Жест, выражающий слово «отъезд», Бессилен, как бабка с клюкою. Едва ли не самый беспомощный жест — Прощальные взмахи рукою С перрона куда-то в плацкартную клеть, Шаги учащая по ходу, За той, кого хочется просто иметь, Как небо, как солнце, как воду.

Непроглядная ночь, словно мертвая зона. Я боюсь покидать это царство теней, Но под утро протяжные вопли клаксона Полоснут по артерии сонной моей. По рецепторам спящим скользнут мимоходом. Я обрушу на окна шипенье брюзги. А потом, как по нотам, – увижу панно там, На которое смачно ложатся мазки. Хаотичные точки на фоне асфальта, Номинально они – Иванов и Петров. Высыпает автобус осколками смальты Живописную россыпь плащей и зонтов. Я сегодня одет и побрит безупречно. Я такой же, как все, – не косой, не рябой. Посмотри, как бугрится на улице нечто. Это я неудачно смешался с толпой.

Обойдусь без пропеллера И Икаровых крыл. Мне бы хватку ротвейлера: Пасть пошире открыл, Дабы рявкнуть раскатисто, Выгнув грудь колесом, И уже доказательства Правоты налицо. А под действием силушки Разберем, who is who. И прорежутся крылышки На гагачьем пуху. Затрепещут пернатые, Затмевая зарю. Врежусь в облако ватное И крылом пропорю. Это только прелюдия, Недобор высоты. Есть у мелкого пуделя Покрупнее мечты. Мне бы хватку ротвейлера.

Просторные бреши в уме. Бессмысленно черепа тру дно. Так нищий скребет по суме. Любое мое резюме Подвергнуть сомненью нетрудно. Я знаю – нужна глубина, Но несколько строчек налузгав (В которых она не видна,) Приходится черпать со дна Последних прилипших моллюсков. Жемчужины стали мельчать, Едва различимы крупицы. Выходит, пора замолчать, Ведь дело привычки – зачать, Но дело ума – разродиться.

Тянуться щупальцами спрута, Вонзать упругие присоски, Таращить бельма пучеглазо И мимикрировать над ней. Втащить в собачью халабуду И, не помяв на ней прически, На тело в форме контрабаса Дышать из огненных ноздрей. Накрыть верблюжьим одеялом, Казаться кротким, а не дерзким, И при позывах к рукоблудью Давить ногой на тормоза. Меня мамаша изваяла Не Аполлоном Бельведерским И даже вскармливала грудью, Надев повязку на глаза. Я был в Непале и на Кубе Как резидент и переводчик, Кружил по свалкам в самосвале, Ел только хлеб, сухой, как жмых. Но на одной секретной клумбе Сорвал ей аленький цветочек, Который зорко охраняли Бойцы в беретах голубых. Я тешусь мыслью вожделенной: Одну ее любить до гроба. Почить у скважины замочной, Сраженным ею наповал. Она отнюдь не мисс Вселенной, Всего лишь вице-мисс Европы, К тому же северо-восточной. Я сам ее короновал.

Я опять тороплюсь перекраивать минус на плюс, Но штришок вертикальный меняет по сути лишь форму. Я фальшиво пою от привычки к животному корму, А отрыжка отнюдь не похожа на «Весь этот блюз». Я, наверно, влюблюсь, чтоб ночами не маяться стрессом. Чтоб от чувств распирающих душу раздуло, как флюс. Я сегодняшней ночью в кого-нибудь точно влюблюсь, Если вспомню, что общего было у Данте с Дантесом. Я пойду темным лесом, в трех соснах попутанный бесом. Ни любви не найду там, ни Бабы-яги с помелом. Но пойму под корягой, придавленный всем ее весом, Что на свалку из плюсов похож в ноябре бурелом.

Невеста златокудрая, Ты села в позу лотоса. Встречая это утро, я Разгладил позолоту сам. Не шелохнулась, надо же, И я застыл в раздумиях. Не даст бальзама на душу Египетская мумия. Зрачок пустой, как косточка. В белке снегов Таймыра вал. И я бальзамом «Звездочка» Тебя забальзамировал. От слез горючих, репчатых Вся растеклась до донышка. А я-то думал – крепче ты, Родная фараонушка.

Я вылепить бабу отважился И к голосу сердца прислушался. Я клодтился, я микеланджился, Роденился и аникушился. Но образ в ладонях драконился, А в мыслях бесплотных – невестился. Я мухился, пигмалионился И даже слегка неизвестился. Но фауной щедро удобренный, Линяющей и оперившейся, Несчастный, никем не одобренный, Стоит монумент пикассившийся.

В песочнице играет синеглазка, Куличики лопаточкой гранит. Она не знает, что такое Глазго: На шарфике написано – «Зенит». Она не знает, кто такой Манчестер, Куличики песчаные плодя. А папа на скамейке курит «Честер», Выгуливая резвое дитя. Писклявый лепет спрыгивает с губок. Дитя машинку просит напрокат, Но твердо знает, если будет КУБОК, Подарят куклу, велик, самокат.