ПЕМБРОУК,

ФЕВРАЛЬ 1201 ГОДА

Соленый ветер обдувал «Аргос» по пути через Ирландское море из Вексфорда в Пемброук, гулял по подмосткам и разбивался о новые каменные стены крепости, построенные взамен деревянной фортификации.

Сейчас «Аргос» стоял на якоре на реке Пемброук, бурной, но сравнительно безопасной. На обратном пути шхуну едва можно было различить среди высоких волн и проливного дождя. Только воля Бога могла помочь ей и Маршаллу безопасно добраться домой в Вексфорд; лорд Уильям дал обет построить церковь в Леинстере.

— Я действительно думал, что мы погибнем, — сказал Александр Манди и закрыл глаза. Теплая вода обмывала тело; наверно, это была первая ванна за два месяца. — Я никогда не видел таких больших волн, выше вон тех каменных стен. Наша шхуна между ними просто терялась и казалась такой крохотной.

Манди не хотела, чтобы Александр так говорил, — она сама прекрасно понимала, как близко была к тому, чтобы стать вдовой после восьми недель замужества.

Они пробыли вместе так мало, и она никак не могла свыкнуться с мыслью, что они муж и жена.

— Но сейчас-то ты дома, — сказала она и склонилась над очагом, чтобы приготовить ему чашу глинтвейна.

Во дворе замка было несколько деревянных домиков. Манди и Флориану выделили один, на время отсутствия Александра.

Муж сопровождал графа в Ирландию, куда тот ездил с небольшой свитой. На корабле не было места для жен и детей рыцарей, а Ирландия была небезопасным местом. Уильям Маршалл собирался посетить своих вассалов и взять с них клятву верности.

Изабелла путешествовала с ним, потому что именно из-за нее Маршалл плыл в Ирландию, и визит этот носил скорее военный характер. «Аргос» отчалил в Новый год, после двух недель супружества Александра и Манди. Последующие шесть недель Манди жила в Пемброуке, на фоне белого безмолвного пейзажа.

Пряности, положенные в вино, придали напитку непередаваемый аромат. Она принесла ему чашу и дотронулась до шеи, где нежные кудри еще больше вились от пара. Сладкая истома прокатилась по ее телу, прикосновение превратилось в ласку.

Он взял напиток, а свободной рукой обхватил ее.

— Наконец-то я дома, — сказал он с нескрываемым восторгом. — Если бы ты знала, как я скучал по тебе.

— Я надеюсь, — сказала она, скользнув взглядом по его бедрам.

Он, как бы перехватив ее мысль, отметил:

— Об этом — только наполовину.

Манди склонилась над ним и принялась целовать его губы, руки, грудь, провела рукой по его литому бедру…

Он лежал с закрытыми глазами, биение сердца постепенно успокаивалось, как это бывало всегда после занятий любовью.

Она была рада тому, что «Аргос» встал на якорь на вечер. Это означало, что они смогут пробыть целую ночь вместе без всяких перерывов.

Флориан спал в своей детской кроватке у стены. Весьма озорной днем, ночью он спал как ангел. Манди подумала, что с утра не будет предела радости, когда он увидит, что отец вернулся.

— Мы будем стоять в Пемброуке не больше недели, — говорил Александр, а Манди поигрывала с волосами на его груди. — Лорд Маршалл собирается встретиться с королем и провести Пасху при дворе.

Она поняла, что не будет уделять больше никому времени, особенно Иоанну. Хотя он и обеспечил их свадебный пир и празднество после их брачной церемонии. Иоанн также получил право поцеловать невесту под венком омелы: на счастье. Она до сих пор помнила ощущение его языка в своем рту, могла вспомнить прикосновение его пальцев на своей спине и тот взгляд, который он бросил на Александра.

— Ты можешь не приезжать, — сказал Александр. — Я все понимаю.

— И опять не видеть тебя неделями или уж точно до конца месяца, тем более что придется терпеть капризы Иоанна.

— Не думаю, что придется терпеть, оставаясь здесь. Лорд намекнул, что даст мне в ближайшем будущем в аренду один из своих земельных наделов. «Теперь у тебя есть семья», — сказал он.

— Графиня Изабелла тоже сказала мне кое-что перед отплытием, и я согласна с ней: ты все сделаешь не только для продвижения по службе, но и для того, чтобы занять место в государстве. Естественно, для любого мужчины очень важно иметь не только какое-то жилье, — продолжила Манди, — но и земли, власть. Изабелла поговорит с Уильямом, и я думаю, он согласится с ней. Александр де Монруа должен иметь свои земли, и чем быстрее, тем лучше.

В принципе в этом они сходились всегда.

Он приподнял бровь, на губах его застыла улыбка.

— А говорят, Бог придумал мужчин, чтобы управлять женщинами.

— Поэтому постель для тебя на первом месте… чтобы управлять, — сказала она, нежно водя пальцами по его груди, потом вдоль позвоночника.

Он стиснул зубы до боли, чтобы противостоять сладкой неге, разливающейся по его телу. Манди быстро отдернула руку и с выражением крайнего недоумения спросила:

— Что такое? Что случилось?

— Ничего… или, по крайней мере, сейчас уже ничего. Мы состязались в Уотерфорде, и я подставил щит с перекосом, чтобы не треснули кости. Болит, только если прикоснуться к раненому месту. По правде сказать, я об этом забыл.

Он ощутил свою травму, прикоснувшись пальцами.

— Но все-таки я выиграл схватку. Здесь мешочек серебра, вот, в ларце — он для тебя.

— Лучше иметь тебя целым и невредимым, чем какое-нибудь количество серебра, — сказала она и погладила своей рукой вокруг полосы волос ниже его пупка.

— Вот почему я постоянно должен совершенствоваться.

Он просунул свою руку в ее волосы и осторожно повернул ее лицо для поцелуя; и под лаской ее рук его тело возбудилось с возобновленной силой.

— Одно неверное движение на ристалище — и ты можешь погибнуть, — сказала Манди с дрожью. — Я знаю, что они оба — часть тебя, — продолжила она. — Но я буду лучше иметь Александра — грамотея и поэта, чем Александра-воина.

— А как насчет Александра-любовника? — спросил он. Манди задрожала опять — на этот раз в ответ на то, что он делал своими руками.

— О, его — больше всего, — вздохнула она.

Какое наслаждение лежать в постели в любимых руках — отдых и удовольствие, и как жаль, что все это не продлится и дня…

Лорд Уильям объявил о намерении посетить свои замки в пределах графства Пемброук и потребовал, чтобы его свита была готова выехать на рассвете второго утра, для его охраны в Хаверфорде.

— Прости меня, любовь моя, — прошептал Александр, пока одевался в морозной темноте при свете единственной свечи. — После Хаверфорда — Кардиган, потом Кильгеран. По меньшей мере, мы пробудем там неделю.

Манди в душе тосковала, но чувства держала в себе, не показывая их на лице.

— Надо будет еще подготовиться к поездке к королевскому двору, — сказала она.

Надев сорочку и кутаясь в плащ для тепла, она заворачивала кружево на стеганом гамбезоне Александра, действуя как его оруженосец, поскольку Хью был в конюшне и готовил лошадей.

Это был последний момент близости.

«Не меньше недели разлуки».

Закончив с кружевами, она принесла его кольчугу, слегка пошатываясь под ее весом, свыше тридцати фунтов. Александр нагнулся, осторожно засунул руки в рукава и облегченно выдохнул, когда просунул голову в горловину так, чтобы ни один из заостренных ободков на кольце не зацепился за другой, вызывая опасную складку. Затем он несколько раз подпрыгнул; с мелодичным звоном кольчуга соскользнула вниз по телу, достигая колен. Продольные разрезы до паха спереди и сзади позволяли ездить верхом. Он не надел накольчужную накидку, но выставил напоказ шоссы и чулки.

Полное вооружение становилось уже военным анахронизмом. Кольчужная рубаха была скорее символом рыцарства, чем защитой против оружия врага. Манди подумала, что надо радоваться, — воинская судьба Александра хоть чуточку, но милосердна.

Он потянул портупею, которая лежала на сундуке, и нечаянно концом ремня сбросил на пол четки, с которыми Манди молилась.

Александр поднял их. Нечто подобное привозили крестоносцы, возвращаясь с Востока. Он вспомнил, что у его матери был набор коричневых и кремовых амулетов. Странно, что Манди пользуется такими крупными деревянными четками — да еще раскрашенными красными, желтыми и голубыми; прямо нечто детское. Он подумал, что надо бы купить ей что-то более привлекательное, когда они приедут ко двору, но выпустил это из виду.

А Манди взяла бусинки и спрятала их в ларчик. Ее лицо слегка порозовело от смущения, когда Александр увидел их.

Звук падающих бусин добавился к негромкому шуму, который был до этого, и разбудил Флориана. Сонный мальчишка продрал глаза и соскочил с кровати.

Александр побоялся взять мальчика на руки, одетый в холодную сталь. Он только быстро застегнул пояс и присел, чтобы быть на уровне с ним.

— Флориан, мне надо ехать с лордом Уильямом, но я обещаю возвратиться домой вскоре.

Он взял маленькие руки сына в свои.

— Будь хорошим мальчиком, заботься о маме.

Флориан крепко обхватил его.

— Я не хочу оставаться, я хочу поехать с тобой, — выдал он дерзко.

— Слишком темно и холодно, ты должен быть в постели.

— Не должен! — Флориан поставил ноги на устланный сеном пол.

— Ты хочешь стать рыцарем однажды, не правда ли?

— Да, но…

— Рыцарь должен всегда выполнять, как положено, все повеления лорда. Мне было бы куда приятнее остаться здесь, с тобой и мамой, но я должен ехать, чтобы защитить лорда Уильяма. Ты получишь большое удовольствие от поездки со мной, но твой долг — быть здесь, с твоей матерью. На следующей неделе, когда я вернусь, мы все поедем обратно в Англию. Тогда ты сможешь поехать с моей стороны.

— Как твой оруженосец! — Мятеж сразу угас.

— Если будешь правильно себя вести.

Темные глаза Флориана засияли.

— Ты обещаешь?

— Слово чести. А сейчас время отправляться в путь. Но если ты быстро оденешься, то сможешь увидеть меня на дороге.

Флориан быстренько потопал и взял отцовский меч в ножнах, который стоял, прислоненный к стене. С самым серьезным видом он потащил его; темные волосы едва возвышались над рукоятью.

Александр принял оружие серьезно, почти церемонно, и прикрепил ножны к поясу с большим вниманием, зная, что Флориан наблюдал за каждым его движением широко раскрытыми темными глазами, наполненными предвидением рыцарства.

«А почему бы и нет»? — подумал Александр. Большинство мужчин вынуждены бороться с реальностью, но нет серьезных причин бороться с предвидением.

Меч закреплен на положенном месте; Александр нежно взъерошил волосы Флориана и напомнил ему об одежде, а потом повернулся к Манди.

— Хорошо, если и ты посмотришь на мой выезд.

— Каким выкупом ты удержишь меня от слез и плохого настроения? — спросила она.

Он запустил свои пальцы в ее волосы, приблизил к ней лицо и прошептал что-то на ухо. Манди выслушала, потом засмеялась и встряхнула головой.

— Ты обещаешь? — сказала она, подражая предыдущим словам сына.

— Слово чести.

— Так запомни хорошенько.

Она обвила руки вокруг его шеи, и на мгновение мир испарился. Но это продолжалось не дольше, чем на мгновение. Унося на губах тепло и вкус поцелуя, он открыл дверь и вышел в сырое февральское утро.

Уильям Маршалл и его отряд выступали на рассвете, но и в такое время Манди и Флориан, тепло одетые, были среди провожающих. Александр улыбнулся и послал ей воздушный поцелуй — как эхо предыдущего, настоящего поцелуя.

Манди возвратила его, понаблюдала, пока последний конь не исчез под решеткой ворот, а затем с тоской вернулась к своим обязанностям.

Флориан пошел играть в рыцаря с несколькими детьми Маршалла. Лорд Уильям был многодетным отцом — за двенадцать лет Изабелла родила восьмерых детей, четырех девочек и четверых мальчиков. И на очереди было еще одно прибавление — девятое.

Позже, тем же утром, графиня вызвала Манди в свою комнату.

— Я бы хотела, чтобы ты сшила мне мантилью, попросила она. — Такую, которая была бы достаточно импозантной для двора, ты же понимаешь, но и удобной, меня ведь скоро разнесет.

Она указала на пока еще небольшой холмик живота. Даже когда она не была беременной, последствия вынашивания и рождения несколько ослабили брюшные мышцы. Тем не менее, графиня Изабелла оставалась очень привлекательной: высокая и стройная, со светлыми волосами и чистыми аквамариновыми глазами. Сейчас ей не было и тридцати двух лет; она выросла из девочки в женщину в постоянном положении беременности.

— Я не совсем еще уверена. Задержка всего на месяц, — добавила она. — Но этого уже достаточно, чтобы приготовиться.

— Действительно, мадам, — воскликнула Манди и подумала о трехцветных четках в ее ларце.

Возможно, надо объяснить их действие графине.

Возможно, надо также объяснить и Александру.

Или оставить в тайне? Надо ли разглашать женские секреты?

Женщины принялись выбирать ткани: что-то приятное и достаточно представительное для двора, и чтобы количества хватило прикрыть беременность. Последним словом моды были облегающие платья, талия особенно подчеркивалась поясом из тесьмы двойного переплетения. Ясно, что такой наряд никак не подходил беременной. Никакие ухищрения не позволят скрыть распухший живот, особенно у той, которая уже родила восьмерых детей. Разрез должен быть широким, следовательно, требовались большие припуски. Вскоре стало ясно, что ни одного отреза не хватало для такой мантильи, но уже не было времени закупить новые ткани. Изабелла разочарованно тряхнула локонами.

— Придется остановиться на облегающем силуэте, использовать зеленую парчу и молиться, чтобы меня не разнесло слишком быстро, — вздохнула она.

Но Манди было не так легко победить. Идея начала зарождаться в ее голове, и она пустила на длину бледно-голубую, а на поперечную линию — темно-голубую фламандскую шерсть. Затем позаимствовала восковую дощечку из кажилана Изабеллы и сделала набросок того, что держала в уме.

Голубое полотно для нижней мантильи, с короткими рукавами; на животе — свободно. Затем платье с рукавами из голубой шерсти, почти как мужская котта, но без пояса и с расшитыми прорезями на рукавах.

Графиня Изабелла была крайне вдохновлена идеей.

— Ну разве ты не умница! — хвалила она, и ее зеленые глаза светились. — Я рада, что твой муж на службе у Уильяма. Это означает, что я сейчас могу хвастаться мастерством лучшей швеи на земле!

Она склонила голову набок.

— Думаю, что сделаю это условием для найма твоего мужа — чтобы его жена обеспечивала меня двумя новыми платьями каждый год. Одно к середине лета, другое — на Рождество.

Манди замерла с отрезом голубой шерсти.

— Его найма? — повторила она медленно и посмотрела через плечо на Изабеллу.

Графиня одарила ее заговорщицкой улыбкой.

— Уильям решил поручить ему феодальное поместье еще до середины лета. Мне не следовало говорить это тебе раньше времени, но я никогда не умела держать при себе новости. И не спрашивай, я еще не знаю, где. Уильям еще не решил.

Манди, запинаясь, начала произносить слова благодарности, но графиня не приняла их.

— Мой муж только оплачивает верность, которая зарабатывается тяжелой работой и усердием, — сказала она.

Изумленная Манди собрала материю и поднялась с колен. Когда Александр говорил о возможности получения феода, они никогда и не мечтали, что это произойдет так скоро. Ближайшим сроком предполагались два года, а не два месяца.

Дверь в комнату с шумом распахнулась, и целая стая детей вкатилась в комнату. Главарем сегодня был старший сын Изабеллы, Уилл. В свои одиннадцать он был высок, с крепкой фигурой отца и с дружелюбным и уверенным выражением лица. Флориан рядом с ним казался совсем миниатюрным.

— Мадам, мама, у нас посетитель, — сказал Уилл, хотя его официальное обращение слабо вязалось со следами веселых детских забав — грязными пятнами на коленях шоссов и запачканной туникой.

— А мы встретили их на лугу, — произнес Уолтер Маршалл, мальчишка, близкий по возрасту Флориану Копна рыжих локонов делала его выше, чем он был в действительности. — Большинство из них — с копьями.

Он подпрыгнул пару раз, вдохновляя Флориана сделать то же, и закончил:

— На большущих лошадях.

Графиня пристально посмотрела на детей. Манди смогла заметить, что она разрывается между стремлением получить больше сведений и желанием громко побранить детей по поводу их манер.

— Посетители, — повторил Изабелла, и губы ее чуть дрогнули. — Кто-нибудь знает, кто они?

— Я попытался спросить, — сказал Уилл. — Но они подумали, что мы — крестьянские дети. Один из рыцарей даже замахнулся мечом. Поэтому мы пришли сказать вам.

— Я знаю этого рыцаря с мечом, — произнес Флориан.

— А вот и не знаешь. — Толкнул его Уолтер.

— Я знаю, я видел его… в Лондоне. — И Флориан толкнул Уолтера так, что едва не сбил его с ног.

— Достаточно! — скомандовала графиня жестко. — Неудивительно, что они подумали, будто вы крестьяне. Уильям, иди и переоденься. Берениса, Олвен, приглядите за младшими.

— Но я действительно видел его в Лондоне! — запротестовал Флориан, повысив голос. — Мой папа сбил его с ног кадкой!

Графиня внимательно на него посмотрела.

— Кадкой? — повторила она резко, а затем перевела пристальный взгляд на Манди, требуя объяснения. Но через миг спросила со страхом:

— Что произошло?

Манди нашла позади себя на ощупь твердую поверхность и села, потому что ноги внезапно ослабли от потрясения. За два месяца безопасной жизни в отдаленном Пемброуке она нечасто думала об Удо ле Буше. Конечно, он не смог бы выследить ее здесь… если не выследил Александра.

— Если Флориан не ошибся, — сказала она голосом, таким же слабым, каким выглядело ее лицо, — этот мужчина не рыцарь, а наемник, такой, как Меркадье или Люпескар. Я была знакома с ним очень давно… в другой жизни. И очень не хочу видеть его опять.

Графиня недовольно нахмурилась, и Манди поняла, что распалила женское любопытство.

Она сглотнула.

— Его зовут Удо ле Буше, и он в ответе за смерть моего отца и за увечье моего опекуна на ристалище. И вполне возможно, он ответствен за многое другое.

— Тогда неудивительно, почему ты не хочешь его видеть, — сказала Изабелла. — Лучше останься здесь, пока я спущусь и точно узнаю, кто пришел претендовать на мое гостеприимство.

— Ле Буше был последним, кого нанял Уильям де Броз.

— Де Броз? О, Иисусе, я надеюсь, что нет!

Манди не удивилась, что Изабелла сильно разволновалась. Де Броз был одним из самых могущественных баронов Англии. Но манеры его были едва не вызывающи, а намерения — запутанны. Де Брозу и Маршаллу хватало благоразумия мирно разрешать споры и находить общие интересы, но Изабелла невзлюбила заносчивого грубияна и уж во всяком случае не стремилась встречаться с ним в отсутствие мужа.

— Если ле Буше разыскивает меня, вы ему скажете, что меня здесь нет?

Изабелла скривила губы.

— Ты хочешь, чтобы я лгала ради тебя?

Манди задрожала.

— Он убил моего отца.

Изабелла на мгновение задумалась и сказала с сомнением в голосе:

— Я постараюсь. А когда я вернусь, ты расскажешь мне о кадке! — И с взволнованным выражением лица она позвала горничную и умчалась из комнаты.

Манди закрыла глаза. Ее подмышки были как ледяные. Она положила материю для новой мантильи графини на стол для шитья, но не отважилась сделать разрез из-за того, что дрожала как осиновый лист.

— Это был он, мама, — сказал Флориан, когда детей Маршалла вывели две няни, элегантно принарядив к встрече гостей.

— Да, милый, я верю тебе, — сказала Манди, стиснув зубы. Чтобы чем-то заняться, она положила на стол несколько найденных надрезанных кусков для подбора материи.

— Он действительно убивает людей?

Необходимость спокойно отвечать Флориану, не позволить, чтобы страх охватил ребенка, обычно такого смелого, заставил Манди сдержать свои чувства.

— Но не детей, — сказала она, сжимая его руки в своих для успокоения. — И здесь он никому не причинит вреда. Я обещаю тебе.

— Я бы хотел, чтобы здесь был папа.

Манди подумала, что это скорее благословение, что его здесь не было.

— Он скоро вернется, — утешила она сына. — А сейчас не хочешь ли ты помочь мне подобрать нитки к этому тону?

Она посадила Флориана возле себя и рассказала ему историю о разноцветном плаще.

Они нашли подходящие нитки, а затем Флориан обнаружил немного стеклянных бусинок в шкатулке Манди и стал раскладывать, создавая различные узоры. Наконец это ему наскучило; но тут как раз в просторные покои начали выбегать принаряженные дети Маршалла, и он присоединился к общей игре в жмурки.

Манди в этой кутерьме успокоилась настолько, что смогла ровно держать ножницы и раскроить голубую ткань.

Она только подняла ножницы, примериваясь сделать последний разрез и разгладить ткань, когда вошла Изабелла в сопровождении пожилого мужчины, с густыми седыми волосами, хищным носом и бледным лицом. Манди видела его однажды до этого, когда стояла в числе зрителей на торжественном проезде в честь коронации и наблюдала за ним, когда он стегнул плетью женщину с ребенком.

Другие женщины, стоящие рядом, тоже внимательно смотрели на гостя. Мужчинам редко разрешалось находиться в личных покоях Изабеллы.

По спине Манди поползли мурашки. Она прижала свою руку к тупому концу ножниц, сосредоточиваясь на прикосновении железа, чтобы успокоиться.

Изабелла вышла вперед, готовясь соблюдать любезность, если произойдет что-то неожиданное.

— Манди, я знаю, что ты хочешь избежать беспокойства, но к тебе пришел важный посетитель. Это Томас Фитц-Парнелл, лорд Стаффорд. Лорд Томас — это Манди де Монруа, с которой вы желали поговорить.

Манди сжимала ножницы до тех пор, пока не почувствовала боль в руке и не появились рубцы на ладони. Некуда было бежать, потому что путь к двери был заблокирован импозантной фигурой ее деда. Кроме того, его люди наверняка находятся в зале. Только встречи с Удо ле Буше ей и не хватает.

Томас Стаффорд уперся кулаками в пояс.

— Я вижу, что ты знаешь меня, хотя я никогда не видел тебя, — сказал он взволнованным голосом.

Манди только лишь пристально смотрела. Это был человек, по правилам которого ее мать выбирала между любовью и послушанием и о ком она редко вообще говорила спокойным тоном.

Его грудь поднялась и быстро опустилась, и в его голосе слышалась агрессия.

— Итак, девочка, не собираешься ли ты говорить? У тебя же есть язык во рту?

Манди сглотнула. И горло было таким сухим, что она подумала, что упадет в обморок.

— Что же тут еще сказать? — воскликнула она. — Да, я видела вас на коронации, когда вы проезжали мимо меня. Да, я знаю мою родственную связь с вами. И как вы поступили до того, как я родилась.

Изабелла смотрела то на нее, то на него.

— Я принесу вина, — пробормотала она и жестом указала на скамейку напротив стены. — Если вам будет удобно, то сядьте, мой господин.

— Спасибо, я постою, — сказал Стаффорд, не глядя на нее. — Я и так высидел в седле весь день.

Лицо Изабеллы вспыхнуло, с высоко поднятой головой она пошла, чтобы принести вино и прогнать шумевших женщин в другую палату, оставив только старуху, которая поддерживала огонь в камине.

— Конечно, это нелегко, — сказал Томас, как бы приглашая Манди к обсуждению этого вопроса. — Что бы я мог еще сделать? Твоя мама была обручена с хорошим человеком по моему выбору и пренебрегла честью семьи ради обычного безземельного рыцаря. Ей было шестнадцать, а в голове — пустые сказки, услышанные от трубадуров… И я пошел за ней, ты знаешь. И приказал ей или возвратиться, или быть наказанной. Она швырнула обручальное кольцо мне в лицо и сказала, что никогда не возвратится.

Манди склонилась над швейным столом, ее ноги снова затряслись, она почувствовала холод и боль.

— Что еще вы хотите знать теперь? — она повысила голос, стараясь найти защиту от своего страха. — Почему мне так трудно, когда у нас одна кровь струится в жилах? Я прожила всю жизнь среди проституток и торговок. Я и сама была проституткой и торговкой, — в отчаянии выкрикнула она.

Рот Томаса передернуло от негодования.

— Я знаю о вашем прошлом.

— От кого, от Удо ле Буше?

Она поняла, что угадала. Она увидела, как поднялись и задергались его брови, а тонкие бескровные губы затвердели от досады.

— Мой источник не так важен. Достаточно сказать, что пока ваша мать жила, о вас заботились и держали на правильном моральном пути. Но после того как ваш отец убил ее, а затем и себя самого, вы сбились с пути из-за недостойного окружения.

Манди засмеялась, но чувствуя только гнев от его ханжеского фанатизма.

— Недостойного, — повторила она, кивнув головой. — Вы так считаете? Я должна признаться, что никогда не находила своего мужа ни на йоту недостойным. Но не могу сказать так о ле Буше, которого вы соизволили принять в свою свиту.

— Да он — ничто! — страстно сказал Томас с несдержанным жестом. — Я могу избавиться от него так же легко, как и нанял. Сейчас он уже отслужил свое.

— Значит, мы все существуем, чтобы служить вашим желаниям, а потом будем изгнаны? Что же тогда вы хотите от меня?

Он пересек комнату; пока не остановился от нее на длине меча, и затем медленно осмотрел ее с головы до ног, как если бы оценивал качество скотины на рынке.

— А ты лучше сложена, чем твоя мать, — признал он. — Хорошие бедра для вынашивания ребенка, и рослая, — хорошо, чтобы это передалось твоим сыновьям.

— Должно быть, во мне кровь обычного рыцаря, — возразила она.

Томас проигнорировал сказанное.

— Также я слышал, что у тебя нет дурных мыслей насчет меня?

— Я не буду марионеткой ваших амбиций, — холодно сказала Манди. — Если бы ваш сын и наследник был до сих пор жив, вы пришли бы сегодня сюда?

Томас покраснел.

— Я пришел с чистым сердцем предложить взять тебя обратно в Стаффорд, в твое настоящее фамильное гнездо. Чтобы смыть позор прошлого. Ты моя внучка, моя наследница, и твои сыновья будут лордами Стаффордами после моей смерти.

— Чей позор? — спросила Манди дрожащим голосом. — Моей матери или ваш собственный?

Томас глубоко вздохнул. Его глаза наполнились слезами, и он тяжело задышал. Несмотря на свою ярость и отвращение, Манди начала бояться, что его хватит удар на ее глазах.

Графиня Изабелла вошла с большим подносом, на котором стояла фляга и бокалы.

— Немного вина, чтобы утолить вашу жажду, — сказала она, внося ясность в напряженную тишину.

Незначительность ее слов, говорящая о гостеприимстве и домашнем порядке, разрушила эту тишину.

Томас повернулся и большими шагами подошел к хозяйке.

— Я предложил ей стать баронессой, а все, что она сделала, это бросила мне оскорбления, — огрызнулся он.

— Я лишь возвратила то, что было брошено в самом начале, — парировала Манди.

Прислонясь к краю стола, она наблюдала, как он плеснул вино в бокал и быстро выпил. Второй бокал последовал за первым. Изабелла смотрела в замешательстве. Не было никакой причины справляться с ситуацией таким образом.

Томас прошелся по комнате.

— Ты сильна духом, — сказал он примирительно, бросив взгляд на Манди. — И ты знаешь, как себя защитить. Жаль, что ты не родилась мужчиной.

Ей стало интересно, прозвучали ли в его словах какие-либо нотки извинения. Конечно, его голос успокоился. А в буравчатых глазах появился блеск, но вид оставался жестким, его восприятие было так искажено, что он не осознал, что только что он нанес другое оскорбление.

— Да, как жаль, — повторила она с сарказмом, но увидела, что для него это ничего не значило. — Если вы сделаете меня наследницей, это означает, что вы также сделаете своим преемником моего мужа. Такого же турнирного рыцаря, как и мой отец.

Томас осушил второй бокал вина и отер губы.

— Я думал об этом! — сказал он. — Долго думал по пути сюда. — Возвратившись к фляге, он налил себе третий раз и покрутил бокал. — Аннулирование — лучше всего, я думаю.

— Аннулирование?

— Это будет стоить дорого. Я знаю, но я компенсирую это твоим следующим замужеством.

— Вы не найдете оснований! — Манди от злости едва могла говорить. — Нет никакого кровного родства, нет несовершеннолетия, и венчание состоялось без принуждения. Наш свидетель также без сомнения скажет, что моя клятва Александру была засвидетельствована, по меньшей мере, самим епископом Винчестерским и всем королевским двором!

— Основания также могут быть найдены, — не сдавался он, размахивая рукой.

Сглотнув, Манди снова открыла и закрыла ножницы, затем осторожно опустила их на ящик, не отважившись держать их у себя в руках.

— Позвольте нашей с вами семейной паре остаться разъединенной, — хрипло сказала она. — Я отвергаю кровные связи, которые вы будете использовать в своих собственных эгоистических интересах.

Невозможно было даже просто бросить взгляд на него. Манди повернулась, с напряжением удерживаясь, чтобы не пошатнуться.

— Возможно, будет лучше, если вы уйдете, мой лорд, — поспешно сказала Изабелла, стоя между ними.

Стаффорд продолжал пить, и Изабелла сделала непроизвольный шаг назад из-за устрашающего взгляда, которым он ее одарил. Она вздохнула, чтобы закричать, но он опрокинул в рот остаток вина и без слов стремительно вышел широким шагом из комнаты.

В комнате установилась тишина. Графиня двинулась было за Стаффордом, но остановилась после трех шагов и повернулась к Манди.

Вялым голосом, без эмоций, Манди сказала:

— Он предлагал мне сокровище, пропитанное ядом. Мне пришлось бороться; я не могла позволить ему победить… Пресвятая Дева, я чувствую себя больной…

Она спрятала лицо в ладонях, отступая, пытаясь закрыться, но не было никакой нужды; дверь не откроется.

Изабелла плеснула вина в бокал на подносе и принесла его Манди.

— Вот, выпей, это гасконское, наше лучшее, самое крепкое.

Манди почувствовала у пальцев холодный край посуды.

Она взята бокал дрожащей рукой и сделала глоток. Горло свело, и она сжала зубы, пока не прошел спазм.

Изабелла обняла ее за плечи.

— Я правильно поняла из того, что услышала: ты наследница Стаффорда?

Манди заставила себя дышать медленнее. Если она сможет преодолеть чувство паники и холодный пот, она выдержит.

— Моя мать была его единственной дочерью, — сказала она твердеющим голосом. — Она предпочла сбежать из дома с бедным рыцарем, чем согласиться на брак, который устроил для нее отец. Он объявил ее мертвой после того, как все об этом узнали. А сейчас, из-за того, что я — единственный выживший член его рода, он хочет перечеркнуть прошлое и использовать меня, как замену моей мамы… организуя свадьбу для меня, аннулируя мое замужество, потому что это не отвечает его целям.

Она сглотнула и посмотрела на Изабеллу сверкающими глазами.

— Если бы мой дед сказал мне хоть одно доброе слово, свидетельствующее о заботе или уважении, я бы взяла его руку и попыталась создать мост между нами…

Она презрительно фыркнула.

— Я знаю, что некоторые мужчины скрывают свои чувства, запугивая и грубя, но у него не было чувств ко мне, а только для себя. Я бы хотела, чтобы он был другим. Я бы хотела, чтобы я не говорила тех слов.

Первые слезы покатились по ее лицу.

— Если бы желания были лошадьми, тогда нищие бы скакали. Разве так не говорят?

На это у Изабеллы ответа не нашлось.