«Ну и что? Что вы тогда подсунули взамен, когда короновали Ядира на Директора? Вы таки считаете, что это приличное сальдо-бульдо? За то, что директору надо поддерживать на планете кошмарный бардак, он может сидеть на золотом унитазе, ходить по воде и менять тело раз в полсотни лет… ну что еще … может терять к чертовой матери под ножом или топором хоть руку или ногу, поскольку она снова вырастет как у ящерицы хвост. Еще я получил от вас чистку мозгов, и память, которые теперь работают не на пять процентов, как у всех, а на сорок. Ах, силь ву пле, пардон, экскьюз ми – ты забыл про самый большой подарок: Директор может надевать на свой хер чехол в алмазах!

И это окончательно все. У них такое называется солидный гешехт!?

Это, конечно, интересно: держать в своем черепке события последних десяти тысяч лет, но они себе представляют, какая проблема от этого мусора в голове?!»

Ядир шел к берегу по воде. Тихая, тоскливая злоба мало-помалу заполняла грудь. Вековая накопленная усталость копилась в порах, клетках, в генах мозга. Он изнывал в жгучем всепамятстве.

Мешанина гойских языков, которую он носил в себе, опаляла изнутри – как россыпь углей, еще не успевших превратиться в золу. Непрестанная прокрутка в памяти событий и катаклизмов людских скопищ, их войны, переселения и этническая трансформация, симбиозы этносов – все более тяжким грузом падали в осадок на дно его гибридной сущности, свинцово утяжеляя её.

Вдобавок ко всему, двадцать лет назад ему снова заменили тело. Но до сих пор, будто перцем натертый, мозжит и ноет по ночам шов на шее.

И это лишь прихожка пред самой проблемой. В нем нагло бунтовал инородный спинной мозг, нафаршированный чужими рефлексами, инстинктами и прочей свинячей дрянью. Изводила в этом мясном мешке тяга к столярному делу. Клешнястые руки, клеточная память мускулов выли и клянчили у головы молоток, рубанок, стамеску и топор: телесный донор был столяром при жизни. И теперь он, Директор земли, дирижер межнациональных войн, старший скотник людских стад на планете должен был запираться в мастерской, чтобы, обсыпаясь опилками, коряво сварганить какой-нибудь кедровый или сандаловый поджопник.

Ядир остервенело сплюнул, имея в виду наслаждение, с которым он бы повесил хирурга из Энлиль-Центра. Второй раз тот подсовывает ему донорский Хомо-брак, к тому же с ярко выраженной педерастической тягой.

Предыдущий безголовый муляж был так же идеально здоров и накачен, имел мясистый, ослиного масштаба фаллос– чем прежде всего руководствовалась хирургия в Энлиль-Центре. Однако та донорская сволочь из Голландии, тот потс необрезанный, оказался потайным кошкодавом при жизни. И сколько пришлось потом передушить этих орущих, царапающихся тварей – до нынешней замены – знает один Яхве.

…Ядир поднял голову. В глаза мягко плеснула свежемытая, сочная зелень Самурского бора, сливочная желтизна барханов перед ним. До тверди осталось триста– четыреста шагов.

Сзади вкрадчиво шелестела на почтительном расстоянии надувная лодка с экипажем: Властелин, идущий по воде, всей спиной, торчащими лопатками источал немое, ядовитое бешенство. Какое не вязалось с морской негой, разлитой до горизонта, не было этому немому психопатству причин – так казалось.

Однако им, досуговой обслуге, неведома была главная первопричина, которая затмевала остальные и изводила тяжким ожиданием. Уже завтра перед Ядиром выткется из воздуха РЕВИЗОР. И будет протыкать вопросами, как шампурами, все изработанное существо Ядира, которое, конечно, за века что-то недоучло, где-то недоработало, чего-то недосмотрело на этой блядской планете с ее тараканно – кишащим населением, с ее дегенератами в правительствах и гениями в народах. И если дебильно-основная часть этой двуногой биомассы управляемо и устойчиво сокращалась, то наделенные неподвластной даровитостью вундеркинды и индиго плодились все чаще, поджаривая мозг Ядира так, что он шкворчал и трепыхался свежей рыбой на раскаленной славянской сковородке. Арийский этнос, обогащенный генами Энки, Ноя, Иафета был истинным кошмаром для Ядира.

Наваливаться войском на арийцев, выдавливать из них полезный для Хабиру результат угрозами и силой – было безнадежно. В памяти Ядира, в недрах мозгла зажглась и полыхнула изводящяя генную память бедоносная панорама.

… Над бескрайним полем восходило кровеносное светило. Полынно горек и ознобист посвистывал над степным размахом утренний свежак, гнал серебристо-ковыльную волну меж двумя ратями. Первая – черная, закованная в кожу, в бронзу растеклась по зыбко-розовой степи несчетными тысячами. Вторая, в полумиле, встала тремя сотнями на саранчово-обжорном пути первой, загородила собой родовые городища огнищан, что осели в Семиречьи, у истока Ра-реки, близ вершины Ямантау – в священной для арийцев долине Аркаима. Первая рать, распялившись двумя конными лавами по горизонту, ползуче, молча охватывала в полукольцо вторую.

Пробив тоннель во вражьем войске, не потеряв ни единицы в сече, арийцы хищно, махом, развернулись, готовясь к повторенью смертоносных рейдов – все как один дымясь чужой, кровавой клейковиной. Осмыслен, страшен был их строй, пропитанный возмездьем. Бессмертье источали лики.

Ядир тряхнул головой, задыхаясь с хлипом всосал воздух, выбираясь из видения-кошмара. Горы искромсанной багряной плоти, устилавшей степь, таяли, заволакивались ковыльным смогом.

Властитель огляделся, жадно задышал. Напитывался явью, настоянной на йодисто-хрустальной чистоте моря, на безопасном покое. Память, развернувшая перед ним панораму истребления пращуров арийскими мечами, изнывала в бессильной горечи.

Столетия Лада победно растекались по земле Има-царя Богумира, получившего от Вышня «Ясную книгу». И не находилось царству его преград, не подыскивалось способа втереться, вползти в их межродовую спайку.

Натравливались на арийцев родственные галлы – их орды истреблялись в сече воинством Богумира, что поклонялось Великому Триглаву – Сварогу, Перуну, Святовиту.

Семнадцать раз пытались готты, геруллы, языги взять родовой исток Има-царя, столицу Кайле –града (Аркаим). Но всякий раз уползали их остатки, искромсанные нетупящимися акинаками арийцев.

Будущая Евразия дышала, обрастала богатством и славой под твастырем, Има-царем. И память нынешних аланов, скандинавов, иранцев, индусов, германцев, пропитавшись мифами и преданиями – все еще хранит деяния Богумира.

Он, заполучивший неисчислимость знаний о Вселенной, владел и всеми навыками жития людского. Учил металлы выплавлять, ковать мечи, орала, выделывать шелка и лен, прясть пряжу на станках, строить города, пахать и сеять, лепить и обжигать посуду. Он, разделивший родовые скопища на волхвов, воинов, ремесленников и земледельцев, впитавший от матери Марены секреты врачеванья Кундалини и телесного бессмертья – он был неуязвим и вечен.

Его империя управлялась выбранными на Вече князьями и их нельзя было подкупить, поскольку они не признавали насажденную Ич-Адамом власть перламутровой ракушки и, затем, золота. Их нельзя было совратить, поскольку выбранный на Вече неподвластный лести и богатству вождь, держал князей в узде контроля и повиновенья. Они приносили в жертву своему Триглаву злаки, травы, мед, зерно и сурью, кою пили сами с молитвой.

И были они столь сильны Триглавом и ЛАДом своим, что брали дань с Египта и всех ближних стран.

Их неподвластные влиянью и подкупу племена можно было лишь вспучить изнутри, взорвать вкрадчивой приставкой «РАЗ». Был нерушимый «ЛАД» арийцев. К нему потомки Сим-парзита все же приделали приставку «РАЗ», заполучив не вдруг, но все ж заполучив долгожданный «РАЗ-ЛАД».

…Четверка на лодке с едва шелестящим мотором дрогнула в страхе: идущий перед ними по воде взорвался диким воплем:

– Вур-р-р-р!

Вздел руки, скрючил пальцы. Он тряс ими, вихляясь мощным туловом, приплясывал, расплескивал фонтаны из под босых ног. Он взревывал в неведомом припадке. Все буйство завершилось разворотом к лодке: две лапы Властелина уцепили зачехленый в бархат и алмазы член и вздыбили его навстречу лодке. Ядир тряс фаллосом, как это делал перед стадом обезьян вожак оранг-утанг:

– Мы это сделали! Мы-таки сделали всем им РАЗЛАД!

Обмяк. Сутуло развернулся к берегу, пошел. Все стихло. Лишь шлепки подошв Ядира накладывались на морскую негу.

«Наш юный Аарон, смиренный поставщик трав, меда, злаков для военных лагерей арийцев, их святилищ, подсунул всем им предложенье: ваш Има – царь велик, непобедим, бессмертен. Властителю империи нет равных на земле… и в небесах нет! Он подобен богу… Нет, выше он! Зачем же вы, непобедимые, ревете после сурьи перед битвами: «О-м Боже, О-ом Перун!?»

Не справедливей ли кричать: «О-ом Боже Богумир!? О-м хайле, Богумир наш, О-м побуд!

И те из родов, кто был ближе к царскому роду, повязаны с ним единым соком кровного замеса – те заглотили сладкую отраву! Согласились!

Но те воины, кого особо пасла жреческая каста волхвов, кто следовал их наставленьям и вековечному арийскому укладу жизни – те отвергли неравноценную, кощунную замену.

Скользнула, лопнула и зазмеилась меж родами трещина РАЗЛАДА.

А тут набег языгов на Аркаим. И полыхнула битва, где одни кричали «О-м Боже, О-м Перун!». Другие надрывались в разнославьи: «О-м боже Богумир!», копя в груди не упоенье битвой, не монолит возмездного единства, а желчь вражды и разногласья. И восемнадцать драгоценных трупов остались в ковыле – по шесть среди трех сотен, среди двуручников – уже и не бессмертных!

И трижды восславленное Яхве-Адонаи это число: «6 6 6» – стало числом раздрая, числом Безымянного Зверя.

Вражда росла и рвала царство на клочки. Уже сам царь има-Богумир сам Твастер стал вмешиваться в междуусобицы, карать ослушников, кто не желал взмывать к Перуну в Навь под кличем «Хайе Богумир!»

И лопнул с той поры единый род Има-царя и распался на служителей волхвов: на ЯСУНЕЙ, чьи Богом было и осталось СВАРОГОВО ЯР -солнце и ДАСУНЕЙ, идущих по пути ИНДРЫ-луны. И эти, лунники, несли уже к жертвенникам не травы – злаки и не сурью, но, по подсказу Аарона, кровь бычью, головы овец и коз. Чьи туши поедались.

Растащенные порознь теряли силы и терпели все чаще пораженья – на зобную утеху воронья. И слезной горечью пропитано, упало стенание с небес отца Ария-Оседня:

Как мертво все и черно от воронья, когда народ ушел от лада! И вороны грают над родичами нашими и едят поверженных!

Но шли века, уже Охристовленные Православием. И Руссколань, сближаясь разрубленными чреслами княжеств, срасталась, как тело, спрыснутое мертвой водой. И возродилась. И вновь явила адамитам– Сим-парзитам свой грозный лик народа – богоносца.

И было все это под Бусом Белояром, чья сущность стала вторым пришествием Мессии и воплощением Христа: о чем пророчествовал сам Он. Неукротимый Бусов разум очистил истинное Православие и слил его с ведическою верою волхвов и пращуров.

Примкнул приязнью к Бусу Белояру не менее могучий арий Конунг – царь готов Германарех. Сто десять лет водил он готов от победы к победе. Они вдвоем, сливаясь кровно-родственною спайкой, расширились единой, грозною державой: от Хвалынского моря – до Аркаима, от Студеного океана – до Иньской империи, с коей поддерживали дружеские связи. И не было бы вскоре равных им по мощи и влиянию под солнцем, поскольку отдавал Бус Белояр сестру свою Сва-Лебедь в династические жены Германареху. И сватом стал сын Германареха – Рандвер.

К последнему во время сватовства притерся обрезаный советник Германареха ярл Бикки. К отцу вез Рандвер от Белояра его сестру Сва-Лебедь.

Дорога длииною петлею вилась среди ковыльного раздолья, средь перелесков, меж озер. Ярл Бикки, притершись к боку господина, лил ему в ухо сомненье за сомненьем, пропитанные ядом:

– Везем мы деву Лебедянь для старца… ему ли засевать лебяжьи чресла? Тебе наследовать все княжество после царя. А на пути твоем вдруг вздыбится наследник их. И твой соперник. Да посмотри, в какой тоске она! И глаз с тебя не сводит, с тебя, кому нет равных на земле… отцу ведь за сто лет… подумай, властелин… и если я не прав – вот моя шея! Руби того, чья преданность трепещет от обиды за тебя, хоть я советник твоего отца! Руби!

Но голова на гибкой шее уцелела. А Лебедь и Рандвер совокупились в походном, пыльном войлочном шатре – словно лишившись разума, забыв о миссии своей меж готами и антами.

И рвал седые волосы ярл Бикки, стенал и выл советник перед Германарехом, с подробностью копировал кошачьи вопли Лебедяни под натиском тугого фаллоса Рандвера. И фразы изрекал, как буд-то сказанные ею, когда соитие свершилось:

– Старый козел наш захотел полакомиться моею хрустенькой капустой, поищем же ему засохшую полынь – по его летам!

И сдавленный смешок Рандвера описал, перекипавшего в раздвоенном смятеньи.

Зверея в приступе ревнивого безумья, повесил сына Германарех на сухом суку. А Лебедь затоптал копытами коней. Чем воспалил славяно-готскую войну на истребленье. Германареху в сече Бус и Златогор вонзили акинаки в бок и умертвили. Но братскую войну меж ариями двух ветвей продолжил Венитарий. И в битве 31 лютеня 367 года, его войска разбили антов Буса Белояра, а самого его и семьдесят князей знатнейших распяли на крестах.

В ту ночь Сварога тряслась земля повсюду: в Никее, Константинополе и в Аркаиме, а хищный лик луны (молитвенник дасуней) бесстыдно, с любопытством взиравшей на распятых, заволокло затмением глухим и долгим.

С тех пор всегда был при царях туземных обрезаный и вкрадчивый советник из клана Индры, имевший гены Сим-парзита. ИЛЬ отирались рядом отобранные им в местечках самки, неутомимые при случках, чья матка вековечно изнывала в неутоленном бешенстве соитий. ИЛЬ шабес-гой, холуй, азартно выставлявший на торги все потроха свои и душу – как только предлагали цену. ИЛЬ добросовестно-неистовый дурак, сидящий на гнезде супер-идеи, высиживая истово кукушкино яйцо ВРЕДА – вместо изъятой незаметно ПОЛЬЗЫ. ИЛЬ умник полу-гений, стремящийся продраться в гении любой ценой – еще при жизни.

Текли века. Внедрялись свои ярлы Бикки в доверчивость двуногих стад. И стравливали их. И жали золотую жатву на тупости, на злобе, на крови и на войнах. Так было и при Грозном собирателе Руси, чью волю, ум, семейственность сжирали Курбские. Так сотворилось при Петре, где Меньшиков, служивший при царе Незаменимым, утоплен был во лжи, в роскошных подношеньях. Так вбили клин между безвольным Николаем и неподатливым Столыпиным, чтобы лишив Романов трон опоры, стравить в который раз Германию с Россией.

Так было и, наверно, будет. Поскольку спущено с небес потомкам Сим-парзита сосать чужие соки из стравленных, раздробленных враждою человеков.И властвовать над ними.