— Вышла замуж за Моджера? Похоже, Рольф совсем выжил из ума, — ошеломленно бросил Бенедикт.

Они с отцом сидели в руанской таверне на берегу Сены. У пристани стояли два принадлежащие Оберту судна, уже загруженные и снаряженные для отправки в Лондон. Третье, с грузом южных вин и цитрусовых, должно было вот-вот прибыть из Коруньи.

— Думаю, что не только он, — заметил Оберт и строго посмотрел на сына. — Кстати, если учитывать то, как сложились обстоятельства, я полностью с ним согласен он поступил в интересах дочери Хорошо еще, что она не забеременела. Это бы осложнило дело.

Бенедикт лениво водил пальцем по граням кубка. Стоял октябрь. С той злополучной ночи в канун майского праздника прошло пять месяцев. Почти ежедневно юноша, оставаясь наедине с собой, раскаивался в случившемся и в то же время желал, чтобы все повторилось. Его томило чувство вины и перед Джулиттой, и перед Жизелью: ведь он умудрился стать яблоком раздора между двумя сводными сестрами, которые и прежде между собой не ладили. Иногда он думал, что ему, возможно, не стоило соглашаться с решением Рольфа, а напротив, отдаться в ураган страсти вместо того, чтобы кануть в постылое серое небытие.

— Что тебе известно? — осторожно поинтересовался Бенедикт.

Подошедшая служанка поставила на стол блюдо со свежим хлебом, затем удалилась и вернулась с деревянными подносами, на каждом из которых лежало по целой плоской рыбине, приготовленной в масляном соусе с пряностями. Оберт жестом отослал ее и достал из-за пояса небольшой кинжал.

— Рольф рассказал мне все начистоту. Он знает, что я не болтлив, и к тому же, как твой отец, неожиданно оказался причастен к делу.

Бенедикт перевел взгляд на поднос. Молочно-белые рыбьи глаза, казалось, смотрели на него с укором. Несмотря на голод, ему совершенно расхотелось есть. Кроме того, юношу все еще поташнивало после утомительного морского путешествия. В этот раз пролив, прозванный моряками «узким морем», показался Бенедикту слишком уж широким. Волны за кормой судна вздымались подобно диким необъезженным лошадям, тяжелые капли дождя серебристыми пиками вонзались в палубу. Всю дорогу его не покидали мысли о Джулитте.

— Я люблю ее, — тихо признался он.

Склонив голову, Оберт сосредоточенно возился с рыбиной, отделяя мясо от костей.

— Так я и подумал. Вернее, старался думать, ибо считать, что мой сын соблазнил младшую сестру жены спьяну или по глупости, поверь, очень неприятно. Кроме того, ты не из тех, кто совершает подобное.

— Не спьяну, но и не преднамеренно. — Бенедикт впился взглядом в глаза отца, желая убедить, заставить его понять. — Понимаешь, это просто случилось и все. И в тот момент казалось мне правильным и единственно важным. Но не успели мы прийти в себя и собраться с мыслями, чтобы все как следует обдумать, как навалились последствия. Моджер… — произнес он с негодованием и некоторой брезгливостью. — До сих пор не могу поверить, что Джулитту выдали за него замуж.

— Рольф сказал, что она, похоже, смирилась со своей участью, успокоилась и старается стать хорошей женой. Возможно, девочка наконец получила то, в чем нуждалась — круг обязанностей и мужа, надежного, как каменная стена.

Бенедикт досадливо поморщился: после нескольких месяцев семейной жизни он сам вряд ли соответствовал последней формулировке. Надежный, как каменная стена?! Слова отца о с виду счастливой жизни Джулитты вызвали в его душе вспышку зависти и ревности. Неужели она может быть счастлива с таким несносным тупицей, как Моджер? Нет, это не та Джулитта, которую он знал. Что они с ней сделали?

— Я должен увидеть ее, чтобы самому убедиться, что с ней все в порядке.

Оберт резко отложил кинжал в сторону.

— Если ты любишь ее, любишь по-настоящему, то оставишь ее в покое, — властно сказал он. — Рана никогда не заживет, если то и дело ковырять ее острием ножа. У тебя есть жена. Лучше подумай о ней и о ваших отношениях. Нет, не прячь глаза. — Он схватил сына за руку. — У тебя есть обязанности и перед Жизелью, и перед Рольфом. И ты должен их выполнять, а это значит, что тебе следует держаться от Джулитты подальше. Я предчувствую, чем может закончиться ваша новая встреча. Тогда ты тоже скажешь, что все произошло случайно и непреднамеренно? — Он убрал руку. Бенедикт перевел взгляд на остывшую рыбу, лежащую на подносе. Он осознавал, что Оберт прав, однако его совет, как и нетронутая рыба, казался ему совершенно неприемлемым. Неужели ему больше никогда не удастся увидеть Джулитту? Ни прикоснуться к ее непокорным рыжим кудрям, ни поймать на себе ее полный любви взгляд, преследовавший его все эти долгие месяцы одиночества? Разлука казалась невыносимой, встреча грозила бурей.

— Я не могу это есть. — Бенедикт отодвинул от себя поднос и торопливо вышел из таверны.

Закрыв за собой дверь, он остановился на крыльце и шумно вдохнул прохладный влажный воздух.

За право владения землями каждый лорд Фоввиль обязан был отслужить военную службу в Бриз-сюр-Рисле, а хозяин Бриза, в свою очередь, имел ту же обязанность перед герцогом Нормандским. Эта традиция зародилась в давние времена и продолжалась из поколения в поколение. Часть своего долга Рольф оплачивал ежегодно в Михайлов день, посылая ко двору по пять боевых коней. Кроме того, раз в год он направлял на сорокадневную военную службу по три конных рыцаря и двенадцать пеших воинов. Прежде во главе отряда нередко отправлялся сам Рольф, но последние годы он предпочитал посылать вместо себя кого-нибудь из своих вассалов. В нынешнем году эта обязанность легла на плечи Моджера.

Спокойными и уверенными движениями Джулитта помогала собирать мужу вещи: две льняные рубашки, две туники, штаны, подвязки, широкая и короткая накидка и шапочка из кроличьего меха. Сейчас она, пожалуй, являла собой образец хорошей жены — именно такой хотел ее видеть Моджер. Немного грустная на первый взгляд, в глубине души, там, куда не мог проникнуть даже пытливый Моджер, она ликовала от восторга.

За шестнадцать месяцев, миновавших со дня свадьбы, Джулитта приобрела хозяйскую осанку и уверенность и выглядела вполне счастливой и довольной. Но, увы, только со стороны. Никто, даже отец, не догадывался, что творится в ее душе. Иногда она притворялась настолько естественно, что сама начинала верить в то, что изображала. Все это очень напоминало игру в «белочку», которую она любила в детстве. Но чем искуснее Джулитта притворялась, тем тяжелее ей это давалось. Она прекратила бороться с Моджером и пускать в ход язык по всякому поводу, а то и без такового, потому что сама жестоко страдала от всякого нанесенного ею удара. Первые несколько недель, проведенные в Фоввиле, были невероятно тяжелыми. Месячное кровотечение задерживалось, и она начала надеяться на то, что зачала от Бенедикта ребенка. Но стоило ей однажды пожаловаться на слабость и головокружение, как Моджер распорядился запрячь для нее одну из самых норовистых лошадей и потащил ее с собой на прогулку. Большую часть дня Джулитта провела в седле, то поднимаясь на склоны холмов, то спускаясь с них. Но и по возвращении домой Моджер не оставил ее в покое, вынудив всю ночь напролет выполнять супружеский долг. На следующее утро у нее началось кровотечение.

— Хорошо, что из тебя выходит оскверненная кровь, — самодовольно ухмыльнулся Моджер. — Теперь ты очистишься, и мы сможем начать все заново. Я хочу иметь подлинных наследников Фоввиля. — Ослабевшая Джулитта нашла в себе силы наговорить ему массу дерзостей, после чего была немедленно избита.

Затем Моджер уложил жену в постель и, с непривычной нежностью обработав все синяки и ссадины, объяснил, что понесенное наказание должно пойти ей на пользу и что, если она будет почитать и слушаться главу дома, ничего подобного не повторится.

С того дня так и повелось: Джулитта во всем повиновалась мужу, а он, в свою очередь, проявлял мягкость и терпение по отношению к ней. Однако в глубине души она ненавидела и Фоввиль, и свою жизнь. Единственным выходом казался побег. Но куда бежать? За годы, проведенные в Саутуорке, Джулитта поняла, насколько она слаба и беспомощна перед окружавшим ее враждебным миром. Поэтому не оставалось ничего другого, как оставаться в Фоввиле и жить на положении собаки на привязи.

Стук двери отвлек Джулитту от раздумий. В комнату вошел Моджер, одетый в плотный стеганый жилет, вышитый золотой нитью Его аккуратно сложенная кольчуга лежала в углу спальни рядом с мечом, щитом и копьем.

— Ты уже закончила, жена? — сурово спросил он, приняв излюбленную властную позу: встал среди комнаты, положив руки на пряжку пояса и широко расставив ноги. На его бедре красовался кинжал в длинных ножнах.

— Да, Моджер. — Джулитта завязала тяжелый походный мешок. — Здесь все, что может тебе понадобиться.

Сведя густые светлые брови к переносице, Моджер окинул ее хмурым взглядом. Она отвернулась, посмотрев на спинку кровати, купленной Моджером в Руане в качестве компенсации за давнее избиение. Благодаря изящным резным ножкам и пологу из голубой шерсти превосходного качества она выглядела весьма недурно и помимо воли даже нравилась Джулитте.

— Не стоит печалиться, ведь ты уезжаешь ненадолго, — пробормотала она, в душе желая, чтобы сорок дней растянулись, по крайней мере, до восьмидесяти.

— Ты так думаешь? — буркнул Моджер. — А мне это кажется равносильным тому, что пройти через чистилище. Ты будешь скучать по мне?

— Да, Моджер, конечно, буду. — Джулитта быстро подняла глаза на мужа. На этот раз она не солгала, подумав о том, что в течение сорока дней ей будет недоставать его пристального взгляда, следящего за каждым ее движением. Мысли о свободе ударили в голову, как крепкое вино. — Обещаю каждое утро молиться за тебя в церкви.

Моджер заключил жену в объятия и страстно поцеловал ее. Джулитта с энтузиазмом ответила ему — ведь именно так должна поступать верная, любящая супруга.

Сразу после отъезда Моджера она стряхнула с себя оковы притворства, ожила и задышала полной грудью. Однако перемены произошли не сразу, они тянулись долго и болезненно. Только спустя пару недель Джулитта стала прежней, беззаботной и жизнерадостной девушкой, в ней снова возродились и принцесса, и нищая служанка. Сбросив тюремные цепи, она, наконец, вырвалась на свободу.

Через две недели после отъезда мужа Джулитта осмелела настолько, что сняла с головы платок, распустила волосы и искупалась в чане, до краев наполнив его горячей водой с настоями душистых трав. Моджер относился к подобным ритуалам с презрением: они напоминали ему о некоторых моментах прошлого, которых он стыдился и хотел забыть. Джулитта же за время, проведенное в доме госпожи Агаты, успела привыкнуть и полюбить купание в ванне. Она не сомневалась, что в замке непременно найдется доброжелатель, который обязательно расскажет Моджеру о ее грехопадении, но сейчас возможное наказание не пугало ее. До его возвращения оставался почти целый месяц — срок, достаточный для того, чтобы придумать какое-нибудь оправдание такой вольности.

Джулитта просидела в ванне целый час, пока вода не остыла и пальцы рук и ног не начали замерзать. Служанка Эда помогла госпоже надеть чистую льняную рубашку и платье, затем набросила на ее плечи богато вышитую темно-зеленую тунику.

— Вы собираетесь куда-нибудь идти? — осторожно спросила она, подавая накидку.

Джулитта заплела мокрые волосы в свободную косу, перевязала ее шелковой лентой и прикрыла платком.

— Напрасно ты перепугалась. Если моему мужу и не понравится то, что я приняла ванну, ему не в чем будет меня упрекнуть. Я не сделала и не собираюсь делать ничего дурного. Если хочешь, можешь даже пойти со мной, — сказала Джулитта, заранее обрубая все поводы для сплетен. — Я хочу посетить новый монастырь и посмотреть, как там продвигаются дела.

— Новый монастырь? — удивленно переспросила Эда, сбитая с толку внезапным интересом хозяйки к детищу леди Арлетт. Вся округа знала, что молодая жена Моджера де Фоввиля относилась к религии довольно прохладно.

— Ну что ты стоишь? Быстрее надевай накидку, — нетерпеливо велела Джулитта, не считая нужным объяснять целей своего похода. Она боялась, что Эда, не отличавшаяся умом, но обладавшая врожденной проницательностью, сумеет найти костер по струйке дыма. — Твой господин рассказывал мне о монастыре, и теперь я хочу увидеть его собственными глазами.

Не дожидаясь, пока Эда соберется, Джулитта запахнула на груди накидку, застегнула булавку и, стремительно выйдя из дома, велела конюху запрягать лошадь.

С согласия Рольфа строительство велось на лесистом холме, расположенном к востоку от замка Бриз-сюр-Рисл. В качестве святой покровительницы будущей обители клюнийский орден избрал Марию Магдалену. Чтобы покрыть расходы на содержание и строительство монастыря, Рольф отдал ордену доходы, получаемые с одной из своих деревень, а также передал право взимать пошлину со всех путников, направлявшихся в сторону Гонфлёра по дороге, пролегающей у подножия холма. Это был весьма щедрый и расточительный дар со стороны Рольфа, и он пошел на него только по настоятельной просьбе с каждым годом становящейся все набожнее Арлетт. Она не переставала твердить, что только таким образом ему удастся отдать должное Богу и церкви и тем самым прославить свое имя. Кроме того, помощь в строительстве монастыря укрепляла его позиции среди баронского сословия, в котором пышным цветом процветала мода на такого рода религиозные пожертвования.

Пришла пара золотой осени. Воздух дышал чистотой и свежестью. Отяжелевшие колосья вяло покачивались на ветру, ветвистые кусты ежевики усыпали спелые сочные ягоды. Год неумолимо шел на спад.

В пути Джулитта наслаждалась каждым мгновением свободы, стараясь запомнить все до мельчайших подробностей. Она скакала значительно быстрее, чем обычно позволял ей. Моджер, и с удовольствием слушала доносящиеся сзади жалобные крики Эды, мертвой хваткой вцепившейся в спину одного из верховых слуг.

Новая дорога, проложенная по склону холма, белым шрамом рассекала зеленый ландшафт. Монахини, каменщики и плотники прибыли сюда еще ранней весной. С тех пор прошло почти семь месяцев: на месте будущего монастыря выросли хозяйственные постройки, вверх от массивного фундамента уже поднимались сложенные из белых каменных глыб стены святой обители, заметные издалека.

Дорогу Джулитте перебежал молоденький подмастерье: несмотря на тяжелое ведро с раствором известки в руках, он с легкостью взобрался по шаткому деревянному помосту на стену, где работали каменщики. Ритмичный стук тяжелого молота по камню напоминал монотонный перезвон церковных колоколов. В воздухе стоял запах строительной пыли. Немного в стороне располагалась полевая кухня. Загорелый повар энергично мешал варево в огромном котле. Джулитта с любопытством осмотрелась по сторонам. Не меньше, чем строительной пылью, все вокруг было словно пропитано благими намерениями Арлетт. Казалось, каждый камень напоминал о ее присутствии.

Едва Джулитта вспомнила о мачехе, как ее внимание привлек стоявший в тени двух могучих дубов небольшой дорожный фургон. Один слуга поил лошадей, другой открыл дверцу, из которой не замедлила появиться Арлетт де Бриз собственной персоной.

Джулитта недовольно вздохнула: меньше всего на свете ей сейчас хотелось встречаться с женой отца. Со времени свадьбы они, ко взаимному удовольствию, виделись очень редко. «Господи, — мысленно взмолилась Джулитта, — прошу, не допусти, чтобы Жизель тоже оказалась здесь».

Из фургона вышла еще одна женщина, и девушка с облегчением узнала в ней знакомую служанку. Судя по всему, сегодня Господь Бог встал с нужной ноги и оказался щедр на милости. У Джулитты просто не хватило бы мужества посмотреть в лицо светловолосой жене Бенедикта. Прищелкнув языком, она направила лошадь к фургону, рассудив, что оттягивать встречу с мачехой все равно бессмысленно, а потому лучше ее ускорить.

Заметив приближающуюся Джулитту, Арлетт на полуслове оборвала свой разговор со старшим каменщиком и вся напряглась. По ее словно окаменевшему лицу Джулитта мигом догадалась, что является здесь незваным гостем.

— Сегодня чудесная погода, — вежливо отметила она, не обращая внимания на враждебный взгляд Арлетт. — Лучшего денька для небольшой верховой прогулки не подберешь. Вот я и приехала посмотреть, как идут дела. — Джулитта обвела рукой картину строительства и неуверенно улыбнулась.

— Дела идут хорошо, — холодно улыбнулась Арлетт. — Для меня новость то, что ты, оказывается, интересуешься монастырем.

— Простое любопытство.

Арлетт поджала губы.

— Понятно.

Джулитта встревожилась, испугавшись, что мачехе каким-то чудом удалось прочесть ее мысли.

— Когда закончится стройка? — поспешно спросила она и, не дожидаясь, согласно этикету, помощи конюха, спрыгнула на землю.

Арлетт помрачнела, но сочла нужным обойтись без нотаций.

— Монастырь будет освящен на следующую пасху, но работы, само собой, продлятся еще не один год. Во славу всемогущего Господа! Пойдем. — Она взяла падчерицу за руку. — Раз тебе интересно, я покажу то, что ты хочешь увидеть.

Покорно следуя за Арлетт, Джулитта с удивлением заметила, как исхудали ее руки — кольца почти сваливались с пальцев. При ходьбе она тяжело дышала, а изо рта шел неприятный, болезненный запах. Арлетт показала Джулитте часовню, трапезную, дом капитула и монастырский дортуар. Чем дальше они продвигались, тем тяжелее шагала Арлетт, все сильнее наваливаясь на руку спутницы.

Перед ними возвышались недостроенные гостевые покои. Здесь, в отдельных комнатах, суждено было жить женщинам, пожелавшим удалиться от внешнего мира, но не собиравшимся постригаться в монахини.

— В один прекрасный день я намерена сама поселиться здесь, — сообщила Арлетт, указывая на угловое окно первого этажа. — Возможно, через год или два.

Оглянувшись вокруг, Джулитта окинула взглядом бескрайние поля и леса. Вдалеке виднелись каменные строения Бриз-сюр-Рисла. Ее сердце вдруг заныло от тоски. Прошло чуть больше года с того времени, когда она тоже жила там и в ясные майские дни выбегала за ворота замка и бродила по лугам. Возможно, теперь те волшебные ощущения исчезли из ее жизни навсегда. Джулитту так и подмывало спросить о Бенедикте, но она никак не решалась. Жена Моджера Фоввиля обязана чтить приличия превыше всего и не задавать лишних вопросов.

— Сэр Рольф в Бризе?

— Разве твой отец когда-нибудь задерживался в Бризе надолго? — слегка раздраженно спросила Арлетт. — Разумеется, его там нет. Он на ярмарке в Брюгге. Жизель уехала с Бенедиктом. Я осталась совсем одна.

— Они уехали в Англию? — собравшись с духом, как бы невзначай спросила Джулитта.

Арлетт покачала головой.

— Жизель терпеть не может пересекать пролив. Они в Руане, молятся в монастыре Сент-Петронеллы.

— Но почему именно там? — невольно вырвалось у Джулитты, плохо разбиравшейся в святых и знавшей лишь нескольких, самых известных.

— Потому что святая Петронелла может творить чудеса. Некоторые женщины, посетившие ее могилу, забеременели спустя месяц после визита в монастырь. Я девять раз ездила туда прежде, чем родилась Жизель.

Джулитта чуть не выпалила, что женщины, совершающие древний языческий ритуал в канун мая, тоже быстро беременеют, но вовремя прикусила язык, вспомнив о ночи, проведенной с Бенедиктом. Мысль о том, что теперь он держал в объятиях Жизель, казалась ей невыносимой и причиняла острую боль.

— Желаю им удачи. Пусть их мечта сбудется, — с трудом выдавила она.

— Возможно, вам с Моджером тоже пора подумать об этом. Ведь вы женаты уже больше года.

Джулитта промолчала. Ей не хотелось иметь детей, похожих на Моджера. Она мечтала о детях, похожих на Бенедикта, но сама понимала тщетность своих желаний.

— Вижу, замужество пошло тебе на пользу, — продолжала Арлетт, искоса глядя на нее. — Знаешь, временами твой неуравновешенный нрав приводил меня в отчаяние. Судя по всему, то, что не удалось сделать с ним мне, удалось Моджеру. Он укротил тебя.

Джулитта едва заметно пожала плечами. Укротил? Нет, скорее, загнал в угол, в клетку. Желая покончить с неприятным разговором, она резко повернулась и пошла прочь, направляясь к лошади. Арлетт последовала было за ней, но, не сделав и трех шагов, пошатнулась и с тихим стоном прижала руку к боку.

Джулитта обернулась как раз в тот момент, когда Арлетт начала оседать на землю. — Подскочив к мачехе, она подхватила ее под локти. Морщась от невыносимой боли и хватая ртом воздух, женщина положила правую руку на низ живота.

Джулитта без лишних вопросов сообразила, что дело серьезно. Не в силах помочь, она могла лишь попытаться утешить и поддержать больную. Подбежавшая служанка, застыв рядом, сложила в молитве руки и запричитала:

— О, Господи! Боли мучат госпожу с самой Пасхи. Но не помню, чтобы ей когда-нибудь было так худо, как сейчас. — Она разрыдалась и извлекла из-под фартука огромный платок, впрочем так и не решаясь дотронуться до Арлетт. Джулитта мрачно усмехнулась, подумав, что страх служанки перед всеми без исключения болезнями был настолько силен, что в данный момент она даже боялась послать за помощью.

— Иди к фургону и приготовь подушки для госпожи, — раздраженно фыркнула девушка. — И вели кучеру запрягать. Что ты стоишь как вкопанная и хлопаешь глазами? Иди! Да побыстрее! — Она энергично взмахнула рукой. Служанка, облизав пересохшие от страха губы, неуклюже поклонилась и бросилась выполнять распоряжения.

— Эда, Симон, помогите мне усадить ее в фургон, — велела Джулитта своим людям.

Когда молоденький воин подхватил Арлетт на руки, она вдруг вскрикнула и начала сопротивляться так энергично, что он чуть не уронил ее на землю. С большим трудом ему удалось удержать свою ношу, донести ее до фургона и уложить на подушки. Находясь в полубессознательном состоянии, Арлетт продолжала стонать и вздрагивать от приступов боли.

— Что нам делать дальше, госпожа? — испуганно прошептала Эда.

Сосредоточенно обдумывая создавшееся положение, Джулитта прикусила губу. Она хорошо знала, насколько опасна в таких ситуациях паника, и понимала, какая ответственность легла ей на плечи. Не оставалось ничего другого, как срочно действовать.

— Симон!

— Слушаю, госпожа Джулитта, — откликнулся стоявший у фургона юноша и густо покраснел. Воспитанного, умного и надежного Симона любили все. Даже Моджер, любивший, чуть что, высказать недовольство и поворчать, не мог к нему придраться.

— Возвращайся в Фоввиль и сообщи о случившемся. Я уезжаю в Бриз-сюр-Рисл вместе с леди Арлетт. Так как в замке нет никого из господ, я намерена остаться там до приезда моего отца или леди Жизели.

Молодой человек кивнул и молча удалился.

Две мили, отделявшие монастырь от Бриз-сюр-Рисла, показались Джулитте бесконечными. Кучер проявлял предельную осторожность, поэтому фургон, тихо поскрипывая, катился по дороге очень медленно. Всякий раз, когда колесо случайно попадало на камень, Арлетт хваталась за низ живота и начинала громко стонать. Сидя рядом и держа несчастную за руку, Джулитта понимала, что облегчить страдания могла лишь порция макового отвара. Однако слишком большая доза могла оказаться и ядовитой. Глядя на то, как Арлетт, словно попавшее в ловушку раненое животное, корчилась от боли, Джулитта подумала о том, что таким образом мачеху, вполне возможно, настигло возмездие. Потом она вспомнила об Эйлит, но усилием воли отогнала ее образ прочь. Вовсе не болезнь легких, а какая-то другая смертельная немочь терзала Арлетт де Бриз, в считанные месяцы превратив ее тело в кожу да кости. Теперь Джулитта очень сомневалась в том, что мачеха доживет до дня освящения монастыря, в котором собиралась провести остаток своих дней.

Арлетт открыла глаза и туманным взором обвела комнату. Ее ресницы трепетали, как листья на ветру. Склонившись над ней, Джулитта перехватила невидящий взгляд ее мутных, остекленевших глаз: к сожалению, маковый отвар не только снимал боль, но и влиял на сознание человека, нередко вызывая видения.

— Жизель? — Арлетт облизала губы и попыталась сесть.

— Нет, это я, Джулитта. Не уверена, что вы помните то, что с вами произошло. В монастыре вы упали в обморок, и я привезла вас домой.

— Я хочу видеть свою дочь.

— Я уверена, что она скоро приедет, — сказала Джулитта, снова укладывая ее на подушки. — Вы еще чувствуете боль?

Рука Арлетт медленно сползла к низу живота и, вздрогнув, замерла.

— Да, она по-прежнему там. Но сейчас затаилась. — Ее пальцы судорожно вцепились в одеяло. — Иногда она просыпается и начинает безжалостно меня мучить. Мне не следовало отправляться в дорогу, но я хотела увидеть монастырь. — Ее затуманенный взор заметался по комнате и остановился на Джулитте. — Люди говорят, что ты вся в отца. Ты действительно похожа на него внешне, да и ваши характеры схожи. И все же ты другая, не такая, как он.

— Но почему? — в голосе Джулитты прозвучали враждебные нотки. Она слишком хорошо знала мнение Арлетт о своей персоне и не хотела выслушивать его еще раз.

— Будь ты такая, как он, ты не привезла бы меня в Бриз, не сидела бы у моей постели и не ждала, пока я проснусь. Я не хочу обманывать ни тебя, ни себя: мы никогда не питали друг к другу теплых чувств. Но я должна признать, что в тебе есть то, чего нет в Рольфе: постоянство. Очевидно, ты унаследовала его от матери.

— Постоянство во мне? — Джулитта горько улыбнулась. — Думаю, вы заблуждаетесь.

— Нет, я права.

Джулитта печально покачала головой.

— Скорее я унаследовала от нее своенравие и независимость. — Чувствуя, что на глаза вот-вот навернутся слезы, она поспешила сменить тему разговора. — Вам что-нибудь нужно?

Арлетт тяжело вздохнула и беспокойно заметалась по подушке.

— Мне нужно видеть свою дочь. Пусть Господь заставит ее поторопиться и поскорее вернуться из Руана. А сейчас я хотела бы поговорить с отцом Гойлем. Мне необходим душевный покой.

Опустив голову, Джулитта направилась к двери. Разумеется, она могла бы послать за священником служанку, но ей хотелось поскорее выбраться из этой комнаты: близость умирающей тяготила ее. Ей казалось, что там, на огромном и холодном ложе, лежала не Арлетт, а Эйлит, ее родная мать.

Джулитта как раз пересекала внутренний двор, разыскивая отца Гойля, когда в проеме ворот показались силуэты всадников. За ними ехал запряженный четырьмя лошадьми большой дорожный фургон. Еще несколько всадников замыкали кавалькаду. Джулитта застыла на месте и всмотрелась в лица въезжающих. Ее сердце тревожно заныло.

Между тем Бенедикт соскочил на землю и передал своего любимого серого жеребца Сайли конюху. Ветер растрепал жгуче-черные волосы молодого человека, бронзовое от загара лицо поблескивало в лучах солнца.

Джулитта не могла оторвать от него глаз. Все в нем — и выразительные брови, и проницательные карие глаза, и чувственные, подвижные губы — казалось ей до боли знакомым и милым. Только выглядел Бенедикт усталым и непривычно мрачным. Судя по всему, бдения у могилы святой Петронеллы и дорога утомили его. Он был одет в стеганый жилет, который обычно носили воины, на боку висел меч — эти меры предосторожности когда-то порекомендовал ему Рольф, справедливо считавший, что желающих напасть на солдата всегда гораздо меньше, чем тех, кто не прочь поживиться за счет миролюбивого торговца.

Прошло несколько мгновений, прежде чем Бенедикт увидел Джулитту. Его глаза округлились от удивления, губы беззвучно зашевелились, произнося ее имя. Ошеломленный, он наконец сумел выговорить его вслух:

— Джулитта?!

Она осознавала, что их окружали десятки любопытных глаз; сейчас люди видели лишь дочь господина, выказывавшую должное почтение мужу своей сестры, но с каждым мигом ситуация становилась все опаснее и опаснее: сплетники могли припомнить слухи относительно позапрошлогоднего майского праздника. Поэтому Джулитта даже не решилась по-родственному расцеловать Бенедикта в обе щеки, а осталась стоять на месте.

— Жизель приехала с тобой?

Бенедикт недоуменно сдвинул брови и помрачнел.

— Да, она в фургоне.

Стараясь не смотреть на него, Джулитта сделала несколько шагов к фургону. Оттуда, опершись на руку слуги, уже вышла Жизель, свежая и безупречная, как статуя девы Марии. Невозможно было поверить в то, что она только что прибыла из Руана и протряслась в фургоне целый день. Отблагодарив слугу такой же холодной, как у матери, улыбкой, Жизель направилась было к дому, но, увидев Джулитту, резко — остановилась.

— Сестра?! Чем обязаны твоему визиту? — подчеркнуто вежливо спросила она. — Что привело тебя в Бриз?

— Твоей матери стало плохо в монастыре, — не вдаваясь в подробности, сообщила Джулитта. — Я тоже случайно оказалась там и привезла ее сюда… Сейчас она послала меня за отцом Гойлем.

— За отцом Гойлем? — Жизель побледнела, ее хрупкие пальцы сжали висящий на груди серебряный крест. Другая рука потянулась к привязанному к поясу флакону со святой водой. — Она очень плоха? — Джулитта неопределенно покачала головой.

— Не знаю. Мне она сказала, что нуждается в душевном покое. И очень хочет видеть тебя.

Жизель побледнела еще больше.

— Я должна немедленно пойти к ней. — Она бросила умоляющий взгляд на мужа, который вышел из-за фургона. — Моя мать…

— Да, дорогая, я слышал, — равнодушным тоном перебил ее Бенедикт.

— Если бы я знала, что она серьезно больна, то ни за что бы не поехала в Руан! — По-прежнему сжимая в руке крест, Жизель быстро, почти бегом, направилась к башне. Ее накидка развевалась на ветру как знамя. Словно не замечая Бенедикта, Джулитта поспешила следом.

— Джулитта, задержись, пожалуйста, — крикнул он.

Джулитта словно физически ощущала его взгляд, направленный ей в спину, и продолжала идти, но затем все-таки застыла на месте и стояла так, не оборачиваясь.

— Зачем? — спросила она, обводя взглядом двор. — Разве нам есть что сказать друг другу?

Бенедикт скрипнул зубами и нагнал ее.

— Есть. И немало. Правда, я не знаю, с чего начать.

— Тогда не начинай. — Она прикусила губу и очень кстати вспомнила услышанное от Арлетт выражение. — Мне потребовалось много времени, чтобы обрести душевный покой. Я не хочу больше терять его, не хочу страдать и мучиться.

— Но мне кажется, нам все-таки стоит поговорить.

Вокруг царила суета. Конюхи распрягали лошадей, слуги выгружали из фургона вещи. Один из них подошел к Бенедикту и о чем-то спросил, но тот только нетерпеливо отмахнулся от него.

Джулитта закрыла глаза, собираясь с силами.

— Незачем начинать все заново, — устало вымолвила она и снова двинулась вперед. — Я этого не вынесу. — Каждый шаг давался ей с трудом, отзываясь острой болью в сердце.

Растерянно переступая с ноги на ногу, Бенедикт смотрел ей вслед. Сначала ему хотелось догнать ее, схватить за руку, повернуть к себе лицом и заставить выслушать его. Но он усилием воли подавил порыв, осознавая, что для такого личного разговора вокруг слишком много свидетелей. Юноша запустил пальцы в волосы, как это делал Рольф в минуты раздумья, и вполголоса выругался. В ту злополучную майскую ночь они с Джулиттой, взявшись за руки, прыгнули в бурную реку, но ее потоки, увы, разлучили их, выбросив на противоположные берега. Теперь ему предстояло построить через эту реку мост, чтобы в следующий раз он и Джулитта могли, по крайней мере, встретиться на нем, не рискуя снова упасть в воду. При этом Бенедикт понимал и то, что, возможно, желал неосуществимого, и то, что ему предстояло возвести еще один мост: между ним и женой.

В Руане они с Жизелью стояли на коленях перед могилой святой Петронеллы и молили о милосердии. Со дня их свадьбы прошло почти два года, а Жизель никак не могла забеременеть. Чаще всего они спали порознь, и именно она вычисляла те редкие ночи, когда Бенедикт мог отведать супружеских радостей. Только не во время церковных праздников и Великого Поста, ни в коем случае днем. Даже при свете свечей Жизель предпочитала оставаться в рубашке, стыдясь своего обнаженного тела. При любых попытках Бенедикта нарушить установленные правила она принималась плакать, а с утра пораньше кидалась к исповеднику, чтобы покаяться в грехах, и требовала того же от мужа.

Пошатнувшееся здоровье матери кое-что изменило. Арлетт неоднократно намекала, что хотела бы подержать на руках внука или внучку. Теперь Жизель молилась еще усерднее, чаще допускала к себе супруга и пила настой норичника, свято веря, что он поможет ей зачать. С той же целью они посетили могилу святой Петронеллы.

Предоставив заботу о вещах в фургоне прислуге, Бенедикт вошел в башню. Окинув ее беглым взглядом, он убедился, что Джулитты там не было. За столом, поглощая тушеное мясо с хлебом, сидели обитатели замка. Почетные места занимали местные рыцари с семьями, но тяжелые кресла с прогнутыми спинками, расположенные во главе стола, пустовали. Бенедикт мог бы занять одно из них, но у него не было ни желания, ни аппетита.

Юноша поднялся в верхнюю комнату, но не обнаружил Джулитту и там. Он прошел мимо ткацкого станка, мимо скамьи и сундука, на котором стояла небольшая корзинка с роговым гребнем и лентами для волос. У проема, соединяющего мастерскую со спальней, он помедлил, но затем решительно раздвинул занавески.

Арлетт лежала на горе подушек. На фоне льняной рубашки ее лицо казалось совершенно желтым, из-под полупрозрачной кожи проступали кости. Бенедикт был потрясен. Он знал, что последнее время теще не здоровилось, но не принимал этого всерьез, считая, что впечатлительная Жизель по своему обыкновению слишком драматизировала ситуацию. Сегодня Бенедикт своими глазами увидел во взгляде Арлетт тень смерти.

Жизель сидела на краю кровати и, держа мать за руку, что-то негромко говорила, но, заметив мужа, бросила на него обеспокоенный взгляд и замолчала. По другую сторону кровати служанка разбирала вещи молодой госпожи, доставая их из только что принесенного со двора сундука. Почти уверенный, что до его прихода дочка нашептывала умирающей мамаше подробности их визита к святой Петронелле, Бенедикт помрачнел, подошел к кровати и поцеловал Арлетт в горячую и сухую щеку.

— Здравствуйте, мама, — с чувством исполненного долга произнес он, жалея, что нельзя сейчас же вытереть губы.

— Здравствуй, сын, — непривычно тепло поприветствовала его женщина.

Бенедикт прекрасно знал правила, издавна заведенные в доме Арлетт де Бриз: никто из мужчин, за исключением Рольфа, его самого и изредка Моджера, ставшего теперь членом семьи, не допускался в спальню хозяйки. Теперь, когда он, Бенедикт, нанес краткий визит вежливости, ему следовало немедленно покинуть комнату. Арлетт всегда давала зятю понять, что с трудом терпит его и не горит желанием общаться без особой на то надобности.

— Мне искренне жаль, что вы плохо себя чувствуете.

— Это пройдет, — передернув плечами, устало ответила Арлетт. — Такое случалось со мной и раньше.

— Тебе нужно отдохнуть и поспать, мама. Теперь за тобой есть кому присмотреть. — Жизель ласково похлопала больную по руке. — Я здесь, рядом, и не покину тебя, пока ты не поправишься.

— Ты всегда была прекрасной дочерью. — Изможденное лицо Арлетт просветлело. Она перевела взгляд на зятя. — Я просила Джулитту привести отца Гойля, но она, видимо, забыла. Не мог бы ты найти его?

Бенедикт с готовностью согласился, обрадованный возможностью улизнуть. И уж конечно тому, что он ушел, обрадовалась Арлетт, столь бесцеремонно его отсылавшая. Сентябрьский воздух был изумительно свеж. В чистом небе сияла полная серебристая луна, прекрасная и холодная, недостижимо далекая. У основания башенной лестницы Бенедикт встретил отца Гойля. Видимо, Джулитта все-таки не забыла просьбу Арлетт. Когда юноша спросил о ней у священника, тот лишь развел руками.

— Ничем не могу помочь. Я встретил Джулитту во дворе. Лучше спроси о ней у охранников, сын мой.

— Благодарю за совет.

Освещавщий внутренний двор тусклый свет факелов играл тенями на стенах башни, из ее узких бойниц струились ленивые серо-голубые ленточки дыма. Бенедикт стоял у башни и смотрел вниз, на реку. Рисл, извиваясь, сверкал в ночи, словно агатовое ожерелье, лежащее на темно-синих бугорках земли. Тишину изредка нарушало фырканье лошадей и скрип дверей.

Стражники, охранявшие ворота нижнего двора, грелись у раскаленной жаровни. Жена одного из них принесла мужу металлический котелок с кашей и поставила его на угли. На вопрос Бенедикта о Джулитте стражники отрицательно покачали головами. Нет, она не покидала замок. Да, они видели, что она разговаривала во дворе со святым отцом, но никто не заметил, куда она направилась потом.

— Если увидите ее, передайте, что она сможет найти меня в конюшне или в зале, — с нарочитой небрежностью обронил Бенедикт и удалился.

Он побрел куда глаза глядят, пока случайно не натолкнулся на болтавшегося в полумраке малыша, сына одного из воинов. Мальчик был буквально с ног до головы обмазан медом, и на рубашке Бенедикта тотчас расплылось блестящее желтоватое пятно. Из ближайшей пристройки выскочила мать ребенка и с силой потянула его за собой, на ходу извиняясь перед Бенедиктом.

Но молодой человек, осененный догадкой, уже не слышал ее извинений.

— Ну, конечно же, пчелы, — пробормотал он. Его глаза радостно заблестели. Спустя мгновение собравшиеся у жаровни воины немало удивились, увидев, как молодой господин опрометью бросился в сторону сада, примыкавшего к крепостной стене. Сюда, в это райское местечко, в хорошую погоду с утра до вечера залитое солнцем, в послеобеденные часы имели обыкновение приходить Арлетт и Жизель. Они подолгу гуляли здесь по дорожкам, занимаясь шитьем и слушая религиозные притчи в исполнении отца Гойля. Могучие стены окружали сад с трех сторон, четвертую заменяла огромная калитка, не позволявшая забредать внутрь животным.

Лунный свет посеребрил деревья и кусты, траву и цветы. В голову ударяли пропитавшие воздух горьковато-сладкие запахи. Ночные бабочки плавно перелетали с цветка на цветок, издалека слышались воинственные крики летучих мышей, охотившихся за добычей.

Бенедикт осторожно продвигался в глубину сада, пока не добрался до места, где боковая стена заканчивалась, образуя тупик. Увидев Джулитту, юноша замер, переводя дыхание.

Она стояла у одного из ульев и, положив руку на крышку, тихо разговаривала с пчелами. Настолько тихо, что на расстоянии невозможно было разобрать ни слова. Распущенные волосы Джулитты тяжелыми волнами струились по спине. Она прижимала к бедру аккуратно сложенный платок.

— Снова разговариваешь с пчелами? — негромко спросил Бенедикт… — Я знал, что найду тебя здесь.

Испуганно вскрикнув, Джулитта повернулась на голос и прижала руку с платком к груди.

— Извини, я не хотел тебя испугать, — поспешно добавил молодой человек. — Если бы я дал знать о своем приближении раньше, ты бы убежала.

Джулитта опустила руку.

— Да, убежала бы, — согласилась она, не предпринимая, однако, попыток уйти. Ее глаза взволнованно сверкали в темноте, грудь бурно вздымалась и опускалась.

— Мы не говорили с тобой.:. Господи, мы не виделись с тобой с той майской ночи.

— У нас имелись на то свои причины.

— Согласен, причины имелись. И достаточно веские, — мрачно подтвердил Бенедикт. — И они атаковали меня со всех сторон, в конечном счете едва не доведя до безумия. Ты оставила след в моей душе. Когда я думаю о тебе, то теряю голову.

Джулитта вздрогнула.

— Ты всегда умел говорить красиво.

— Это не просто слова. В ту ночь нас свела не похоть… И ты знаешь это не хуже меня.

Она робко шагнула ему навстречу, но, быстро опомнившись, остановилась, прежде чем он успел прикоснуться к ней, и хрипло спросила:

— Зачем ты искал меня?

Он распростер руки.

— Чтобы увидеть… и поговорить, как мы говорили раньше.

— Поговорить? — Джулитта вцепилась в это слово как в спасательный якорь посреди штормового моря. Затем она села на скамью и укрыла колени платком — символом уважаемого положения замужней женщины. — Хорошо, тогда садись и говори.

Бенедикт не сразу решился выполнить ее просьбу, но потом все же опустился рядом.

— С чего же нам начать разговор? — спросил он, словно обращаясь к самому себе. — Ты счастлива с Моджером?

Джулитта смотрела на залитый лунным светом сад, обдумывая ответ. Плечо Бенедикта почти касалось ее плеча. Она ощущала близость его тела, слышала его дыхание и чувствовала тончайший и соблазнительный запах опасности.

— Я была счастливее раньше, до замужества, — начала она издалека. — Хотя мою тогдашнюю жизнь слишком часто омрачали горе и скорбь. Сейчас у меня есть крыша над головой, и я полновластная хозяйка дома. Моджер сдержал слово. — Нервно теребя, край платья, она бросила на Бенедикта беглый взгляд из-под опущенных ресниц. — Надеюсь, ваш брак с Жизелью тоже не оказался несчастным. Ты получил не совсем то, что хотел, но ведь этого достаточно, чтобы не умереть от голода, верно?

Бенедикт усмехнулся.

— Да, верно. Я не умираю от голода, — повторил он, помрачнев. — Господи, Джулитта, в тебе столько же всего от Рольфа, сколько в Жизели от Арлетт. Я бессилен что-либо изменить.

Джулитта отвернулась и сжала в кулаке платок.

— Ты знаешь, зачем мы ездили в Руан?

— Да, Арлетт сказала мне.

— Если бы самые жаркие молитвы могли помочь, мы с Жизелью уже имели бы с полдюжины отпрысков. Говорят, что святая Петронелла щедра на чудеса, но разве можно посеять семя, если дверь в сад всегда заперта на засов?

— Ты хочешь сказать, что Жизель не способна иметь детей?

— Нет. Просто она не хочет заводить их, — сухо ответил он. — Ей так удобнее жить. Всему, что Жизель знает и умеет, ее научила мать, и поэтому она до сих пор беспрекословно следует ее советам. Раз мама так сказала, значит, это правда… Впрочем, зачем я тебе объясняю? Ты жила с ней в одной комнате и знаешь все без меня.

— Они обе никогда не принимали меня в свою компанию и говорили только друг с другом. — Джулитта усмехнулась. — Мои «банные», как они выражались, взгляды и привычки шли вразрез с их моральными принципами. Признаюсь, что частенько выкидывала что-нибудь из ряда вон выходящее только для того, чтобы повергнуть их в ужас. После очередной такой проделки меня ненадолго оставляли в покое. Арлетт не раз пыталась набросить на меня уздечку, но я всегда успевала спастись бегством и укрыться под твоей или отцовской защитой.

— Да, помню, — тихо проронил Бенедикт, теребя пальцами ее рыжий локон. — А затем бедному Рольфу приходилось восстанавливать мир. — Он широко улыбнулся.

— Зато «бедному Рольфу» не приходилось жить рядом с ними, — возмутилась Джулитта. — Он предпочитал не задерживаться на женской половине. Ты следуешь его примеру?

— Верно, — охотно признался Бенедикт. — И в Бризе, и в Улвертоне. Между прочим, многие мужчины не любят часами торчать в комнатах жен.

— Значит, Моджер является исключением.

— Я на его месте поступал бы так же. Чувствуя, что разговор принимает опасный поворот, Джулитта решила, что пора ретироваться.

— Но ты не на его месте, — отрезала она и попыталась подняться, но пальцы Бенедикта, державшие прядь ее волос, сжались. — Отпусти меня.

— Не могу, — прошептал он. — Да простит меня Бог, но не могу. — В следующее мгновение его губы прильнули к ее губам.

По телу Джулитты пробежала волна дрожи. Застигнутая врасплох, она не смела пошевелиться и казалась сама себе бабочкой, порхающей у пламени свечи. А пламя разгоралось все ярче, сначала опалив лишь ее крылья, а затем поглотив все тело. Ее губы отвечали на страстные поцелуи, руки обвили шею мужчины, пальцы погрузились в его волосы. Когда рука Бенедикта несмело дотронулась до ее груди, Джулитта тихо застонала и прильнула к нему. Она сознавала, что совершает ошибку, но знала, что уже не сможет ничего изменить.

— Да простит меня Бог!

Ее горячий язык отвечал на движения его языка, а затем перехватил инициативу. Дрожащими руками Бенедикт нащупал брошь, застегивающую лиф ее платья. Рука Джулитты сползла к его поясу и продолжала медленно спускаться все ниже и ниже. Бенедикт со стоном прижал ее к себе еще крепче… Дрожа и извиваясь всем телом, Джулитта высвободила из брюк его упругую плоть. Она сгорала от желания, и каждое движение лишь усиливало его.

— О, Господи, Джулитта! — возбужденно воскликнул он, содрогаясь в агонии боли и удовольствия. — Джулитта, пожалуйста! — Он посадил ее к себе на колени и обхватил за ягодицы.

Голова Джулитты сладострастно запрокинулась, шея выгнулась, рыжие волосы рассыпались на коленях Бенедикта.

За изгородью сада послышались взволнованные крики стражников. Со стуком открылся замок, заскрипели тяжелые ворота. Во дворе замелькали огни факелов, высветив отряд всадников.

Стук копыт и звон доспехов заставили Джулитту очнуться и прийти в себя. Предчувствуя беду, она настороженно прислушалась. Все еще сжимавший в объятиях ее трепещущее тело, Бенедикт замер, с трудом переводя дыхание.

— Кого принесло в столь поздний час? — пробормотал он. — Уверен, что это не твой отец. Он не брал с собой много людей.

Между тем суматоха во дворе не утихала. Послышался грохот колес въезжающей повозки.

Джулитта соскочила с коленей Бенедикта и быстро оправила платье.

— Кто бы это ни был, мы должны позаботиться о госте и устроить его на ночь. — Она завязала на голове платок.

Прикусив губу, Бенедикт наблюдал за ее торопливыми движениями.

— Джулитта…

Она мельком взглянула на него.

— Ничего не говори, Бен. Все могло бы произойти точно так же, как в прошлый раз: сначала удовольствие, затем беда и скорбь.

— Но я только хотел…

— Я тоже, — перебила она и вытерла заблестевшие глаза. — Мы поступили неразумно, оставшись наедине. Я не верю тебе, Бен, но хуже всего то, что я не верю и себе. Нет! Не ходи за мной! — испуганно воскликнула она. — Что скажут люди, когда увидят нас, вдвоем выходящих из сада в столь поздний час?

На ходу разглаживая платье и поправляя платок, она торопливо направилась к калитке. Бенедикт со злостью ударил кулаком по скамье. Его бесило и неудавшееся свидание, и в первую очередь он сам. Его добрые намерения насчет установления прежних, невинных и добрых, отношений привели лишь к их усложнению.

— Глупец! — пробормотал Бенедикт и, поднявшись, медленно подошел к молчавшему улью. Энергия затаившихся до поры до времени пчел, казалось, проникала в его пальцы и разливалась по телу. Спустя некоторое время юноша незаметно выбрался из сада и отправился в дом, чтобы узнать, кто же посмел нарушить покой замка и удержал их с Джулиттой от опрометчивого шага.

Закрыв за собой садовую калитку, Джулитта сделала несколько глубоких вдохов и быстрым шагом направилась к башне. Ее обуревали противоречивые чувства: неудовлетворенное желание и вина, облегчение и разочарование. Она не сомневалась, что, не появись в замке неожиданный гость, они с Бенедиктом преступили бы запретную и сладкую, как все запретное, черту. Ее голова кружилась, кровь лихорадочно стучала в висках, набухшие груди ныли. Стараясь не обращать внимания на тяжесть в низу живота, Джулитта спешила исполнить долг гостеприимной хозяйки.

Во дворе толпилось множество людей. Какой-то человек, с головы до ног закованный в латы, ловко соскочил с могучего гнедого жеребца. Шкура лошади лоснилась от пота, на шее и крупе виднелись уродливые рубцы. Сердце Джулитты тревожно сжалось в недобром предчувствии. Она еле сдержала испуганный возглас.

— Моджер?! — Ее рука невольно потянулась к губам, еще хранившим вкус поцелуев Бенедикта. — Что ты здесь делаешь?

Передав поводья конюху, Моджер резко повернулся к жене.

— Я хотел бы спросить тебя о том же, — сняв шлем, бросил он. Джулитта заметила темные круги под его глазами и глубокую ссадину на левой скуле.

— Я., я… — растерянно начала она, в глубине души надеясь, что Бенедикт не появится сейчас у калитки сада и не попадется на глаза разъяренному Моджеру. Господи! Она не могла даже представить, что произошло бы, прибудь отряд немного позднее. Густо покраснев, Джулитта отчаянно пыталась найти объяснение, которое удовлетворило бы недоверчивого мужа. — О, все очень просто. Может быть, я объясню тебе все потом, когда ты войдешь в дом, снимешь доспехи и немного отдохнешь?

Моджер настороженно прищурился, но кивнул головой в знак согласия и последовал за женой к башне.

— Ты выглядишь так, словно долгое время находился в пути, — заметила Джулитта, с тревогой прислушиваясь, не скрипнет ли садовая калитка.

— Так оно и есть. — Моджер устало провел рукой по лбу. — Из Руана пришла новость, — весьма печальная новость. Твоему отцу и Бенедикту придется собираться в дорогу.

По спине Джулитты пробежал холодок. Упоминание имени Бенедикта выбило ее из колеи.

— Бенедикт с Жизелью уже приехали, — сказала она, опустив голову и потупив взгляд. — Они вернулись из Руана незадолго до наступления сумерек. Но ни один из них не упоминал о печальном известии.

— Ничего удивительного, ведь они покинули город до приезда герцога Вильгельма.

— С ним что-то стряслось?

Тяжело дыша под тяжестью кольчуги, Моджер неторопливо поднимался по лестнице. Джулитте тоже пришлось замедлить шаг. Остановившись на верхней ступеньке, он схватился за бок и шумно втянул в себя воздух.

— Герцог умирает. Мы подожгли берег Ла-Манша. Жеребец герцога, тот гнедой, которого твой отец подарил ему в прошлом году, наступил на тлеющие огни и поднялся на дыбы. Падая, герцог зацепился ногой за стремя. Жеребец, обезумев от боли, заметался и смертельно ранил хозяина. Во все концы страны уже разосланы гонцы. Все владельцы земель съезжаются в Руан, чтобы услышать посмертную волю герцога.

Опередив Моджера, Джулитта забежала в зал и велела прислуге накрывать на стол. Лениво позевывая, служанки развели в камине огонь. Начавшаяся суета была Джулитте даже на руку: в ней ей было легче скрыть свое беспокойство. Она хлопотала над ужином, то и дело бегая в кухню и обратно.

Тронутый такой заботой, Моджер не сводил с нее глаз. Его сердце наполнилось гордостью: Джулитта вела себя как любящая, заботливая супруга и хорошая хозяйка. Значит, он не ошибался, говоря Рольфу, что ей нужен свой дом и сильная рука мужа. Но даже сейчас маленький червь сомнения нет-нет, да шевелился в его душе: как ни старалась Джулитта угодить ему, что-то все же заставляло ее потуплять взор и избегать его взгляда. Смирение или страх?

— Я объяснил причину своего неожиданного появления у ворот Бриза, — обронил он, пока Джулитта помогала ему освободиться от доспехов. — Теперь очередь за тобой.

Даже при тусклом свете свечей Моджер заметил густой румянец, выступивший на ее нежных молочно-белых щеках. Догадавшись об этом, она быстро схватила его одежду и, отвернувшись, положила ее на сундук.

— Ты сказала, что объяснение очень простое, — невозмутимо продолжал он. — Речь пойдет о Бенедикте де Реми?

Поборов секундную слабость, Джулитта медленно обернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Тебе не в чем меня упрекнуть. Жизель и Бенедикт приехали уже после заката солнца. Днем Арлетт стало плохо в монастыре, и я была вынуждена сопровождать ее сюда. Это чистая правда. Можешь спросить у любого.

Внимательно посмотрев на жену, Моджер сел за стол, на котором уже стояли блюда с хлебом, холодным мясом, сыром и медовыми пряниками. Среди угощений возвышался и кувшин с вином. Поддев кончиком ножа кусок мяса, Моджер жадно взглянул на длинные ноги стоявшей рядом Джулитты и, ощутив приятную тяжесть в паху, положил руку на ее округлое бедро и сжал пальцы.

— Я ненавидел каждую секунду пребывания на герцогской службе, — заявил он. — А по ночам сходил с ума, думая о том, что ты осталась в Фоввиле одна. Ты ведь была одна, верно?

Джулитта перевела взгляд со стола на его руку, сжимавшую ее бедро.

— Да, Моджер, совершенно одна.

Он наполнил вином кубок и сделал несколько глотков.

— Но тебе, наверное, не очень-то нравилось это одиночество? — добавил он, ласково поглаживая ее бедро. Джулитта стала пунцовой от смущения. С улыбкой осушив кубок до дна, Моджер притянул ее к себе. — Покажи, — прохрипел он, — покажи, как ты соскучилась, а я покажу, как соскучился я.

— Прямо здесь? В зале? Но нам может кто-нибудь помешать.

— Ну и пусть. Мы же муж и жена.

— Но…

Лицо Моджера напряглось от желания.

— В отличие от других мужчин, я и пальцем не притрагивался к шлюхам, забавлявшим воинов герцога, — процедил он сквозь зубы. — У меня не было женщины с того дня, когда я покинул Фоввиль. Сейчас мы одни и ты не сможешь отказать мне. Исполни же свой долг.

Дрожащими руками Джулитта расстегнула застежку лифа. Моджер с нетерпением наблюдал за ней. Из глаз его любимой женушки вот-вот могли хлынуть слезы. Неужели она действительно научилась скромности? Или просто не хотела ложиться с ним? Последнее предположение явно не устраивало Моджера, поэтому он предпочел остановиться на первом.

— Давай, дорогая, давай. Представь, что мы дома, в нашей постельке. — Так и не дождавшись, пока она сама расстегнет лиф, Моджер грубо повалил Джулитту на застеленный соломой пол, задрал юбки и оседлал ее. Затем спустил штаны и выпустил на волю свой набухший восставший жезл. Сделав пару пробных движений, он властно, по-хозяйски, вонзился в ее тело, с удивлением осознавая, что она готова его принять. Ощутив влажные и горячие недра супруги, Моджер в блаженстве закрыл глаза. Две недели разлуки тянулись для него как вечность, сейчас же он упивался волнующими ощущениями, позабыв обо всем. Его плоть готова была взорваться, но он, решив продлить наслаждение, сделал еще два рывка и замер, усилием воли удерживая ненасытное тело в повиновении. Лаская груди Джулитты, Моджер сожалел лишь о том, что не дал ей снять платье. Сминая рукой ее набухшие от возбуждения упругие соски, он заметил странную перемену: обычно весьма пассивная в постели, сегодня Джулитта, похоже, разделяла его страсть. Она лежала с закрытыми глазами, часто вздрагивая и издавая тихие стоны. Гладкую кожу между ее бровей пересекла глубокая морщина. Постепенно ее бедра начали подниматься и опускаться, вынуждая Моджера ускорить темп.

Если бы он только знал, что всего лишь продолжал то, что начал Бенедикт в темной глубине сада! Наконец Джулитта выгнулась в оргазме, крепко вцепившись руками в его спину и еще шире раздвинув ноги. Она уже не стонала, а кричала, громко и долго. Завороженный такой силой страсти, Моджер сжал руками ее ягодицы и резким, мощным рывком погрузился в самые глубины ее недр, и тут же взвыл от неземного наслаждения.

Расслабившись, он не спешил выпускать Джулитту из объятий. В этот момент в зал вошел Бенедикт и замер, потрясенный увиденным. Заметив его, Моджер не отстранился от Джулитты и даже не попытался прикрыть наготу. Вместо этого он торжествующе улыбнулся. Не открывая глаз, Джулитта тихо застонала.

Бенедикт побледнел и, не сказав ни слова, выскочил из зала.

Ощутив приток свежего воздуха, Джулитта замерла. Ее ресницы затрепетали.

— Все в порядке, — пробормотал Моджер, — это всего лишь сквозняк. — Шлепнув ее по бедру, он самодовольно ухмыльнулся. — Теперь я убедился, что ты и вправду скучала по мне. — Отстранившись, он натянул штаны, не отвернувшись при этом, как прежде. Его лицо сияло от удовольствия: он ощущал себя победителем. За те мгновения, которые Бенедикт находился в зале, Моджер свято уверовал в свое сексуальное превосходство: молодой де Реми предстал перед ним кастрированным жеребцом.

Джулитта уже поднялась на ноги и теперь поправляла измятое платье, заодно стряхивая с него солому. Ее ноги дрожали и сгибались в коленях, растревоженная плоть трепетала и пульсировала. Подчинившись требованиям Моджера, она с самого начала закрыла глаза и представила, что с ней по-прежнему был Бенедикт и пол устилала не солома, а душистые травы сада. Тело, с которым она сливалась воедино, принадлежало не коренастому, здоровому как бык мужчине, а стройному юноше. Перед тем как пролиться влагой естества, она чуть не простонала имя Бенедикта.

Приводя себя в порядок, Джулитта размышляла о природе своей чувственности. Неужели она способна получить удовольствие с любым мужчиной и для этого нужно лишь представить на его месте Бенедикта? Молодой женщине захотелось побыть одной и спокойно разобраться в своих чувствах, но Моджер велел ей сию минуту отправляться к другим женщинам, объяснив, что сам он намеревается заняться «мужскими» делами.

— Насколько я понимаю, совсем недавно ты разыскивал меня, верно? — с невинным видом поинтересовался Моджер, присаживаясь перед камином рядом с Бенедиктом. Затем, усмехнувшись, добавил: — Мы с Джулиттой горели нетерпением как следует поприветствовать друг друга после разлуки. На расстоянии аппетит только разгорается.

Сдерживая желание съездить Моджеру по ощерившимся в самодовольной улыбке зубам, Бенедикт посмотрел на свои руки. Чему удивляться? Если мужчина может получать удовольствие от близости с разными женщинами, почему бы и женщине не испытывать то же самое! Он не винил Джулитту, но не мог не ревновать ее. К тому же хвастливая болтовня Моджера звучала просто невыносимо. Неопределенно хмыкнув, Бенедикт передернул плечами.

— Слышал, что ты привез важные новости. Неужели герцог действительно при смерти?

Лицо Моджера посуровело.

— Да, это правда. Я своими глазами видел, как он вылетел из седла и рухнул на тлеющие угли. Именно мне пришлось успокаивать его обезумевшую лошадь. Ясно, что наш герцог долго не протянет. Он так страдал, что до самого Руана его пришлось нести на носилках. Поэтому он и собирает вассалов. Если Рольф не появится в самое ближайшее время, тебе придется ехать вместо него.

На губах Моджера мелькнула кривая усмешка, и Бенедикт заметил ее. Он понимал, что камнем преткновения между ними являлась не только Джулитта, но и разница в положении, ведь Бенедикт был наследником Рольфа, а Моджер, как ни крути, только вассалом. Первый знал, что второй считает его недалеким сыном выскочки-торговца, благодаря своей пронырливости и кошельку папаши влезшим в благородное семейство. Впрочем, Бенедикт платил Моджеру той же монетой.

— Разумеется, при необходимости я поеду в Руан, — согласился Бенедикт. — Хотя надеюсь, что Рольф все же поспеет ко времени. Я знаю герцога понаслышке, а он, говорят, знаком с ним достаточно хорошо.

Моджер удовлетворенно кивнул.

— Только он подбирал жеребцов для конюшни Вильгельма.

— И мне тоже доводилось этим заниматься. Герцогу нетрудно угодить, его вкусы предсказуемы: чем крупнее и выносливее жеребец, тем лучше. Но переговоры с ним Рольф проводил лично: герцог не слишком доверяет молодым. Скорее всего, из-за собственных беспутных сыновей. Интересно, что же будет дальше? — задумчиво проронил Бенедикт.

— О чем ты?

— О герцогских владениях, разумеется. Они могут достаться одному из сыновей — это неплохо. А могут быть поделены между ними, что хуже. Если случится второе, неизвестно, удастся ли Рольфу сохранить хорошие отношения со всеми братьями.

Моджер рассеянно почесал ссадину на скуле.

— Честно говоря, я об этом как-то не подумал. Мне кажется, что, согласно древней традиции, родовые земли должны перейти к старшему сыну, а завоеванные — к следующему на очереди. То есть не исключено, что Роберт получит Нормандию, Руфус — Англию, а вот молодой Генри…

Бенедикт сурово поджал губы. Несомненно, в словах Моджера присутствовала доля истины. Хотя старший герцогский сын, Роберт, постоянно противился воле отца, скорее всего, именно ему предстояло унаследовать Нормандию. А значит Англия переходила в руки Руфуса. Такие перспективы не предвещали ничего хорошего. Напряженные отношения между братьями являли собой смертельную смесь родственной любви и ненависти. При таком раскладе могло произойти все, что угодно. И никто не мог быть уверен в том, что в один прекрасный день люди Бриза и Улвертона, следуя приказу господ, не окажутся друг против друга на поле сражения. А он, Бенедикт, вполне мог выйти с мечом в руках против Моджера. Сейчас их взаимную враждебность сдерживал только здравый смысл, но кто знал, что судьба припасла им на будущее?