Курган чинили всем племенем. Молодежь выкопала яму, старики и воины по цепочке передавали ведра с землей, Горран и Грум засыпали тоннель. Работали до самого вечера. Не поленились даже срезать несколько пластов с травой и замаскировать хорхоеву нору — насыпь получилась как новая.

С наступлением темноты вокруг кургана разожгли погребальные костры — целых десять штук, как и велит традиция. На кострах жарили мясо и пекли какие-то корнеплоды. Для орка смерть — переход из полной лишений и опасностей Степи в спокойный и сытый загробный мир, поэтому скорбеть по умершим кочевники и не думали. Наоборот — провожали с пением и плясками, а если уж и грустили, то лишь о том, что сами не лежат на месте усопшего.

Из запасов достали драгоценное и редкое красное вино, забродившее молоко лилось рекой. Грум бил в ритуальный барабан, ему вторило несколько бубнов. Альберт следил за весельем со стороны, потягивая вино из рога.

— Ты чего тут один сидишь? — отдышавшись, спросила Тарша. Она плясала два часа кряду на радость всем мужчинам. — А где твой железный дружок?

— Ушел куда-то. Сказал, что не хочет смотреть на дикарские гульбища. Будешь вино?

— Нет, буду танцевать с тобой.

— А хозяйке с рабом можно?

Тарша рассмеялась и схватила Шайна за руку.

— Теперь никто не назовет тебя рабом. Язык отсохнет.

Охотница втащила пленника (или уже не пленника?) в толпу ритмично двигающихся тел.

— Я же не умею танцевать! — крикнул дипломат, пытаясь перекричать бой барабана.

— Это просто! Смотри.

Тарша топнула правой ногой, оставив на земле отчетливый след. Затем отставила ступню в сторону и ударила в ямку левой ногой.

— Повторяй! И двигай локтями будто толкаешься!

Примитивный с виду танец дался Альберту не сразу. Чтобы красиво и плавно двигать конечностями нужна немалая сноровка и навык. Но неуклюжие дерганья Шайна лишь забавляли спутницу.

— Много не пей! Тебе предстоит долгая ночь!

— Будем танцевать до утра?

— Нет. Трахаться!

Альберт замер с занесенной ногой.

— Мы с тобой?

— Все женщины племени с тобой! Зарзул одарил тебя своей благодатью! Родятся удачливые дети!

— Но я же человек!

— Без разницы! Великий Шаман указал на тебя!

— А можно отказаться?

Сестра вождя расхохоталась.

— Нет!

— Но я не смогу покрыть за ночь всех женщин племени! Это физически невозможно! — разозлился дипломат, хотя у самого от такой перспективы изрядно грело в паху.

— Будет еще много ночей и много дней! Мы тут надолго.

Вот же напасть! Из обычного раба превратиться в сексуального! Недаром имперские мудрецы учат: бесплатный сыр без последствий не обходится.

Шайн включил мозг на полную мощность. Благо от такой интересной новости весь алкоголь вмиг выветрился. С одной стороны, женщины дипломату давно хотелось. Молодой организм, как никак. С другой — подобные оргии в Империи не поощрялись и вообще как-то это неправильно. Ну а третья, самая важная причина — далеко не все орчихи такие красивые как Тарша.

"Музыка" стихли, "скорбящие" уселись отдыхать. Вспотевшие, разгоряченные воины срывали с себя шкуры и оставались в чем мать родила. Орчихи незамедлительно последовали примеру, заставив Альберта покраснеть как помидор.

Что же делать? Шайн бегло осмотрел кочевников. Женщины отвечали томными, полными желания и страсти взглядами. Мужичины, наоборот, зыркали с плохо прикрытой ненавистью. Как бы какому ревнивому муженьку не сорвало крышу — иначе никакой благословление не спасет Альберта от проломленного черепа.

Несколько раз дипломат всерьез подумывал использовать кольцо. Пусть Зарзул сам нисходит в бренный мир и выполняет свою работу. Но тратить бесценный подарок на глупость, когда он может пригодиться для действительно важной проблемы…

Альберт упал на колени и схватился руками за голову. Варвары вмиг сосредоточили на чужаке все внимание. Женщины так и вовсе разволновались не на шутку.

— Слышу!!! — возопил Шайн. — Зарзул говорит со мной!

Горран подскочил к пленнику и обхватил лапищами за плечи. Ситуация была более чем серьезная. Вдруг великому Шаману не понравились похороны? Так и беду на племя недолго навлечь! Лишь Грум тихо посмеивался, уплетая вяленое мясо.

Словно угадав мысли вождя, Альберт прокричал:

— Зарзул благодарит вас за достойный ремонт кургана! Сказал, больше не дуе… думает об оскверненной усыпальнице! И в эту ночь, молвил он, все зачатые дети родятся счастливчиками! Плодитесь и размножайтесь все, а не только Альберт!

Толпа разразилась криками и шлепками в ладоши. Кочевники разбились на пары и заспешили в свои шатры. Тарша тоже куда-то направилась, потеряв к рабу всякий интерес.

— Ну что, идем? — спросил Шайн, догнав хозяйку.

— Куда? Раз Зарзул благословил всех, то я пойду в шатер Барага.

— А я?

— Что ты? Можешь спать в моей повозке и взять еды из общего котла, заслужил. И не забудь покормить Стрелу перед сном.

Альберту пришлось довольствоваться созерцанием Таршиной спины и тем, что ниже. Раздосадованный до глубины души за собственную глупость, дипломат поплелся к шатру, но быстро передумал. Лагерь просто содрогался от диких стонов и криков — заснуть в таких условиях было невозможно. Обидно. Бросив волчице костей, Шайн потопал к реке.

В воде кто-то шумно плескался.

— Кто здесь? — спросил Альберт, на всякий случай потянувшись к мечу.

— Исмаил.

— Ты что, купаешься?

— Доспехи мою. Я же мертвец, зачем мне мыться.

— А не заржавеют?

— Нет. Я украл у зеленожопых немного сала и сухих тряпок. Вот смажусь, просохну, а завтра песком начищусь. Может даже блестеть буду.

— Прекрати называть орков зеленожопыми.

— Почему? У них что, жопы не зеленые?

— Это некультурно. В Империи вообще за такое штрафуют, особенно если в газете написано.

— Ну вы и размякли за двести-то лет. Скоро и мужеложцев венчать будете, позорища. Кстати, а почему ты здесь стоишь? Твои родичи вон жарятся, на всю округу слышно. А тебя не пригласили?

Альберт не ответил, но Исмаил и так все понял.

— Эх ты, сопляк. Разве драться за женщину не принято в современной Империи? Ты же воин, а сбежал как побитая шавка. Иди и забери орчиху в свой шатер, будь мужиком.

— У меня нет шатра.

— Зато у нее есть. Иначе тебя даже люди уважать не будут, что уж говорить о зеле… орках. Подходишь к хахалю, даешь в морду и кричишь: моя баба! Я в Степи десять лет прожил, в обычаях разбираюсь.

Полный решимости, Альберт ворвался в лагерь. Где находится шатер Барага он понятия не имел, пришлось разбудить прикорнувшего у костра старичка и выяснить. Шайн резким рывком содрал полог, застав "благословленных" на самом интересном моменте. Бараг, уже задравший голову чтобы победоносно заорать, дернулся и потянулся к оружию. Несмотря на прерванное удовольствие, орк не бросился на пленника очертя голову — Альберт мог просто донести какие-то вести. Мало ли, вдруг безродные напали или волки.

— Что случилось, раб?

Тарша злобно выдохнула и перевернулась на живот. В ее глазах вспыхнула ярость, сменившаяся неподдельным интересом.

Воспользовавшись неразберихой, Шайн подошел к "брачным" шкурам и со всего размаху заехал Барагу в челюсть. У орка она сразу отвисла — от удивления. А вот Альберт понял, что еще не скоро сможет орудовать мечом. Разве что левой рукой. Скривившись от боли, дипломат все же скрипнул:

— Моя баба!

В следующую секунду воздыхатель вылетел наружу, пропахав спиной траву. Бараг вышел следом в чем мать родила, и Шайн сразу понял, что выбрал соперника не по размеру. Такая громадина была редкостью даже среди кочевников, а дипломат ему буквально в пупок дышал.

— Твоя? — рявкнул орк и расхохотался. — Щас ты моей бабой станешь!

Не ворвись раб на самом важном моменте, Бараг вполне возможно отвернулся бы к стене и захрапел, совершенно не заботясь, кто чья баба. Но теперь верзила напоминал бешеного буйвола и не собирался хоть как-то щадить наглеца.

Встревоженные криком, из шатров высыпали соплеменники. Первым на выручку рабу бросился Горран, следом за ним семенил Грум. Вождь встал между Барагом и жертвой. Альберт заметил, что разъяренный любовник на голову выше главы общины.

— Что происходит?

— Эта бледная собака бросила мне вызов за Таршу!

— Так дерись!

— Но он раб и не имеет права! За такую дерзость духи велят карать смертью!

Горран смолк, тяжело засопел. Противиться традиции он не мог — вождь все-таки. Альберт понял, что дни его сочтены. Использовать кольцо? А что толку — явится Зарзул и унесет его в родную Империю? Вряд ли.

В образованный соплеменниками живой круг ступил Джак и молвил, взмахнув рукой:

— Тогда я выкуплю его и дарую свободу!

Рядом возникла нескладная фигура Сарса.

— Если старику не хватит на выкуп — я добавлю!

— И я! — крикнул кто-то.

— И я!

— Грум накинет тоже!

— Тарша, почем продашь раба?

— Последней шкуры не пожалею!

Горран растянулся в победной ухмылке.

— Сестра, сколько хочешь за Альберта?

Некоторое время в шатре молчали, потом послышался ответ:

— Забирай даром! У меня это счастье уже в печенках сидит!

— Да будет так! Альберт-человек, отныне ты не раб, а чужак. И желанный гость в моем племени. Возражения есть?

Кочевники молчали.

— А теперь бейтесь! И пусть мою сестру получит сильнейший!

Очнулся Шайн далеко за полдень. Смог открыть только правый глаз. Руки и грудь невыносимо болели. Провел языком по зубам — не нащупал левый верхний клык. Ноги вроде слушались без проблем, но попытка встать обернулась волной резкой боли.

Рядом с ухом послышался плеск, на лоб легла холодная тряпица.

— И кто его надоумил на такое? — Шайн узнал встревоженный голос Тарши.

— Я, — честно признался находящийся где-то рядом Исмаил.

— Вы люди все такие дураки?

— Не знаю, но Альберт точно дурак каких поискать.

Раненый хотел ответить той же монетой, но распухшие губы наотрез отказались разлипаться. Над дипломатом склонился пыхтящий трубкой Грум, потрогал шершавым пальцем щеку, ощупал кости.

— Жить будет, но нормально не скоро, — изрек шаман. — Ладно, пойду к Барагу, тому совсем худо.

— Я думаю, у него какая-то форма бешенства. Так руками махал.

Альберт с большим трудом просунул язык меж губ и открыл рот.

— Што фчера было?

— Ты избил Барага до полусмерти. Все племя тебя от него отрывало, вот помяли немножко, — ответил рыцарь.

— Тарфа теперь моя фенфина?

Орчиха по-доброму усмехнулась.

— Бараг теперь не может быть моим мужчиной. Но стать ли твоей женщиной — решать только мне.

— А ты фтанешь?

— Я подумаю.

Альберт блаженно улыбнулся и закрыл глаза.

Вопреки ожиданиям шамана, чужак провалялся ничком три дня кряду, а потом внезапно встал и пошел. Будто не было никакого боя, а человек как обычно проснулся поутру и занялся привычными делами. Первым делом Альберт засел в огороженном кожаной ширме нужнике на целый час, заставив вернувшихся с охоты мужчин постоять в мучительной очереди.

Затем добрался до оставшегося с ужина варева и выхлебал все, да еще и дочиста выскреб чан. Ничего не болело, синяки стухли, превратившись в светло-желтые пятна. После плотной трапезы чужак поспрашивал о Бараге и выяснив, что тот жив-здоров, направился к Груму.

Альберт также выяснил, что после битвы за женщину он удостоился клички — Вахул. В вольном переводе это означало Бешеный Кулак. Кочевники почтительно звали чужака Аль-Вахул или просто Берт — выговаривать людское имя целиком для многих оказалось проблематично. Разумеется, рабом его никто не осмеливался назвать.

— Что это было, Грум? — спросил Шайн у пыхтящего трубкой толстяка. Тот лишь пожал плечами.

— Посмотри на кольцо.

Альберт поднес левую руку в глазам и заметил вдоль подарка глубокую черную трещину.

— Постарайся больше не сходить с ума, Аль-Вахул. В этом кольце сокрыта сила слишком древняя и опасная. Это все, что ты хотел узнать?

— Когда я смогу поговорить с Горраном об эльфах?

— Когда станешь полноправным членом племени, — с усмешкой ответил Грум.

— А разве чужакам нельзя обращаться к вождю? А как же послы?

— Какие еще послы? Ты единственный посол на всю Степь. После заключения Перемирия никаких делегатов тут отродясь не бывало.

— А ты можешь поднять эту тему от моего имени? У вас же есть какие-то советы, собрания…

— Грум множество раз говорил об этом с Горраном, но он отказывается идти на север. Орки не хотят, чтобы армии остроухих маршировали через Степь, ведь это единственный путь в Империю. Племена не забыли давний позор.

— И что же мне делать?

— Ждать, друг мой.

— Чего?

— Благоприятных обстоятельств.

Выйдя из шатра, Альберт увидел неподалеку Исмаила. Рыцарь стоял, широко расставив руки и ноги, а молодые орчата натирали доспехи песком. Блестеть как новенький он не стал, но уже не выглядел старой ржавой развалиной.

— Что это за новости? — удивился дипломат. — С чего бы оркам тебя полировать?

— Кажется, они думают, что я святыня, приносящая удачу. Как-никак, двести лет ошивался рядом с Зарзулом. Пропах, так сказать, его благодатью с ног до головы.

— А тебя, железяку расистскую, не смущает, что дикари лапают доспех своими зелеными руками?

— О, нет, что ты. Даже наоборот — юные сыны Степи прислуживают старому вояке. Да о таком только мечтать можно!

— Кстати о старом вояке. Ты не мог бы потренировать меня?

— Знаешь, я помер немолодым, а сейчас и вовсе еле двигаюсь. Но дам тебе совет, даже два. Первый — хочешь научиться убивать орков — тренируйся на орках. И второй: используй преимущества своих размеров. Будь быстрее, ловчее и точнее. Тогда хоть горного великана завалишь.

— Спасибо.

— С тебя два золотых.

— Ты издеваешься?

— Да. Но от кусочка сала для смазки не откажусь.

— Между прочим, кто-то мне еще тайник показать должен.

— Не вопрос, Исмаил не отказывается от обещаний. Но вдвоем мы туда топать месяца два будем. Так что уговаривай вожака развернуть волов на запад и кочевать аж до самых гор.

Альберт хмыкнул.

— Не думаю, что Горрану понравится идея снова лезть в горы. В тайнике должно лежать нечто действительно ценное.

— А оно там и лежит. Знамя Первого Вождя достаточно ценно для варваров?

— Путь к Западным горам — это путь через всю Степь, через самое ее сердце, где нет ничего, кроме пыли! — на совете племени Горран был на удивление красноречив. — Слишком опасная затея, Грум.

— Цель оправдывает средства, мой вождь. Знамя Зарзула — величайшая реликвия нашего народа. Обладать им — значит обладать невиданной властью. Под этот стяг станут десятки племен и общин.

— Но зачем нам это? Ради чего вновь собирать Великую Орду? Да и не доверяю я железному человеку. Вахул — дело другое, но это существо… какое-то странное.

— Горран, Империи грозит раскол. Что будет дальше — не видят даже духи. Среди людей память о войне не менее сильна, чем среди детей Степи. Многих хотят отомстить, но нынешний император выбрал тропу мира. Но она не вечна. Мы должны быть готовы к худшему. Выживание орков лишь в единстве!

— Я против! Пусть нас рассудят старейшины.

Первым как обычно молвил Джак:

— Человек прибыл к нам неспроста. Сколько нового увидели мы после его прихода. Горран, я помню тебя с детских шкур, но ничего подобного раньше не было! Долгие-долгие годы все шло своим чередом. Кочевки, поиски пропитания, редкие стычки.

Старцы одобряюще загудели.

— Вахул прилетел на ветре перемен, и они не заканчиваются, а только начинаются. Чует мое старое сердце, над Степью снова сходятся грозовые тучи. И если принимать удар — то всем вместе. Я голосую за поход!

Заседатели поддержали товарища единогласно.

Вечером Альберт по привычке забрался в шатер Тарши, однако хозяйка выпроводила его наружу. На вопрос: "в чем дело?" чужак услышал весьма интересный ответ. Оказалось, что свободный мужчина не имеет права ночевать в одном жилище со свободной женщиной. А раб — он как вещь или животное, поэтому прежние ночевки Шайна никак не возбранялись.

— И где мне теперь спать?

Тарша пожала плечами.

— В своем шатре.

— Но у меня нет шатра!

— Придумай что-нибудь. Ты же мужчина.

Сильно озадаченный, Альберт пошел искать совета у самого мудрого члена племени. Грум, закусывая сырную лепешку хмельным молоком, растолковал все как есть. Орки добывают движимое и недвижимое имущество двумя способами: своими или чужими руками. Под первым подразумевается охота и ремесло, под вторым — грабеж, причем последний способ гораздо предпочтительнее. Торговлю и обмен, как оказалось, кочевники не шибко одобряли, но и не отказывались полностью. Но у Альберта не было ничего ценного, что стоило бы как целый шатер или даже небольшая палатка. Менять кольцо Зарзула на кусок кожи никто не собирался.

Поэтому дипломат загорелся идеей добыть наконец-то буйвола или оленя, чтобы и криворуким племя не считало, и в глазах Тарши значительно вырасти. Оставалось только найти лук по размеру и силам, а еще лучше — подрядить кого-нибудь помочь в опасном мероприятии.

Выбор сразу пал на Сарса. Кандидатура, на взгляд Альберта, идеальная. Сильный, спокойный, любознательный, неплохо относится к чужаку. Юный орк обнаружился неподалеку от лагеря, рядом с небольшим костром. Сарс сдирал кору с будущих древков копий и стачивал заусенцы острым топориком.

— Привет! — сказал Альберт, хлопнув себя по груди. Сарс ответил тем же жестом. — Не хочешь сходить со мной на охоту?

Несколько секунд собеседник молчал, сверля товарища подозрительным взглядом.

— Никогда не предлагай мужчине сходить на охоту, Вахул, — серьезным голосом пробормотал орчонок.

— Почему?

— Охота — женское занятие. Когда один орк предлагает другому сходить на охоту, он… Ну… Как бы предлагает это…, - Сарс многозначительно потыкал палкой в огонь и покраснел.

Альберт аж присвистнул. Как хорошо, что он не поплелся с такой идеей к взрослым воинам. В лучшем случае бы на смех подняли, а то бы и пустили слух по лагерю, какой необычный человек им попался. Но Альберт не просто протирал штаны в академии, он был настоящим дипломатом.

— Ладно, давай так: я пойду, ммм, пострелять из лука, а ты будешь меня охранять.

Сарс улыбнулся.

— Я сейчас занят. Попроси железного человека сопроводить тебя.

— Если ты занят — могу я одолжить твое оружие и стрелы? Надеюсь, в этой просьбе нет никакого скрытого смысла?

Орчонок согласился, а Вахул сделал мысленную пометку: сперва все спрашивать у Грума, иначе любая невинная для человека фраза может обернуться полной потерей репутации.

Исмаил лежал у костра посреди лагеря и пил вино. Точнее, заливал драгоценный напиток в забрало, а он вытекал с другой стороны шлема. Рядом с рыцарем сидела троица соблазнительно одетых поварих и натирала салом и без того жирный доспех.

— На тебя скоро слепни со всей Степи слетятся, — сказал Альберт на имперском. — И зачем ты переводишь алкоголь?

— Отстань. Я отдыхаю.

— Ты отдыхаешь с того момента, как вылез из кургана. Пора бы и делом заняться. Я собираюсь на охоту — со мной пойдешь?

— А ты знаешь, что не стоит предлагать орку…

— Завали забрало! Ты не орк. Поднимай свой ржавый зад.

— Нет, — ответил Исмаил и перевернулся на живот.

Сплюнув под ноги, Альберт закинул за спину колчан и пошел охотиться самостоятельно. В сгущающихся сумерках костер был виден издалека словно маяк, так что заблудиться Вахул не боялся. Еще днем он приметил поблизости заросли какого-то бурьяна высотой с человеческий рост. Уж если где и водилась животина, то только там.

Спустя полчаса ходьбы лагерь за спиной превратился в тусклую рыжую точку. Охотник присел и медленно потопал к зарослям, как и учила Тарша. Альберт надеялся подстрелить что-нибудь действительно редкое и опасное, вроде кривозубого степного тигра. Чтобы сестра вождя ему (Альберту) на шею и воскликнула: "мой мужчина!". А потом на этой же полосатой шкуре они бы…

Погрузившись в сладкие грезы, Вахул едва не прозевал добычу. Из зарослей вышел серебристо-серый красавец олень и принялся жевать колючки. У зверя отсутствовал правый рог, зато левый ветвился за оба сразу. Альберт заметил на нем какие-то наросты и шишки, но в темноте было не разобрать.

Затаив дыхание, охотник натянул тетиву, прицелился и отпустил стрелу. Снаряд угодил оленю прямо в ляжку, хотя Вахул на любом суде поклялся бы, что метил в голову. Вместо того, чтобы убежать (как и подобается приличной зверушке) олень плашмя упал на землю, словно был сделан из дерева, а не живой плоти. После чего трубно заревел и попытался ухватить древко стрелы зубами. Не вышло.

Альберт потянулся за второй стрелой, дабы добить раненого, как из кустов вылетела закутанная в широченный балахон фигура и склонилась над однорогим.

— О великие духи, Рожок, кто с тобой это сделал?

Голос принадлежал женщине — очень плавный и тягучий словно мед. Шайн отчетливо услышал незнакомый акцент, но не смог сразу определить какой именно.

— Проклятые варвары! Рожок, не умирай! Смотри на меня, дыши!

Балахон метался туда-сюда в тщетных попытках облегчить участь животине. Альберт понял, что допустил серьезную ошибку, но ее еще есть шанс исправить, если не отсиживаться вдалеке.

— Девушка, не трогайте стрелу — только хуже сделаете.

— Что? Кто здесь? Ах ты маленький сопливец, зачем ранил моего Рожка? Веди своих родителей, негодник!

— Я, вообще-то, не орчонок.

— Ты голодающий карлик?

— В каком-то смысле.

Незнакомка извлекла из складок необъятного одеяния факел и кресало. В неверном свете Альберт рассмотрел лицо орчихи и обомлел. Она походила на человека еще больше, чем Тарша. Точнее, даже не на человека.

На эльфа.

Узкое треугольное лицо, широко посаженные красивые большие глаза, тонкий носик без привычной горбинки. Цвет кожи светло-зеленый, куда светлее, чем у орка. Губы тонкие, а клыки совсем маленькие, почти незаметные.

— Ты — человек! Но одет в шкуры и стреляешь из степного лука. Зачем ты убил Рожка? Ты что, не видел бубенцы на его прекрасных ветвях?

Так вот что это за шишки. Но в темноте-то и не разберешь.

— Не стой столбом! Сделай что-нибудь!

Альберт подошел к зверю и осмотрел рану. Стрела едва задела мышцы, пройдя навылет через шкуру и жировой слой. Сущий пустяк — похромает немного и оклемается. Главное остановить кровь.

— Мне нужны чистые тряпки и какой-нибудь инструмент. Клещи или топорик.

— О, — полуорка прижала руки к груди, — у Маргит есть все, что захочешь. Только спаси Рожка.

Новая знакомая скрылась в бурьяне, а минуту спустя вернулась с мотком бинта и добротными кузнечными клещами. Альберт откусил наконечник стрелы и вытащил древко. Олень заревел и щелкнул зубами.

— Не бойся, мой дорогой, все будет хорошо, — Маргит положила голову животного на колени и принялась гладить шею.

Шайн перебинтовал рану и удовлетворенно хмыкнул. Вены и артерии не задеты, жить будет.

— Что же теперь мне делать? — запричитала орчиха. — Как везти товар?

— Ты купец? — удивился Шайн.

— Маргит — Тор-гаш. Ничего не покупаю, только продаю.

— Как можно продать, не купив?

— Делать своими руками!

— И что же ты делаешь?

— О, пойдем, покажу!

За бурьяном пряталась превосходная карета явно людской работы. Широченные колеса были облиты смолой для лучшей проходимости, кузов стоял на рессорах, вошедших в обиход совсем недавно. Сперва Альберту показалось, что внутри кареты одна солома, но потом он понял — это лишь меры безопасности. Маргит перевозила глиняную посуду — да такого качества, что не везде в Империи найдешь. Формы удивительно ровные, аккуратные, покрытые белой глазурью и расписанные синей краской. Причем украшения варьировались от простых линий до самых настоящих произведений искусства.

— Ты это сама сделала?

— О да, я трудилась целый месяц, а теперь не сумею попасть на ярмарку вовремя!

— Не знал, что орки торгуют меж собой.

— Маргит торгует с людьми! Что же мне теперь делать?

— Пошли в наш лагерь. Завтра мы идем далеко на запад, подбросим тебя, а там и Рожок оклемается.

— О, это очень хорошая мысль. Я согласна!