В деревне Кулен перед Шиноном было тихо и спокойно.

Вильгельм прищурился, глядя в небо и пытаясь найти жаворонка, звеневшего в небесах, и наконец нашел темную точку. Еще мгновение – и пение прекратилось. Птица резко полетела вниз и потерялась среди травы на весенней лужайке, где паслись несколько кобыл и жеребцов.

Вильгельм привел сюда свой отряд, сказав, что хочет посмотреть животных местного лорда, который разводил боевых коней. Но на самом деле ему нужно было отдохнуть от вида короля Генриха. Тот сдавал на глазах, и боль была такой острой, что даже самые сильные отвары и снотворное не приносили облегчения. А по мере ухудшения его состояния рушились надежды Вильгельма. Он знал, что, вероятно, своими руками уничтожил собственное будущее, убив жеребца под Ричардом. Но выбор тогда был прост: убить самого Ричарда, убить его коня или позволить ему проехать – то есть нарушить клятву.

Коневод отвлек Вильгельма от его мыслей, спросив про короля; он беспокоился, что французы захватят Шинон.

– Я всю жизнь потратил на этих животных, – говорил он, показывая на жующих траву кобыл и жеребчиков. – Я скорее умру, чем позволю французским и пуатинским подонкам украсть их.

– Было достигнуто соглашение о прекращении военных действий. Они не придут в Шинон, – ответил Вильгельм с гораздо большей уверенностью, чем чувствовал на самом деле.

Судя по тому, как Ричард травил и преследовал отца, ничего нельзя было исключать. Неделю назад король Генрих встречался с Ричардом и Филиппом возле Фрезни. Вильгельм наблюдал за теми усилиями, которые прилагал Генрих, чтобы встретить врагов с чувством собственного достоинства, и ему стало дурно от жалости и ярости. Перед встречей Генрих удалился в храм Тамплиеров. Его мучили такие сильные боли, что он вынужден был держаться за стену, чтобы устоять на ногах. Вильгельм послал сообщение Филиппу и Ричарду о том, что Генрих плохо себя чувствует и не может приехать. Ричард отказался принять этот ответ и громко объявил, что его отец только притворяется больным и, если он не появится на переговорах, снова разгорится огонь войны. Генрих с трудом вышел из церкви и сел на коня. Сжимая зубы от боли, он поехал к месту встречи. Хватая ртом воздух, он сказал Вильгельму, что если Господь позволит ему еще пожить, то он заставит Филиппа и Ричарда заплатить за все, что они с ним делают. Увидев Генриха, Филипп понял, насколько он на самом деле болен, и предложил ему сесть па плащ, пока идут переговоры. Но Генрих отказался, предпочитая оставаться на коне и таким образом сохранить хоть толику собственного достоинства, в то время как ему диктовали унизительные условия мирного соглашения. Ричард не проявил жалости к отцу – ни взглядом, ни жестом. Вильгельм не мог понять, то ли Ричард нарочно старается причинить еще больше боли отцу и воздвигает барьер, чтобы самому не чувствовать боли, то ли ему просто все равно. Но в любом случае на его маске за время переговоров не появилось ни трещинки.

Генрих вернулся в Шинон и сразу же лег в постель. Принц Иоанн ненавидел запахи болезни, и его отсутствие рядом с постелью отца бросалось в глаза. А вот бастард Генриха Джеффри проводил с отцом много времени, утирал ему пот со лба и успокаивал его во время вспышек ярости.

– До меня дошли слухи, что король смертельно болен. – Торговец напряженно смотрел на Вильгельма. – Вы близки к нему, по крайней мере так говорят люди. Это правда?

– Правда то, что у него разрывается сердце из-за старшего сына, – ответил Вильгельм, обходя скользкую тему. – И правда то, что он не пышет здоровьем, но у него стальная воля, и она еще не сломлена.

Судя по его тону, становилось ясно, что он не хочет отвечать на вопросы. Вильгельм занялся покупкой кобылы с жеребчиком и многообещающего двухлетки. Он не мог придумать, где разместить лошадей в ближайшие месяцы, и решил временно подержать их у коневода, с насмешливой улыбкой назвав это доказательством его уверенности в том, что французы и пуатинцы не придут грабить Шинон. На самом деле Вильгельм не знал, что случится, и ощущал себя соломинкой на ветру, как и любой в королевской свите.

Когда он медленно ехал назад в Шинон, к нему присоединился еще один отряд, следующий в этом направлении. Его возглавлял Роджер Малахил, хранитель королевской печати. Малахил возвращался из Тура, куда ездил по делам Генриха. Король Филипп решил предоставить Генриху список людей, которые повернулись против него, и Малахил ездил за этим списком. Он хмуро поприветствовал Вильгельма. Судя по выражению лица, Роджер очень устал. Вильгельм знал, что нельзя задавать прямых вопросов, и спросил об успешности поездки. Малахил покачал головой, а уголки губ у него опустились еще больше.

– Все еще хуже, чем вы подозреваете, – прозвучал ответ. Больше Роджер ничего не сказал.

Когда они приехали в Шинон, Малахил направился прямо в покои Генриха. Вильгельм сопровождал его. Король не вставал с постели, хотя был одет. При нем находились врачи и писари, которым он даже в таком состоянии диктовал письма. Его незаконнорожденный сын Джеффри сидел рядом с ним и наблюдал за всеми, как подозрительная сторожевая собака.

Малахил приблизился к кровати, опустился на одно колено и склонил голову. Генрих жестом приказал ему встать и протянул дрожащую руку.

– Вы привезли список предателей?

– Сир… – Малахил колебался.

– Дайте мне на него взглянуть, – хрипло произнес Генрих.

Малахил подчинился неизбежному и протянул свиток.

Генрих сломал печать и развернул пергамент. Зрение у него ухудшилось, и ему пришлось держать список на расстоянии вытянутой руки, чтобы прочитать. Но даже и так он не смог разглядеть имена, вернул пергамент Малахилу и раздраженно покачал головой.

– Читайте вы, – приказал он.

Малахил взял свиток с таким видом, словно тот был пропитан ядом, облизал губы и просмотрел список.

– Господин, пусть мне поможет Господь, но первое имя в списке – ваш сын, лорд Иоанн.

Генрих шепотом повторил имя. Он повторял его несколько раз, все громче и громче, и все сильнее качал головой.

– Я не верю в это, – произнес он скрипучим голосом. – Иоанн никогда не поступит так со мной. Немедленно приведите его ко мне.

Мужчины обменялись взглядами.

– Я пойду найду его, сир, – сказал Вильгельм.

Он встретился взглядом с Джеффри, который стоял за спиной отца, и увидел, как молодой человек отрицательно покачал головой.

Вильгельм вышел из комнаты, прошел по дворцу к конюшням. Там конюхи сообщили ему, что Иоанн уехал сегодня утром, вскоре после его собственного отъезда к коневоду. Принц взял своего телохранителя, слуг и двух нагруженных вьючных лошадей и пока не возвращался. Вильгельм сжал губы и отправился прочесывать город. В борделях и питейных заведениях ему ничего не смогли сказать, как и у торговца тканями, золотых дел мастера и торговца редкими драгоценными камнями, которые Иоанн любил. Вильгельм вернулся во дворец с пустыми руками. Король ждал новости, как заключенный утра казни, надеясь на отсрочку приведения в исполнение смертного приговора, но зная в глубине души, что ее не будет.

Сообщая новость, Вильгельм стоял прямо, расправив плечи. Независимо от того, что он чувствовал, он не позволил жалости отразиться на лице.

– Сир, ваш сын уехал сегодня утром на рассвете. Его нет в городе.

Генрих посмотрел на Вильгельма, потом на рыцарей и придворных, окружавших его постель. Затем он словно ушел в себя, отгородившись от внешнего мира.

– Вы достаточно сказали, – пробормотал он. – Задерните занавески и оставьте меня. Уходите все.

Он слабым движением руки показал на полог, окружавший кровать.

Стало ясно, что король Генрих не оправится от болезни. Новость о бегстве Иоанна сломила его волю, и он прекратил борьбу со смертью. Он отказывался от пищи. У него уже несколько недель держался небольшой жар, теперь он усилился, а общее состояние ухудшилось до такой степени, что врачи не могли ему ничем помочь. С головой тоже не все было в порядке. Даже с открытыми глазаит он не видел окружающих его людей. И не мог ответить на их слова.

На третий вечер после того, как состояние Генриха стало резко ухудшаться, Болдвин с Вильгельмом ненадолго пошли отдохнуть в харчевню неподалеку. Их сопровождали Вигайн и Вальтер Мэп. На скамьях за столами сидело много рыцарей из окружения Генриха. Джеффри, бастард Генриха, находился среди них и пил больше, чем когда-либо видел Вильгельм.

– Сегодня уехало много людей! – объявил Болдвин, склонившись над кубком. – Солдаты-наемники знают, что больше им здесь ловить нечего. Они или возвращаются домой к своим фермам, или едут присоединиться к Ричарду, Филиппу и Иоанну.

К их столу подошла девушка, чтобы снова нап лнить кувшин. Вигайн ущипнул ее, но как-то невесело.

– Тебе надо отправляться в Англию и забирать свою невесту, пока ты еще можешь это сделать, – угрюмо сказал он Вильгельму.

Тот покачал головой.

– Как ты думаешь, сколько времени мне удастся ее удерживать, даже если я это сделаю? Лорд Ричард не испытывает ко мне никакого расположения, не так ли? – Он подлил вина себе в кубок. – По крайней мере я получаю кое-какой доход в Сен-Омере, и предложение Филиппа из Фландрии все еще остается в силе.

– Но это совсем не то, что графский титул.

Вильгельм невесело улыбнулся.

– Нищие не выбирают, – сказал он.

За другим столом Джеффри Фицрой заговорил громким голосом:

– Хоть меня и готовили для принятия духовного сана, я не буду принимать постриг и проходить рукоположение. Даже если Ричард станет королем, он меня не заставит.

Вальтер Мэп кивнул в сторону Джеффри:

– Он хочет быть принцем. Он надеялся, что отец даст ему земли и титулы и у него будет собственное королевство. Но после смерти Генриха Ричард с Иоанном его не потерпят. Нравится это их брату Джеффри или нет, но ему предстоит стать братом Джеффри, – он засмеялся над своим каламбуром. Больше не улыбнулся никто.

– А что с братом Иоанном? – спросил Вигайн. – Что его удержит от попытки усадить собственную задницу на трон?

– Если бы Иоанн хотел корону, то остался бы с отцом, а не поехал к Ричарду, – заметил Вильгельм. – Я не утверждаю, что он не хочет корону, но он наследник Ричарда, а Ричард дал клятву отправиться в крестовый поход. Поэтому у Иоанна есть время выбрать свой путь.

– Скользкий путь, который приведет в ад, – пробормотал Вигайн.

– Очень вероятно, – согласился Вильгельм, подливая еще вина себе в кубок.

Он не столько заливал вином свою печаль, сколько прощался с блестящим будущим. Когда он приложился к очередному кубку, сквозь толпу к их столу пробрался Жан Дэрлти. Вильгельм тут же поставил кубок на стол, потому что оруженосец выглядел мрачно.

– Вам следует немедленно прибыть во дворец, сэр, – сказал юноша.

Вильгельм поднялся по лестнице в покои короля. В животе у него плескалось вино, во рту стоял кислый привкус У двери не было стражи, кроме племянника Вильгельма и еще одного бледного и испуганного оруженосца. Вильгельм широкими шагами вошел в комнату и сразу же увидел, что со стен по обеим сторонам от входа сорвана драпировка, а с шеста над дверью исчезла украшенная вышивкой занавеска. Комната опустела, словно обитатели готовились переезжать и сняли все украшения. На месте оставались большие сундуки, в которых хранилась одежда короля, в очаге продолжал гореть огонь, но очень скоро все дрова превратятся в пепел. Маленькие сундучки и шкатулки исчезли, включая те, в которых хранились королевские драгоценности. Не было кубков и кувшинов. С кровати сняли покрывала, полог, осталось лишь голое дерево и столбики, на которых крепился полог На кровати лежал обнаженный король, его даже не прикрыли простыней.

Вильгельм на негнущихся ногах прошел к королю и остановился, словно его ударили.

– Боже праведный, помилуй его душу грешную, – пробормотал он, и ему сдавило горло от жалости и ужаса. Тело напоминало детскую куклу, брошенную в середине игры. Бледная кожа короля была в пятнах крови, которая в последние минуты жизни шла из носа и рта. Серые глаза смотрели вверх, тусклые и безжизненные, и напоминали сухие камни. Вильгельм услышал, как у него за спиной кого-то рвет в солому на полу.

Гилберт Фицрейнфред молча подал Вильгельму свой плащ, и тот прикрыл им тело Генриха, а потом осторожно закрыл ему глаза. Вытирая рот, вошел Джеффри и встал рядом с кроватью.

– Мне надо было остаться с ним. – Он опустился на колени рядом с трупом, по лицу у него текли слезы. – Боже, прости меня, я должен был остаться.

Он побледнел и весь дрожал.

– Мы все должны были, – мрачно заявил Вильгельм.

Он опустил руку на плечо молодого человека и сжал его. Внутри у Вильгельма кипела ярость. Он повернулся и резким голосом отдал приказы нескольким рыцарям. Они положили руки на рукоятки мечей и вышли из разграбленной и оскверненной комнаты. Вильгельм не сомневался, что воры давно сбежали, но, если их удастся поймать, он лично проследит, чтобы их вздернули на виселице.

* * *

Тело короля тщательно обмыли и приготовили к погребению. Все его сундуки разграбили, и не осталось достойной одежды для облачения покойника. Джеффри был одного роста с отцом и отдал свою лучшую мантию из дорогой темно-красной шерсти.

Генриха отнесли в часовню, и после торжественной мессы Вильгельм и рыцари из свиты короля встали над телом короля. Все были в длинных кольчугах, а мечи держали опущенными. Все чувствовали себя виноватыми. Пока они пилп, король умирал, а потом его обворовали, лишив не только имущества, но и достоинства. На Вильгельма больше всего подействовало именно это. Никто не должен так умирать, и у него по спине пробегал холодок при мысли об этом.

Наутро тело положили на деревянные носилки, и рыцари по очереди несли своего короля на плечах из Шинона к месту предстоящего погребения в аббатстве Фонтевро. Раздавать бедным было нечего, поскольку все сундуки оказались пустыми, а сенешаль заявил, что не знает, где лежат деньги. Толпа, собравшаяся в надежде на получение серебра, была разочарована. Им пришлось довольствоваться горсткой монет из кошелей рыцарей, провожавших своего короля в могилу.

Аббатиса и монахини из Фонтевро вышли навстречу процессии, чтобы проводить мертвого короля в церковь, и высокими голосами завели знаменный распев. Вильгельм шел размеренным шагом к алтарю, а потом ждал у помоста, чтобы принять тело. У него горели плечи, но тяжелее всего было на сердце. Он нес молодого короля к месту захоронения, теперь делал то же самое для его отца, и снова его будущее терялось в тумане. Глаза у Вильгельма были сухими, он словно весь одеревенел. Маршал помог другим рыцарям поставить носилки на стол. Вильгельму очень хотелось потереть плечо, но он сдержался, поклонился аббатисе и оставил тело короля на ее попечение. Он очень устал, глаза закрывались, и казалось, будто в них попал песок. Вильгельм вышел на улицу. Перевалило на вторую половину дня, и длинные тени падали на траву и камни. Стало прохладнее. Генрих никогда больше не сможет испытать и увидеть то, что сейчас видел Вильгельм.

– Сэр?

Он повернулся к своему оруженосцу Жану, который тихо стоял позади него. Вильгельм надеялся, что парень не станет засыпать его вопросами, на которые он не сможет ответить.

– Джек договорился о размещении лошадей на конюшне, а ваш багаж мы поставили в гостевом домике.

Вильгельм кивнул с отсутствующим видом, поскольку ожидал этого от оруженосцев. Это входило в их обязанности.

– И что? – спросил он с легким раздражением.

Жан покраснел.

– Я подумал, что вы захотите вымыться и поесть. Я попросил одну из послушниц наполнить ванну и принес еды с кухни.

Вильгельм тут же успокоился. Ему даже удалось изобразить подобие улыбки.

– Вы оба – отличные оруженосцы, – сказал он и хлопнул Жана по плечу, извиняясь за несдержанность.

Большая овальная ванна использовалась и для стирки, и для мытья время от времени появляющихся гостей. Вильгельму хотелось лежать в горячей воде до тех пор, пока она не остынет, но это было бы эгоистичным. Его оруженосцы заслужили награду за свое усердие, и он позволил им воспользоваться водой, после того как помылся сам. Он сказал им, что сам вытрется и оденется. В гостевом домике звучали шутки по поводу чистоплотности Вильгельма, и несколько рыцарей объявили, что смывание добродетели с тела неразумно. Нет ничего плохого в запахе настоящего, честного пота.

– Я знаю нескольких дам, которые бы с этим поспорили, – ответил Вильгельм, расчесывая влажные волосы.

– Но не монашки, – улыбнулся Морис де Краон, румяный рыцарь с длинной черной бородой. – Кого еще здесь можно встретить? Когда сюда приедет граф Пуату, ему будет все равно, чем ты пахнешь.

– Ха, откуда такая уверенность? – прокричал кто-то.

Краон отмахнулся и даже показал говорившему огромный, словно окорок, кулак.

– Слухи и сплетни! – проворчал он. – Ричард не гомосексуалист.

Слово повисло в тишине. Всем стало как-то не по себе. Мужчины занялись своими делами, то и дело откашливаясь, хмыкая и прочищая горло.

– Не надо было этого говорить, – тихо сказал Вильгельм де Краону.

Рыцарь в замешательстве развел руками:

– Почему, ради всего святого? Я же защищал честь графа Пуату!

Вильгельм отложил гребень в сторону.

– Но при этом произнес вслух то, что говорится шепотом. Правда или нет, но при каждом повторении слух распространяется дальше. То, что вначале было песчинкой, в конце концов превратится в гору… Я знаю это по опыту.

Де Краон фыркнул, что-то буркнул себе под нос, но замолчал и отошел с задумчивым выражением лица. Он чем-то напоминал быка, жующего жвачку.

Вильгельм грустно вздохнул, расправил складки рубашки сливового цвета и сел есть то, что принесли оруженосцы. Другие рыцари присоединились к нему, чтобы обсудить свое положение. Они поддерживали старого короля. Теперь их опозорят и отправят в ссылку? Какую цену им придется заплатить, чтобы сохранить свои земли? Большинство надеялось купить благосклонность Ричарда, учитывая, что ему требуются деньги для предстоящего крестового похода. Положение Вильгельма они оценивали не так оптимистично, но сам Вильгельм пожал плечами и заметил: того, что суждено, все равно не миновать.

– Пока я не голодал, – сказал он, думая, что все когда-то случается впервые.

* * *

Ричард приехал рано утром на следующий день. В отличие от больного, измученного отца, который, сидя на коне, напоминал полупустой мешок с капустой, когда бежал от преследований старшего сына к смертному одру, Ричард выглядел как настоящий король-воин. Он сидел на сером испанском коне в одежде из малинового шелка, которая была густо украшена золотой вышивкой, изображавшей оскалившихся львов. Меч висел на позолоченном поясе, позолоченными оказались и сапоги, край плаща обрамляла тесьма с золотыми нитями. Сбоку от него, но немного позади ехал раскрасневшийся брат Иоанн. Судя по выражению лица, он был готов защищаться. Вместе с Ричардом приехал его духовник и советник Вильгельм Лонгчамп. Последний бросил на Маршала взгляд, полный злобы и презрения. Вильгельму тоже было неприятно его видеть: они с Лонгчампом никогда не любили друг друга.

Вильгельм преклонил колени и склонил голову перед новым королем Англии. Остальные рыцари из свиты Генриха сделали то же самое, краем глаза поглядывая друг на друга. Вильгельм смотрел в землю и ждал. Он знал, что это глупо, но все равно ожидал удара меча по шее сзади. Однако прикоснулись к его плечу, и это сделала жесткая твердая рука. Вильгельм помнил времена, когда эта рука была совсем маленькой и даже не могла обхватить рукоятку взрослого меча: Он помнил, как отбивал удары юношеского клинка. Тогда все было легко, но больше эта легкость никогда не повторится.

Ричард сильным, но спокойным голосом приказал всем встать.

– Я кое-чем недоволен, но не верными людьми, – объявил он.

Ом сжал плечо Вильгельма, потом отступил назад и двинулся дальше. Вильгельм, слегка дрожа, выдохнул воздух, поднялся на ноги и расправил плащ. На него смотрел принц Иоанн рыжевато-карими глазами матери. Иоанн иронически приподнял бровь и ухмыльнулся, потом последовал за братом к церкви, в которой было выставлено тело их отца. Вильгельм опустил глаза, не в силах скрыть гнев. Если Ричард преследовал отца, когда тот уже был болен, то бегство Иоанна привело его в отчаяние и ускорило смерть. Генрих умер без мира и спокойствия и душе.

Лорды и рыцари последовали за братьями королевской крови в церковь. Иоанн тихо отступил в тень, как кот, а Ричард прошел прямо к помосту. Единственным проявлением его беспокойства было то, как сильно он сжимал рукоятку меча.

Ричард долго стоял и смотрел на тело отца. Выражение лица было бесстрастным. Потом он придвинулся к неприкрытому лицу Генриха и молча стал всматриваться в него. Иоанн вышел из тени, но не приблизился к мертвецу. Говорят, что из трупа в присутствии убийцы начинает идти кровь, и Вильгельм подумал, не опасается ли один из братьев внезапного кровотечения из тела отца. Он жалел, что они не видели Генриха в Шиноне, в покоях, где он умер. Они заслужили это, но неизвестно, вызвало ли бы это у них жалость или угрызения совести. Вильгельм подозревал, что по крайней мере Ричард не знал значения этих слов, когда дело касалось отца. Иоанн, может, и знал, но, хотя его мысли иногда отражались на лице, часть их все равно оставалась тайной. Вильгельм и не хотел в них лезть, поскольку подозревал: то, что он найдет маячащим там во тьме, зашло далеко за пределы возможного искупления.

Наконец Ричард прекратил рассматривать лицо Генриха. Выражение лиц мертвого отца и живого сына было одинаковым: оба были застывшими. Потом взгляд Ричарда упал на Вильгельма.

– Маршал, на пару слов.

Ричард жестом показал всем, чтобы оставались на своих местах, и вышел с Вильгельмом на улицу.

– Давайте проедемся, – приказал он.

Ричард не стал ждать, пока оседлают коня Вильгельма, и передал ему гнедого коня Лонгчампа. Советник короля так гневно посмотрел на Вильгельма, что, если бы взглядом можно было убить, Маршал уже валялся бы мертвым. Лонгчамп с подозрительностью, завистью и ревностью относился ко всем, кто, по его мнению, мог помешать его влиянию на Ричарда, и считал Вильгельма не просто соперником, а врагом. Вильгельм ответил на гневный взгляд Лонгчампа безразличным, зная, что это вызовет у советника раздражение и беспокойство.

Ричард держался в седле прямо и свободно, сжимая поводья одной рукой. Вторая висела вдоль тела. Вильгельм опустил стремена пониже (они были подогнаны под короткие ноги Лонгчампа), вскочил в седло и догнал Ричарда. Они молча ехали прочь от аббатства, копыта глухо стучали по сухой земле, поднимая светлую пыль. Небо над Шиноном было затянуто дымкой. Наверное, шла гроза. Вильгельм чувствовал ее приближение – ему словно что-то сдавило голову. Он подумал, не нарушить ли молчание, но потом решил этого не делать. Пусть новый король задает тон. А если Ричард ждет покаяния или извинения, то ему придется ждать вечно.

Наконец Ричард посмотрел на Вильгельма.

– Вы пытались меня убить, – сказал он.

Слова прозвучали хрипловато, но Вильгельм решил, что хрипота объясняется громкими криками на поле брани, а не сильными чувствами.

Вильгельм расправил плечи.

– Нет, господин, не пытался. Я до сих пор еще достаточно силен, чтобы направить копье в цель и с уверенностью поразить ее. Если бы я хотел вас убить, то с легкостью пронзил бы ваше тело, как сделал это с вашим конем. Я не стану извиняться за содеянное. Я защищал вашего отца, и, если бы мне снова пришлось делать выбор, я бы поступил точно так же.

– Я думал, что вы собираетесь насадить меня на копье, – Ричард посмотрел на Вильгельма, и его взгляд пронзил не хуже стального наконечника.

– Я почти это сделал, сир, но решил насадить на копье вашего коня. Я посчитал, что результат будет тот же.

Ричард неохотно рассмеялся.

– Так и получилось – он искоса посмотрел на Вильгельма. – Для этого потребовалось большое мужество и твердая рука.

Вильгельм пожал плечами.

– Я долго обучался, – сказал он.

– А если я скажу, что у меня есть работа для вас и я хочу услышать вашу клятву верности, раз мой отец мертв, вы дадите мне ее?

Вильгельм перевел взгляд на темнеющее небо и долго не отвечал. Ответ мог быть только один, но пусть Ричард его подождет. Кроме того, надо было собраться с силами и набраться мужества, перед тем как продолжить разговор.

– Перед смертью ваш отец отдал мне в жены Изабель из Стригила, – сказал он.

Ричард так резко натянул поводья, что конь дернулся и даже немного присел на задние ноги.

– Он ничего вам не давал! – отрезал Ричард. – У меня есть шпионы. Я знаю, что он сказал. Он только обещал ее вам, а обещание – это мусор, пока оно не выполнено. Вы это сами знаете.

Вильгельм пытался прочитать мысли Ричарда, но новый король прекрасно умел скрывать то, что не хотел показывать.

– Я дам вам больше, чем обещание, – произнес Ричард резким тоном. – Прямо сегодня вы отправитесь в Англию с письмами. Вы можете одновременно жениться на девушке. Берите Изабель де Клер, ее земли и вспахивайте и то, и другое с моего благословения.

У Вильгельма перехватило дыхание.

– Спасибо, господин, – удалось выдавить ему из себя. Слова шли от сердца, он на самом деле был благодарен.

Ричард ждал продолжения, но, поскольку Вильгельм больше ничего не сказал, просто кивнул.

– Вы остались рядом с моим отцом, когда бежали другие, более слабые. Вы рисковали собственной жизнью, чтобы спасти его, и рисковали собственным будущим. Я желаю получить эту преданность, постоянство и стойкость для себя. Как вы говорите, вы прошли долгое обучение. Я только что дал вам вашу долю наград и наказаний. Дал! – подчеркнул он более жестким тоном. – От моего отца и брата вы получали лишь пустые слова. Я сделал больше, чем они.

– Я начинал ни с чем, господин, даже без обещаний. Я…

– Но с большими надеждами, – резко перебил Ричард. – Если бы это было не так, то вы бы сидели в Англии у очага вашего брата с жирнозадой неряшливой шлюхой на коленях, вместо того чтобы ехать рядом со мной и собираться жениться на богатой наследнице. Вы всегда принимали награды и не можете отрицать, что я предложил вам самую большую.

– Я и не отрицаю, господин, но от этого я не стану более верным.

Ричард резко засмеялся.

– Вы прекрасный противник в поединке, Маршал. Думаю, что сейчас мог бы вас победить, но не хочу рисковать. – Он повернул коня назад к аббатству. – Помните: я заставлю вас работать гораздо больше, чем вы когда-либо трудились в жизни.

– Спасибо, господин, – повторил Вильгельм, и на его лице стала медленно появляться улыбка.