, как она перестает быть особью и становится частью единого организма. Насекомые в этот период имеют общий разум, который подчиняется совсем другим законам.

Крис продолжил мысль:

— Мне тоже попадались исторические сводки, в которых описывались огромные стаи саранчи, уничтожающие все на своем пути. До объяснений островитян я считал, что обидное прозвище шантийцам дали как намек на их социальную роль. Уродливая благодарность, верно? Ведь они спасли колонистов от деградации, открыли им дорогу в будущее. Но дело в том, Дан, что шан-та, не желая того, подложили людям славную свинью. Тот самый случай, когда создание едва не уничтожило создателя. Видимо, ученым на островах нужно было внимательнее отнестись к записям коллег. Оказывается в коде саранчи «зашит» подводный камень, некий латентный ген, который моделирует поведение существа в определенных условиях. Он есть у всех шан-та и всех тех, в ком присутствует хоть капля их крови.

Кристиан замолчал и меланхолично покрутил в руках какую-то штуковину, выглядящую как обычный серебристый шарик.

Богдан чувствовал, как от напряжения у него сводит скулы. Он ждал окончания истории и думал о том, как же опасны игры в богов. Особенно — со звезд.

Крис, повернувшись к нему, поинтересовался:

— А когда прилетит челнок?

— Что? — Богдан вновь почувствовал себя обведенным вокруг пальца. Противник опасен. Умен, расчетлив. Хотя и у него есть слабые места. Например, злость на Эмилию. Он пожал плечами: — С чего ты взял, что он вообще прилетит?

— Есть протокол. Ты не выходишь на связь, следовательно, существует опасность для жизни. Значит, надо задействовать по пунктам разработанный для данной ситуации протокол. Так когда?

Богдан усмехнулся.

— Скоро. Сначала я должен оставить маяк. Поторопись с объяснениями. Ты меня уже запутал.

Кристиан продолжал катать шарик в руках.

— В общем, волна — это когда шан-та сходят с ума. Они собираются в толпы и сметают все на своем пути, беснуются, убивают, разрушают. Полное неистовство. Причем все, в ком есть шантийская кровь, ведут себя, в зависимости от генетической предрасположенности, более или менее агрессивно. Повышенная возбудимость у всех без исключения. Но спусковой крючок всегда шан-та. Та первая волна привела к гибели тысяч. До сих пор непонятно, что именно спровоцировало ее. Но потом волны пошли с завидной регулярностью. Наступал апокалипсис. Проще всего было бы перебить шан-та, но тогда баланс был бы неминуемо нарушен. Да и потом, большинство жителей, включая колонистов-островитян, могли считаться кровными родственниками саранчи, а значит нести в себе проклятый ген. Уничтожив их, островитяне просто отодвинули бы проблему на время, не более того. В конце концов, удалось установить, что шантийцы попадают под волну в течение суток, только когда количество существ в одном месте превышает сто особей. То есть она напрямую зависит от расстояния и их концентрации в одном месте. Возможно, дело в особенностях излучения мозга шан-та. Теорий масса, и ни одна пока не нашла достоверного научного подтверждения. Напрашивается пусть даже условная, но взаимосвязь. Вероятно, ученые острова тоже так решили. Ты знаешь правила для шантийцев, верно?

Богдан молча вздохнул. Он и не думал, что Кристиан ждет ответа. Теперь он многое понял и на многое смотрел совсем другими глазами. Бедная Келан. Крис прислонился к стене, его глаза смотрели холодно.

— Ученые продолжают искать глобальное решение проблемы. Видишь ли, Дан, мнение, что шан-та считаются паразитами этого мира, ложно. Контроль популяции, жесткие меры и заниженный статус всего лишь необходимое зло. Меньшее из двух. Саранча — важнейшая часть жизни Януса, генетический резерв. Но они же и его главная угроза… Когда челнок пиратского судна сел в Кэшабе, местные жители приняли его за упавшую звезду. Аборигены приравнивают нас к богам, и такие ассоциации для них типичны. Как и искажение смысла имен. Островитяне были в курсе, что к чему, как и глава храма Кэшеба, но в тот момент он вместе со мной находился у них. Волшебники радушно приняли челнок, о котором их предупреждали. Правда, тоже удивились тому факту, что «звезда» приземлилась в неурочное время. Короче, Эмилия решила самовольно изменить наш с ней уговор. Точно все рассчитала, хотя была заранее поставлена в известность относительно моей поездки. Пока я прохлаждался на острове, она, вопреки настойчивым предупреждениям волшебников, набила челнок под завязку. По ее приказу в соседнем городе пилот добрал еще тридцать шантийцев. Наверное, напоминало дешевый фильм ужасов. Ночь. Ниоткуда появляются люди в скафандрах. Они вламываются в дома и заталкивают охваченных страхом людей в пустоту. На самом деле, мы-то с тобой знаем, что это силовое поле вокруг челнока создает эффект невидимости. Поистине божья кара на головы несчастных шан-та.

Кристиан криво ухмыльнулся. Но Богдан не увидел в его усмешке злости, только досаду на глупую Эмилию Лингову. Женщину, при всей своей гениальности совершившую такой глобальный просчет.

— Тогда я думал, что с островов нельзя связаться со станцией или кораблем. Но между материком и островами сигнал проходил, хотя и неустойчивый. Нам сообщили, что звезда прилетала и в тот же день вернулась на небо. Через пару дней, уже в море, я попытался связаться с Милочкой. И тут оказалось, что мамзель бьется в припадке паники. Корабль с шантийцами потерпел катастрофу. Все мертвы, и с ними случилось что-то страшное. Это был предпоследний раз, когда мы общались лично. Прошло больше года до момента, как она прислала электронное сообщение, полное глубокого раскаянья…

Крис хмыкнул.

— Да, Дан. Именно так все и было. Естественно, я надеялся до последнего. Пока не осознал, что меня слили. Но мне удалось неплохо устроиться, как видишь.

— А Келан?

— А что Келан? — он задумался. — Она помогла мне, я ей. Признаюсь, поразил ее альтруизм. Такое самопожертвование. Любовь прекрасное чувство, Дан. Любящими легче всего манипулировать.

Богдан промолчал. Много чести сообщать подлецу, кто он есть. Но Кристиан еще не закончил.

— Так уж вышло. Я делал все, чтобы сохранить жизнь Келан. Знаешь, а она совсем не беззащитна. Конечно, пришлось быть в курсе событий, и смерть твоей малышки многим нужна…

Богдан не дослушал. Рывком схватил Криса за шиворот и прорычал:

— Где она?! Она жива?

— Да жива… — прохрипел тот, пытаясь вывернуться. — Жива!

Богдан брезгливо оттолкнул Кристиана и демонстративно вытер об себя руки.

— О как! — язвительно скривился Крис. — Подумаешь… Ты считаешь себя славным чистеньким пареньком, борцом за правое дело? Думаешь, я не знаю, какие пассажиры прячутся в трюме корабля? Зато ты вот наверняка не в курсе, что здесь тоже живут шантийцы. И что расстояние между ними и кораблем критично. Ты, Богдан Шептунов, уже убил многих, хотя сам об этом пока еще не догадываешься.

Богдан отпрянул от него.

— Что за чушь?

— Стоуш предсказуем. Он хотел отомстить за унижение, хотел помочь тебе. Но он не знает тайны шантийцев. Волны не возникало уже давно-давно. Законы строго блюдутся, нарушители наказываются. Все работает ровно до того мига, пока кто-то не решает, что он умнее прочих. Я помог Келан, потому что так было нужно мне. Добротой тут и не пахнет, но жизнь она, тем не менее, сохранила.

— Да без тебя она и не влипла бы ни во что такое.

— Без меня вы бы и не встретились. Так ты жалеешь? — хитро посмотрел он.

Богдан предпочел не отвечать на этот вопрос. Сухо подвел итог:

— Значит, нам угрожает волна? Как скоро?

— Достаточно скоро. Необходимо отправиться к месту посадки и ждать челнок. Мы успеем проскочить.

— А остальные?

Крис, словно кривляясь, по-шутовски развел руками, а потом спокойно сказал:

— Не время для экскурсов в прошлое. Слушай, Дан, островитяне не раз видели волны и моделировали их. Скоро пройдет красный сигнал, сотрудники укроются в специальных бункерах, выпьют лекарства, снижающие эффект волны. Шантийцы же в первой стадии впадают в бессознательное состояние. Их напичкают расслабляющими мышцы таблетками или сделают инъекции и поместят в спецблоки. А вот те, на корабле, скорее всего, погибнут. Когда волна спадет, ситуацию реконструируют, проанализируют. Я все подстроил, Богдан. Чтобы мы спокойно улетели. Мои единомышленники уже в курсе. Они готовы к переговорам с землянами и смене статуса Януса.

— Вот так все просто, да? Как же насчет разменной монеты?

— Это ты про шан-та? Судьба выше нас. И еще, Дан, нам необходимо забрать одну очень ценную вещь…

— Прежде, — отсек Шептунов, — я хочу увидеть Келан.

— Ты не понимаешь. Времени, с того мига как включится красный сигнал, останется очень мало. Часть помещений будет заблокирована. А то, что нам необходимо забрать, крайне важно.

— Плевать я на это хотел. Или мы отправимся к Келан, или иди к черту со своими предложениями!

— Ого. Ты хоть понимаешь, чего требуешь? Готов положить на все из страсти к гермафродиту? Хорошо. Но, боюсь, ты разочаруешься.

— Заткнись и веди, — огрызнулся Богдан.

Он поступал неверно, непрофессионально. Думал только о ней. Но, возможно, это было самое правильное из того, что он когда-либо делал.

Глава 14

Богдан

Им пришлось проделать немалый путь обратно, снова подняться на лифте, пройти от здания по дороге, мимо посадочной площадки и через парк. На посадочной Богдан оставил маячок.

Впереди поднималась стеклянная стена.

— Это больничный комплекс, — пояснил Кристиан, не реагируя на косой взгляд Богдана.

Тот проглотил вертевшийся на языке вопрос. Она сама расскажет.

Они вошли в холл. Кристиан все поглядывал на свой амулет. Видимо, функций у побрякушки было больше, чем Богдан догадывался. Он шел уверенно, но поскольку доверять никому не собирался, то держался настороже. В чистом, светлом коридоре оказалось немало закрытых дверей. Около одной из них Крис остановился и приложил подушечку большого пальца к панели.

— Можно пальцем или при помощи карточки. База старая, часто сбоит, — зачем-то пояснил он.

Глазок на панели перед ними цвета не изменил. Кристиан чертыхнулся и полез в карман. Вторая попытка с кусочком пластика прошла успешнее. Они услышали тихий щелчок. Затем между дверью и стеной появилась увеличивающаяся щель, в которую быстро протиснулся Крис. Богдан, чуть помешкав, словно собирался духом, пролез следом.

Он не разглядывал комнату. Взгляд сразу остановился на ней, и дыхание перехватило.

— Что с ней?

— Третья фаза. Келан мужчина. Или ты про сон? Я предупреждал, он в коме и не проснется. Что говорит о том, что необходимо поторопиться. Дан!

— Да заткнись ты!

Богдан пытался справиться с растерянностью. Он потер ладонью лоб и до скрипа стиснул зубы. Потом с усилием отвел глаза от постели и посмотрел на Кристиана холодным пустым взглядом.

— Слушай, я знаю, что не смогу взять ее с нами. Но ты, именно ты, должен пообещать мне гарантию ее неприкосновенности. Если с Келан хоть что-то случится, я сделаю все, чтобы ты сидел до конца жизни в худшей из тюрем. Поверь. А сейчас выйди. Я попрощаюсь, и пойдем за тем ценным, о чем ты там плел. Но две минуты не входи сюда, хорошо? Иначе я выбью тебе зубы.

Крис впервые потерял апломб и перестал паясничать. Он поднял руки вверх, как будто сдавался, и молча вышел в коридор.

Богдан сглотнул и опустил голову, пряча слезинку в уголке глаза. Черт! От кого?

Он сел на край постели и заставил себя увидеть Келан. Не цепляться за знакомый образ, а разглядеть ее такую, сегодняшнюю. Нет, не ее. Его.

Казалось, юноша спал. Черты его лица были такими знакомыми и вместе с тем другими. Нежность кожи щек, локон рыжих волос на подушке. Почему так мучительно давались ему мгновения? Почему хотелось закричать, ударить кулаком в стену?

В голове было пусто, перед глазами — туман.

Богдан не мог вместить в свое сознание эту метаморфозу. Он любил девушку, но видел перед собой паренька. Плоская грудь мерно вздымалась, кисти рук безвольно покоились на покрывале. Он закрыл глаза. Она сильнее его. Гораздо сильнее. А он… просто человек.

Богдан поднялся и подошел к двери. «Бог со звезды» — звучало в ушах. Он сжал кулаки, вминая ногти в мякоть ладони. Как больно дается ему понимание.

— Моя фарфоровая статуэтка, — прошептал Богдан.

Снял с пальца кольцо с сапфиром. Затем вернулся к кровати и надел его на руку Келан. Мягко провел по его щеке тыльной стороной ладони. Он не смог поцеловать, но на душе стало легче.

— Прости, Дан, — заглянул в комнату Кристиан, — время на исходе. Только что включился красный сигнал.

— Пошли, — рявкнул Богдан в ответ. Было невыносимо больно и стыдно.

Они снова куда-то шли, сворачивали, затем опять шли. Порой Крис переходил на бег, и Богдан послушно бежал следом…

Наконец, ступор прошел, и усилием воли он заставил себя включить голову. Посчитал, сколько прошло часов с момента входа в зону островов, прикинул время до прибытия челнока. Получалось — от получаса до часа.

— То, за чем мы идем, далеко?

Кристиан немного запыхался, ответил хрипло:

— Пришли.

Богдан увидел полупрозрачные стены, за которыми находились какие-то боксы. Крис приложил палец к панели, что-то пискнуло, и створки дверей разошлись. Он мгновенно исчез в узкой щели прохода, прежде чем они снова закрылись.

Богдан за ним не успел. Остался стоять снаружи, мрачный и озлобленный.

Какая-то дурацкая канитель. И опять контактер крутит им, как хочет, выбивает почву из-под ног неожиданными признаниями, водит по кругу, заставляет плясать под свою дудку. Что еще за загадки, тайны? Как же осточертел ему проклятый Янус!

Он пытался мыслить логично и конструктивно, но в памяти вспыхивали гладкая грудь и живот Келан…

Живот! Стоуш ведь намекал, что Келан беременна. Больничный блок!

Ярость нескончаемым, безумным потоком затопила сознание. Богдан смотрел прямо перед собой остановившимся взглядом. Таким его и застал Кристиан, который, пыхтя, бережно тащил здоровый контейнер.

— Я сейчас тебя убью, — спокойно произнес Богдан, делая шаг навстречу.

Но тот вдруг гневно заорал:

— Да пошел ты к черту, истерик долбаный! У меня твои припадки в печени уже сидят! Повредишь контейнер, сам тебя убью!

Богдан вцепился в короб с другой стороны и с остервенением начал дергать его на себя. Прошипел:

— Ну, давай. Я разнесу в клочья твою коробку и тебя задушу! Ваш Янус, ваши тайны, все! Что такого ценного в этом куске пластика?

— Твой ребенок, идиот! — выкрикнул Кристиан и вдруг замолчал, испуганно прижимая контейнер к груди.

— Что?

То-то… Бух-бух… Богдан слышал, как гулко стучит в ушах сердце. Словно молотом бухает. Бух-бух.

— Твоя Келан потеряла ребенка. У нее был выкидыш, точнее преждевременные роды. Но мы находились около островов. Я вызвал бригаду медиков. Здесь есть боксы, и технологии весьма продвинутые. Люди пытались выжить на Янусе, но первые годы была очень низкая рождаемость и высокая смертность. Они добились хороших результатов в медицине. Короче, малыш жив. Он развивается в специальном инкубаторе, здесь. Это золотой ребенок, Дан. Он первый ребенок шантийца, у которого отсутствует дефектный ген. Мы должны вывезти его на станцию и сохранить ему жизнь любой ценой.

— Это… наш с Келан?

— Да.

— А она знает об этом… инкубаторе?

Крис отрицательно качнул головой.

— Она считает, что потеряла ребенка.

— Значит, мы отняли у нее все? — очень тихо спросил Богдан.

— Ты дашь ей все, если мы выберемся отсюда. Как только неконтактный статус планеты снимут, сможешь воссоединиться со своей жабицей. Надо валить! Еще немного, и пойдет волна. Если нас перехватят взбесившиеся аборигены — на клочки разорвут!

— Дай мне инкубатор, — скомандовал Богдан.

В глазах Криса мелькнул вопрос, но мгновенно испарился, стоило ему вглядеться в лицо Богдана. Безропотно Крис передал контейнер.

Богдан покрепче перехватил его.

— Ты можешь быть кем угодно в этой истории, но малыш будет со мной. Я понятно выражаюсь?

Кристиан кивнул и рысью устремился к выходу…

Иногда, боги бывают милостивы к своим детям. Челнок оказался на месте. Им даже не пришлось ждать. Правда, уже на взлете Кристиан распсиховался, так как обнаружил, что потерял свой серебряный шарик.

— Ну и чего такого важного там было? — безразлично поинтересовался Богдан, ни на секунду не выпуская контейнер из виду.

Инкубатор установили в капсулу и переключили с автономного на питание из резервных источников челнока.

— Книга запретов.

— Те самые документы, которыми ты так бахвалился?

— Да, — обиженно буркнул временно заключенный Кристиан Вайдер и добавил с едва скрываемой гордостью: — Но, по сравнению с нашим сокровищем, это пустяки.

— Моим сокровищем, — одернул его Богдан. — Моим и Келан. Кстати, а когда я смогу увидеть его?

— Во плоти, как родится, а трехмерную проекцию на станции. Мы должны сразу же поместить инкубатор в медицинский бокс и проверить основные жизненные показатели. Он сильный малыш. Взял лучшие биологические характеристики родителей. Дан, ребенок будет шантийцем.

— Плевать, — устало ответил Богдан. — Плевать.

Бог со звезды по-прежнему, не отрываясь, смотрел на контейнер. Внутри, под пластиком и переплетением трубок жизнеобеспечения, находился живой человек. Это знание наполняло его измученную душу теплом. Робким и всесильным теплом любви.

Судьба может не быть справедливой, но она всегда готова предоставить вам еще один шанс. Келан сильная, она поймет.

Догадается.

И будет ждать.

Глава 15

Келан

Я открыл глаза. Почему я лежу на полу? Почему стены исцарапаны, а на моих ногтях запеклась кровь? Почему так больно двигаться?

Хотелось пить, да и чувствовал себя прескверно. Когда я с усилием сел и осмотрелся, то пришел в ужас. Комната выглядела так, словно в ней бесновалась толпа безумцев, но дверь была закрыта. Чья-то злая шутка? Мерзкий опыт Кристиана? Или… от догадки по спине струйкой пополз липкий пот, противно задрожали пальцы. Кто и зачем сделал это со мной?

Тут я заметил кольцо на пальце. Ободок из блестящего металла, с массивным набалдашником из синего, прозрачного камня. Такой перстень был на руке бога со звезды. Но как?

В голове шумело. Может, память покинула меня вследствие сильного потрясения?

Бог приходил, увидел мужчину вместо женщины и не смог справится с отвращением? А я потом бился в истерике, пока замертво не рухнул на пол? Но тогда зачем он оставил кольцо? Растерянность сменялась горькой обидой и трезвым пониманием. Если бог вернулся на свою звезду? Ведь он искал Криса и… скорее всего, нашел. Больше не было причин оставаться. Когда он увидел меня таким, его уверенность лишь окрепла. Я ведь даже не успел сказать… и хорошо, что не успел…

Мыслей было много, но усилием воли я оборвал цепочку рассуждений.

Кольцо — подарок на прощанье.

Всё.

Пустота.

Я встал на четвереньки, намереваясь подняться, и внезапно увидел закатившийся под кровать шарик. Потянулся, застонав от боли, пронзившей тело — какой-то адской смеси ее оттенков, боли в перетружденных мышцах, синяков и царапин. Гладкий и прохладный металл словно бы лип к руке.

Я снова сел на пол, прислонился спиной к краю кровати и катал шарик в ладонях, пытаясь отвлечься. Кто-нибудь придет и объяснит. Обязательно.

В мире нет готовых решений. Нет ответов на все вопросы. Надежда это или ее отсутствие? Если иномирцы вернулись домой, как поступят со мной островитяне?

Вдруг что-то изменилось…

Я услышал внутри, в голове, голос.

Он настойчиво звал, повторяя:

«Келан, это я, бог со звезды. Все будет хорошо, если ты отзовешься. Не бойся. Я говорю с тобой через кольцо. Ты поймешь это рано или поздно. Догадаешься. Келан, если ты слышишь, ответь мне».

Голос пропал, потом вернулся вновь. Схожу ли я с ума? Должен ли поверить в реальность миража? Пересохшие губы потрескались, но я тихо пошевелил ими, шепча: «Бог со звезды?»

И в голове взорвалось радостное эхо:

«Это я, любимая, я! Ты в безопасности. Я буду говорить через кольцо. Слышишь меня?»

Я прошептал: «Да». Не веря ни единому его слову.

«Келан, я знаю о ребенке», — отчего-то радостно продолжил голос в голове. Я сжал ее руками и попытался не зарыдать. Неужели эпилогом моей короткой жизни станет сумасшествие?

«Он умер», — почти беззвучно произнес я и закусил губу, чтобы не заплакать.

«Нет. Волшебники его спасли. Кристиан тебе солгал. Ребенок родится, но сейчас он в волшебной люльке, созданной ими. Слышишь меня? Тебе нужно ждать на островах. Я вернусь за тобой».

Я смотрел перед собой широко открытыми глазами, и смысл его слов медленно доходил до сознания. Словно клочковатый туман, окутывающий меня склизким, мокрым одеялом, начал сползать вниз.

— Я сейчас мужчина, бог со звезды! — громко выкрикнул я в пустоту.

«Ты — Келан, — уверенно и тихо отозвался голос в голове. — И я вернусь. Слышишь?»