— Ну и бойню же вы здесь устроили, доложу я вам, — цокал языком воевода, вышагивая по двору и разглядывая валяющиеся трупы. — Человек двадцать, небось?

— Чуть больше, — сказал Шубин. — Часть в лесу. В ловушки попала.

Кокарев глянул на него подозрительно.

— В ловушки, говоришь… А сами значит все без царапины.

— С царапинами, — возразил поморец. — Незначительными.

Кокарев обернулся к Макарину:

— И все-таки не пойму я, дьяк. Ты ж мне сам рассказывал, что вот этот вот поморец, — он ткнул пальцем в Шубина, — от тебя сбежал. И что его надо найти. И допросить. На предмет его дружбы с засланной немчурой. А теперь оказывается, ты и сам с этим помором дружбы водишь, да еще и от дикарей вместе отстреливаешься. Это все как понимать?

— Понимай так, что я его уже допросил, — ответил Макарин. — С немцем он не дружил, а враждовал. От меня убег по незнанию. Потом сам ко мне пришел и сказал, что у него есть зацепка по делу Варзы. Предложил помощь. Я согласился.

— И вы вместе отправились на пустоши эту зацепку распутывать.

— Именно.

— Дьяк Разбойного приказа и поморец. Вдвоем.

— Еще самоед Хадри с нами.

— И самоед. — Кокарев помолчал и картинно развел руками. — Макарин, ты всего третий день тут, а уже такого наворотил… Мог бы хоть меня предупредить. Я ж весь город на уши поднял, всех забулдыг и гулящих девок допросил. Тебя ж никто не видел. Ты как из города выбрался? Ведь вся стража на коленях стояла, клялась, что ты из города не выезжал.

— Пришлось выезжать тайно. Были причины.

Кокарев вздохнул.

— Ладно. Дело хозяйское. Не хочешь говорить, не надо. Я в твое расследование лезть не имею права. Но ты все ж имей в виду, что земли тут дикие, и в следующий раз помощь может не успеть.

Макарин кивнул, принимая к сведению.

— Ты лучше расскажи, как нас нашел. Шубин клянется, что об этой его заимке никто не знает.

Воевода самодовольно хмыкнул.

— Так ты ж мне сам дал наводку. Как пропал, я сразу начал поморцев разрабатывать. Вспомнил про того старика, который тебе на пристани встретился. Взял его в оборот.

Макарин краем глаза увидел, как Шубин напрягся и шагнул к ним ближе.

— Ежели ты этому старику… — начал он.

— Расслабься, поморец, — перебил Кокарев. — Ничего с твоим стариком не случилось. Старик кремень, ничего не сказал. Но мы даже поговорить толком не успели, как прискакала его бабка и как на духу все, что знала, выложила. Знала она, правда, немного. Но направление, где искать поморца Шубина, указала верное. А уж, когда мы сюда прибыли, то из-за собравшейся толпы ярганов заимку только слепой бы не заметил. Ну, еще встречных охотников по пути опрашивали. Один кстати, сказал, что видел издалека нарты Шубина и сидящего в них богатого москвитянина. Тут я два и два сложил, и понял, что если найду шубинскую заимку, то возможно найду и вас обоих.

Кокарев носком сапога перевернул одного из мертвых дикарей и посветил на него факелом. Все лицо его было разрисовано мелкими разноцветными узорами, только по застывшим глазам можно было понять, что дикарь был совсем молодым, почти мальчишкой.

— Повезло вам, — сказал Кокарев. — Еще немного, и не успел бы. Видно, сперва они против вас молодняк кинули. Устроили им что-то вроде боевого крещения. А опытных отвели в ущелье. Знали небось, что я той дорогой иду. Хотели встретить, да испугались. Даже палить не пришлось толком. Сбежали сразу. Не ожидали наверно, что я сразу два десятка казаков с собой приведу.

Казаки уже расположились во дворе, разожгли костер рядом с колодцем, готовили еду и чувствовали себя по-хозяйски. Нескольких человек воевода отправил в дозор на стены, еще двоих — в лес на разведку. Во дворе теперь было тесно, причем не столько от людей, сколько от оленей, которых стало раза в три больше. Мангазейские казаки уже давно предпочитали передвигаться по тундре как самоеды — на нартах.

— Теперь понятно, почему они спешили, — сказал Шубин. — Непонятно только, почему молодняк первым пошел. Если времени было мало, то несколько охотников, которые стрелой белке в глаз попадают, управились бы точно быстрее.

— Может понадеялись, что для вас и молодняка хватит, — предположил Кокарев. — Мне другое непонятно. Что они вообще здесь делали? Первый раз увидел, чтобы на охотничью заимку огромной толпой нападали. Тем более ярганы. Они в таком количестве на эти земли никогда еще не приходили. Когда об этом местные узнают, точно война будет. И вот это, дьяк, будет уже мое дело. И никакой тайной расследования ты от меня не отделаешься. Так что лучше сейчас все рассказывай.

Макарин пожал плечами, соображая, что можно рассказывать, а что нет.

— Перед нападением их главный потребовал выдать дочь Варзы и меня. И еще какой-то камень, который Варза подарил Иринье. Шубин, ты не знаешь, что за камень?

Тот мотнул головой.

— Не знаю. Варза ей часто всякие безделицы дарил. И камни, и украшения. Надо ее спросить.

— Кстати, да, — встрепенулся Кокарев. — Иринья. Дочь Степана Варзы. Единственная выжившая с исчезнувшего каравана, как я понимаю. Ты ее уже допросил?

— В основных чертах, да. Она мало, что знает.

Воевода глянул на него с сомнением.

— И все-таки хочу с ней побеседовать. На предмет того, зачем она понадобилась ярганам. Где она?

— Спит, — угрюмо сообщил Шубин. — Ночь же. Пусть выспится.

Воевода помолчал. На его лице было написано легкое нетерпение. В любом другом случае нужного ему человека уже бы волокли казаки, завернув ему руки за спину. И Кокарев явно размышлял, не стоит ли ему сделать сейчас также.

— Ладно, — сказал он наконец. — Завтра. А ты, дьяк, что думаешь? Ты зачем понадобился ярганам?

— Возможно, когда услышали про меня, решили взять в заложники, потребовать выкуп. Государев человек дорого стоит.

Кокарев рассмеялся.

— Все-таки ты, дьяк, меня за идиота держишь. Единственная выжившая из каравана. И московский дьяк, приехавший расследовать его исчезновение. Даже пню ясно, что ярганы как-то связаны с этим твоим делом. Плюс они же убили Одноглазого, который тоже с этим связан.

— Ты думал, Одноглазого убили из-за мести.

— Сейчас я так не думаю. Нет, дьяк. Тут что-то более серьезное с этим караваном, раз из-за него целые толпы дикарей возле Мангазеи ошиваются. Это уже безопасность города. А за это я отвечаю. Боюсь, все-таки придется тебе держать меня в курсе дела. Хочешь ты этого или нет.

С дальних ворот донесся какой-то шум, возня, приглушенные крики. Казаки вскочили с насиженных мест у костра, вглядываясь в кромешную тьму у ограды. Кокарев бросился туда, вытаскивая на ходу саблю. Забродили, заволновались потревоженные олени. Крики стали отчетливее, ругань слышнее. Подбежавший Макарин различил у снесенных ворот только нескольких казаков, которые вглядывались в темноту ущелья.

— Что случилось? Почему шум? — прошипел Кокарев.

— Девка сбежала! — обернулся один из казаков. — Сказала, что олешков покормит, а сама по-быстрому накинула на одного упряжь, сиганула на нарты, да тикать.

— А вы что?

— А мы что?! Не стрелять же по ей.

— По оленю стрелять надо было, дуболомы!

— Да как, воевода? Темно, ни зги не видно.

Кокарев в сердцах махнул рукой, повернулся к Макарину.

— Видишь, дьяк? Стало быть, девка что-то знает. О чем говорить не хочет.

Мимо прошел Плехан, мрачный как туча. Погрузил в нарты снарягу и пару самопалов. Сонный Хадри, щурясь, уже подводил к нартам тройку оленей.

— Поморец, а ты-то куда? — вопросил Кокарев.

Шубин молча налаживал упряжь. Потом обернулся.

— В лесах ярганов полно. Спасать ее надо.

— Да где ты ее сейчас найдешь?

— Найду, пока след не остыл.

— Ее не найдешь, и сам сгинешь, — Кокарев окинул взглядом выстроившихся перед ним казаков, остановился на одном. — Конопатый! Собирай человек десять. Поедем девку догонять. Остальные пусть здесь ждут. Или сам явлюсь, или весть пришлю, что дальше делать.