Он пребывал в состоянии мрачной подавленности и озабоченности. Вдруг его лицо исказилось от боли. Через несколько секунд он в панике закричал: «Не могу больше!.. Больше не могу!» Еще несколько секунд — и Томас Р., больной, проходивший сеанс электростимуляции мозга, пришел бы в неописуемое бешенство, а возможно, и набросился бы на тех, кто был рядом. По-видимому, электрический заряд возбудил какое-то сплетение нейронов, что и вызвало этот приступ безудержной ярости.

К мозгу Томаса были подведены электроды, пронзившие обе височные доли головного мозга и достигшие ядра миндалевидного тела — одного из компонентов лимбической системы (Лимбическая система — один из наименее изученных участков головного мозга. Она связана с эмоциональными переживаниями, творческими исканиями, ощущениями боли, наслаждения, запаха, контролем над некоторыми функциями человеческого тела, половым влечением и чувством гнева. (Предполагается, что миндалевидные тела особенно влияют на агрессивность поведения.)), так называемого эмоционального мозга. Всякий раз когда через электроды (тонкие провода, подведенные к различным участкам мозга) пропускался ток низкого напряжения, Томас реагировал самым разнообразным образом. Его рефлекторные движения и эмоции менялись в зависимости от того, на какой электрод в данный момент подавалось напряжение: то он жаловался на слабость, то ощущал боль в зубах и ушах, то никак не мог собраться с мыслями, то вообще чувствовал, что «сходит с ума».

Буквально в миллиметре от той точки, к которой был подведен электрод, погрузивший Томаса в состояние депрессии, находился другой электрод, подключение которого произвело обратный эффект—ощущение полного благополучия и блаженства.

Целью всех этих экспериментов с подключением электродов было выявить тот конкретный участок мозга, который, по мнению врачей, таил в себе «больные» нейроны, время от времени толкавшие Томаса на импульсивные действия насильственного характера.

Эксперимент проводился Верноном X. Марком, высоким человеком, деловито поглядывавшим на вас сквозь очки в темной оправе, и Фрэнком Р. Эрвином, человеком крупного телосложения с зелеными с «хитринкой» глазами, высоким лбом и окладистой, «толстовской» бородой. Марк — заведующий нейрохирургическим отделением Бостонской городской больницы и адъюнкт-профессор медицинского факультета Гарвардского университета. Эрвин ранее был адъюнкт-профессором психиатрии в Гарварде, в настоящее время сотрудник факультета психиатрии нейропсихиатрического института Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.

Поскольку оба они являются одними из наиболее известных сторонников весьма спорной теории о связи импульсивных приступов ярости с дисфункцией некоторых клеток головного мозга, Томас был направлен на лечение именно к ним. По словам этих врачей, Томас, «одаренный 34-летний инженер, автор нескольких патентов на важные изобретения», страдал серьезным нарушением деятельности головного мозга, вызванного продолжительным падением кровяного давления после операции в связи с язвенной болезнью, обнаруженной у него 14 лет назад еще в армии. Это привело к мозговой анемии и вызвало серьезное нарушение деятельности головного мозга.

Уволившись из армии, Томас получил инженерное образование. Врачи отмечали, что, несмотря на довольно внушительное телосложение, «трудно предположить, что он способен на насилие ... поскольку ведет себя спокойно и сдержанно, а в общении обходителен и учтив». Однако временами его поведение было «непредсказуемым и психопатическим».

Главной проблемой Томаса, отмечали оба профессора из Гарварда, были приступы безудержной ярости. «Иногда она была направлена против его коллег и друзей, но чаще всего от этого страдали его жена и дети». Он постоянно обвинял жену в супружеской неверности, но стоило той начать оправдываться, как его «тут же охватывал приступ ярости. Порой он набрасывался на нее и колотил о стену... Такие приступы обычно продолжались 5—6 минут, после чего его мучили угрызения совести, он сожалел о случившемся и рыдал столь же неудержимо, сколь и буйствовал».

Лечивший его врач-психиатр в конце концов решился на госпитализацию. Обследование мозга «показало эпилептическую электрическую активность в обеих височных областях мозга...».

После этого Марк и Эрвин занялись подробнейшим обследованием деятельности головного мозга Томаса, фиксируя его реакцию на различные электрические раздражители. После отключения электрического тока электроды становились проводниками информации об активности мозговых волн в тех участках, к которым они были подведены. Продолжавшийся поток электро-энцефалограмм (ЭЭГ) был воспринят как еще одно подтверждение патологии головного мозга. Расшифровка ЭЭГ показала наличие спадов и подъемов как раз в тех точках, которые соответствовали стимулированным приступам гнева или ярости. По-видимому, именно там и следовало искать причину заболевания.

Обследование продолжалось 10 недель. Все это время Томас ел, спал и гулял, не расставаясь с электродами, имплантированными в розовато-серое желеобразное вещество — человеческий мозг (Одним из многих интересных и странных особенностей мозга является то, что, хотя он и служит главным центром, передающим и контролирующим болевые ощущения по всему телу, сам по себе он отражает ощущения лишь после стимуляции определенных его участков.).

Марк и Эрвин говорят, что могли каждый день предотвращать приступы ярости у Томаса путем стимуляции определенного участка мозга — латерального миндалевидного тела, которое контролирует проявления гнева. Однако они сочли практически нецелесообразным продолжать стимуляцию мозга в течение неопределенно длительного периода, чтобы таким способом излечить больного от неконтролируемых вспышек гнева. В конце концов, полностью убедившись в том, что им удалось выявить «больные» клетки мозга, они пришли к заключению, что наиболее перспективным решением будет психохирургическое вмешательство.

Томас согласился на операцию, «находясь в спокойном и расслабленном состоянии, вызванном стимуляцией латерального миндалевидного тела» (довольно приятное, по его словам, ощущение). Однако, как только стимуляция прекратилась, «Томас разбушевался и стал неуправляемым... Мысль о том, отмечают гарвардские врачи, что кто-то вторгнется в его мозг, привела его в ярость».

Однако через несколько недель непрерывных убеждений Томас все-таки согласился, после чего Марк и Эрвин пропустили через введенные в его мозг электроды ток более высокого напряжения и другой частоты. В результате больной лишился одной группы «дефективных» клеток головного мозга и предположительно избавился от вызываемых ими приступов ярости.

История эта имеет два конца. Один из них следующий: В своей книге «Насилие и мозг» оба врача ссылаются на случай с Томасом Р. как на пример удачного хирургического вмешательства, излечившего больного от импульсивных вспышек ярости и агрессивного поведения. Через 4 года после операции они констатировали, что «у Томаса не было ни одного приступа ярости».

Второй конец несколько иной. В настоящее время Томас Р. возбуждает против Марка и Эрвина судебное дело о возмещении причиненного его здоровью ущерба на сумму 2 млн. долларов. Его мать, предъявившая иск от имени своего сына, утверждает, что приступы ярости у него носят теперь более острый характер, чем до операции, и что ее сын потерял трудоспособность.

Другой выпускник Гарвардского университета, психиатр Питер Р. Бреггин, один из главных противников психохирургии, впоследствии сам обследовал Томаса и пришел к заключению, что тот «страдает хроническим расстройством психики и часто галлюцинирует: живет в постоянном страхе, что вот-вот опять придут врачи и будут залезать к нему в мозг». Он говорит, что Томас часто укладывает на голову стопку книг, пытаясь таким образом предотвратить новую операцию.

По словам Бреггина, беседовавшего как с самим больным, так и с его близкими, мать Томаса говорит, что ее сын теперь «больше похож на растение». После операции, рассказывает Бреггин, Томас переехал в Калифорнию, где у него стал развиваться целый ряд психических отклонений, никогда ранее не наблюдавшихся. Жена с ним развелась и вышла замуж за другого. Нередко местные полицейские находят его на улице в состоянии полной дезориентации и невменяемости. В больнице Управления по делам ветеранов, куда он время от времени попадает, его считают больным «шизофренией параноидного типа».

Лишь предстоящий суд покажет, кто и насколько прав.

На Западном побережье США молодой человек в возрасте 22 лет, страдавший шизофренией, проявлявшейся в быстрой смене настроения и непредсказуемом агрессивном поведении, поступил на лечение к Петтеру А. Линдстрёму, имевшему практику сначала в Сан-Франциско, а затем в Сан-Диего. По имевшимся сведениям, больной учился неровно, время от времени работал на ферме. С годами становился все более агрессивным и даже буйным. Трижды его помещали в больницу, где лечили методом психотерапии, а также различными препаратами и электрошоком. Однако все эти средства выздоровления не приносили.

Пройдя курс лечения у Линдстрёма, который специализируется в использовании ультразвука при лечении заболеваний предлобной части головного мозга, молодой человек стал себя чувствовать настолько хорошо, что смог вернуться к прежней работе на ферме. Однако через 4 месяца после лечения, пишет Линдстрём, «старые симптомы стали постепенно проявляться вновь», а повторный курс лечения ультразвуком не дал желаемых результатов. Молодой человек, все более терявший чувство реальности, был вновь помещен в психиатрическую лечебницу. Несмотря на такого рода неудачи, Линдстрём утверждает, что его метод обычно приводит к значительному улучшению самочувствия больных с самыми различными психическими расстройствами. Приверженность Линдстрёма ультразвуковой терапии основана на его глубоком убеждении, что под соответствующим наблюдением хирурга такие высокочастотные колебания приносят исцеление, не вызывая осложнений, которые столь часто возникают при использовании скальпеля в хирургии мозга. В беседе со мной по телефону он сказал, что ультразвук «не разрушает нервную ткань». Что же касается осложнений, то он не считает их такими уж серьезными. Слишком интенсивное ультразвуковое облучение или неоднократное повторение курса лечения могут привести к парезу (или параличу) (Неполный паралич, приводящий к ослаблению произвольных движений вследствие поражений нервной системы.— Прим. ред.). Однако, добавляет он, в большинстве случаев такие осложнения носят временный характер.

Линдстрём называет свой метод «предлобной звуковой терапией» (ПЗТ). Ультразвуковой пучок диаметром 20 мм направляется на белое вещество мозговой ткани через два или три небольших отверстия, просверленных в предлобной части черепной коробки. Он утверждает, что этот метод не является лоботомией в полном смысле слова, «поскольку ни поверхность мозга, ни сам мозг при этом не рассекаются и не прокалываются». Он сравнивает свой метод с «местным электрошоком», затрагивающим лишь «часть предлобного белого вещества, а не кору головного мозга». Операция проводится в два этапа с интервалом в два дня. Режим лечения (длительность воздействия и интенсивность ультразвукового пучка) зависит от возраста больного и тяжести заболевания. Период госпитализации — 9 дней.

В качестве примера Линдстрём сослался на группу из 383 больных психическими и психоневрологическими заболеваниями, которые подверглись ультразвуковой терапии. Он остался доволен полученными результатами, так как процент поправивших свое здоровье больных был довольно высок. Многие из них, подчеркнул Линдстрём, «чувствовали себя лучше, чем после любого другого курса лечения...». Однако, добавил он, в ряде случаев больные «не отметили никакого улучшения, хотя, по мнению всех наблюдавших за ними людей, их поведение после курса ультразвуковой терапии изменилось в лучшую сторону». Линдстрём объяснил это их собственным глубоко «негативным отношением» к лечению.

В своем докладе, сделанном на II Международной конференции психохирургов в Копенгагене в 1972 г., Линдстрём остановился на этом вопросе подробнее и отметил, что

Симптомы, побудившие его применить метод ПЗТ (такие, как беспокойство и депрессия), возможно, и были устранены, однако впоследствии общая шизофреническая симптоматика, вероятно, продолжала развиваться, исподволь выливаясь в другие симптомы, такие, как иррациональное поведение или паранойя (Психическое заболевание, характеризующееся стойким бредовым состоянием.— Прим. ред.), что перечеркивало полученные ранее положительные результаты и приводило к новым, отрицательным. Этим, по-видимому, и объясняется тот факт, что три психотика и два невротика покончили жизнь самоубийством через несколько месяцев или лет после этой терапии [49] Ibid.
.

Интересно отметить, что Линдстрём сам обращает внимание на то, что «применение ПЗТ приводило к полному устранению только некоторых симптомов заболевания или их притуплению», но «вовсе не обязательно к полному излечению от главного заболевания». Противники метода Линдстрёма сомневаются, можно ли вообще считать некоторые из тех симптомов, которые он пытался устранить, симптомами психического заболевания. Сам Линдстрём отмечал на конференции в Копенгагене:

Вполне возможно, что некоторые из этих больных могли бы поправиться... если бы вдруг оказались в совершенно иной социальной и экономической среде. Их более быстрому выздоровлению могли бы способствовать и такие практически неосуществимые решения, как новый супруг или супруга или новая теща [51] Ibid., p. 373.
.

Хотя Линдстрём и относится с величайшим оптимизмом к разработанному им методу ПЗТ, он все же считает, что некоторые категории больных могут и не поддаться такому лечению. К ним относятся лица с «социопатическими нарушениями психики», лица, страдающие острой формой негативизма, алкоголизма, паранойи, неприспособляемости к социальной среде, а также лица с высокой степенью умственной отсталости.

И наконец, добавляет он, «возможность выздоровления будет еще меньшей», если в период окончательной поправки больной не будет чувствовать никакой или почти никакой поддержки со стороны своих родственников или знакомых. Во всех других случаях, считает Линдстрём, есть все основания рассчитывать на успех. Начиная с 1954 г. он осуществил 550 психохирургических операций с применением ультразвука.

Независимо от того, использовался при этом электрический ток или ультразвук, Томаса Р. и пациентов Линдстрёма объединяет одно: они подверглись психохирургической операции — процедуре, имеющей своей целью изменить их поведение. Операция проводилась не для того, чтобы решить проблемы физического порядка (такие, как необходимость удаления опухоли или тромба) или излечить неврологические заболевания (такие, например, как болезнь Паркинсона (Медленно прогрессирующее заболевание головного мозга, основным симптомом которого является дрожание, однако болезнь может протекать и без дрожания.— Прим. ред.)). Она осуществлялась на основе предположения, что ненормальное поведение всех этих пациентов было вызвано некоторыми пораженными клетками головного мозга или нарушенными нервными связями. Поэтому лечение состояло либо в удалении, либо в разрушении этих клеток.

Национальный институт психического здоровья (НИПЗ) — федеральное правительственное учреждение, призванное осуществлять руководство научными исследованиями в области диагностики и лечения психических заболеваний,— со всей решительностью заявляет, что психохирургические операции проводятся при отсутствии убедительных данных, свидетельствующих о структурных заболеваниях или повреждениях головного мозга. Противники психохирургии называют применяемые ныне методы «причесанной» лоботомией. Еще в 40-х и начале 50-х гг. лоботомия, вызывавшая очень тяжелые осложнения, стала пользоваться столь дурной славой, что большинство врачей постаралось тут же забыть о ней и больше никогда не вспоминать. По словам Бертрама С. Брауна, директора Национального института психического здоровья, «излечение» при помощи лоботомии было «зачастую еще хуже, чем само заболевание». Он считает, что «сегодня ни один уважающий себя ученый не станет выступать в защиту классического варианта лоботомии».

Психохирургию обычно называют более сложным вариантом лоботомии, которая связана с рассечением предлобных или лобных долей головного мозга. Именно в этой области мозга эмоциональные и интеллектуальные процессы, по-видимому, преобразуются в высокоорганизованное мышление и механизм принятия решений.

Впервые операция лоботомии была проделана на человеке в 1935 г., после того, как появилось сообщение, что в результате экспериментальных операций на лобных долях головного мозга страдавшие до этого сильным невротическим расстройством шимпанзе становились смирными и послушными. Португальский нейропсихиатр Эгас Монис был настолько поражен этим сообщением, что решил испробовать этот метод на некоторых из лечившихся у него особенно буйных душевнобольных. Первоначальные результаты оказались столь разительными, что чуть ли не на следующий день к Монису пришла мировая слава человека, победившего шизофрению.

Как это ни печально, но «успех» этот принес ему не только славу, но и несчастье. «За разработку терапевтического метода предлобной лоботомии при лечении некоторых форм психоза» он был удостоен Нобелевской премии. Однако один из его пациентов, которому была «успешно» сделана операция лоботомии, пришел в неистовство, схватил револьвер и выстрелил в доктора. Пуля поразила позвоночник Мониса, что вызвало гемиплегию (односторонний паралич).

Хотя информация об операции была недостаточной, а ее целесообразность ставилась под сомнение, очень скоро лоботомия дошла и до Соединенных Штатов. Первыми врачами, осуществившими там эту операцию, были Уолтер Фриман и Джеймс У. Уотс. Хотя поначалу они и отнеслись критически к той поспешности, с которой Монис от экспериментов на животных перешел к операциям на человеческом мозге, через короткое время они сами стали ведущими сторонниками этого метода. Использовав достижения научно-технического прогресса в США, Фриман усовершенствовал метод Мониса, упростив операцию настолько, что ее можно было проводить у него в приемной.

Используя метод, получивший впоследствии название «ледовой пешни», Фриман вводил пикообразный инструмент в предлобные доли головного мозга через отверстие, сделанное прямо над глазом. Затем, перемещая соответствующим образом инструмент, он отсекал или отделял нижние участки лобных долей мозга. Однако вся операция осуществлялась вслепую, поэтому хирург разрушал не только пораженные, на его взгляд, участки, но и значительную часть близлежащей мозговой ткани.

К началу 40-х гг. лоботомия уже получила широкое распространение. Это было время, когда тысячи духовно надломленных, уставших от войны солдат возвращались с фронтов второй мировой войны и заполняли психиатрические отделения госпиталей Управления по делам ветеранов. Традиционно применявшиеся тогда методы лечения психоанализом не могли принести им облегчения, а различные транквилизаторы пока еще не производились. Чтобы усмирять и успокаивать бывших фронтовиков, очень часто терявших над собой контроль, необходимо было содержать целую армию сестер и другого вспомогательного медицинского персонала. А это было связано с колоссальными расходами.

Таким образом, применение лоботомии не было вызвано исключительно состраданием или желанием облегчить душевные муки истерзанных войной пациентов. Пожалуй, не меньшую роль здесь сыграла необходимость сократить расходы на содержание многочисленного обслуживающего персонала. Фриман как-то признался, что этот метод хирургии «оказался идеальным в условиях переполненных психиатрических больниц, где ощущалась нехватка во всем, кроме пациентов».

Клиники Управления по делам ветеранов в срочном порядке приступили к организации специальных курсов для ускоренного обучения хирургов технике лоботомии. Пользуясь этим, многие слишком ретивые врачи, вооружившись скальпелем, стали действовать на собственный страх и риск. Так была открыта самая настоящая охота на незадачливых «буйных» душевнобольных. При этом никто уже не обращал внимания на то, кто они — бывшие фронтовики или обычные обитатели всеми забытых и заброшенных палат провинциальных психиатрических больниц.

В результате тысячи душевнобольных вскоре лишились некоторых участков лобной доли головного мозга. По некоторым сообщениям, отдельные хирурги производили до 50 операций лоботомии ежедневно.

Сразу же после операции больные, как правило, становились спокойными и пассивными. По словам Фримана, многие буйные пациенты, до операции часто подверженные приступам ярости, становились молчаливыми, смирными и покорными. После этого их выписывали как «выздоровевших», и они больше не переполняли и без того тесные помещения клиник Управления по делам ветеранов и психиатрических лечебниц, находящихся в ведении штатов.

Насколько «выздоровевшими» в действительности были эти больные, выяснить так никогда и не удалось, потому что дальнейшему обследованию они не подвергались. По мнению специалистов, период повального увлечения лоботомией был одним из самых бесславных за всю историю развития психиатрии в США. Лишь в некоторых случаях велась история болезни, а операции производились практически бесконтрольно.

Фриман, несмотря на весь свой энтузиазм в отношении лоботомии (говорят, что он лично провел или непосредственно руководил проведением 4 тыс. таких операций), все же признал, что во многих случаях последствия были катастрофическими. По его словам, фронтальная лоботомия часто вызывала эпилептические припадки, совершенно непредсказуемые во времени: в одних случаях они начинались вскоре после операции, в других — через 5—10 лет. Эпилепсия наблюдалась в 30 случаях из 100. Кроме того, от 1 до 3% больных умирали от кровоизлияния в мозг, которое невозможно было предотвратить.

Помимо этого, происходили странные перемены в поведении человека — от «беспредельной инертности» до «постоянной сверхактивности». Как-то Фриман саркастически заметил, что синдром фронтальной лоботомии можно охарактеризовать как наличие «всех наилучших качеств бойскаута, только со знаком «минус»: например, полное безразличие к своему внешнему виду и как следствие, несдержанность в питании. Многие из «вылечившихся» становились раздражительными, циничными и грубыми. У них развивались и другие неприятные качества, до этого им не свойственные.

Многие больные уже были не в состоянии критически мыслить, предсказывать дальнейший ход событий, строить планы не будущее или вообще выполнять какую-либо работу, кроме самой примитивной. «В общем и целом», заметил однажды Фриман, «психохирургия (лоботомия) снижает способность творческого мышления, иногда сводя ее до абсолютного нуля».

Подчеркивая необходимость оказания послеоперационной помощи больному со стороны его ближайших родственников, Фриман также указывал на сопряженные с этим большие трудности. «Больной, подвергшийся экстенсивной психохирургии, первое время реагирует на внешний мир инфантильно, одевается небрежно, совершает поспешные и иногда лишенные такта поступки, не знает чувства меры в еде, в употреблении спиртных напитков, в любовных усладах, в развлечениях; сорит деньгами, не задумываясь об удобстве или благополучии других; теряет способность воспринимать критику; может внезапно разозлиться на кого-нибудь, но гнев этот быстро проходит. Задача его близких — помочь ему скорее преодолеть эту инфантильность, вызванную хирургическим вмешательством».

Как раз в то время, когда из различных частей страны стали поступать сведения о негативных последствиях лоботомии, свой сенсационный выход на сцену сделали транквилизаторы, освободившие тысячи больных от сковывавших их «смирительных рубашек». Лоботомия, столь внезапно и быстро завоевавшая себе репутацию чудодейственного средства, излечивающего от всех душевных недугов, столь же внезапно и быстро приобрела дурную репутацию. К началу 50-х гг. можно было уже не сомневаться, что как метод лечения она сходит со сцены. И все же ей хватило времени, чтобы оставить после себя «безжизненную пустыню», по которой одиноко бродили около 50 тыс. существ в человеческом обличье. Впрочем, многие из них больше походили на растения.

Современные психохирурги признают, что техника производства первых операций лоботомии была весьма примитивна. Сейчас же, утверждают они, времена переменились. Значительно расширились знания о функционировании головного мозга и о его различных нейронных каналах. Кроме того, благодаря многим техническим открытиям стало целесообразно и безопасно лечить людей, подверженных бесконтрольным приступам агрессивности, хирургическими средствами. Такая наука, как нейрофизиология, говорят они, сделала столь значительные успехи, что различные типы поведения теперь могут быть соотнесены с определенными участками головного мозга. Учитывая наличие сложнейших современных инструментов (таких, например, как глубинные электроды), больные клетки, препятствующие нормальному функционированию мозга, могут быть определены с большой точностью, а затем удалены или уничтожены. При этом окружающей ткани наносится лишь незначительный вред. Современные стереотактические хирургические методы (Совокупность методологических приемов, предназначенных для точного введения различных микроинструментов в глубоко лежащие структуры головного и спинного мозга.— Прим. ред.) с использованием геометрических координат и рентгеноскопии позволяют безошибочно вводить тончайшие электроды в заданную точку.

Ученые, относящиеся к психохирургии критически, подвергают все это сомнению, утверждая, что пока еще достоверно не установлено, существует ли прямая связь между дисфункцией тех или иных клеток головного мозга и соответствующими отклонениями от нормы в поведении человека. Но даже если бы такая связь и существовала, указывают они, добраться до больных или отклонившихся от нормы клеток было бы равносильно чуду.

Ученые считают, что человеческий мозг состоит из миллиардов клеток и тысяч тесно переплетенных друг с другом биоэлектрических цепей. Добраться при помощи электродов к нужной клетке — все равно что отыскать иголку в стоге сена.

Более того, помимо трудностей, связанных с определением точного местонахождения «больного» участка головного мозга, существует еще и колоссальная опасность разрушения близлежащих клеточных соединений и связок, внутри которых находится поврежденная клетка. Это все равно что пытаться выдернуть одну паутинку из сложнейшей и густосплетенной паутины, не нарушив при этом всей ее конструкции. Когда нечто подобное проделывается с мозгом, разрушение «дефективных» клеток, которые, как предполагается, вызывают агрессивность или другие отклонения от нормального поведения, как правило, влечет за собой уничтожение и тех клеток, которые находятся по соседству. Таким образом, пострадать при этом могут и совершенно здоровые клетки, которые влияют на индивидуальность человека, оригинальность его восприятия или интеллектуальные возможности.

В любом другом случае дебаты по тому или иному вопросу психохирургии могли бы ограничиться кругом специалистов-неврологов. Однако в данном случае проблема перешла за рамки чисто профессионального интереса. Волна беспокойства все усиливается в связи с опасениями, что психохирургия, а также стимуляция мозга электрическим током могут получить широкое распространение скорее как методы контроля над деятельностью человеческого мозга, чем средство для лечения психических заболеваний.

Проблема применения психохирургии стала приобретать политическую окраску в конце 60-х гг., когда по Америке прокатилась волна выступлений борцов за гражданские права. Не успели улечься волнения, вызванные беспорядками в Детройте в 1967 г., как Марк и Эрвин вместе с Уильямом X. Суитом, профессором хирургии Гарвардского университета, выдвинули теорию, согласно которой «дисфункция головного мозга» у некоторых участников беспорядков, по-видимому, была такой же серьезной причиной их бесчинств, как и социально-экономические условия их жизни. Многие, однако, расценили это заявление как своеобразный способ заклеймить активных участников выступлений, наклеив на них ярлык людей с патологией мозга, которая и заставляет их становиться во главе демонстраций.