ПОСЛЕДНИЙ ТРЮК КОННИ

Я достал револьвер и приготовился дать сигнальный выстрел, когда убедился, что обойма пуста. Прежде чем я успел что-либо сделать, я получил несколько ударов и оказался на полу.

Когда, наконец, я сумел встать, я увидел Сигеллу, наклонившегося над Йонни. Он выпрямился и насмешливо посмотрел на меня.

— Закройте двери, дети мои, и сделайте так, чтобы их никто не мог открыть.

Потом он стал рассматривать меня.

— Итак, ты не смог удержаться от того, чтобы проделать свое грязное дело, изменник? Ты хотел выдать нас полиции. Отлично, отлично! Теперь ты увидишь, что с тобой будет.

Я выпрямился. Отовсюду появлялись разные типы. У каждого по пятнадцати обвинений, и им нечего терять.

— Одну секунду, Сигелла, — сказал я. — Послушай, что я скажу. Я не мог выдать тебя полицейским, так как я сам из полиции. Я накрыл всю твою банду и посадил тебя на мель.

Он начал смеяться.

— Итак, господин специальный агент нас накрыл?… Нет, вы только его послушайте! Ты заставишь меня лопнуть от смеха! Мы не только никем не будем задержаны, но я устрою тебе парафиновую ванну, и Констанция позаботится, чтобы ее поджечь.

Я постарался выгадать время.

— Послушай же, крысиное отродье, что произойдет: у тебя нет ни малейшего шанса спастись, агенты находятся повсюду. Они будут здесь через минуту. Не корчи идиота и не ухудшай своего скверного положения.

— Брось это, — ответил Сигелла, — у меня болит живот от тебя и от твоей медали из белой жести. Это так же противно, как и твоя нелепая комбинация, которую ты придумал наверху с Мирандой. Потрясающе! Конни отобрала у нее револьвер, когда она вздумала разыграть сцену, чтобы выйти из дома…

В этот момент какой-то тип с бешеной скоростью скатился по лестнице.

— Патрон! — закричал он. — Они уже здесь! Они повсюду, они выходят из-под навесов для сигнальных огней, с другой стороны поля, они появляются отовсюду.

— Это хорошо, — сказал Сигелла и засмеялся. — Вам нужно кое-что объяснить, дети мои. Затыкайте все отверстия, закройте ставни и поместите два пулемета на крышу. Или они или мы. Потому что среди нас нет никого, кто может выкарабкаться из этого дела с пятьюдесятью годами.

Он подал знак Рискину.

— Отведи его наверх и швырни в комнату, где находится Миранда, а потом устрой так, чтобы отправить кого-нибудь к гаражу, чтобы забрать пять-шесть бидонов горючего. Скажите-ка, ребята, вы помните, что было сделано с тем типом в Джоплине, который нас предал? Так вот мы снова это проделаем!

Он повернулся ко мне.

— Лемми, на этом я закончу.

Через пять минут наполнится хорошенькая ванна, и Миранда сможет посмотреть, как ты будешь принимать ее, до того как мы с ней разделаемся.

Весь дом наполнялся людьми с револьверами и автоматами, пока Рискин вел меня наверх.

Я достаточно плохо чувствовал себя, так как раненое плечо сильно болело.

Рискин проводил меня до комнаты, где находилась Миранда. Потом мне связали руки и швырнули в комнату. Дверь заперли на ключ. Миранда находилась тут же, привязанная к ножкам кровати. Увидев меня, она попыталась улыбнуться.

В этот момент над нами раздались выстрели, из чего я заключил, что кто-то, находящийся на крыше, открыл огонь из пулемета по полицейским, находящимся внизу. Началась перестрелка.

Я распластался на полу, около стены, мне было ясно, что приходит конец роману и моей жизни, а также и Миранде, мне кажется, что впереди для нее уже нет ничего хорошего.

Она заплакала.

— Что они с нами сделают, Лемми?

Я попытался улыбнуться.

— К чему спрашивать о таких вещах? Что вы сможете вообразить? Меня бы удивило, если бы они предложили нам ключ от дома. Скорее всего они нас убьют. Мы вытащили пустую карту, Миранда, и если вы религиозная и верите во что-нибудь, то теперь самое время молиться.

Я бы на вашем месте немедленно встал на колени и начал произносить молитвы. Самое время.

Открылась дверь, и появилась Конни. Стрельба в этот момент несколько утихла. В освещенном коридоре я увидел парня, проходящего в этот момент с бидонами. В глубине коридора, я слышал это отлично, кто-то выливал в ванну горючее.

Время от времени ослепительная вспышка освещала окно, что заставило меня думать, что полицейские направили на дом прожекторы, но трудно было представить, насколько это могло быть полезным, так как, видимо, они не собирались брать дом приступом теперь же.

В настоящий момент я больше всего жаждал получить сигарету.

Конни в этот момент распахнула дверь и вошла в комнату. Она подошла ко мне, сунула мне в рот сигарету и дала прикурить, потом также поступила с Мирандой.

С крыши обрушился вниз новый шквал огня, и кто-то завопил, видимо, получив порцию горячего свинца.

— Можешь ли ты выслушать меня, Лемми? — спросила Конни. — Мне надо кое-что сказать тебе.

Я посмотрел на нее. Она закрыла дверь, но в комнате было светло от лунного света, и я мог хорошо ее рассмотреть. В одной руке она держала автомат, в другой — сигарету, и улыбалась такой приветливой улыбкой, как улыбается ваша любимая кинозвезда, показываемая крупным планом на экране.

Я во всяком случае знаю, что Констанция — настоящая ведьма, и верю в ее улыбку не больше, чем она намерена разыграть перед нами комедию, потому что в ее глазах я вижу скверное и подлое выражение, как будто она одновременно собирается и стрелять в меня и говорить о любви.

Миранда посмотрела на меня, потом на нее. Она напоминает тигрицу. Мне кажется, что если Миранда и Констанция вздумали бы выяснять между собой отношения, была бы основательная драка. Они стоили друг друга. Миранда — девушка спортивного склада, всегда ищущая новых эмоций, привыкшая с детских лет считать, что весь мир у ее ног. Конни же, как и женщины ее круга, привыкла понимать, чего она хочет, а когда она это понимала и знала, то ломала и себе и другим руки и ноги, чтобы добиться цели.

Но, что бы там ни было, Конни вплотную подошла к тому месту, где я лежал, что дало мне возможность констатировать, что лодыжки у нее действительно замечательные, и это грустно, так как я лежу связанный и ничего не могу сделать. Я начал сравнивать щиколотки обоих девушек, что лишь доказывает существование некоторых тронутых типов. Вы не находите?

Конни в этот момент подала голос.

— Послушай меня, Лемми Кошен, мне нельзя терять времени, раскрой уши и соображай быстрее. Я не понимаю, как это случилось, но знаешь, Лемми, у меня к тебе слабость. Я думаю, что рождена не для той жизни, которую вынуждена вести.

— Этого я не знаю, Конни. Я об этом не думал, но хочу верить твоим словам. К чему ты клонишь?

— Вот в чем дело. Я верю, что смогу вас отсюда вытащить, и предлагаю тебе сделку. За это ты замолвишь за меня словечко полиции. У них ничего против меня нет. И если я освобожу Миранду, я думаю, что буду совсем реабилитирована.

— Ты наивна, Конни, — сказал я ей, надеясь, что Миранда поймет меня правильно, а то в глазах ее появилась надежда на что-то, — не забывай, что ты с самого начала была виновна. Все, что я могу для тебя сделать, это показать, что ты сделала все, чтобы вытащить нас отсюда, когда увидела, что Сигелла побежден, и ваша комбинация провалилась. Если ты удовлетворишься этим, то я иду с тобой.

— Очень хорошо. Тогда я предлагаю тебе следующую вещь. У меня есть машина, которую я поставила два дня назад недалеко отсюда, в кустах возле дороги. Я вас выведу отсюда, а ты позволишь мне воспользоваться машиной и попытать счастья? Я считаю, что это справедливо. Если полицейские меня поймают, то поймают, но если мне удастся бежать, для меня это будет хорошо. Справедливо?

— Неплохо, — ответил я, — ну, а Сигелла? Что он будет в это время делать?

Она улыбнулась.

— Ты, значит, Лемми, не понимаешь, что интересуешь меня. Я давно хотела тебе об этом сказать, я всегда была к тебе неравнодушна. Я не перенесу мысли, что ты погибнешь от рук Сигеллы. Неужели ты не понимаешь, что я хочу помочь тебе, а заодно и этой идиотке?

Я начал дышать свободнее, потому что мне кажется, что Констанция искренна, и у нас появилась, кажется, возможность, правда, ничтожная, выйти живыми из этой страшной переделки.

— Это хорошо, — сказал я, — но, прежде всего, ты должна освободить мне руки и дать оружие, и только после этого я могу согласиться на твое предложение, но никак не раньше.

Она ничего не ответила, просто подошла ко мне, взяла из моего кармана лезвие бритвы, перерезала веревки, стягивающие мне руки, а потом проделала такую же операцию с Мирандой. Потом протянула мне револьвер.

— Я не могу играть более честно, правда, Лемми? Разве не так? — В ее голосе послышалось что-то вроде теплоты, а на ресницах дрожали слезы.

— Послушай, — продолжала она. — Сигелла сейчас отправится в одну из комнат нижнего этажа жечь бумаги, которые он не хочет оставлять полицейским. Я достану себе другой револьвер, и когда он придет туда, я сведу с ним счеты. Кажется, для меня наступил момент, когда надо выбирать между вами двумя, Лемми. И я выбираю тебя.

— Это меня устраивает, Конни, — сказал я, — но существует одна вещь, в которой я должен быть уверен. Это то, что этот подонок получит свою порцию свинца и без жульничества.

— Значит, у тебя нет доверия ко мне, Лемми? — спросила она.

— Ты говоришь, что у меня нет к тебе доверия. Мне лично платят за те небылицы, которые я сочинил, когда начал вертеться среди вас, чтобы получить нужные сведения. Но это мало что принесло мне, так что я пока во всем сомневаюсь.

Я подошел к ней.

— Меня, моя красавица, больше всего интересует, чтобы Сигелла сдох и как можно скорее. Во-первых, потому что это избавило бы многих от больших неприятностей, и, во-вторых, это исключит для него возможность снова ускользнуть от правосудия при помощи его обычных приемов: шантажа, подкупа, взяток, так как судить его должны в США. А у этого парня гораздо больше возможностей там, чем здесь. И он сумеет ими воспользоваться. Поэтому я голосую обеими руками за то, чтобы он был уничтожен здесь, на месте. И ни одного человека, кроме тебя, кто мог бы убрать Сигеллу, здесь нет. Когда ты выполнишь это, я поверю, что ты ведешь со мной честную игру.

Конни посмотрела на меня со странным выражением лица.

— Я займусь им, Лемми. Я хочу заслужить твое доверие и постараюсь сделать это, как можно лучше. Подожди одну минуту и ты сам убедишься, что с ним покончено.

— Согласен. Но, знаешь, это странно. Я никогда бы не подумал, что ты так легко можешь расстаться с Сигеллой. Ты сразу как-то странно изменилась.

Она уже дошла до двери, но неожиданно обернулась.

— Послушай, Лемми, не можешь же ты быть до такой степени бестолковым, чтобы не понять: полицейские окружают дом, к ним подходят все новые отряды. Они контролируют большую дорогу и захватят нас в течение часа. Почему бы мне в этом случае не попытаться спастись. А потом, что же такое сделал для меня Сигелла? В глубине души я всегда ненавидела этого итальянского выродка. Я сейчас же уберу его, тем более что тебе это доставит удовольствие…

— Хорошо. Иди, сестренка, только будь осторожна, чтобы он не услышал, как ты подходишь, а то этот тип способен выстрелить первым. Что мы тогда будем делать без нашей дорогой Констанции?

Я услышал за дверью какое-то ворчание. Парень, который стоял на страже, получил пулю в голову и, свалившись на паркет, дергался от боли. Конни подошла к нему, вырвала револьвер, который он держал в руке, и с заговорщическим видом посмотрела на меня и удалилась.

Миранду снова охватила надежда.

— О, Лемми! Это замечательно! Мы выйдем отсюда… Никогда бы не подумала, что это будет возможно…

— Посмотрим. Цыплят по осени считают.

Я повернулся к окну спиной к Миранде и вынул обойму из револьвера, который дала мне Конни. Она была пуста, ни одной пули. Это прекрасно ее характеризует. Я клянусь вам, что это такая ведьма, что рядом с ней гиена показалась бы домашней кошечкой.

— Послушайте, Миранда, — сказал я девушке, которая все еще растирала себе руки. — Если вы воображаете, что вышли из этой переделки, то ошибаетесь. Это не так: Конни дала мне незаряженный револьвер. Это мне совсем не нравится, и поскольку я хорошо ее знаю, надо полагать, что через пару минут она сыграет с нами мерзкую шутку, так что будьте осторожны, Миранда.

Через минуту мы услышали шаги возвращающейся Конни. Она вошла с расстроенным лицом, вся в слезах.

— Я это сделала, Лемми, — сказала она. — Я убила его. Он стоял в глубине комнаты. Я выстрелила, он упал лицом на письменный стол, и мне показалось, что он смотрел на меня… странным взглядом. Это производит ужасное впечатление. Быстрее идите! Надо уходить отсюда!

Она провела нас по коридору, потом мы спустились по лестнице, вошли в другую комнату на нижнем этаже, прошли через нее, потом через какие-то антресоли, а оттуда спустились, вернее, скатились в гараж. Конни шла впереди, держа сумочку под мышкой. У двери гаража я вырвал у нее сумочку и открыл ее.

— Не нервничай, крошка. Там, наверху, ты дала мне незаряженный револьвер. Я, когда пользуюсь револьвером, предпочитаю, чтобы из него можно было стрелять.

Я вынул тот револьвер, который был в сумочке, а на его место положил свой. Она ничего не ответила, просто вывела нас из гаража и повела по тропинке, ведущей к дороге.

С правой стороны, в отдалении, слышна частая пальба. Вероятно, именно с той стороны полицейские решили атаковать дом.

На этой стороне их, может быть, и нет, так как они считают, что дорога людная, и никто по ней не сможет улизнуть.

Мы прошли сотню метров по тропинке, потом Конни повернула налево, в узенькую аллею, которая заканчивалась небольшой полянкой. На полянке стояла сверкающая при лунном свете машина.

Мой нюх подсказал мне, что здесь что-то не так, что должно произойти что-то… И как раз, когда мы приблизились к полянке, это и произошло…

Из-за машины появился Сигелла, ухмыляясь, как целая стая гиен. В руке его был револьвер, а то, что оружие было и у меня, его, видимо, совсем не беспокоило.

Конни неожиданно, прыгнула вперед и оказалась рядом с Сигеллой позади машины. Я поднял свой револьвер, а она рассмеялась.

— Не будь ребенком, Лемми, этот тоже не заряжен. Я же знала, что ты проверишь первый револьвер, а потом возьмешь у меня мой. Поэтому я тоже разрядила его. Итак, что ты скажешь теперь?

— Хорошо сыграно, Конни. Но в один из ближайших дней ты свое получишь.

Сигелла в свою очередь тоже засмеялся. Он навел на меня револьвер, и его гнусная морда так и сияла от радости.

— Итак, пижон, я заставлю вас обоих оставить здесь ваши кости, а потом мы начнем действовать. Ну, что, ловко Конни усыпила тебя своей песенкой, а? Может быть, нам — Конни и мне — удастся скрыться отсюда, а может быть и нет, но одна вещь совершенно очевидна: это то, что вы оба останетесь здесь. Итак, если ты веришь в Деда Мороза, читай молитву, я сейчас размозжу тебе голову.

Миранда в этот момент стояла позади меня. Я почувствовал, как она шевельнулась, потом прошла немного вперед и встала сбоку от меня.

— Одну секунду, мистер Сигелла, — сказала она. — Мне кажется, вы кое-что забыли. — Она сделала два или три шага вперед с самым естественным видом, так что он даже не пошевелился, а потом неожиданно бросила свою туфлю прямо ему в лицо. Она успела снять ее, когда стояла позади меня.

Он выстрелил, но от удара туфли дрогнула рука. Я получил пулю в плечо. Это была вторая за сегодняшний вечер. Я решил, что остается только одно, и бросился на него. И в этот момент мне страшно повезло, потому что с его револьвером случилась осечка. И это для меня оказалось приятным сюрпризом, потому что я бросился прямо на пулю.

Налетая на него, мне удалось со всей силой нанести ему удар головой, старый прием, который я изучил на Филиппинах.

Это пока не особенно продвинуло дело, так как итальянец очень силен и умеет пользоваться приемами. Он ударил меня коленкой вниз живота, что создало у меня впечатление, что я дерусь с полдюжиной лошадей. Но я быстро очнулся. Мы сцепились и покатились на дно небольшой канавы. Мы нанесли друг другу немало ударов. Он дрался со страшной яростью. Я чувствовал себя не блестяще, так как боль в плече была сильной. Но, в конце концов, мне удалось прижать оба моих больших пальца к его горлу, нажимая одновременно коленом на впадину его горла. При этом я ударял его по лицу каждый раз, как он пытался поднять голову. После этого он стал выглядеть тоже не блестяще.

Но я чувствовал, что слабею все больше и больше, потому что из моего плеча лилась кровь, в то время как эта падаль была в отличной форме. Необходимо было попробовать последний прием, иначе со мной будет кончено…

Я внезапно весь как бы обмяк, сделав вид, что силы полностью меня оставили. Я опустил руки и с ворчанием вытянулся. Он попался на удочку и на какую-то долю секунды выпустил меня. И тогда я выбросил обе ноги, взял его в ножницы, распластал и обвил ногами вокруг шеи. Это был японский ключ. Превосходная штука!

Этот прием мне показал один японец, который преподавал дзю-до, и которого в один прекрасный день я вытащил из грязной истории.

В настоящий момент я держу этого типа, распластав его и прижав лицом к земле. Он вырывается, как бешеный, пытаясь оторвать от своей шеи мою левую руку, и очень хотел бы добраться до моей левой руки, поскольку я ранен в левое плечо, но свою левую руку я прижимаю еще и левой ногой, и он ничего не может сделать.

Он пытался опрокинуть меня, но я хорошенько двинул его по голове и прижал еще сильнее.

— Пижон, — сказал я ему, — ты хорошо сделаешь, если послушаешь меня, потому что это последние слова, которые ты услышишь: я сделаю так, чтобы покончить с тобой немедленно! Ты понял?

Лемми, — прохрипел он, задыхаясь. — Я отдам тебе все деньги, какие захочешь, я могу сделать, чтобы ты стал большим… Я могу… Я снова ударил его по голове.

— С этого момента ты больше никому ничего не сможешь сделать, мое сокровище, разве что кормить червей там, где схоронят тебя. Но раньше, чем я тебя туда отправлю, послушай меня…

Вот уже два года, как я кручусь среди гангстеров, твоих друзей и среди бандитов… Я вынужден был это делать, потому что от меня этого требовал дядя Сэм, и другого выбора не было. Ты и твои парни — не стоите веревки, чтобы быть повешенными. Вы — мелкое, никуда не годное отребье. Ты готов предать собственную мать, так же как и твоя подружка Конни. И вы предали всех ваших головорезов, которые остались там. Эти парни не дорого стоят, но они во всяком случае достаточно честны, чтобы не предавать вас, а вы их предали и продали, как вы готовы предать кого угодно.

И ты собирался отправить Миранду в Аргентину своему дружку после того, как получил бы выкуп, а? И находил забавным, что она не выдержит той жизни, которую ты ей уготовил. Она, безусловно, покончила бы с собой, и ты на это рассчитывал. Все знают, что это ты похитил ту девочку во Франции и дал ей сдохнуть с голоду, заперев в покинутом доме, после того, как получил выкуп. Всем известно, что ты похитил двух девушек Гросснер в прошлом году. И это я обнаружил их в проходном дворе в Бейкер фильде, куда ты их отправил после того, как достаточно надругался над ними.

Я знал, что в бандах гангстеров существует дерьмо, подонки, платные убийцы, но два самых гнусных, самых отвратительных человека, которых я когда-либо видел, это Гояс и ты. Я ликвидировал Гояса, всадив в него пять пуль: две — за Мак-Фи, две — за Галлата, бедного парня, который не был приспособлен к подобной жизни и не мог бороться с подобными типами, и одну за себя. А теперь я с тобой покончу. У тебя не будет возможности подкупить судей или шантажировать кого-нибудь. Покончено со всеми твоими комбинациями, взяточничеством и подкупом должностных лиц, потому что единственное должностное лицо здесь — я. Я — судья, присяжные и весь суд, и я приговорил тебя к смерти, Сигелла, так что будь готов.

Руками и ногами я так зажал его тело, что шейные позвонки захрустели.

Все было кончено.

Я встал и посмотрел на него. Он лежал вытянувшись, как собака, ну что ж, собаке — собачья смерть.

Я взобрался на насыпь и там увидел Миранду, которая искала меня. Констанция удрала, но это меня мало беспокоило, я знал, что далеко она не убежит.

Плечо причиняло мне адскую боль, и я сел, прислонившись к дереву. Отсюда мне хорошо видно, как полицейские осаждают дом. Стрельба стала стихать, и я увидел, как Шидрот, достав флягу из кармана, попивал свою водичку.

Это показалось мне замечательным делом, и я отправил к нему Миранду, чтобы она взяла у него флягу, пока он не выпил все. Я смотрел, как она удаляется и понял, что у нее замечательная походка.

Вы понимаете, что я этим хочу сказать?

Такая походка наводит на мысли, о которых ничего не говорится в сухих школьных учебниках.

И я сказал себе, что мог бы очень серьезно обратить внимание на Миранду. Кроме шуток, поверьте мне. И когда все будет закончено, я займусь этим.

А что бы вы сделали на моем месте?