Вечером, накормив ежей (на этот раз фыркающие чайники разрешили подойти к ним поближе и даже съели вторую тарелку сметаны), Димка отправился спать, захватив с собой Зубастика. От вольной жизни пес совсем разбаловался, и не успел Димка лечь на диван, как такса прыгнула ему на ноги.
— Знаешь что, дорогой, — Димка переложил его в кресло, — ты лапы мыл? Не мыл? В саду копался? Копался. Так что, будь любезен, не пачкай хотя бы этот пододеяльник.
Зубастик пробурчал что-то обиженное, но как только Димка засопел, пес перебрался ему в ноги. Вдруг хозяин вздумает ночью удрать куда-нибудь без него. Пес спал вполуха и вполглаза, слушая шумы, доносящиеся из сада. Фыркали в кустах ежи, доносилась музыка из проезжающей по улице машины, переговаривались где-то у леса совы, на соседнем участке, где был небольшой пруд, лягушки устроили концерт, перекликая стрекотливых сверчков и вечно удивленных сов. Городок Лисичкино бормотал во сне, и было в его бормотании что-то настолько безмятежное, что даже верный Зубастик склонил голову и сладко уснул.
Утром Димка заметил, что тетушка опять в веселом расположении духа и снова пытается повторить подвиг Шаляпина, распевая перед чашками что-то русское народное.
— Тетя, а вы вчера милиционера домой вызывали? — хитро прищурившись, спросил Димка.
— А что такое? — Тетка подняла левую бровь, что на языке взрослых означало: «А тебе какое дело, деточка?»
— Да просто мы с Катринкой нашли вора. Я хотел сделать вам сюрприз, но мне кажется, что без помощи милиции не обойтись, потому что вещи украдены у многих людей, не только у вас. А как их возвращать?
— Постой-ка, постой, что значит нашли? Когда вы успели?
— Вчера, тетя, — принялся объяснять Димка. — Мы ходили к жене лесничего, чтобы проверить, замешана ли она в криминале…
Что творилось с тетей, описать было трудно. Она хохотала, всхлипывала, взрыдывала, всхрюкивала, содрогаясь всем телом, и под конец истории окончательно сползла под стол, приговаривая:
— Ой, не могу, хватит, перестань! Что ж ты меня перед людьми позоришь?!
— А разве вы не поступили бы так же на моем месте? — спросил Димка.
— Я бы не додумалась, — честно ответила тетка, вытирая слезы. — Видимо, в роду было слишком много творческих людей, вот ты и родился таким юмористом!
— А тот человек, милиционер, он нам поможет? — спросил Димка.
— Поможет, — ответила тетка. — Куда он денется!
— А кто он?
— Вот ты неугомонный! Ты же все равно здесь никого не знаешь…
— Ну, все равно, тетя, ну, пожалуйста, — заканючил Димка. — Мне интересно!
— Если я тебе сообщу, что его фамилия Васильков, тебе это о чем-то скажет?
— Еще бы! — подпрыгнул Димка. — У него есть дрессированная мышь, которая умеет принимать факсы! И еще он умеет художественно свистеть польку-бабочку!
Тетушка испуганно посмотрела на него:
— Зайчик мой, я, конечно, предполагала, что Григорий Александрович одаренный человек, но чтобы настолько…
— Тетя, как было бы здорово, если б он в вас влюбился и вы вышли за него замуж! — Воодушевлению Димки не было границ. — Тогда бы я смог попросить его, чтобы он научил меня дрессировать мышей…
— Зайчик мой, прежде чем выдрессировать мышь, тебе надо победить ворону, — сказала несколько опешившая тетка. — А тебе и правда кажется, что я могла бы выйти за него замуж?
— Еще бы! — сказал Димка. — Вы же такая красивая, и так здорово поете, и готовите очень вкусно. Он бы художественно свистел, вы бы пели. Представляете, как повезло бы его мыши!
— Да я могу представить, — непонятным голосом сказала тетка. — Так, значит, что мне ему сказать? Чтобы он принял под опись все золото, что сдадут ему сегодня двое детей?
— Ну да! — радостно ответил Димка. — Так и скажите! А еще пусть он разрешит мне покататься на милицейской машине с мигалкой и научит свистеть, и еще пусть скажет своему начальнику, что я помог задержать и обезвредить опасного преступника.
— Боже мой, сколько надежд! — хохотнула тетка. — Ладно, агент 007, беги разыскивать свои, то есть мои драгоценности. И чтоб к обеду…
— Был дома, — закончил за нее Димка. — Я все знаю.
Как только Димка ушел, тетушка принялась раскладывать пасьянс, гадая то на червонного короля — жеманного, с нафиксатуаренными усишками и томным взглядом, то на короля трефового — честного служаку с усами, как сапожная щетка. И все, что у нее выходило, радовало ее необычайно. Смущало только, что в ближайшем будущем королям червонному и трефовому предстоит неприятный разговор. Но по всему выходило, что быть червонному битым. Тетка встала, прошлась по дому, расставляя по местам ненужные безделушки. Зашла в свою комнату и, остановившись перед фотографией усатого мужчины, показала большую фигу.
— Так вот! — сказала фотографии тетя Маргарита. — Сам пей свои чаи для похудания, и таблетки жуй, и морковку ешь протертую, ловелас щипанный! А мне и так хорошо!
Даже самой себе, тем более мужу, тетушка не призналась бы, почему она ушла от манерного и занудного критика Верховского. И дело было даже не в детях, она бы сама рано или поздно пришла к мысли, что нормальной семьи с критиком у нее не получится. Дело было в том, что Верховский каждый день убеждал жену, что ей надо то похудеть, то постричься, то сменить гардероб, а сам не пропускал ни одной юбки, оказывая внимание и худым, и толстым, и темненьким, и светлым. А Маргарита, влюбившись в него по уши, не желала видеть очевидных вещей. Глаза на него ей открыла подруга, та самая Лариса, которой хватило стервозности записать горячие признания Верховского на диктофон.
— Когда я своему мужу рассказала, что меня твой домогался, он так смеялся, — жизнерадостно сообщила Лариса Маргарите.
И тетушка, привыкшая доверять людям, потом гадала, стоит ли после случившегося считать Ларису подругой. Она решила, что считать стоит, а вот общения впредь лучше избегать.
«Ну их, пусть живут как хотят, — думала Маргарита перед отъездом в Лисичкино. — И начальство театральное, и муженек, и подружка. А я пока устрою себе каникулы, благо денег хватит».
Она еще раз прошлась по комнате, мурлыкая что-то про склонное к измене сердце красавицы. А потом поставила чайник и от души напилась чаю с остатками ужасно калорийного, но такого аппетитного шоколадного рулета.