Оливер тоже спрашивал себя, где она сейчас. Разумеется, не в Йорке, как должно было быть по главному плану. Йорк твердо оставался в руках Стефана. Вести о подходе Генриха из Ланкастера далеко опередили его, и горожане Йорка послали за помощью. Помощь эта появилась гораздо быстрее, чем предполагали, в виде самого Стефана во главе огромного войска наемников.

Ввиду жесткой битвы, к которой принц Генрих еще не был готов, он предпочел осторожность благоразумию и отступил. Шестнадцать лет давали достаточный запас времени, которого уже не было у тридцатипятилетнего Стефана. Принц Генрих распустил армию. Король Дэвид вернулся в Карлисл, Раннульф Честер отошел к своим вересковым равнинам, а Генрих направился к анжуйским твердыням на юго-западе: к Глостеру, Бристолю и Девижу.

Отход походил на игру в прятки, поскольку Стефан повсюду разослал патрули, чтобы перехватить отряды Генриха. Хотя отступление и не было бегством, оно неприятно напоминало Оливеру то, что произошло под Винчестером восемь лет назад. Его постоянно преследовал один и тот же кошмар: ему заступает дорогу ухмыляющийся темноглазый фавн в образе человека в красной, как кровь, тунике. Во сне Оливер, обнажив меч и невзирая на все остальное, бросался на Луи де Гросмона, но в момент удара его лицо превращалось в лицо Кэтрин, испуганное и осуждающее, – и он, вздрогнув, просыпался с колотящимся сердцем и потными ладонями.

Они скакали в темноте, освещая дорогу сосновыми факелами. Когда шел дождь, они отдыхали, пока дневной свет снова не проникал в лес: вода просачивалась сквозь густую листву ильмов и стекала по их стволам. Кольчуги с потеками ржавчины скользко сверкали серебром. К тяжелому аромату зеленого леса примешивались запахи роста и гниения.

По мере приближения к болотистым пустошам они выбирали дороги поменьше, иногда простые овечьи тропы, хотя изредка им попадались тракты, о которых Генрих говорил, что они были построены еще римлянами: эти участки отличались более гладкой и твердой поверхностью, чем нынешние протоптанные башмаками пути. Они переплывали реки, предпочитая не рисковать подниматься на мосты, где их могли ждать войска Стефана, и до того как очутились на юго-западе, не рисковали провести ночь в чем-либо более приметном, чем амбар или одиноко стоящая хижина.

Денек они передохнули в Херефорде, который хранил верность принцу, а затем двинулись к Бристолю. Генрих все еще опасался передвижений наследника Стефана, Евстахия, который вторгся в Глостершир с армией из Среднего Эссекса, надеясь сокрушить любые претензии принца до того, как их можно будет выдвинуть.

В дне пути от Бристоля Генрих остановился на ночь в замке Дарслей около Строуда. Глаза принца покраснели от бессонницы, но в остальном было не похоже, что отступление заметно исчерпало запасы его жизненной активности. Оливеру хотелось только одного: свернуться где-нибудь в уголке и заснуть без сновидений, по крайней мере на год. Его левая рука ныла от необходимости постоянно сжимать поводья, ключица тоже болела от тяжести лямки, на которой висел щит.

– Моя голова ничем не отличается от подкольчужника, – заметил он, когда Ричард весело сунул ему под самый нос кубок с горячим вином. – Она так набита шерстью, что простегивать бесполезно.

– Во всяком случае завтра мы будем в Бристоле, – беззаботно ухмыльнулся Ричард.

Оливер отхлебнул вино, над которым поднимался пар. Оно было кислым, но какая разница, если оно помогало восстановить силы?

– А что потом? – Он посмотрел на Генриха, который уверенно сновал по комнате, отдавая приказы командирам. Его короткие, почти квадратные кисти бурно жестикулировали. Даже сейчас, в конце долгого, трудного пути он все еще отлично держался на ногах и даже подпрыгивал на ходу. Какой-то момент Оливер был совершенно уверен, что принц собирается задать ему нелепый вопрос по поводу снабжения и будет дожидаться ответа.

Ричард пожал плечами.

– Потом мы как следует наедимся за крепкими стенами, где Стефан не сможет до нас добраться, а с утра снова начнем составлять планы.

Оливер застонал. Сам процесс составления планов его особенно не волновал. Он умел быстро и качественно обеспечивать передвижение войск и знал, что припасы и снаряжение всегда легче достать в летние месяцы. Не нравились ему наспех разбитые лагеря, тайные укрытия, ночевки в полном вооружении и спина лошади. Хотя Генрих был еще очень молод, он уже превратился в умелого командующего, но Стефан был не менее опытен, а также закален в битвах. Чтобы одолеть его, принцу нужно было дьявольское везение; однако, хотя дьявол и считался его предком, подобных высот он еще не достиг.

– Очень скоро настанет срок, когда я смогу сказать, что половина моей жизни прошла на боевом поле. Единственное, к чему стремятся мои кости, включая сломанные, это куда-нибудь улечься.

Ричард почесал висок.

– В Бристоле Кэтрин и Розамунда. Завтра мы встретимся с ними, а заодно и с Джефом Фитц-Маром.

Оливер кивнул, чтобы поддержать бодрое настроение юноши, но в душе спросил сам себя, является ли его приспособляемость следствием того, что он на пятнадцать лет моложе, или это влияние королевской крови. Рыцарь действительно предвкушал встречу с Кэтрин и Розамундой, но слишком устал, чтобы поддерживать беседу. Последний раз, насколько он помнил, ему удалось толком выспаться в Карлисле перед выступлением в Ланкастер, да и то из-за нетерпения Генриха пришлось подняться на три часа раньше жаворонков. Оливеру еще не приходилось встречаться ни с кем, кому требовалось бы так же мало отдыха.

Ричард правильно понял прохладный отклик рыцаря и отправился к Томасу Фитц-Рейнальду, который раскладывал одеяло перед камином, чтобы просушить. Оливер покосился на Генриха и вынес свое одеяло наружу, надеясь отыскать во дворе тихое укромное местечко, где можно спокойно выспаться. Принцу он сейчас не нужен. Пусть терзает кого-нибудь еще.

Ночь была спокойной и звездной. Часовые ходили по стене, и их башмаки тихо поскрипывали на деревянных досках. На полях за стенами блеяли овцы, а опасность казалась такой далекой, что не имела значения. Оливер нашел навес для скота, поддерживаемый двумя кленовыми столбами. Там слегка пахло козами, но солома на полу была сухой и чистой, и не было никаких признаков других обитателей. Он расстелил плащ, улегся на него, завернулся как в одеяло и мгновенно захрапел.

Буквально через несколько мгновений, хотя, судя по звездам, прошло уже три часа, Оливер проснулся от того, что кто-то громко требовал впустить его в ворота. Голос звучал весьма нетерпеливо. Рыцарь сбросил плащ и сел; к воротам уже спешили стражники с факелами, чтобы поднять засов и впустить всадника. Когда лошадь зацокала копытами по двору, Оливер узнал одного из уэльских разведчиков Генриха.

Человек привязал тяжело поводящего боками коня к кольцу в стене и устремился к темной громаде замка. Звезды заливали двор синеватым светом там, куда не достигало красное зарево факелов.

– Мэт? – окликнул Оливер.

Уэльсец круто обернулся, инстинктивно схватившись за кинжал, затем расслабился.

– А, это ты, любимый сакс, – протянул он со своим напевным акцентом. – Что ты здесь делаешь?

– Пытаюсь выспаться без помех, – пожал плечами Оливер. – Надо было сообразить, что это пустая затея.

– Да уж, вся затея вашего паренька может оказаться пустой, если вы немедленно не пришпорите своих коней и не поскачете в Бристоль, – откликнулся Мэт. – Армия Евстахия всего в двадцати милях, и он направляется прямо сюда. Ему известно, что Генрих тут.

Разведчик, опустив уголки губ, оглядел стены.

– Это место не годится для осады. Я бы предпочел напасть на него снаружи, чем прятаться внутри.

Оливер пошел вслед за Мэтом в замок, чтобы поднять тревогу и заодно стряхнуть сон.

Следующий час прошел, как в аду: люди вскакивали спросонок и хватались за оружие и доспехи, которые только что сняли. Лошади отдохнуть не успели. Многие из них покорно позволили себя оседлать, печально свесив головы, что отнюдь не предвещало скорости. Другие, более норовистые, лягались и пытались укусить суетящихся конюхов и оруженосцев, которые старались приладить сбрую в тусклом свете факелов.

Принц одним из первых был готов оставить Дарслей на свежей лошади, взятой взаймы у кастеляна. Подвергать его риску попасть в плен при такой близости армии Евстахия было нельзя: старший сын Стефана не отличался ни великодушием, ни рассудительностью, а Генрих был единственным его соперником.

Оливер выехал с арьергардом принца. Герою сравнялось уже семнадцать лет, и возраст стал сказываться на нем. Он больше не прыгал, как молодые жеребцы, и не равнялся с ними выносливостью, однако, поняв хозяина, послушно перешел на рысь. Только безумец или совершенно отчаявшийся человек погнал бы коня галопом во тьму, поэтому Оливеру вполне удавалось держаться наравне с остальным отрядом.

Ему покалывало на скаку между лопатками, и в полусне пригрезилось, что преследует их не Евстахий, а Луи де Гросмон. Призрак, воздев меч, приближался все ближе и ближе, а его темные глаза в свете факелов сверкали, как адское пламя. Как бы Оливер ни пришпоривал Героя, де Гросмон не отставал.

– Она моя! – прорычал он рыцарю. – Моя до самой смерти!

– Ты не получишь ее! – всхлипнул Оливер и обнажил собственный меч. Звук этот всколыхнул ночь и заставил его резко прийти в себя, как человека, который неожиданно вдохнул резкий воздух, пробыв слишком долго под водой. В его руке был обнаженный меч.

– Что случилось? – скакавший рядом Ричард тоже наполовину обнажил меч – Ты что-то увидел?

Глаза юноши испуганно блестели.

– Нет. – Оливер провел рукой по лицу и смущенно признался. – Я просто уснул в седле. Мне показалось, что погоня идет по пятам.

Ричард оглянулся через плечо и пристально вгляделся во тьму, затем вздохнул и снял руку с меча.

– Ничего. Иисусе, ты испугал меня, когда вскрикнул и обнажил клинок.

Он снова непроизвольно оглянулся. Если не считать стука копыт их собственных коней по покрытой грязью дороге, легкого поскрипывания кожи и тихого звона доспехов, стояла полная тишина.

– Извини. Я постараюсь больше не спать.

– Скоро рассветет. – Ричард взглянул на небо. На востоке тянулась молочная полоска, звезды уже не горели так ярко. – Евстахий не будет гнаться за нами до самого Бристоля.

– Я бы не решал за Евстахия, – пожал плечами Оливер. – Он ведь наполовину волк.

– Это его ты видел во сне? – полюбопытствовал Ричард.

– Нет, – покачал головой Оливер, – другого волка. В овечьей шкуре.

Молочная полоска на востоке постепенно светлела. Со всех полей и из каждой рощи донесся гомон птиц; по мере наступления дня деревья и трава из серых становились темно-зелеными. Люди загасили факелы и принялись говорить громче, потому что свет и встающее солнце прибавили им уверенности.

Сразу после восхода Оливер почувствовал, что рысца Героя изменилась. Его уже давно стало сильнее потряхивать, потому что конь все больше уставал, но теперь явно началось что-то не то. Рыцарь немедленно спешился и провел рукой по передней ноге своего верного спутника. На колене была горячая вздутая опухоль; когда Оливер коснулся ее, лошадь мотнула головой и топнула.

Ричард поворотил коня и вернулся к Оливеру. В его синих глазах появилось озабоченное выражение.

– Хочешь сесть ко мне вторым?

Рыцарь огляделся. Местность стала знакомой. До Бристоля оставалось еще несколько миль, но было надежное убежище и поближе.

– Нет, паренек, езжай вместе с остальными. Тут неподалеку живут Годард и Эдит. Я оставлю Героя отдохнуть у них и возьму другую лошадь, если она там найдется. Скажи про это Кэтрин.

– Ты уверен? – Ричард посмотрел на поднятую ими пыль, словно ожидая, что из нее сейчас на полном галопе вылетит отряд мстительных наемников.

– Все в порядке. Евстахий не так уж близко. Давай, не задерживайся.

Ричард поколебался, затем поскакал догонять арьергард, успевший удалиться уже на восьмую часть мили.

Оливера охватила необъятная летняя тишина, которую нарушало лишь пение птиц и шелест ветра в траве. Он обернул руку поводом и повел хромающего Героя сквозь поднятую армией пыль к развилке дорог, откуда начинался путь на Эшбери.

Клянусь всеми святыми, лорд Оливер! – Годард опустил кривые грабли, которыми шевелил старую коричневую солому, и быстро зашагал к своему бывшему хозяину. Из-под его светлой бороды сияла улыбка. – Как здорово вас видеть!

– Тебя тоже здорово видеть, – ответил Оливер, когда они крепко пожали руки – Герой захромал милю назад, а отряд не мог ждать. Мне нужен отдых, крыша над головой… и место, где спрятаться.

Взгляд Годарда стал проницательным.

– Вам известно, что все это всегда к вашим услугам. Отведите коня в амбар, а мы уж устроим его поудобнее.

Оливер прищелкнул языком, чтобы заставить Героя еще несколько раз наступить на свою вспухшую ногу, и последовал за Годардом, отмечая по дороге, как изменилось это место. Взамен скромной деревенской таверны и пары навесов появился настоящий постоялый двор с небольшим амбаром и необходимыми сараями.

– Вы процветаете, – заметил рыцарь, указав кивком головы на новые постройки.

– Ага. В основном я сделал все сам с небольшой помощью деревенского плотника и его сыновей. У нас обычно останавливаются те, кто направляется в Бристоль, если ночь застигает их на пути, хотя по-настоящему торговля пошла с тех пор, как на горе, ну, на Трех Дубах, поселился отшельник. Всю весну и лето, война там или нет, у нас столуются паломники и ходоки за мудростью. – Годард потер нос. – Ну и, разумеется, кое-кто специально сворачивает с пути, чтобы попробовать эль Эдит. Она, кстати, начала еще печь хлеб и делать сыр.

– Я рад за тебя.

Годард откашлялся.

– Я в долгу перед вами, милорд. Если бы вы тогда не отправились в Эшбери, я бы никогда не повстречался с Эдит и не нашел бы местечка, где осесть.

– Плох ветер, который никому не приносит добра, – согласился Оливер, проходя за Годардом в амбар, где сразу заметил пару стойл, отделенных от основного помещения плетеными стенками.

– Вы сказали, место, где спрятаться? – продолжил Годард, недоуменно подняв брови. – Я могу устроить вас в подвале, но только от кого вы прячетесь и насколько это необходимо?

Оливер рассказал ему об армии принца Генриха и о том, что ее, весьма вероятно, хотя и не наверняка, преследует Евстахий.

– Он остановится задолго до ворот Бристоля, но, вполне возможно, захочет здесь отдохнуть, прежде чем повернуть обратно. – Рыцарь погладил вспотевший бок серого. – Я мог бы сесть вторым с Ричардом и отпустить Героя восвояси, но обязан старому приятелю большим, чем это. Кроме того, двое на одной лошади едут небыстро. Евстахий будет обязательно высматривать отставших; но я бы, пожалуй, не столько спрятался в подвале сам, сколько припрятал бы туда свое оружие и доспехи.

Годард нахмурился, прикидывая, затем кивнул.

– Тогда снимайте, – сказал он. – А я одолжу вам одну из своих туник.

Его глаза хитро сощурились.

– Вы говорите по-английски. Если кто появится, то вы – мой саксонский работник, а коня оставил один из паломников, потому что он сильно захромал.

Оливер снял пояс с мечом. Он до сих пор чувствовал смертельную усталость, но настроение его было лучше, чем несколько недель подряд. Сейчас он среди истинных друзей, а предложение Годарда превращало сложившуюся ситуацию почти в приключение. Наследник трона в полной безопасности скачет в Бристоль, поэтому в данный момент рыцарь отвечал только за себя.

Эдит встретила его с распростертыми руками и смачно расцеловала в обе щеки. Она была такая же кругленькая и румяная, как и прежде, и явно наслаждалась возросшим благосостоянием. Обычный пучок зеленых веток, означавший, что в продаже всегда имеется свежий эль, сменился красивой доской, которая покачивалась над входом на железных штырях. На ней яркими красками был нарисован очень пышный зеленый куст. В главной комнате появились новые столы, а прежняя выгородка, где Оливер с Кэтрин провели ночь на свадьбе Годарда, превратилась в покои для путешественников.

Рыцарь почувствовал, что завидует благоустроенному быту Годарда и Эдит. Им не нужно было наспех тащиться куда-то среди ночи, преследуемыми вражескими отрядами. Не нужно разлучаться с любимыми. Никакой неопределенности. Тяжелая работа и обыденная рутина. Оливеру страстно захотелось того же.

Эдит усадила его за один из столов и принесла огромное блюдо цыплячьего рагу и половину свежеиспеченного хлеба, затем встала рядом наблюдать, как он ест: словно мать над привередливым ребенком. Впрочем, беспокоиться ей не пришлось, потому что Оливер жадно набросился на еду. Последние несколько дней их провиант не вызывал аппетита, если не сказать хуже, а Эдит готовила на уровне любого из прислуживающих принцу поваров.

– Итак, госпожа Кэтрин и девочка в Бристоле, – сказала она, убирая выскобленную дочиста миску и ставя другую с яблочным пудингом. К ней присоединились густые желтые сливки и горшок с медом.

Оливер кивнул и взял ложку, готовясь полакомиться.

– Я отправил их из Ланкастера с сопровождением. Кэтрин не захотела оставаться на севере, а мне не хотелось, чтобы она сопровождала меня до Йорка. Мало ли что случится. – Он слегка поморщился. – И, как видишь, я был прав. Встречусь с ними завтра, если Господь захочет. Эдит некоторое время молча наблюдала за ним.

– Как ваша рука? – спросила она наконец.

Оливер перестал есть и поднял вверх просторный рукав туники Годарда, чтобы показать неровный белый рубец.

– Зимой побаливает, – сказал он, – и устает быстрее правой, но бывает, что я о ней даже и не думаю.

– Когда я впервые увидела вас, то думала, что вы умрете.

– Я тоже так думал, – улыбнулся Оливер. – Но Кэтрин не дала мне этого сделать, и теперь я даже рад, хотя тогда клял ее почем зря.

– А вам не кажется… – Эдит резко замолчала и оглянулась, потому что Годард рывком распахнул дверь.

– Солдаты! – бросил он без всяких предисловий. – Если вы спрячетесь, это будет выглядеть подозрительно. Выходите и готовьтесь принять коней их командиров, если они решат остаться.

Оливер отправил в рот последнюю ложку яблочного пудинга, а Эдит мгновенно припрятала миску.

– Меня зовут Осмунд, – сказал он Годарду. – Я работаю здесь уже два года, с тех самых пор, как разрушили мою деревню. Я твой двоюродный кузен, поэтому ты счел себя обязанным взять меня в дом.

Годард коротко кивнул.

– Этого им хватит, хотя сомневаюсь, что они вообще спросят.

Оливер вышел на дорогу. Другие жители деревни тоже повысовывали носы из дверей, чтобы посмотреть на проезжающие верхом отряды. Люди устали от этого, но признаков паники не было. Эта деревня платила подати и работала на аббатство в Мальмсбери, и, хотя церковные земли не были гарантированы от нападения, солдаты предпочитали подумать дважды, прежде чем подвергать опасности свои души.

Годард следил за их приближением, прикрыв глаза рукой от солнца. Оливер стоял чуть позади с самым невозмутимым видом, но сердце его стучало, как барабан. Из таверны доносилось пение Эдит, наливавшей воду в котел и наполнявшей кувшины свежим элем.

Когда солдаты подъехали ближе, Оливер узнал их предводителя.

– Это принц Евстахий, – пробормотал он уголком рта. – Поосторожнее с ним. Его характер кисл, как испорченное вино.

Принц Евстахий натянул повод прямо под вывеской «Куста». Его лицо было почти пурпурным от жары и раздражения.

– Черт побери, здесь что, все только и могут пялиться, как полоумные? – рыкнул он.

Он красовался в очень хорошем пластинчатом доспехе византийского типа. Каждая пластинка словно вбирала в себя жар, поэтому Евстахий в буквальном смысле слова варился в своем вооружении. Лошадь была покрыта потом и тяжело дышала, ее ноздри расширялись, а бока ходили ходуном, как кузнечные мехи.

– Сейчас, милорд, – ответил по-французски Годард, вежливо, но не услужливо. – Просто мы больше привыкли к паломникам, чем к солдатам.

Он щелкнул пальцами Оливеру, который выступил вперед, готовясь сыграть роль конюха.

– Добро пожаловать. Напоите коней и освежитесь сами, коли вам того угодно.

Повернувшись к Оливеру, Годард велел ему по-английски отвести лошадей к корыту, ради Евстахия повторил то же самое по-французски и добавил, как бы извиняясь:

– Он не говорит по-французски, сэр.

– Я и не ожидал, – фыркнул старший сын Стефана. – Натуральный безмозглый идиот.

Оливер наклонил голову, постаравшись принять самый тупой вид. Евстахий решил не доверять ему своего коня и отдал его оруженосцу. Оливер показал солдатам корыто и сеновал, а затем, получив положенную долю толчков и пинков, вернулся в таверну, чтобы помочь Эдит и Годарду прислуживать нежданным гостям.

– Итак, вы не видели ни одного копыта или конского хвоста от армии, которая шла бы этой дорогой? – требовательно осведомился Евстахий, несколькими быстрыми глотками осушив первую кружку эля. Он довольно громко возмущался отсутствием вина, но замена, кажется, пришлась по вкусу.

– Нет, милорд, – ответила Эдит, заново наполняя кружку. – Здесь ходят одни паломники, да иногда появляются солдаты из Эшбери. То имение принадлежит Одинелу Фламандцу, – добавила она, не глядя на Оливера. – Он верен вашему отцу.

Оливер быстро заговорил по-английски.

– Что еще он там лопочет? – гневно воззрился на него Евстахий. – Боже, ничего удивительного, что они были побеждены при Гастингсе.

Годард откашлялся.

– Сэр, он говорит, что видел войска на бристольской дороге сегодня утром, перед рассветом, когда ходил высматривать птичьи гнезда. Говорит, что они поскакали от развилки вправо и ехали быстро, освещая дорогу факелами. Он спрашивает, не относитесь ли вы к ним.

– Перед рассветом? – повторил Евстахий, скривившись.

– Да, милорд. – Годард бросил что-то через плечо Оливеру, который буркнул в ответ, подняв указательный палец. – Примерно за час до рассвета, так говорит Осмунд.

– Насколько далеко отсюда до Бристоля?

– На лошадях, как ваши, милорд, четыре часа скачки. На моей старой кобыле целых пять, а если на телеге, то полдня.

Евстахий прикинул и отпихнул от себя вторую кружку эля, гневно мотнув головой.

– Упустили! – прорычал он. – Я отдал бы душу хоть за крошку той удачи, которая сопутствует этому анжуйскому бастарду.

Он стукнул кружкой по столу и горько продолжал:

– Так близко! – Он поднял кверху большой и указательный пальцы. – Но с тем же успехом я мог быть за сотню миль отсюда!

Евстахий еще раз недовольно рыкнул и гневно воззрился на Годарда.

– Ладно, пусть прячется в Бристоле. Когда-нибудь ему придется оттуда вылезти, и тут-то я и прихлопну его, как блоху.

Он сдвинул поднятые пальцы, словно растирал насекомое между ногтями.

– Да, сэр, – дипломатично отозвался Годард – Не желаете ли попробовать цыплячье рагу, которое приготовила моя жена?

Евстахий отказался.

– У нас есть дела, – сказал он, поднимаясь на ноги. – Анжуйский выродок ускользнул, но я еще могу прищемить ему хвост. Вам повезло, что вы приветили правильную армию, – добавил он, швыряя на стол два серебряных пенни.

Отряд сел на лошадей и ускакал. Когда пыль стала оседать, над деревней повисла жаркая тишина.

– Господи! – Оливер, у которого внезапно ослабели ноги, плюхнулся за ближайший стол и провел рукой по волосам, затем плеснул себе немного эля, сделал долгий глоток и рассмеялся от облегчения и злой радости.

– Что тут смешного? – раздражительно осведомилась Эдит, которая только что изрядно боялась, что таверна вот-вот запылает.

– Я сказал ему, что Генрих проехал часа три назад, хотя на самом деле не прошло и часа. Если бы Евстахий как следует взгрел коней, он мог бы догнать его.

– Ладно, а что он имел в виду, говоря, что прищемит Генриху хвост? – спросил Годард. Он взял у Оливера кувшин с элем и налил себе чашу.

Смех погас в глазах рыцаря.

– Держу пари, что Евстахий собирается разорить и сжечь деревни, принадлежащие графству Глостершир. Он весь дымится от злости и ужасно хочет сорваться на чем-нибудь. Разграбит, подожжет и отступит к Оксфорду дожидаться следующей возможности.

Эдит поджала губы и принялась чистить столы.

– Какая разница, кто правит страной, лишь бы все это наконец прекратилось, – резко бросила она. – Ради амбиций людей, которые смеют называть себя благородными, то и дело страдают невинные.

Годард со смущенным видом откашлялся.

– Согласен, – сказал Оливер – Но к добру или к злу, мне от этих дел никуда не уйти. Как бы ты сама поступила, если бы появилась другая хозяйка и забрала твой дом себе? Просто пожала бы плечами и ушла?

Эдит сморщила нос, признавая его правоту, однако так до конца и не успокоилась.

– Ладно, а я все же скажу, что пускай лучше договариваются. Ну пусть себе Стефан сидит на троне, а Генрих пускай сядет после него, и пусть каждый сохранит за собой те земли, которыми владел, когда умер старый король.

– А каждый нищий пусть получит коня, – фыркнул Годард.

– Такое вполне может статься, – ответил Оливер Эдит гораздо менее скептически – Генрих уже говорил о возможности подобного хода. Он требует себе корону деда, но, если иначе нельзя, согласен подождать смерти Стефана, чтобы получить ее.

– А как же Евстахий?

– Если бы ты видела Генриха и Евстахия вместе, то сама поняла бы, что тут и сравнения никакого нет. В жилах Евстахия течет такая же королевская кровь, как у Генриха, но на этом сходство и кончается. Я отдам жизнь за Генриха Плантагенета, а вот такому, как Евстахий, даже и не подумаю присягнуть на верность. Точно так же прямо сейчас решили бы большинство баронов страны, если бы правда стала явной. Сторонники Стефана не поддержат его сына.

– Что ж, пока нас здесь не трогают, меня все это мало волнует. – Выпятила живот Эдит. – Не могу сказать, чтоб он мне самой очень нравился, а коли повезет, так он вообще больше сюда не заглянет.

С этими словами она решительно отправилась по делам.

– Женщины, – проговорил Годард с легким беспокойством.

Оливер понял, что бывший слуга прикидывает, не нанесена ли обида гостю, и улыбнулся, чтобы успокоить его.

– Они живут по иным правилам, и кто может их осуждать. Ведь именно им приходится собирать разбитые горшки или выметать осколки.

– Да, но именно они первые начинают швыряться горшками в головы мужчин, – парировал Годард, слегка закатив глаза.

Мужчины, подтвердившие таким образом верность мужскому союзу, заулыбались, и довольные тем, что удалось обмануть Евстахия, отправились осматривать переднюю ногу Героя.

Опухоль немного спала, но было ясно, что конь не сможет ходить под седлом еще несколько дней, если не неделю, да и потом совсем понемногу. Годард предложил Оливеру сесть на его лошаденку, чтобы добраться до Бристоля, и Оливер согласился, решив отправиться в путь завтра, когда Евстахий уберется подальше.

Он чистил свой шлем смесью песка и уксуса и проверял крепость заклепок, когда услышал стук копыт и звон доспехов. Сгребать оружие и прятать его обратно в подвал было поздно. Оливер схватил охапку сена, прикрыл кольчугу и поспешил бочком, со слегка ссутуленной спиной выбраться наружу, изображая ретивого слугу.

Со спины своей бурой кобылы на него изумленно взирала Кэтрин. Джеффри Фитц-Мар рядом с ней тоже вытаращил глаза.

– Святые мощи, Оливер, чем ты тут занимаешься, ради Христа?!

Не менее изумленный Оливер выпрямился и, приоткрыв рот, уставился на Кэтрин и Джеффри.

– Сижу себе потихоньку, пытаясь уберечь шкуру, – ответил он, справившись с голосом. – А ты-то тут, ради Христа, что делаешь?!

Кэтрин вспыхнула.

– Ричард сказал, что Герой захромал, и ты нашел убежище у Годарда. Принц Генрих прислал сменного коня.

Она указала на красивого чистокровного руанского жеребца, которого держал за поводу Джеффри, и, вынув ноги из стремян, соскочила с седла.

Оливер сжимал и разжимал кулаки с посеревшим от гнева лицом.

– Разве тебе не известно, насколько глупо сейчас разъезжать по дорогам, – одинокая женщина, единственный рыцарь и три хороших лошади? – отрывисто проговорил он. – На вас могли напасть и убить!

– На дороге нам никто не встретился, – покачала головой Кэтрин. – Мы беспокоились о тебе.

– Но ты же знала, что с Годардом я буду в полной безопасности! – сердито взмахнул рукой Оливер.

– Ничего я не знала! – Кэтрин подбежала к нему и обвила руками за шею; ее ногти слегка вонзились в затылок. – Ты не понимаешь. Я должна была убедиться, что ты цел.

– Разумеется, цел, – по-прежнему сердито бросил Оливер. Он все еще злился, но сила объятий и слезы в глазах подруги заставили его тоже обхватить ее руками.

Кэтрин прижалась лицом к его старой тунике с прилипшей соломой.

– Луи дважды бросал меня, – проговорила она глухо, потому что мешала грубая шерстяная ткань. – А когда я пришла в Бристоль, чтобы отыскать тебя, мне привезли тебя умирающим. Мне не нужны были чужие уверения, что с тобой все в порядке, я должна была убедиться в этом сама!

Она подняла лицо и, невзирая на то, что они стояли на виду у всех, поцеловала его. Оливер ответил на поцелуй: жестко, раздраженно, но почувствовал, что предательская нежность укрощает его гнев.

– Это «убедиться самой» могло стоить тебе жизни, – сказал он, слегка встряхнув Кэтрин – Евстахий со своими наемниками рыщет по округе, разоряя и сжигая все на своем пути. Если бы вы с Джеффри попались ему, от вас сейчас остались бы только обугленные трупы!

– Но мы же не попались и не погибли, – рассудительно заметила Кэтрин. – Нельзя жить, постоянно оглядываясь на «если бы». Кроме того, Евстахий не стал бы вредить той, которая выходила его отца.

– Ты не знаешь Евстахия, – покачал головой Оливер и хмуро воззрился на Джеффри. – Ты что, не мог остановить ее?

– Разве что связать по рукам и ногам и запереть в камеру, – фыркнул рыцарь – Я пытался образумить ее, но мы словно говорили на разных языках.

Он хитро взглянул на Оливера и добавил:

– Точь-в-точь как при Уорхеме, когда мы напали на город. Помнишь? Тебе было все равно, рядом я или нет: ты продолжал рваться в самую гущу драки.

Оливер сердито воззрился на него, однако соизволил кивнуть, соглашаясь с приведенными доводами.

– Помню, – сухо ответил он. – Хотя предпочел бы забыть.

– Разве ты не рад мне и прекрасному новому коню? – Кэтрин слегка всхлипнула и выдавила из себя улыбку.

– Рад, конечно, – рыкнул он, встряхнув ее еще раз. – И в ужасе от этого тоже. Ты не хочешь терять меня, дорогая, но ведь по тем же причинам и я не хочу терять тебя.

Они снова обнялись, на этот раз гораздо нежнее. Оливер заставил себя не просить ее давать обещание, что она больше не будет преследовать его таким образом, потому что знал, если она откажется, они поссорятся, и оба только потеряют от этого. Он разорвал объятия и пошел взглянуть на коня, которого прислал Генрих.

– Где Розамунда? – поинтересовался рыцарь, проводя руками по молодым здоровым ногам животного.

– Я оставила ее под присмотром Эдон. Она очень подружилась с ее выводком.

– Ее выводком? – Тон Кэтрин намекал на нечто большее, чем два мальчика, о которых Оливер знал.

– У нее уже пятеро, и еще один должен появиться осенью, – сообщила Кэтрин.

Джеффри ухмыльнулся и пожал плечами.

– Мне никогда не удавалось успевать выскочить перед финишной чертой.

– Нужно попрактиковаться, – заметила Кэтрин.

– Чем я все время и занимаюсь – Еще одна усмешка. Кэтрин сжала губы и, повернувшись к нему плечом, полностью переключилась на Оливера.

– Как тебе конь?

– Превосходное животное. Не могу понять только одного: с какой стати Генрих отдал его мне.

– Его зовут Люцифер, – сухо сообщил Джеффри – Всю дорогу он вел себя, как овечка, но мне помнится, что кто-то из конюхов ворчал, что под седлом он становится чересчур резв.

Оливер кивнул, нисколько не удивившись. Он давно уже научился в буквальном смысле не заглядывать дареному коню в зубы, если подарок исходил от Генриха. Принц любил выглядеть щедрым, однако предпочитал не тратить деньги, если его к тому не вынуждали. Впрочем, если конь боится седла, его вполне можно выучить, а Оливер давно уже не был неопытным новичком, который вылетает из седла на первом же препятствии.

– Интересно, на что он похож без седла? – Чтобы ответить на собственный вопрос, Оливер схватил коня под уздцы и легко взлетел на спину, пустив его сперва шагом. Люцифер попятился и несколько раз скакнул, но стоило покрепче натянуть поводья, как тут же успокоился. Оливер рысцой проехался по открытому пространству перед таверной. Сразу образовалась небольшая группка зевак из крестьян.

Кэтрин тоже немного посмотрела, затем быстро исчезла.

Эдит, направлявшаяся к загону для свиней, чтобы выбросить очистки, застала ее у выгребной ямы. Кэтрин рвало, лицо ее было серовато-зеленым. Озабоченно вскрикнув, Эдит по-матерински обхватила рукой вздрагивающие плечи женщины.

– Что стряслось, девочка?

– Все в порядке. Я не больна, – выдохнула Кэтрин, держась за желудок. – Это уже проходит.

Она с трудом распрямилась.

– Ты не больна, – скептически повторила Эдит, положив большую крепкую ладонь на лоб Кэтрин. – Немного потный, но жара нет, – заметила она с осторожным оптимизмом. – Ну что, оторвать твоего мужа от облизывания нового коня?

– Нет! – откликнулась Кэтрин резче, чем собиралась. Эдит с любопытством уставилась на нее.

– Нет. Я не больна, но если он подумает, что я больна, он встревожится, – пояснила Кэтрин гораздо спокойнее – Боже, да он чуть не лопнул, когда я поехала искать его, вместо того, чтобы оставаться в Бристоле.

– Что ж, надо признать, это было очень глупо. – Эдит взяла ее под руку и повела в таверну. – Лорд Евстахий и его войска не стали бы задавать вопросы, наехав на вас, а они ведь, как никак, не единственные разбойники на дорогах. Вот, садись. – Она мягко подпихнула Кэтрин к скамье у стены и налила ей кубок крепкого сладкого меда. – Выпей, это успокоит желудок.

Кэтрин с благодарностью приняла мед и сделала маленький глоток. Именно сладкое ей и было сейчас нужно. Оно не только успокоит желудок, но и прогонит усталость, внезапно охватившую все члены. Кэтрин широко зевнула.

Эдит задумчиво изучала ее. Проницательный взгляд хозяйки не упустил руку, которую Кэтрин прижала к животу. Жест был защитным, а под платьем чувствовалась некоторая округлость.

– Ты беременна! – твердо заявила Эдит, словно выносила обвинительный приговор.

Кэтрин немедленно убрала руку и разгладила юбку так, чтобы скрыть не слишком еще заметную округлость.

– Думаю, что это вполне возможно, – уклончиво ответила она, – но пока наверняка не скажу.

– И ты еще повитуха! – фыркнула Эдит – Я простая женщина и знаю о рождении детей не больше, чем любая соседка в округе, но и то вижу, что ты давно уже миновала стадию «может быть».

Кэтрин покраснела под ее взглядом.

– Ты права. К счастью, от мужчин это легче скрыть, чем от женщин. Я должна родить накануне Рождества.

Губы Эдит зашевелились в расчетах.

– Значит, ты уже почти в конце четвертого месяца, – сказала она и нахмурилась. – Должна ли я заключить из твоих слов, что Оливер до сих пор ничего не знает?

– Я не собираюсь говорить ему, пока не придется этого сделать – Кэтрин села прямо и расправила плечи.

– С чего это вдруг?

– Его первая жена умерла родами после тяжелых мучений. Мое беспокойство за него в походе даже не сравнится с тем, как он будет волноваться за меня, когда узнает.

Эдит озабоченно посмотрела на Кэтрин.

– Но нельзя же пускать этот вопрос на самотек. Раньше или позже он обязательно заметит и обидится, что ты не доверилась ему прежде.

Кэтрин устало улыбнулась.

– Да, но главная беда в том, что никто не верит, что другой способен жить и справляться с повседневными событиями.