После обеда, когда мама и тетя Маргарита ушли гадать на таро, Димка поднялся в свою комнату. Точнее, это была не комната, а целый чердак с небольшим балконом. Там у тетушки помимо дивана и двух кресел стояли сундуки со всяким театральным скарбом — пудреными париками, отрезами тканей, треуголкой а-ля Наполеон, фальшивыми усами, плащами и бутафорскими кинжалами. У окна стояло чучело зеленого попугая на жердочке. Еще Димка обнаружил на полке баночки с театральным гримом — румянами и тенями.

— Я человек хозяйственный, — тараторила тетушка Марго, раскладывая пасьянс. — Если я могу что-то унести с работы домой, я это, безусловно, унесу. А когда увольнялась, разругалась в пух и прах с новым директором. Точнее, сначала он с нами разругался, а потом половина коллектива написала заявления об увольнении. Какое хамство — назвать женщину неповоротливым бегемотом! Видите ли, я была недостаточно расторопна, отглаживая его приме костюм. Неужели после этого я смогу работать с таким… таким… Я человек, который привык себя уважать, который может за себя постоять, в конце концов. Кинула ему на стол заявление об увольнении, вынесла все свое, сэкономленное непосильным трудом, а одна актриса — она старух играла — встала на лестнице, палец вытянула и загробным голосом ему: «Прррроклинаю!»

— Ужас какой! — это был голос мамы. — Так и сказала?

— Конечно! За то, что новый директор ее на пенсию досрочно отправил, а так она еще на восьмидесятилетие свой бенефис планировала. Его потом валерьянкой отпаивали. А нечего свои порядки наводить! Привел девятнадцатилетнюю курицу, и сразу ей отдельную уборную, как у примы, и оклад, как у заслуженной артистки. А мы так радовались, что в нашем коллективе нет интриг. И на тебе!

— Какой кошмар! — качала головой мама. — Ай-ай-ай? И в самом деле?

Димка слышал вполуха, как возмущается театральными порядками тетушка Марго, и школьные неприятности — насмешки детей, снисходительные шуточки учителей и наглость Жердяя — отступали куда-то на задний план.

«А интересно, — думал Димка. — Смог бы я встать на лестнице и, вытянув палец, сказать Жердяю: «Пррроклинаю!»?»

— Ирочка, вижу у тебя дорогу счастливую, мир с мужем. Так, что там еще? Ага, в отдаленном будущем что-то новое, наверное, работа.

— Да, хотела с осени пиарщиком в фирму Андрея устроиться, они штат расширяют, — откликнулась мама. — А что там еще?

— А может, и ребенок? — весело заметила тетка. — Тройня!

— Ой, нет! Только не тройня, — рассмеялась мама. — Если бы дочка, хотя не знаю, не уверена.

Димка совсем не представлял себе, как в их двухкомнатной квартире появится еще один ребенок. А если бы появился? Сестренка — это, наверное, неплохо. Он вытащил Наполеонову треуголку и скрестил руки перед зеркалом. Зубастик сел рядом и, задрав голову, радостно залаял.

— Вот тебе! — Мальчишка нацепил треуголку таксе, пес испуганно присел. — Ну, что, император Зубастик, давай вещи распаковывать. Тетушка вроде бы добрая, в сто раз лучше бабушки Катерины.

Димка распаковал рюкзак, спустился вниз. Тетка рассказывала о том, как одна актриса отомстила другой, насыпав сопернице в туфли соли крупного помола.

— Я так рада, что уволилась, — рассказывала тетушка. — За четыре месяца наш театр превратился в гадюшник! При прежнем директоре все иначе было. Все-таки начальник — это очень важно.

Потом она что-то шепотом рассказывала про своего мужа, и мама качала головой и ойкала. Они снова пили чай и долго прощались. У мамы были красные глаза, потому что раньше она никогда не оставляла сына одного надолго. Димка ее успокоил, сказав, что ему уже одиннадцать лет, а это, что ни говори, солидный возраст, а тетушка с мамой почему-то рассмеялись.

— Андрей, наверное, не вылезает из своего компьютера, — посетовала тетя Маргарита. — Ты бы хоть с сыном вдвоем на выходные приезжала.

— Надо, надо, — виновато кивала мама.

Наконец она уехала, и Димка пошел на кухню, чтобы помочь тете Марго убрать со стола.

— Пирожок мой, пирожок, — мурлыкала та, укладывая медовый торт обратно в холодильник.

— А можно мне посмотреть, что на чердаке в сундуках лежит? — спросил Димка на всякий случай. — Ничего, что я сегодня треуголку примерил?

— Конечно, зайчик, — рассеянно ответила та. — Все в твоем распоряжении. Я шью там иногда. Представляешь, собиралась стать актрисой или певицей, но не прошла по конкурсу. Вот и подалась в художники-костюмеры. Я даже гримером работала. Хочешь, тебе костюм сошью. У вас новогодние утренники есть? Будешь мушкетером.

— Какие утренники, я ж на следующий год в шестой класс пойду. — Димка сказал с такой обидой, что тетка рассмеялась:

— А откуда мне знать, есть в шестом классе утренники или нет?! Я же в школу не хожу.

— Тетя, а почему у вас детей нет? — спросил Димка и пожалел о своей бестактности, потому что лицо у тетушки Марго сразу же стало несчастным и потерянным.

— Потому что, зайчик, у каждого своя судьба. — Она легонько подтолкнула его к двери. — Если хочешь читать, то в большой комнате два шкафа с книгами.

В комнате, где между двух книжных шкафов стояла кадка с пальмой (вот бы Жердяю такую!), было тихо и как-то не по-весеннему сонно, словно время здесь застыло еще в начале осени. Тикали старинные часы. На окне цвела герань, роняя на пол сухие желтые лепестки. На стуле стопка белья под тонкой марлей, на диване какое-то шитье. Димка с любопытством огляделся: на стенах множество маленьких портретов и фотографий в рамках — какие-то улыбающиеся люди, женщины и мужчины. Один — высокий брюнет с подкрученными усиками и темными глазами — встречался чаще всех. Рядом висел рисованный портрет — тоже, как показалось Димке, тетушки Маргариты. Она ела яблоко и лукаво улыбалась. Димка присмотрелся к лицу внимательней — волосы короткие, а лицо более мягкое, беззащитное, наивное даже.

— Не узнал? — сказала тетушка, войдя в комнату. — Это, зайчик, я восемь лет назад.

Димка выбрал книжку — биографию пирата Моргана и отправился к себе, гадая, что за брюнет изображен на фотографиях. Еще он гадал, что у тетушки изменилось в лице, вроде бы стала взрослее, и в то же время видно было, что перемены не только снаружи, но и в душе. Вскоре мысли о тетушке ушли на второй план, Димка увлекся книжкой. Обычно стоило ему взять в руки книжку, как он начинал видеть то, что было нарисовано. Благодаря живому воображению он погружался с головой в мир книг, забывая о мире настоящем. И едва ли не слышал шум бриза, крики чаек и скрип меняющего курс галеона. Зубастик, свернувшись калачиком, лежал у него в ногах.