Часов в девять вечера, когда Димка выпил с тетушкой две чашки чаю, рассказав о своей новой знакомой, у которой мама бухгалтер, а папа фотограф с собственной фирмой, он сказал:

— Ну что, тетя, давайте готовится к встрече духа!

— Димочка, а ты уверен, что поступаешь правильно? — спросила тетка, глядя, как Димка наливает в большое блюдце сметану и крошит в него ванильную булку.

— Я, тетя, уверен. — Димка обернулся к ней. — Идите за мной и ничего не бойтесь. — Он торжественно вынес блюдо с едой и спустился по ступенькам. — Сидите на веранде, смотрите внимательно. Только Зубастика заприте на чердаке, а то он увидит привидение и рехнется.

Минут через пять действительно послышался дружный топоток и легкое пофыркивание, как будто к тетке на веранду направлялась вереница кипящих чайников.

— Ой, — пискнула она. — Кто это там, в темноте?

Рядом с крыльцом двигалось что-то похожее одновременно на гусеницу или маленький паровоз, за которым едут пять маленьких вагончиков.

— Тетя, сидите и смотрите внимательно. — Димка заерзал на стуле, пытаясь разглядеть, что там возле ступенек. — Вот слышите?

— Ага, — кивнула тетка. Тут же послышалось чавканье и урчание. — Что это?

— Это мать-ежиха, — шепотом ответил Димка. — С детьми. У них в кустах дом.

— Господи, а я уже думала, правда дух Шаляпина какой-то. — Теперь тетка вытянула шею вперед, пытаясь разглядеть силуэт «привидения», с большим аппетитом чавкающего над миской. — Одурачил тетушку! А едят-то как! Ты послушай только. Вот это аппетит! Вот это я понимаю! Таких едоков и кормить приятно!

Судя по звукам, ванильная булка с изюмом ежам пришлась по вкусу. Они долго исследовали пустую тарелку, после чего с деловитым пофыркиванием удалились в сад.

— Тетя, вы на меня не обижайтесь, — попросил Димка. — Я про привидение специально придумал, чтобы вам интересней было. И вообще, я же не знал, как вы относитесь к ежам. А вдруг у вас ежефобия?

— Еже… что? — переспросила тетка, ресницы у нее опять захлопали.

— Ну, это когда ежей боятся, — солидно пояснил Димка. — Знаете, очень редкое заболевание, медицина, как правило, бессильна. Люди, страдающие ежефобией, вынуждены всю свою жизнь оставаться в больших городах, избегая зоопарков и передач о животных.

— А я ведь как раз всю жизнь в городе и прожила, — рассмеялась тетка. — Даже на дачу никогда не ездила, только летом на юг, к морю.

— Вот поэтому, тетя, вы их и не узнали, а у нас в школе, в живом уголке, живет настоящий еж, правда, он уже старый и поэтому почти все время спит, а маленьких ежат я никогда не видел.

— Ну, мы можем попробовать их приручить, — предложила тетка. — Сметаны у нас, слава богу, хватит.

— А вы знаете, что в степях водится такая уникальная порода ежей — с большими ушами. — Димку увлекла эта тема.

— А по-моему, это ты опять надо мной смеешься, — обиделась тетка. — У ежей не может быть больших ушей. По определению.

— Почему это?

— Ну, тогда скажи мне, милый мальчик, каким бы образом еж с большими ушами сворачивался в клубок?!

Димка помолчал, потом предположил:

— Ну, может быть, еж сворачивает их в трубочку. Или укладывает на животе особым образом. А вообще, тетя, это серьезная проблема. Завтра нужно будет прочитать в энциклопедии.

— Эх ты, ежевед-энциклопедист, — улыбнулась тетка. — Пошли спать, а то поздно уже.

Когда Димка лег спать, тетушка спустилась в сад — послушать птиц, посмотреть на луну. Где-то у соседнего дома цвел жасмин, и сладкий запах разносился далеко-далеко. И тетушке казалось, что она молоденькая девочка, недавно закончившая вуз и встретившая свою первую любовь. И как будто не было позади восьми лет, превративших милую, наивную, немного беспомощную девочку в женщину, чуть разочарованную в жизни. И пытающуюся это разочарование скрыть за напускной веселостью.

— Да не изменилась ты нисколько, — говорила Маргарите ее лучшая подруга, работавшая в пиар-службе одного видного политика. — Как была ребенком, так ребенком в душе и осталась. Просто чуть поумнела.

Лариса была стопроцентно успешной стервой — о ней с удовольствием написал бы глянцевый журнал. Она знала, что можно говорить, а что говорить нельзя, она умела сдерживать свои чувства и лицемерить до тех пор, пока не приходила необходимость играть в искренность. Не только на работе, но и в семье. С мужем у нее были идеальные дружеские отношения, какие бывают у двух менеджеров в одном отделе, а вот любви не было.

— Я не могу себе позволить быть слабой, — говорила Лариса. — Я никогда не жалуюсь ему, что мне тяжело, и муж так же. Мы уважаем личное пространство друг друга. Мы считаем, что один человек не должен подавлять другого.

Ребенка у них не было: муж уважал право жены на самореализацию, возможность сделать карьеру. Лариса не хотела быть обузой для благоверного. Маргарита думала, можно ли считать брак Ларисы удачным, но приходила к мысли, что их отношения даже семьей нельзя считать.

«Семья — это возможность заботиться, оберегать друг дружку, — думала она, глядя в ночной сад. — Если есть любовь, то можно простить и капризы, и взбалмошный характер, и занудство. Расчет расчетом, но и романтика должна быть. А иначе зачем все это?» Соловей, невидимый, пел в ночи, зазывая подругу, и звуки, легкие, нежные, ласковые, разносились далеко вокруг. Маргарита думала, что восемь лет терпела мужа из-за одной только любви. А в один прекрасный момент разлюбила. Или поняла, что супруг ее никогда не любил. А может, любил, но по-своему.

— Все это сложно, — вздохнула Маргарита. — Наверное, мы были слишком разными. Мужу не нужны были дети, он сам был как ребенок. А так нельзя. Рано или поздно приходится взрослеть.

С ночной прогулки гуськом возвращалась ежиная семья. Матушка подозрительно принюхивалась, готовясь уберечь детей от невидимых опасностей. Дети жались поближе к ней. Соловей, раскатившись звонкой трелью, затих. И стало слышно, как поют в траве кузнечики — невидимый оркестр.

«И маленькая скрипочка, и травяной смычок», — продекламировала Марго строчки давно забытого детского стихотворения. Улыбнувшись своим мыслям, тетушка отправилась спать.