1

Когда такси остановилось на Кондуит-стрит, Беллами выволок Марча из машины и для начала прислонил к стене. Марч опасно раскачивался, что-то бубнил себе под нос, но держался.

Беллами отпустил такси, извлек из кармана Марча кольцо с ключами и открыл наружную дверь. Крепко поддерживая Марча, он прошел с ним через холл к лифтам; из повешенного в холле указателя он узнал, что Марч снимает квартиру на четвертом этаже.

Второй ключ на связке подошел к замку в двери квартиры. Беллами включил свет, отворил несколько дверей, отыскал спальню и сгрузил Харкота на кровать. Тот тут же снова впал в беспамятство. Оставив его лежать, Беллами спустился вниз и запер дверь, ведущую из холла на улицу.

Вернувшись в квартиру, он прошел в спальню и постоял немного возле кровати, разглядывая вырубившегося Харкота. В его мозгу звучали слова, только что произнесенные Уэнингом: «Марч — слишком хитрая лиса, чтобы прятать компрометирующие его материалы в своей норе. Если у него и есть сейчас что-нибудь, то оно спрятано куда хитрее».

Беллами не стал обшаривать квартиру; он взялся за самого Марча. Склонившись над ним, он развязал его галстук и расстегнул ворот рубашки. Затем, перевернув его на спину, он принялся методично обыскивать Харкота. Он обшарил карманы его брюки пиджака. В них ничего не было, кроме обычных мелочей, которые все люди таскают в карманах. Сняв с Марча пиджак, он занялся изучением его подкладки и почти сразу наткнулся на потайной карман.

Портные часто делают такие кармашки по просьбе клиентов. Сунув в него два пальца, Беллами обнаружил в кармане сложенный листок бумаги, внутри которого ощущалось что-то твердое. Беллами извлек листок и развернул его. На его руку упал плоский ключ от американского автоматического замка. И тут Беллами широко улыбнулся. Это была улыбка глубокого удовлетворения.

Он сразу узнал бумагу — на бумаге такого же пепельного оттенка писала свои записки Фредди. Листок явно был вырван из того же блокнота, которым она воспользовалась, когда писала ему записку, оставшуюся незаконченной. Этот блокнот он нашел у кровати убитой Фредди.

Текст этой записки был напечатан на пишущей машинке. Судя по дате, она была отправлена десять дней назад. На листке был напечатан и обратный адрес:

Северо-Запад, 8, Сент-Джон-Вуд, Джордан-корт, 142.

Беллами прочел записку:

«Добрый, глупый, старый Харкот!

Ты ухитрился оставить это здесь прошлой ночью. Так можно и голову потерять — конечно, если тебе раньше ее не оторвут.

Ф.»

Беллами сложил записку и отправил ее вместе с ключом в карман пиджака. Присев на стул, он еще некоторое время наблюдал за отключившимся Марчем, затем встал и прошел по квартире.

Это была обычная квартира среднего пошиба с недорогой, но удобной меблировкой. Неплохая квартира, но очень запущенная, захламленная и запыленная. Именно в таком месте и надлежит жить Харкоту, подумал Беллами.

Он прошел на кухню и там в шкафу отыскал пачку соли и банку горчицы. Взяв из буфета стакан, он наполнил его на три четверти водой, а потом добавил туда соли и горчицы. Размешав как следует это примитивное рвотное средство, он зашел в ванную и отыскал там тазик. Тазик и стакан с рвотным он отнес в спальню и приступил к лечению. Через пять минут все было кончено. Беллами, закурив сигарету, обозрел плоды рук своих: Марч снова спал на диване, но дышал он теперь куда свободнее.

Беллами сидел, курил и размышлял о жизни. Для того, кто умеет правильно относиться к ней, это очень даже неплохая штука. Пусть она изобилует неожиданностями, далеко не всегда приятными, пусть мы не знаем сегодня, что уготовано нам ею завтра, все равно человек, действующий последовательно, не теряющий самообладания и упорно стремящийся к цели, чаще всего оказывается в выигрыше. Это не относится к слабакам, которые легко сдаются, пугаются или просто ленятся что-либо предпринять, предпочитая пассивно ждать, куда прибьет их течение.

Люди вроде Марча… у них нет выдержки, они не способны просчитать свои действия и предвидеть наперед их последствия. Они пассивно ждут, а страх и алкоголь окончательно лишают их решимости…

Он подумал о Кэрол, вспомнил, как она дала ему отставку за пьянство, и улыбнулся. А потом мысли его перенестись к Фенелле Рок. Ее, пожалуй, стоит взять на заметку, подумал он. Такая женщина может пригодиться: у нее хватает выдержки и смелости, она не проявляет излишнего любопытства и не задает лишних вопросов. Такая женщина способна на честную игру… если особо важная причина не заставит ее схитрить. Но то же самое можно сказать о любой женщине.

На этот раз Фенелла чуточку нарушила правила игры. Она пыталась схитрить. И она проболталась — проболталась Ферди Мотту.

Но, во-первых, Ферди ее работодатель, и это обязывает ее отчитываться перед ним о поведении клиентов; а во-вторых, ей самой хотелось что-нибудь узнать от Мотта о Марче. Ее интересовало, действительно ли Марч такая скверная личность, каким его описывает Беллами. И причина, заставившая ее так поступить, была с точки зрения женщины самой что ни на есть уважительной: она влюбилась в Марча.

Женщины — странные существа, подумал Беллами. Вот, например, Фенелла… Очень привлекательная и внешне мягкая, она решительна, тверда и по-своему умна. И вот такая женщина вдруг влюбляется в Марча, человека, не имеющего по сути дела никаких достоинств, влюбляется потому, что ей становится его жалко. Как права была Ванесса, когда сказала, что единственным талантом Харкота является его способность вызвать к себе жалость… если такое можно назвать талантом, разумеется. Вот и Ванесса, по ее словам, вышла замуж за Марча только потому, что ей было его жалко. А теперь Фенелла по той же причине влюбилась в него и даже — во вред себе — пытается как-то ему помочь.

Положив сигарету на край пепельницы, Беллами наблюдал, как она медленно тлеет, превращаясь в серый столбик пепла. Ему вспомнилась история о дымящемся окурке, который Марч якобы оставил у кровати убитой Фредди. Виртуозный ход, ничего не скажешь…

Он аккуратно погасил сигарету в пепельнице и закурил следующую. А потом взял шляпу и направился к выходу из спальни, но задержался и постоял немного, глядя на Марча, который не казался уже таким бледным.

В холле он надел пальто и уже было собирался выйти, как вдруг застыл неподвижно, глядя на дверь и засунув руки в карманы: кто-то поднимался по лестнице.

В замке щелкнул ключ, и на пороге появилась Фенелла Рок в новой очень модной шубке из скунса. Но вид у нее был отнюдь не веселый.

— Боже мой! Ники… — растерянно пролепетала она. — Вы здесь?! Послушайте, есть ли в Лондоне место, где можно было бы от вас скрыться? Похоже, вы начали меня преследовать. Ники, ну почему бы вам не оставить в покое этого бедолагу? — она указала рукой в сторону кровати, на которой возвышался все еще бесчувственный Харкот.

— Дорогая Фенелла, вам следует помнить, что неблагодарность — тяжкий грех. Харкот пил весь вечер, а под конец его угостили Бог знает чем. Наверное, вам следовало позаботиться о нем раньше. Кто здесь отхаживал его как мать родная? Разумеется, я. Ваши слова — это неблагодарность чистой воды.

— Но вы же и накачали его этим отвратительным пойлом. Зачем? — тихо спросила она и, подойдя к Марчу, коснулась рукой его лба.

— Ради его же блага. Я не хотел, чтобы он сболтнул лишнее, — сказал Беллами. — Это могло бы дорого ему обойтись. Вот я и решил, что будет лучше, если он вообще не сможет говорить. Извечная беда Харкота состоит в том, что он слишком много болтает. И к тому же не вовремя.

Фенелла сбросила шубку, закурила предложенную ей Беллами сигарету и села возле туалетного столика, поглядывая то на одного мужчину, то на другого.

— Послушайте, Фенелла, — негромко сказал Беллами, — неужели вы всерьез считаете, что можно влюбиться в человека, подобного этому? — Он кивнул в сторону Марча.

Фенелла пожала плечами.

— Это трудный вопрос, Ники. Видимо, так уж устроен мир, что любой женщине, даже такой, как я, нужно о ком-то заботиться. И можете не говорить мне, что я законченная идиотка — я сама это знаю. Но одно — знать, а другое — чувствовать… И пусть ты сто раз сознаешь, что это идиотство… идиотство в квадрате… — Она не закончила фразу.

— Про идиотство я понял, но почему в квадрате? — поинтересовался Беллами, пуская к потолку кольца дыма.

Она покраснела.

— Ну… Харкот сам по себе — отнюдь не Божий дар, — ответила она. — Безвольный, безответственный, глупый… и к тому же пьет с утра до ночи. Правда, в последние дни он пьет особо много потому, что смертельно напуган. Он же вляпался в гадкую историю, что скверно само по себе. И тут в это дело вмешиваетесь вы… Тут и дуре стало бы ясно, что от Харкота следует держаться подальше…

«А у нее отличный голос, — подумал Беллами. — Глубокий, волнующий… Даже сейчас, когда она измотана». А вслух он спросил:

— Но что такого я сделал, Фенелла?

— Вы? Вы подмяли его, вы играли на его нервах, как на струнах, вы довели его до полного расстройства… Очень холодно и совершенно безжалостно. Сейчас он панически боится вас. А я… я думаю, что вы ошибаетесь в отношении Харкота, и миссис Уэнинг он вовсе не убивал… И еще я думаю…

— Что вы думаете, Фенелла?

— Думаю, что вы боитесь, как бы убийство Фредерики Уэнинг не повесили на вас! И то же самое мне сказала Айрис Берингтон. Вот уж кого дурой не назовешь! Как только запахло жареным, она слиняла, да так, что теперь ее не найдешь и с собаками. И правильно сделала, ничего не скажешь. Однако сложить два и два я могу и сама. Словом, вы боитесь, что в убийстве этой женщины обвинят вас, и стараетесь изо всех сил перебросить подозрение на Харкота. Он для этого подходит как нельзя лучше. Только он не убивал, он просто не мог этого сделать… Он дурак, но не убийца. У него на это просто не хватило бы смелости.

Беллами негромко рассмеялся.

— Очень интересный подход к делу. Мне как-то не доводилось слышать, что для убийства необходима смелость.

Она покачала головой.

— Но я имела в виду не ту смелость… и не то, что убийца должен быть смельчаком, — возразила она. — И вы прекрасно это понимаете. Просто я хотела сказать, что у Харкота нет тех качеств, которые нужны, чтобы, попав в передрягу, выбраться из нее. Не то, что у вас! Он ведет себя как испуганный ребенок! Он потерял голову и теперь в отчаянии готов схватиться за что угодно, желая спастись, даже если на самом деле это лишь ухудшает его дела. Он не знает, что делать… И… я тоже не знаю… Как бы мне хотелось знать, что нужно сделать… — Она замолчала. Вид у нее был совсем несчастный.

— Сделать для чего? — спросил Беллами.

— Чтобы помочь ему… и себе, — ответила Фенелла. — Я понимаю, что это безрассудство. Останься у меня хоть капля здравого смысла, и я бросила бы его на произвол судьбы, а сама занялась бы своими делами. Но я не могу. Я по-дурацки влюбилась в него… но я верю, что, если ему помочь, он изменится и из него что-то получится. Видимо, ему никогда не предоставляли шанс… Вот я и хотела бы попытаться… — Она умолкла, глядя в пол.

Беллами неторопливо закурил очередную сигарету.

— Так, — сказал он очень серьезно. — Все то, что вы только что сказали, Фенелла, свидетельствует о том, что вы его любите. Ну что ж… случается и такое. Однако не следует бояться за себя, Фенелла. Пока вам ничего не угрожает. Но скажите, вы знаете что-нибудь определенное о Харкоте?

— Очень мало, — сказала она. — Только то, что он сам о себе рассказывал вчера и сегодня. А боюсь я не за себя. Меня пугает все, что связано с этим убийством. Вы прекрасно понимаете, насколько опасно его положение. Если Айрис — а она настоящая хищница — будет свидетельствовать против него в суде, можно считать, что он уже повешен.

Она спрятала лицо в ладонях и зарыдала.

— Послушайте же, что я скажу вам сейчас, Фенелла. Может быть, мои слова помогут вам, а может, и нет. В отличие от вас я знаю о Харкоте все, можете мне поверить. Так вот, самое худшее, что я могу сказать об этом человеке со всей определенностью, это то, что он — шантажист. Причем шантажист самого плохого сорта. Вам нравятся шантажисты, Фенелла?

— Ну… Сперва нужно ответить на вопрос, почему он стал шантажистом. Ведь шантажистами не рождаются.

Беллами вздохнул, встал и взял шляпу.

— Я ухожу, Фенелла. Но прежде чем уйти, я хотел бы предупредить вас кое о чем. Вы стали на плохой путь, дорогая. Очень опасно любить человека вопреки тому, что он сделал и кем он является. Но вы, как и каждый из нас, вправе выбрать свою судьбу. И потом… у каждого человека есть что-то положительное; наверное, и Харкот не является исключением. И вот что я вам скажу. Если хотите, приезжайте с ним в «Малайский клуб» около восьми. Там вы встретитесь со мной, и я дам ему сто фунтов. Нужно, чтобы во время этой встречи он был трезв, вы должны об этом позаботиться. А потом… Я посоветовал бы вам поехать с ним куда-нибудь отдыхать. Поверьте мне, Лондон сейчас отнюдь не самое подходящее место для Харкота.

Она окинула его быстрым взглядом.

— Эти сто фунтов… Почему вы собираетесь дать их ему? — спросила она. — И потом… разве ему дадут уехать из Лондона? Разве его не арестуют?

Беллами улыбнулся ей. Это была спокойная, доброжелательная улыбка, в ней не было ни раздражения, ни пренебрежения. И снова Фенелла подумала о том, что в лице Николаса Беллами судьба столкнула ее с необычным человеком. С человеком, стоящим выше обычных человеческих забот и тревог. С человеком, которому дано право вынашивать замыслы, вовлекать людей в их осуществление, управлять ими, как марионетками, хладнокровно играть их судьбой, счастьем, может быть, жизнью и оставаться при этом спокойным, невозмутимым, ироничным… Кто он такой, этот Николас Беллами? Какая женщина может ему понравиться? И вообще способен ли он полюбить женщину?..

Ее размышления прервал голос Беллами, все такой же ровный, чуть хрипловатый. Продолжая улыбаться, он сказал ей:

— Ну что ж, Фенелла, я отвечу на ваши вопросы. Я собираюсь дать сто фунтов Марчу… или вам, мне все равно, чтобы он сделал то, что я велел ему. Он выучил свою маленькую роль и был готов сыграть ее. Но оказался слишком пьян, чтобы произнести хоть слово. Однако я не сомневаюсь, что он сказал бы то, что нужно, если бы мог. — Беллами направился к двери. — И его не арестуют, — бросил он с порога. — Я обещаю вам это Фенелла. А теперь разрешите пожелать вам спокойной ночи…

Он вышел и тихо закрыл за собой дверь.

 

2

Казалось, что на лондонских улицах стало еще холодней. Беллами быстро шагал, возвращаясь домой. Оказавшись в своей квартире, он без проволочек прошел в гостиную и занялся корзинкой для мусора, куда накануне, пакуя вещи, бросал разные ненужные бумажки. На дне корзины валялось несколько смятых визитных карточек, напечатанных различными шрифтами на разной бумаге. Он извлек их оттуда, разгладил и начал перебирать в поисках нужной. Наконец, то, что он разыскивал, было найдено. Беллами перечитал написанное на белом прямоугольничке:

Мистер Джон Пеллинг

Частное детективное бюро Фрейзера

Западный округ, Джеймс-стрит, 14

Центр 26-754

Удовлетворенно кивнув, он вошел в спальню, снял пальто, сбросил пиджак и начал рыться в чемодане, который только что столь аккуратно укладывал. Отыскав и вытащив нужные ему вещи, он переоделся. Теперь на нем был довольно поношенный костюм из синей саржи — старомодный, с широкими лацканами. Затем он повязал черный галстук, надел другое пальто из коричневого драпа. Из шкафа он вынул черный котелок, которым заменил свою шляпу. Достав из кармана снятого пиджака записку с завернутым в нее ключом, найденную им в пиджаке Марча, он еще раз перечитал ее:

«Северо-Запад, 8,

Сент-Джон-Вуд, Джордан-корт, 142

Добрый, глупый, старый Харкот!

Ты ухитрился оставить это здесь прошлой ночью. Так можно и голову потерять — конечно, если тебе раньше ее не оторвут.

Ф.»

Такие, значит, дела. Ему хотят подсказать, где именно гадкий Харкот Марч и Фредди Уэнинг свили свое любовное гнездышко. Обычная история: Харкот забыл там свой ключ, а Фредди возвратила его ему с шутливым упреком.

«Эта записка, — подумал Беллами, — конец истории. Ее последняя гримаса».

Сунув записку с ключом в карман синего пиджака, он надел котелок, погасил свет в квартире и вышел.

Беллами пришлось дойти пешком до Беркли-сквер, прежде чем ему попалось свободное такси.

— Сент-Джон-Вуд, Джордан-корт, пожалуйста, — сказал он водителю. Машина медленно отъехала от тротуара, а он, устроившись в уголке на заднем сиденье, откинулся на спинку, закурил и постарался расслабиться.

Ночной портье, дежуривший в нижнем холле Джордан-корта, вопросительно взглянул на Беллами из окошка своей стеклянной кабины. Это был коренастый мужчина с квадратной нижней челюстью. На его форменном кителе Беллами заметил три нашивки, означавшие ранения. Вместо левой руки у него был протез. Часы, висевшие за его спиной, показывали час ночи.

— Моя фамилия Пеллинг, — представился Беллами. — Джон Пеллинг, детектив из агентства Фрейзера. — И он вручил портье визитную карточку.

Портье отнесся довольно доброжелательно к неожиданному посетителю; он взглянул на карточку, понимающе улыбнулся и спросил:

— Бракоразводный процесс, не так ли? — И подмигнул Беллами.

— Точно, — кивнул тот.

— А теперь подумаем, кого это вы тут выслеживаете. — Портье явно был доволен тем, что его догадка подтвердилась. — Я думаю, что не слишком ошибусь, если скажу, что вас интересует сто сорок вторая квартира в восточном крыле на четвертом этаже. Попал?

Беллами восхищенно покачал головой.

— Накрыли цель с первого залпа, — сказал он с улыбкой. — Значит, вы тоже кое-что замечали?

Он извлек из кармана бумажник, открыл его и подцепил двумя пальцами десятифунтовую бумажку. Портье с неподдельным интересом наблюдал за процессом ее извлечения.

Вынув купюру, Беллами сунул бумажник на прежнее место и повертел бумажку в пальцах. Портье внимательно следил за ним.

— Эта сто сорок вторая квартира всегда казалась мне таинственной, — сказал портье. — Знаете, в каждом доходном доме есть своя заколдованная квартира. Только на прошлой неделе я говорил своему напарнику: «Пусть дьявол меня заберет, Гарри, если в этой чертовой квартире в один прекрасный день не случится что-нибудь». Да, я всегда так говорил.

Беллами сложил десятифунтовую купюру пополам.

— И что же в этой квартире таинственного?

— А то, что мы ни разу не видели тех, кто ее снял… Да, да, мистер, ни единого раза! Их никто не видел, даже наш агент по вселению и горничная. Этот агент рассказывал мне, что квартиру сняли по телефону — звонила какая-то женщина. Это очень дорогая квартира, в ней отличная мебель, ковры… Но и арендная плата такая, что хочется почесать в затылке. Но у этой женщины даже голос не дрогнул. Она сразу оплатила квартиру на полгода вперед. Вот так! Ну а после все распоряжения тоже отдавались по телефону. Это была высокая женщина с красивой фигурой. Правда, ни я, да и никто другой толком ее не видели. Она никогда не входила через этот холл, а пользовалась боковой дверью в восточном крыле — шла по коридору и поднималась по лестнице, а лифтом никогда не пользовалась. Приезжала она всегда вечером, после восьми, днем ее здесь не видели ни разу. И не каждый день она здесь бывала. Горничная рассказывала, что иногда по нескольку дней в квартире никто не появлялся. Так, например, последние две недели там вроде бы никого не было.

— А мужчина?

— Был и мужчина, но увидеть его было еще труднее. Мне так и не довелось, но мой напарник из западного крыла видел его. Он приходил сюда в еще более позднее время, так что и его никто не смог разглядеть. И, как и женщина, действовал очень осторожно: входил в одну из боковых дверей и тоже избегал пользоваться лифтом, а поднимался наверх пешком по лестнице. Да, что он, что она соблюдать осторожность умеют.

— Это уж точно, — согласился Беллами.

— И конечно же, — продолжал портье, — мы избегали пялить на них глаза. Нам не положено любопытствовать, и мы делали вид, что ничего не видим. Понимаете, это очень дорогая квартира, и хозяева предоставляют жильцам свободу жить так, как они пожелают, лишь бы не нарушали условий договора. Ну и в отношении нас она была щедра — я, например, каждый месяц получал от них тридцать шиллингов чаевых. Только не из рук в руки, а через контору хозяина — их туда пересылали. Вот это осторожные люди, не так ли?

Сложенная вдвое десятифунтовая бумажка впорхнула через окошко в кабину портье. Беллами сказал:

— У меня есть к вам просьба. Мне хотелось бы подняться и осмотреть его сорок вторую квартиру. Я не собираюсь от вас скрывать, зачем. Видите ли, у нас есть основания предполагать, что этим «любовным гнездышком» пользуется пара, за которой мы наблюдаем. Однако полной уверенности у нас в этом нет. По тому, что вы рассказали, трудно опознать эту женщину, а нам, чтобы действовать, нужна уверенность. Мне бы только убедиться, что это она, а там мы установим постоянное наблюдение и в нужный момент накроем их.

Портье понимающе кивнул.

— Так что же вы хотели бы там найти? — спросил он.

— Что-нибудь, что подтвердило бы, что квартиру снимает именно та женщина, которая нас интересует. Скажем, нам известно, какими духами она пользуется. Если мы найдем в квартире флакон этих духов, это уже будет кое-что. Опять же есть шанс найти там забытое письмо или еще какую-нибудь случайную бумажку. А когда я удостоверюсь в том, что это они, я попрошу вас и ваших напарников позвонить мне в агентство, когда эта парочка встретиться здесь. И конечно же, мы вовсе не предлагаем работать с нами «за так».

Рука портье накрыла десять фунтов.

— Ладно, мистер Поллинг, — сказал он. — Идите и смотрите. Я уже говорил, что там две недели никто не появляется, так что вам вроде бы не должны помешать. Ну, а если она вдруг нагрянет и застанет вас в своей квартире, вы скажите ей, что вы из администрации, проверяете, хорошо ли горничные убирают помещения. Будет лучше, если вы свое пальто и шляпу оставите здесь — тогда все будет выглядеть более правдоподобно.

Беллами широко улыбнулся и, снимая пальто, сказал:

— С вами приятно работать. Опытного портье сразу видно. — Портье явно был польщен.

— Да, я уже не в первый раз сталкиваюсь с бракоразводными делами. Побывали бы вы в моей шкуре, чего бы вы не насмотрелись!

Он повернулся и снял ключ с доски на стене за спиной. Затем он открыл дверь своей стеклянной кабины, принял пальто и шляпу Беллами, отдал ему ключ и сказал:

— Поезжайте на лифте. Нажмите на кнопку четвертого этажа. Выйдя из кабины, пойдете направо — ваша дверь будет третьей по коридору.

Беллами последовал совету портье. Оказавшись на четвертом этаже, он нашел нужную дверь и открыл ее ключом, полученным от портье. Закрыв за собой дверь и включив свет, Беллами, прежде всего, сравнил ключ, который он держал в руке, с ключом, найденным вместе с запиской в потайном кармашке пиджака Харкота. Ключи были идентичны.

Беллами прошелся по квартире. Она и в самом деле была обширной и отлично меблированной. Гостиная, две спальни, небольшой холл, удобная кухня, облицованная кафелем, и отличная ванная комната, оснащенная всем необходимым. Беллами обследовал помещения одно за другим.

Особое внимание он уделил гостиной. Это была просторная, со вкусом обставленная комната. Беллами заинтересовался большим письменным столом орехового дерева, стоявшим в углу. Подойдя к нему, он начал знакомиться с содержимым выдвижных ящиков. Верхние ящики обеих тумб не были заперты, но в них ничего и не было. Ящики пониже оказались забитыми разным бумажным хламом: дешевыми книжками в мягких переплетах, старыми газетами и журналами. И ничего, что прямо или косвенно указывало бы на их владельца.

Наконец, добрался до нижнего ящика правой тумбы. Он был заперт, но Беллами без труда справился с простым замком. Внутри царил идеальный порядок. Беллами увидел стопку французских романов, под которыми были аккуратно сложены какие-то бумаги. Беллами выложил книги на пол, после чего извлек из ящика бумаги. Разложив их на столе, он приступил к изучению. Листы большого формата… Насколько он мог понять, перед ним были машинописные копии статей, опубликованных в английской и зарубежной прессе. Каждому тексту предшествовали название газеты и дата публикации. К статьям на иностранных языках прилагался перевод.

Просмотрев этот материал страницу за страницей, Беллами перешел ко второй части своей находки; это были листы половинного формата с машинописным текстом, напечатанным плотно, через один интервал, сколотые большой канцелярской скрепкой. Губы Беллами сложились в кривую, сардоническую усмешку. Вынув из кармана портсигар, он закурил сигарету.

Перед ним лежал подробный план работы отдела «Си». На копии каждой планируемой операции стояла пометка, указывающая, для какой группы стран — союзнических, нейтральных или враждебных — предназначен соответствующий материал.

Беллами наклонился, собрал французские романы в бумажных переплетах и уложил их обратно в ящик. Поверх он положил большие листы с копиями публикаций. После этого задвинул ящик, привел все в порядок, а потом нашел на столе большой конверт, сунул в него план работы отдела «Си», сложив листы пополам, и заклеил конверт. Вынув из кармана авторучку, он написал на конверте адрес: «Северо-Запад, Сент-Джон-Вуд, клуб Мотта. Фердинанду Мотту (лично)».

Сунув конверт во внутренний карман пиджака, он прошел по комнатам, выключая свет, а затем покинул квартиру, запер дверь и спустился вниз.

— Все о'кей, — сказал он ночному портье с видом полного удовлетворения. — Мы не ошиблись, это та самая пара, за которой мы охотимся. В спальне в шкафу я нашел несколько носовых платков с ее монограммой. Разумеется, я оставил их там, где обнаружил.

— Ну и отлично, — кивнул портье, принимая от Беллами ключ.

Беллами надел пальто и шляпу, которые портье вынес из своей стеклянной клетушки.

— Как здесь насчет такси? — спросил Беллами. — Можно попытаться вызвать мне машину?

— О, такси здесь есть всегда, — ответил портье. — Я сейчас позвоню. А если вам еще что-нибудь понадобится, обращайтесь ко мне. Только, чтобы начальство не заметило. Администрации скандалы ни к чему.

— Буду помнить. И спасибо за помощь, — сказал Беллами и вышел.

Когда у входа остановилось такси, он попросил водителя отвезти его в ночной клуб Мотта.

 

 3

Расплатившись с таксистом, Беллами прошел по мощенной дорожке до входа в клуб Мотта, а затем по коридору до помещений клуба. Сторожевой пес Мотта, сидевший в своей стеклянной конуре, только что хвостом не завилял при виде Беллами. Тот кивнул головой в ответ на его преданную улыбку и проследовал дальше. Оказавшись у двери, ведущей в игорный зал, Беллами приоткрыл ее и заглянул внутрь. С клиентурой у Мотта, как всегда, не было проблем: за двумя столами шла игра в карты — в ней участвовал и Мотт, игравший за дальним столом; человек десять-двенадцать играли в рулетку.

Беллами, не входя, тихо прикрыл дверь и проследовал дальше к двери кабинета Мотта. Когда он постучал, ему ответил женский голос: «Войдите!». Он вошел. В кабинете была только Кэрол; сидя в кресле у письменного стала Мотта, она курила сигарету. Дверь, ведущая из кабинета в игорный зал, была распахнута настежь, так что Беллами мог бы при желании полюбоваться мужественным профилем играющего в покер Мотта. Напротив стола, у стены, были сложены чемоданы и дорожные сумки.

— Привет, Ники! — Кэрол взглянула на вошедшего Беллами, а затем перевела взгляд на играющего Мотта.

— Добрый вечер, дорогая. Или, если тебя это больше устраивает, доброе утро.

Беллами улыбнулся девушке, а потом через открытую дверь поприветствовал Мотта. Тот помахал ему рукой.

— Я сейчас освобожусь, Ники! — крикнул он широко улыбаясь. — А пока выпейте что-нибудь.

Беллами привалился к дверному косяку так, чтобы иметь возможность одновременно видеть Кэрол и наблюдать за залом.

— Итак, — он указал глазами на сложенный у стены багаж, — вы уезжаете.

— Ты угадал, Ники, — игриво ответила Кэрол. — Мы уезжаем завтра, а если тебя это больше утраивает, то сегодня вечером. С вокзала Виктория. На следующий день в Париже состоится наша свадьба. А ты совсем-совсем не жалеешь, что жених не ты? — поддела она его.

Беллами ответил ей доброжелательной улыбкой.

— Девочка, я жалею об этом больше всего на свете. Ты очаровательна. Только вот я даже на миг не могу представить тебя рядом с Ферди Моттом. Но таковы женщины… Кто может их понять? — заключил он сентенциозно.

Кэрол с милой гримаской на лице ответила наставительно:

— А причина всего в том, что ты слишком много пил. Вот мне и пришлось выбросить тебя из моей жизни. Не думай, что это было легко — боюсь, мне было больнее, чем тебе. Я ведь безумно любила тебя, Ники. Да я и сейчас люблю! Так бы тебя и съела!

— Неужели? Тогда один вопрос: что вызывает у тебя такие чувства ко мне? Понимаешь, это меня всегда интересовало.

— Сама не знаю. Мне нравится в тебе все… или почти все, так будет вернее. Нравится, как ты одеваешься и как одежда сидит на тебе, нравится твоя походка, мимика, жестикуляция… и я никогда не встречала человека, который целовался бы так, как ты. У тебя особый голос — глуховатый, волнующий. Ну, а еще эти разговоры о том, как ты опасен для женщин… Да и не только разговоры, я сама знаю массу дам, которые от тебя без ума. А ты с ними со всем одинаков — вроде бы раскованный и даже легкомысленный, а внутри холодный, как айсберг…

— Тише, Кэрол, — остановил ее Беллами. — Ферди было бы вредно услышать такое, а мне не хотелось бы портить ему этот вечер. Но, коль об этом зашла речь, скажи: тебе нравится, когда тебя целует Ферди? Это доставляет тебе удовольствие?

— Ступай к дьяволу, Ники! — взорвалась Кэрол. — Я ничего тебе об этом не скажу. И не по той причине, о которой ты подумал. Просто я не знаю, понравилось бы это мне. Видишь ли, Ферди ни разу не целовал меня и не поцелует до свадьбы.

Беллами, наблюдавший за Моттом, дождался момента, когда за карточным столом разыгрались страсти. Видя, что Мотт целиком поглощен игрой, он отступил от двери и быстро расстегнул пальто, а затем пиджак.

— Что я вижу, Ники! Не собираешься ли ты раздеться? — шутливо спросила Кэрол.

— Не вставай с кресла, — быстро бросил он ей. — Нельзя допустить, чтобы Ферди что-нибудь заметил. Вот это, — он достал конверт из кармана, — мой свадебный подарок жениху. Сейчас я подойду к нему, и мы пойдем в бар выпить по маленькой, а ты тем временем открой какой-нибудь чемодан и положи туда это. — Он протянул ей конверт, и Кэрол сунула его под себя. — Я хочу, чтобы завтра, когда придет пора распаковывать вещи, он обо мне вспомнил.

— Слушаю и повинуюсь, господин мой. Полагаю, это последняя услуга, которую я могу оказать тебе до своего отъезда с Ферди.

— Пожалуй, — согласился он. — Но я буду думать о тебе завтра.

Она не ответила. Партия закончилась, и Мотт направился к ним.

— Завтра около восьми я должен встретиться с Ванессой. Передать ей привет от тебя?

— Да, пожалуйста, — ответила Кэрол. — И… если я тебя больше не увижу… Спокойной ночи, Ники.

— Спокойной ночи, Кэрол. — Он улыбнулся и шагнул на встречу Ферди. — Приветствую вас, Ферди! Как насчет того, чтобы выпить?

Они вместе отправились в бар. Кэрол, закрыв дверь кабинета, подошла к груде багажа и окинула взглядом сложенные чемоданы. В замке одного из них еще торчал ключ. Кэрол быстро открыла его и сунула конверт под уложенные костюмы. Потом, открыв дверь, она вернулась в свое кресло.

Мотт заказал два двойных виски с содовой. Он не переставал улыбаться, и Беллами подумал, не слишком ли у него счастливый вид. Когда бармен поставил перед ними стаканы, Мотт сказал:

— Я хотел бы выпить за вас, Ники… Вы знаете, что завтра мы уезжаем. А в пятницу собираемся пожениться в Париже. Отдохнем три недели во Франции. А когда вернемся, я куплю усадьбу и заделаюсь сельским жителем.

— Мне, однако, трудно представить себе вас в этой роли, — улыбнулся Беллами. — Кстати, Ферди, мне давно хочется задать вам один вопрос.

— Бога ради! — Мотт осушил свой стакан.

— В понедельник я был здесь и вы играли в покер с Харкотом и еще двумя мужчинами. Я наблюдал за вами и видел, что вы умышленно проиграли ему пару сотен фунтов. Почему?

Быстрый взгляд Мотта на миг задержался на беззаботном лице Беллами. Но он тут же отвел глаза и ответил:

— Видите ли, Ники… У Харкота дела шли совсем скверно. Эта дамочка, Айрис Берингтон, крепко взнуздала его и поставила ему крутые условия. И он совсем пал духом. Вот я и решил поддержать его… Тем более, что для меня это был особый вечер: ведь именно тогда Кэрол позволила мне надеяться…

— Понятно… — перебил Беллами. Он тоже допил виски и поставил свой стакан на стойку. — Как плохо все мы знаем друг друга. У меня было совершенно неверное представление о вас, Ферди. Я просто никогда не подумал бы, что вы способны на столь великодушный и бескорыстный поступок.

Он вынул портсигар, открыл и протянул Мотту. Они закурили.

— Ну… пожалуй, мне пора домой, — сказал Беллами. — Желаю счастья и удачи вам обоим.

— Спасибо, Ники, — ответил Мотт. — Я очень счастлив, но, в то же время, мне искренне жаль, что это у вас я увел девушку, поверьте мне.

Уже направляясь к дверям, Беллами бросил через плечо:

— Не берите в голову, Ферди. У меня еще никто не уводил девушку… если я сам того не хотел.

С этими словами он покинул ночной клуб Мотта.