Никогда в жизни Порция не ощущала такого внутреннего беспокойства. Она покинула репетиционный зал в полнейшей панике, выбежав из Чатаквы, мимо озера, прочь из Свитуотера. Теперь позднее дневное солнце било в глаза, жара иссушала кожу, заставляя глубоко дышать.

Дорога, по которой она бежала, вела к железнодорожной линии между Свитуотером и конечным пунктом основной линии в Остелле. На ее пути был бутылочный пункт, где минеральная вода хранилась и отправлялась внутрь страны. Она проходила мимо маленьких курортных отелей, меблированных домов и нескольких закусочных, предлагающих свежую еду для тех, кто останавливался в палатках и маленьких коттеджах на земле Чатаквы. Местные и курортники равнодушно смотрели на молодую женщину, стремительно идущую по дороге.

Пот бисером выступил на лбу Порции. Ей хотелось пронзительно кричать. Ей хотелось вернуть время, предшествующее их приезду на это место, вернуться в свою прежнюю жизнь – до Даниэля Логана. Зачем все это было?

– Мисс Макинтош! Мисс Макинтош! Возле нее остановился экипаж.

– Добрый день, мисс Макинтош!

Порция не обратила внимания на женский голос. Она не хотела ни с кем разговаривать, никого видеть.

– Вы не хотите скрыться здесь от солнца?

Порция остановилась, тяжело дыша. Это было бесполезно. От назойливости избавиться невозможно. Порция повернула лицо к женщине, управляющей экипажем:

– Леди Эвелина?

– Называй меня Эви, деточка, и садись, пока у тебя не случилось солнечного удара.

Порция повиновалась.

Леди Эвелина умело правила экипажем. Она не спросила, почему Порция мчалась по дороге, будто за ней гнались черти. Она просто свернула с главной дороги, дав лошади самой найти путь. Через некоторое время экипаж остановился. Эвелина подождала.

– Хочешь поговорить об этом?

Порция виновато посмотрела на нее. Они стояли под большим дубом возле журчащего ручья. Посмотрев в направлении течения, Порция предположила, что, может быть, эта та самая стремительная речка, где они с Даниэлем…

– Не знаю… – сказала она тихо… – Почему я так убегала. Можно было подумать, что я выжила из ума. Я обычно гораздо более благоразумна.

Эвелина Делекорт вздохнула. Она полагала, что догадывается о причине ее волнений. Гораций был уверен, что они созданы друг для друга, что все, что ему нужно сделать, это должным образом поставить сцену, и положение Порции должно упрочиться на всю оставшуюся жизнь. Глядя со своего места, Эви не была уверена, что Порция хочет дожить до завтра. Что ж, она вмешается и сумеет все исправить.

– Только одно выворачивает женские мысли наизнанку и ввергает их в сомнения – это мужчина.

Порция не ответила. Но дрожь ее губ сказала Эви, что она угадала.

– Ты любишь его, девочка?

– Нет! Конечно, нет. Фаина говорит, что любовь чудесна, что она делает счастливой, что всегда хочешь быть вместе. Я не чувствую всего этого. Я ненавижу. Нет… я не ненавижу, а просто не хочу чувствовать то, что чувствую, когда с ним.

– Вы с Фаиной очень разные, правда?

– Да, я полагаю. Она нежная и хорошая. Мир кажется мягким, когда она рядом. Она – солнечный свет и цветы.

– А ты, Порция?

Стрекоза летала над водой и ее крылышки застывали в воздухе. Только звук ручья нарушил тишину. Порция чувствовала, что ее напряжение спадает, и откликнулась на вопрос леди Эвелины.

– Я не уверена, что понимаю, что со мной сейчас. Я всегда думала, что я сильная, организованная, способная делать дело. Пока не встретила Даниэля Логана. Теперь я ничего больше не знаю. Моя жизнь вдруг изменилась. Я увидела и почувствовала вещи, которых никогда не знала, – такие удивительные, мощные вещи, что я теряю самообладание. Такое впечатление, как будто часть меня расплавилась, и я не знаю, как восстановить ее.

Голос Порции снизился до болезненно натянутого шепота.

– Взгляни на воду, Порция, – сказала Эвелина, положив ладонь на руку Порции. – Поверхность спокойная, гладкая, пока вода не знает препятствий. Теперь посмотри, что происходит, когда ей попадает камень. Она вспенивается и вскипает на своем пути вокруг камня. Пройдя его, она снова спокойная, но ты знаешь, что течение там, под поверхностью, готово снова взорваться.

– Я не понимаю.

Порция отвернулась от реки и подняла на Эвелину голубые глаза, полные смущения.

– Я думаю, что ты как эта речушка. Ты неожиданно натолкнулась на препятствие, Порция. Ты, а не твой отец или твоя сестра. Даниэль – твое препятствие, и ты взбурлила на своем пути, обходя его. Влюбленность немного похожа на ручей. Она может быть гладкой и счастливой, как у Фаины и Эдварда, или может быть изменчивой и волнующей, как у тебя и Даниэля. Все это зависит от того, как мы себя ведем, моя дорогая. Приходит время, если нам повезет, мы находим наше препятствие. Хочешь ли ты погреться на солнышке или бежать с быстротой молнии?

Бежать с быстротой молнии? Порция затаила дыхание, когда осознала справедливость объяснений леди Эвелины. Каждый раз, когда Даниэль дотрагивается до нее, у нее бывает чувство, как будто она взрывается изнутри.

– Но это не может быть любовью, – сказала она приглушенно. – Это слишком сильно, это больно, это…

– … самое удивительное чувство в мире, если оно разделено с мужчиной. Так, Порция? Ведь Даниэль Логан чувствует то же самое?

– Да… Нет. Я не знаю, леди Эвелина. Я думаю, что он чувствует, что обязан жениться на мне. Но я не хочу быть обязанностью. Я никогда не смогу выйти за такого человека, как он, который живет в отеле и которому приносят чай. Я бы умерла.

– А почему нет?

– Я бы просто не смогла. Я актриса, цыганка, вся жизнь в движении. Ничего в моей жизни никогда не было постоянного, кроме папы, Фаины и меня. Я не могу потерять это, не знаю, как быть кем-нибудь кроме того, что я есть.

– Порция, позволь рассказать тебе историю о другой цыганке. Когда я была девушкой, даже моложе тебя, я влюбилась в человека, который был не просто титулованным джентльменом, он был графом. Но для нас ничего не имело значения. Мы были влюблены, и этого было достаточно. Я сбежала с человеком, которого любила, и мы разделили больше двадцати пяти лет такой любви, о которой большинство женщин даже не подозревают.

– Но если посмотреть на вас, леди Эвелина, сразу видно, что вы леди. И вы приспособлены к этому миру.

– Порция, отец Эдварда был женатым человеком и министром культуры. Я не могла выйти за него. Ты можешь представить, что я почувствовала, когда узнала, каково его положение? Для него пост не имел значения, но имел значение для меня. Я решила стать такой женщиной, чтобы он мог гордиться мной.

– Но вы зоветесь леди Эвелина?

– Вильям всегда называл меня графиней. У него было несколько титулов. Хайдмар был пожалован ему королевой. Он подарил этот титул мне. Титул был просто почетным, но он всегда считал его реальным. Мы жили в Хайдмаре. Там вырос Эдвард. Ребенком он не знал, что незаконнорожденный. Когда ему исполнилось шестнадцать, Вильям признал его своим наследником и правопреемником своих титулов.

– Он должен был очень любить вас, ваш Вильям. Но это другое, леди Эвелина.

– Не такое уж и другое, Порция. Когда я уехала с Вильямом, мне было всего семнадцать лет. У моего отца была пивная "Удачливый парень" в Бостоне. И я никогда даже не училась в школе.

– Вы? – Порция посмотрела на леди Эвелину с изумлением. – Но вы… как же вы добились всего этого?

– Вильям учил меня. Но его не заботило, выучусь ли я чему-нибудь. Как видишь, мы были друг для друга преградой в потоке. Это было удивительно. Не имело значения, что он был титулованным лицом, а я содержанкой, мы были околдованы любовью, и это было все, что нас интересовало.

– Околдованы любовью! Боюсь, что по сравнению с этим у нас с Даниэлем все по-другому. Это не может быть любовью. Это ужасно. Это хуже, чем… чем корь, хуже этого.

– Возможно, но теперь скажи об этом чувстве, хотела бы ты жить без него?

Сказать по правде, она была настолько занята другими, что никогда не думала о мужчине. Теперь реальность случившегося обернулась к ней более ослепляюще, чем любая игра или мечта.

И слепая правда была в том, что любовь к Даниэлю пронзила ее как молния. Однажды опаленная этим жаром, она никогда не сможет стать прежней. Может быть, они с Даниэлем предназначены для того, чтобы быть вместе.

"Да, я хочу Даниеля", – хотела она сказать, но вместо этого ответила:

– Я хотела быть с мамой, но моя мама умерла. Я хотела настоящий дом с садом и цветами. Я хотела ходить в школу, как другие дети. Но ничего этого не могло быть. Я слишком нужна моей семье.

И эта правда уводила ее от объятий Даниэля. Она была мотыльком, бросившимся в пламя и понявшим, что ее крылья никогда не смогут полететь снова.

– Ты нужна или они нужны тебе, Порция?

– Конечно, я нужна им. Вы не понимаете. Фаина боится темноты. Когда мне было десять лет, я обещала маме, что буду заботиться о Фаине и о папе.

– Ах, Порция! – Эвелина протянула руки и обняла Порцию. – Твоя мама никогда бы не захотела, чтобы ты пожертвовала свою жизнь для сестры и отца. Она была пылкой женщиной, познавшей жизнь и любовь. Она любила твоего отца, и он был для нее всем. Если бы она была здесь, то сказала бы тебе это же самое.

– Но Фаина…

– Сейчас любит Эдварда.

– А мой папа! Он болен. Кто присмотрит за ним?

– Я! – Эвелина легонько оттолкнула Порцию и взяла ее за обе руки. – Мы с Горацием понимаем друг друга, Порция. Он устал и готов прекратить ваши путешествия. Когда Вильям умрет, мне ничего не останется в Англии. Все принадлежит Эдварду. Теперь я остаюсь дома. Я никогда не думала, что встречу такого человека, как твой отец. Наш приезд сюда был предопределен. Все будет хорошо.

– Что мне делать, леди Эвелина?

– Просто будь сама собой, Порция. Дай Даниэлю знать, что он может надеяться, но не показывай, что ему будет очень легко достичь этого.

– Боюсь, что уже слишком поздно, – сказала Порция упавшим голосом. – Он уже знает.

– Ум-м-м, так далеко зашло? Он негодяй.

– Я… мы не можем встречаться без… то есть…

– Тебе не нужно объяснять, Порция. Это просто очевидно для каждого. Он следит за каждым твоим движением, и посетители отеля очень быстро поняли, что он снял комнаты в общежитии Чатаква. Ты добилась своего, девочка.

– Я добилась? Это хорошо?

– Мне кажется, я должна немного вмешаться, учитывая, что ты лишена материнского руководства. Лорд поможет мне, если со мной что-нибудь случится, но я думаю, что Даниэль Логан переживает такое же тяжелое время, как и ты. Он человек, живущий своей жизнью. Может быть, ему нужно бороться со своими желаниями. А может быть, ты должна научить его.

– Ха! Не думаю, что я могу научить его чему-нибудь. Он слишком… слишком полон собой.

– Ну, это несколько старомодное понятие, Порция, но мужчина не всегда знает, чего он хочет. Это женщина должна показать ему.

– Но я не уверена, что мне следует хотеть его. Я также не уверена, что хочу жить в этом мире.

– А кто говорит, что ты должна жить в этом мире, девочка? Создай новый для вас обоих.

– Где ты был, Даниэль?

Ян встретил его в дверях номера с несколько натянутой гримасой, выражающей недовольство.

– Я репетировал новую пьесу, потом долго гулял. А что случилось?

– У нас гости – лорд Делекорт и леди Фаина.

Даниэль вошел внутрь и вопросительно поднял бровь.

– Сэр?

Эдвард Делекорт прокашлялся и глубоко вздохнул. Он крепко сжал руку Фаины и подтолкнул ее вперед:

– Мы с Фаиной хотели бы кое-что сообщить вам.

Даниэлю трудно было смотреть в лицо Фаины, не думая при этом о Порции. Волосы были другие и в то же время такие же. Фаина была словно солнечный свет, Порция больше походила на самородок золота, который мерцает золотоискателю. У Порции были глубокие теплые глаза, которые то сверкали гневом, то томились страстью. Видя Фаину здесь, в своей гостиной, он думал о Порции даже больше, чем за последние три дня.

– Разумеется, Эдвард.

– Мы хотим немедленно пожениться.

– Понятно. А чем я могу помочь вам?

– Ну, – сказала Фаина, вся светясь, – это Порция. Она не хочет отпускать меня в Англию. При больном папе и при моем отъезде труппы не будет… Вернее, это уничтожит мою сестру. А я не хочу этого.

– Да, я понимаю вашу проблему, Фаина. Но мне непонятно, чего вы хотите от меня.

– Вот в чем дело, сэр. Мы хотим знать, намерены ли вы вернуть труппу капитану, как обещали, или заключенный вами договор остается в силе. Я имею в виду, – Эдвард запнулся, покраснев от смущения, – мы думаем, что, может быть, вы с Порцией в самом деле позаботитесь друг о друге. Если это так, нам с Фаиной будет легче пожениться.

Что ж, Эдвард откровенно поставил проблему, которая мучила его последний час, – как быть с Порцией Макинтош. Он начал отвечать, поймал взгляд Фаины и изменил ответ.

– Наши с Порцией чувства касаются только нас. Но я не думаю, что она хочет замуж.

– Может быть, и нет, – согласилась Фаина, – но она очень переживает из-за вас. Я никогда не видела, чтобы она вышагивала по комнате, и не слышала, чтобы она плакала, с самой смерти мамы.

– Плакала! – Даниэль в отчаянии схватился за голову. – Порция плакала?

– Я думаю, да. Прошлой ночью она спрятала голову под подушку, но я слышала. И я знаю, что она сама не своя. Вы видели, как она убежала сегодня днем. Я поговорила с папой, и он сказал, чтобы я уезжала с Эдвардом. Но я не хочу причинить боль Порции. Я не могу.

– Когда вы хотите ехать?

– Мы хотели бы пожениться немедленно, – сказал Эдвард, – но Фаина считает, что она должна выполнить контракт, заключенный между труппой и Чатаквой. Мы хотим объявить о наших планах сейчас, чтобы остальные имели возможность получить другой ангажемент. В сентябре мы вернемся в Лондон. У меня там дела, которые я должен выполнить.

– Я понимаю, Эдвард. И я ценю ваше доверие. При таком положении дел у меня нет окончательного ответа. Но не допускайте, чтобы что-нибудь помешало вашим планам, – сказал Даниэль, добавив: – Я надеюсь, что смогу решить – многое и скоро. Давайте проведем представление и бал в субботу, и к этому времени я приду к решению – тому или иному.

Как только Фаина и Эдвард ушли из комнаты, Ян в волнении повернулся к Даниэлю и протянул листок бумаги:

– Вильям Пинкертон телеграфировал список посетителей Саратога-Спрингс, и я думаю, тебе интересно взглянуть.

Даниель быстро пробежался по именам:

– Леди Эвелина и Эдвард. Вильям Тревильон с семьей. И больше никого подходящего?

– Больше никого, Даниэль. Прозаический список нескольких имен, которых я не знаю совсем. Но посмотри, какая интересная вещь. Вильям прислал также список посетителей «Короны», и он дает нам другую кандидатуру.

– О? Кого же?

Даниэль быстро просмотрел второй лист:

– Сайлас Фаунтэн из Пароходства Фаунтэна был и в Саратоге, и в «Короне». Старина, мне неизвестно это имя. Мы когда-нибудь встречались с мистером Фаунтэном, Ян?

– Нет, Даниэль. И, насколько я могу судить, я никогда не слышал о Пароходстве Фаунтэна.

Даниэль напряг свою фотографическую память. Как правило, он рано или поздно мог вспомнить имя или лицо, если встречал человека прежде. Но не сейчас.

– Даже, Ян, если Сайлас Фаунтэн был в «Короне» и в Саратоге, он не появился в списке посетителей «Свитуотера». Чем это может помочь нам?

Ян сделал возмущенный жест:

– Даниэль, где твой острый логический ум? Если Пароходства Фаунтэна не существует, значит, и Сайлас Фаунтэн – вымышленное имя. Следовательно, он должен быть здесь. Но у меня такое странное чувство, что он и есть вор. И скорее всего он уже готов совершить свое деяние.

– Кто-то готов; в этом я уверен, Ян. Вот почему и мы должны быть готовы. Вот почему я придумал, чтобы был маскарад. Мы можем скрыть десять человек, и никто не узнает, что мы расставили ловушку.

– По каким признакам ты судишь, что грабитель совершит свое действие на балу? Не будет ли ему сподручнее обворовать комнаты посетителей, пока их не будет?

– И упустить рубины Лоудстоуна?

– Ты хочешь использовать ожерелье, сделанное из твоего собственного золота и рубинов? Но, Даниэль, ведь это золото с твоей первой разработки!

– И рубины, которые я купил в течение следующих десяти лет. Белла всегда считала меня сумасшедшим, что я покупаю рубины, но для меня они были как символ исполнения моей судьбы. Они были как память о моей матери и моей сестре. И каждый раз, когда я получал деньги, я прибавлял камушек.

– Хорошо, ты предусмотрел возможность, которая наверняка должна выдать врага. Предположим, ты потеряешь его?

– Такая драгоценность очень ценна для женщины, которая ее наденет, и для мужчины, который даст ее. Если я потеряю ее, она пропала. Мы получим известие от мистера Голда?

Даниэль повернулся и выглянул из отеля. Он хотел принять ванну и переодеться. Он снова поведет Порцию на обед в отель. Так он лучше может изучить посетителей в свете новой информации.

– Да. Гоулд и его дочь Элен прибудут в Атланту, переправят свой вагон на Тихоокеанскую линию Джорджии и приедут на станцию в Остелле около полудня. Они будут доставлены в «Свитуотер» ко времени обеда, который проведут вместе с несколькими особо приглашенными лицами, после чего посетят бал, который будет дан в их честь.

– И они отбудут на следующее утро?

– Да, они вернутся в Атланту, где будут приняты мистером Вильямом Инманом и другими сановниками Атланты. На следующий день они уедут в Саванну.

– Прекрасно. Прими во внимание, что все знают об их приезде. Их имя будет ловушкой, мои рубины будут приманкой, и мы поймаем грабителя.

– Я надеюсь, что так и будет, Дан. Признаюсь, что готов довести это до конца, – Ян достал золотые карманные часы и, легко щелкнув, открыл их наманикюренным ногтем большого пальца.

– Даниэль, есть еще кое-что, что я хотел бы обсудить с тобой. У тебя сейчас есть время?

– Разумеется, Ян. Можем мы поговорить, пока я буду принимать ванну и одеваться к обеду?

Даниэль невольно посмотрел в сторону темного окна общежития. Порция сейчас, должно быть, на сцене готовит костюмы к спектаклю, дает указания, проверяет декорации. Порция…

Он несколько часов провел в раздумьях о том, что произошло между ними. Это привело его к удивительному открытию, что он действительно хочет жениться на ней. У них не было ничего общего, кроме скрытого желания друг друга. Но он обнаружил, что вспоминает ее преданность, ее правдивость, когда она просила его ласки, и ее великую страсть. Что еще нужно мужчине от женщины, с которой он хочет провести жизнь?

Он мог представить их вместе, не в нью-йоркском отеле, а в маленьком суровом домике, возле живого зимнего огня, где они жили бы в любви. Аляска и Порция – оба эти имени зазвучали для него по-новому. Волнующе, страстно, с огромным обещанием одного другому, понявшему то, что было предложено.

– Дан?

Ян с настойчивостью вмешался в его мысли.

– Извини, Ян. О чем ты хочешь поговорить?

– Вот о чем. Я знаю, что это может быть для тебя сюрпризом, но Вики и я решили пожениться.

– Что вы?!

– Я люблю ее, Даниэль. И я собираюсь на ней жениться. Я хотел бы, чтобы ты сегодня пообедал с нами и с мистером и миссис Тревильон. Я уже сказал им, и они согласились. Это будет вроде объявления о нашей помолвке.

– Ты уверен, Ян? Я ничего не хочу сказать, кроме того, что мне нравится Виктория, но я не уверен, что она представляет собой то, чем представилась.

– А любой из нас?

– Ты прав. Но ты мог ошибиться.

– Я мог, но не ошибся. Тревильоны – совсем не то, чем представились. Когда я вскрыл отчет Вильяма Пинкертона, в нем были также результаты проверки, о которой я просил его по этой семье.

– И?

– Виктория уже сказала мне, что ее мать не выходит из комнаты, потому что они не в состоянии приобрести для нее одежду. У них почти нет средств. Я знаю, что Вильям сделал деньги на свиньях и что когда в Мемфисе вычищали все вдоль реки, то модные дома миссис Тревильон, которые она унаследовала, были закрыты. Каждый своей цент они тратили на образование Виктории и на то, чтобы подготовить ее к поискам богатого мужа. Сейчас они практически без средств.

– Но, Ян, как можешь ты быть уверен, что она действительно любит тебя? Может быть, ты как раз…

– … и есть тот дурак, которого они выудили? – закончил Ян. – Возможно, очень даже может быть. Но, видишь ли, Даниэль, это не имеет значения. Я люблю ее, и никогда не думал, что это случится. Я знаю правду и могу сделать ее счастливой. Эта жизнь была хороша для меня, но Виктория заставила меня увидеть, что есть большее.

– Да, я могу понять это, старина. Жизнь, которой мы живем, приятна, но она становится все более скучной с каждым днем. Мы становимся напыщенными и полными только самими собой, правда?

─Одним словом, да.

─Порции не будет со мной этим вечером; ей нужно отдохнуть перед спектаклем. Но я буду счастлив присоединиться к тебе, Ян. Я очень счастлив за тебя.

─ Ты сказал Порции?

─Да, Ян, это теперь Порция. Филиппа больше нет.

─Хорошо, Даниэль, – искренне сказал Ян. – Я рад, что вы с Порцией перестали играть в эти игры. Мне кажется, вы принадлежите друг другу. А теперь я оставлю тебя. Мы возьмем миссис Тревильон посмотреть «Ромео и Джульетту».

После ухода Яна Даниэль пошел в комнату и достал из тайника ожерелье. Он не поместил его в сейф отеля, потому что боялся, что грабитель мог украсть его в первую очередь. Ощупав его тяжелую золотую оправу, Даниэль вспомнил о своем решении отложить что-нибудь, что было бы символом его достижений. Теперь ожерелье было полным; но без женщины, на которую он хотел бы одеть его, камни были всего лишь кусочками стекла.

Порция наденет его в финальной сцене пьесы, Может быть, всего однажды, мистер Шекспир не будет возражать против творческого изменения финальной сцены. Он целиком оплатит сцену, костюмы, если они могут пригодиться для великого праздника. Потом шут споет свою веселую финальную песню, в которой провозглашается конец сказки. «Свитуотер» не Иллирия, но Даниэль был убежден, что Шекспир предполагал для истории счастливый конец.

И Порция наденет рубины. Она даст им огонь, от которого они засверкают и отразят его жар. Ожерелье дожидалось ее – все время, пока ее не было.