Ле-Ман, Анжу,

осень 1182 года

– Вы долго отсутствовали. Я не возражаю против того, чтобы вы ездили на турниры, но не надо задерживаться, – Генрих принимал Вильгельма у себя в покоях, и его голос звучал раздраженно.

Вильгельм поклонился молодому королю.

– Сир, погода была отвратительная, и это задержало нас в пути.

Он участвовал в турнире в Эперноне, на который Генрих решил не ездить. Королева Маргарита подняла голову от шахматной доски. Она играла с одной из своих фрейлин. Ее глаза потеплели, когда она приветствовала Вильгельма, но улыбалась в комнате только она. Адам Икебеф и Томас де Куланс стояли у колонн рядом со стулом Генриха и кисло смотрели на Вильгельма. Генрих гневался.

– Как я предполагаю, вы не слышали новость о моем любимом брате, пока пытались прославиться еще больше?

– О котором, сир? Я видел лорда Джеффри. Он выступал с отрядом из Бретани, и я провел вечер с ним и графом Фландрии. Казалось, он в приподнятом настроении.

– Мне плевать на настроение Джеффри, как на шлюхину п…у! – рявкнул Генрих. – Я говорил о Ричарде.

– Нет, сир. Если лорда Ричарда и упоминали, то только вскользь. Я должен был услышать новости о нем?

– Пока вы ломали копья и прятались от дождя, Ричард воровал у меня замки, – нахмурившись, заявил Генрих.

– Сир?

Прежде всего, Вильгельм почувствовал раздражение, но заставил себя о нем забыть. Это был его путь, и ему предстояло по нему идти – что бы его на нем ни ждало, добро или зло.

– Он укрепил Клерво, прекрасно зная, что замок принадлежит мне, и пополнил гарнизон своими людьми, – Генрих скрипнул зубами. – Поскольку замок находится рядом с его границами, Ричард считает, что может его присвоить и делать с ним все, что пожелает.

Вильгельм быстро огляделся. Болдвин де Бетюн слегка покачал головой. Вильгельм де Про рассматривал собственные ногти, а Роджер де Гожи – потертые и поцарапанные носки сапог.

– А вы разговаривали об этом с отцом, сир? – спросил Вильгельм.

Он не станет вмешиваться! – громыхал Генрих. – Он скажет, что об этом не стоит беспокоиться! Он относится ко мне, как к ребенку! А Ричард делает все, что хочет, в Аквитании, и крадет все, что хочет, в Анжу. – Он ткнул себя в грудь указательным пальцем: – Я – старший, я – наследник, меня короновали, и тем не менее я занимаю самое низкое положение, за исключением Иоанна, но даже ему обещали Ирландию, когда он достигнет совершеннолетия. Мой отец, как старый скряга, только жалуется на то, во сколько я ему обхожусь, – Генрих болезненно поморщился. – Он еще не знает, во сколько я на самом деле могу ему обойтись, если захочу.

Вильгельм скрыл гримасу. Генрих все еще пахал ту же борозду, что и в восемнадцать лет. Десять лет спустя проявления его горечи, недовольства и раздражительности стали гораздо уродливее, и их было труднее выносить. Ему преподали урок, но он его не усвоил.

– Пора мне наведаться к родственнику, – тихо сказал Генрих. – По крайней мере, он готов смотреть на вещи точно так же, как и я.

«Да уж, это точно», – подумал Вильгельм. В интересах Филиппа было, чтобы члены анжуйской семьи сражались между собой.

– Филипп не знает, как ему повезло, – продолжал Генрих. – Его отец в могиле, и у него нет братьев, пытающихся украсть наследство. Он может поступать, как хочет.

– Да, но у него есть беспокойные родственники на границах, – заметил Вильгельм.

Генрих рассмеялся, но это не отвлекло его от главного.

– Я приказал собираться, – объявил он. – Мы выезжаем завтра.

– Хорошо, сир, – поклонился Вильгельм и отправился поприветствовать Маргариту.

Она жестом показала, чтобы он занял место ее фрейлины за шахматной доской. Вильгельм не собирался оставаться, но не мог отказаться от приглашения. Это было бы грубо. Она спросила об его успехах на турнирах, и он любезно рассказал ей о том, что там происходило.

– А теперь мой муж отправляется в Иль-де-Франс, – заявила Маргарита, после того как они закончили обсуждение турниров, и бросила взгляд на Генриха. Иксбеф и де Куланс присоединились к нему, и все трое хихикали, как юноши-подростки. Она поджала губы, – Я боюсь, что приближается буря.

– Подобная той, что случилась раньше, когда он восстал против отца?

Маргарита передв инула пешку на две клетки.

– Я не знаю. Он со мной не разговаривает. Он никогда не разговаривал, но теперь общается со мной еще меньше, после… – Маргарита замолчала и посмотрела на шахматную доску. – Его настолько снедает то, что, по его мнению, у него должно быть, что он не видит уже имеющегося. Меня пугает его негодование – из-за него самого, – она посмотрела на Вильгельма. – Остановите его, если сможете. Он все еще слушает вас. Вы все еще в состоянии до него достучаться, – Маргарита опустила руку ему на рукав.

Вильгельм в этом сомневался. Он больше не был молодым рыцарем на белом жеребце, который ослеплял детское воображение Генриха. Теперь разбега к столбу со щитом на перекладине и удачного удара копьем по щиту больше не хватало для завоевания уважения и привлечения внимания молодого короля. Да и Вильгельм не был склонен прыгать сквозь горящие обручи ради этого.

Я сделаю все, что смогу, – ответил он и успокаивающе накрыл ее руку своей.

Когда Вильгельм вставал со стула, Адам Икебеф очень внимательно наблюдал за ним и Маргаритой и явно что-то просчиываал. Не отводя от них взгляда, он склонился к де Кулансу и паре других рыцарей и что-то прошептал.

* * *

Несмотря на сложную политическую ситуацию и чувство надвигающейся опасности, Вильгельму понравился Иль-деФранс. Королю Филиппу было семнадцать лет и, хотя при его дворе шла борьба за власть и плелись интриги не меньше, чем у его анжуйских родственников, молодой человек хорошо все это переносил. Как и Генрих, он высоко себя ценил и осознавал собственную важность, но он знал, чего хотел,и обладал железной волей и терпением. Это обещало, что Филипп добьется цели. Вильгельм заметил в нем и некоторую безжалостность. В этом Филипп походил на Ричарда, брата Генриха, но он обладал и хитростью Иоанна. Тем не менее он был приятным молодым человеком, в некоторой степени податливым и уступчивым. Он наслаждался обществом молодого Генриха так, как можно наслаждаться грандиозным пиром или бродячим зверинцем. Это отвлекало его от обычных ежедневных занятий – но отвлекало лишь на короткое время.

Настроение Маргариты улучшилось сразу же после того, как она оказалась дома. Хотя она росла при анжуйском дворе и ее передали королеве Алиеноре почти что из пеленок, это все равно был ее народ, а Филипп приходился ей сводным братом. Маргарита снова стала улыбаться, а когда двор собрался вечером, она присоединилась к танцам и осталась смотреть развлечения. Вильгельм также участвовал в праздниках, отдаваясь удовольствиям с энтузиазмом человека, которого мучают дурные предчувствия. Танцы вскоре прекратятся и не возобновятся очень долго. Он оттачивал боевое мастерство регулярными тренировками на поле вместе с французскими рыцарями. Вечера, пока не догорят свечи, он проводил в их обществе, обмениваясь историями, в которых было много хвастовства и преувеличений. У них с Анселем при французском дворе были родственники. Ротру, граф Перча, приходился им кузеном через Солсбери, и они проводили с ним много времени. Ротру очень поправился общительный Ансель, его мастерство во владении мечом, и он предложил ему, место в своем боевом отряде.

– А ты меня отпустишь? – спросил Ансель у Вильгельма, когда они спешились во дворе перед конюшнями после дня охоты со двором.

Вильгельм пожал плечами.

– Ты сам себе хозяин. Тебе не нужно у меня спрашивать.

– Но ты предоставил мне возможность проявить себя, и ты мой брат…

– А Ротру – наш кузен и граф Перча. Боже, воспользуйся шансом и лети! – Вильгельм хлопнул Анселя по плечу. – При нынешнем положении дел тебе, вероятно, будет лучше у Ротру. Иди. Обеими руками хватай свою жизнь и предоставляющиеся возможности. Я сам так делал.

Ансель, у которого энергия била через край, крепко обнял его.

– Ты об этом не пожалеешь!

– Пожалею, если не дашь мне дышать! – рассмеялся Вильгельм.

Качая головой, он смотрел, как Ансель передает коня конюху, а затем спешит на поиски рыцарей из отряда Ротру. Улыбка оставалась на лице Вильгельма, но он сжал губы, а в глазах появилась легкая грусть. Между ним и Анселом было шесть лет разницы, но сейчас она ощущалась, как расстояние между поколениями. Он где-то растерял оптимизм и жизненную силу, которые Ансель нес, словно кошель с только что отчеканенными монетами.

– Я старею, – со вздохом сказал он Рису.

Конюх осмотрел его с головы до ног и хмыкнул.

Я поверю в это, когда увижу признаки старения, сэр, – ответил он. – На турнирном поле вы обставите всех молодых.

Вильгельм улыбнулся:

– Это просто опыт.

Рис взял в руки узду, чтобы почистить, и потер большим пальцем один из желто-зеленых значков из эмали.

– Опыт много значит. Так мне говорит жена, – сообщил Рис.

– Правда?

– Да, сэр, и она знает, что говорит. При всем моем уважении к вам, я на несколько лет старше… И я еще не готов признать себя стариком, в постели или вне ее.

Вильгельм посмотрел на коренастого темноглазого конюха и почувствовал, как у него улучшается настроение.

Да, Рис, ты прав, – сказал он. – Мужчине не следует объявлять себя стариком, пока он на самом деле не завоевал право на отдых, пожив полной жизнью. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы не подвести тебя.

Рис вопросительно приподнял бровь, и Вильгельм с громким смехом дал ему две серебряные монеты.

Купи что-нибудь своей жене, – сказал он и ушел в сгущающихся осенних сумерках.

* * *

Я тебя совсем не вижу, – недовольно заявила Клара, когда он нашел время зайти к ней на постоялый двор, где поселил ее на время их пребывания в Париже. – Меня вполне могло тут и не быть, судя по тому количеству внимания, которое ты мне уделяешь.

Вильгельм пожал плечами.

– Это не турниры, – сказал он. – Я должен прислуживать молодому королю, и у меня есть другие обязанности. Я думал, что тебе понравится Париж и рынки. У тебя достаточно серебра?

– Я хочу не денег.

Вздох Вильгельма был неправильным ответом, потому что она повернулась к нему спиной и вышла в другую комнату.

– Как я предполагаю, ты поужинал при дворе, поэтому не захочешь есть со мной.

– Клара…

Он посмотрел на стол, накрытый в комнате и застеленный скатертью с искусной вышивкой – ее работой, которой она занималась, дожидаясь его. Там стоял свежий хлеб и блюдо с фаршированными грибами, одно из его самых любимых. Вильгельм обратил внимание, что Клара надела голубое платье, расшитое жемчугом, и почувствовал себя виноватым.

– Нет, – сказал он. – Я не ужинал при дворе.

Это было не совсем так. Он съел гору ватрушек, пока играл в кости с Генрихом и несколькими его рыцарями. Потом были финики с миндалем внутри и маленькие пирожки с мясным фаршем, поднос с которыми поставили у его локтя, пока одной из фрейлин Маргариты пересказывала романтическую историю Тристана и Изольды. Он снял плащ и повесил его на крючок на стене.

– Я взял бы тебя с собой, если мог бы, но…

– Но шлюх ко двору не допускают?

Вильгельм сел за стол, потер глаза и внезапно понял, насколько устал.

– Шлюх ко двору допускают, но я не считаю тебя одной из них. Они принадлежат любому мужчине, способному заплатить их цену, даже куртизанки.

Клара налила вина ему в кубок, затем тоже села за стол.

– Я раньше думала, что принадлежу тебе, Вильгельм, – тихо произнесла она. – Но поняла, что это не так. А ты никогда не будешь принадлежать мне.

От тона ее голоса и выражения глаз он почувствовал себя виноватым. Вильгельм наклонился к ней.

– Завтра можем отправиться на конную прогулку, – предложил он, прикидывая, найдет ли время; в любом случае он хотел с ней помириться.

Женщина покачала головой.

– Слишком поздно… – она колебалась. – У меня на завтра другие планы.

Вильгельм положил нож на стол и больше не притворялся, что собирается есть.

– Другие планы? – переспросил он.

Клара тоже не прикасалась к еде, и Вильгельм видел ее напряжение.

– Ты предупреждал меня в ту ночь, когда я пришла к тебе в шатер, что мое положение будет чуть лучше, чем у нищей, но я не хотела слушать. Я думала, что этого окажется достаточно или все изменится… Но в последнее время я устала протягивать чашу для подаяния за скудными крошками.

– Прости, – искрение раскаиваясь, сказал Вильгельм. – Я знаю, что не уделял тебе должного внимания… Сейчас трудное время.

– И, вероятно, дела не улучшатся, – Клара глубоко вздохнула, подняла голову и посмотрела ему в глаза. – Я встретила другого мужчину – виноторговца из Ле-Мана. Он вдовец и гостит у родственников в Париже. Он обещает, мне свое время и серебро, если я выйду за него замуж.

Вильгельм смотрел на нее, пока ее слова кружили у него в сознании и никак не желали усваиваться. Он чувствовал злость, но и облегчение, И он удивился гораздо меньше, чем ожидал. Клара напоминала кошку: она была сдержанной, самостоятельной, но ей нужна была любовь. Он не утруждал себя тем, чтобы любить ее, а кто-то другой это сделал.

– Ты не теряла времени у меня за спиной, – язвительно заметил он.

Клара вспыхнула.

– Это потому, что я и вижу-то только твою спину и ничего больше! Ты возвращаешься ко мне, только когда тебе надо выспаться или переспать.

Ее слова ужалили его, потому что в целом она была права, но не учитывала тонкостей.

– Это несправедливо, – с укором сказал он.

– Ты прав. Это несправедливо, – заявила она, преднамеренно не понимая его. – Стивен возвращается в Ле-Ман завтра, и я отправляюсь вместе с ним.

Стивен. Вильгельм поморщился. Мужчину назвали но имени, а это значило, что приобретал реальные очертания.

– Ты с ним спала? – он скривился. – Откуда ты знаешь, что он не бросит тебя в канаве?

– Мы только разговаривали. Мы с ним больше говорили за месяц, чем с тобой за весь последний год. И даже если все пойдет не так, как хотелось бы, я отложила достаточно, чтобы жить на эти деньги…

Женщина смотрела на него с вызовом. Она словно хотела, чтобы он сказал: это я дал тебе все, что у тебя есть. Вильгельм не поддался на это, зная, как Клара, вероятнее всего, ответит. Она сказала бы, что заработала это, лежа на спине, а он не выдержал бы такой ответ.

– Так что это такое? – спросил Вильгельм с насмешкой, за которой пытался скрыть боль. – Прощальный ужин? – он показал на несъеденные блюда.

У нее по щеке скатилась слезинка, и Клара нетерпеливо смахнула ее.

– Даже теперь… – произнесла она. – Даже теперь я думала, что еще есть шанс, но… Его нет, не так ли?

В дверь дома громко постучали, и Вильгельм не успел ответить. Они услышали, как оруженосец открывает, потом голоса нескольких людей. С чувством облегчения Вильгельм встал из-за стола, отправился к двери и открыл ее, предупреждая стук молодого человека.

– Сэр, вас вызывают ко двору, – сообщил Юстас с ничего не выражающим лицом.

– Что, в такой час? – Вильгельм прищурился. Было поздно и темно, но он знал, что молодой король имеет привычку ложиться под утро. – А посыльный сказал, в чем дело?

– Нет, сэр.

– Седлай коня. Рысака, – велел ему Вильгельм. Когда Юстас отправился вниз по лестнице, Вильгельм вернулся в комнату. – Мне нужно ехать, – сказал он. – Поговорим, когда я вернусь.

– А когда это будет? – устало спросила Клара.

– Я не знаю, – он смущенно провел рукой по волосам. – Надеюсь, что через несколько часов. Ты подождешь?

– Несколько часов – да.

Он поцеловал ее в губы, она ответила, а когда они оторвались друг от друга, оба почувствовали, что это прощание.