Роберт заключил ее в свои медвежьи объятия и крепко расцеловал.

– Дорогая, любовь моя, я так по тебе соскучился, – хрипло произнес он. – Как твои дела?

Мириэл боролась с ужасом: при виде мужа ее захлестнула волна удушающего страха и потрясения.

– Привезла полный трюм замечательных тканей, – услышала она свой голос, почти обычный. – А как ты? – Она не могла заставить себя ответить на его поцелуй, поскольку все еще ощущала на своих губах вкус поцелуев Николаса.

– Отлично. – Держа ее за плечи, он сделал ладонями хватательное движение. – Я вернул заказчиков, которые переметнулись к де Лаполю, и приобрел еще несколько новых из числа его бывших заказчиков. – Он широко улыбнулся – Это означает, что теперь я могу посвятить все свое время моей прекрасной жене. – Он еще раз стиснул ее в объятиях и отпустил, крепко удерживая в своей ладони лишь ее руку. – Я на ночь снял комнату в «Корабле», там нам будет удобно.

Понимая, что он подразумевает, Мириэл поежилась.

– Замерзла? – Роберт освободил ее ладонь и заботливо обнял жену за плечи.

Она мотнула головой. Разве можно замерзнуть в такой знойный день? Если б не освежающий бриз, она вообще едва могла продохнуть.

– Немного не в себе после долгого плавания, – ответила Мириэл.

Глаза Роберта вспыхнули. Он потерся бородой о ее подбородок.

– Тогда пойдем, отведу тебя в «Корабль», полежишь немного. – Обнимая ее за плечи, он стал разворачиваться вместе с ней, но потом остановился, глядя на соединенные внахлестку дубовые доски обшивки и смелые яркие цвета парусника. – Я и не подозревал, что он тщеславен до такой степени, – пробормотал он.

Не доверяя своему голосу, Мириэл промолчала. Ее будто раздирали надвое. Страх и раскаяние, овладевшие ею при виде Роберта, встречавшего ее на причале, оказались непосильным бременем. Она понимала, что ради спокойствия совести должна отказаться от Николаса, но эта мысль была столь же нестерпима, как и чувство вины.

Николас неспешно спустился по деревянным сходням на причал. Она заметила, что он на мгновение замешкался, принимая невозмутимый вид, но потом твердым шагом направился прямо к ним. Было бы странно, если бы он не подошел к своему постоянному заказчику.

– Красивый корабль, – сказал Роберт, приветствуя его дружелюбной улыбкой.

Николас кивнул и тоже раздвинул губы в неком подобии ответной улыбки:

– Не отрицаю.

– Он и в море так же хорош, как смотрится?

– Пожалуй. Предстоит еще испытание осенними штормами.

– Я просто так спросил, – шутливым тоном продолжал Роберт. – Жена говорит, что немного не в себе после плавания, а она не из тех, кто страдает морской болезнью.

Николас на долю секунды встретился взглядом с Мириэл и тут же отвел глаза.

– Мне жаль это слышать.

– Это только когда я ступила на берег, – поспешила оправдаться Мириэл. – А само плавание прошло гладко, как по стеклышку.

– В таком случае я тоже испытаю его, когда следующий раз поеду с вами. – Роберт протянул Николасу руку. – Я крайне признателен тебе за то, что ты доставил домой в целости и сохранности мой самый драгоценный груз.

Желчь обожгла горло Мириэл. Она и не представляла, что это будет так ужасно. С мукой в глазах она посмотрела на Николаса.

– Это мой долг, – учтиво ответил он и, не колеблясь, пожал протянутую руку Роберта. Она видела, что ее возлюбленный полностью владеет собой, что, как и в Стамфорде, когда он с беспечным видом прошел мимо стражника в городские ворота, он играет роль во имя спасения ее и своей жизни, и играет хорошо. Мириэл приободрилась. Она не подведет его. И, когда он, прощаясь, поклонился ей, она ответила ему кивком и сосредоточила все свое внимание на муже, хотя ее сердце разрывалось на части.

Роберт с аппетитом налегал на тушеную баранину и ароматные оладьи, которые поставил перед ним и Мириэл хозяин «Корабля». Еда была вкусная, и Роберт, в целом довольный жизнью, с чувством, толком и расстановкой наслаждался ее благами.

– Что, не хочешь есть? – Он кивнул на ее тарелку, к которой Мириэл почти не притронулась. – А я и не помню, когда так вкусно ел. – Кончиком ножа он подцепил с ее блюда кусочек баранины и отправил его в рот.

Мириэл посмотрела на его лоснящиеся от жира губы и почувствовала тошноту.

Роберт продолжал с удовольствием поедать рагу, смакуя каждый нежный кусочек мяса.

– На ярмарке в Труа ты просто превзошла себя, – заметил он. – Такой изумительной ткани я еще в жизни не видел. И тебе удалось продать весь наш товар.

Натянуто улыбаясь мужу, Мириэл призналась, что тоже довольна своей поездкой. В настоящий момент искусство ведения застольной беседы ей было неподвластно, даже в том, что касалось ее ремесла, о котором она обычно могла с жаром говорить часами.

Роберт обсосал косточку и вытащил ее изо рта.

– А вы с Николасом де Каном случайно не поссорились, нет? – внезапно спросил он.

Мириэл вздрогнула. Сначала похолодела, потом ее бросило в жар. Боже всемогущий, неужели Роберт заподозрил что-то?

– Нет, разумеется. Что навело тебя на эту мысль? – быстро, на одном дыхании спросила она.

– Да так, подумалось что-то. – Он смахнул на пол мелкую косточку. – Мне показалось, на причале вы оба держались как-то напряженно. Будто поругались.

Мириэл покачала головой и уткнулась взглядом в остывающее рагу на своей тарелке. Сердце в груди стучало так громко, что она была уверена, Роберт тоже слышит этот звук.

– Вовсе нет, – тихо отозвалась она.

Роберт обмакнул кусочек хлеба в соус и отправил его в рот, затем облизнул пальцы.

– Вообще-то, сколько я помню, ты в его присутствии всегда сама не своя.

Мириэл сглотнула. Хоть она почти ничего и не ела, у нее было такое ощущение, будто в горле застрял огромный кусок мяса.

– Не с каждым можно вести себя непринужденно, – скованно отвечала она. – Он отличный мореход, я восхищаюсь его мастерством, только…

– Только что? – Держа в ладонях чашу, Роберт подался вперед за столом.

Мириэл облизнула губы, пытаясь подавить тошноту.

– Только больно уж мы похожи.

– Ну, я бы не сказал! – фыркнул Роберт.

– Я имею в виду, что мы оба очень честолюбивы, у каждого обо всем собственное мнение.

– Ну и что?

– Мы как два камня в быстром потоке: никак не притремся. Только гремим, раздражая друг друга.

– У меня тоже обо всем есть свое мнение, и тебя это не раздражает. Или все-таки раздражает?

Мириэл с трудом сдержала дрожь.

– Мы с тобой – камни одной породы, – солгала она. Роберт крякнул.

– В общем-то, я тебя понял, – двусмысленно ответил он, словно не был в том уверен, но признаваться не хотел. – Но, думаю, все же будет лучше, если ты впредь станешь плавать с Мартином Вудкоком. Мне не нравится, когда ты в таком унылом настроении.

– Я тоже так думаю, – буркнула Мириэл, чувствуя себя окончательно подавленной и загнанной в угол.

Он отнес ее в постель, и она покорно подчинялась его требовательным ласкам. Но, удовлетворив свою страсть и отстранившись от нее, он вдруг сквозь шум своего дыхания услышал, как она вздрагивает, и понял, что она плачет.

– Дорогая, что с тобой? – Встревоженный, он коснулся ее плеча и затем мокрого лица.

Мириэл судорожно вздохнула, еще более глубоко, чем прежде, стараясь совладать с собой.

– Ничего. Просто устала и неважно себя чувствую, – глухо ответила она. – Мужчинам этого не понять.

Из чего он заключил, что скоро у нее должны начаться месячные. Это объясняло многие странности в ее поведении. Он знал, что в такие периоды она зачастую проявляла вспыльчивость, но плачущей видел ее впервые, и его это обеспокоило.

– Правда, ничего. Обычное недомогание. Давай спать, – сказала она, отворачиваясь от него.

Роберт лежал на спине и, хмурясь, смотрел в потолок. Что-то недавно случилось с Мириэл, нечто такое, что недоступно его пониманию, но лишь потому, что он не знает многого о том, что ее тревожит. Он не терпел неведения, не терпел, когда терял контроль над происходящим. Он повернул голову на подушке и, глядя на очертания ее сжавшейся в комок фигурки, дал себе клятву, что обязательно выяснит причину непонятного поведения жены.

– Разве ты не рад мне? – Подбоченившись, Магдалена стояла на палубе «Святой Марии» и, чуть запрокинув назад голову, демонстрировала соблазнительный изгиб своей стройной белой шеи.

Николас сверлил ее сердитым взглядом. Нет, он не был ей рад.

– Что ты здесь делаешь? – рыкнул он.

– Пришла навестить старого приятеля. – Она шагнула ему навстречу, и в нос ему ударил крепкий запах розового масла. – Услышала, что ты прибыл в порт на красивом новом паруснике. Думала, ты явишься ужинать в «Корабль», снимешь комнату, но, когда стемнело и отдраенные котелки выстроились на полках, я поняла, что жду напрасно. – Склонив набок голову, она пытливо взглянула на него. – Вот и решила сама отправиться к тебе в гости.

– А тебе не приходила мысль, что, возможно, я хочу побыть один? – резко спросил он.

– Приходила. – Она криво усмехнулась, останавливаясь подле него. В сиянии подвешенного на мачте фонаря ее длинная коса сверкала, словно медный шнур, а глаза блестели. – И даже знаю почему.

Он вздохнул:

– Потому что я устал, потому что в «Корабле» всегда полно торговцев, бражников и…

– И шлюх? – закончила она за него, вскидывая брови.

Николас тихо выругался.

– Магдалена, оставь меня.

Она раздраженно цокнула языком:

– Я здесь, потому что нужна тебе. – Она отошла от него и стала кружить по палубе, вяло касаясь то одного, то другого. – Твоя краса и гордость, Ник, – сказала она, поворачиваясь к нему. – Но вид у тебя отнюдь не радостный. Приговоренные к смерти и те выглядят счастливее.

– Возможно, если ты уйдешь, мое настроение немного улучшится.

– Сомневаюсь. – Она показала на бутыль вина в его руке. – Если я уйду, ты просто напьешься до бесчувствия.

Она была права, но все равно ее присутствие тяготило его. Он уединился на корабле, чтобы зализать свои раны, и предпочел бы страдать без свидетелей.

Магдалена поджала губы и вновь закружила по палубе. У крытой парусиной надстройки с темным спальным помещением она замедлила шаг и сказала:

– Ты не пришел ночевать в «Корабль», потому что там она. Со своим мужем. И не отрицай – я не дура.

Николас сделал большой глоток из бутыли и прислонился к борту. Близился час вечернего звона, призывавшего горожан тушить огонь и накрывать на ночь очаги во избежание пожара, но пока еще сгущающиеся сумерки расцвечивали бусины мерцающего света. Затрезвонили колокола церкви Святого Ботульфа, своим сладостным меланхолическим звоном призывая народ на вечернее богослужение.

– Тебя это не касается, – грубо отозвался Николас. Магдалена вернулась к нему.

– Касается. Ведь ты мне не безразличен, – возразила она, накрыв своей длинной белой ладонью его руку. В сиянии фонаря сверкнуло подаренное им золотое кольцо, когда она забрала у него бутыль и тоже глотнула вина.

Пока он стоял к ней спиной, она сняла с головы платок и обруч, обнажив свою толстую медную косу до пояса. Без платка она казалась юной и целомудренной, как невинная девушка. Он вспомнил, как сдернула перед ним свой апостольник Мириэл в монастыре, в одночасье преобразившись из послушницы в пугающе очаровательную молодую женщину. Потом представил ее с ежиком на голове вместо роскошных волос, которые монахини срезали в наказание за то, что они сочли грехом. Нет, это уже слишком. Растревоженный воспоминаниями, он рванулся от борта и в волнении заметался по палубе, словно зверь в клетке.

Магдалена, наблюдая за ним с беспокойством во взоре, для храбрости сделала еще один глоток из бутыли.

– У тебя еще есть я, – ласково заговорила она. – Пусть я не та, о ком ты мечтаешь, пусть я всего лишь жалкая замена, но, по-моему, если голоден, лучше съесть корку хлеба, чем вовсе остаться ни с чем.

Сжимая кулаки, он резко развернулся на ходу и, терзаемый болью, прорычал:

– Я не настолько голоден. – Увидев, как Магдалена вздрогнула, он поначалу испытал удовлетворение, а потом проникся отвращением к самому себе.

– Ты – нет, – прошептала она со слезами на глазах, – а я голодна. И теперь вижу, что если кто из нас и глуп, так это только я. – Швырнув бутыль на палубу, она подхватила юбки и бросилась бежать.

Николас смотрел на вино, лужицей разлившееся на палубе, в которой отражалось мерцание фонаря. Оно ручейком струилось из горлышка бутыли и ползло к его ногам, словно кровь.

– Господи Иисусе, – простонал он и сорвался с места. – Магдалена, вернись!

Пышные юбки затрудняли ее бег. Он настиг ее на причале, едва она успела сойти со сходней. Рыдая от ярости и унижения, она стала вырываться, однако отбивалась, царапалась и пиналась недостаточно яростно, чтобы освободиться.

– Пусти, недоносок!

– Я вовсе так не думаю, во мне говорил гнев! – выпалил Николас.

– Думаешь. Сказал именно то, что хотел сказать. А чего церемониться, когда я не более чем полезная вещь: попользовался за деньги и тут же забыл! – Ее язвительный тон обжигал как огонь.

– Магдалена, это не так. – Окровавленный, побитый, задыхающийся от напряжения, он, наконец, зажал ее в объятиях. – Ты – не полезная, а очень даже вредная, да и как тебя забыть, когда ты ходишь за мной по пятам?

Она сверкнула на него гневным взглядом и вновь стала вырываться, но он накрыл ее рот своим, и они слились в пылком поцелуе, обуреваемые страстью, яростью, потребностью друг в друге и отчаянием.

– Если уж нам суждено совершить глупость, совершим ее вместе, – выдохнул Николас, отстраняясь от нее. – Прости за то, что я сказал. Ты права: ты нужна мне. Останься со мной сегодня. Будь моим талисманом. – Он взял ладонь Магдалены в свою исцарапанную руку и поцеловал ее.

Она издала непонятный звук – то ли хохотнула, то ли всхлипнула – и покорно последовала за ним на борт «Святой Марии».

Николас открыл глаза среди ночи и в первую минуту подумал, будто он в море и рядом с ним на его убогой постели лежит теплая нагая Мириэл, но, когда окончательно проснулся, сообразил, что его корабль просто покачивается на якоре, а жаркое тело, придавившее его руку, и прохладные волосы на его плече принадлежат Магдалене. Его воображение создало живое видение из несовершенной реальности. Но если реальность и несовершенна, то только потому, что он сам это допустил. Преисполненный неизбывной печали, он нежно погладил шелковистые волосы Магдалены и постарался забыть о Мириэл.

Утром товар, привезенный с ярмарки, перегрузили на баржи, отправляющиеся в Линкольн. Роберт лично руководил погрузкой. Мириэл, бледная и осунувшаяся после бессонной ночи, стояла рядом с мужем. Роберт сказал, что немедленно вызовет к ней лекаря, как только они прибудут в Линкольн. Он был уверен, что она переживает душевный срыв, и не хотел, чтобы она страдала от избытка желчи, как его вторая жена, и в результате умерла от упадка сил и подавленности.

Мириэл, хоть она и плохо себя чувствовала, не терпелось отправиться домой. Поскольку Николас находился в порту, ее снедало искушение еще раз взглянуть на него напоследок. Она устремила взор на вдающийся в реку пирс, надеясь и одновременно страшась увидеть его стройную фигуру у борта корабля.

– Ну что, жена, готова? – Роберт крепко обхватил ее за плечи, словно она нуждалась в поддержке.

Мириэл с улыбкой кивнула мужу. На палубе «Святой Марии», стоящей на якоре посреди реки, появилась какая-то фигура. Щурясь, Мириэл приковалась к ней взглядом, не в силах совладать с собой. Роберт тоже пригляделся и вдруг насмешливо фыркнул.

– Блудливый пес! – воскликнул он.

У борта, навалившись на ограждение, стояла и взирала на суету причала женщина. Ее длинные до пояса огненные волосы развевались на ветру, словно флаг. Наготу ее тела прикрывала одна лишь простыня. Прижимая к груди ткань, другой рукой, жестом уверенным и чувственным, она убрала с лица роскошные пряди.

С Мириэл произошло как раз то, чего так опасался Роберт: у нее вспучило живот от избытка желчи. Николас привел в свою тесную уютную спаленку другую женщину, даже не соизволив дождаться, когда остынет постель, на которой они предавались любви. Скорбь и гнев захлестнули все ее существо. Как мог он так поступить? А она сама куда смотрела?

Наблюдая за Магдаленой, она вспомнила, какой эта женщина предстала ее взору на постоялом дворе «Ангел» в Линкольне: заспанная, томная, в ворохе измятых простыней, она тогда выглядела старше. Потом ей припомнилось, как Магдалена, лукаво улыбаясь Николасу, на правах хозяйки провела ладонью по его паху. Возможно, сердце Николаса как раз отдано Магдалене, а она сама – всего лишь жалкая разлучница. Или Николас соблазнил ее из мести – за то, что она украла у него корону Матильды. Нет, ни один мужчина, замысливший обман, не сумел бы держаться так, как он во время этого плавания.

Магдалена отошла от борта и скрылась из виду. Мириэл в душе поморщилась. Разве ее отец не совратил мать обещаниями и лаской, а потом бросил, оставив в одиночестве расхлебывать последствия собственной доверчивости?

– Любовь моя, что с тобой? Ты бледная как полотно! – Голос Роберта был нежен и участлив.

Мириэл была рада, что он поддерживает ее за плечи. На мгновение она откинулась на него, но затем овладела собой и, мотнув головой, приосанилась.

– Ничего. – Она выдавила улыбку. – Солнце ослепило, только и всего. – Она дернула его за руку. – Нам предстоит дальняя дорога, так что незачем тратить время на пустое созерцание, даже если зрелище великолепно. – Ее сухие глаза горели, а сердце разорвалось бы на части, если б она не запретила себе чувствовать. Забудь, твердила она себе, притворись, будто ничего не было. Чего проще, если на поверку вышло, что все это с самого начала было притворством. В душе словно образовалась яма, и это ощущение было реальным.

Роберт ухмыльнулся:

– Нельзя же укорять человека за то, что у него есть глаза, дорогая.

– За глаза, разумеется, нет, – невесело отозвалась Мириэл и зашагала по причалу к головной барже. Больше она не оборачивалась.