Мальборо, Уилтшир,

март 1194 года

Иоанн Маршал, дыша со свистом, наблюдал за их приближением. Это была армия, о которой предупреждал Вильгельм. Эта армия заберет у него Мальборо и покроет его самого позором. Его господина, принца Иоанна, могут и простить, но для него самого прощения не будет. Так или иначе, Иоанн Маршал обречен. Он медленно прогулялся по комнатам и коридорам, где прошло его детство, и попрощался с ними, потом отдал жене ключи от сейфа и деньги, которые там лежали.

– Если дела пойдут плохо, ты будешь вместо меня, – сказал он.

Алина тупо и испуганно посмотрела на него.

– Я не знаю, что делать.

Иоанн грустно улыбнулся ей.

– Представь себя графиней Изабель, – сказал он. – Никто не причинит тебе зла. Ты невинная заложница. Веди себя так, как подобает высокопоставленной даме, и к тебе так и станут относиться.

Он покинул ее покои, зашел к себе и попросил оруженосцев помочь ему надеть доспехи. Ему показалось, что кольчуга сделана из свинца. Серебристая накидка, надеваемая поверх доспехов, блестела слишком ярко для его глаз. Меч отца на левом боку только мешал. Бок болел от пропитавшей всю одежду мартовской влаги. Однако самый тяжелый груз давил на сознание. Иоанн вспотел, его подташнивало, и он гадал, сколько времени удастся продержаться ему самому и его замку. Не исключено, его сын был прав. Может, стоит приготовиться к сдаче… но пока нет. Он должен заставить врагов думать, что им лучше пойти на уступки, должен показать себя надежным и заслуживающим доверия господина. Надежным. Заслуживающим доверия. Вот в чем все дело. Вильгельм был таким всю свою жизнь, причем не прилагая никаких усилий. Иоанн же не мог похвастать этими качествами, каких бы усилий ни прилагал.

– Я жил слишком долго, – сказал он удивленным оруженосцам. – Возможно, сегодня будет счастливый день.

* * *

В Стригиле дул холодный мартовский ветер. Изабель обхватила себя руками под плащом, глаза слезились от ветра. Она отправилась посмотреть на происходящее в нижнем дворе, окруженном частоколом. Вильгельм тренировал лошадей всю вторую половину дня. Она чувствовала, что ему необходимо побыть одному, а обучение лошадей требовало сосредоточенности и не оставляло времени для других мыслей. Изабель осталась в покоях и приказала всем остальным не мешать Вильгельму. Но проходил час за часом, приближались сумерки, и она решила выяснить, как идут дела у мужа.

Он все еще работал с новым боевым конем, купленным в прошлом месяце в Лондоне. Это был сильный жеребец темно-коричневого окраса со светлыми пятнами на животе и крупе. Изабель смотрела, как муж заставляет коня менять ведущие передние ноги, как скачет кентером, и, как всегда, восхитилась его прямой посадкой и пониманием коня. По очертаниям тела в угасающем свете дня его можно было бы принять за стройного молодого оруженосца. У нее быстрее забилось сердце, а между ног повлажнело. Оруженосцев не было: видимо, Вильгельм отправил их в караульное помещение. Ему помогал только Рис, который накидывал одеяло на Византина, готовясь вести его назад в конюшню. Она почувствовала толчок их третьего ребенка. В эти дни он много ворочался. Ему становилось тесно в животе.

Изабель помнила, что ее беременность подходит к концу, и поэтому двигалась осторожно. Она прошла по стене и спустилась в нижний двор. Плащ развевался у нее за спиной, с головы срывало платок. Поэтому она едва видела, куда идет. К тому времени, как она добралась до низа лестницы, Рис уже предупредил Вильгельма, и тот подскакал к ней.

– Ну, как он? – спросила Изабель, поглаживая плюшевую морду коня.

– Отличный конь, – ответил Вильгельм. – Хотя ему еще нужно многому научиться. – Он огляделся, поднял правую руку с поводьев и потер лицо. – Я не заметил, что уже так поздно.

– Я знала, что тебе нужно побыть одному, – сказал она с улыбкой, но обеспокоено.

Вильгельм спешился и передал коня Рису. Потом он взял Изабель за руку.

– Ты всегда знаешь, что мне нужно, – тихо сказал он.

Они обменялись многозначительными взглядами, и Изабель рассмеялась.

– Может, я и знаю, но не всегда могу это дать, – она положила руку на свой живот. – Не думаю, что осталось долго ждать. Я…

Она замолчала и обернулась. Стражники закричали, предупреждая о всаднике, а привратник быстро открыл ворота. Изабель почувствовала, как Вильгельм крепче сжал ее руку и напрягся, – значит, он еще не избавился от демонов, и они по-прежнему не дают ему покоя.

Посыльный кентером заехал во двор на потной гнедой верховой лошади.

– Это лошадь моего брата, – хрипло сказал Вильгельм.

«Значит, новости уже здесь», – подумала Изабель. Они их ждали и боялись.

Всадник спешился, пошатнулся, оказавшись на земле, потом повернулся к ним. Изабель узнала Вигайна – с землистым цветом лица, изможденного и мало похожего на себя, но все равно Вигайна. Маленький писарь посмотрел на Вильгельма, и в глазах его не было обычного веселья. Вечерний ветер рвал седые пряди из-под капюшона.

– Я приехал из Мальборо, – сообщил он. – От моего господина Губерта Вальтера… – он облизал губы.

– Мой брат мертв? – бесстрастно спросил Вильгельм.

Вигайн кивнул.

– Да, лорд. Мне очень жаль. Архиепископ Губерт передает глубокие соболезнования… – он закашлялся.

Вильгельм не отреагировал на попытку Вигайна привлечь внимание к пересохшему горлу.

– Правда? – спросил он с раздувающимися ноздрями.

Изабель схватила Вильгельма под локоть и потянула к себе.

– Сейчас холодно и темно, – заметила она. – Нам лучше послушать обо всем в тепле, а не здесь.

– Может, я не хочу слушать то, что услышу, в тепле! – прорычал Вильгельм.

Она закатила глаза.

– Но я хочу, и наш нерожденный сын или дочь тоже.

Это было ударом ниже пояса, и они оба это знали. Однако Вильгельм сдался и позволил ей увести себя вверх по лестнице в личные покои. Он остановился только для того, чтобы отправить слугу в караульное помещение за старшим оруженосцем.

Когда Вильгельм вошел в свое убежище, ему навстречу бросились два сына. Няня уже собралась позвать их назад, но Вильгельм остановил ее. Ему нужна была их радость и невинная веселость. Это придавало ему силы.

Изабель уселась у огня и положила руку на живот. Вигайн выпил поданное вино с таким видом, словно хотел растянуть каждый глоток, чтобы не пришлось говорить. В комнату тихо вошел Джек с расширившимися и настороженными глазами. Вильгельм позвал его к жаровне. Молодой человек перевел взгляд на Вигайна.

– Твой отец мертв, – мягко сказал Вильгельм.

Выражение лица Джека не изменилось, хотя он резко остановился, словно конь, которого дернули за короткий повод.

У Вигайна закончилось вино. Глотать больше было нечего.

– Мне очень жаль, – проскрипел он.

Молодой человек посмотрел на него странным взглядом и легко пожал плечами.

– Этого следовало ожидать, – сказал он.

– Расскажи нам.

Вильгельм усадил сыновей у своих ног и прижал указательный палец к губам, прося их помолчать. Вильгельм-младший кивнул с серьезным видом. Ричард повторил жест отца, а затем старательно сжал губы и огромными глазами уставился на Вигайна, явно ожидая сказку.

Вигайн взял кувшин у слуги и налил себе еще вина.

– Архиепископ Вальтер привел войска к Мальборо и именем короля Ричарда приазал твоему брату сдать замок. Твой брат отказался, а его лучники выпустили стрелы по нашим людям. Архиепископ осадил замок – ты сам знаешь, как это делается. Ты видел достаточно осад и набегов конницы за время службы у старого короля Генриха и его сыновей.

Вильгельм кивнул.

– Не нужно подробностей, – резко сказал он. – Я не хочу слушать про каждый нанесенный удар. От этого никакого толку. Он погиб в сражении?

Вигайн проглотил вино.

– Нет. Он командовал сражением со стены. Я несколько раз видел его щит и знамя… Но во время одного затишья знамя вдруг опустили, а затем вышли посыльные и спросили у архиепископа Вальтера об условиях сдачи.

Вигайн увидел, как дядя с племянником переглянулись.

– Мой господин архиепископ желал сдачи замка и сказал, что позволит гарнизону уйти. Но когда ворота открылись, там стояла госпожа Маршал. Именно она передала архиепископу ключи и сказала, что ее муж мертв. – Вигайн помрачнел, вспоминая о случившемся. – Она встала на колени перед архиепископом с ключами в протянутых ладонях и просила у него милосердия и снисходительности… И он проявил милосердие. Он получил то, что хотел. Гарнизон сдался, и Вальтер позволил положить тело Иоанна в часовне, пока делают гроб. Потом покойника отвезут в Браденстоук. Поминальная месса пройдет в соборе в Сиренсестере.

Вильгельм прищурился, прикидывая, как скоро может тронуться в путь. Он был опечален и считал себя виноватым. Как до этого дошло?

Вигайн сделал еще один глоток.

– Это еще не все, – сказал он.

Вильгельм взглянул на него.

– Не все? – слова прозвучали зловеще.

Вигайн облизал губы.

– Король Ричард высадился в Сандвиче. Он на пути к Ноттингему, хочет поучаствовать в осаде и просил тебя, поскольку ты его любишь, как можно скорее присоединиться к нему в Хантингдоне. – Писарю явно было не по себе. – Ходили слухи, что ты находишься в Мальборо вместе с братом… что ты решил бросить вызов королю.

Вильгельм сжал кулаки и с трудом сдержал приступ ярости. Стоит только повернуться спиной, и твои враги мгновенно достают ножи.

– Но меня же там не было, не так ли?

– Так, лорд, – ответил Вигайн, и ему стало стыдно, словно это он пустил сплетню, а не просто сообщил ее. – Мне очень жаль. Я не знал, что рассказывать сперва…

– Разве брат важнее короля? – спросил его Вильгельм с горькой, совсем невеселой улыбкой.

Потом он опустил глаза на сыновей. Младший глядел на него огромными темными глазами. Вильгельм вспомнил собственного отца, для которого на первом месте было его честолюбие.

– Это конец истории, папа? – спросил Вильгельм-младший. – Мне она не понравилась.

– Не понравилась, – эхом повторил Ричард и надул губы.

– Нет, это не конец, – ответил Вильгельм и потрепал светло-русые волосы сына. – До конца еще очень далеко, и мне она тоже не понравилась.

– Тебе она понравится еще меньше, когда я скажу, что Вильгельм Лонгчамп едет вместе с королем, – заявил Вигайн. – Ричард отменил его изгнание и снова принял к себе на службу. Ему нужны способности Лонгчампа получать деньги, и потом, этот тип всегда был скользким, как угорь.

Вильгельм почувствовал, как у него к горлу подступает тошнота. Он не убрал руку с головы сына.

– Ясно, кто распускал слухи, – сказал он. – Мне лучше поторопиться, пока меня не обвинили в государственной измене.

* * *

Вильгельм скакал очень быстро и встретил похоронную процессию с телом брата в окрестностях Сиренсестера, по пути к собору. Алина наняла шестерых профессиональных плакальщиков, и они шли по обеим сторонам гроба, одетые в длинные темные мантии с большими капюшонами. Они выли и били себя в грудь. Алина за эти дни побледнела, как саван, лицо было усталым, под глазами легли тени, но она держала себя в руках. Ее брак с Иоанном Маршалом получился грустным и трудным, но за это время она повзрослела и приобрела чувство собственного достоинства. Вильгельм спешился, чтобы пройти рядом с похоронными дрогами. Меч Иоанна, меч их отца, лежал поверх красного шелка. Вильгельму стало грустно: они с Иоанном не были близки при жизни, а теперь слишком поздно. Джек тоже спешился и молча занял место среди плакальщиков. Остальные рыцари Вильгельма последовали их примеру.

– Ему не пришлось сдаваться, – сказала Алина Вильгельму и Джеку. На ней была черная мантия с капюшоном, а под ней – дорогое красное шерстяное платье, выглядывавшее из-под мантии при каждом шаге. – Он умер сам, и я рада, что так получилось – ему не пришлось наступать на собственную гордость. – Она прикусила губу, вспоминая. – Он спустился со стены, чтобы передохнуть, и рухнул у лестницы, ведущей в башню. К тому времени, как я оказалась там, его душа уже покинута тело. Никто ничего не мог сделать.

– Я тоже рад, что так получилось. Он все еще оставался лордом Мальборо, когда умер, – хрипло произнес Вильгельм. – Хотя я предпочел бы, чтобы он жил.

Они долго шли молча, задумчиво и торжественно, наконец Вильгельм повернулся к бледной девушке, шагающей рядом с ним.

– Что ты будешь делать теперь? – спросил он.

Она пожала плечами с несчастным видом.

– Вернусь в свою семью… Послужу им, вступив еще в один брак. Надеюсь, что следующий будет лучше.

Ему стало еще печальнее и еще больше жалко девушку.

– Я тоже на это надеюсь, – сказал он.

* * *

После ночного бдения и мессы в Сиренсестере Вильгельм оставил племянника и большую часть рыцарей для сопровождения гроба в монастырь в Браденстоуке, а сам приготовился ехать в Хантингдон. В Сиренсестере он посвятил в рыцари Джека Маршала.

– Поскольку ты единственный сын своего отца и уже мужчина, ты должен быть рыцарем, – заявил Вильгельм, вручая Джеку меч его отца. – Кроме того, ты это заслужил. Кроме того, нужно, чтобы похоронную процессию сопровождал старший член семьи и рыцарь.

Вильгельм опять чувствовал себя виноватым. Он знал, что сам должен ехать в Браденстоук, но не мог себе это позволить.

Джек кивнул с напряженным выражением лица, крепко сжав челюсти. Он старался сдерживать чувства. Вильгельм сжал ему плечо, как делают мужчины.

– Присоединяйся ко мне в Ноттингеме, когда отдашь последний долг отцу. Ты мне понадобишься.

Выйдя из собора, он глубоко вдохнул холодный мартовский воздух и собрался с силами для следующего испытания.

* * *

Вильгельм выехал из Бедфорда на рассвете и прибыл в Ноттингем поздним утром. Его вместе с тремя рыцарями остановили у городских ворот, и посыльный бегом отправился к королю, чтобы сообщить об их прибытии. Вильгельм ждал на потном коне и ловил на себе задумчивые и оценивающие взгляды, которые бросала стража. Не приходилось гадать о том, что думают эти люди.

– Вы приехали налегке, лорд, – заметил командир отряда наемников, дежурившего у ворот. Он поглаживал рукоятку меча.

– Остальные рыцари приедут позже, – ответил Вильгельм спокойно. – Они присоединятся к нам в Ноттингтоне.

Наемник кивнул и ничего не сказал, но Вильгельм чувствовал, что он хочет спросить: на чьей стороне? Никто не проявлял гостеприимства, но Вильгельм не высказывал недовольства. Он знал, какая ведется игра, и был в ней большим мастером. Он спешился, набросил одеяло на потную спину коня и жестом показал рыцарям, чтобы сделали то же самое. Потом он беседовал с солдатами и ждал; внешне он держался уверенно, хотя внутри дергался, как человек, сидящий на муравейнике.

В конце концов вернулся посыльный с приказом отвести Вильгельма в шатер короля Ричарда. Посыльного сопровождал Вильгельм Лонгчамп, и в его густой черной бороде играла надменная и презрительная улыбка. Он, очевидно, настроился насладиться моментом расплаты за старое.

– Вы находитесь в подвешенном состоянии, Маршал, – заявил Лонгчамп с горящими от злобы глазами. – Надеюсь, что вы проявите красноречие – ради вашего же блага.

Вильгельм посмотрел на епископа с каменным выражением лица.

– Я и раньше бывал в подвешенном состоянии, но выжил. Или король достаточно хорошо знает меня к этому времени, или не знает. Слова, какими бы красноречивыми они ни были, этого не изменят.

У Лонгчампа изогнулась верхняя губа.

– Нет, не изменят, – сказал он с явным намеком. – Но король их ждет, чтобы услышать и принять решение.

Вильгельм передал коня Роджеру Дабернону.

– Я готов, – сказал он, не проявляя никаких чувств. – И я не боюсь, что меня будут судить.

– Гарнизон Ноттингема все еще отказывается сдаваться королю, – сказал Лонгчамп, хромая рядом с Вильгельмом по лагерю к шатру Ричарда. – Они хорошо держатся, но против нас все равно не устоят. Очень жаль, что юстициарии вообще вернули его Иоанну.

Его лицо ничего не выражало. Однако, поскольку Вильгельм был юстициарием, отвечавшим за Ноттингем и за передачу его Иоанну во время мирных переговоров, слова епископа нельзя было считать ни невинным, ни безразличным замечанием.

– Я сделал так, как посчитал наиболее приемлемым, – резко ответил он.

Лонгчамп неприятно улыбнулся.

– Вам придется представить более веские аргументы, Маршал.

– О-о, не знаю, – ответил Вильгельм. – Похоже, другие легко отделались, если учесть, что они натворили в отсутствие короля, опустившись до подделки документов и незаконного использования его печати.

Лонгчамп искоса взглянул на него со злостью.

– Я не совершал государственной измены. Чего нельзя сказать о вашем брате и о вас.

Вильгельм сжал кулаки, с трудом сдерживаясь. Он был на грани срыва. К счастью, они подошли к шатру короля.

Вильгельм колебался, глядя за раздувающийся на ветру штандарт, окрашенный в ярко-красный и золотистый цвета, с большим бронзовым флероном наверху. Перед шатром стояли стражники, полог, закрывающий вход, раздвинули, и можно было разглядеть часть внутреннего убранства, например, драпировку из дамасского шелка. Слева стояла кровать, покрытая мехами. Справа – длинный стол, окруженный стульями и скамьями. В центре находился стул короля. На подставке из березовых шестов висела длинная кольчуга. Пол покрывал толстый слой зеленого камыша, среди которого бросались в глаза яркие пятна весенних цветов – первоцветов и маргариток. У Вильгельма все сжалось внутри. Ричард вышел из-за занавески в дальнем конце шатра, поправляя одежду. В светлых, золотисто-рыжеватых волосах появилась седина, лицо было обветрено, и на нем пролегли глубокие морщины – следы лишений и плена. Ему было тридцать семь лет, но выглядел он лет на десять старше. Из-под рубашки, расстегнутой на груди, виднелись грубые вьющиеся волоски рыжеватого цвета. Но, несмотря на такое облачение и несколько растрепанный вид, он все равно держался как король. Вильгельм встал на колени. Он почувствовал запах зеленого камыша и сжал кулаки. Прошло больше сорока лет с тех пор, как он маленьким мальчиком играл в шатре короля Стефана. Он был тогда невинным ребенком и не знал, что его жизнь висела на волоске. Но если бы не тот далекий день, его бы, вероятно, сегодня здесь не было.

– Оставьте нас, – приказал Ричард слугам и стражникам. – И вы тоже, епископ, – махнул он рукой Лонгчампу.

– Но, сир, вам требуются свидетели, и я… – заговорил Лонгчамп, отчаянно желая остаться и посмотреть на унижение своего соперника.

– Я сказал: оставьте нас, – заявил Ричард твердо. – Это личное дело, и касается оно только меня и Маршала.

Лонгчамп колебался мгновение, потом поклонился и вышел из шатра, его плащ развевался за спиной, оставляя за собой струю холодного воздуха.

– Вы опоздали на встречу, Маршал, – сказал Ричард и жестом приказал ему встать. – Я ожидал вас раньше.

– Я скакал так быстро, как позволял конь, сир, – Вильгельму хотелось вытереть мокрые ладони о накидку, но он сдерживался.

– Без отряда?

Вильгельм встал и посмотрел прямо в глаза Ричарду. Волосы прилипли к шее сзади.

– Мой отряд приедет в Ноттингем и будет там ждать. Сейчас он находится под командованием моего племянника и сопровождает похоронную процессию с телом моего брата в Браденстоук.

Ричард поднес сложенные лодочкой ладони к губам и некоторое время вышагивал по шатру, словно голодный, беспокойный лев.

– Ваш брат, – наконец сказал он. – Да, я слышал, что он умер, и мне очень жаль. Жаль, что он умер но время восстания против меня.

– Он остался верен вашему брату, сир.

– Непостоянному и не понимающему значения слова «верность». Скажите, Маршал, а ваша верность проходила испытания? Вам приходилось напрягаться?

– Не так, чтобы сломаться, сир.

Ричард посмотрел на него, и Вильгельм встретил этот взгляд, не отводя глаз.

– На Кипре я получил письма с сообщением о вашем предательстве и о том, что вы перешли на сторону моего брата. И я услышал то же самое, когда высадился в Англии.

– Тот, кто их написал, лгал, – ответил Вильгельм и бросил многозначительный взгляд на вход в шатер, через который не так давно вышел Лоигчамп. – Я никогда не нарушаю данной клятвы.

– Однако вы вассал моего брата из-за своих ирландских земель и поместья в Картмеле.

– Но это не относится к Стригилу и Лонгевилю, сир, как и к моей должности юстициария. Да, я поддержал лорда Иоанна, когда епископ Или превысил свои полномочия, но действовал тогда по указанию вашей матери и архиепископа Руанского, которые, в свою очередь, действовали по вашему поручению. – Он взмахнул правой рукой. – Или вы верите мне, или не верите, сир. Все просто.

Ричард хмыкнул. У него на губах появилась улыбка, лицо против его воли выражало восхищение.

– Мне очень много говорили о вас моя мать и Вальтер де Кутанс, – сказал он. – Все уши прожужжали. Да и вы сами по себе оказались красноречивы, если ваш вклад в мой выкуп можно считать заявлением о ваших намерениях.

Ричард щелкнул пальцами, и слуга налил вина в два кубка. У Вильгельма перед глазами задрожали колеблющиеся тени. Мгновение ему казалось, будто в шатре одновременно разворачиваются две сцены, будто в нем одновременно находятся они с Ричардом и король Стефан с впалыми глазами и изможденным лицом. Стефан когда-то нашел улыбку для светловолосого маленького мальчика, похожего на четырехлетнего сына Вильгельма. Запах камыша под ногами стал сильнее, он словно поднимался вверх волнами, вызывая тошноту.

Ричард протянул наполненный до краев кубок Вильгельму.

– В мире немного людей, которым я доверяю, и мой брат определенно не относится к ним, хотя у него есть свои положительные качества и я еще могу его использовать. Что бы вы ни думали о моем советнике – а я признаю, что Лонгчамп наполовину ласка, наполовину змея, – он полностью предан мне, и я считаю его ценным. Но вы, Маршал… – он сделал паузу для большего эффекта, и Вильгельм задержал дыхание. – Вы могли бы меня убить, но сдержались, – заявил Ричард. – Вы могли бы поднять весь юго-запад, присоединившись к восстанию моего брата. Вы поставили меня перед своим родственником. Некоторые считают, что служить самому себе – это вполне нормально (например, мой советник), но ведь он проиграл вам в борьбе умов, а ему совсем не нравится унижение. Моя мать говорит, что вы самый верный человек из всех, кого она знает… А королю следует больше всего ценить преданность.

Вильгельм знал, что эти слова должны стать главными. Он всю жизнь помнил встречу с королем Стефаном, она много раз снилась ему. Теперь он понял, что это было и предупреждение. Вильгельм ждал, когда они выпьют за верность. Вино дрожало у него в руке, и он надеялся, что его не стошнит.

Ричард кивнул в задумчивости.

– Моя мать ошибается, – сказал король. – По крайней мере, в выборе слов.

Вильгельм насторожился. Сцена должна была разыгрываться совсем не так.

– Я ценю верность, но больше всего я ценю вашу честность, прямоту и цельность. Есть разница. Именно цельность вашей натуры заставила вас остаться с моим отцом и направила копье в грудь моего жеребца… Именно она привела вас сегодня сюда. Вы делаете то, что правильно и справедливо.

Вильгельм не был так уверен в этом. Истинная цельность заставила бы его отправиться в Браденстоук, на похороны брата, а не нестись сюда сразу же после мессы в Сиренсестере. В Хантингдон его привела необходимость и забота о собственных интересах. Но если Ричард хочет назвать это другим словом – пусть. Верность, цельность, необходимость – все имело место в его жизни.

Ричард поднял кубок.

– За будущее, – сказал он.

Вильгельм заставил себя улыбнуться, правда, улыбка получилась мрачной.

– Что бы ни ждало нас в нем, – ответил он, думая, что за это он, пожалуй, сможет выпить.