Есть что-то такое в чистом горном воздухе, чего не найти больше нигде на земле, подумал Гейбриел и повернулся к девушке.

– Когда ты начала петь, Джесс?

– Я всегда пела, оставаясь одна. Я не знала, как бы ты к этому отнесся, и боялась, что будешь смеяться надо мной.

– Разве я когда-нибудь смеялся над тобой?

Джесси искоса посмотрела на него. Гейб стоял, залитый солнечным светом; рубашка на нем была того же оттенка, что и его голубые глаза; выгоревшие волосы блестели, словно драгоценный минерал. В Гейбриеле ощущалась необычайная скрытая сила, которую Джесси ясно чувствовала даже в своих самых сокровенных снах, посвященных этому человеку…

Некоторые женщины, по наблюдениям Джесси, предпочитают мрачных таинственных мужчин, кипящих страстями, которые способна смирить лишь многоопытная любовница. Но Гейб был сексуально притягателен по-другому: он влек к себе простотой, иллюзией покоя, обещанием радостей, скрытых от постороннего глаза. В этом он не изменился.

– Да, ты никогда не смеялся надо мной, и я очень это ценила…

– Зато делал вид, будто ты для меня ничего не значишь, и это гораздо хуже. Я позволял кучке хлыщей третировать тебя, вместо того чтобы поставить их на место.

– Я все понимала и не винила тебя, Гейб. Ты хотел стать личностью и добился своего. Я всегда знала тебя как сильного человека.

– Да, – задумчиво сказал Гейб, анализируя прошлое, – ты поддерживала мою мечту, как никто другой. Ты права, я хотел встать на ноги, чем-нибудь заняться, увидеть мир за нашими горами и выбрал футбол как ключ к будущему.

– Знаю. Я слушала твои рассуждения и представляла себе тот иной мир. Мне даже хотелось, чтобы ты отправился на поиски своей мечты, хотя знала, что для меня это означало бы одиночество.

– Кроме тебя, Джесси, я никому не был нужен. Я никогда не говорил тебе, как много ты значила для меня.

– Ты стал светилом студенческого спорта, тебя пригласили играть в профессиональную команду…

– …И тут-то я получил травму, а тебя не оказалось рядом, чтобы поддержать меня в тяжелую минуту.

– Тогда ты и решил вернуться домой?

– Да. Врач моей команды сказал, что я больше никогда не смогу играть. Отец и дядя Бак предложили мне самостоятельно хозяйничать на нашем участке земли, если я поделюсь с ними страховой суммой, полученной за травму.

– А почему ты не согласился?

– Как ни странно, виновата в этом была отчасти ты. Они предложили мне кусок земли на участке, куда можно было попасть лишь по твоей земле. Раньше они пытались его продать, но ты отказалась предоставить им право доступа.

– Гейб, я не знала, что речь шла о земле, которая предназначалась тебе.

– Они использовали меня, Джесс. Поняв, что я сотворил, я так разозлился, что даже не заикнулся им о встрече с тобой, никогда не вернулся к ним. Почти всю выплаченную мне страховку я израсходовал, пока учился в колледже и потом искал работу.

– Тогда, выходит, ты ни в чем не виноват передо мною, Гейб. Пожалуй, ты прав: пора все простить и забыть прошлое…

Гейб невольно подумал, что между ними осталось прежнее распределение ролей. Он исповедовался перед ней, а она выслушивала его тревоги и сомнения и даровала ему отпущение грехов. Гейб за полчаса излил ей свою душу так, как никогда прежде с кем-либо другим. Джесси – победительница его демонов.

Палящее полуденное солнце освещало знакомый ему с детства пейзаж, ласковый ветерок шевелил волосы, и Гейбу не верилось, что прошло столько лет. Он вновь чувствовал себя юношей… С трудом Гейб вернулся к действительности. Чтобы нарушить затянувшееся молчание, он спросил:

– Ты сама пишешь тексты песен для вашего оркестра?

– Некоторые из них. Временами, когда ребята дурачатся, мы пытаемся придумать что-нибудь новенькое.

– У тебя здорово получается.

– Да нет. Я просто пытаюсь петь так, чтобы слушателям передались мои чувства…

Коварная штука жизнь, думала Джесси. Ее никогда не оставляла уверенность, что однажды Гейб вернется. Осуществит свою мечту и вернется. Когда это случилось в первый раз, Джесси была захвачена врасплох. Но уж на этот раз она не должна упустить свой шанс, ибо он скорее всего окажется последним. Гейб здесь с какой-то определенной целью. Вся эта чепуха насчет ограбления золотого обоза – бред сент-клеровского воображения.

Повороты на горной дороге Гейб проходил с такой скоростью, что машина почти ложилась на бок. Из-под колес в густые заросли разлетался гравий, а он, как некогда в юности, издавал воинственный клич, от которого у Джесси мороз шел по коже…

Наконец Джесси не выдержала и поинтересовалась, куда они, собственно, едут.

– Я думал заскочить к кузену Уолтеру, чтобы подготовить Блейза к долгой прогулке. Заодно, может, добудем лошадь и тебе. Ты ведь говорила, что ездишь верхом в воскресенье после обеда, верно?

– Это же наша бывшая ферма, – с болью проговорила Джесси. Гейб почувствовал, как напрягся ее голос, и тут же сбавил скорость.

– Мы не поедем туда, если тебе не хочется. Давай отправимся на озеро.

– Нет. Едем на ферму. Все в порядке, просто я давно там не была.

– Должно быть, ты страдала, когда твоему отцу пришлось продать твой родной дом.

– Ужасно. К счастью, дед не дожил до этого. Совершенно неожиданно мы вынуждены были перебраться в городскую квартиру. Думаю, отец так и не привык к новой жизни. Но мне она помогла понять, почему ты чувствовал себя словно в клетке и хотел бежать.

– Может быть, нам все-таки лучше не ездить туда? Мы можем устроить пикник где угодно и вполне обойдемся без прогулки верхом.

– Нет. Я должна взглянуть на родной дом. А с тобой мне будет легче.

Вскоре они, свернув на узкую, разбитую дорогу, начали спускаться вниз, затем переехали речку по мосту, который заметно обветшал, как отметила Джесси. Отсюда было уже рукой подать до дома. Вот он примостился у ряда лиственниц, прикрывших своими ветвями амбар, на краю маленького поля, где Уолтер посадил табак и яблони.

Джесси ощутила, как что-то сдавило грудь. Ей казалось, что дом гораздо больше, чем он был на самом деле. Краска на стенах выцвела и облупилась, крыша покрылась бурыми пятнами ржавчины, а крыльцо покосилось…

Гейб подъехал к входу и затормозил. Они вышли из машины, и он направился к амбару. Там царил полумрак, гудели пчелы, мелькая в тонких лучиках солнца. Пахло конюшней. Согнувшись над разобранным тракторным двигателем, у окна работал Уолтер, с которым Гейб регулярно переписывался, но не виделся уже несколько лет.

Кузен распрямился.

– Гейб! Не верю своим глазам! Разве ты не получил последний взнос в счет погашения долга?

– Получил. Но я приехал не за деньгами.

– Если насчет Блейза, то не беспокойся. Можешь его держать здесь, пока он не околеет, хотя для такого почтенного возраста он в хорошей форме. Я каждый день выезжаю, как и обещал тебе.

– А вообще-то как идут дела?

– Ты же не захочешь стать фермером, верно ведь?

– Нет, спасибо. Я ухитрился унести отсюда ноги. Теперь меня и калачом не заманишь.

– Ты молодец, Гейб, что уехал. Все наши наконец поняли это. Дядя Бак – единственный, кто еще остается на взгорье, но я думаю, что и он подумывает о том, чтобы перебраться в город.

– У тебя нет тут случайно еще одной лошади?

– Нет, а почему ты спрашиваешь?

– Со мной Джесси. Собирались покататься.

– Ну, я думаю, Блейз возьмет вас обоих, если леди пожелает.

– Пойду, повидаю старого друга, потом узнаю, как настроена Джесси.

– Конечно. А я пока займусь этой кучей железного лома.

Гейб оставил кузена, вновь склонившегося над мотором. Верно сказала Джесси, здесь все веет грустью и запустением. Правда, крупный вороной конь, похоже, не унывал и радостным ржанием встретил Гейба. За десять лет родной город мог забыть своего блудного сына, но животное, росшее вместе с мальчиком, похоже, узнало его.

Джесси тем временем медленно осматривала окружающее, и ей казалось, что она впервые видит эти деревья и строения. Да, ферма пришла в упадок, запущена, но здесь был ее дом, и сердце защемило при мысли о том, что все это уже никому не нужно.

– Где Блейз? – спросила Джесси у подошедшего Гейба.

– В загоне, обижается, что его не берут на пикник, – улыбнулся Гейб. – Сегодня слишком жарко. Он не увез бы нас двоих да еще корзину с едой. Боюсь, придется отложить верховую прогулку.

– Вот и хорошо. Мне все равно пора возвращаться в город.

Через несколько минут они уже мчались обратно по той же дороге. Джесси была погружена в свои мысли, и Гейб не беспокоил ее.

– А не пообедать ли нам на берегу? – предложил он.

Джип переехал речку по мосту, с натужным гудением поднялся по склону, свернул с дороги и продрался сквозь заросли лавра к лужайке у воды, совершенно закрытой от посторонних взглядов.

– Похоже, ты нередко бывал здесь, – заметила Джесси и мысленно добавила: "Но без меня".

– Да, частенько проводил здесь время.

Гейб откинулся головой на спинку сиденья и закрыл глаза. Внезапно он увидел себя снова старшеклассником, рядом с ним сидит Лора. Он до боли жаждет обладать ею.

– С Лорой проводил время? – мягко прозвучал вопрос Джесси.

– Да, мы приезжали сюда и…

– …Занимались любовью?

– Не знаю, можно ли так назвать наши с ней дела. Лора мне говорила «да», а через минуту – «нет». Просто доводила до безумия.

– Ты хочешь сказать, что никогда не…

– Нет, никогда. Для парня атлетического типа я был удивительно наивным. Знаешь, что самое смешное? Я вспоминаю те дни и думаю, она позволила бы мне, но у меня не хватало опыта, чтобы взять ее – все ходил вокруг да около. Если бы не ты, не возможность поговорить с тобой, я, вероятно, стал бы употреблять наркотики или чего-нибудь натворил.

– Рада, что могла быть полезной, – сказала Джесси. – Жаль только, у меня не было никого, кто понял бы, через какие испытания прохожу я.

Гейб открыл глаза и повернулся к ней: он никогда не допускал мысли, что у Джесси могли быть проблемы.

– Джесси, мне очень жаль. Ты хотя бы подсказала мне.

– Что я могла тебе подсказать, Гейб? Что мое тело тоже развивалось? Что меня влекло к тебе, что мне хотелось касаться тебя и я жаждала твоих прикосновений?

– Я вызывал у тебя такие чувства?!

– Неужели это так трудно понять, Гейб? Ты слыл в школе первым красавцем и большим призом для той, кто победит. Ты был моим. Моим – еще до того, как стал принадлежать Лоре. Ее я ненавидела за то, что она старше, что она глупа, что захватила место, по праву принадлежавшее мне… Ты не ведал, какую преданную душу имел во мне.

На Джесси неожиданно нахлынуло волной отчаяние. Она распахнула дверцу джипа и бросилась по кустам к речке. Зачем было признаваться Гейбу, что ее влекло к нему как к мужчине? Зачем было выворачивать перед ним душу наизнанку, рассказывать о самом сокровенном? Однажды она уже обожглась, исповедуя его, но это ее ничему не научило…

– Прости меня, Джесси. – Гейб догнал и схватил ее за плечи, повернув к себе лицом. – Ты всегда ждала меня – единственная, с кем я мог поговорить, единственный настоящий друг, который у меня был. Прости меня за мой эгоизм.

– Незачем извиняться, Гейб. Для того и существуют друзья. Ты не виноват, что мне хотелось большего. Я никогда не смогла бы соперничать с городскими девушками, вечно бы оставалась гадким утенком.

Пальцы Гейба, лежавшие на плече Джесси, напряглись. Дыхание его участилось, голубые глаза обрели новую глубину.

– О, Джесси, разве ты не знаешь, как ты прекрасна?

Она не знала. Она не имела ни малейшего представления о том, как бесконечно желанна, когда стоит вот так на берегу в летний полдень, с бликами солнца в волосах, черных, словно бездонное озеро. Ее полные губы приоткрыты от бега, а карие глаза горят желанием.

– Ты никогда не была гадким утенком. Ты – Джесси, и я всегда знал, что ты моя.

– Но ты никогда не хотел меня, Гейб, – шепотом сказала она.

– Я был идиотом. Возможно, и остаюсь им.

– Нет, Гейб. Ты всегда знаешь, чего ты хочешь: Возьми эту нашу поездку. Ты привез меня сюда не для того, чтобы переговорить о золоте. Это можно было сделать и в городе. Зачем ты пришел в церковь?

– Я хотел быть с тобой и даже не знал, куда тебя повезу.

– Гейб, мы приняли слишком большую дозу воспоминаний, в нас бездна эмоций, не нашедших выхода. Весь этот груз мы тащим теперь с собой…

Что правда, то правда. Гейб попробовал исправить положение, поменяв тему разговора.

– Вполне возможно, – сказал он, – но точно знаю одно: я голоден. Мы меняем расписание. Сначала – еда, потом – разговоры. Ты подыскиваешь удобное место, а я тем временем доставляю продовольствие.

Спустя минуту он расстелил старое армейское одеяло на берегу речки, открыл портативный холодильник и, глядя на Джесси, ухмыльнулся.

– Почему вы смеетесь, Гейбриел Сент-Клер? Не потому ли, что забыли захватить еду?

– О нет. Есть хлеб для тела, вино для настроения и кое-что для души. Давай поедим, а потом я расскажу тебе во всех подробностях о брачном сезоне курочек плутоватых из Новой Гвинеи.

Они ели и разговаривали, обсуждая безопасные темы – музыку, положение дел в баре у Джесси, предстоящую поездку с золотом. Когда трапеза была закончена, Гейб собрал остатки пищи в холодильник и отнес его в машину. Когда он вернулся, Джесси лежала на одеяле, закинув руки за голову.

Гейб не мог понять, почему Джесси считала себя гадким утенком. Взглянув на нее, он почувствовал, что пульс у него участился, а в голову пришли весьма соблазнительные мысли. Он улегся рядом с ней, хотя намеревался держаться подальше.

– И когда ты мне поведаешь о курочках из Новой Гвинеи? – Джесси повернулась на бок и подперла голову рукой. Теперь она была слишком близко, и Гейб чуть не застонал.

– Может, лучше оставим их на другой раз?

– Другой раз? – переспросила Джесси, словно сомневаясь, что они еще когда-нибудь встретятся.

Он поцеловал ее. Джесси не ожидала этого, да и Гейб поступил так под влиянием эмоционального напряжения. Они в течение нескольких часов пытались обходить подводные камни, чтобы не вызывать тени прошлого, но оказалось достаточно какого-то мгновения – и все полетело к чертям. Ничего больше не существовало, кроме гулких ударов сердца и оглушающего шума крови в ушах. Джесси откинулась на одеяло, и он лег на нее, ни на долю секунды не отрываясь от ее губ.

Джесси воспринимала каждое его касание словно мощный подземный толчок. Волосы Гейба струились шелковой пряжей между ее пальцами, в то время как он покрывал ее кожу жгучими поцелуями, бормоча слова, которые она не могла разобрать, но каким-то образом понимала, что он хочет ей сказать. Наконец-то. Сжатые в кулаки пальцы Джесси сначала были препятствием между ними, но потом разжались, и она стала нежно гладить тело Гейба, задерживаясь на его мощных бицепсах.

– А что это, Гейб? – Джесси осторожно потрогала свежий шрам на его груди.

– Ничего, пустяк, – небрежно ответил он, сморщившись, однако, когда она нечаянно надавила на рубец.

– На мой взгляд, это след пулевого ранения, – заявила Джесси, лизнув языком грудь Гейба. – Чем ты занимаешься, работая на губернатора?

– Так, разные разности, что поручат.

Она с сомнением подняла бровь и поцеловала шрам.

– Знаешь, Гейбриел Сент-Клер, в моей банде всегда найдется местечко для хорошего парня.

– А ты считаешь, что я хороший? – спросил Гейб, бездумно наблюдая, как меняется выражение лица Джесси.

– Я главарь, Джесси Джеймс, – рассмеялась она. – Всегда вижу нашего поля ягоду. Ну как, согласен?

Кто-то смеялся. Это был не он, потому что давно уже нет того паренька с гор, что назывался Гейбом.

Кто-то простонал. Это не могла быть Джесси, потому что та девушка умела скрывать свои чувства.

Соскользнув с одеяла, они перекатились на траву. Сухие сосновые иглы кололи ягодицы Джесси, ее голова откинулась назад, а колени раздвинулись, уступая тяжести его тела.

Он опустил глаза, чтобы запомнить навсегда румянец, разгоревшийся на ее щеках, губы, вспухшие от его поцелуев, этот взгляд, чуждый всякого коварства и скрытности. Но где-то в глубине души Гейб понимал, что совершает безумный шаг, спуская с узды демонов. Каким-то чудом он все же ухитрился остановиться, отвернуть в сторону.

Они долго лежали молча, ошеломленные, не верящие сами себе. Ни слова не сорвалось с их губ. Да что тут скажешь? Наконец Джесси кашлянула, прочищая осипшее горло.

– Я… Я не верю, что ты сможешь уехать и навсегда позабыть меня…

– Да, Джесс, я хотел бы, но это не в моих силах.

– Почему ты остановился? Я бы позволила тебе все… И ты прекрасно это знаешь.

Гейб взял ее за руку.

– Да, знаю. И видит Бог, я хочу тебя. Но мы уже пустились однажды по этой дороге, и все кончилось плохо. В этот раз мы сумели справиться со своими чувствами.

– В этом, по-твоему, суть пережитого нами в жизни?

– Не знаю, что бы получилось, сложись наши судьбы по-иному: если бы у меня не было травмы, если бы ты не отдалась мне, когда я приехал к тебе в колледж, если бы я не уехал с нагорья?

– Что ж. Нечего теперь лить слезы сожаления, Гейбриел Сент-Клер. Не надо возлагать на меня ответственность за собственные провалы и промахи. Что твое, то твое, а мое принадлежит мне. – Она махнула рукой и поднялась. – Уже поздно, Гейб. Мне пора в бар. Надо подумать об очень многих вещах.

В городе, когда машина остановилась у отеля, Джесси, открывая дверцу, почувствовала на своей руке ладонь Гейба.

– Куда ведут нас события, Джесси?

– Туда же, где мы были до твоего приезда. Никуда. – Джесси тяжело вздохнула. – Мы отвезем золото. Потом ты вернешься в свою жизнь, а я останусь в своей.

– Не уверен, что мне этого хочется.

– Зачем преувеличивать значение того, что произошло? Если ты не можешь обеспечить сохранность золотого обоза, пусть пришлют кого-нибудь еще. Тогда ни тебе, ни мне незачем будет беспокоиться по поводу того, что может произойти.

– Меня больше волнует, – мягко сказал Гейб, – то, чего может не произойти.

– Я говорю об обозе, – уточнила Джесси, выбираясь из джипа. У обоих сердца обливались кровью. Некогда они были лучшими друзьями. Потом познали друг друга как любовники. Теперь они ни то ни другое. Кто знает, что ждёт их впереди?

– Спасибо, Гейб, – ее голос звучал проникновенно, – за то, что был со мной, когда я посетила нашу бывшую ферму. На будущее я уже ничего не загадываю. Полагаюсь на судьбу.

Отъезжая, Гейб думал о том, не придется ли ему сожалеть, что он вернулся в родные края.