Редингское аббатство, Беркшир, январь 1136 года

Бриан кутался в меховой плащ и старался дышать через рот. Холодная погода и густо накуренный ладан не скрывали запаха гниения, исходящего из накрытого пурпурным шелком гроба, который стоял перед алтарем Редингского аббатства. Свинцовые пломбы неплотно закрывали швы саркофага, где разлагалось тело бывшего короля, и с одного края сочилась зловонная черная жидкость. Под поврежденный угол поместили миску, и время от времени туда плюхалась очередная капля. Генрих скончался более месяца назад. В Руане из него извлекли внутренности и погребли в соборе. Затем тело набили солью, обернули в бычью шкуру и поместили в гроб, который потом запечатали. В таком виде его привезли в Англию, как только ветер позволил безопасно пересечь море. Все это время соль вытягивала из трупа телесные соки, и теперь отвратительная жижа стекала в миску на полу церкви, пока архиепископ Кентерберийский служил погребальную мессу.

Стефан надел корону, которую две недели назад на него возложили в Вестминстере, и держался с царским достоинством. Он подставил плечо под похоронные дроги и помог перенести саркофаг в церковь аббатства. Генрих, епископ Винчестерский, и Роджер, епископ Солсберийский, красовались в богато украшенных нарядах, каждый стоимостью с небольшое баронство. На их лицах застыло торжественное выражение, но, как и у многих других, собравшихся здесь, из-под него проглядывало не менее отвратительное, чем смрад из гроба, самодовольство.

У Бриана не было никаких сомнений в том, что Стефан украл английскую корону и нормандское герцогство, хотя, как и все остальные, он преклонял колено и присягал на верность Матильде. Тело Генриха еще не остыло, а Стефан уже сел на корабль, шедший из Виссана, чтобы захватить трон. Конечно, это заранее спланировали, и Бриан готов был съесть свои кожаные сапоги с серебряными шнурами и всем остальным, если это окажется не так.

Стефан действовал так быстро, что завладел Англией прежде, чем все сообразили, что происходит. Лондонцы горой за него стояли, как и жители Винчестера. Кентербери и Дувр держали ворота на запоре, но только до тех пор, пока не узнали, что Стефан получил доступ к казне в Винчестере. Гуго Биго клялся спасением души в том, будто Генрих на смертном одре освободил баронов от данной Матильде клятвы, но Бриан не верил ему, потому что такой поступок был совсем не в духе старого короля. Он подозревал, что Генрих вообще ничего не сказал, поскольку цеплялся за власть до последнего дыхания.

После неожиданной смерти Генриха земля ходуном заходила у Бриана под ногами. У него не осталось другого выбора: пришлось присягнуть на верность Стефану, потому что так поступили все и не с кем было объединиться. Король Шотландии находился слишком далеко, чтобы быстро оказать помощь, а сама Матильда в Анжу. Какой смысл поднимать восстание, если нет ни вождя, ни направления? Он не мог обсудить сложившиеся обстоятельства с Робертом Глостерским, так как тот все еще был в Нормандии. Роберт не восстал открыто, но и не приехал ко двору, чтобы преклонить колено у трона Стефана.

После того как бывшего короля опустили в могилу перед алтарем, похоронная процессия медленно вышла из аббатства в сырой январский день.

Галеран де Мелан остановился рядом с Брианом и посмотрел на него оценивающе.

– Итак, – сказал он, выпуская изо рта с каждым словом быстрые облачка пара, – дело сделано, и мы теперь живем при новом короле. Лично я рад, что мы наконец выбрались оттуда. Гробовщики не сумели как следует спрятать прогнивший мир.

– Он заслуживал лучшего, – заметил Бриан.

– Теперь это не имеет никакого значения, – пожал плечами де Мелан.

– Это всегда имеет значение, милорд. Мы должны с уважением относиться к человеку, мертв он или жив.

Де Мелан его раздражал. Трения между ними начались, когда де Мелан находился в заключении в Уоллингфорде; в последующие годы неприязнь только росла. Галеран и его брат-близнец стремились полностью завладеть ухом короля, и все, кто не принадлежал к их стану, уже оказались оттесненными к краю придворной жизни.

Галеран засунул большие пальцы рук за ремень и горделиво выставил одну ногу.

– Для вас это наверняка серьезная потеря, – произнес он. – В Англии у вас никого нет, кроме родственников вашей жены, из которых ни один не стоит времени и усилий. – С ехидной усмешкой он добавил: – И наследников у вас нет, а земли, которыми наделил вас Генрих перед женитьбой, не принадлежат вам. Королевский дар могут забрать, как только вассал проявит неверность по отношению к королю.

– Что вы имеете в виду? – ледяным тоном поинтересовался Бриан. – Давайте-ка начистоту, милорд.

– Это очевидно, Фицконт. Пусть в вас течет кровь правителей Бретани, но, как и милорд Глостер, вы незаконнорожденный, а потому даже в большей степени, чем он, зависите от щедрот короля. Генрих поднял вас из грязи, значит вы можете снова упасть в грязь.

Бриану стало противно.

– Как и любой из нас.

– Кто-то с большей вероятностью, кто-то с меньшей.

Небрежно кивнув, Галеран вернулся к своему брату-близнецу Роберту де Бомону и к Гуго Биго, который держался важно, словно толстый боров. Бриан остался стоять в стороне. Да, Галеран был прав, говоря о его одиночестве. Однако минуту спустя к нему подошел коннетабль Херефорда Майлс Фицуолтер, известный своим твердым характером и рассудительностью военачальник из приграничных земель.

– Де Мелану надо бы вести себя поосторожней, – заговорил он с Брианом. – Тот, кто ходит, задрав нос к небу, не заметит дерьма у себя под ногами, пока не вляпается в него.

Бриан невольно усмехнулся:

– Вы тоже обратили на это внимание, милорд?

– Нужно всегда следить за тем, что происходит при дворе, – ответил Майлс. – На вашем месте я бы появлялся здесь только по необходимости и старался найти повод проводить побольше времени в своих землях.

Бриан кивнул:

– Мне тоже кажется, что пришла пора заняться Уоллингфордом. Нужно возводить новые здания, чинить старые, да и супруга жалуется, что совсем не видит меня. – Он едва не состроил гримасу при этих словах. – А как ваши дела, милорд?

Майлс взъерошил редеющие волосы песочного цвета и растянул губы в невеселой улыбке.

– Я солдат и потому люблю, чтобы во всем был порядок. Иногда надо атаковать стремительно, и наш новый король нам всем это только что продемонстрировал, а иногда лучше проявить осмотрительность. Вот лорд Глостер сейчас как раз это и делает. – Он глянул в сторону Стефана, которого плотно обступили братья Бомон, Биго и епископы Солсберийский и Винчестерский. – Но ему придется сделать выбор. Что же до меня самого, то я подожду и посмотрю, что за короля нам купили, а пока буду горевать об уходе поистине великого монарха. Вряд ли нам с вами доведется увидеть второго такого же.

– Госпожа, – сказала монахиня и знаком пригласила Аделизу пройти в покои, которые для нее приготовили.

Ступив через порог, Аделиза осмотрелась. Обстановка скудная, но ей другой и не надо. В комнате навели чистоту, сильно пахло свежей известкой. Вдовствующая королева прикоснулась к стене, и на пальце осталось влажное белое пятно. По углам горели жаровни, наполняя помещение теплом, к балкам потолка поднимались завитки ароматного дыма. На кровати с веревочным каркасом лежал пуховый тюфяк, накрытый плотной льняной простыней, валик и две большие мягкие подушки. Это все, что нужно: спокойный уголок, где можно укрыться от всего, молиться и привыкать к глубоким переменам, свершившимся в ее жизни.

Пятнадцать лет она была королевой Англии, супругой одного из величайших монархов христианского мира, и вдруг этому пришел конец. У нее остались фамильные поместья и родовитое происхождение, но больше она не является средоточием дворцовой жизни. За Генриха ее выдали совсем еще юной девочкой. Теперь ей приходится искать в той девочке взрослую женщину, и если это означает постриг, так тому и быть. В мире превеликое множество явлений, от которых ей хочется отвернуться и обратить взор в себя, отдаться размышлениям и молитвам. Она будет писать Матильде и делать все, чтобы поддержать и утешить падчерицу, потому что таковы обязанности мачехи. Но помимо этого, отринет суетный мир и окунется в жизнь Уилтона, посвятит себя заботам о соседнем лепрозории в Фагглстоуне. Платья из гладкого шелка она уберет подальше, будет скромной перед Богом, и со временем Он покажет, чего ждет от нее.

Матильда крепко зажмурилась и напрягла все силы в финальной потуге, чтобы вытолкнуть плод из чрева.

За стенами мощной крепости Аржантан стоял удушающе жаркий июль, и хотя за массивным камнем было прохладнее, чем под открытым небом, волосы Матильды липли ко лбу, а кожа блестела, словно намазанная маслом. Как всегда, роды оказались трудными. Она вознесла множество молитв и призывов Деве Марии, прося о помощи и о благополучном разрешении ее третьим ребенком. Последние несколько месяцев Жоффруа провел на полях сражений; теперь настал ее черед сражаться.

Старшая повитуха велела ей пока не тужиться, а подышать.

Матильда послушалась и вскоре почувствовала рвущую боль между ног, а потом внезапное облегчение. Мгновение спустя женщина уже держала на руках плачущего мокрого младенца.

– Хороший мальчик, – широко улыбнулась повитуха. – Госпожа, у вас и милорда родился еще один сын.

Опустошенная, Матильда откинулась на валики.

– Жоффруа хотел на этот раз девочку, у него были на нее политические планы, – с улыбкой выговорила она, пытаясь отдышаться. – Опять он будет упрекать меня в упрямстве, но вряд ли огорчится.

На самом деле Жоффруа возгордится. Будь супруг петухом, думала Матильда, то с каждой навозной кучи кукарекал бы о том, что трижды от него рождались мальчики и что это доказывает выдающуюся силу его семени.

– Как вы его назовете, госпожа?

– Вильгельм, – ответила она сразу же. – В честь его деда, который завоевал Англию и Нормандию.

– А почему не Фульком – в честь отца графа?

Матильда строго взглянула на повитуху, но решила не отчитывать ее за дерзкий вопрос.

– Достаточно того, что имя нашего среднего сына взято из анжуйской родословной, – резко произнесла она. – Да, мой свекор – король Иерусалима, но Иерусалим далеко, в отличие от Англии и Нормандии.

– Конечно, госпожа.

Оробевшая повитуха перерезала пуповину и отдала ребенка своим помощницам, чтобы те искупали его, пока она занимается последом. Матильда глянула за окно. Солнце уже миновало зенит, но пекло по-прежнему немилосердно.

Скоро придут бури, подумала она, бури всякого рода.

Наконец вымытый и запеленутый новорожденный мальчик оказался у нее. Матильда положила младенца себе на согнутый локоть. Его тончайшие реснички поблескивали золотом, а ротик делал сосательные движения. Она возблагодарила Господа за то, что сын пришел в этот мир здоровым. Теперь надо молиться о своем выздоровлении. Деторождение так изнуряет. Три сына за четыре года. Хочет Жоффруа дочерей или нет, Матильда твердо решила, что в последний раз рисковала жизнью. Больше она не ляжет с мужем, потому что ей необходимо завоевывать королевство и герцогство, и она давно занялась бы этим, если бы не этот малыш.

– Приведите старших, – приказала она камеристкам. – Пусть познакомятся с братиком.

Генриха и Жоффруа немедленно привели в родильные покои. Генриху хотелось посмотреть на младенца, но, едва взглянув, он потерял к нему интерес. Сам-то он уже был большим мальчиком и не проникся особой симпатией к крошечному свертку на руках у матери. В его душе шевельнулась ревность – почему это мама обнимает не меня, а его? – но чувство это не было чересчур сильным. Генрих твердо знал: все равно он лучше всех. Он приложился губами к лобику младенца, как было велено, и тут же убежал искать себе более увлекательное занятие. Жоффруа остался сидеть на кровати Матильды и старательно выговаривал имя Вильгельм.

Матильда смотрела на троих сыновей – будущих королей, герцогов и графов, но только если она и Жоффруа обеспечат им эти титулы. Пока же они утрачивают свои позиции: в апреле папа римский подтвердил права Стефана на корону и издал соответствующую буллу, и король Франции тоже признал Стефана монархом. Матильда намеревалась оспорить решение папы, но на это потребуется время, а пока длятся дипломатические битвы, Стефан будет укрепляться на троне. Вскоре после издания папской буллы сдался ее брат Роберт и принес Стефану клятву верности. Матильда надеялась, что это вынужденная мера и что, находясь при дворе, брат будет общаться с другими лордами и сможет повлиять на них, однако пока она воспринимала его клятву как предательство и слабость, особенно ввиду того, что раньше он хотел вручить корону брату Стефана – Тибо.

Младший сын уснул у нее на руках и тихо засопел. Матильда передала младенца повитухе, чтобы та уложила его в колыбель. Пусть хотя бы он поспит в покое и неведении.