— Вечером дождь будет, — произнес аскет, щурясь на совершенно чистое небо без единого облачка. — Хорошо, что плащ купили.

Правда, одной накидкой дело не ограничилось. Покидая крупный торговый город, грех не закупить все необходимое для дальней дороги. Тем более, пока деньги водятся. Вера получила взамен изодранного в драке сарафана темно-зеленое платьице до щиколоток — менее маркое и не такое заметное среди буйной ладинской зелени. Плащ, кстати, того же цвета, и если девочка надевала капюшон и вставала рядом с кустами или пряталась в высокой сочной траве — даже самый зоркий глаз заметил бы ее далеко не сразу.

Еще Андрей купил подопечной добротные кожаные сандалии с толстыми подошвами прямиком из турской степи. Весьма удобная летняя обувь и для трактов, и для бездорожья, недаром южане ходят в ней поголовно от мала до велика и в огромных количествах поставляют во все княжества.

К обновкам добавились широкий кожаный ремешок с двумя петлями по бокам и небольшая походная сумка. Ни одна девочка Ладина никогда не носила и не носит такой ремень, будь то крестьянка, боярыня или сама княжна. Но Вера — не обычный ребенок, а спутница аскета и должна всегда быть во всеоружии. По крайней мере, благодаря нехитрой, но сытной снеди в сумке она не умрет с голоду, если со спутником приключится беда и придется бежать без оглядки. Вяленого мяса, сушеных фруктов, сыра и сухарей хватит на неделю, а там, глядишь, и помощь подоспеет.

Уже уходя из Четырех Трактиров, странник остановился у лавчонки со всякой дребеденью: игрушками, посудой, украшениями — все дешевое, но красивое, вырезанное местным умельцем. И приобрел два деревянных меча — с виду чистое баловство для детворы, решившей поиграть в витязей, но для начальных упражнений лучше не сыскать. Довольно тяжелые и крепкие клинки — из молодого дуба, коего во всем княжестве полным-полно. Никаких заноз и заусенцев — все отшлифовано аж блестит и замочено в соленой воде для еще большей прочности. Рукояти плотно обмотаны бечевой — удобно держать и не будет зудеть ладонь при сильных ударах. А с должной осторожностью таким мечом почти невозможно пораниться — если только со всей дури хлестануть ребром по макушке.

— На вот, — сказал тогда аскет, просовывая игрушку в левую петлю ремня. — Привыкай, только не держись за рукоять все время. Мы не бояре и не дружинники, хватаемся за оружие только в случае крайней нужды. Помни: лучший бой тот, которого удалось избежать. Так-то. Выпадет свободная минутка — буду учить тебя драться. Нечисть лютует, не успели Вислы покинуть, а в какие передряги уже вляпались. Ты у меня храбрая — меры нет, еще бы умения столько же было — и хоть прямо сейчас в Пламенные Сердца. Вот обучишься мечом владеть и спину мне прикроешь, в деле каком подсобишь, а то чую — старею не по дням, а по часам. Согласна?

Вера охотно кивнула, а когда аскет отвернулся и потопал по тракту, выхватила деревянный меч и с восторгом осмотрела от искусно вырезного навершия до острия, разве что не обнюхала и на вкус не попробовала.

— Не балуйся, — строго произнес Андрей, пряча улыбку.

Парило немилосердно. Катящие в сторону Тура телеги уже через сто шагов растворялись в нависшем над трактом раскаленном воздухе, превращаясь в размытые темные пятна. Очень многие торговцы спешили на юг, кто в одиночку, кто целыми караванами, отчего спутникам приходилось брести по обочине и глотать пыль из-под колес.

Оставалось ждать, когда дорога вынырнет из нависшей со всех сторон дубравы, и сворачивать в поля и луга.

— Здрав будь, господин аскет! — вдруг раздался сиплый голос, с трудом пробившийся сквозь оглушительный скрип и фырканье изнывающих от зноя животных.

Андрей поднял голову и увидел мужчину на козлах запряженной пегой лошадкой повозки. Носил он холщевые портки, высокие сапоги с подвернутыми голенищами, белую рубаху и жилетку со шнуровкой. Густые русые волосы стриг коротко, щеки гладко выбривал, зато усы свисали аж до широкого подбородка с ямочкой. Смешливые карие глаза с любопытством наблюдали за странником, и даже несносная жара не стерла с загорелого лица добродушную улыбку.

— Свет в помощь! — отозвался Андрей.

— Дело есть, господин аскет.

— Ко мне за иным и не обращаются, — мужчина устало качнул головой.

— Что верно — то верно. Слыхали о боярине по имени Медведь Васильевич?

— А как же. Но лично не встречался.

— Я — Фома, по хозяйству у Медведя-батюшки хлопочу. У него усадьба в двух верстах от Придорожья. Как вы знаете, князь наш страстно любит тыкву и мед. Какой-то скиталец — то ли знахарь, то ли волхв, нашептал ему однажды — будешь тыкву есть, доживешь до ста лет.

Народная молва — ни о каких «до ста лет» тогда и речи не шло. Аскет, будучи скромным и совершенно не тщеславным, не стал говорить вознице всей правды. Что скиталец тот — он и есть, что князь по молодости водопадом лил за воротник и чуть не помер от почечных колик и печеночной хвори. И пришлось устроить целый спектакль с изгнанием с ходу выдуманного хмельного беса, дабы княже раз и навсегда завязал с пагубным пристрастием. А потом прописать ему тыквенное питание и свежий мед, ибо очень полезно после длительных возлияний и выводит из требухи всякую гадость. Тогда-то владыка ладинский и велел нескольким боярам сажать только тыквы и обустроить пасеки. Одним из них стал Медведь Васильевич.

— Знаю такую историю, — сказал Андрей.

— А у хозяина моего целое поле тыквы той. И пчел туча. Да только повадилась какая-то зараза тыкву воровать. В ульи не лезет — боится, небось, зато красавиц наших пузатеньких грызет и тащит едва ли не каждую ночь. Что мы только не делали, господин аскет! Дозоры выставляли, собак натравляли, костры разжигали, до утра глаз не смыкали — и хоть бы хны! Идем в обход — тут и там тыковки наши лежат выпотрошенные! Изорванные, искусанные, расколотые! Жуть просто! Чует Медведь — нечисто дело. Вот и сказал мне, коль встречу в городе умельца какого — пусть займется. А то как же наш князь без тыкв-то? Не доживет до ста лет!

— Ну, полно вам волноваться. Не так страшен бес, как его малюют. В Трактирах, кстати, сейчас Виктор Виверна отдыхает — его бы и наняли.

— Да я пытался, — Фома махнул рукой. — Пьяный он как мертвец. Как из ямы выбрался — так из-под стола и не вылезает. Ныне он и муху с трех раз не прихлопнет, какая там нечисть. Подсобите, а?

— Подсоблю, не вопрос. Тем паче, нам все равно на юг надобно, аж до Пограничья.

Возница улыбнулся еще шире и похлопал по свободному местечку на козлах.

— Забирайтесь. Тракт битком, с ветерком, увы, не прокачу, зато ноги хоть отдохнут.

— А в кузов можно?

— А почему ж нельзя? Я зерна да сахару накупил, хоть пляшите на мешках — что им сделается?

Андрей кивнул, ловко запрыгнул на медленную, но все же движущуюся повозку и протянул руку Вере. Схватив девочку за запястье, он рывком поднял ее в кузов и усадил на мешок. Подвода нещадно тряслась на ухабах, едва ощутимый ветерок не давал никакого спасу от зноя, но зато пыли стало поменьше, да и в такую погоду всяко проще сидеть, чем топать по заросшей обочине.

— В Туре знатно уродился виноград, вот и колесят купцы туда-сюда, — вздохнул Фома, провожая взглядом телегу, полную восхитительно пахнущих бочек. — С такой дорогой прибудем в Придорожье дай Свет к вечеру. Но все равно так быстрее, чем пешком.

— Да не волнуйтесь, мы не очень-то спешим. К тому же, время всегда можно потратить с пользой. Вера, вынимай меч. Поупражняемся немного.

Мешки лежали высоко вдоль бортов, между ними оставалось предостаточно свободного места, и девочка при всем желании не выпала бы из кузова. Аскет и сирота встали друг напротив друга с деревянными мечами наголо. Телегу нещадно трясло, так что обучение бою неплохо так развивало устойчивость и ловкость — навыки, крайне важные для любого воина.

— Правую ногу вперед, левую назад, — произнес Андрей. — Расслабься, а то вытянулась как мачта. Будь у деревьев такие же жесткие ветви, их бы обломало при первой же буре. Не стой как бревно, стой как молодая рябинка, как куст орешника. Корни — крепкие, ствол — гибкий, подвижный. Поняла?

Девочка кивнула.

— Вот так. Главное — устойчивость. Упадешь — считай, уже не встанешь. А чтобы не сбили с ног — уклоняйся. Помни, у нас нет ни доспехов, ни щитов. В этом наша слабость, в этом же и сила. Мы легки и быстры как ветер, мы не рубимся глаза в глаза, а бьемся издали. Врага нужно держать на расстоянии вытянутой руки с зажатым в ней мечом. Не можешь отогнать — отскочи сама.

Аскет сделал медленный выпад, и Вера с легкостью отбила его. Но не успела порадоваться успеху, как нарвалась на незлобное бурчание:

— Неправильно. Ты могла просто отклониться назад. Даже с места сходить не пришлось бы. Запомни: не верти клинком как лесоруб топором. Сломаешь, погнешь — и тебе конец. Будь особенно осторожна во всяких подвалах, шахтах, гробницах и пещерах. Наша основная работа там, под землей, так что забудь о мельницах и прочих взмахах-размахах. Гляди, — Андрей описал перед собой широкий круг. — Держи меч только в этой области и не выходи за границы. Еще раз.

Следующий укол Вера отразила натянутым на руку плащом и в тот же миг шлепнула учителя плашмя по плечу. Аскет покачал головой и легонько пожурил девочку:

— Ах ты хитрая лиса! И все равно не так. Да, толстая ткань защитила тебя от деревянного меча, но наши враги очень редко ходят с таким оружием. Если точнее — вообще никогда. Когти оборотня или клыки упыря способны разорвать даже кольчугу, а ты тут плащиком машешь. Только уклонение, только ловкость — заруби на носу.

— Эк вы ее гоняете, — усмехнулся Фома.

— Она сама кого хочешь загонит. Волчонок, а не девка, только без зубов пока. Но мы это исправим. Не сразу, со временем, но исправим.

Повозка налетела на очередной ухаб, кузов сильно тряхнуло, и Вера, всплеснув руками, чуть не рухнула на дорогу. Но Андрей словно черная молния метнулся к подручной и успел поймать ее.

— Молодец, — сказал он, помогая сироте сесть на мешок. — Не выронила меч. Всегда держи его крепко-накрепко, а то служба у нас такая… порой и летать приходится и кувыркаться. Отдохни часок и продолжим.

Усевшись на место, аскет достал из сумки небольшой бурдюк с горячей ключевой водой. Свежести никакой она не давала, хоть жажду утоляла — и на том спасибо. Глотнув разок, мужчина передал бурдюк Вере с наказом много не пить, а то еще сильнее захочется. А сам положил на сухарь кусок сыра и медленно задвигал челюстями.

— Будете? — обратился он к Фоме.

— Спасибо, по такой жаре кусок в горло не лезет. Слушайте, а можно спросить кое о чем?

Аскет уверенно кивнул:

— Спрашивайте. Но ответа не обещаю.

— Оно понятно. Тайны, ведовство, все дела. Но вопрос мой прост: вы как к церкви относитесь?

— С уважением.

— Да я не в том смысле. Просто вы одеваетесь как монахи, ведете себя как монахи, чтите Писание как монахи, но себя монахами не считаете. Как так-то?

Андрей помолчал немного и произнес:

— Давным-давно, а именно пять веков назад, не было никаких Пламенных Сердец, лишь монахи и священники, поклоняющиеся Свету и следующие аскезе. Тогда людей жило очень мало, искушений и соблазнов было не в пример меньше, а молитв и бдений при свечах вполне хватало для удержания Тьмы по Ту Сторону. Но потом равновесие нарушилось, темные твари устремились в мир смертных и потребовались… более действенные меры. Самые храбрые и непоколебимые из церковников покинули храмы и взяли в руки оружие, тем самым поправ Писание. Этот исход нельзя считать расколом, нас никто не изгонял и не предавал анафеме, но зваться монахами и священниками мы уже не могли. Некоторые летописцы называют нас монашеским орденом, что не совсем верно. Мы добровольно отринули саны, а во всем остальном… да, мало отличны от духовенства. По сути, священники изгоняют Тьму из душ паствы молебнами, а Сердца даруют вечный покой тем, кто уже никогда не вернется на сторону Света.

— Ну теперь хоть немного понятнее стало.

— Не забивайте голову, — Андрей стряхнул крошки с сутаны. — Важно, кто мы сейчас, а не кем были когда-то.

Сказав это, аскет подмигнул Вере:

— Тебя это особенно касается. Если не сдаешься — безвыходных положений не бывает. А коль сдался — то любое положение безвыходно. Ну, а теперь надо поспать, полежать немножко… После полудня продолжим упражнения.

Возница не соврал — солнце едва коснулось горизонта, как вдали показалось Придорожье. Село в два десятка изб по обе стороны тракта, похожее на Вислы как брат-близнец за одним существенным отличием — тут построили храм.

За домами тянулись огороды и сады, кропотливым трудом отвоеванные у березовой рощи. Пока мужики кололи дрова и носили воду для вечерней каши, бабы стояли на обочинах с ведрами спелой клубники, смородины, вишни и малины — авось проезжий купец захочет полакомиться свежими ягодами и костянкой.

Времена такие, каждый грош пригодится. Да и какой бы тяжелой ни была монета — все равно карман не оттягивает.

Чумазая детвора с громкими криками носилась за околицей, привыкшие к дневному движению цепные псы лениво дожидались ночи, когда можно будет вдоволь облаивать всех подряд. Над трубами курились дымки, телеги катились дальше на юг, в общем, Придорожье жило своей обыденной жизнью.

Которую могла омрачить разве что надвигающаяся буря. Да, Андрей тоже не ошибся, еще утром предсказав непогоду по ведомым лишь ему приметам. Из-за окрестных лесов как по приказу поднялись тяжелые облака и неспешно полетели прямо к селу, царапая косматыми брюхами верхушки деревьев. В одночасье толстые белые барашки сбились в темно-серое зловещее стадо, подул резкий холодный ветер, погнав прямо на дома волны пыли.

Сверкнула молния, вскоре ее догнал такой гром, что у изб затряслись крыши. Пегая лошадка заржала и едва не встала на дыбы, но Фома успел вовремя утихомирить перепуганную животину. Зато местный скот поднял такой гвалт — хоть уши воском заливай. Куры отчаянно квохтали и шлепали крыльями в тщетных попытках улететь из курятников. Козы хором блеяли, коровы ревели и бодали стены хлевов, свиньи визжали так, будто к ним забралась стая волков.

После второго раската к звериному безумию подключились собаки, завыв как по покойникам. Люд же стремился поскорее укрыться в крепких срубах, пока не начался дождь. Ни о какой работе не могло идти и речи — ветер бросал в лица колючую пыль, не давая ни дышать, ни глаз открыть.

— Недоброе грядет, — прошептал возница. — Нутром чую — быть беде!

— Окромя ненастья нам ничто не грозит, — ответил аскет, но без прежней уверенности.

— Может, на постой попросимся?

— И застрянем до утра, а то и до полудня. Да и как потом по размытой дороге? Нет уж, поднажмем и пару верст проедем.

— Но! — крикнул Фома, хлестнув кобылку вожжей. — Пошла, родимая!

Андрей и Вера накинули капюшоны и спрятались за мешками как нахохленные воробьи. Неистовый ветер порой так сильно бил в борта, что телега полегче и без груза точно бы опрокинулась. Небо стало иссиня-черным, в ноздри ударил острый запах, какой бывает перед сильными грозами, от грохота закладывало уши. Казалось, будто невидимый великан хлопает в ладоши прямо над головами странников.

Лошадка, тем временем, свернула на узкую полевую дорогу, ответвляющуюся от тракта сразу за селом. Ею постоянно пользовались, отчего колеи казались тверже камня и не зарастали, и тщательно отбивали у наступающей рощи: срубали молодые деревца, корчевали побеги, косили траву. Ехать по ней было так же быстро и приятно, как по пустому тракту, да еще и березы сберегали от бушующего ветра. Только бы дождь не начался, подождал хотя бы полчасика.

Но у природы имелись свои мысли насчет странников. Небеса разверзлись, когда повозка выкатила к подножью пологого холма, на вершине которого высились застланные серой пеленой постройки. С каждой секундой видимость ухудшалась, стены дождя надвигались со всех сторон, лес, холм, усадьба полностью скрылись за мельтешащей водой. К счастью, тут и там лежали крупные — с пивные бочонки — рыжие тыквы, и по ним вполне можно было прокладывать путь как по маякам в ночи.

— Никогда не видел такого ливня! — крикнул Фома, пробиваясь сквозь оглушающий шелест капель. — Сорок лет брожу под солнцем — и вот те на! Вы там как?

— Как в лодке с пробитым днищем.

— Ничего, скоро доедем! Еще бы версту протянуть.

Но кобылка шла все медленнее и часто всхрапывала, а узкие колеса тонули в быстро размокающей дороге. Если телега полностью не увязнет в грязи, того и гляди соскользнет вниз с холма, невзирая на мешки и людей.

— Давай, родимая! Немного осталось!

Лошадь напряглась в последний раз и встала как вкопанная. Повозка увязла в месиве по самые оси, без посторонней помощи вытащить ее было просто невозможно.

— Приехали! — фыркнул Фома и соскочил с козел, разбрызгав во все стороны черную жижу. — Идите вверх по склону до усадьбы — не промахнетесь — и кликните батраков на подмогу. А я пока Рыжку распрягу.

Андрей осторожно, чтобы не запачкаться, слез и помог спуститься Вере. Дождь и не думал утихать, нещадно хлеща аскета и сироту по спинам мутными плетьми. Они зашагали вдоль бахчи, держась за руки и сгибаясь в три погибели. Лютый ветер постоянно срывал капюшоны и распахивал плащи, но влага и холод мало беспокоили путников — они давно уже промокли насквозь и продрогли до костей. Еще бы и заблудились вдобавок, если бы не рыжеющие по обе стороны дороги тыквы.

Вскоре аскет добрался до забора, почти что вслепую коснувшись ладонью шершавых бревен. Ворота оказались закрыты, и никто не спешил впускать запоздалых гостей, как сильно Андрей не колошматил рукоятью деревянного меча по створкам. Вой ветра и шелест капель заглушали все вокруг, но, к счастью, цепные псы слышали не в пример лучше людей, да и ливень мало мешал их острому нюху.

Мохнатые сторожа принялись носиться по двору, греметь цепями и взахлеб лаять. Минуты через три неподалеку скрипнула дверь, кто-то смачно харкнул и пошлепал босиком по ступеням, недовольно бормоча. Над частоколом затрясся огонек свечи в стеклянном фонаре, хриплый старческий голос спросил:

— Фома, это ты?

— Он застрял на склоне! — крикнул странник.

— А ты что за пень? — насторожился незнакомец.

— Андрей из Пламенных Сердец.

— Да? А я князь ладинский! Гуляй отсюда, душегуб, пока собак не спустил.

— Я бы и рад, но погода не шибко прогулочная. Фома попросил меня разобраться с вашим тыквенным вредителем, открывайте уже.

— Коль настоящий аскет, а не мошенник — показывай меч!

Мужчина вздохнул и покачал головой, стряхнув с отросшей бороды холодные капли. А затем вынул клинок и устремил в черные небеса, и полыхнула сталь ярче молнии. В тот же миг послышался скрежет засова, правая створка распахнулась, и странник увидел пред собой согнувшегося в глубоком поклоне старика типично крестьянской внешности. Жилистый, дочерна загорелый, заросший, в залатанных портках, грязной рубахе и жилетке из овчины.

— Простите великодушно, господин аскет! — с благоговейным трепетом воскликнул он. — Не признал по дурости!

— Полно вам, — Андрей протянул старику руку и помог встать. — Вы все сделали правильно — времена нынче опасные, проверять надо всех. Нам бы согреться и обсушиться, а Фома просил батраков прислать, мешки разгрузить.

— Сейчас сделаем! А пока прошу за мной, хозяин будет очень рад!

В серой мгле рассмотреть усадьбу толком не удалось — кругом нависали силуэты каких-то построек, только и всего. В сопровождении стаи поджарых гончих, путников привели к высокому крыльцу, заканчивающемуся тяжелой, окованной железом дверью. Она тут же распахнулась, открыв взору просторную комнату с огромной каменной печью посередине. В горниле ярко полыхало пламя, потрескивали набитые доверху дрова, насыщая воздух теплом и уютом. Рядом стоял длинный стол и лавки, под забранными пузырями окнами виднелись три кровати, чисто выметенный дощатый пол лежал ровно, без прогибов и перекосов. Сразу видно руку умельца, да вот только где хозяин?

К своему удивлению, Андрей не сразу заметил знатного боярина-медогона, ибо тот отличался весьма низким ростом, болезненно худощавым телом и моложавым лицом. Насколько аскет знал, он еще не разменял третий десяток, а из-за курчавых светлых волос ниже плеч и гладко выбритых щек очень напоминал подростка. Неизвестно, как и почему родной батюшка дал ему такое имя, но с косолапым увальнем Медведь Васильевич не имел вообще ничего общего.

Носил он простецкую рубаху до колен и шерстяную жилетку как у Фомы. Дома, видимо, предпочитал ходить босиком.

Странник едва не ляпнул: «Малец, позови отца», но вовремя опомнился, прикусил язык и учтиво поклонился.

— Проходите, проходите, — сказал вельможа высоким, немного писклявым голосом. — Снимайте плащи и скорее к огню, а то рядом с вами даже стоять зябко. Ну и ливень… Сейчас разбужу жену и сына, пусть накрывают на стол.

— Не надо, — попросил Андрей, раскладывая накидки на горячей лежанке. Мокрая ткань сразу начала исходить легким паром. — Нам бы чаю с медом, а то как бы моя подручная не простыла.

Как Вера не старалась, так и не могла унять дрожь в теле, а стук зубов, наверное, слышали и в соседних избах.

— Это мы быстро. Вода как раз недавно закипела.

Медведь схватил ухват и ловким уверенным движением достал из топки чугунок с кипятком. Водрузив его на стол, сходил к гольцу и принес глиняные кружки с крынкой свежего меда. Краем глаза аскет присматривался к рукам хозяина — не по годам сморщенным и мозолистым, с въевшейся под ногтями грязью. Руки работяги, а не ленивца, умеющего лишь валяться на полатях и раздавать указания.

Андрей едва заметно улыбнулся — при первой встрече у него сложилось совсем иное мнение о Медведе, а теперь мужчина радовался, что ошибся. Недаром же мудрецы всех четырех княжеств предостерегают о суждении по обложке.

— Вот, угощайтесь. Сейчас сбегаю в подклет, принесу моченых яблок и сыра.

Сказав это, молодой вельможа спустился в погреб. Странник же зачерпнул кружкой кипятку, добавил меду, сушеных цветков липы, мяты, толченых корешков и какое-то остро пахнущее снадобье — все из своей сумки. Тщательно перемешал и протянул Вере, которая, казалось, приросла спиной к горячему печному боку.

— Выпьешь и кашлять не будешь, — заверил аскет.

— Эх, люблю такую погоду, — сказал Медведь, расставляя тарелки. — За окнами лютует буря, а ты в сытости и тепле.

— Остается помолиться за тех, кто в пути-дороге, — тихо произнес Андрей.

— Верно, — боярин охотно кивнул. — И за тех, кто волею судьбы или какого злодейства лишился крыш над головами. Да упасет их Свет.

— Вы набожны? — странник приподнял бровь.

— У нас в роду все близки с землей и Светом. Лениться не любим, работаем вместе с крестьянами и батраками. Хвастаться, конечно, грех, но храм в Придорожье батюшка мой еще построил.

— Похвально. А теперь расскажите, что за напасть вам покоя не дает?

— Понятия не имею, — вздохнул мужчина. — Даже не догадываюсь. Знал бы — нашел бы управу, а так… словно призрак на бахче поселился, но разве призраки пожирают тыквы, господин аскет? Вы когда-нибудь с подобным сталкивались?

Андрей покачал головой:

— Призраки обычно питаются страхом… некоторые — похотью, но точно не тыквами. Людская пища не для них, чем они ее есть-то будут? Ни желудков, ни кишок, сами бестелесные… Завелась у вас зверюга определенно из плоти и крови. А какая именно — расследование покажет. Вы, кстати, псов по следу пускали?

— Пускали, конечно. Не хотят идти. Боятся.

— Хм…, - аскет постучал пальцами по столешнице. — Ну, как говорится, утро вечера мудренее. Давайте уже спать, а завтра я все внимательно осмотрю.

На том и порешили.

Гостям постелили на первом этаже, после чего хозяин пожелал им спокойной ночи и поднялся наверх. Лестницу закрывала тяжелая дверь, похожая как две капли воды на входную: те же дубовые брусья, оковка железом и прочный засов. И дело тут, скорее всего, не в таинственном полевом вредителе — усадьба стояла на отшибе, считай в глуши. Кругом лес, а до Придорожья и не доберешься, не пошлешь гонца, коль набегут со всех сторон. Но с такими воротами и дверьми при наличии какого-никакого оружия можно довольно долго держать осаду и успешно обороняться от шаек разбойников или кого пострашнее.

В любом случае, Андрей чувствовал себя в полной безопасности и заснул, едва коснулся головой подушки. Вера же долго вертелась с боку на бок — она давно отвыкла от мягких кроватей и теплых одеял, а уж спать в незнакомых местах не привыкла вовсе. Сон одолел девочку ближе к рассвету, но вдоволь насладиться негой ей не удалось.

Час спустя она открыла глаза и уставилась в потолок, замерев и всецело обратившись в слух. По крыше барабанил малость успокоившийся ливень, ветер все так же гудел в печной трубе, псы лениво позвякивали цепями. Неподалеку всхрапнула лошадь, пару раз ударила копытом, в остальном скот вел себя спокойно.

Но нечто не давало сироте покоя, ее сердечко билось часто, а в груди расползался жар. Вера не слышала ничего подозрительного, однако нутром чуяла присутствие чего-то… странного. Не пугающего, не опасного, но определенно чужеродного, не принадлежащего миру смертных. Оно находилось совсем рядом — не дальше забора — и, скорее всего, бродило по бахче. Но ни собаки, ни скотина не обращали на него внимания.

А может, девочке просто почудилось? Намучилась за последние два дня — вот и не спится, мерещится всякая ерунда. Вера взглянула на аскета — тот лежал на спине, сцепив пальцы на животе, и едва дышал — ну вылитый покойник. Стоит ли будить его ради каких-то домыслов? Он и так натерпелся выше крыши: то с вампиром и ведьмой подрался, то с нежитью, то йинн его чуть не прикончил. Пусть отдыхает, зачем зазря тревожить человека?

Но девочка никак не могла убедить себя, что некое существо в поле — лишь плод ее воображения. Ведь ощущала его так же ясно, как тепло от печи или медовый запах из подклета. Верой овладело беспокойство, при всем желании не давшее бы ей заснуть, остатки дремы будто смыло ледяной водой.

Она встала, на цыпочках добралась до входной двери, рядом с которой на гвоздике висел ее плащ и ремень с игрушечным мечом. Одевшись и вооружившись, сирота накинула капюшон, легкими постукиваниями ребром ладони отперла засов и шмыгнула на крыльцо.

Двор превратился в сплошное месиво из земли и соломы, дождь продолжал разбавлять черную кашу, но девочку тревожило совсем не это. К грязи она сызмальства привыкла, а вот поведение псов не могло не настораживать. Лохмачи, обычно проявляющие хоть какие-то знаки внимания к гостям и хозяевам, выстроились в ряд под забором, навострили уши и утробно рычали.

Вера хотела вернуться и разбудить аскета, но в последний миг передумала и решила все же проверить, кто там бродит в предрассветных сумерках. Вдруг там просто лиса или кабысдох из Придорожья, а она тревогу забьет, себя на смех подымет и наставника опозорит.

Лучше уж все наверняка разведать, а потом действовать. Поспешишь — людей насмешишь.

Девочка прошлепала к забору (собаки на нее даже не взглянули) и вскарабкалась на засов, сделанный из цельного обтесанного ствола. На нем очень удобно стоять: с бахчи видна лишь часть твоей головы, а створки надежно защитят от возможного нападения.

Выглянув из укрытия, Вера увидела вдали размытый черный клубок, перекатывающийся от тыквы к тыкве. Разглядеть его получше мешали ливень и утренний туман, ковром стелющийся по бахче. Существо, кем бы оно ни было, не очень-то хотело приближаться к забору и показываться во всей красе. С расстояния оно больше всего походило на огромного ежа, но ни лап, ни рыльца девочке разглядеть не удалось. Просто дымчатый шар, ползающий по грядкам, не вызывающий ни страха, ни отвращения, как любые другие порождения Тьмы.

Возможно, это просто какое-то безобидное животное. Хищники же не едят тыквы, правильно? Никогда прежде Вера не уходила так далеко от дома, и кто знает, какие существа водятся на чужих полях и в незнакомых лесах? Девочка отважилась приманить чудное создание едой — как собаку или кошку. А чем Тьма не шутит, вдруг подойдет? Удастся хоть краем глаза посмотреть на диковинного зверя, будет потом что вспомнить.

Сирота достала из поясного мешочка кусок мокрого сыра и метнула на бахчу. Подачка с громким плюхом шлепнулась в грязь, громадный «еж» замер, но вскоре продолжил копошиться около плодов. Вера могла бы кинуть подальше, если бы не створки — они не давали как следует махнуть рукой. Поэтому она с ловкостью, какой позавидовал бы любой мальчишка, вскарабкалась на ворота и свесила ножки. Взяв кус побольше, завела ладонь аж за плечо и собралась запустить сыр прямо в существо, как вдруг налетел резкий порыв ветра, больно ударил в спину и стряхнул храброго цыпленка с насеста.

Высота ворот была немаленькой — в полтора роста взрослого мужчины, но раскисшая земля смягчила падение. Сирота рухнула плашмя, вмиг измазавшись с ног до головы. Новенькое платье, плащ, сандалии, лицо, волосы — все спереди стало черным, будто покрасили дегтем. Поднявшись и выплюнув грязь изо рта, Вера заметила, что косматый шар подполз к ней поближе. Видимо, сыр его не очень-то впечатлил, зато беззащитный ребенок, полный молодой крови и буйной жизненной силы, приглянулся порождению Тьмы куда больше.

Девочка оцепенела от страха, не в силах ни закричать, ни броситься наутек, хотя с такой тварью в догонялки долго не поиграешь — поймает в считанные секунды. Непроизвольным движением Вера выхватила меч и, как учил аскет, выставила перед собой вместе с правой ногой.

Однако деревяшка ее бы не спасла. Да и лучшая сталь тоже. Даже горящий клинок Пламенных Сердец вряд ли помог бы отбиться от жуткого чудовища. Но сирота не дрогнула, не зажмурилась, лишь привалилась спиной к воротам. Она привыкла всегда драться до конца, и неважно, с кем предстоял бой: с ведьмой, шайкой шпаны или черной безымянной нечистью. Раз смерти не избежать, стоит встретить ее с широко раскрытыми глазами, поднятой головой, расправленными плечами и никогда ни перед кем не вставать на колени. Так часто говорил отец, особенно перед своей гибелью.

Девочка сильнее сжала рукоять, пытаясь унять дрожь в ладони, нахмурилась и стиснула зубы. Страх сменился злобой на тварь и обидой на несправедливую и жестокую судьбу. Так значит так — на все воля Света.

Андрей проснулся с первыми петухами, но долго не мог встать с постели. Натруженные мышцы болели, поясницу ломило, суставы ныли из-за непогоды. Не помогали ни утренняя молитва, ни вчерашний целебный чай.

В усадьбе, тем временем, во всю начинался повседневный труд. Скрипели ворота, калитки, хлопали двери, слышались негромкие разговоры. Батраки до завтрака гнали скотину на выпас, бодро хлеща хворостинами по бокам. Лениво ревели коровы, блеяли козы, цепные псы с громким лаем носились у них под ногами, возомнив себя пастушьими собаками. От шлепанья по грязи множества ног, копыт и лап звенело в ушах.

— Старость не радость, — пробормотал аскет и кое-как сел, пытаясь нашарить сапоги босыми ступнями. — Вера, подъем.

Ответа не последовало. Мужчина его и не ждал — странно надеяться, что до сих пор не произнесший ни слова ребенок вдруг заговорит. Но ни скрипа, ни зевка, ни сонного стона — ни звука не донеслось из угла, где спала сирота.

Протерев глаза, Андрей посмотрел на откинутое одеяло и смятые простыни и на миг оцепенел — в такую-то рань кровать пустовала. Внимательно осмотревшись, он с тревогой в сердце заглянул на полати, лавки, за печку, даже под столом проверил — мало ли, вдруг подопечной не понравилось место, вот и решила перелечь. Привыкла же ночевать в лесу или на холодном полу.

Но на первом этаже никого, кроме странника, не обнаружилось. А открытый засов и голый гвоздик ясно давали понять: Вера не играла в прятки и не схоронилась в подклете или в горниле, а невесть зачем выбралась ночью на улицу. Оставалось надеяться, что пошла до нужника, ибо иных мыслей о ночных гуляниях сироты у аскета не имелось. Вернее, была одна, но он старательно гнал ее подальше.

Просто сидеть и ждать развязки — страшной или же благополучной — никто не собирался: странник опоясался, накинул плащ и вышел на крыльцо. Быстро осмотрел усадьбу — мало ли, может Вера пошла помогать крестьянам или наведалась к скотине, но ни у барака, ни у амбара, ни у конюшни, ни у овина, ни даже у небольшой открытой кузни ребенка не было.

— Эй, честной народ! — зычно крикнул Андрей с высоты, чем немедленно привлек внимание бородатых батраков.

Мужики бросали дела насущные и подтягивались к боярской избе — всем хотелось узнать, чего это аскет разорался с утра пораньше. Неужто уже вредителя выловил, али беда какая стряслась?

— Кто-нибудь видел девочку лет двенадцати? Волосы светлые, до плеч, глаза голубые. Одета в зеленое платье и плащ, росточка вот такого.

Наймиты и местные крестьяне переглядывались, чесали маковки и пожимали плечами. Гости заявились поздно, их видели только старик с фонарем да Фома, ну и хозяин, само собой, — остальные к тому времени крепко спали. Судя по удивленным лицам и перешептываниям, очень многие вообще не знали о прибытии аскета.

— Что стряслось-то? — раздался знакомый высокий голос.

Андрей отыскал в толпе Медведя, хотя сделать это было ой как непросто. Моложавый хозяин усадьбы протиснулся в первый ряд и закинул кузнечный молот на плечо. Удивительно, как при такой тяжелой работе он до сих пор оставался настолько худым.

— Вера пропала.

Боярин вскинул брови:

— Когда?

— Полагаю, незадолго до рассвета.

— Так, а ну чего встали?! — довольно устрашающе рыкнул Медведь. — Быстро обыскать тут каждый закоулок, проверить все погреба, чердаки и закрома! Разойтись!

Батраки резво зашлепали по грязи, едва ли не бегом несясь на все четыре стороны. Клыкастые космачи с радостью присоединились к поискам, перепугав кур и потревожив медленную с утра скотину. К удивлению аскета, в усадьбе не начался переполох, все действовали слаженно и хорошо знали свое дело, будто хозяин каждый день натаскивал их на обыск усадьбы.

— У вас остались ее вещи? — спросил Медведь.

Андрей похлопал свою дорожную сумку и кивнул. После покупки обновок он не стал выбрасывать рваный сарафан на случай, если понадобится ткань для перевязки.

— Отлично. Князь — ко мне!

Из овина вылетел крупный рыжий пес с длинной черной мордой и послушно сел у ног хозяина, навострив уши и вывалив язык.

— Не боязно вам собаку Князем величать? — от волнения ляпнул Андрей.

— Не волнуйтесь, мне простят, — улыбнулся боярин и сунул тряпку лохмачу. — Ищи!

Пес громко гавкнул, припал носом к земле и засеменил к воротам. Их давно отперли, так что звать подмогу для сдвигания тяжеленного засова не пришлось. Хвостатый сыщик бодро допрыгал до первого куска сыра, тут же проглотил и метнулся ко второму, лежащему поодаль. Полакомившись уликами, Князь еще раз гавкнул — уже потише — и улегся прямо в грязь.

— Вот и все, — вздохнул Медведь. — Следы смыло дождем, запах разметало ветром. И зачем ее понесло ночью на бахчу?

— Уж точно не за тыквами, — мрачно ответил аскет, неотрывно глядя на чернеющий у подножья холма лес.

— Кстати, о тыквах, — хозяин сел на корточки рядом с одной и сокрушенно покачал головой. — Вредитель был здесь совсем недавно. Укусы свежие, края еще не засохли… взгляните сами.

Мякоть и семечки выели подчистую — осталась только кожура. Та же незавидная участь постигла добрый десяток тыкв на соседних грядках. Желудок у неведомой твари точно не меньше мешка, раз умудрилась столько сожрать за один набег. Знать бы еще, куда делась потом, где отлеживается после сытного завтрака. Главное найти логово, а Вера, скорее всего, отыщется там же… в том или ином виде.

Андрей тряхнул головой, отгоняя беспокойные мысли, и произнес:

— Надо прочесать дубраву.

Боярин окинул взглядом темно-зеленое море, прекрасно видное с высоты холма и причмокнул.

— Она тянется на восток верст на триста, до самого Безбрежного моря. Если взять от нас чуть правее — можно до самого Ладина дойти. А в усадьбе всего сотня душ, включая баб и ребятню. Много ли мы прочешем?

— То есть, вы отказываетесь? — Странник с укором посмотрел прямо в серые глаза вельможи.

Но тот ответил не менее укоряющим взглядом и сказал:

— Ни в коем случае. Мы обязательно поможем, просто… я бы не стал особо надеяться. Извините.

— Надежда, — сурово произнес аскет, — есть всегда. Поднимайте народ.

Не прошло и получаса, как семь десятков мужиков и молодых парней выстроились широкой цепью у кромки леса. Медведь тоже был там вместе с сыном — на голову переросшим отца крепким стриженным под горшок юношей в красной рубахе.

Все вооружились рогатинами, топорами и даже небольшими булавами, но особенно выделялся отряд из десяти человек, снаряженных не хуже городских стражников. Все в кольчугах, кожаных шлемах, с короткими луками и при добротных мечах. Именно они держали на длинных поводках беспокойных псов, то и дело норовивших развернуться к лесу задами или дать стрекача.

— Настоящая дружина, — заметил аскет.

— Это охотники. Люблю, знаете ли, полакомиться свежей дичью.

— С таким оружием только медведей бить. Или стаи волков разгонять.

Хозяин невесело усмехнулся:

— Раньше у них были только луки, но после пропажи Рохли пришлось пойти на крайние меры.

— Рохли? — удивился Андрей.

— Один из охотников. Пошел зимой за мехом и все — с концами. Искали-искали, но нашли лишь лужу крови на снегу, а дальше след оборвался. То ли медведь его задрал, то ли разбойники напали, Свет разберет… Лес — очень опасное место, вам ли не знать. Но теперь мои ребята могут дать отпор кому угодно.

— Что же, тогда не будем медлить.

— Вперед! — бодро гаркнул боярин и первым пересек границу могучих дубов.

Дождь ослаб, но прекращаться и не думал, поэтому от шелеста капель в кронах не слышно было даже ближайших батраков, хотя они шли всего в десяти шагах. Собственные шаги глохли в мокрой траве, тонули в скрипе ветвей и шуме листьев на ветру. Собаки предпочитали молчать, еще на подходе к лесу растеряв всю игривость и задор. Лохмачи брели рядом с охотниками, понурив лобастые головы и не смотря вглубь дубравы.

Аскет прекрасно понимал и животных, и людей. После ночной бури лес выглядел удручающе — всюду валялись сломанные, а то и выдранные вместе с корнями деревья, то и дело приходилось перелезать через нагромождения ветвей и сучьев. В каждой яме, за каждыми стволом и облепленным грязью корневищем могла скрываться как нечисть, так и разбойничья засада. И боярин, и батраки сильно рисковали, отправляясь на поиски, но вера в Пламенное Сердце поддерживала их в опасном начинании.

Странники неплохо справлялись с возложенным долгом, отчего в народе бытовало мнение о непобедимости аскетов. Мол, никто им не страшен: ни лиходей, ни зверь, ни порождение Тьмы, а коль сутана рядом — можно вообще никого не бояться.

Разумеется, это суждение далеко от истины. Но Андрей не собирался нагнетать страху и молча мерил дубраву шагами, с особой тщательностью ища все возможные и невозможные зацепки. Отряд миновал первую версту, вторую, третью, но никаких следов девочки не обнаружил.

— Давайте вернемся и пойдем в другую сторону, — предложил подошедший Медведь. — Может, там что-нибудь найдем.

Аскет остановился и глубоко вздохнул:

— Передохнем немножко, а там решим.

Боярин кивнул и велел подручным отдыхать. Крестьяне постарше уселись прямо на мокром буреломе, остальные привалились к стволам, спрятавшись от мороси под раскидистыми кронами. Андрей нашел местечко посуше в отдалении от толпы и встал на колени, сложив ладони свечой перед грудью. Закрыв глаза, странник начал мысленно молиться, то и дело непроизвольно двигая губами. Он не был ни колдуном, ни волхвом: не мог чуять жизнь на расстоянии или заглядывать в прошлое и будущее. Ему оставалось лишь смиренно просить Свет направить его, дать малейший намек на то, куда исчезла девочка.

Прошло десять минут, двадцать, люд стал потихоньку роптать, и Медведю пришлось прервать бдение аскета. На вопрос, как быть дальше, последовал полный тревоги ответ:

— Возвращаемся и идем в другую сторону.

— Вы что-то узнали? — на всякий случай уточнил боярин, ничего не смыслящий в таинствах Пламенных Сердец. — Куда именно пойдем?

Странник бросил из-за плеча:

— Неважно.

Медведь поравнялся с аскетом и тихо спросил:

— Выходит, молитва ничего не дала?

— Молитва помогает лишь тем, кто старается. А наши поиски только начались. Думаю, стоит разделиться. Половина пойдет на юг, остальные — на север. И пошлите кого-нибудь в Придорожье, возможно, девочку похитила вовсе не нечисть.

Спутник кивнул и ушел раздавать указания.

Крестьяне прочесывали окрестности до полудня, но так и не нашли никаких следов. Голодные и усталые, они с разрешения хозяина вернулись в усадьбу на обед. Андрей и Медведь добрались до вершины холма последними и, едва миновав распахнутые ворота, увидели нежданного гостя.

Он вальяжно развалился на крыльцах боярской избы с куском свежего тыквенного пирога и чаркой доброй медовухи. Несмотря на прохладу и пасмурную погоду, на его лысине и бородке блестели капли пота, а скуластое, слегка раскосое лицо покраснело как после бани.

Впрочем, судя по все еще валящему из пристройки дыму, он действительно совсем недавно хорошенько пропарился. Но, несмотря на приятную ломоту и жар в теле, сразу натянул доспехи и обвешался целой оружейной палатой. Кинжалы, мечи и колчан с луком облепили его как виноградные гроздья лозу.

— Виктор? — удивленно пробормотал аскет.

— Угу, — промямлил наемник. — Не успели расстаться — и снова здорово. Опять отбираешь мой хлеб?

— Хлеба у тебя полон рот. Смотри не подавись, — мрачно бросил Андрей и вошел в избу, не удостоив давнего знакомца даже взгляда.

Настал черед Виверны удивляться.

— Чего это он? — спросил охотник у Медведя.

— Девочка пропала.

— Вера? Как? Когда?

Боярин присел рядом с Виктором на корточки и понизил голос до едва слышного шепота:

— Свет знает. Ночью была — утром сплыла. Думаю, сожрала ее та тварь, что вокруг усадьбы лютует. Надоело тыквы неспелые грызть, вот и решила полакомиться юным мяском.

Наемник вручил хозяину недоеденный кусок, залпом допил душистый напиток и вошел в дом. Андрей сидел на лавке и потуже затягивал шнуровку измазанных грязью сапог, готовясь к следующему заходу. Лицо странника было мрачнее вчерашней тучи, и мало кто осмелился бы тревожить его в столь ненастный час. Но Виктор как раз входил в их число. Лысый боец плюхнулся на лавку и с ходу взял быка за рога:

— Слушай, есть тут у меня одна мысля насчет твари…

— Об оплате договаривайся с Медведем.

— Да причем тут оплата? Я за девчонку переживаю.

— Какое тебе до нее дело? — настороженно произнес аскет, взглянув на собеседника краем глаза. Кому-то менее смелому вполне хватило бы этого, чтобы стремглав броситься прочь, но только не Виверне.

— Приглянулась она мне, — выпалил Виктор. — Подрастет — женюсь.

Андрей медленно встал, нависнув над рослым наемником как дуб над одуванчиком. Невесть откуда в избе поднялся ветер, заиграл в седой бороде, растрепал полы алого плаща. Вмиг стало жарко как в полуденной степи.

— Да шучу я, шучу! — замахал руками Виверна, с облегчением чуя вернувшуюся прохладу. — Просто… да Свет тебя подери, я ее от смерти спас, вот на этих вот ладонях до лекарни нес! По нашим наемничьим понятиям не чужие уже люди. Да и ты меня крепко выручил, а быть должным край не люблю. Вот и хочу расквитаться.

— И что предлагаешь?

— Бабы рассказали, мол, тварюга тыквы жрет, так?

Андрей кивнул.

— Значит, надо выкопать большущую яму прямо посреди бахчи. Накрыть хворостяной решеткой, сверху засыпать травой. Чудище ночью пойдет на промысел да и провалится, а мы тут как тут. Разумное — допросим и все вызнаем, а коль зверь бессловесный — брюхо вспорем, отомстим за Верочку.

Аскет невесело усмехнулся и покачал головой:

— Как же на словах все просто, а? Ты хоть дальше бабьих углов заглядывал? Бахчу-то видел? Она огромна, по всему холму раскинулась. Хоть десять ям вырой, вряд ли тварь с первого раза угодит в ловушку. А у Веры каждый час на счету.

— Представь себе, заглядывал. Я не только по бабьим углам мастак, тебе ли не знать. В амбар вот забежал, подвалы проверил. Знаешь, что нашел? Прошлогодние тыковки — свежие, сочные и сладкие — чистый мед! Пирожок из них откушал — ничего вкуснее в жизни не пробовал.

— К чему ты клонишь?

— К приманке, дружище, к приманке! Только представь, — Виверна положил руку на плечо аскета, а правую ладонь выставил перед собой, — ночь, темень, у подножья холма стоит телега. А в кузове — м-м-м — настоящая княжеская трапеза. Повидло в крынках, каша в чугунках, компот в бочках — и все из тыквы!

Аскет вздрогнул и поморщился.

— А рядом с телегой — яма, — заговорщицки продолжил наемник. — Тварь-то на запах покуситься — и дело с концом.

— А если она яму обойдет и с другого боку залезет?

Виктор запрокинул голову и глубоко вдохнул.

— Слушай, давай так: я возьму десять батраков с лопатами, а ты иди шастай по лесу сколько влезет. Договорились?

— Договорились, — буркнул Андрей и направился к выходу.

Тщательное прочесывание окрестностей снова ни к чему не привело. Только крестьяне разозлились и устали пуще прежнего. Бродить в темноте по дубраве они не стали бы даже под страхом смерти, поэтому Медведь увел всех в усадьбу незадолго до заката.

— Мне жаль, — сказал он аскету. — Я буду молиться за бедную девочку.

Странник молча кивнул и направился к Виктору. У того дела шли не в пример успешнее — батраки вырыли яму в полтора роста и такой ширины, что можно спрятать телегу. Оставалось сплести решетку из сухих ломких прутьев, горка сорванной травы уже лежала подле колеса.

Пока подручные возились с хворостом, Виверна прыгнул на мокрое дно и протянул над ним тонкую бечеву, привязанную за язык к небольшому колокольчику, болтающемуся на вбитом в стену колышке.

— Что это? — спросил аскет.

— О! — наемник поднял указательный палец. — Это наш тревожный знак. Когда тварь свалится в яму, веревка дернется и звон будет слышно за версту. Так я узнаю, когда снимать улов. Ты, кстати, в засаду пойдешь?

— Посмотрим.

— Ага. Если что, после полуночи мы будем сразу за воротами.

— Кто вы?

— Ну, я, охотники и боярский сынишка.

— А ему-то чего не спится?

Виктор выпрямился, хрустнул плечами и смахнул пот с лысины.

— Знаешь, мне кажется, паренек решил поиграть в храброго витязя и спасти девочку. Тоже, небось, глаз на нее положил. Но фигушки ему, Веру я уже занял… да шучу, шучу, угомонись!

Андрей с укоризной покачал головой и вошел в избу. Семья Медведя как раз собиралась ужинать. На столе стояли тарелки с мочеными яблоками, солеными огурцами, вареной картошкой и тыквенной кашей. При появлении аскета все трое разом встали и лишь после кивка и жеста рукой — мол, садитесь — вернулись на места.

Жена у молодого вельможи была такая же невысокая и дородная, в сине-белом сарафане и платке. На круглом невыразительном лице отражалось волнение, карие глаза беспокойно смотрели то в миску, то на дорогого гостя.

Медведь мог безо всякого труда посвататься почти к любой девке княжества, но почему-то выбрал эту пухленькую серую мышку. Вряд ли кто-то мог навязать ему брак, разве только сам князь — значит, речь шла о большой и чистой любви. Хозяин хоть и не отличался долговязостью, однако в глазах странника вырос до солидного уровня.

— Отужинаете с нами? — спросил он.

— Чаю только попью.

Андрей сел рядом с парнишкой, тут же отодвинувшегося от него как от огня. Разумеется, ни о каком отвращении речь не шла: судя по вытаращенным глазам и отпавшей челюсти, боярский сын испытывал к аскетам самый настоящий благоговейный трепет. И оттого немало нервничал в присутствии одного из них.

— Кушайте, кушайте, — тихо произнес странник, видя, что никто до сих пор не притронулся к яствам.

— Как там Виктор? — спросил Медведь, макнув кусок картошки в соль. — Построил ловушку?

— Да. Его отряд неплохо постарался.

— Однако вы все равно не в настроении.

Аскет вздохнул:

— Не думаю, что тварь настолько тупа. Она с легкостью обводила ваших людей вокруг пальца, сбивала собак со следа и так просто упадет в абы как прикрытую канаву? Сомневаюсь.

— Мы обязательно спасем Веру! — в сердцах выпалил безусый юнец.

— Михаил! — прикрикнул отец. — Чему тебя учили? Молчи, когда взрослые говорят!

Парень вмиг стал таким же красным, как собственная рубаха, и потупил взгляд.

— Не стоит наказывать за благой порыв, — устало произнес Андрей.

— Извините, — не унимался юнец. — Разрешите один вопрос. Каково это — убивать чудовищ? Что вы испытываете при этом?

— Это уже два вопроса, — буркнул Медведь. Он явно не хотел, чтобы сын общался с гостем в сутане и плаще.

Мужчина пожал плечами:

— Ощущение, словно выдавил из себя капельку страха.

— Разве вы боитесь?

— Все боятся по-разному. Одни сильнее, иные слабее, кто-то за свою жизнь, а мы же боимся за чужие. Некоторые невежды полагают, будто свет исходит лишь от золотого шара в небе. Мол, пока он есть, все будет хорошо и волноваться нет нужды. Но на самом деле истинный Свет рождают добрые души. Они как фонарики в ночи, как светлячки, как звезды — крохотные яркие точки на черном фоне. Чем их больше — тем меньше мрака вокруг, и наоборот. Свет и Тьма — это вовсе не день и ночь, как считают недалекие люди. Свет — это добродетели, а Тьма — злодеяния. Если первых больше — фонарик горит ярче и отгоняет мрак. Если побеждают вторые — душа угасает, открывая путь вечной темноте. Видишь, как все непросто, парень?

Сын слушал с открытым ртом, жена с любопытством внимала рассказу. Лишь глава семьи выглядел малость раздраженным.

— Все в порядке? — спросил у него Андрей.

— Этот обалдуй хочет стать аскетом, — буркнул боярин. — А усадьбой пресветлая бабушка будет управлять, да?!

— Вы молоды и полны сил. Еще не поздно родить наследника… или даже нескольких.

— Мы пытались, — вельможа швырнул картошку в миску и почесал затылок. — Без толку.

— Попробуйте еще раз, — с улыбкой произнес странник и подмигнул девушке. Та зарумянилась и спрятала взгляд. — Уверен, у вас все получится. Эй, витязь! Готов к засаде?

Парень просиял и выскочил из-за стола, Андрей направился следом.

— Куртку не забудь… герой, — бросил в спину отец и сокрушенно покачал головой.

Наступила ночь и охотники собрались за воротами. Все сидели тихо, дабы не прозевать заветный звон. Аскет был рад хоть немного побыть в тишине. В последнее время он больше болтал, чем разил мечом — и вот к чему это привело. Какие-то жалкие три схватки измотали его настолько, что он проспал побег девочки. Старость брала свое, хотя еще какой-то год назад странник сражался с нечистью неделями напролет и чувствовал себя замечательно. Если так пойдет и дальше, придется задуматься об уходе на покой, но перед этим необходимо найти себе замену. Без этого Пламенные Сердца давным-давно бы просто вымерли, и лишь преемственность умений и знаний сохраняла орден… братство… дружину — называйте как хотите — в боеспособности.

Недаром наставник еще во времена ученичества Андрея серчал: измельчал народ, спрятался за высокими стенами, ратует только за свою рубаху, надеется не на себя, а на княжеские войска. Все труднее и труднее отыскивать истинных храбрецов, готовых посвятить жизни служению Свету. Рано или поздно Первый Меч в крепостном храме потухнет, обозначив гибель или совращение Тьмой последнего Пламенного Сердца. Клинок, выкованный основателем братства, угасает с каждым годом, лишь изредка вспыхивая на недолгие мгновенья.

Что будет дальше — неизвестно. Андрей возлагал большие надежды на девочку и…

Дзынь!

Все разом встрепенулись, а Виверна и вовсе подскочил как ужаленный. Меч уже горел в руке аскета, он первым бросился к яме, оставив соратников далеко позади. Кто-то или что-то угодило в ловушку, невероятно… Конечно, это могло быть обычное животное или лесной лиходей, но Андрей истово верил в скорую поимку чудовища. И тогда он вытрясет из него все, что можно и что нельзя, и найдет хоть какие-то следы девочки.

Добравшись до края ямы, странник поднял клинок, осветив ярким пламенем мокрое нутро. На дне копошилось нечто черное, измазанное грязью с ног до головы. В этом чумазом создании аскет далеко не сразу узнал ту, кого глубоко в душе уже не надеялся отыскать. Однако Свет услышал молитвы преданного слуги — в ловушку угодила Вера.

— Какого… беса?! — воскликнул Виверна, заглянув вниз. — Эй, тащите лестницу, живо!

Пока крестьяне бежали до усадьбы, Андрей осторожно спустился в яму и прижал сироту к груди. Несмотря на грязь и местами изодранное платье, девочка выглядела здоровой и даже едва заметно улыбалась.

— С тобой все в порядке? — с трудом уняв дрожь в голосе, спросил аскет.

Вера кивнула.

— Тебя никто не обижал?

Уверенное покачивание головой.

— Покажешь, где ты была все это время?

Снова кивок.

Вместе с батраками к яме примчались и Медведь с сыном. Выбравшись из ловушки, беглянка указала пальцем на телегу. Охотники недоуменно переглянулись, но растолковали жест правильно — каждый взял по крынке, а Виктор с кряхтеньем взвалил бочку компота на плечо. После этого девочка повела отряд прямиком в лес. Андрей крепко держал ее за руку — сам дьявол не смог бы вырвать у него сироту.

Шли они долго — часа два, и миновали не меньше пяти верст по бурелому и топкому ковру из жухлой листвы. Если бы в первый раз странник не повернул назад, то очень скоро наткнулся бы на неприметную землянку, вырытую под корнями старого засохшего дуба. Вера остановилась у накрытого дерном входа и выставила перед собой ладонь, велев никому не двигаться, после чего трижды постучала по скрюченному полому стволу.

И тут из землянки вылез…

— Оборотень! — крикнул Виверна, мигом вытащив из ножен серебряную саблю.

— Волколак! — подхватили крестьяне. — Дави нечисть!

От скорейшей расправы порождение Тьмы уберегло вмешательство девочки. Она заслонила его собой и развела руки в стороны. Оборотень с поросячьим визгом попытался скрыться в норе, но был немедленно схвачен сиротой за хвост.

— Пощадите! — верещало создание, катаясь по траве и молотя мохнатыми кулаками грязь. — Не казните, дайте слово молвить!

— Всем отойти! — велел аскет. — Луки опустить. Если что, я сам с ним справлюсь. Встань!

Оборотень выпрямился. Выглядел он более чем странно — тело человечье, но покрытое густой черной шестью, кроме большого белого пятна на пузе. Да-да, пузе — выпирающем и толстом, не имеющем ничего общего с поджарыми хищниками. Зато голова — волчья, с горящими глазками и клыкастой пастью: тут никаких ошибок быть не могло, перед Андреем стоял самый настоящий волколак, только какой-то… не такой.

— Назови себя, — приказал странник, прекрасно зная, что до обращения тварь была человеком.

— Да Рохля я, охотник боярский. Здравствуйте, Медведь Васильевич.

Бывшие соратники вздрогнули, даже хозяин не смог сдержать удивленного возгласа:

— Так значит, не звери заели… и не разбойники порешили…

— Рассказывай, как тебя угораздило, — продолжил допрос Андрей, но уже менее сурово.

— Да как-как, — оборотень совсем по-человечьи почесал за острым ухом. — Пошел в лес, а на меня волколак и напал. Покусал страшно, а потом сдох — раненый кем-то был. Ну я вроде и обратился, да только как-то… Свет его поймет, что со мною стало. Сами решайте, я в этих делах не силен.

— Прерванная метаморфоза, — удивленно пробормотал аскет.

— Мета… что? — переспросил Виверна.

— Проклятие оборотня можно снять только убив того, кто тебя заразил. Напавший на Рохлю помер раньше, чем превращение завершилось, поэтому бедняга не стал полноценным волколаком, но и путь назад уже заказан. Иначе говоря, он получил волчий облик, однако сохранил чистую душу. Полуоборотень. Поразительно… просто поразительно.

— Так будем резать его или где? — проворчал наемник, поигрывая саблей.

— Да погоди ты! Признавайся — тыквы грызешь?

— Грызу, — понурил башку Рохля.

— А зачем? Дичи в лесу мало?

— Дык как же я буду сырое мясо есть, господин хороший? Меня ж стошнит сразу! А огонь развести не могу — нет у меня ни кремня, ни кресала. Не идти же за ними на ближайший рынок… сразу на вилы насадят. Я и так всю зиму и весну гнилые желуди да коренья грыз, с голодухи аж опух.

— А девочку зачем похитил?

— Не похищал я никого, Светом клянусь! Она сидела ночью на заборе, а потом как грохнется оземь. Подошел поглядеть — может, помощь какая нужна, а у нее меч как вспыхнет, как загорится! Ну все, думаю — конец мне, на Пламенное Сердце нарвался. Как дал стрекача, а девчонка следом. Гнала до самой землянки, но убивать не стала. Я сразу ей сказал — уходи, нечего тут шастать, а она…

— Ну-ка цыц. Повтори…

— Нечего тут делать, а она…

— Про меч.

— А… Ну, загорелся он. Вспыхнул как факел. Ярко так, все вокруг осветил.

Андрей сердито взглянул на подопечную, но та давно уже натянула фарфоровую маску отрешенности и безразличия.

— Ладно, с этим потом разберемся. Дальше что было.

— Да ничего. Заснула прямо в моем логове, пришлось снаружи день пережидать. А ночью подговорил ее принести мне тыковку. А то боязно стало на бахчу ходить, вдруг опять западня?

— Я ни черта не понимаю! — воскликнул Медведь.

Виверна поднял руку в знак согласия.

— Да уж, положеньице.

— Он ведь добрый, верно? — спросил Михаил. — Просто выглядит страшно, но на самом деле все тот же Рохля, учивший меня стрелять из лука.

— Лучше и не скажешь.

— Так в чем вопрос? — оживился юнец. — Пусть возвращается в усадьбу!

Среди охотников пошел громкий ропот, боярин вытаращил глаза на сына и гаркнул:

— Да ты с ума сошел? А если кто прознает, какое чудище мы приютили? Князю доложат и все, поминай как звали!

— Согласен, — произнес странник. — Среди простого люда ему не место. Вот что, Рохля, до Пограничья по лесу доберешься?

Человек-волк кивнул.

— Отлично. Беги туда и жди нас, а потом все вместе пойдем в крепость. Наставник будет рад поработать со столь необычным образцом.

— Резать хоть не будут? — насторожился бедолага.

— Нет, конечно, ты что. В общем, если возражений нет…

— Как это нет? А тыкву мне кто возместит? Полбахчи попортило, чудо хвостатое.

— Ну, про полбахчи преувеличиваете, — улыбнулся Андрей. — Давайте так договоримся: вы Рохлю отпускаете с миром, а Виктор с вас денег не возьмет за избавление от вредителя. То на то и выйдет.

— А чего опять Виктор? — насупился наемник. — Ты предложил — ты и не бери! А я от своей доли отказываться не собираюсь!

— Во-первых, я бы и так не взял. Во-вторых, мне кое-кто должен. Лысый такой, раскосый, с бородкой вокруг рта. Не видел случаем?

— Ладно! — Виверна махнул рукой и отвернулся. — Теперь мы в расчете, и в следующий раз пощады не жди!

— Как пожелаешь.

— Ну, мне идти-то можно? — робко спросил полуоборотень.

Андрей вопросительно взглянул на Медведя. Тот закатил глаза, покачал головой, но все же произнес:

— Можно. И чтобы лапы твоей тут больше не было!

Рохля немедленно скрылся за деревьями, пока никто не передумал, а отряд отправился восвояси. Взойдя на холм, они увидели подозрительное оживление — у ворот собралась большая толпа и кого-то обступила со всех сторон. Протолкнувшись через тихо молящихся крестьян и причитающих баб, Андрей увидел сидящего на сырой земле мужичка в окровавленной рубахе. Он был бледен как снег, вытаращенные глаза незряче уставились на носки истоптанных ботинок.

Аскет присел рядом, тряхнул незнакомца за плечо и тихо спросил:

— Что случилось?

Мужчина словно кукла медленно повернул голову и выпалил страннику прямо в лицо:

— Упыри! На Придорожье напали упыри!

А гневаться иногда надо, нельзя все держать в себе.

Главное серчать по назначению, и тогда добрые люди точно не пострадают.