Валонъ, август 1180 года

Роджер прибыл в Валонь летним днем, выехав накануне из своего поместья недалеко от Байё. Послеполуденное солнце пекло его спину как раскаленная монета. Он спешился у поилки на пыльном конном дворе и передал скакуна конюху.

Утерев лоб рукавом, Роджер прошелся по двору, чтобы размять мышцы, сведенные в быстрой скачке. Музыка и смех увлекли его за конюшни, к саду, огражденному изгородью, по которой взбирались розы, жимолость и другие растения. Придворные дамы шили и плели в укрытии, внимая трио музыкантов. Тень давали полосатые холщовые шатры, на деревянных подносах лежали закуски – пирожки, хлеб и сыр – и стояли кувшины с вином, при виде которых Роджер осознал, что страдает от жажды. Среди женщин он заметил Иду с маленьким сыном. Стройная и полная жизни, в голубом шелковом платье, она что-то напевала ребенку, смеясь и держа его над головой. Мальчик верещал в ответ и размахивал ручками. Зрелище потрясло Роджера до глубины души, и он попытался скрыться, но Ида заметила его и поманила в сад. Ее лицо лучилось счастьем.

Роджеру, грязному и потному после дороги, оставалось только повиноваться.

– Всех вам благ, милорд Биго. – Она сумела присесть в реверансе, хотя удерживала на бедре ребенка.

У малыша были мягкие темные волосики и глаза цвета лесного ореха.

– И вам, госпожа, – поклонился Роджер. – Хорошо выглядите.

Более чем хорошо, подумал он. Так бы и съел!

– Да, у меня все замечательно, милорд. А вы как поживаете? – Ее щеки окрасились нежным румянцем. – Давно не видела вас при дворе.

– Неплохо. – Роджер похлопал себя по одежде. – Запылился в дороге, но добрая стирка все поправит. – Он ощущал неловкость в своем голосе и казался себе деревянным чурбаном. – Мне нужно идти, – сказал он. – Много дел. – Роджер остро сознавал, что другие женщины наблюдают за ними и перешептываются, прикрывая рот ладонью. – Я не хотел вам мешать.

– Вы нам вовсе не мешаете, – улыбнулась Ида и пересадила малыша поудобнее. Мальчик смотрел на Роджера и сосал пухлые пальчики. Вокруг его запястья обвилась плетеная голубая ленточка. На нем была льняная сорочка с крошечными стежками вышивки по вороту. – Прошу вас, наслаждайтесь садом, если хотите. Выпейте вина, вас, должно быть, мучает жажда.

– Благодарю, госпожа, – покачал головой Роджер, – но мне нужно идти. Возможно, в другой раз.

Он поклонился и ушел, мысленно проклиная себя за то, что изъяснялся, подобно косноязычному оруженосцу. Роджер знал, что некоторые мужчины легко вступают в праздную беседу с женщинами, и завидовал Уильяму Маршалу и ему подобным, умеющим подобрать нужные слова и всегда чувствующим себя непринужденно. При виде Иды, смеющейся вместе с ребенком, ее стройного, изящного тела, подчеркнутого голубым платьем, он затосковал. Эта женщина не для него, она принадлежит Генриху. Роджер смотрел на то, чего не мог себе позволить.

Ида глядела ему вслед с острым чувством разочарования. Она предпочла бы, чтобы он остался, и знала причину отказа. Даже те мужчины, которые осмеливались флиртовать с ней, были весьма осторожны, поскольку никто не хотел навлечь на себя неудовольствие Генриха, а Роджер и подавно не смел гневить короля. Вернувшись к женщинам, она села между ними с сыном на коленях. Не обращая внимания на тычки, смешки и поддразнивания, она с рассеянным видом дала малышу погрызть сухарик четырьмя молочными зубами.

* * *

– Вы хотели поговорить со мной, – произнес Госселин.

Ида подняла взгляд от детского одеяльца, которое шила из лоскутов, оставшихся после раскроя платьев. Холодный февральский ветер пронизывал долину реки Эр, но в нем чувствовалось приближение весны. Она не видела брата с прошлого лета, поскольку он отсутствовал при дворе, но, узнав о его возвращении, воспользовалась редкой возможностью. Госселин достиг совершеннолетия, вступил во владение землями и, таким образом, стал сам себе господином, очень молодым, но вполне независимым.

– Да, – подтвердила Ида и перебралась на скамью, оставив брату место, чтобы он мог сесть и вытянуть ноги к огню.

Они находились в одной из верхних комнат замка в Иври, полной других женщин, которые немного расступились, позволяя брату и сестре поговорить наедине.

Малыш Уильям подошел к дяде, держа в руке кожаный мячик, набитый шерстью.

– Уже ходит? – улыбнулся Госселин.

– Пошел перед рождественской трапезой, – ответила Ида, раскрасневшись от гордости. – Он такой развитой и умный! И уже говорит.

– Мясик, – произнес Уильям, подтверждая хвастовство Иды. – Мясик, мясик, мясик! – С последним словом он засмеялся и бросил игрушку.

Госселин поймал ее и осторожно вернул.

– Полагаю, король души в нем не чает?

– О да… – задумчиво ответила Ида.

Генрих редко навещал детскую, но не забывал о сыне. Во время визитов он неизменно очаровывался и поражался успехами малыша. И оставался горд.

– Что-то не так? – спросил Госселин.

– Ничего, – покачала головой Ида, – но у меня к вам просьба.

Госселин поднял мячик, который ребенок снова уронил, и широко отвел свободную руку:

– Говорите. Я помогу, если смогу, вы же знаете.

Теперь, когда дошло до дела, слова застряли у Иды в горле. Она опустила взгляд на свои руки, холеные, унизанные подаренными Генрихом кольцами.

– Я давно об этом размышляю, – запинаясь, наконец сказала она. – По правде говоря, с тех пор, как родился Уильям… Это решение далось мне нелегко.

Покосившись, Ида заметила, как Госселин напрягся, когда осознал, что она не собирается просить о чем-то простом и домашнем. Она едва не струсила, но знала, что если не договорит, то упустит момент, и некого будет винить, кроме себя.

– У короля много женщин, – глубоко вдохнула она, – и я знаю, что однажды наскучу ему.

– Но вы все равно будете ему дороги. – Госселин неловко похлопал сестру по руке, пытаясь утешить. – Вы мать его сына.

– Но мне мало быть одной из королевских любовниц! – страстно сказала она. – Мне нужен муж, дом и очищение от греха. Я хочу быть уважаемой супругой, а не королевской шлюхой.

Госселин вздрогнул при ее последнем слове:

– Вы не шлюха… Никогда так не говорите. Я запрещаю!

– Тогда кто я? – спросила Ида. – Мое положение при дворе можно обозначить более тактично, но это не изменит сути. Когда он зовет меня в свою спальню, в свою постель, я обязана повиноваться. Разве такой жизни вы желали бы для родной сестры?

– Нет, – смущенно прокашлялся Госселин. – Разумеется, я предпочел бы видеть вас замужней и устроенной.

Ида с сомнением посмотрела на брата. Сможет ли он дать ей то, чего она хочет? Впрочем, выбора нет.

– Тогда я хочу, чтобы вы предложили королю найти мне мужа, – сказала она. – Вы больше не под опекой. У вас есть право.

Госселин казался задумчивым.

– Вы действительно этого хотите?

– Хочу, – вздернула подбородок Ида. – Иначе не попросила бы, поскольку знаю, что это трудно.

Госселин поскреб в затылке, взъерошив темные волосы и став похожим на мальчишку. Уверенность Иды в брате пошатнулась еще больше.

– У вас есть кто-нибудь на примете? – спросил он.

– Да. – Она посадила маленького Уильяма на колено и поцеловала в макушку. – Я хочу, чтобы вы предложили ему кандидатуру Роджера Биго.

Брат закусил губу и промолчал. Ида подавила приступ паники, в ожидании ответа она дышала тихо и неглубоко, как ее сын.

Наконец Госселин кивнул:

– Он уважаемый человек, и я охотно назвал бы его своим братом, но не знаю, согласится ли король. Возможно, он захочет сохранить вас для себя.

– Вот почему вы должны действовать осмотрительно. Я не хочу, чтобы он приревновал или усомнился в моей верности. В прошлом его не раз предавали, и ему легко так подумать, хотя это бесконечно далеко от истины.

– Роджеру Биго известно о ваших намерениях?

– Нет, – покачала головой Ида, – а мне не известно о его намерениях. Надеюсь, он заинтересован достаточно, чтобы согласиться, но я сознаю, что его положение при короле весьма деликатно.

– Не пошатнет ли женитьба его позиции?

– Нет, если внушить Генриху, что это его собственная идея.

Госселин бросил на сестру взгляд, полный удивления и настороженности:

– Похоже, вы немало размышляли об этом.

– Да, – ответила она. – Я должна позаботиться о себе, если не хочу, чтобы Генрих в конце концов выбрал мне мужа на свое усмотрение.

Госселин вздохнул и встал со скамьи:

– Я ничего не обещаю, сестра, но попробую что-нибудь предпринять.

Ида поцеловала брата в щеку на прощание. Ей было страшно, но одновременно и легче на душе.

– Спасибо!

– Благодарить будете после, – скривился он. – Я ведь могу потерпеть неудачу.

* * *

Генрих размышлял о молодом человеке, которому только что велел подняться с колен. Госселин де Тосни был суетлив и нервозен, он еще не обучился придворному искусству притворства и самообладания. Наблюдать за ним было так же интересно, как за щенком, познающим опасности охоты на ос. Он преподнес Генриху в дар золотой букет с сапфирами. Генрих был восхищен и подумывал оставить букет в своей спальне, не передавая его церкви, как он обычно поступал с подобными предметами.

– Полагаю, у вас ко мне просьба, – сухо произнес он, проведя указательным пальцем по кончику жесткого блестящего листа.

Юноша огляделся, прикидывая, кто еще услышит его слова. Генрих сдержал улыбку. Епископов Байё и Винчестера вряд ли заинтересует то, что собирается сказать этот желторотый юнец.

– Сир, я хотел бы поговорить о своей сестре.

– Неужели? – удивленно поднял бровь Генрих.

Де Тосни покраснел:

– Я хотел бы узнать, как вы намерены распорядиться ее рукой.

Это застало Генриха врасплох. Он не ожидал, что подобная мысль придет юноше в голову, хотя, возможно, Госселин просто поигрывает мускулами. Настоять на своем в семейном вопросе – неплохая проверка сил. Генрих был заинтригован и решил узнать, чего Госселин намерен добиваться.

– Я подумываю об этом время от времени, – доверительно произнес Генрих. – Глупо было бы не понимать, что многие мечтают взять ее в жены.

Разумеется, король подумывал отдать ее в награду тому или иному придворному. В последнее время Ида редко делила с ним постель. После того как она погрузилась в материнские заботы и утратила былую простодушную девичью невинность, он стал искать других побед, но все равно наслаждался ее обществом. Ему нравилось, когда она сидела и шила в его спальне, – все равно что любимая гончая у ног; и никто не умел так хорошо разминать его плечи.

– Несомненно, сир, но мне кажется, что один претендент достойнее прочих и она подходит ему как нельзя лучше.

Генрих сделал поощрительный жест.

Госселин переступил с ноги на ногу:

– Сир, я прошу разрешения переговорить по данному вопросу с Роджером Биго.

Заинтригованный и слегка удивленный, Генрих откинулся на спинку кресла и прижал указательный палец к губам. Предложение было вполне здравым, с точки зрения де Тосни. Действительно хорошая партия. Биго отсутствовал при дворе, он отплыл за Узкое море после рождественской трапезы в Ле-Мане, так что не мог подговорить Госселина. Любопытно.

– И почему же Роджер Биго достойнее прочих? – напрямик спросил он.

Госселин покраснел:

– Его земли граничат с моими в Восточной Англии. Он хороший солдат и знает законы. Он будет обращаться с моей сестрой уважительно.

– Несмотря на репутацию его отца в отношении земель и женщин? – цинично спросил Генрих. – На вашем месте я задумался бы об этом.

– Сыновья не во всем подобны отцам, сир.

Генрих с горечью хохотнул:

– Если вы правы, это свидетельствует в пользу Роджера Биго, но не в мою. Сестра беседовала с вами?

– Она не станет противиться, если вы дадите разрешение.

– А Роджер Биго? – прищурился Генрих.

– Он пока ничего не знает, сир. Бессмысленно говорить с ним без вашего согласия.

– Это полностью ваша идея?

– Да, сир.

Генрих скептически разглядывал красные уши Госселина. Он подумал об Иде, тихо сидящей с шитьем в его спальне. Подумал о ее улыбке и ямочках на щеках, о лукавом остроумии и ласковых руках, разминающих напряженные мышцы. Не хотелось думать, что она больше не окажет ему этой услуги. И определенно не хотелось представлять, как она оказывает ее другому, более молодому мужчине. Роджер Биго исключительно терпелив, спокоен и трудолюбив, несмотря на то что дело с наследством тянулось уже четыре года. Он не возмущается, что треть доходов графства попадает в казну, а не в его сундуки, и не сокрушается о потере доходов от спорных земель, которые составляли несколько сот фунтов в год. Его флегматичность казалась несокрушимой, но Генрих подозревал, что под ней тлеет огонь, готовый вспыхнуть. Если отдать Иду Роджеру и Роджер восстанет, она будет втянута в мятеж, а король не желал ей подобной судьбы. С другой стороны, отдав Иду Роджеру, он сможет заткнуть ему рот, особенно если добавит несколько восточноанглийских поместий, находящихся под властью короны, в качестве свадебного подарка. Генрих пристально посмотрел на Госселина, который тщетно пытался казаться учтивым придворным.

– Интересное предложение, – произнес Генрих. – Но весьма серьезное, и его нужно хорошенько обдумать, прежде чем принять решение. Я не отказываю вам, но и дать разрешение немедля не могу.

– Сир, я все понимаю, – поклонился Госселин.

Генрих взглянул ему за спину где ждали другие просители с дарами в обмен на внимание.

– Мы еще поговорим, – пообещал он и на время забыл о беседе.

* * *

Под наблюдением Годьерны Ида растирала в ступке сушеные лепестки роз и водяной кресс, мускатный орех и корень калгана. От смеси поднимался чудесный аромат, свежий и чистый, но с ноткой душной, пряной теплоты.

– Теперь добавьте воду, – наказала Годьерна, – но осторожно, не больше ложки зараз.

Ида повиновалась. Подобная работа ей нравилась и давалась легко, поскольку Ида была педантичной и искусной во всех практических делах. Годьерна многому научила ее, хотя Ида не собиралась часто готовить зелье, содержащее дохлую ящерицу, пусть оно и обещало придать темным косам блеск и густоту. Снадобье, над которым она корпела сейчас, представляло собой духи, которые следовало втирать в чистые сухие волосы.

– Да-да, вот так, превосходно, – сказала Годьерна. – Теперь нужно… – Она подняла взгляд. – К вам посетитель, госпожа.

Обернувшись, Ида увидела, что к ним приближается Госселин, и у нее перехватило дыхание. Годьерна присела в реверансе и тактично отошла, чтобы поговорить с одной из женщин.

Ида с величайшей осторожностью процедила снадобье в чистую миску через кусок тонкого полотна. Она притворялась спокойной, хотя уже прочла ответ на лице брата.

– Он отказал, верно? – безжизненно спросила она.

Госселин поглядел на полотно и понюхал ароматное бурое месиво.

– Нет, заявил, что ему нужно подумать.

Ида потыкала ложкой в осадок.

– С тем же успехом он мог отказать или ответить, что будет размышлять очень долго. – Вдруг защипало глаза, Ида с трудом сглотнула.

А что она рассчитывала услышать?

– Полагаю, он не лукавил, – убежденно произнес Госселин. – Предложение застало его врасплох… и он сомневается в Роджере Биго. Не доверяет ему. – Его лицо чуть просветлело. – Однако король не прочь, чтобы я нашел вам мужа. Не беспокойтесь об этом.

Ида сжала губы. При дворе имелось несколько холостых баронов и рыцарей, которые внушали ей мысль, что лучше быть любовницей, чем женой любого из них.

– Я рада, что он считает нужным выдать меня замуж, – произнесла она через мгновение, – но мне бы не хотелось попасть из огня да в полымя.

– Роджер Биго не единственный мужчина на свете, сестра. – Госселин расправил плечи. – Другие тоже могут украсить наше родословное древо.

– Несомненно, но я не выйду замуж только потому, что жених подвернулся под руку.

Брат выглядел уязвленным.

– Разве не вы говорили, что недовольны своей долей? Если единственный, на кого вы согласны, – Роджер Биго, вы можете прождать очень долго.

Ида выпрямилась и подняла полотно, глядя, как гуща медленно капает в миску. Терпкий запах был сильным и женственным, он укрепил ее решимость.

– Значит, я подожду, – бросила она на брата упрямый взгляд.

– Вы встречали его только при дворе, – нетерпеливо передернул плечами Госселин.

– Разве я могу узнать мужчину ближе?

– А если я тем временем найду кого-нибудь подходящего? Вы хотя бы подумаете?

Ида пожала плечами.

– Да, – ответила она только для того, чтобы польстить его мужскому самолюбию.

Он долго смотрел на нее, затем покачал головой и раздраженно произнес:

– Что ж, держитесь за Биго и молитесь, чтобы король сделал его графом. Тогда вы станете графиней.

Ида обдумала его мысль. Графиня Норфолк. Леди Восточной Англии. Это все равно что смотреть на море с безопасного берега. Но пусть Госселин считает, что дело в этом. Графский титул в семье весьма престижен и намного надежнее, чем благосклонность, которой располагает любовница.

– Что это, приворотное зелье? – понюхал брат результат ее трудов.

Ида разглядывала его.

– Попробуйте – и узнаете.

– Я не осмелюсь, – засмеялся он и покачал головой. Затем поклонился другим женщинам и вышел из комнаты.

– Ну что? – спросила Годьерна, вернувшись к Иде.

Она подняла маленького Уильяма и усадила на свое пышное бедро.

Ида вздохнула и взяла сына на руки.

– Нам остается только ждать, – ответила она, гадая, сколько еще выдержки ей потребуется.