– Батюшки святы! Седой уже наполовину, здоровенный то какой вымахал! Почти как Женька. – всплеснула руками Орлова, обняла Василия. Всхлипнула. – Боялась, не увижу, не выберешь время приехать – тогда бы и не увидела.

– Ну нет, теть Ань, я как ваше письмо прочел – все отфутболил, и прямиком на поезд. А Евгений где? – Расстроено спросил Василий мимоходом запнувшись о не совсем понятное: «почти как Женька»: пацан-то на тринадцать лет моложе, а сам Василий в хиляках никогда не числился.

– Да у них сегодня с Аверьяном драка.

– Это как понимать? – изумился Василий беззаботному материнскому тону – драка по какому поводу, за что?

– За понюх табаку, – усмехнулась сквозь слезный блеск Орлова – третий год дерутся и все без повода. Аверьян – это их классный физкультурник. Ведет секцию какого-то руссобоя или славянской драки.

– И что это такое? – с подмывающим азартом встрепенулся на «драку» в Прохорове мастер культурного мордобоя.

– Чего не знаю – того не знаю, Васенька. И никто не знает. Аверьян их в лесу прячет, как квочка цыплят. И зимой и летом. У него там своя элитная селекция, отбор по особой системе творится. Ну и Женька при нем на этом деле вроде как в заместители выбился. Да будет нам про эту драку! Ты о себе, о Наденьке поведай… Успокоилась, бедняжка, без Никиты долго не выжила, – снова прослезилась Анна.

… За добротно накрытым столом, под винцо из изабеллы домашнего приготовления, неторопливо и подробно пересказывал Василий горько-скудное бытие с мамкой на Фельзеровской заимке. Кормилицей, поилицей квохтала подле них, свалившаяся на голову с Кавказа тетка Надежда. С большой буквы во всех смыслах была она Надеждой – единственной на всем свете, с того момента, как арестовали отца. На ней же были и дочка ее Анюта со сломанной ногой, да спятивший в лесу от пережитого муж Юрик. Так и тащила на горбу всех четверых в неподъемном надрыве: явится ли с арестом милиция, или еще подышать на воле денек дозволят?

Но переждали, вытерпели. Фельзера в добротную психбольницу определили. Надежу до зав.птицефермой повысили. Василь десятилетку в районе закончил, в сельхозинститут каким-то чудом сквозь классовые надолбы протиснулся. А там и Фельзера подлечив, домой вернули: печь тихонько топить, да с лешим в укромных уголках беседовать.

И лишь потом, спустя годы, усмешливо и вальяжно сквозь коралловое полукружье знаменито-афишных губ слила подноготную их бытия Анюта: сварганил все эти чудеса шеф ее и кучер, погоняла и благодетель, некий товарищ Мелкий. В консерваторию Анюту Мелкий этот не пустил, после музучилища запряг и засупонил сразу, надев филармонический хомут. С тех пор и тащит свой концертный воз по России: при своем ансамбле и сорока концертных платьях. Не жалуется. Недавно «Победу» на новую «Волгу» заменила.

Вступала в рассказы и Анна: все в подробностях про тот последний день с Прохоровым, про роды свои пересказала.

Надолго смолкли оба, заново переживая далекие передряги.

– Слушаю Анюту по радио – наконец вынырнула из паузы, поделилась Анна – голосище конечно стенобитный, вторая Русланова. Только вот… Вась… кукольность егозливая в пении ее образовалась, голос роскошный, а вот мало греет и все тут! Магомаева, Гуляева, Пьеху, Георга Отса, Зыкину выслушаешь и будто в купель окунешься. А вот Анюту с этим, как его … жеребцовый голос такой, вылупился недавно… то ли Корзон, то ли Кобыздон…

Засмеялся Прохоров, фиксируя нещадно – хитроватый прищур Орловой, однако бритвенным языком вооружена была матерая сельхоздиректриса в отставке.

Махнула рукой и вдруг сконфузилась Орлова.

– Хотя нас, кряхтунов довоенных, не то что песня – уже печка не согреет.

– Теть Ань, – круто свернул с вокальной склизи Прохоров, – до вечера, когда дядя Василий с работы придет, еще часов шесть. На делянку отца как договорились – завтра с утра махнем. А сейчас… может я проскочу к Евгению? Признаться, заинтриговали Вы меня его дракой, сам ведь тоже этим занимаюсь в меру сил, сборную боксеров тренирую в НИИ.

– Тут вот какая оказия, Василек, – несколько растерянно замялась Анна, – тренер их, Аверьян, никого к занятиям не подпускает.

– Как так?

– А вот так. Взялся он вести руссобой этот с одним условием: три часа занятий пять раз в нелелю зимой и летом в лесу, в предгорье. И никаких наблюдателей и контролеров до выпускного вечера.

– Интере-е-сно. Зарплату за секции платят обычно по результату. А если ни контроля ни результата…

– Ну, во-первых, за тренерство он плату не берет. А, во-вторых, от результатов его у директора школы волос дыбом встал, там вроде бы можно уже «мастера» любому присваивать.

– И сколько им присвоили?

– А нисколько. Аверьян Станиславович своих к соревнованиям не подпускает.

– Ни черта не понимаю! – свирепо буркнул Василий.

– Не один ты. Директор, Григорий Лукич, поначалу тоже не понимал, с год он эти прятки терпел. Потом ультиматум Аверьяну поставил: или открытое занятие для него, или он эту подпольную шарагу разгоняет.

Ну Аверьян один раз его допустил, так второй день Григорий Лукич в себя приходил: вроде как контузили его. Больше никто к Аверьяну так и не пробился, хотя и пытались не раз.

– И что директор там увидел?

– Не поделился.

– Теть Ань, ну и как все эти сказки Шехерезады мне, тренеру воспринимать? Неужели никак нельзя к этому Аверьяну… Евген, там ведь при нем верховодит… Может через него?

– Эк я тебя завела! – Отметила Анна – азартен ты, братец, весь в отца. Мы вот что попробуем…

Она набрала номер телефона.

– Григорий Лукич? Здравствуй, голубчик, Орлова. Просьба к тебе наисердечная. Понимаю, в сколь щекотливую ситуацию загоняю тебя, да приспичило.

Прибыл сегодня к нам очень дорогой семейный друг. Младший научный сотрудник, кандидат наук, работник сельхозНИИ на Волге. Я ему вкратце про Аверьяна и его драку изложила, там где Женька сейчас. Теперь не могу отделаться: прилип как банный лист к заднице, готов на колени перед тобой пасть – проводи к Аверьяну. Что будем делать?… Эк тебя понесло… Да погоди ты… остынь, голубчик. Васенька сам культурный мордобоец, боксеров тренирует… Ему эта драка, как нам с тобой курсы повышения… Ну? Так. Так. И на том спасибо.

Она положила трубку.

– Он подвезет тебя к лесу и покажет в каком направлении идти. Дальше сам. Наткнешься на Аверьяновых костоломов – не прячься и не подглядывай, сразу цепляйся за Женьку, пока тебе бока не намяли за шпионство. Такое бывало. А дальше – как Аверьян решит. Разрешит – все сам увидишь. Выставят – не обессудь. Они к шпионам, как волки к собаке – только клочья летят.

– Анна Ивановна, голубушка, поклон вам за этот подарок, и за все. А насчет того, что бока намнут – так ведь многие хотели. Да не у всех вышло.

– Ну – ну. Из калитки ступай направо, потом через степь. На окраине, через три квартала – школа. А я, пока вы добираетесь, попробую Женьку оповестить о тебе, если повезет.

– Это как? – Развернулся у двери Прохоров.

– Много будешь знать – совсем сивый станешь, – усмехнулась Анна. Иди-иди.