— Кто это?

Макарин стоял у самого подножья креста, разглядывая остатки сафьяновых сапог на ногах мумии.

— Не знаю, — ответил Шубин. — Но точно не Варза. Тот терпеть не мог павлиньих нарядов. Наверно, один из купчин приблудных.

— Но почему крест?

— Кто его знает. Одно ясно. Тот, кто это сделал, не очень любит нашу веру.

— Издеваются, сатанисты проклятые, — сказал воевода.

— Откуда здесь сатанисты?

— Ну ты сам же видишь?! Кому в голову придет на кресте казнить? Ритуалы это все колдовские. Всю команду в жертву принесли вместе с Варзой, а груз прикарманили. Вопрос только — кто?

— Отец жив, — монотонно сказала Иринья, глядя в землю. — Он ждет меня.

— Ну конечно, конечно. Надежда умирает последней.

— Пока мы не нашли третий коч, ничего толком не известно о судьбе каравана, — сказал Шубин. — Найдем, станет ясно.

— Да сожгли его, как и второй. И по пустошам разбежались. Ищи свищи. Кстати, дьяк, а вы осмотрели этот второй? А то мы так спешили от разбоев спрятаться, что одним глазком на дыру в корпусе взглянули, ничего интересного не увидели, да и побежали дальше.

Макарин покачал головой.

— Внимательно нет. Только на палубу забрался.

— И что там?

— Команда. Человек пятнадцать. Их приковали к банкам такими же кандалами, — он кивнул на крест. — И сожгли вместе с кораблем.

Воевода крякнул и почесал затылок.

— Господа хорошие. Может еще раз подумаем, стоит ли идти дальше? Судя по всему, те, кто ждет нас впереди, в средствах стесняться не привыкли.

— Тебе, воевода, может и не стоит, — сказал Шубин. — Для дьяка это долг службы. Для меня — долг перед другом и его дочерью. А что ты здесь делаешь — я до сих пор не понимаю.

Кокарев сверкнул глазами.

— У меня тоже долг, поморец. Свой собственный.

Сзади что-то прокричал Хадри, только что закончивший ремонтировать грузовые нарты, вытащенные из сугроба с мусором, и Шубин отошел к нему, чтобы помочь перегрузить припасы.

— Ты как хочешь, дьяк, — тихо сказал воевода. — Но я бы на твоем месте внимательно приглядывал за нашими попутчиками. Вряд ли у них такие же цели, как у нас с тобой. Доставить проклятого идола сперва в Мангазею, а затем в Москву не в их интересах. Поморцу нужна девка, девке нужен Варза. А Варзе еще неизвестно, что нужно. Если он жив, конечно, в чем я сильно сомневаюсь.

— Сейчас гадать об этом бесполезно. Найдем то, что осталось от каравана, тогда и будет ясно.

— Это да, только есть еще кое-что. Девка эта твоя… Сильно умом тронулась после колдунства того лесного. Ладно бы еще просто сидела без дела и в свой камень пялилась. Но она несколько раз вылезала с карбаса и отправлялась бродить куда-то вдалеке, так что не видно было ее и не слышно. И у меня большое подозрение, что бродила она там не одна. Ничего точно сказать не могу. Но вот тень мелькнувшая, или треск в зарослях, словно кто-то большой пробирается, но осторожный… Только не надо опять поминать эту твою огромную волосатую медведицу, нет ее здесь. Если я прав, тут дело гораздо хуже. Сдается мне, поганый немец как-то умудрился перебраться на этот берег. И теперь идет вслед за нами. И девка об этом знает.

— Прямо об этом спросить ее не пробовал?

— Пробовал. А что толку? Зенками своими белесыми лупает и отвечает невпопад. Говорю же, колдун ей там что-то в голове набекрень повернул. Или она всегда была такой. Спроси ты. Может с тобой она будет поразговорчивее. Ты ж у нас теперь получаешься немцов конкурент, хе-хе, — Кокарев весело заперхал. — И лучше бы тебе включить все свое обаяние или чем ты девок ноги раздвигать убеждаешь. Иначе ждать нам ножа в спину.

Макарин не ответил.

Шубин с Хадри уже волочили к грузовым нартам последние свертки с припасами.

— Олешков всего четыре, — сказал Шубин. — Тяжело им будет. Так что поедем медленно.

Он подошел к Иринье, прошептал ей:

— Готово, Иринушка. Можем отправляться. Только скажи в какую сторону.

Иринья встала, не поднимая глаз от зажатого в ладонях камня. Шагнула к уже запряженным оленям. Ведущий самец фыркнул, задрожал, вылупил налитой кровью глаз, когда она остановилась у его головы. Девка шептала что-то, еле заметно раскачиваясь, а олень тряс рогами, дергал упряжь, потом переставил ноги, пошел куда-то в сторону, потащил за собой связку нарт, не дожидаясь, когда люди на них запрыгнут.

— Ну, с богом, — провозгласил воевода и крупно перекрестился, глянув на крест.

Олени брели, огибая поваленные бревна и кучи мусора, пока не вышли за пределы караванной стоянки, где начиналось нетронутое снежное поле. Налетел ветер, быстро занося следы от полозьев и поднимая тучу снега. Белая пустыня тянулась во все стороны, и уже не было видно оставшегося позади креста.

Иринья сидела в первых нартах, нахохлившись и спрятав голову под меховой накидкой. Иногда она трогала за плечо сидящего перед ней Хадри, и тот направлял ведущего оленя, похлопывая его по бокам шестом то справа, то слева.

Остальные расположились в длинных грузовых нартах, еле умещаясь между припасами. Воевода деловито чистил самопал, умудряясь не растерять при тряске принадлежности.

— А я ведь слышал про эти места, — вдруг сказал Шубин. — Следопытское озеро. Старики рассказывали. Мол, тяжело найти и легко затеряться. Только самые опытные добирались сюда и возвращались обратно. Потому и следопытское. И про пещеры слышал. Ледяные подземные галереи. Но про них ничего путного, одни сказки.

— Откуда здесь пещеры? — спросил воевода. — Здесь же нет гор. Даже холмов нет. Или тут каждую яму в земле пещерой величают?

— Яму не яму, а потеряться и там можно.

По дороге попадались неглубокие провалы, вокруг которых торчали голые прутья кустарников, и тогда Хадри с преувеличенной осторожностью объезжал эти места поверху. Пустоши становились бугристыми, ряды пологих холмов наезжали друг на друга, в ложбинах меж ними лежал глубокий снег, а на склонах он не задерживался, оголяя каменистую мерзлую почву, испещренную блеклыми мхами. Иногда снега не было совсем, и становилась заметна глубокая, широкая и бесконечная борозда, усыпанная лежалыми щепками, сучьями и обрывками ветоши. Волок, по которому год назад тащили на катках последний оставшийся коч.

— И все-таки непонятно, как она узнаёт, в какую сторону ехать? — подивился воевода. — Неужто и впрямь камень как-то подсказывает? Ведь опять прямиком к следу вывела…

— Впереди что-то есть, — перебил его Макарин, всматриваясь в серую туманную взвесь, скрывающую окрестности.

Все молчали, глядя как наплывает из тумана покосившийся темный столб с перекладиной, стоящий в ложбине меж двух холмов.

— Так это виселица, — сказал воевода. — Сам такие по молодости устраивал.

С перекладины свисала оборванная веревка. Макарин слез с нарт, подошел ближе, разглядывая виселицу. Столб был испещрен с одной стороны наспех вырубленными знаками, словно шаманская колотушка. Макарин смахнул носком сапога часть нанесенного снега под ним и наткнулся на торчащую из сугроба кость.

— Еще один казненный, — сказал он.

По бокам от виселицы угадывались небольшие занесенные снегом круглые ямы, из которых торчали собранные в пирамиду горелые палки. Макарин нагнулся, соскреб ногтем сажу с одной из них, принюхался. Пахло чем-то неуловимо знакомым.

— Что учуял? — поинтересовался воевода.

Макарин не ответив покачал головой, забрался на нарты.

Снова потянулись белые поля, сменяющиеся полосами голой каменистой земли. Иногда путь выходил на вершины пологих холмов, и с высоты можно было разглядеть широкую ледяную гладь, испещренную трещинами. Там было озеро.

Макарин вглядывался в проплывающие мимо бугры, торчащие из снега ветки, стараясь ничего не пропустить, но все же они едва не проехали мимо того, что он ждал.

— Стой! — крикнул он и спрыгнул, не дожидаясь пока нарты окончательно остановятся.

Невдалеке виднелся странный заснеженный столбик в пол человеческого роста, похожий то ли на уродливое деревце, то ли на обгрызенный со всех сторон бугорок.

Макарин подбежал ближе, утопая в сугробах по колено, осторожно тронул заледенелую снежную шапку, и та рассыпалась, открывая оскаленный череп мумии, покрытый ссохшейся почерневшей кожей. Кости грудной клетки выпирали сквозь истлевший серый кафтан. Между ключиц торчал кончик заржавевшего железного кола.

— Снова казнь? — спросил подошедший воевода.

— Да. Посадили на кол.

— Это что же получается. Напавшие на караван постепенно избавлялись от команды, каждый раз выдумывая новый способ казни? Но зачем?

— Может это способ устрашить тех, кто пойдет по их следу?

— Может. Меня они уже почти напугали.

— Дойдем до конца дороги — узнаем, — сказал Макарин и побрел обратно к нартам, заметив мимоходом, что рядом с казненным тоже есть собранные в пирамиду обожженные палки.

Холодало. Ледяной ветер заставлял кутаться в малицы, разгонял туман, и туман исчезал, открывая унылые серые просторы под темнеющим небом.

В следующий раз они наткнулись на большую колоду с врубленным ржавым топором. Рядом в снегу лежал череп и на половину растащенные зверями кости.

Потом было невесть откуда взявшееся большое тележное колесо и свисающие с нее изуродованные конечности.

Потом лежащий на голом холме скелет, разорванный на части, с остатками привязанных к рукам и ногам веревок.

— Что ж это за звери такие… — бормотал Шубин. — Что думаешь, дьяк?

— Думаю, что это точно не дикари, — ответил Макарин. — Те, кто это сделал, знают обычаи казни у разных народов. И досконально их повторяют. Такое может сотворить только тот, кто учился. Или тот, кого научили. Или тот, у кого фантазия на подобные развлечения работает как у нашего старого царя Ивана.

— Ивана? Вот теперь я всерьез начинаю задумываться, а не повернуть ли нам обратно, — пробормотал воевода. — Ведь ходили слухи, что он жив остался!

Кокарев, тараща глаза, перекрестился.

— Ты его с сыном Димитрием путаешь, — успокоил Макарин. — А кроме того, у нас сейчас таких иванов — полстраны. Я в последние несколько лет уже ничему не удивляюсь.

Он замолчал и даже привстал с места, когда нарты завернули за очередной холм, и открылась длинная узкая ложбина, зажатая двумя грядами.

На этот раз первой с нарт сошла Иринья.

Больше всего это походило на обугленный лес. Дюжина высоких столбов возвышалась у подножья холма. С вершины каждого свисали потемневшие от копоти кандалы с застрявшими в кольцах черными костями. Голая земля внизу была покрыта рассыпавшимися обгорелыми скелетами, пеплом и прахом.

Иринья медленно ходила меж столбов, разглядывая черепа, обрывки одежды. Потом прошла этот страшный лес насквозь, стала подниматься по склону холма, куда вел усеянный щепками след от волока.

Макарин слез с нарт и пошел следом за ней, чувствуя за спиной взгляд Шубина.

Он нагнал ее на середине склона.

— Иринья, постой.

— Здесь нет отца, — тускло сказала она, не оборачиваясь.

— Это хорошо. Надо поговорить.

— Здесь не надо говорить, дьяк. Здесь надо делать свое дело, а потом бежать, бежать отсюда без оглядки. И жить где-нибудь далеко. Где тепло и живут веселые, добрые люди.

— О чем ты?

Она поднималась дальше, не обращая на него внимания.

— Он обещал взять меня с собой. И он возьмет меня с собой.

Макарин взбежал вслед за ней на вершину и схватил за плечо.

— Ты видела Хоэра! Что ты ему сказала? Отвечай!

Она резко обернулась. Ее бледные глаза горели ненавистью.

— Это ты во всем виноват! Это из-за тебя я здесь!

Она ударила его в грудь, слабо, по-женски, кулачками. Но Макарину уже было все равно. Он смотрел вниз, за ее спину, туда, где расстилалась широкая вогнутая как чаша равнина, зажатая со всех сторон невысокими холмами.

Там почти не было снега, и тянулась от них вниз, и дальше, через все поле, глубокая борозда, заканчиваясь рядом с черным провалом в склоне противоположного холма.

Площадка у входа в пещеру была покрыта лежащими бревнами, и стоял на этих бревнах малый поморский коч с убранной мачтой.