Оксфорд, лето 1141 года

Матильда отступила в Оксфорд и устроила там двор с небывалой пышностью – чтобы стереть из памяти позорное бегство из Лондона. Она устраивала пиры и торжественные церемонии, и во всех таких случаях на голове ее была корона, а свои указы и хартии подписывала как хозяйка Англии.

Она награждала своих сторонников графскими титулами, раздавала привилегии и земли, хотя у нее было мало средств и еще меньше власти. Все вопросы решала как правящая королева, но при этом глубоко внутри страдала от бессилия и отчаяния. С епископом Генрихом они обменялись несколькими малоприятными посланиями. Он избежал волнений в Лондоне, о которых, как подозревала Матильда, был предупрежден заранее или даже вовлечен сам, и уехал в Винчестер. Ей оставалось только догадываться, что за планы он там строит. Ненадолго тот появлялся при ее дворе как представитель жены Стефана и его старшего сына, чтобы просить Матильду признать права юноши на земли отца. В то время Матильда еще не оправилась от унижения, к тому же у нее как раз начались регулы, сопровождаемые головной болью и спазмами, так что скользкие речи епископа стали последней каплей в чаше ее терпения. Она отказала ему и в приступе ярости повелела, чтобы Стефана, томившегося в Бристоле, заковали в кандалы.

Епископ Генрих покинул ее не менее разгневанный, чем она, и в дальнейшем отклонял все призывы вернуться ко двору.

В конце июля в Оксфорд прибыл отряд анжуйцев, посланных на подмогу Матильде ее супругом Жоффруа. Возглавлял этот отряд близкий друг графа Юэль де Майенн. Матильда довольно радушно приветствовала воинов, но при этом насторожилась: лишние люди ей совсем не помешают, но их появление в Оксфорде означало, что Жоффруа получает большее влияние при ее дворе. Тем не менее ее порадовали привезенные Юэлем известия о достижениях мужа в Нормандии.

– С тех пор как до нас дошла новость о пленении Стефана, каждый день к графу приходят нормандские бароны, желая договориться о мире, – сообщил Юэль. – Влияние Стефана слабеет, он теряет сторонников.

Особую радость Матильде доставили рассказы об успехах сыновей.

– Они быстро растут, госпожа, – делился с ней Юэль. – Милорд Генрих не перестает донимать графа просьбами отпустить его в Англию. Он бы и с нами поплыл, если бы сумел проскочить на корабль незаметно. Да, я бы не удивился, найдя его в одной из наших телег с грузом. – Де Майенн улыбнулся. – Ваш сын горит желанием надеть корону и править Англией, так что будьте внимательны, а не то у вас появится новый соперник прямо внутри семьи. Генрих такой одаренный, он смог бы.

Матильда светилась гордостью и счастьем.

– Только недостаточно высок еще для короны, – пошутила она, отдавшись столь редко выпадавшему ей хорошему настроению. – А как младшие?

– Оба красивые сильные мальчики, госпожа, хотя юного мастера Жоффруа я мало видел, он почти все время проводит у своих попечителей. Но слышал, что он хорошо успевает с учебой и ратным делом, граф им доволен. А лорд Вильгельм все схватывает на лету и уже бегло читает.

Матильда закусила губу. Когда она уезжала в Англию, Вильгельм был еще по-младенчески пухлым карапузом. И вот он уже читает. Эти годы, отданные борьбе за будущее сыновей, нельзя назвать потерянным временем, но Матильде стало невыразимо больно оттого, что она не видела, как растут и меняются ее дети, не направляла их развитие.

Когда загремел грозами август, в Оксфорд приехал Галеран де Мелан с намерением присягнуть ей на верность. Когда ей сообщили об этом, Матильда заинтересовалась, но не без доли иронии. Он всегда был одним из самых ярых приверженцев Стефана, несмотря на трусливое бегство под Линкольном. Из-за интриг Галерана и его брата Роберта Матильде изменили многие из ее сторонников. В Оксфорде он был так же опасен, как ядовитая змея, брошенная в ее опочивальню.

Матильда сменила повседневное платье на царский наряд из синего шелка, поверх вуали камеристки надели ей на голову корону с цветами. Также она взяла скипетр, а средний палец левой руки украсила отцовским перстнем. В тронном зале заняла свое место на высоком помосте, откуда привыкла править и вершить суд. По обе стороны трона высились бронзовые статуи львов, а на стене за ее спиной висел кусок алой парчи с вышивкой в виде золотых леопардов. Только потом она повелела ввести к ней де Мелана.

Когда Галеран вошел, воздух сгустился от напряжения. Он шагал вразвалочку, словно ему подвластен весь мир. Матильда наблюдала за ним из-под ресниц и думала, как просто было бы пронзить сейчас скипетром его вероломное сердце.

Стоящий сбоку от ее трона де Майенн пробормотал:

– Ему ничего не остается, кроме как прийти к вам на поклон. Милорд ваш супруг вот-вот захватит его земли в Нормандии.

Де Мелан опустился на колено, и глаза Матильды вспыхнули мстительным торжеством.

– Я вижу, вы смирились с неизбежным и желаете стать моим вассалом, – высокомерно обронила она, но спустя секунду жестом велела подняться.

– Госпожа, я здесь, чтобы заявить о готовности служить вам, – ответил он, однако во взгляде зеленоватых глаз не было смирения.

– Как заявляли раньше? – Она сжала подлокотники кресла. – Трижды вы присягали мне на верность, а когда мой отец скончался, изменили своему слову. Почему теперь я должна верить вам?

– Потому что больше я не буду противодействовать вам в Англии. Потому что клянусь быть вашим вассалом в Нормандии и сражаться за вашего сына. – Он говорил гладко, без малейшей робости или смущения. – Потому что я прагматик. Если останусь с королевой и Стефаном, то потеряю свои нормандские владения, а мои земли в Англии, сожженные и разоренные, сейчас немногого стоят. Для вас же моя поддержка в Нормандии будет неоценима.

Ледяным тоном Матильда ответила:

– Вы здесь, потому что ваше положение в Англии безнадежно.

Его эти слова ничуть не смутили.

– Я здесь, чтобы заключить сделку. Пойдете вы на это или нет, решать только вам, но даже мои враги будут советовать вам согласиться. Хотя, конечно же, – добавил он с ухмылкой, – вы вряд ли захотите прислушаться к их советам.

Намек на несговорчивый характер Матильды был очевиден.

– Почему вы думаете, что я приму вас? – парировала она. – На свете мало есть вещей, которым я обрадовалась бы меньше, милорд. А что ваш брат? Какое место он занимает в вашем раскладе?

– Он останется в Англии и будет поддерживать Стефана на своих землях. – Де Мелан пожал плечами. – Так разумнее всего.

Матильда с огромным удовольствием вздернула бы его на виселице, однако понимала: да, в его словах есть смысл. Она злилась на то, что приехал он к ней только после того, как Жоффруа прислал подкрепление. Люди могли подумать, что де Мелан ставит Жоффруа выше ее. Тем не менее, если она разберется сейчас с де Меланом, ее войска смогут без помех заняться епископом Винчестерским – вероятность конфликта с ним крайне высока. Галеран тоже все это знал; Матильда читала это в его глазах и ненавидела его еще сильнее, потому что он не проиграет ни при каких обстоятельствах.

– Хорошо, – произнесла она. – На таких условиях я согласна принять вас в число моих вассалов. Очень жаль, что вы не привезли с собой брата, но нельзя требовать от вас слишком многого.

Де Мелан поклонился.

– Вы правы, госпожа, – ехидно сказал он, – нельзя.

Когда де Мелан удалился, Матильда вернулась в свои покои, чтобы снять корону и переодеться в менее нарядное платье. Она не пригласила де Мелана остаться при ее дворе, тем самым вынудив его тронуться в обратный путь в разгар грозы. Пусть он промокнет и простудится.

На мгновение она прижала руки к лицу.

За окном громыхал гром, но его раскаты уже удалялись на запад, и в комнату потекли запахи освеженной зелени. Казалось, у нее есть повод для оптимизма, но все дается с таким трудом, все так неоднозначно. Матильду охватила усталость, она думала, что если уснет сейчас, то проспит неделю. Заставив себя сосредоточиться, она принялась за чтение писем, ждущих ее внимания. Одно из них было написано Аделизой. Мачеха сообщала, что ее супруг все время проводит в своих владениях и приходит в себя после Линкольна, так как поражение повергло его в глубокое уныние. К супруге Стефана он не присоединился, но и присягать Матильде не имел намерения, хотя, выражала Аделиза надежду, со временем это может произойти. Пока же они с Виллом занимаются семьей и богоугодными учреждениями, потому что в эти дни благодеяния и сострадание особенно востребованы.

Матильда с кислым видом отложила письмо. Аделиза делает что может, это понятно, но так же понятно, что из тех краев не стоит ждать иной помощи, кроме молитвы, а она надеялась на куда большее. Сама в настроении помолиться, Матильда призвала своих дам и отправилась в церковь при замке. Вдруг Господь сегодня будет восприимчив к ее просьбам.

А там уже находился Бриан Фицконт. Стоя на коленях перед алтарем, он уткнулся лбом в сомкнутые кулаки и шевелил губами в страстном шепоте. Матильда остановилась в дверях, не зная, развернуться или идти вперед, но тот поднял голову, словно почувствовал ее.

– Госпожа, – он говорил хрипло, и глаза его были подозрительно влажными, – я оставлю вас наедине с Богом.

– Нет, – поторопилась Матильда остановить его. – Я прервала вашу молитву. К тому же дом Господа открыт для всех.

Она подошла и прикоснулась к его руке. Бриан замер в нерешительности, но, когда императрица тоже опустилась на колени перед алтарем, опять склонил голову. Матильда гадала, что вызвало у него такой всплеск эмоций, но спрашивать об этом не хотела – знала, что не следует этого делать, а по собственной инициативе Бриан вряд ли станет делиться переживаниями.

Чуть позднее она поднялась и поставила свечу. Он последовал ее примеру, и несколько секунд они стояли бок о бок, связанные пламенем, пока Бриан зажигал свою свечу от ее, уже горящей. Его рука слегка дрогнула, и воск закапал маленькими прозрачными кружками, которые быстро остыли и потускнели на железной подставке.

– Я получила известие от Аделизы, – сказала Матильда. – Д’Обиньи отказывается перейти к нам, но она надеется, что какое-то время сможет удержать его и от борьбы за Стефана.

Бриан нахмурился:

– Я ведь мог захватить его в плен, но не посчитал его угрозой.

– Выкуп нам бы не помешал, – заметила Матильда с неудовольствием в голосе.

– Пожалуй. Но в тот день мне хватило сражений и кровопролития. – Он помрачнел. – Я…

Они вместе обернулись на звук быстрых шагов – в церковь чуть не бегом ворвался Роберт в сопровождении Майлса Фицуолтера и Джона Фиц-Гилберта. Сердце Матильды учащенно забилось: еще до того, как бароны открыли рот, она знала, что вести скверные.

– Это Винчестер, – угрюмо объявил Майлс. – Епископ предал нас и осаждает Винчестерский замок.

Матильда не сразу смогла осознать сказанное, но как только слова обрели смысл, она пришла в бешенство. Епископ Винчестерский сам передал ей замок менее трех месяцев назад и при этом обещал свою неустанную помощь в ее борьбе за трон.

– Как он смеет!

– Никогда епископ не имел намерения служить вам, не получая взамен власти, – пробурчал Роберт. – И совершенно ясно, что он затеял: пытается занять замок, чтобы потом с его помощью выторговать себе снова расположение жены Стефана.

– Тогда мы должны поехать туда и остановить его! – воскликнула Матильда. Теперь к ее гневу примешивалось нетерпение. – Идите, соберите всех, кого только можно, да поспешите!

Роберт ушел исполнять приказание. Бриан отвесил ей поклон и вместе с маршалом тоже удалился. Матильда вернулась в тронный зал, чтобы находиться в центре приготовлений к походу на коварного епископа.

Прибыв в Винчестер, Матильда обнаружила, что войско епископа отступило и закрылось внутри его дворца рядом с собором. Где находился сам епископ, известно не было. Матильда надеялась, что он тоже во дворце, но вероятнее всего, скрылся в более безопасном месте. Однако было очевидно, что с марта Генрих значительно укрепил свой дворец и превратил его в цитадель. С мрачной решимостью Роберт принялся осаждать новую цитадель, а Матильда поселилась в замке.

На утро третьего дня к ней примчался Бриан с сообщением, что солдаты, обороняющие дворец епископа, перебрасывают через стены горящие смоляные шары и уже подожгли близлежащее бенедиктинское аббатство и монастырь Святой Марии.

– Наши разведчики доносят, что жена Стефана и Вильгельм Ипрский продвигаются с армией от Кента, так что скоро нас могут окружить и тоже осадить.

Матильда вместе с ним поспешила на крепостную стену замка и с упавшим сердцем увидела, как клубы дыма и языки пламени расползаются от монастыря к городским окрестностям. Крыши из дранки и деревянные строения, высохшие за лето, моментально занимались огнем.

Повсюду царил хаос. Монахи, монахини и горожане отчаянно пытались загасить пламя, но катапульты швыряли все новые и новые огненные снаряды; очаги пожара, разрушений и смятения множились.

– Один из горожан видел, как епископ поскакал куда-то со своей свитой, – продолжал Бриан. – Думаю, он едет навстречу Маго.

– Мне пришлось сдать Лондон. – Матильда сжимала кулаки. – Винчестер я им не отдам.

Бриан покачал головой:

– Может, до этого не дойдет, но лучше заранее упаковать вещи и быть готовыми ко всему. Здесь пожар и разруха, и это означает, что мы лишены крова и припасов, а по мере приближения Ипра и графини Булонской к Винчестеру проблема станет еще острее – будет все больше голодных ртов и бездомных крестьян, которым негде искать пропитания.

– Пока Стефан сидит в цепях в Бристоле, мы сохраняем превосходство, – возражала Матильда.

Однако она была обескуражена. Каждый шаг вперед, казалось, сопровождался потерей. В середине лета всего один день отделял ее от короны Англии. Тот день превратился в недели, потом в месяцы, а теперь растворился в безвременье.

Она диктовала в своих покоях письма, когда Бриан пришел с очередными новостями: силы, собранные королевой Маго, слаженно двигаются на Винчестер по Лондонской дороге, тогда как наемники под командованием Вильгельма Ипрского выступили от захваченного ими Андовера.

– Нам нужно немедленно уезжать, – убеждал Бриан Матильду. – Если Ипр минует сторожевой отряд маршала в Уеруэлле, мы окажемся в ловушке. – Он взволнованно жестикулировал. – Сейчас мы направимся в Лагершолл, а оттуда в Дивайзис, но сначала придется переправиться в Стокбридже через реку Тест, и надо успеть сделать это прежде, чем ловушка захлопнется. Вам потребуется крепкая одежда и обувь – путь предстоит тяжелый.

В его глазах промелькнул страх, и на Матильду это подействовало лучше любых уговоров. У нее уже был горький опыт бегства из Вестминстера, который не хотелось бы повторять. Без единого слова она поднялась, чтобы переодеться, и к тому времени, когда спустилась во двор, ее уже ждала оседланная лошадь. Рядом стоял Бриан в черном хауберке. Он помог ей сесть на кобылу.

К ним быстрым шагом подошел Роберт.

– Скачите изо всех сил, сестра, – посоветовал он Матильде, собирающей поводья. – Мы с Майлсом будем прикрывать вас. Встретимся в Лагершолле, а в Дивайзис поедем вместе.

Матильда наклонилась к нему, и они пожали друг другу руки и обменялись быстрым поцелуем. Потом она тронула кобылу с места. Бриан выслал вперед всадников, чтобы проверить дорогу и предупредить их в случае опасности, и последовал за Матильдой. Он был мрачен: на его взгляд, скорость была недостаточной. Самый короткий путь лежал через северные ворота, но, выехав через них, они оказались бы прямо перед вражеской армией, идущей по Андоверской дороге, если, конечно, ее не остановит под Уеруэллом отряд маршала. Но в это Бриан почти не верил, поскольку при всем своем воинском мастерстве Джон Фиц-Гилберт не располагает достаточными силами, чтобы сдержать целую армию фламандцев.

Бриан понимал: нужно добраться до переправы в Стокбридже раньше Ипра и прежде, чем их догонят атакующие Винчестер войска. Грудь у него стеснило так, что трудно было дышать. Это же паника, спохватился он и устыдился. Подобные чувства настигали его все чаще, и все труднее ему было нести тяжкое бремя ответственности за других людей и оправдывать их ожидания. Отважным солдатом и героем, каким видели его окружающие, Бриан никогда не был. Воткнуть клинок в человека он мог, когда было нужно, и да, мог убивать, но давалось ему это нелегко: кровавые образы липли потом к его мозгу, как сор к краям сточной канавы, и бесконечно изводили его.

За их спинами раздались вопли и лязг битвы, и страх едкой горечью растекся у Бриана во рту.

– Нужно спешить, госпожа, – крикнул он, едва не давясь. – Езжайте первой!

Матильда хлестнула поводьями по шее кобылы и пригнулась в седле, когда скорость возросла. Она была прекрасной наездницей, но, сидя боком в дамском седле, как следует разогнать лошадь невозможно. Если преследователи нагонят их, все будет потеряно. До переправы оставалось восемь миль – вполне достаточно, чтобы быстро скачущие всадники настигли их.

– Госпожа, вам надо сесть по-мужски, – скомандовал Бриан. – Нас догоняют!

Рейнальд отправил несколько рыцарей назад, чтобы они задержали преследователей. Бриан спешился и пересадил Матильду на Соболя. Путаясь от спешки в упряжи, он стянул затем с кобылы дамское седло и запрыгнул ей на спину. Стремена отсутствовали, но чепрак был надежно закреплен, и Бриан мог держаться за подперсье и за поводья.

– Но! – завопил он, ударил пятками в бока лошади, и они помчались вперед.

Сжав губы в тонкую нить, Матильда погоняла большого черного жеребца Бриана. Да, сидя ногами врозь, она действительно может скакать гораздо быстрее, таким галопом они загоняли дичь на охоте, но ее трясло, все суставы ходили ходуном, напрягались мышцы бедер, и вонзались в плоть жесткие края седла.

Думать о том, что происходит сейчас в Винчестере и как справляется заслон Роберта, Матильда не смела. Давно уже она принимала верное служение Роберта как должное, а ведь он и горстка людей, спасающих ее сейчас ценой своей жизни, составляли костяк ее войска. Она безмолвно молилась о том, чтобы Господь уберег их, а Генриха Винчестерского поразило громом небесным.

Краткий взгляд через плечо: шлейф дыма покрывает город, но пока ни единого признака погони. Замедлив черного жеребца до быстрой рыси, Матильда обернулась к Бриану:

– Нам нужно поберечь лошадей, ведь у нас не будет сменных.

Он покачал головой:

– Если мы хотим спастись, то должны успеть в Стокбридж раньше фламандцев.

Бриан отстегнул фляжку, подвешенную к седлу, а из котомки на крупе жеребца извлек серебряную чарку. Матильда горько усмехнулась. Она – некоронованная королева, пьющая на скаку из серебряной посуды, и путь ее лежит Бог знает в какое будущее, а позади неумолимые преследователи. Ее мечты о троне сгорели дотла.

Вино оказалось крепким и придало ей сил.

– И все-таки настанет день, когда я сделаю вас графом, – сказала она Бриану.

– Госпожа, я вовсе не хочу блеска или славы, – ответил он сдавленно.

– Служить мне – этого достаточно? – Она вскинула брови.

– Что даст титул, кроме зависти окружающих? Какой в нем смысл, если у меня никогда не будет наследника? Ваш отец поднял меня из грязи, и все, что я имею, теперь принадлежит его дочери. – Бриан стегнул лошадь, тем самым положив конец разговору, и они снова помчались к переправе.

Периодически оглядываясь, они пару раз видели вдали погоню. Матильде пришлось даже пришпорить Соболя. Зато когда взмыленные кони привезли их к дамбе, путь был свободен и у них появилась возможность поехать напрямик через известковые холмы, где они быстро скрылись из виду среди зеленых волн. Позади осталось восемь миль бешеной скачки, но нужно преодолеть еще четырнадцать, чтобы достичь ненадежного укрытия в Лагершолле, а потом еще двадцать до более безопасного Дивайзиса.

К тому времени, когда впереди показался Лагершолл, Матильда едва не падала от изнеможения. Она в кровь стерла ноги о седло, спину ломило, и она ни о чем не могла думать из-за боли и отчаяния, затопившего ее, как только утих пыл бегства от преследователей. С трудом она натянула поводья, въезжая во внутренний двор замка. Загнанные лошади спотыкались. Последним усилием воли Матильда сумела перекинуть ногу через круп Соболя, чтобы спешиться. Рейнальд и Бриан поймали ее, а не то она сползла бы на землю.

Замок Лагершолл принадлежал ее маршалу, и коннетабль, подобно хозяину, был деловит и расторопен. Он быстро устроил их и накормил.

– Вам лучше прилечь, сестра, – обеспокоенно посоветовал Рейнальд.

– Нет! – вяло воспротивилась Матильда.

Ей нельзя проявлять слабость. Чтобы быть королевой и править миром мужчин, она должна быть такой же сильной, как они.

– Ну хотя бы положите ноги повыше, – настаивал Бриан и указал на обитую мехом скамью и табуреты, принесенные слугами. – В передышке нет ничего постыдного.

Он наклонился, чтобы собственноручно взбить подушки, и она уловила запах пота, увидела темные круги под глазами. В зыбком пламени свечей его лицо казалось мертвенно-бледным.

– Я должна быть сильной. – У Матильды сжималось горло.

– Завтра – да, – согласился Бриан, – но пока вам нечего делать, только отдыхать. Не бойтесь возложить часть обязанностей на других.

Он взял ее ладонь, слегка сжал и отпустил, а потом поплотнее укутал одеялом.

– Я скоро вернусь.

Матильда смотрела ему вслед. Да, у каждого свой круг обязанностей. Но править, повелевать – это как раз ее обязанность, и когда она этого не делает, то ей кажется, будто она и вовсе проиграла.

А что с Брианом? Его что-то беспокоит, это заметно, хоть он и пытается прятать чувства. Они, как те чернильные пятна на его пальцах, тоже несмываемые, только их труднее понять.

И еще она устала. Ах, как же она устала!

Вместе с Рейнальдом и коннетаблем Бриан взобрался на крепостную стену и стал всматриваться в сгущающиеся сумерки. Он искал признаки погони: бивуачные костры, которые могли бы поведать о приближающемся враге, или факелы в руках поздних путников, но там не было ничего, и ни один звук не нарушал тишину за стенами, кроме блеяния овец на холмах и шелеста ветра в травах.

– Зря мы вообще приехали в Винчестер, – с досадой произнес Рейнальд. – Епископ заманил нас в ловушку. Он хотел заставить нас вырваться вперед и потом разбить. Осадил замок, мы помчались на выручку, а епископ сам же и поджег его, чтобы ему удобнее было скрыться и заодно подать сигнал королеве.

– Легко быть умным задним числом, – вздохнул Бриан.

– Но почему он именно сейчас решил предать мою сестру? – пытался разобраться Рейнальд. – Та ссора с ней была не так уж серьезна.

– Он сделал это, потому что Галеран де Мелан переметнулся на нашу сторону и уехал в Нормандию. Так что при том дворе исчезли как влияние соперника, так и он сам. Пока Стефан в заточении, епископ сможет править Англией от имени Маго. А та забудет о его прегрешениях и положится на него – и все благодаря его таланту: он умеет выдавать собственную выгоду за общее благо.

Бриан напрягал глаза, вглядываясь в темноту. Потом обернулся к коннетаблю Лагершолла:

– Вы должны поставить у каждого окна по два человека: один наблюдает, второй на подмене.

– Милорд, будет исполнено. – Рыцарь кивнул и после секундного колебания добавил: – У вас так и нет новостей о милорде Фиц-Гилберте?

Бриан мотнул головой:

– Нет, но он, должно быть, сумел задержать Ипра под Уеруэллом, потому что нас не настигли в пути.

– Только его все нету…

– Он здесь не появится. Фиц-Гилберт будет оттягивать врага от императрицы, а не притягивать к ней. – Бриан не стал уточнять – если маршал еще жив, – но непроизнесенные слова все равно повисли в воздухе.

– А где же Роберт и Майлс? – тревожился Рейнальд, не переставая обозревать темноту. – Они уже должны были добраться сюда. И мой дядя, король Шотландии.

– Причин задержаться у них много, – ответил Бриан, желая успокоить не столько Рейнальда, сколько себя самого. – Они могли разделиться, потому что неразумно собирать здесь большое количество людей. У Лагершолла не такие возможности для обороны, как у Дивайзиса или Оксфорда. И пока мы мелкими группами возникаем то тут, то там, врагу остается только гадать и гоняться туда-сюда. – Также это означало, что они раздроблены и слабы, но Рейнальд и сам понимал это.

Молодой человек жевал в задумчивости губы:

– Лошади не в том состоянии, чтобы завтра же выезжать в Дивайзис.

– Нам ничего иного не остается. У маршала в конюшнях есть несколько жеребцов, которые мы сможем позаимствовать, но в любом случае задерживаться здесь нельзя. Лагершолл не устоит против жены Стефана и Вильгельма Ипрского.

Бриан стукнул кулаком о стену. Каждый раз, когда он принимался искать выходы из сложившейся ситуации, то понимал, что лишь приукрашивает реальность и сглаживает углы, но преуменьшить проблему не значит решить ее. И его бессилие только подчеркивает, сколь плачевно их положение.

Нетвердым шагом Бриан вернулся в главные покои. Ему не очень хотелось показываться на глаза Матильде – он считал, что подвел ее. Но она спала, накрытая мантией и одеялом. На ее измученном лице резко выделялись глубокие морщины между бровями, не разгладившиеся даже во сне. Она должна править Англией, а не ютиться на этой скамье, словно жалкая беглянка.

Бриан ссутулился перед очагом и опустил голову в ладони. Его охватило страшное предчувствие того, что они обречены и выхода нет. Мысленным взором он видел перед собой пропасть, край у него под ногами осыпается, а то, что лежит дальше, – сплошная чернота, без оттенков и движения, и оттого еще более жуткая. Эта чернота манит его и ужасает: так легко было бы нырнуть в нее. Но Матильда нуждается в нем, она считает его сильным человеком, и он не может обмануть ее.

Еще не рассвело, когда Матильду осторожным прикосновением к плечу разбудил Бриан. Все ее тело занемело и болело так, что она едва могла двинуться и даже не сдержала стона, вставая. Видя, как встревожился Бриан и другие мужчины, стоящие за его спиной, Матильда попыталась собраться с силами. Если она смогла уехать от Жоффруа после того, как он избил ее, то уж с этим справится. Слуги принесли теплой воды, чтобы она умыла руки и лицо; затем Матильда поела хлеба с медом и выпила пахты, хотя голода не чувствовала. Осознавая, что Бриан следит за каждым проглоченным ею куском, она направила на него колючий взгляд:

– Перестаньте смотреть на меня так, будто я лежу на смертном одре.

– Я озабочен, только и всего. – Бриан быстро опустил глаза. – Вы наша госпожа и наша королева. Я выбрал для вас одного из жеребцов на конюшне маршала. Он бодрый, но спокойный и идет ровно.

Теперь и Матильда поспешила отвести взгляд. Лишь бы не расплакаться!

– Благодарю, – сказала она и спросила себя, выдержит ли ее натруженное тело еще день пути.

Заря только занималась, когда маленький невеселый отряд приготовился выехать из Лагершолла. Матильда сидела на саврасом жеребце с плавным ходом иноходца. Хотя лошадь была небольшой, Матильда с трудом взобралась на нее. Ей пришлось сдержать крик боли, когда стертые бедра снова коснулись седла. Прерывисто выдохнув, она на мгновение опустила поводья, чтобы прийти в себя.

– Вы уверены, что… – начал Бриан.

– Да, – оборвала она его. – Поехали.

Чей-то крик заставил ее повернуть голову к воротам.

Туда въезжал рыцарь на изнуренном, с запавшими боками коне. Матильда узнала в нем одного из людей Роберта – Алена де Кана. Его качало в седле, лицо было в потеках крови и грязи. Натянув уздечку, он сполз с лошади и на мгновение оперся о ее круп, обретая равновесие, а потом упал на колени.

– Госпожа, – прохрипел он.

– Принесите ему питья, – приказала Матильда, – быстро!

Когда в его руке появился кубок с вином, рыцарь опрокинул его себе в рот неловким от жажды движением, и струйки потекли по его подбородку, словно свежая кровь.

– Госпожа, печальные новости. Милорд Глостер захвачен в плен. Я не знаю, что случилось с графом Херефордом и королем шотландцев, но видел, как их люди разбежались кто куда. Сам я чудом избежал пленения и прятался в лесу, пока не решил, что можно ехать…

Известие об очередной катастрофе заставило Матильду содрогнуться.

На лицах приближенных она видела смятение, сама же погрузилась в отчаяние. Их главный военный предводитель взят в плен, и никто не знает о том, где остальные войска. Что же теперь делать? Еще вчера она подумала: случилось что-то плохое, раз Роберт так и не появился, но продолжала надеяться на чудо: вдруг он нашел где-то укрытие и пережидает там. Ну, по крайней мере, он жив; спасибо и на этом.

Рейнальд, неунывающий оптимист, вмешался:

– Но императрица свободна, и мы тоже, а Стефан по-прежнему наш пленник в Бристоле. Даже если сейчас мы проиграли, одна битва еще не конец войны. Мы не побеждены.

Однако Матильда считала это полным разгромом. Она велела молодому рыцарю поесть и отдохнуть, а после ехать за ними в Дивайзис. Потом императрица выпрямилась и приняла величественный вид.

– Мы победим, – сказала она. – Обещаю вам.

Но при этом понимала: ее слова не более чем сотрясание воздуха.

Из Лагершолла Матильда выехала с горделивой осанкой. Она хозяйка Англии, никто и ничто не отнимет этого у нее.

Но в душе, под слоем гордости, она истекала кровью. Роберт схвачен, а значит все ее планы разрушены, потому что ни один из ее военачальников с ним не сравнится.

Она потеряла Лондон, потеряла Винчестер и тем самым подвела себя, своих сторонников и своего сына. Ни один человек не в силах перенести такое, но она – обязана… В глазах у нее помутилось.

Ее качнуло в седле, сквозь бледную пелену прорезался крик Бриана. Она еще успела понять, что он поймал ее, успела почувствовать его объятия. Матильда пыталась убедить его, что с ней все в порядке, что просто заснула верхом на лошади, только говорить не могла. Сила духа у нее еще оставалась, но телесные силы покинули.

Свита императрицы соорудила для нее носилки из ивовых веток, покрытых одеялами и мехами. Ее привязали к этой конструкции и так понесли в Дивайзис – будто труп. А Матильда провалилась в изнуренную тьму, которая была одновременно и безжизненной пустошью, и благословенным отдыхом.