В комнате Корины царил полумрак, яркий свет торшера выхватывал из темноты только саму хозяйку, сидевшую перед зеркалом в красивом шелковом пеньюаре. Красный цвет очень шел ей, подчеркивая белизну кожи и блеск темных волос.

Глядя на Корину, сразу можно было сказать, что эта девушка в стиле Борджиа. Женщины этого знаменитого семейства, как известно, оставившего кровавый след в истории в связи с астрономическим числом подкупов и убийств, славились красотой и коварством. Знаменитые отравительницы средневековья признали бы Корину своей сестрой: та же безупречность кожи, томность бездонных глаз и чувственность рта.

Схожие облики — схожие чувства. А может и поступки? Корина долго разглядывала себя в зеркале — нет, для недовольства своей внешностью у нее не было причин, и излишней скромностью она не страдала.

Что же тревожит ее? Как и у большинства решительных людей, всякая неопределенность вызывала у нее раздражение, так как мешала действовать. Сейчас предметом неопределенности было анонимное письмо, полученное полковником. Кто мог послать его и с какой целью? Ей были известны только два человека, которые знали вполне достаточно, чтобы написать письмо… Конечно, в последнее время она сама вела себя до глупости неосторожно, ну да прошлого не вернешь, теперь-то она будет вести себя умнее. Корина знала, что себя она всегда способна держать в руках, другое дело Виола…

Эта дура напугана до такой степени, что вот-вот выложит все свои сомнения тетке, которая никогда не отличалась избытком ума, а после всего случившегося, похоже, и последний растеряла… Ее сестрица верит в покаяние и отпущение грехов — ну прямо новоявленная Магдалина! Она того и гляди расколется, а это будет катастрофой всех планов Корины…

И весь дом кишит полицейскими… Даже если верить прочитанным детективам и считать полицейских тупоумными, надо признать, что только глухой и слепой не заметит, что творится в «благородном семействе» обитателей «Темной рощи». Да, еще Кэллаген… Частные сыщики, насколько ей известно, не очень разборчивы в средствах, для них важны результат и деньги, которые им платят. Этот не будет так любезен и предупредителен, как инспектора полиции, и, похоже, его не очень-то смутит незаконность, некоторых действий, если за это хорошо заплатят. Интересно, сколько он стоит? Ведь, если события сложатся неблагоприятно, ей придется обратиться за помощью к нему… Что ж, Корина надеется, что с ним у нее проблем не будет: она достаточно хороша, чтобы соблазнить десяток сыщиков, лишь бы заставить их работать в ее интересах, а именно — найти того кто написал письмо.

Да, жизнь — забавная штука. Никогда не знаешь, какой сюрприз она готовит. Надо же было старику выступить на этом злосчастном обеде! Кончилось все тем, что он отошел в «мир иной». Похоже, что полиция что-то подозревает. Предварительная версия о самоубийстве их не удовлетворяет, и копы ищут новые улики.

Правда, Гринголл, который у них за главного, успокаивает всех домашних, что дальнейшее расследование — чисто процедурный вопрос, и ему все ясно, но она не настолько наивна, чтобы верить полицейским. Кого они могут подозревать в сложившихся обстоятельствах? Конечно, в первую очередь Виолу. Ведь эта кретинка, ничего не обдумав, помчалась к Кэллагену и стала угрожать ему всеми силами небесными, если он примет предложение полковника! А ее поведение во время последней ссоры с Жервазом? Попробуй теперь докажи, сестренка, что ты не пылала ненавистью к несчастному старику, который жизнь был готов отдать за трех бедных девочек-сироток.

Сочтет ли полиция эти улики достаточными, чтобы подозревать Виолу в убийстве отчима?

Почему бы и нет? Теоретически это возможно. Ясно, что вся семья кинется защищать нашу невинную овечку, но ведь всем известно, что близкие убийцы всем фактам вопреки не верят, что он способен на такой поступок. Но из-за этого убийца не перестает быть убийцей.

Что ж, если ее сестрице придет в голову облегчить свою душу рассказом обо всем происшедшем тетушке, то ей, Корине, придется решительно остановить этот приступ раскаяния. О, это будет несложно, — при мысли о мягком характере сестры и ее стремлении к добродетели Корина жестко усмехнулась. Такую публику ничего не стоит согнуть в рог, стоит только слегка припугнуть. Другое дело такие люди, как она сама…

Размышления Корины были прерваны стуком в дверь. В комнату вошла Виола.

— Привет, дорогая, — обернулась к ней Корина. — Да ты чудесно выглядишь! А твое черное платье — просто шедевр искусства. Ну-ка повернись. Но что ты такая бледная? Устала или что-нибудь стряслось?

Виола закрыла за собой дверь и подошла к сестре.

— Я ужасно встревожена, — с тоской в голосе проговорила она. — Полиция не удовлетворена первыми результатами и ищет свидетельства насильственной смерти Стенхарста. Откуда такие подозрения? Кому была нужна смерть старика?

Корина зевнула.

— Да кому угодно, — заявила она. — Мне самой нередко хотелось прикончить старого козла, только мне не хватало смелости, потому что не было серьезных оснований. Может быть, существовали и другие, у которых возникло такое желание. Например, люди из его прошлого. Непонятно, почему это так волнует тебя?

Виола поежилась.

— У тебя твердый характер и холодный ум, Корина. Бедный Жерваз, несмотря на его ворчливость, был не злым человеком, а теперь он мертв. Нам не следует быть злопамятными.

— Перестань, — фыркнула Корина. — Слава Богу, что у меня такой характер. Много ли пользы принесло твое малодушие? Послушай меня, моя радость, брось переживать из-за Жерваза и подумай о себе.

Наступило непродолжительное молчание. Первой не выдержала Виола.

— Корина, когда Жерваз разговаривал по телефону с детективом, он упоминал о письме?

«Кажется, сыщик слишком болтлив, — подумала Корина. — Пора остановить его, иначе положение станет опасным».

Вслух она сказала:

— Знаешь, я не запомнила всего, что говорил старик, потому что в голове осталось главное: он хотел поручить частному сыщику шпионить за нами. Сама понимаешь, я бы это пережила достаточно легко, но у тебя бы возникли серьезные проблемы.

— Почему ты не сказала мне сразу, — упрекнула сестру Виола, — куда ты исчезла после разговора Жерваза с Лондоном?

— Твои упреки неуместны, каждый человек должен собраться с мыслями, чтобы решить, как поступить в подобном случае. Во всяком случае, я всегда обдумываю, что можно предпринять, а не воздеваю руки к небу, как ты. Дело ведь касалось не только твоих интересов, оно затрагивало и меня. Я вышла в сад, побродила, собралась с мыслями и пришла к тебе, а ты что подумала?

— Я не помню, что подумала, — призналась Виола.

— Но, надеюсь, ты не собираешься отмочить какую-нибудь глупость? — дружелюбно поинтересовалась Корина. — Не преувеличивай опасность, будь уверена, что все образуется. Через несколько дней полицейским надоест это занятие, и они оставят нас в покое. Им придется примириться с мыслью, что Жерваз покончил жизнь самоубийством, что, по-моему, и было на самом деле. А вот нам надо что-то предпринять, чтобы побыстрее избавиться от этого назойливого детектива, который сует нос во все дырки, пытаясь нажить несколько фунтов на нашем несчастье, а затем приняться еще за кого-нибудь.

— Знаешь, — задумчиво проговорила Виола, словно не слыша сестру, — я собираюсь все рассказать тете Онории.

— Да ну? — насмешливо сказала Корина. — Дело твое, но имей в виду — радости от этого не получишь, скорее всего, наоборот почувствуешь себя еще более несчастной. На мой взгляд, это идиотская мысль: напряги воображение и попробуй представить, что произойдет, если ты признаешься тетушке? Произойдет скандал, какого, пожалуй, у нас не было.

— Я не хочу думать о последствиях, — вздохнула Виола. — Дело зашло слишком далеко. Я не уверена, что и дальше смогу вынести это.

— И это все из-за того, что тебе жалко денег? — презрительно заметила Корина. — Может быть, если бы не надо было платить, твоя совесть не мучила бы тебя?

— Не смей так говорить, Корина.

— Я говорю, что хочу, — резко ответила Корина. — О'кей, раз ты так решила, ступай к тете Онории, но я думаю, что ты быстро пожалеешь об этом.

— Почему ты так считаешь? — Виола вопросительно посмотрела на сестру.

Корина подошла к камину, взяла сигарету и закурила. Она стояла спиной к огню, насмешливо изучая свою сестру и не торопясь с ответом.

— Послушай, Виола, я думаю, настало время, когда ты должна, наконец, реально оценить свое положение, раз уж не удосужилась сделать этого раньше. Пойми, что если все выплывет наружу, ты очень проиграешь.

— Но почему? — вырвалось у Виолы. — Я ничего не понимаю. Ты сама так хотела и всегда говорила мне, что…

— Да, я и теперь хочу, чтобы все оставалось по-старому, поэтому не втягивай тетушку Онорию в наши дела и не думай, пожалуйста, что я поддержу твою историю.

— Господи, ты же не хочешь сказать, что… — оторопела Виола.

— Объясняю для непонятливых: мне придется сказать Онории, что я первый раз слышу об этом. Расхлебывать возможные последствия придется тебе одной. Я не знаю ничего о том, что ты обманывала нас все эти годы. А если я буду стоять на своем, кто сможет опровергнуть мои слова? Не думаешь ли ты, что наш общий приятель поддержит тебя, а не меня? У него свои интересы в этом деле.

— Бывают моменты, Корина, — медленно произнесла Виола, — когда ты кажешься мне человеком без сердца и без чувств.

— Меня вовсе не интересует, что ты обо мне думаешь. Теперь ты знаешь, какую позицию я займу, и поведешь себя благоразумно. Откровенно говоря, меня раздражают люди, которые сами осложняют себе жизнь, а потом ищут сочувствия и понимания, — с холодным презрением заявила Корина.

— Ты на самом деле сделаешь так, как сказала? — недоверчиво переспросила Виола, пропустив мимо ушей едкую фразу сестры, явно относящуюся к ней.

— Можешь не сомневаться, — заверила Корина. — И ради тебя самой, Виола, я требую, чтобы все оставалось, как есть. Последуй моему совету: не буди спящих собак. А теперь извини — я иду переодеваться к обеду.

Несколько мгновений Виола смотрела на сестру, потом повернулась и, не сказав ни слова, вышла из комнаты.

* * *

Кэллаген сотый раз мерил шагами свой номер в «Двух монахах». В голову не приходило ни одной умной мысли по поводу того, как отвлечь внимание Гринголла от Виолы. Эта старая лиса не верит в самоубийство Стенхарста, он уверен, что полковника убили. Но для убийства нужны серьезные мотивы, а единственным человеком, у кого могли оказаться такие мотивы, оставалась Виола.

Рано или поздно это должно было прийти в голову и инспектору Гринголлу, если уже не пришло.

Кэллаген постарался восстановить в памяти сцену трагедии. Почему у него создалось впечатление, что обстановка в пагоде — хорошо продуманная декорация? Может быть, потому, что оружие находилось строго в пределах досягаемости руки покойного, а уголок носового платка с инициалами В. А., недвусмысленно указывающими на Виолу Аллардайс, выглядывал из-под тела полковника ровно настолько, чтобы не остаться незамеченным? Все это было слишком подчеркнуто, за всем чувствовалась рука опытного постановщика. По-видимому, это и явилось одной из причин, побудивших Кэллагена нарушить замысел неизвестного режиссера. Наивно было думать, что смена декораций окажется не замеченной противником и в ответ на это не последует новых акций, цель которых будет та же: привлечь внимание Гринголла к личности Виолы Аллардайс.

Как отреагирует Гринголл? Кэллаген достаточно хорошо знал методы главного инспектора, чтобы предсказать это: скорее всего, Гринголл сделает вид, что ничего не произошло, и попытается обмануть преступника своей мнимой бездеятельностью. Гринголл считал, как, впрочем, и Кэллаген, что, если дать человеку веревку достаточной длины, он не успокоится, пока не совьет удавку для себя. Поэтому Гринголл будет ждать новых шагов противника, спровоцированных мнимой бездеятельностью инспектора. Результаты предсказать нетрудно.

Зазвонил телефон, и Кэллаген поднял трубку. Раздался голос Николлза:

— Это я. Как идут дела, шеф?

— Все нормально, — бодрым голосом ответил Кэллаген. — Я надеюсь, что у тебя есть новости.

— Достаточно, — заверил его Николлз, — иначе я бы не был вашим недремлющим оком… Сначала расскажу про «Марден-клаб». Шикарное местечко. Я немного поплутал, полагая, что он расположен на другой стороне Брайтона, а он оказался сразу же за Роттингеном. Надо повернуть направо от моря, миновать деревушку, а от нее начинается жуткая дорога, которая и приведет вас на место. Здание находится примерно в двух милях от побережья.

— Понятно, — сказал Кэллаген. — Что тебе удалось узнать о Мейсоне?

— То, что требовалось. Помните дыру под названием «Желтый якорь»?

— Ну.

— Так вот, там работал один парень по имени Тони Эмпли. Кажется, в должности старшего официанта. Позднее его посадили по обвинению в продаже наркотиков. Припоминаете?

— Да.

— О'кей. Так вот, этот Чарли Мейсон не кто иной, как Тони Эмпли.

— Как тебе удалось это узнать?

— Очень просто и неожиданно: я слонялся вокруг клуба и со скуки разговорился с одной кошечкой, которая, как выяснилось, работает там машинисткой, а попутно исполняет обязанности секретаря при боссе. Оказалось, что мы уже встречались с этой крошкой в старом «Мэйфлауэрс-клаб». Пока я болтал с ней, поблизости появился Тони Эмпли. Он не заметил меня, но важно, что я заметил его и узнал. Я спросил мою крошку, что это за тип, не сомневаясь, что Эмпли изменил свое имя. Она сказала, что его зовут Чарли Мейсон. Ты удовлетворен?

— Думаю, что да, — согласился Кэллаген. — А ты и дальше паси такую ценную подружку.

— Наши мысли по этому поводу совпадают, — засмеялся Николлз, — во всяком случае, я назначил ей свидание, сегодня вечером мы встречаемся в Брайтоне, и еще до утра я узнаю о ней все, включая размер бедер и наличие родимых пятен ниже талии. Естественно, расходы на представительство — за счет фирмы.

— Как обычно, но смотри не переусердствуй. Мы не не знаем, кто будет оплачивать наши счета.

— Вот как? — удивился Николлз. — На вас это не похоже. Значит, самое время поискать нового клиента.

— Я подумаю над этим, а пока скажи, Винди, кому принадлежит клуб?

— Одному типу по имени Люсьен Донелли. Судя по всему, крутой парень. Содержит свое заведение по высшему разряду, но с первого взгляда, ни к чему не придерешься. Все о'кей: спиртное что надо и никаких неприятностей с налоговым управлением. Крошка, которую я снял, утверждает, что все просто боготворят его. Везет же некоторым — и клиенты платят, как надо, и бабы вешаются на шею…

— Не точи себя завистью, — прервал его Кэллаген, — лучше скажи, ты выяснил еще что-нибудь?

— А вы сомневались? — хмыкнул Николлз. — Я не теряю зря времени. Две наши дамочки, Виола и Корина, появляются здесь. Корина — член клуба, а Виола посещает клуб в качестве ее гостьи. Корина здесь свой человек. Моя приятельница намекала, что между Кориной и Донелли что-то вроде романа: Корина без ума от Донелли, да и он выделяет ее среди прочих.

— Отлично, — похвалил его Кэллаген. — Совсем неплохо для начала. Кстати, тебе удалось узнать, где живет прислуга и сам Донелли?

— Такие вопросы даже слушать смешно, — сказал Николлз. — Вся обслуга — официанты, повара и прочие — обитают в Брайтоне. Они возвращаются в город последним вечерним рейсом роттингенского автобуса. В особых случаях Донелли предоставляет им свою машину. Сам он живет при клубе в квартире на втором этаже. Кстати, и офис, в котором работает моя крошка, тоже там!

— Спасибо, Винди, — сказал Кэллаген. — Продолжай свой роман и вытяни из подруги все, что она знает. Смотри, только не испугай ее.

— За кого вы меня принимаете? — голос Николлза звучал обиженно. — Вы всегда недооценивали мои способности. Ладно, Бог с вами. Сегодня я освобожусь поздно, поэтому увидимся завтра.

Он повесил трубку.

Кэллаген налил себе виски, закурил сигарету. «Николлз прав, — подумал он. — Сейчас самое время подумать о новом клиенте».

Свернув с шоссе на дорогу, ведущую в Хэнтовер, Кэллаген взглянул на свои часы: без четверти десять, спешить нечего. Детектив сбросил скорость.

Ночь была превосходная. Приближаясь к проселку, огибающему «Темную рощу», он поехал еще медленнее, в свете фар он заметил фигуру, двигавшуюся ему навстречу, и узнал Виолу Аллардайс.

Кэллаген остановил машину у обочины и двинулся навстречу молодой женщине. В свете луны ее лицо было особенно прекрасным и загадочным, и он подумал, что не часто встречал таких красивых женщин. Если у нее ума столько же, сколько очарования, то она, несомненно, неординарная штучка.

— Добрый вечер, мисс Аллардайс, — приветствовал девушку Кэллаген, снимая шляпу. — Я очень рад, что вы откликнулись на мою просьбу. Давно пора обсудить наши дела.

Виола промолчала, кутаясь в бобровую шубку.

— У нас не так много времени, — продолжал Кэллаген, — поэтому не будем его терять. Я думаю, вы и сами догадываетесь, что среди вашего окружения есть человек, который по каким-то причинам желает вам зла и небезуспешно строит козни.

— В самом деле? — с холодной иронией осведомилась Виола.

— Я уверен в этом, — сказал Кэллаген, — и сейчас объясню, почему. Когда Саллинс сообщил, что ваш отчим мертв, я поспешил в пагоду, чтобы увидеть все своими глазами, и убедился, что полковник Стенхарст не покончил жизнь самоубийством, его убили. Хотя оружие и лежало в нескольких футах от его руки, на ране не было ни малейших следов пороха, неизбежных при выстреле с близкого расстояния.

— Понимаю, — протянула Виола.

— Пойдем далее. Если допустить, что я веду расследование в ваших интересах, то моей прямой обязанностью является известить вас, что кто-то совершенно сознательно пытался вызвать у полиции подозрение в вашей причастности к убийству полковника Стенхарста.

Виола недоуменно посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Этого не может быть. У кого могла возникнуть такая дикая идея?

Кэллаген пожал плечами.

— Пока я этого не знаю, могу только догадываться. У вас ведь были достаточные причины не любить отчима. Последняя ссора и желание установить слежку за вами усугубили положение.

— Но это смешно, — возразила Виола. — Даже если допустить, что я ненавидела его, разве это может служить основанием для убийства?

— Это отвлеченный разговор, — прервал ее Кэллаген. — Я повторяю, что кто-то убил полковника и сделал все, от него зависящее, чтобы подозрения в убийстве пали на вас.

— Господи, неужели это правда? — прошептала Виола.

— Вспомните, что вы делали в тот вечер после разговора со мной? — спросил Кэллаген. — Вы вернулись домой или отправились еще куда-нибудь?

— Насколько я помню, я оставила машину у дороги, вошла в дом и поднялась в столовую выпить чаю.

— Что было потом? — настаивал Кэллаген.

— Потом я решила подышать свежим воздухом и отправилась в рощу.

— Чтобы выйти за пределы усадьбы, вы воспользовались зеленой калиткой?

— Да.

— И кто-нибудь видел вас? — Она покачала головой. — Так, а что вам известно о местонахождении остальных членов семьи в течение этого дня?

— Практически ничего, — призналась Виола. — Мне показалось, что, когда я вернулась, никого не было дома. Но я не могу утверждать наверняка: настроение у меня было неважное и мне необходимо было успокоиться перед предстоящим разговором с отчимом. Возвращаясь, я встретила вас. Остальное вы знаете.

— Так, — произнес Кэллаген. Он опустил руку в карман, достал носовой платок, найденный у тела полковника, и протянул его Виоле.

— Это ваш? — спросил он.

— Да, — подтвердила Виола. — Но я не понимаю, как он оказался у вас.

— Я нашел его под телом вашего отчима, — сказал Кэллаген.

Виола негромко вскрикнула. На этот раз она была не на шутку испугана. Ее лицо еще более побледнело, и темные круги под глазами стали отчетливо заметны.

— И вы взяли его? — прошептала она.

Кэллаген кивнул.

— Да, я убрал платок и, кроме этого, произвел еще кое-какие изменения в пагоде.

— Зачем вы сделали все это? — спросила она.

— Не могу сказать наверняка, — пожал плечами Кэллаген, — вероятно, по двум причинам. Во-первых, у меня вызвало внутренний протест то, что сцена убийства словно нарочно была построена таким образом, чтобы у полиции не осталось и тени сомнения, где им следует искать убийцу, и этому платку была отведена вполне определенная роль. Кто-то был, по-видимому, неплохо осведомлен о ваших разногласиях с полковником и попытался извлечь из этого максимальную выгоду для себя. Возможно, это было чисто субъективное впечатление. Но, так или иначе, я решил рискнуть…

— И вовлекли себя в скверную историю, — задумчиво сказала Виола.

Кэллаген, промолчал.

— Должна ли я вернуть вам платок?

— Пусть пока он останется у меня, — решил Кэллаген. — Кроме того, я думаю, что нам не стоит оставаться здесь: кто-нибудь может проехать по дороге и увидеть нас вместе, а мне бы этого не хотелось.

— Как вам угодно, — согласилась Виола. Она повернулась и направилась в сторону деревьев. Кэллаген шагал рядом.

— Вы ничего не рассказали о второй причине, мистер Кэллаген, — напомнила она.

Кэллаген улыбнулся в темноте.

— Она мне и самому пока не совсем ясна, поэтому давайте поговорим об этом в другой раз, а сейчас я попрошу вас соблюдать предельную осторожность, даже в разговоре с хорошо известными вам людьми будьте начеку.

— Вы убеждены, что кто-то сознательно пытается использовать меня в своих целях? — переспросила Виола.

— Таково мое впечатление. А вы после всего услышанного думаете иначе?

— Не знаю, — покачала головой Виола. — Я устала думать, мистер Кэллаген, наверное, у меня мало мужества, и все происшедшее убивает меня. Но теперь, я уверена, что мы вернемся к нашему разговору, и, вы сможете помочь мне. Это придает мне силы.

— Наш клиент мертв, поэтому фирма открыта для новых предложений, — невесело пошутил Кэллаген.

— Понимаю, — холодно сказала Виола. — Для вас все равно, на кого вы работаете. Были бы оплачены ваши счета.

— Не всегда, — возразил Кэллаген, — расплачиваться можно по-разному.

— Подразумевается, что я должна быть благодарна вам, мистер Кэллаген?

— Не знаю, поживем — увидим, тем более, что ждать осталось недолго. Я неплохо знаю Гринголла. Он закончил опрос свидетелей и выяснил все, что мог. Но это не удовлетворило его, поэтому инспектор продолжает расследование и рано или поздно доберется до истины… Чтобы я мог помочь вам, постарайтесь уяснить для себя, что между детективом и его клиентом должна быть только полная открытость, это единственный способ достичь положительного результата.

Виола недоуменно посмотрела на него.

— Что вы хотите этим сказать? — Кэллаген усмехнулся.

— Дело в том, что я сочинил небольшую историю для Гринголла, — пояснил он. — В общих чертах она звучит примерно так. В последнее время у вас возникли определенные разногласия с вашим отчимом, вы обратились ко мне и настояли на моем приезде в «Темную рощу» для установления наблюдения за полковником:

Кэллаген достал сигарету, закурил и продолжал:

— Не Бог весть как умно придумано, но в какой-то степени согласуется с версией о самоубийстве вашего отчима. За неимением лучшего кормлю Гринголла этой липой. Долго ли мне придется выкручиваться, зависит от многих факторов, в том числе от того, как скоро вы согласитесь рассказать мне всю правду. Надеюсь, что это произойдет в самое ближайшее время. Поверьте, я хочу помочь вам.

— Это очень любезно с вашей стороны, — заметила Виола. — Должна сказать, что вы разрушаете все мои представления о частных детективах, мистер Кэллаген.

— Что вы о них можете знать, — усмехнулся тот.

— Мистер Кэллаген, — продолжала Виола, — мне показалось, что у вас на сегодня были и другие планы, кроме встречи со мной. Когда вы освободитесь?

— Вот уж чего я не знаю, того не знаю, — вздохнул детектив. — Может быть, я освобожусь к половине двенадцатого или немного позднее.

— Очень хорошо, — сказала Виола. — В таком случае, я буду ожидать вас без четверти двенадцать у зеленой калитки. Надеюсь, нам никто не помешает. К этому времени все в доме, как правило, уже в постели.

— Вот и договорились, — согласился Кэллаген, — к этому времени я буду здесь.

Он прикоснулся рукой к шляпе и исчез среди деревьев.

* * *

Кэллаген свернул с шоссе, протянувшегося вдоль морского берега. Теперь, в соответствии с указаниями Николлза, его автомобиль двигался в сторону от побережья. Минут через пять среди деревьев заброшенного парка он увидел одиноко стоящий дом.

Кэллаген поставил автомобиль в тени деревьев и медленно двинулся к дому. Гости еще не все разъехались, и до него доносились звуки граммофона, смех, обрывки разговоров. В парке не было ни души.

Он обошел здание, решив, что оно использовалось в качестве загородного дома, и, остановившись справа от входной двери, закурил.

Прошло примерно полчаса, и в ярко освещенном проеме входной двери появились мужчина и женщина. Они обогнули теннисный корт и направились к автомобильной стоянке. Кэллаген слышал их голоса, постепенно затихающие в отдалении. Прошло еще около десяти минут, и на пороге показался одинокий мужчина в хорошо сшитом дорогом пальто. Он был высок ростом и хорошо сложен. Его лицо скрывала тень от мягкой черной шляпы. Хорошо можно было разглядеть только небольшие черные усики. Несколько мгновений мужчина стоял не двигаясь, насвистывая протяжную мелодию. Затем достал портсигар, закурил сигару и зашагал в сторону стоянки. Кэллаген быстрыми шагами настиг мужчину прежде, чем тот успел свернуть за угол.

— Добрый вечер, Тони, — сказал он.

Человек остановился и невозмутимо оглядел детектива.

— Вы, вероятно, ошиблись, мистер, — вежливо заметил он. — Моя фамилия Мейсон.

— Я никогда не ошибаюсь, — возразил Кэллаген. — Вы — Тони Эмпли, и мне надо поговорить с вами.

— Но мы не знакомы, о чем же мы будем говорить?

— Держу пари, что вы быстро меня вспомните, — усмехнулся сыщик.

— Вы так полагаете? — насмешливо спросил Эмпли.

— Да. Меня зовут Кэллаген, — представился он. — Впрочем, к чему эти формальности между старыми знакомыми. Мы уже встречались, Тони. Вы не забыли «Желтый якорь», не так ли?

Эмпли пожал плечами.

— Какое мне дело до злачных мест, где вы, вероятно, любите бывать.

— Я могу просветить вас на этот счет, — пояснил Кэллаген. — Там случилась история, которая весьма заинтересовала полицию. К сожалению, в то время многие детали остались для нее неизвестны, но сейчас я с удовольствием посвящу в них инспектора.

— Какое мне дело до всего этого? — повторил Эмпли.

— А вы послушайте, — предложил Кэллаген. — В то время полиция разыскивала одну весьма привлекательную девушку, внезапно исчезнувшую из дома. Кажется, ее звали Карлота Имес. У нее была странная привязанность к «Желтому якорю», там она оставила письмо, адресованное ее родителям, в котором сообщала, что ей опротивела эта страна, и она собирается уехать за границу. С тех пор ее никто не видел. Ходили слухи, что она вышла замуж.

— И какое отношение имеет эта история ко мне? — спросил Эмпли нетерпеливо.

— Сейчас узнаете, — обнадежил его Кэллаген. — Дело в том, что она написала еще одно письмо, три месяца спустя. Оно пришло из Буэнос-Айреса. Когда я ознакомился с ним, я не счел возможным показать его ее родителям, полагая, что им легче считать дочь умершей.

— А я то здесь при чем, — огрызнулся Эмпли, но уже не так уверенно.

— А при том, — объяснил Кэллаген, — что в этом письме бедная девушка упомянула о некоторых фактах, имеющих непосредственное отношение к вам. Напомнить их?

Эмпли погрузился в долгое молчание.

— И что вы хотите от меня, чтобы это письмо забылось? — спросил он наконец.

— Попробую объяснить, — сказал Кэллаген. — Надеюсь, вы слышали о полковнике Стенхарсте, скончавшемся недавно? Накануне этого печального происшествия он позвонил в мое агентство и, не застав меня на месте, предупредил, что собирается позвонить еще раз. Он исполнил свое обещание, но мне не удалось поговорить с ним: одна особа подсыпала кое-что в мое виски, и я оказался не в состоянии говорить по телефону. Эта женщина утверждает, что ее услуги оплатил человек, получивший задание от вас. Так вот, утолите мою любознательность и скажите, кому принадлежала эта идея?

Эмпли молча смотрел на Кэллагена, и взгляд не сулил ничего доброго.

— Нет смысла упорствовать, мой милый, — предупредил его Кэллаген, — могу предсказать, что ожидает вас в этом случае: я передам письмо Карлотты главному инспектору Гринголлу, и он быстро установит связь, существующую между вами и персоной, о которой говорится в письме. Вероятно, после этого он сам захочет побеседовать с вами. Мне не надо объяснять, чем это кончится, поэтому я рассчитываю на ваш здравый смысл, тем более, что мне от вас надо совсем немногое.

Эмпли пожал плечами.

— Черт с вами, — сказал он. — Можно подумать, что мне чужая шкура дороже собственной. Я сыт по горло всем этим делом. Вы правы, это я позвонил Гриллину и сообщил, что, если ему удастся помешать разговору, то он хорошо на этом заработает. Но вас, наверное, больше интересует, кто платил мне?

— Пожалуй, — согласился Кэллаген. — Правда, я догадываюсь, что твой нынешний босс поручил тебе провести эту маленькую операцию.

— Догадка правильная, — подтвердил Эмпли, — а зачем ему это было надо, можете узнать у него самого.

— Всему свое время, — отвечал Кэллаген, — а сейчас выслушай мой совет по поводу того, что тебе надлежит теперь делать.

— Кто же в наши дни откажется от доброго совета? — скривился Эмпли.

— В таком случае, я тебе его дам: бери ноги в руки и впереди паровозного свиста мотай из этих мест. Мне бы не хотелось столкнуться с тобой здесь еще раз. В этом случае тебя ожидают крупные неприятности, Эмпли.

— Сукин ты сын, Кэллаген, — выругался Эмпли.

— Человека, который уверен в своей матери, не оскорбишь, обозвав сукиным сыном, — возразил тот. — Может быть, ты не только хочешь обозвать меня, но и возмечтал воткнуть мне нож между ребер, но на твоем месте я бы воздержался от этого, а делал то, что я тебе посоветовал. Повторяю, если я увижу тебя снова, пеняй на себя. А теперь исчезни.

Эмпли несколько секунд разглядывал Кэллагена. Затем грязно выругался и скрылся в темноте.

Кэллаген некоторое время оставался стоять, прислонившись спиной к ограде теннисного корта. Затем закурил сигарету. Настроение у него заметно улучшилось.

Сыщик, стараясь держаться в тени деревьев, вернулся на место, где оставил машину, уселся в салон и задумался о Корине. Эта красотка давала немало поводов к размышлению. Похоже, что она большой мастер интриги и умеет первоклассно манипулировать людьми и событиями, может, Корина и есть пружина, движущая всеми действиями?

Кэллаген попытался собрать воедино отдельные куски мозаики, имеющиеся в его распоряжении, попробовал придать смысл отдельным необъяснимым пока эпизодам происшедших событий и решил, что к этой истории надо подходить аналитически: сначала надо найти «х», а выяснив, кто скрывается за «х», можно говорить о мотивах его поступков. А вот как раз мотивы были весьма неопределенны или только представлялись таковыми, пока не собрано достаточно информации. Они вполне могли лежать на поверхности, если знать, кто же скрывался за этим «х».

Но кое-что, допустим, он уже знал. Во всяком случае, было известно, что сразу после ссоры Корина спустилась в холл. Она знала о намерении отчима позвонить в контору детектива и не упустила возможности подслушать разговор полковника с Николлзом, значит, ей было известно и о предложении Николлза позвонить мне в ночной клуб.

Девушка времени не теряла и немедленно поставила в известность о происшедшем своего друга Люсьена Донелли. Она предупредила его, что, вероятно, в течение ближайшего часа ее отчим сделает попытку дозвониться до Кэллагена. Она объяснила Донелли, что этот разговор не должен состояться, так как может представлять смертельную опасность для них обоих. Надо полагать, Донелли согласился с нею и тоже не стал медлить. Он переговорил с Эмпли, который, в свою очередь, вспомнил о Ла Валери, состоявшей членом того же клуба. Эмпли отыскал Гриллина, а тот позаботился обо всем остальном. Валери подбросила наркотик в его выпивку и сорвала этим разговор с полковником. Оставался вопрос — на кой черт все это было нужно? Какими мотивами руководствовалась Корина? Если она была автором плана, а, скорее всего, так и было, у нее должны были быть более чем веские основания для этого. Корина не могла не понимать, что рано или поздно полковник осуществит свое намерение. Следовательно, за это время должно было произойти какое-то серьезное событие, которое снимало опасность, или… Она была уверена, что к вечеру следующего дня полковник будет мертв и, таким образом, мое внимание исключается.

Второй вариант был, по мнению Кэллагена, более вероятен, но вовсе не исключалось, что Корина старалась выиграть время ради того, чтобы выяснить, что за бомба заключена в письме, адресованном полковнику.

Она слышала, как ее отчим говорил об этом: в разговоре с Николлзом после фразы о необходимости встречи с Кэллагеном, он обронил несколько слов о письме, содержание которого вызвало гнев, если не сказать больше. Корине нетрудно было догадаться, что существовала прямая связь между содержанием письма и намерением полковника обратиться к детективу, чем угрожал Стенхарст во время обеда. Следовательно, письмо содержало сведения о Виоле или Корине, а скорее всего, о них обеих. Собиралась ли Корина, не останавливаясь ни перед чем, ознакомиться с письмом прежде, чем у полковника появится возможность переговорить с Кэллагеном?

Это, по мнению Кэллагена, было достаточно правдоподобно. Известно, что, когда вы находитесь в полном неведении относительно чего-то, что должно взорваться и принести вам крупные неприятности, вы не очень стесняетесь в выборе средств.

Луна скрылась за облаками. Стало совсем темно. В тишине ночи до Кэллагена отчетливо доносился шум моторов: гости один за другим покидали клуб и сворачивали на дорогу, ведущую к Брайтону. Вероятно, на сегодня веселье закончилось.

Пришло время действовать, решил Кэллаген, он ведь сделал свой выбор. И даже в случае осечки у него останется право на новую попытку.

Он включил мотор и направил автомобиль к аллее, ведущей к клубу. У входа в клуб он остановился, вылез из автомобиля, поднялся по широким ступеням и нажал на кнопку звонка. Его лицо под лихо сдвинутой на затылок черной шляпой выражало полное довольство собой.

Дверь приоткрылась, и Кэллаген увидел обширный холл, по-прежнему ярко освещенный: не хватало только музыки, дом готовился ко сну. Человек, одетый в шерстяной альпаковый костюм, стоял на пороге. На широких плечах крепко сидела крупная, как арбуз, голова. Пустые рыбьи глаза не выразили ни малейшего интереса к позднему посетителю. Типичный профессиональный вышибала рядового ночного заведения.

— Я хотел бы повидать мистера Донелли, — вежливо сказал Кэллаген.

Человек пожал плечами.

— Слишком поздно, мистер… Знаете, который сейчас час? Клуб закрыт. Шеф уже поднялся к себе. Вы ничего не имеете против того, чтобы подождать до завтрашнего утра?

— Абсолютно ничего, — ответил Кэллаген добродушно. — Впрочем, как и против того, чтобы встретиться немедленно. Ступай и скажи Донелли, что мистер Кэллаген хочет поговорить с ним. И давай пошевеливайся.

Человек в шерстяном костюме прислонился к притолоке двери и снисходительно улыбнулся. Можно было подумать, что он наслаждается ситуацией.

— Очень спешишь, кореш, — поинтересовался он. — Считаешь себя важной птицей? Привык, что занятые люди срываются с места по одному твоему слову? Может быть, так оно и есть. Но объясни, какой мне-то резон торопиться?

— Деловой вопрос, — согласился Кэллаген. — На него необходимо ответить. Только я не знаю, на каком языке с тобой разговаривать, может быть, вот так.

Выпустив клуб дыма прямо в лицо своему оппоненту, он отступил назад и подкрепил свои слова мощным ударом ногой в живот. Вышибала мешком рухнул на пол. Кэллаген вошел в холл, аккуратно закрыв за собой дверь.

— Еще вопросы есть? — спросил он. — Имей в виду, что я твердо намерен встретиться с Донелли, причем именно сегодня, даже если ради этого мне предварительно придется пожертвовать твоими зубами.

Мешок с трудом принял вертикальное положение. Он оглядел Кэллагена с ног до головы, возможно, оценивая его с профессиональной точки зрения, и решил на всякий случай быть повежливее.

— Ну что ж, раз ты такой прыткий, я передам шефу твою просьбу. Но, если он не согласится, я вернусь, и тогда мы посмотрим, на самом ли деле ты такой твердый орешек, каким стараешься себя представить.

Вышибала повернулся, пересек холл и исчез в тускло освещенном коридоре. Кэллаген бросил окурок и приготовился ждать.

Прошли две-три минуты, и вновь появился старый знакомый, а за его спиной высилась подтянутая стройная фигура нового действующего лица. Оба находились в двух-трех шагах от Кэллагена, когда вышибала произнес:

— Вот этот тип. Никогда не приходилось его видеть. Ручаюсь, что он не член клуба и наглец отменный.

Его спутник рассмеялся.

— Мистер Кэллаген, — сказал он, — уж не знаю почему, но ваше имя кажется мне знакомым. Будьте снисходительны к моему помощнику, подозрительность у него в крови, и он терпеть не может, когда лица, не являющиеся членами клуба, оказываются поблизости. Я Донелли. Как я понимаю, вы настаиваете на встрече со мной.

«Да, Донелли хорош, — подумал Кэллаген, — но вряд ли он тот, за кого себя выдает». Великолепная гибкая фигура, пластичность, редкая для таких высоких мужчин. Лицо, если не считать своеобразного жесткого выражения глаз, на редкость красивое. Рот, подбородок, небольшие скулы как будто, изваяны резцом скульптора. Черные вьющиеся волосы, тонкая ниточка усов завершали почти совершенный облик идола местных красавиц. Только бледно-голубые глаза слишком холодны и ничего не выражают…

— Да, у меня срочное дело, — улыбнулся Кэллаген. — Впрочем, полагаю, что вы не возражали бы против встречи со мной, зная, что я друг Корины Аллардайс.

Донелли пожал плечами.

— Это несколько неожиданно, так как она до сего времени не упоминала вашего имени.

— Возможно, — согласился Кэллаген. — Возможно, так как я один из тех друзей, о которых не вспоминают без крайней необходимости. Тем не менее, я ее друг. Не берусь судить, хорошо это или плохо…

— Пусть будет так, — холодно перебил его Донелли. — Но не могли бы вы перейти непосредственно к делу?

— О'кей, но зачем нам присутствие этого идиота? — Кэллаген кивнул на человека в альпаковом костюме. — Я по крайней мере в нем не нуждаюсь. Если уж он не может покинуть клуб, мы найдем место получше.

— В самом деле? — поинтересовался Донелли. — Что же это за место?

— Например, Центральный отдел расследований полицейского участка Брайтона, — предложил Кэллаген, приятно улыбаясь. — Пожалуй, неплохое местечко.

— Что я говорил, шеф? — скривился вышибала. — Так и есть — дешевый лягаш. Я их за милю чую.

— Заткнись, Джордж, — остановил его Донелли. — Мне начинает нравиться наш гость, и если у него есть, что сказать, я предоставлю ему эту возможность. Пожалуйста, пройдемте со мной, мистер Кэллаген.

Он повернулся, пересек холл и пошел по застеленному ковром коридору. Кэллаген следовал за ним. Они вошли в роскошно меблированную комнату. В камине, уставленном недешевыми безделушками, весело полыхал огонь.

«Марден-клаб» — дорогое место, отметил про себя Кэллаген. — Требуются большие деньги, чтобы содержать его. Интересно, откуда берутся эти деньги?

Донелли подошел к буфету.

— Виски с содовой? — предложил он. — Сожалею, что Джордж был не очень-то гостеприимен. У него предубеждение против поздних посетителей: случается, что некоторые бедолаги, не являющиеся, естественно, членами клуба, пытаются раздобыть здесь выпивку, а это чревато неприятностями с полицией, что не может вызывать восторга моего помощника.

Он передал бокал Кэллагену, устроившемуся в кресле, тот не заставил себя упрашивать. Детектив внимательно присматривался к Донелли. Ничего не скажешь, умен, красив, обаятелен. Манеры, как у лорда. Надо будет вплотную заняться его прошлым и выяснить, чем он занимался до того, как война сделала его летчиком.

Тем временем Донелли приготовил напиток для себя и устроился напротив.

— Что же, выпьем за наше знакомство, хотя, судя по вашему виду, оно может принести мне неприятности.

— Постараюсь быть кратким, — сказал Кэллаген. — Я — частный детектив. В Алфристаун прибыл по приглашению полковника Стенхарста, у которого была для меня работа. Сейчас, как вы знаете, его нет в живых. Тем не менее, я продолжаю работать для семьи и в процессе работы появились некоторые сомнения, которые вы, надеюсь, поможете мне разрешить.

— Итак, вы работаете для семьи, — уточнил Донелли. — Что конкретно это означает?

— Это не столь важно, — ушел от ответа Кэллаген. — Что бы это не означало, существуют факты, требующие объяснения. Надеюсь, они заинтересуют вас. Итак, во вторник поздно вечером полковник Стенхарст позвонил в мою контору. Он настаивал на личном разговоре со мной. Насколько я понимаю, он собирался убедить меня в необходимости срочно приехать в «Темную рощу». Ему объяснили, что меня нет на месте, но, если дело настолько важное, он может попытаться найти меня по другому телефону немного позднее.

Разговор полковника подслушивали. Подозреваю, что этим человеком была мисс Корина Аллардайс. Она поняла, что полковник добьется своего, и по причинам, известным ей одной, решила помешать осуществлению этого намерения или по крайней мере задержать его. Скорее всего, она пыталась выиграть время. Затем Корина Аллардайс либо сама приехала сюда, либо позвонила вам по телефону и попросила предпринять что-нибудь. Она назвала телефон клуба, данный моим помощником, и переговорила с Тони Эмпли, в настоящее время известным как Чарли Мейсон, а тот через своих друзей отыскал мисс Ла Валери, которая являлась членом того же клуба и в данный момент остро нуждалась в деньгах. Далее события развивались следующим образом. Ла Валери сумела подмешать наркотик в мое виски. Результат вполне очевиден. Надеюсь, я еще не утомил вас?

— Нисколько, — любезно отвечал Донелли. — В вашей истории пока нет погонь и убийств, но надеюсь, они появятся. Пожалуйста, продолжайте. Я нахожу все необычайно захватывающим.

— Рад это слышать и воспользуюсь вашим приглашением. На следующий день выяснилось, что телефонная линия в «Темной роще» повреждена. Полагаю, что она была перерезана. Поскольку я не смог поговорить с полковником по телефону, я решил лично навестить его. К сожалению, переговорить с ним все равно не удалось: ко времени моего приезда полковник был мертв.

— Не хотите ли вы сказать, что он предпочел самоубийство встрече с вами, мистер Кэллаген? — с убийственным сарказмом спросил Донелли.

— Почему вы считаете, что полковник покончил жизнь самоубийством? — осведомился Кэллаген.

— А разве существуют основания сомневаться в этом?

— К этому мы вернемся потом, — пообещал Кэллаген. — А пока меня интересует другое: кому принадлежала идея помешать полковнику переговорить со мной? Вам или Корине Аллардайс? Простите уж мне мою настырность и любопытство.

— Излишнее любопытство может далеко завести, — с насмешливой нравоучительностью изрек Донелли. — К сожалению, я не могу удовлетворить его, так как не могу понять, о чем вы говорите и почему пришли с этим вздором именно ко мне? Где вы раскопали эту абсурдную историю?

— У Ла Валери, а также у некоего Гриллина, которому позвонил Эмпли, и, наконец, у самого Эмпли, — сообщил Кэллаген терпеливо. — Не далее как сегодня вечером Эмпли признался мне, что действовал на основании ваших инструкций. Так что же?..

— Эмпли — довольно безответственный тип, — заметил Донелли. — Мне придется серьезно поговорить с ним. Хотите еще виски?

— Спасибо, нет, — отвечал Кэллаген. — И вряд ли вам удастся еще раз поговорить с Эмпли. Мне кажется, он решил завязать с этим местом. — Он добродушно улыбнулся Донелли.

Донелли вернулся к буфету и смешал себе очередной коктейль. На его лицо легла тень.

— У меня было, чем припугнуть Эмпли, — объяснил Кэллаген, — набралось вполне достаточно, чтобы отправить его в камеру. Он, конечно, не блистал безупречным пошлым, но люди, подобные вам, как правило, не гнушаются такими молодчиками для своих целей. Я предупредил Эмпли, что, если я увижу его еще раз здесь, у меня не будет выбора, и он предпочел не искушать судьбу.

Донелли прислонился к буфету.

— Это, по-видимому, следует понимать как предупреждение? Мистер Кэллаген может действовать круто, если пожелает. Вы ждете, что я испугаюсь? — поинтересовался Донелли, улыбаясь одними уголками рта.

— Дело хозяйское, — улыбнулся в ответ Кэллаген и с видимым удовольствием затянулся сигаретой. — Я могу быть крутым, если ничего другого мне не остается. Пока же я еще даже не начал. Но если вы пожелаете действовать таким образом…

Донелли допил свое виски.

— Ваше усердие, с которым вы вмешиваетесь в мои частные дела, мистер Кэллаген, похвально, но на вашем месте я бы не стал так перенапрягаться…

— В самом деле? — ехидно спросил Кэллаген. — И как же вы поступите, если я не воспользуюсь советом?

— Там будет видно, замечу только, что я не люблю полумер, — в голосе Донелли появились стальные нотки, — с вами сделают то, что потребуют обстоятельства. Я не собираюсь позволять всякому сукину сыну, даже если он называет себя частным детективом, совать нос в мои дела в надежде выжать из клиента немного денег.

Кэллаген промолчал, он пускал замысловатые кольца сигаретного дыма и, казалось, целиком был поглощен этим процессом.

Донелли подошел к камину и позвонил в колокольчик. Появился вышибала в альпаковом костюме.

— Джордж, — сказал Донелли, — вы, кажется, хотели поговорить с этим молодым человеком? — он указал на Кэллагена. — Он готов для общения с вами, а потом выкиньте его вон.

Джордж издал довольное ворчание.

— Давно бы так, шеф. Говорил же я вам, что он дешевый лягаш. Пошли, приятель.

Он надвинулся на Кэллагена, и тут события стали совершаться с калейдоскопической быстротой. Джордж протянул свою лапу, чтобы схватить Кэллагена за воротник, в ответ Кэллаген незаметным жестом сцепил свои пальцы на запястье противника. Джордж напрягся и издал звук, напоминающий бычье мычание. По-прежнему не вставая с кресла, Кэллаген усилил давление захвата. Мычание перешло в рев, и струйка пота побежала по лицу вышибалы. Его колени подогнулись. Кэллаген встал. Он отпустил запястье Джорджа и прежде, чем тот успел понять, что происходит, нанес ему короткий удар в живот. Джордж судорожно дернулся вперед, и тут же получил мощный удар в челюсть. Лишившись двух зубов, с разбитыми губами вышибала рухнул на пол и отключился.

— Не повезло Джорджу, Донелли, — заметил Кэллаген. — Надо уметь вовремя оценить противника, рынок полон крепких ребят.

— Думаете, что вы чертовски умны и вышли победителем, мистер Кэллаген? — насмешливо спросил Донелли, сохранявший спокойствие во время драки.

— Мне и так приходится думать черт знает о скольких вещах сразу, чтобы оценивать себя в подобных обстоятельствах. Главное, я узнал то, что хотел узнать. Спокойной ночи, Донелли. — Он перешагнул через неподвижное тело Джорджа, дорогой костюм которого был теперь покрыт пятнами крови, открыл дверь и вышел в коридор. Кэллаген без помех выбрался из клуба, дошел до автомобиля и не спеша тронулся с места. Он ехал в сторону Алфристауна.

Ночь была холодной, но луна, выскочившая из пелены облаков, ярко освещала дорогу, и ехать было легко и приятно. Лунный свет приукрашивал окружающую местность и придавал ей вид рождественской открытки.

Спидометр отсчитывал милю за милей, но Кэллаген был поглощен не дорогой, а мыслями о Донелли. Надо признать, что у парня крепкие нервы и котелок варит, как надо, хотя он пока и не заставил, его работать на полную катушку.

Выслушав Кэллагена, он мог придумать тысячу объяснений истории с подсыпанным в виски наркотиком, и все они были бы вполне правдоподобны. Поведение Корины он тоже мог оправдать, подкинув детективу пару фактов, которые трудно быстро проверить. Но он не снизошел до оправданий, не стал утруждать себя ложью, чтобы выкрутиться. О чем это говорит? Скорее всего о том, что Донелли уверен в своей неуязвимости. Видно, у парня много козырей на руках, но он не торопится пускать их в дело.

Неужели его позиция в самом деле настолько неуязвима, что Кэллагену не удастся найти в ней хоть маленькую щелочку, чтобы проникнуть через нее и разрубить броню невозмутимости на холеном лице Донелли?

Нет, пора торопить события и спровоцировать этого типа хоть на какие-то действия. Пусть для начала это будет такой пустячок, как звонок Корины.

Снова и снова Кэллаген строил планы, размышлял и оценивал действующих лиц этой непростой истории. Он и не заметил, как добрался до отеля.

Часы показывали начало двенадцатого, когда он, поднявшись на второй этаж, открыл дверь своего номера.

В кресле рядом с камином, дожидаясь его, сидела Патриция Аллардайс. Ее строгий туалет соответствовал важности ситуации: белая блузка и хорошо сшитый твидовый костюм ладно сидели на ее стройной фигуре. Изящная шляпка была сдвинута на один глаз, точь-в-точь как он это видел в одном из последних мелодраматических фильмов. Позу она позаимствовала там же. Просторный плащ девушки был небрежно брошен на ручку кресла.

— Какой приятный сюрприз, — приветствовал Патрицию Кэллаген. — Давно ты здесь? И как тебе, удалось проникнуть в номер?

— Я приехала до того, как они закрыли черный ход, — заговорщицким тоном сообщила Патриция, — и сразу проскользнула в вашу комнату. Я знала, что у них всего один парадный номер, и решила, что вы предпочтете именно его. Мне оставалось только ждать, что я и сделала… Я готова была прождать всю ночь, потому что случилось такое…

— В самом деле? — спросил Кэллаген. — Что же произошло?

— Слим, — прошептала она, — я нашла письмо!

— Отличная работа, — похвалил ее Кэллаген. — Где ты его нашла? У Корины?

Патриция кивнула.

— Письмо было у нее. Это бомба, Слим. Я даже не представляю, что произойдет, если все это окажется правдой. Но…

— Где было письмо? — прервал ее Кэллаген. — И как тебе удалось его найти?

— Корина куда-то намылилась сегодня, — сообщила Патриция. — Я сторожила у окна и засекла ее, когда она вывела свою машину из гаража. У нее «форд» десятой модели — подарок Виолы ко дню рождения. В баке было около галлона бензина, но она прихватила еще канистру, я сделала вывод, что сестрица уезжает надолго… Мне можно закурить, Слим? — прервала она свой рассказ.

Кэллаген протянул ей сигареты! Захлебываясь дымом, Патриция продолжала:

— Одним словом, я сразу отправилась в спальню Корины, я уже говорила вам, что у меня есть свой ключ. Осмотр начался с небольшого старенького бюро, стоящего в углу. Там всего два ящика, но в одном из них имеется потайное отделение. Это я обнаружила давно. Мне случалось проверять его и раньше, но на этот раз оба ящика оказались запертыми. Хорошо, что у меня был уже опыт, и с помощью ножа для разрезания бумаги я сумела быстро их открыть. Письмо лежало в потайном отделении за замшевой стенкой. Оно было адресовано Жервазу и отправлено из Брайтона в прошлый понедельник. Когда я его прочла, меня чуть не хватил удар. Говорю вам, это бомба, Слим!

Патриция открыла свою кожаную сумочку, достала конверт и передала его Кэллагену.

— Убедитесь сами, — сказала она тоном, полным трагизма.

Кэллаген осмотрел конверт. Патриция не упустила ничего существенного: письмо действительно отправлено из Брайтона в прошлый понедельник, это следовало из даты на штемпеле. Адрес был напечатан на машинке: полковнику Жервазу Стенхарсту, «Темная роща», Хэнтовер, Алфристаун.

Кэллаген открыл конверт, вынул сложенный листок белой бумаги и прочел письмо. Оно было совсем коротким:

«Дорогой полковник Стенхарст!

Пришло время, когда Вам, как одному из опекунов наследников усадьбы «Темная роща», следует узнать, что настоящая владелица усадьбы мисс Виола Аллардайс вышла замуж 23 августа 1939 г. за мистера Руперта Эллингтона Шэрфема, о чем свидетельствует запись в регистрационной книге в магистрате на Мэрлос-роуд, Кенсингтон.

Как Вам безусловно известно, в соответствии с условиями завещания миссис Стенхарст все доходы от поместья в этом случае должны автоматически перейти к мисс Корине Аллардайс, которая, как следует из приведенных фактов, уже в течение шести лет несправедливо лишена своих прав.

Возможно, после того как Вы сумеете должным образом убедиться в справедливости данной информации, я буду иметь честь побеседовать с вами.

Друг семьи».

Детектив откинулся на спинку кресла и, задумавшись, уставился в одну точку.

— Ну, что я вам говорила? — нарушила молчание Патриция. — Будет ужасно, если бомба взорвется, не так ли?

— Готов согласиться с тобой, — кивнул Кэллаген. — А пока отдохни минутку.

Он прошел в спальню и спустя минуту возвратился с портативной пишущей машинкой и сильным увеличительным стеклом. Он положил анонимное письмо на стол и взял в руки лупу. На листочке бумаги он отмечал характерные особенности машинки, на которой было напечатано письмо. Буква «а» имела небольшой дефект с одной стороны, «с» было отпечатано несколько ниже уровня остальных букв, наконец, «в», «л» и «р» отличались от остальных букв незначительным наклоном.

Этот процесс занял всего несколько минут. Затем Кэллаген вставил лист чистой бумаги в свою машинку и сделал копию письма. После всего этого он вложил письмо обратно в конверт и возвратил его Патриции.

— А теперь, девочка, мчись домой. Ты должна успеть положить письмо на место до возвращения Корины. Не стоит объяснять тебе, насколько это важно, ты ведь читала его. Постарайся положить конверт так, как он лежал, чтобы твоей сестре не пришло в голову, что эта бумажка успела побывать в чужих руках.

Девушка торопливо накинула плащ.

— Я все сделаю, как надо, — сказала она, — а вы, ради Бога, приглядывайте за Виолой: бедняжка влипла в скверную историю. Подумать только, сколько лет прошло, а никто из нас даже не догадывался ни о чем…

— Сделаю все, что смогу, — пообещал Кэллаген, провожая Патрицию до дверей.

У двери Патриция снова остановилась.

— Знаете, если все это правда, Виоле конец: она никогда не оправится от такого позора, кроме того, у нее не останется ни гроша, нечем будет даже заплатить вам.

— Не волнуйся, — успокоил ее Кэллаген. — Фирма Кэллагена работает не только за деньги. Во всяком случае, не поднимает из-за них шума. — Он ободряюще улыбнулся. — Позвони мне завтра утром, но не из дома, ладно?

— Конечно, Слим. До скорого.

Патриция ушла, а Кэллаген подошел к шкафчику и достал оттуда бутылку виски. Он сделал солидный глоток и закурил сигарету.

Ну и вечерок выдался! У нормальных людей столько событий и за год не наберется.