Ральф Фарси был пьяницей и обжорой, поэтому и получил кличку Набитое Пузо. Он выглядел так, словно носил подушку под рубашкой. Он часто не надевал ремня, чтобы не сдавливать живот. Несмотря на толщину, Фарси был достаточно проворным, обладал прекрасным зрением и ловко владел мечом. Кроме того, он отлично играл в кости. Ходили слухи, что он жульничает. Сегодня у Ральфа было прекрасное настроение, потому что его сокол во время охоты несколько раз удачно бросился на дичь, а собаки помогли загнать зайца. Обед был великолепным, вино лилось рекой, а его любимая придворная шлюха обещала ему ночью теплую постель. Он проиграл в кости молодому королю, но сделал это нарочно, и при этом не обеднел. В награду он получил место, на котором мог купаться в благосклонности молодого короля.

Лаская шлюху, которая сидела у него на коленях, он дружелюбно кивнул Адаму Икебефу и Томасу де Кулансу, когда те присоединились к остальным.

– Сегодняшняя охота прошла отлично, – заметил Икебеф. – Я видел, что ваш сокол очень хорошо летал.

– Да, моя птичка хорошо потрудилась.

Фарси столкнул женщину с колен и взмахом руки показал ей, чтобы она уходила. Женщина вполне может подождать, пока он обсуждает мастерство своего сокола с рыцарями, одобрения которых ждал. Вино все так же лилось рекой, и мужчины легко болтали об охоте. Фарси заметил, что его обхаживают, словно он представляет большую ценность. Это ему льстило, но и немного беспокоило. Обычно ему самому приходилось так действовать.

– Конечно, полным ходом шла и другая охота, менее благородная, чем наша, – сказал Икебеф, склоняясь к Фарси и понижая голос.

Фарси нахмурился.

– Правда?

Икебеф огляделся и заговорил еще тише:

– Как вы думаете, куда отправилась королева, когда мы остановились на обед?

Фарси пожал плечами.

– Не знаю. Пописать в кустики? Я не обратил внимания.

– Вы не обратили внимания, потому что большую часть времени ее здесь не было… как и Вильгельма Маршала.

– А-а!

Фарси тут же заинтересовался. Он не питал любви к Маршалу и очень сильно завидовал ему. Этот человек мог есть все, что стоит на столе, и ни одна унция жира не прибавлялась на его крепком теле. Кроме того, похоже, молодой король считал, что солнце светит из задницы Маршала. В общем, поводов для неприязни было достаточно.

– У них было свидание в лесу.

Фарси перевел взгляд с Икебефа на де Куланса.

– Вы, конечно, шутите?

Икебеф щелкнул пальцами, подзывая слугу, и попросил еще один кувшин вина.

– Разве вы не видели, в каком состоянии молодая королева вернулась на пикник? Раскрасневшаяся и возбужденная, словно ее только что трахнули? А через несколько минут той же тропой вернулся Маршал.

Фарси пожевал нижнюю губу.

– Теперь, после того как вы это сказали, я вспомнил, что королева действительно казалась немного не в себе во второй половине дня. Она была похожа на лань, которая знает, что ее загоняют, но не видит охотника.

– Поверьте мне, ее уже загнали, поймали и проткнули копьем, – грубо сказал Икебеф.

– Вы это точно знаете?

Икебеф кивнул и переглянулся с де Кулансом.

– Есть свидетели.

Фарси с негодованием выпятил грудь.

– Боже, если это правда, значит, Маршал с молодой королевой совершили государственную измену!

Слуга вернулся с новым кувшином вина, и Фарси тут же наполнил себе кубок.

– Это правда, – заявил Икебеф. – Но если мы с Томасом попытаемся высказать королю наши подозрения, он нам не поверит. Он знает, что мы не любим Маршала, и у него возникнут сомнения в нашей правдивости.

– Но вы не можете допустить, чтобы молодому королю наставляли рога! – захлебываясь, выпалил Фарси. – А если она забеременеет?

Икебеф налил вина себе и де Кулансу.

– Вот именно. Но если кто-то, чье мнение молодой король считает непредвзятым, скажет ему об этом, возможно, он прислушается и что-то предпримет.

Фарси выпил, понимая, что его собеседники смотрят на него, как два кота на мышиную нору.

– Я! – он чуть не захлебнулся вином. – Вы хотите, чтобы я сказал молодому королю, что Вильгельм Маршал наставил ему рога!

Икебеф склонился вперед, глаза у него горели, смотрел он очень напряженно и внимательно.

– Ради блага нас всех Маршала необходимо стянуть с пьедестала и показать, Какой он на самом деле подлец и мошенник. Этот позор не может продолжаться, Этого нельзя допустить.

– Но поверит ли мне молодой король? – в замешательстве спросил Фарси. – Маршал – его любимец. Генрих не поверит, если это будет мое слово против слова Маршала.

Он испугался того, во что впутывается. Ему не нравился Вильгельм Маршал, но он не хотел закончить позором и немилостью, после того как скажет неприятные вещи о фаворите молодого короля; тут нужно быть абсолютно уверенным, что эти слова свалят рыцаря.

– Он поверит, если ваш рассказ подтвердят другие. Более того, он вам доверяет. В отряде много рыцарей, которые вас поддержат, когда слова будут произнесены. За Маршала будут стоять только де Бетюн и братья де Про, но это лишь голоса вопиющих в пустыне. Мы с Томасом это обеспечим. – Икебеф сложил руки на груди, явно показывая, что готов закончить разговор. – Генриху об этом должен сказать кто-то, кого он послушает. Конечно, если вы предпочтете ничего не говорить и позволить английскому болвану и его друзьям править нами, то это ваше дело…

Фарси покачал головой.

– Нет… Нет, оставьте это мне, – сказал он. – Я поговорю с нашим господином. Он должен все знать.

* * *

Генрих выпил много вина и наелся до отвала. В животе бурлило. Он резким кивком отпустил стражников и оруженосцев, стоявших перед покоями жены. Он не мог поверить в то, что ему только что сказали, но Ральф Фарси был солидным, серьезным, ленивым и довольно тупым типом и не обладал особым воображением. Это не могло быть правдой, тем не менее, вспоминая обходительность Вильгельма с Маргаритой, ее ленты, которые часто оказывались привязанными к его знамени или копью на турнирах, он начинал сомневаться. Несколько лет назад Филипп из Фландрии казнил одного из своих рыцарей за заигрывания с его женой. Это случалось часто, но Генрих считал, что никогда не случится с ним самим. Он был слишком уверен в себе, и нападение с этой стороны потрясло его… Если, конечно, это правда.

Служанки Маргариты встретили его поклонами, но он, резко мотнув головой, приказал им выйти. Женщины ушли, с опаской глядя через плечо, особенно любимая горничная его жены, Николетта. Генрих чуть не попросил ее остаться, но передумал. Она может знать больше, чем он хочет услышать.

К нему вышла Маргарита, и он попытался понять, что видит у нее на лице – естественное беспокойство оттого, что муж ворвался в такой поздний час, или следы вины и страха, обличающие ее. Женщины расчесывали ей волосы, и они теперь падали блестящими каштановыми прядями до талии. Волосы были лучшим в ней, как и белая налитая грудь с большими розоввми сосками. Под накидкою виднелась тонкая льняная рубашка. Интересно, как часто Вильгельм Маршал видел это зрелище? Сколько раз он развязывал ее кушак, раскрывал кружева сорочки и припадал к этой белой груди, как к подушке? Он клал ее на постель и ложился сверху? Она раздвигала для него ноги и принимала в себя его семя? Генриху пришлось сглотнуть, чтобы его не вырвало.

– Муж?

Хотя стояла ночь и освещение было слабым, Генриху показалось, что она побледнела.

– Ты знаешь, почему я пришел, – резким тоном заявил он.

Маргарита покачала головой:

– Нет… нет, я не знаю. Если бы ты заранее послал своего слугу, я бы…

– Что? – перебил он. – Побеспокоилась бы, чтобы тебя не поймали за блядством? Устроила бы, чтобы твой глупый, слепой муж все так же оставался в неведении насчет того, чем ты занимаешься у него за спиной?

– Я… ничего не делала, – заикаясь, вымолвила она и прижала одну рукой к белой округлой груди. – В чем ты меня обвиняешь?

В государственной измене, в прелюбодеянии! – рявкнул он. – Не отрицай, что вы с Вильгельмом Маршалом любовники, Вас видели за актом прелюбодеяния.

Она уставилась на него.

– Тот, кто тебе это рассказал, лжет, – Маргарита перекрестилась и вздернула подбородок. – Я клянусь тебе душой отца, что не совершала полового акта с Вильгельмом Маршалом.

– Значит, твоя клятва ничего не стоит, потому что сегодня днем тебя видели с ним во время любовного свидания. У меня есть свидетели, которые поклянутся на костях святого Илария, что вы с Маршалом крутите любовь у меня под носом.

– Это неправда! – она резко втянула в себя воздух. – И ты знаешь, что это неправда. До недавнего времени у него была любовница.

– Наличие любовницы не делает мужчину верным, – рявкнул он. – Не больше, чем наличие мужа у жены. Откуда мне знать, что он был единственным? Может, через твою постель прошла целая череда любовников! – он схватил ее за плечи и потряс.

– Нет… нет, никого, кроме тебя! – закричала Маргарита. – Хотя я не знаю, почему ты так беспокоишься, раз ты никогда в ней не появляешься. Я вполне могла бы быть монахиней!

– Ну, это легко исправить! – Генрих грубо развязал ей халат. Когда она стала сопротивляться и увернулась от его поцелуя, он схватил ее за подбородок и заставил смотреть на себя. – Ты принимаешь Маршала и отказываешь мне! – опять рявкнул Генрих.

– Я не спала с Вильгельмом Маршалом! – закричала Маргарита, пытаясь высвободиться. – Между нами ничего нет! Я поклянусь в этом на любых мощах, которые ты назовешь, и я говорю правду!

– Ничего нет? – в его голосе слышалось презрение. – Совсем ничего? И ты под моим носом убегаешь на любовное свидание с ним в лесу? Ты на самом деле должна считать меня дураком.

– Это не было любовное свидание. Я выгуливала собаку и немного прошлась по берегу, где случайно встретила его. Я не знала, что он тоже пошел в ту сторону, – у нее дрожал голос, она была готова вот-вот расплакаться от злости.

– Ты думаешь, я поверю, будто ты не договаривалась с Маршалом об этом свидании заранее? – Генрих впился пальцами ей в плечи.

– Ты охотнее поверишь своим дружкам? – с презрением выплюнула Маргарита. – Половина из них хочет сместить Маршала, и ты это прекрасно знаешь. Разве я так глупа, чтобы соглашаться на любовное свидание там, где за мной наверняка будут следить и обнаружат? Кто рассказал тебе эту сказку, Икебеф?

Генрих помрачнел.

– Тебя видели обнимающей Маршала. Ты это отрицаешь?

Маргарита подняла голову.

– Да. Я только разговаривала с ним как с другом. Тот, кто сказал тебе о прелюбодеянии, врет.

Генрих внимательно смотрел на жену. Она тоже врет ему? Верить ей или Ральфу Фарси и еще пяти рыцарям, которые настаивали, что его жена с Вильгельмом Маршалом обманывают его?

– Ты знаешь, что Филипп из Фландрии сделал с любовником жены?

Это был риторический вопрос. Все знали, что этого человека жестоко избили палачи, а потом повесили вниз головой, опустив ее в канаву, и он висел так, пока не захлебнулся.

Вильгельм Маршал никогда не был моим любовником, – теперь Маргарита немного пришла в себя после первого обвинения, хотя и оставалась бледной, как саван.

– Но ты его любишь…

Она опустила глаза, смотрела на свои руки и терла обручальное кольцо.

– Да, – сказала она. – Я люблю его как друга или как брата.

Это было неправдой: Маргарита отказывалась смотреть мужу в лицо.

Ты лживая шлюха! – заорал Генрих. – Я вправе избить тебя до полусмерти и казнить Маршала за государственную измену!

У нее дрожал подбородок. Она подняла голову и снова посмотрела на него.

– Это будет на твоей совести, – сказала женщина. – А что на моей – я знаю.

Генрих поднял кулак, посмотрел на него, затем раскрыл ладонь и так толкнул ее, что она отлетела назад и едва удержалась на ногах. После этого он развернулся и вышел из комнаты. Он всегда чувствовал неприязнь к жене. Маргарита не блистала ни красотой, ни остроумием, а другие качества, например спокойный характер, неброская привлекательность и интеллигентность, не имели для него значения. С его точки зрения, он был жертвой тягостных обязанностей, долга и обстоятельств. Он признавал, что Маргарита тоже жертва, но мало об этом думал. Правда, теперь, ему, вероятно, надо придумать способ избавиться от нее, если уж он готов пожертвовать своим лучшим рыцарем. Однако, если он прикажет арестовать и казнить Маршала, как пригрозил, дело перерастет в открытый скандал и он станет посмешищем, рога придется носить публично. Он на самом деле этого хочет? Генрих стоял в коридоре, пытаясь принять решение.

– Сир? – мимо проходил Ранулф, его слуга. Он шел спать, но тут он остановился и поклонился.

– До тебя дошли слухи? – спросил у него Генрих.

Ранулф приподнял тонкие седые брови.

– Слухи, сир?

– О моей жене и Вильгельме Маршале.

Ранулф переступил с ноги на ногу.

– Кое-какие, сир, но я обращал на них внимания не больше, чем на собачье дерьмо, и избегал их. Я знаю, что это неправда.

– В таком случае ты знаешь больше, чем я.

Ранулф ничего не ответил, и его лицо ничего не выражало.

– Ты знаешь, где сейчас Маршал?

– Нет, сир. Вы хотите, чтобы я его нашел?

– Нет, – быстро ответил Генрих. – Я не хочу его видеть. Если он попытается ко мне прорваться, не пускай его. Это приказ, и ты должен передать его страже и оруженосцам.

– Хорошо, сир, – произнес Ранулф, которому явно было не по себе.

– Я не позволю, чтобы кто-то заставлял меня выглядеть дураком. Наверное, не нужно предупреждать, чтобы ты молчал об этом.

– Никто от меня ничего нe узнает, сир.

Генрих резко кивнул и широкими шагами направился к себе в покои. Глядя на его удаляющуюся спину, Ранулф думал какое-то время о том, что ему делать, а потом отправился на поиски Болдвина де Бетюна.

* * *

Вильгельм проснулся от того, что его трясли, как терьер крысу. Лучи света проникали сквозь ставни. Смотреть на них было больно, и он прищурился. Женщина рядом с ним села и, испуганно вскрикнув, натянула на себя простыню.

– Боже, ты решил себя уничтожить? – спросил Болдвин де Бетюн хриплым от ярости голосом. – Вставай, ради всего святого! – он схватил в охапку одежду женщины и бросил в нее. – Вон! – рявкнул он.

– Все в порядке, оставь ее в покое, – простонал Вильгельм.

Он посмотрел из-под полуприкрытых век на Болдвина, кипевшего, словно котел, у которого под крышкой собралось слишком много пара.

– Прекрасно, что ты так считаешь. Ты знаешь, какие у тебя неприятности?

Вильгельм отвел волосы со лба. Почувствовав, как у него воняет из подмышки, он поморщился.

– Не знаю, но могу догадаться.

– Нет, не можешь.

Болдвин еще раз посмотрел на женщину. Вильгельм вздохнул и выругался. Голова раскалывалась от боли. Вчера он выпил слишком много. Вильгельм протянул руку, нашел кошель и заплатил ей. Болдвин нетерпеливо поглядывал на нее, постукивая пальцами по пряжке ремня. Это не была одна из дворцовых шлюх, он знал их всех. Но она оказалась красивой, да и одежда была приличной. С другой стороны, у Вильгельма имелся вкус – в этом Болдвин не мог ему отказать. Самое лучшее или ничего… И это только что стоило ему гораздо больше, чем горстка анжуйских серебряных монет.

Шлюха завязала деньги в платок и отступила в нишу, чтобы одеться и заплести волосы. Вильгельм встал с кровати, вымыл лицо и шею в медном тазу на сундуке, затем вытерся грубым льняным полотенцем, лежавшем рядом, и посмотрел на друга.

– Скажи мне самое худшее.

– Худшее еще впереди, – сердито ответил Болдвин. – Ральф Фарси вчера вечером отправился к Генриху и заявил, что вы с молодой королевой – любовники. Он сказал, что вы совершили прелюбодеяние, и призвал свидетелей, включая Икебефа и де Куланса, для подтверждения его обвинения.

Вильгельм замер на месте, прижимая полотенце к телу.

– Что?

– Ко мне пришел Ранулф, слуга Генриха, и просил предупредить тебя. Генрих очень плохо принял эту новость…

Вильгельм бросил полотенце на кровать и взял чистую рубашку.

– Я должен поговорить с ним, – заявил он, одеваясь. Казалось, кто-то старательно вкручивает нож в его левый висок. Шлюха закончила приводить себя в порядок и тихо вышла из комнаты.

– Ты не сможешь этого сделать, – ответил Болдвин. – Генрих приказал не пускать тебя. Он не хочет с тобой разговаривать.

Вильгельм замер. Он знал, что положение серьезное, но сказанное Болдвином было чересчур.

– Генрих, конечно, не верит слухам? Он же хорошо знает меня!

Болдвин серьезно смотрел на него.

– Я не представляю, насколько хорошо он знает любого из нас, или насколько хорошо мы знаем его. Я могу только повторить тебе то, что мне сказал Ранулф, а сказал он немного.

Вильгельм медленно продолжал одеваться. Из-за головной боли было трудно думать. Пока он искал забытья в вине и объятиях шлюхи, Генрих искал ответы – и большинство из них, судя по всему, вели в ложном направлении. Вильгельм сосредоточился на застегивании пояса.

– Вчера, во время охоты, когда мы остановились на пикник, Маргарита подошла ко мне на берегу ручья… Мы говорили о прошлом, и она поцеловала меня.

Глаза Болдвина округлились в отчаянии.

– Христос на кресте! – пробормотал он.

Вильгельм покраснел.

– Это был дружеский поцелуй. Да, это было глупо, и этого не надо было делать, но никто не собирался обманывать Генриха. Я клянусь тебе телом нашего Господа Иисуса Христа, что ни разу в жизни не прикоснулся к Маргарите как любовник. И она ко мне тоже. Все, кто утверждает обратное, лжецы. – Он протянул руку к плащу. – Мне нужно встретиться с Генрихом.

– Я же сказал тебе: это невозможно, – раздраженно заявил Болдвин. – Он тебя не примет.

– Но я должен хотя бы попытаться – с мрачным видом ответил Вильгельм, направился к двери, потом повернулся к Болдвину. – Я пойму, если ты отвернешься от меня.

Болдвин фыркнул и положил руку на плечо Вильгельма.

– Если я когда-нибудь встану на сторону жаб вроде Адама Икебефа и братьев де Куланс, то это будет день моей смерти. Если я смогу тебе помочь, то помогу. Я отправлю письма отцу. Я знаю: он тебе поможет.

Вильгельму не понравились мысли Болдвина. Похоже, друг считал, что его дела при дворе теперь пойдут плохо и изменить ничего нельзя. Но сам он мог только войти в логово льва и выяснить, что его ждет.