В ТИСКАХ

Был один парень, который как-то раз сказал, что почтальон всегда звонит два раза, так вот у меня такое мнение, что он знал, о чем говорил, этот тип!

Находясь в пустом холле, с пустым стаканом в руке, прислонившись спиной к стойке бара, я начал выражать недоверие себе так часто, что мне показалось, будто я нахожусь среди забастовщиков металлургической промышленности. Но вскоре я одумался, поняв, что такое времяпрепровождение не приведет меня ни к чему, и что если бы я снова попал в подобную ситуацию, то применил бы те же методы и тактику действий. Я доверился шайке Гояса, потому что так следовало сделать: у меня не вызывали никакого сомнения искренность побуждений Лотти, а также и Кастлина. Они горели желанием уничтожить Сигеллу, и они решили честно работать вместе со мной. И нет вины Лотти в том, что Меррис и остальные предали ее. Кто-то из них, должно быть, повидал Сигеллу в субботу до полудня, съел кусок из его рук, после чего он — Сигелла — просто поводил меня за нос, и с этого момента он уже решил, что будет делать дальше. Но что удивительно, так это то, что он не попытался от меня избавиться. Конечно, он для меня что-нибудь да приготовил.

Я хорошо знаю Ферди Сигеллу и знаю, что меня ожидает мало приятного и надо держаться настороже.

Я прошел за стойку и приготовил себе самый что ни на есть лучший напиток, потом поднялся наверх, чтобы придать Лотти более приятный вид. После чего обошел весь дом, но ничего интересного не обнаружил. Везде следы бегства. Видимо, они спешно уложили свои вещи и поторопились покинуть дом, оставив все, как было.

В подвальном помещении было много белых курточек и кухонных передников. Сигелла, видимо, приготовил их на всякий случай, если что-нибудь пойдет не так.

Не было никаких сомнений, что Сигелла удрал с Мирандой и решил обойтись без моих услуг. Должен признаться, что его ловкость вызывает у меня невольное восхищение.

Я вернулся в бар, повторил порцию виски с содовой, сел на прилавок, попытался разобраться в случившемся и наметить план действий.

Ясно, что один из членов банды Гояса — Спегла — чужак, как я предполагаю, как только оказался посвященным в комбинацию, уговорил остальных перейти на сторону Сигеллы, что эти подонки и поспешили сделать, потому что Сигелла всегда хорошо платил.

Лотти они, конечно, ничего не сказали. Она появилась в указанное время, не сомневаясь, что все пойдет по плану, и, мне кажется, именно в тот момент, когда я покинул «Брендерс Энд», она решила объясниться с Сигеллой, предусмотрительно взяв с собой пулемет. Ну, и так далее… Что-то надо было делать.

Я вышел из-за прилавка, прошел во двор, заперев за собой дверь, и отправился опять к коттеджу. Там никого не было. Я собрал все оружие и сложил его в лужу, которую заметил недалеко от него. Потом сел в машину и опять приехал в «Брендерс Энд».

Гараж позади дома, в котором еще недавно стояло около сорока машин, был пуст. Я хотел было определить их путь по следам, но мне не удалось этого сделать. За воротами следы терялись.

Я остановился у края дороги и стал размышлять. У меня осталась только небольшая надежда на то письмо, которое я послал в посольство США. Оно, мне кажется, должно мне помочь, и этим своим шагом я очень доволен.

Бросив последний взгляд на «Брендерс Энд», я поехал по направлению к Лондону. Я ехал, не торопясь, стараясь сообразить, каков будет следующий ход Сигеллы, и смотрел по сторонам, пытаясь найти телефонную будку, откуда мог бы позвонить. Через некоторое время я заметил полицейского, который ехал мне навстречу на велосипеде. Я остановился и посигналил ему. Он подъехал и посмотрел на меня через открытую дверцу машины.

— Доброе утро, сэр! — сказал он.

Восхитительно слышать, когда вам полицейский говорит «сэр». Теперь я понимаю, что Англия — действительно замечательная страна!

— Чем могу быть полезен? — продолжал он.

Я спросил его, далеко ли телефонная будка, и он ответил, что до нее около трех километров.

— Очень хорошо, — сказал я. — Как только вы вернетесь к себе, позвоните в посольство США в Лондоне и попросите второго секретаря. Скажите ему, что вы хотите напомнить ему о том письме, которое он получил вчера по поводу Лемми Кошена. Скажите, что этот Кошен сейчас на пути к своей квартире на Джермин-стрит, и его надо немедленно подобрать, пока из него не сделали половую тряпку, а в Лондоне скоро произойдет забавная коррида, если его не спрячут под замок.

Он стал было что-то говорить мне, но после того, как я дал ему несколько фунтов, умолк, согласился сделать это и быстро поехал своей дорогой. И мне хочется надеяться, что он позвонит как можно быстрее, так как мне кажется, что Сигелла готовится стереть меня в порошок в самое ближайшее время.

Я помчался вперед и к четырем часам был уже в Лондоне.

Я оставил машину в гараже, сказав, что приду за ней завтра утром, и потихоньку направляюсь к своей квартире, спрашивая себя, что же должно произойти? Между нами говоря, я начинаю приходить в довольно нервное состояние. Несколько раз оглядываясь, я видел парней, которые ошивались у дверей, но делаю вид, что ничего не замечаю и продолжаю свой путь.

Я открыл входную дверь в «Кэрфакс апартментс» и очень ловко, тайком, прошмыгнул на лестницу, потому что, поверьте мне, я не буду очень удивлен, увидев Йонни Маласа или кого другого из банды Сигеллы, сидящего у меня в комнате, чтобы сделать мне подарок в виде кусочка железа, я твердо решил, что если у меня в квартире начнется состязание по стрельбе, первым стрелять буду я.

Я дошел до нужного этажа, на кончиках пальцев прошел по коридору и стал прислушиваться у двери гостиной. Там не было света: и было очень тихо. Тогда я открыл дверь, вошел, нащупал выключатель и зажег свет.

Констанция находилась здесь в натуральную величину с видом, производящим вдвое более сильное впечатление, чем обычно, одетая в манто из черного бархата, с большим воротником из белой лисицы. Она курила сигарету и смотрела на меня с улыбкой, способной испугать гремучую змею.

Я сунул руку под пиджак, где подвешен револьвер, но она сделала мне знак рукой и рассмеялась.

— Не нервничай так, Лемми. Я пришла не для того, чтобы убрать тебя, да и время для этого еще не наступило. Но я охотно бы заплатила несколько тысяч за удовольствие всадить в тебя несколько хороших пломб. Я пришла просто сказать тебе пару слов и после этого уберусь с надеждой, что никогда больше не придется мне видеть твою гнусную рожу… — и она сказала в мой адрес несколько отборных выражений. Умолкла она только тогда, когда ее лицо посинело от недостатка воздуха в легких.

Я подошел к столу, налил себе большой стакан виски, налил так же и ей. Я протянул ей стакан, но она отправила его в угол комнаты.

— Не воображай, что я буду пить вместе с тобой, ты, грязная, продажная шкура! Я лучше предпочту утопиться с камнем на шее, понял?

— Отличная идея, моя крошка, — ответил я. — А если тебе понадобится кто-то, чтобы толкнуть тебя туда, не стесняйся, сделай только знак, и я сразу же брошу все дела. А теперь, когда ты выложила весь запас своего красноречия, послушай, что скажет тебе дядя Питер относительно того, где тебе сойти с трамвая.

Я сел напротив нее. Она очень красива, просто прелесть, когда показывает свои белые зубки и мечет молнии из глаз.

— Послушай, ты, ведьма, — начал я, — что ты пришла сюда вынюхивать?! У тебя хватило наглости выложить мне весь свой репертуар птичьих имен! Разве я просил вас взять меня к вам в дело, а? Разве я искал вас и просил, чтобы вы приняли меня в члены вашей банды? Разве не ты разыгрывала сцену на Хеймаркет, чтобы заманить меня в вашу нору на Майтсбридж, где Сигелла так мило умолял меня, чтобы я согласился с вами работать? Или это было не так? Что же ты думаешь? Я первый задумал дело насчет Миранды, я рассматривал его как свое личное дело, я хотел его выполнить так, как считал нужным, и каждый, кто посмел бы сунуть нос в мои дела, должен был быть готовым к тому, что я его обставлю, как я хотел это сделать с Сигеллой.

Она засмеялась.

— Ты хотел обставить Сигеллу, — сказала она, — бедный лопух, ты не способен надуть даже семейство кур. Ты до такой степени бестолков, что заслужил, чтобы тебя отправили на живодерню. Ты знаешь, что ты такое? Нагар! Тебя взяли на большое дело, а ты даже не можешь дойти до конца. Тебе надо заигрывать с этими мокрыми курицами из банды Гояса и улещивать эту Сейди Грин, которая связана с нами с момента, как поступила работать в семью ван Зелденов.

Разве есть у тебя в голове что-нибудь, кроме ветра? А ведь понадобится кое-что другое, чтобы выпутаться из этой истории, предупреждаю тебя.

Я засмеялся.

— Если это все, что ты хотела мне сказать, можешь захватить с собой камень и отправляйся к озеру, а если есть время, передай Ферди Сигелле, что мы увидимся с ним в США. Там я представлю ему свои объяснения дулом автомата.

Она насмешливо покачала головой.

— Послушай, Лемми, перестань-ка хорохориться. Ты же отлично знаешь, что Сигелла не забудет о тебе после того, что произошло! Ты прекрасно знаешь, что тебя очень быстро прикончат. Уже завтра вечером ты сможешь очень громко петь песни, но только на том свете, потому что в тебе будет слишком много свинца.

— Может быть, да, а может быть, и нет, — ответил я. — Знаешь, я немного устал, а ты начинаешь надоедать мне, Констанция. Если ты кончила свою серенаду, сделай реверанс и отправляйся, только будь осторожней с дверью, потому что я не люблю шума.

Она встала.

— Послушай, болван, Сигелла дает тебе последний шанс, и на твоем месте я бы воспользовалась им. Сегодня ночью, во время перестрелки с Лотти Фрич, успел улизнуть ее сводный братец Вилли Боско. Он был вместе с ней в игре: не захотел ее бросить и последовать за остальными членами банды. Он был настолько глуп, что верил, что они вдвоем и ты сможете бороться с Сигеллой. Он сбежал и, наверное, появится здесь, чтобы войти с тобой в контакт. Итак, вот что: Сигелла считает, что его надо уничтожить, как Лотти. Этим должен заняться ты. Сигелла просил передать, что ты должен убрать Боско не позже завтрашнего утра, в противном случае, ты сам будешь убит в течение завтрашнего дня. Что ты скажешь на это?

Мне стало смешно.

— Значит Сигелла боится Боско? Дай мне посмеяться. Он считает, что Боско пойдет в полицию?

— Не строй из себя дурака. У него не больше возможности обратиться в полицию, чем у тебя. Он убил Прайса Джерлана вчера вечером, когда застрелили Лотти. Тот мертв, как баран. Подумай, стоит ли ему идти в полицию? А тебе самому? У тебя будут неприятности, так как ты не сумеешь доказать, что не ты убил Гояса на палубе «Принцессы Кристабель», так что и для тебя приготовлен электрический стул, можешь в этом не сомневаться.

— Я не стану говорить ни о чем, Конни, но моим ушам уже больно тебя слушать. Выслушай меня: я не пущу в расход ни Боско, ни кого-либо другого, чтобы доставить Сигелле удовольствие. К тому же Боско, вероятно, хороший парень. Он остался верен Лотти и выполнил бы все, что было намечено. Он не переметнулся к вам и не стоял, сложа руки, когда Лотти убивали.

Итак, ты можешь сказать своему милому дружку Ферди, что у него совершенно нет вкуса во всем, что касается женщин, и можешь убираться отсюда, потому что ты хуже кобры, и один твой вид внушает мне отвращение.

Она схватила стоящую на столе бутылку и швырнула ее в меня. Я уклонился, схватил Конни и положил ее животом вниз на свои колени. Потом выдал ей хорошую порцию шлепков. Когда я позволил ей встать, она была бледной от ярости. Если бы при ней было оружие, она бы пустила его в ход. Это так же верно, как то, что меня зовут Лемми Кошен.

Она села на диван, прерывисто дыша, и смотрела на меня, как на что-то отвратительное.

— Хорошо, Лемми… — сказала она, — ты сейчас сильнее… Но не ошибись. Когда я разделаюсь с тобой, у тебя будет вид, как у дохлой крысы, которую кошка приносит в дом, но сейчас ты напрасно теряешь время, стараясь вызвать мой гнев. Я просто сказала тебе, что тебя ожидает.

Вилли Боско придет сюда. Он вынужден это сделать. У него нет друзей и нет денег, а о Кастлине мы позаботились, чтобы он никого не беспокоил. Он теперь никому не будет в тягость. И когда Боско явится, ты уберешь его, а потом придешь ко мне на Майтсбридж сообщить об этом. Тогда я и решу, что с тобой делать. Ну, а если не дашь знать о себе до завтрашнего вечера, я устрою так, чтобы с тобой было покончено как можно скорее.

Она накинула манто на плечи и встала.

— Послушай, малютка, прежде чем ты уйдешь, позволь мне сказать тебе два слова. Я понимаю, что ты сердишься за те шлепки, которые только что получила. Об этом ты, надеюсь, скоро забудешь. Боско я не трону и вообще ничего не стану делать для Сигеллы, и вот почему…

Я подробно рассказал ей о письме в посольство США и о том, как я поменял деньги, полученные от Сигеллы.

Что за гнусную рожу она сделала и застыла на месте, как статуя! Я впервые видел ее до такой степени удрученной.

— И теперь, моя нежная, я останусь здесь до того момента, когда за мной придет английская полиция, и Сигелла ничего не сможет сделать со мной. Ты улавливаешь? Завтра утром, если не раньше, полиция начнет действовать. Я расскажу им об этих деньгах историю, способную усыпить стоящих. Я позволю им кое-что узнать об ограблении, которое произошло в Арканзасе…

Посольство США обрадуется, узнав о возможности захватить парня, который отхватил миллион долларов, и потребует выдачи преступника. И я не буду возражать, ты понимаешь? Я отправлюсь под эскортом в США. И если твой друг Сигелла захочет меня видеть и захватить меня, он должен будет устроить осаду тюрьмы и при помощи бомб взорвать ее. А когда я покину тюрьму, со мной будут в качестве телохранителей двое полицейских. Что ты на это скажешь, моя голубка, а?

Она замерла на месте, позеленев от ярости, и не нашла ни слова для ответа.

— Пойди скажи своему миленькому Ферди, что если он хочет захватить Лемми Кошена, ему надо встать очень рано. Скажи также, что как только я вернусь в США, то смогу выйти сухим из этой истории. Я смогу доказать, что находился за тысячу миль от Арканзаса, когда произошло ограбление банка. Я был тогда в Нью-Йорке. Не правда ли, им придется выпустить меня? А как только они это сделают, я стану преследовать Сигеллу с таким рвением, что ему покажется, будто его превратили в громоотвод, и все молнии ударят в него.

Теперь убирайся и поторопись рассказать ему все, что я тебе сказал, пока я еще в хорошем настроении, потому что если в течение двух минут ты отсюда не исчезнешь, я сниму пояс и покажу тебе, как хорошо можно им воспользоваться.

— Очень хорошо, Лемми, — проговорила она ледяным тоном, — я ухожу, но хорошенько запомни: у тебя будет мучительная смерть. Возможно, ты нам и устроил это мерзкое дело, но кожу твою мы все равно получим, здесь ли, при выходе из тюрьмы или когда тебя привезут в США, и это так же верно, что я стою перед тобой… И когда мы захватим тебя, мы устроим тебе очень приятные минуты, прежде чем ты околеешь…

— Проходи, пожалуйста, — с поклоном проговорил я, — а когда увидишь Сигеллу, скажи ему, что в ближайшее время я угощу его мороженым. А сейчас убирайся, мне противно смотреть на тебя.

Она направилась к двери, и я последовал за ней, решив, что это будет не лишняя предосторожность — проводить ее до улицы.

Мы спустились вниз, и я заметил такси, которое стояло неподалеку. Я сделал знак шоферу.

— Послушайте, — сказал я ему, — не отвезете ли вы эту молодую даму домой?

Он улыбнулся, вылез из машины и открыл для Конни дверцу. Неожиданно из двери соседнего дома появились два типа. Один из них схватил меня за руку, а другой с быстротой молнии освободил от револьвера, который я ношу подмышкой.

Я вижу, как Конни с совершенно ошеломленным видом смотрит на меня через стекло, и глаза у нее вытаращены.

— Вы — Лемми Кошен? — спросил меня один из этих двух парней, и когда я ответил утвердительно, он добавил:

— Я — инспектор полиции, у меня ордер на ваш арест. Вы обвиняетесь в хранении и обмене банковских билетов, принадлежащих федеральному правительству США, несмотря на то, что вы знали о том, что эти билеты похищены при вооруженном ограблении. Я задерживаю вас по просьбе вашего правительства и на основании соглашения о выдаче преступников иностранных государств, и должен предупредить вас, что все, что вы скажете сейчас, может быть использовано против вас, начиная с момента вашего задержания.

Конни продолжала смотреть на меня сквозь стекло, и я улыбнулся ей.

— Ты видишь, моя ласточка, — сказал я ей в тот момент, когда машина уже тронулась, — что я тебе говорил? Ну, постарайся быть умницей, не огорчай маму.

Такси отъехало.

Сразу после этого подошла полицейская машина, куда меня и втолкнули. Они приняли все меры предосторожности, можете мне верить: я видел сзади еще одну полицейскую машину.

Мы помчались. Джермин-стрит — Скотланд-Ярд — это не более четырех минут. Меня доставили в небольшую комнату полицейского поста, где я пробыл некоторое время. Потом меня подняли на второй этаж, провели по длинному коридору и втолкнули в какую-то комнату.

В комнате, расположившись вокруг столов, сидели шесть человек, из которых я четверых знал: Грант — помощник секретаря посольства, Шидрот — специальный агент, который раньше работал со мной, Линтл — из Вашингтона и брат Мак-Фи — Ларри.

Парень, который забрал у меня револьвер, вернул его мне, а Грант из посольства представил меня человеку, который сидел в конце стола.

— Господин комиссар, разрешите вам представить Лемми Кошена — специального агента Федерального департамента юстиции, занимающегося делом ван Зелден. — А мне он сказал, — полковник, сэр Вильям Готворт, комиссар полиции.

Мы пожали друг другу руки. Поздоровался я и с остальными.

— Ну, что, Лемми, — спросил Шидрот, — как идут дела?

— Хорошо, — ответил я, — скажите мне только, я не хочу быть настойчивым, но кто-нибудь следит за нашей подружкой Конни?

— Не беспокойтесь, мистер Кошен, шофер, который находился возле вашего дома, очень хорошо знает свое дело.

— Отлично, — сказал я. — Кстати, господин комиссар, чтобы так сказать, окончательно скрепить наши международные полицейские связи, не найдется ли здесь стаканчик чего-нибудь?

— Послушай, Лемми, — улыбнулся Гидрот, — я вижу, ты здесь еще не акклиматизировался. Неужели ты не понимаешь, что такого рода товар не держат в комиссариатах полиции этой страны?

И он достал фляжку из своего кармана.