Кэллаген свернул с Хай-стрит в сторону Хэнтовера. Полуденное солнце только начало припекать, и он наслаждался прохладным ветерком и прелестным сельским пейзажем, который навевал мечты об отдыхе на природе. Увы, думать об отпуске было рановато — он пока мало продвинулся в расследовании и его клиентке грозили серьезные неприятности, впрочем, слово «неприятности» не очень подходило к обозначению того, что грозило Виоле Аллардайс.

Чего же добивался автор анонимного письма? Кэллаген вновь и вновь пытался реконструировать ход его мыслей, но не мог найти никакой логики. Неужели все было просто, как устройство умывальника: он всего-навсего хотел осложнить жизнь Виолы?

Как тогда он должен был поступить, узнав, что полковник Стенхарст, которому он передал информацию, умер? Очевидно, сообщить сведения, находившиеся в письме, другому лицу. Но кому? Насколько легче была бы жизнь, если бы на все возникающие вопросы можно было так же просто получить ответы, как и поставить их!

Кэллаген попытался посмотреть на дело с другой стороны, предположив, что автором письма двигало не желание насолить Виоле, а меркантильные соображения, что, по его мнению, было более вероятно. Допустим, размышлял детектив, что автором письма является Донелли. Что о нем известно? Хитрый, умный, храбрый человек, к тому же в данный момент уверен в неуязвимости своей позиции, поэтому держится очень независимо. К сожалению, Кэллаген не до конца понимал, что связывает Донелли с Кориной.

Подружка Николлза утверждает, что Корина без ума от Донелли и готова для него сделать все возможное. Тогда зачем же Корина подставила любимого человека под удар, высказав детективу подозрения, что Донелли является автором анонимного письма? Хотела, чтобы детектив подтвердил или опроверг ее подозрения, так как не могла сделать это сама? Допустим, что ее подозрения верны, как она себя поведет?

Вопросы, вопросы… Придется немало поработать, чтобы ответить на них. Все-таки главный вопрос сейчас — это мотивы, которыми руководствовался Донелли, отправив письмо, если, конечно, это сделал он.

На первый взгляд ответ напрашивался сам собой: лишить Виолу права на владение деньгами и усадьбой, в результате чего Корина станет намного богаче, чем сейчас. Но мог ли Донелли рассчитывать на то, что получить деньги от Корины будет проще, чем от Виолы? Вряд ли! Корина могла оказаться куда более несговорчивой, чем Виола, которая худо-бедно до сих пор платила по первому требованию.

Зеленая калитка была не заперта, и Кэллаген через нее вошел в сад. На знакомой тропинке, покрытой гравием, его уже ждала Виола. Подойдя ближе, Кэллаген снял шляпу и приветствовал ее.

— Я еле дождалась вас, — призналась Виола. — Бездействие начинает угнетать меня. Виола медленно прошла в глубь сада, Кэллаген следовал за ней.

— Насколько я понимаю, — продолжала она, — условия завещания в сумме со сведениями, сообщенными в письме, позволяют подозревать меня в убийстве отчима. После того, как Жерваз узнает о моем замужестве, между нами происходит ссора, в результате которой я убиваю его. Примерно так это должно звучать в устах обвинения, не так ли?

— Приблизительно так, — согласился Кэллаген. — Но ведь вы не виделись с полковником после возвращения из Лондона, поэтому я не могу представить, когда вам удалось бы убить его.

— Очень мило с вашей стороны пытаться успокоить меня, но, к сожалению, никто не знает, что я не встречалась с Жервазом. Как я уже говорила, после приезда из Лондона я отправилась прогуляться в парк, но меня никто не видел, поэтому некому подтвердить мое алиби. Доказать, что у меня были основания желать смерти полковника, гораздо легче.

— Не впадайте в панику, — мягко сказал Кэллаген и ободряюще улыбнулся Виоле. — Давайте не будем понапрасну терзаться по поводу вашего алиби на момент смерти. Вы не убивали его, этого достаточно.

— Приятно слышать ваши слова, — горько усмехнулась Виола. — Что же вы собираетесь предпринять, чтобы заставить поверить в это полицию?

— Прежде всего, меня интересует, был ли у вас инспектор Гринголл? Какие вопросы он задавал? Расспрашивала ли полиция кого-нибудь еще?

Виола покачала головой.

— Следствие снова отложено — больше мне ничего не известно.

«Несомненно, это работа Гринголла, — подумал Кэллаген. — Его не удовлетворяет ход расследования, и он продолжает собирать факты».

Вслух он сказал:

— Пока вам не о чем беспокоиться, я абсолютно уверен в этом.

— Хотелось бы надеяться, но, к сожалению, мне кажется, что неприятности только начинаются. Больше всего меня настораживает поведение Корины. Оно просто ставит меня в тупик.

— Не думайте о ней и ничего не предпринимайте без консультации со мной, — предостерег Кэллаген, — а сейчас помогите мне найти Саллинса.

— Должно быть, он у себя в комнате, — предположила Виола. — Поднимитесь по парадной лестнице. Комната Саллинса расположена справа от холла. В это время он обычно отдыхает.

— Благодарю. Надеюсь скоро увидеться с вами, — сказал детектив и зашагал к дому.

Саллинс лежал на постели, когда Кэллаген открыл дверь. Он выглядел усталым и очень старым. Рядом с ним на туалетном столике лежали карандаш и листок бумаги.

— Не вставайте, Саллинс, — с порога сказал Кэллаген. — Отдыхайте, у вас очень усталый вид. Я задам лишь несколько вопросов.

— Да, сэр, — ответил старый слуга, — должен признаться, я немного устал. Никак не могу справиться с собой, сэр. Все это так ужасно и неожиданно…

Кэллаген кивнул.

— Полиция уже допросила вас, не так ли?

— Они были очень внимательны ко мне, сэр, но боюсь, что я мало чем помог им. Мне почти нечего было сказать.

— Вы и не подозреваете, Саллинс, как много выводов может сделать полисмен даже из одной подсказанной детали. Как вам понравился инспектор Гринголл?

— В высшей степени достойный джентльмен, сэр, — сказал старый слуга. — Очень любезный и тактичный. Полагаю, он склонен думать, что полковник покончил жизнь самоубийством. Ужасная вещь, сэр, но я, скорее, готов поверить в это, чем в то, что кто-то убил его.

Кэллаген усмехнулся: он ни на минуту не сомневался в том, что Гринголл не верил в возможность самоубийства, поэтому пустил в ход все свое очарование, чтобы выведать что-нибудь у дворецкого. Что удалось узнать Гринголлу?

— Послушайте, Саллинс, — начал Кэллаген, — не могли бы вы вспомнить, каковы были ваши действия после того, как вы встретили меня в саду и сообщили о смерти полковника? Вы сразу позвонили в полицию или сначала сообщили кому-нибудь из членов семьи о случившемся?

— Я все рассказал мисс Ваймеринг, сэр, — сказал Саллинс. — Я как раз шел к телефону, когда увидел ее на площадке парадной лестницы. Мисс Ваймеринг — храбрая женщина. Она решила немедленно отправиться в пагоду, чтобы узнать, можно ли как-то помочь полковнику. Когда она ушла, я позвонил в полицию.

— Непонятно, как я мог разминуться с ней, — задумчиво произнес Кэллаген. — Если она сразу пошла к пагоде, она не могла пройти мимо меня.

— Она пошла другой дорогой, сэр, — объяснил Саллинс. — Во время нашего разговора она стояла на верхней площадке, потом повернулась и прошла коридором второго этажа. Она должна была выйти в сад через черный ход и пройти к пагоде по другой тропинке.

— Теперь понятно, — сказал Кэллаген. — И после этого вы позвонили в полицию?

— Да, сэр. Сразу после этого.

— Благодарю вас, Саллинс. Всего хорошего. — Кэллаген вышел из комнаты, осторожно прикрыл за собой дверь и медленно спустился по лестнице.

«По-прежнему топчусь на одном месте, — рассердился он на себя. — Каждый раз кто-то опережает меня, а это до добра не доведет».

Кэллаген уже собирался выйти из дома, когда голос Патриции, прозвучавший с верхней лестничной площадки, остановил его. На этот раз девушка была одета в скромное домашнее платье. В этом наряде и без косметики она выглядела совсем ребенком.

— Спускайтесь вниз, Патриция, — сказал Кэллаген. — Я хочу поговорить с вами.

Патриция послушно начала спускаться, когда ей осталось пройти две или три ступеньки, она остановилась и взглянула на детектива преданным взглядом.

— Слим, — мягко сказала она, — вы так милы, что я все время думаю о вас.

— Приятно слышать, — улыбнулся Кэллаген. — А теперь скажите, Патриция, спрашивал ли кто-нибудь из полицейских, где была Виола в момент смерти полковника?

Патриция покачала головой.

— Я полностью разочаровалась в них, Слим, — заявила она. — Их практически ничего не интересовало. С равным успехом на моем месте мог быть любой деревенский идиот, не ведающий, что творится у него под носом.

— Бог с ними, — примирительно сказал Кэллаген. — Теперь скажите, можно ли откуда-нибудь из дома видеть тропинку, ведущую от калитки к подъезду? Ту, на которой мы с вами встретились?

— Да, прямо из окна моей спальни! Хотите взглянуть?

— Нет, спасибо. А припоминаете ли вы, — заговорщицким тоном произнес Кэллаген, — что видели Виолу, идущую по тропинке в тот день, когда умер ваш отчим, в промежутке между семью пятнадцатью и семью тридцатью вечера. Понимаете, что я имею в виду?

— Понимаю, Слим, — протянула Патриция.

Она спустилась по ступенькам, все еще разделявшим их, и подошла к нему совсем близко.

— Неужели вы думаете, что кто-то может заподозрить Виолу? — ее голос дрожал от подступивших слез.

— Пока я ничего не думаю, — успокоил девушку Кэллаген, — но нужно быть готовым ко всему. В любом случае я предпочитаю иметь лишний туз в рукаве. Вы сможете повторить, когда и где видели сестру?

— Конечно, Слим, — сказала она. — В день смерти Жерваза из окна моей спальни между семью пятнадцатью и семью тридцати я видела, как Виола шла от дома по тропинке, ведущей к калитке. Я это помню совершенно точно.

— Хорошо, — одобрил Кэллаген, — кстати, спасибо за организацию встречи с Кориной. Произошел небольшой, но содержательный разговор.

— Как интересно! Не правда ли, она очень красива и умна? Что она хотела от вас? Пыталась соблазнить?

— К сожалению, нет, — засмеялся Кэллаген. — Зато уговорила работать на нее.

— Вот это да! — воскликнула Патриция. — Кто бы мог этого ожидать?! Вы работаете на Корину — ну и дела!

— Послушайте, Патриция, — сказал Кэллаген, — вы должны мне помочь. Мне не очень нравится вести дела за спиной у Виолы, но, боюсь, этого не избежать. Если я посвящу ее в свои планы, то не исключено, что она испортит мне весь сценарий, потому что совершенно бесхитростна и доверчива, к тому же и нервы у нее пошаливают…

— Я знаю, — Патриция энергично кивнула. — Что я еще должна сделать?

— Вы знаете номер счета Виолы? Случалось ли вам получать для нее деньги?

— Много раз, — ответила Патриция.

— Тогда слушайте задание. Зайдите завтра утром в банк и скажите, что Виола потеряла несколько банкнот из последнего получения. Узнайте, сохранились ли в банке записи с номеров этих банкнот. Если да, запишите их. И постарайтесь, чтобы Виола ничего не узнала.

— Хорошо, — сказала Патриция. — Я знаю кассира, он простой парень, поэтому ручаюсь, что он ничего не заподозрит, Это как раз такое дело, какое можно поручить только мне.

— Если узнаете номера, запишите их, положите в конверт и оставьте у администратора в «Двух монахах». Попытайтесь сделать это с утра, но, ради Бога, будьте осторожны и не навлеките на себя подозрений!

— О'кей, шеф! Считайте, что номера у вас в кармане, если, конечно, они записаны.

— Честное слово, не знаю, что бы я делал без вас, — вполне искренне сказал Кэллаген. — До встречи, Патриция.

Он вышел через боковую дверь, а девушка посмотрела ему вслед и глубоко вздохнула.

Пожалуй, она была влюблена, но не так, как это бывало с ней много раз прежде. Это была большая, ни с чем не сравнимая любовь. Хорошо будет сидеть в своей уютной комнате и, доедая вчерашние конфеты, думать об этом необыкновенном человеке.

* * *

Около шести вечера Кэллаген сидел в пустом баре и разглядывал старую спортивную афишу, висевшую на противоположной стене. Афиша принадлежала тем прекрасным далеким временам, когда существовали только полицейские с Боу-стрит. Не было ни полицейских лабораторий, ни частных детективов, ни хитроумных инспекторов…

Это был метод Гринголла, с которым Кэллаген уже не раз сталкивался. Он заключался в том, чтобы заставить свидетеля все время думать о происшедшем, так как перед его глазами все время находились карандаш и лист бумаги со значком полицейского управления в верхнем левом углу. Саллинс добросовестно вспоминал и записывал все, приходящее в голову, на эту бумагу, которую нельзя было подменить, если бы кому-то не понравились эти записи.

Кэллаген допил виски и направился к себе в номер, но задержался у полки для писем — он обнаружил здесь конверт на имя Николлза с напечатанным на машинке адресом и телеграмму.

Кэллаген забрал корреспонденцию, поднялся в номер, уселся в кресло и вскрыл письмо от подружки Николлза. В конверте лежал листок машинописного текста.

Кэллагену достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что анонимное письмо, полученное полковником Стенхарстом, было отпечатано в «Марден-клабе» на той же машинке.

Итак, подозрения Корины оправдались: Донелли оказался той самой иголкой в стоге сена, которую подрядился искать Кэллаген. Он спровоцировал скандал, стоивший полковнику жизни, и, по-видимому, не собирался останавливаться на достигнутом.

Кэллаген закурил сигарету, взял телеграмму, отправленную Николлзом, и прочел ее.

«Руперт Шэрфем появился во Франции в начале 1938 года зпт обстоятельства неизвестны тчк Родом из Кейптауна зпт Южная Африка тчк Некоторое время работал учителем танцев в «Роузхилл Данс Холл» тчк Ловкий и обаятельный тип с устойчивой репутацией покорителя женских сердец тчк Замешан в истории с пожилой дамой, связь с которой использовал для пополнения своих денежных средств тчк В конце 1938 года окончил школу воздухоплавания зпт имеет лицензию пилота тчк Информация о женитьбе на нашей клиентке подтверждается тчк Эксфорд продолжает работать в военном министерстве с целью получения полного служебного досье тчк Приеду завтра тчк

Николлз».

Кэллаген поднялся с места и вновь начал мерить шагами комнату, рассеянно мусоля потухшую сигарету. Итак, портрет Шэрфема вполне ясен: провинциальный бонвиван с красивой физиономией, с хорошими манерами и средствами, полученными от дам, которых он одаривал своей любовью. Но для Виолы — красавец с романтичной профессией пилота, умный и бескорыстный. Неудивительно, что этот опытный авантюрист легко поймал в свои сети нашу птичку… Женщины есть женщины: они не требуют досье на своего избранника и редко интересуются источником его благосостояния.

Кэллаген пожал плечами.

Он поднял телефонную трубку и набрал номер своего агентства в Лондоне. Через несколько секунд он услышал голос Эффи Томпсон.

— Хелло, Эффи, — сказал Кэллаген. — Как идут дела?

— Все хорошо, мистер Кэллаген, благодарю вас, — ответила Эффи. — Надеюсь, у вас тоже все в порядке?

— Более или менее. А теперь возьмите свой блокнот, Эффи, и запишите следующее…

— Одну минуту, — попросила Эффи и, достав принадлежности, сообщила о своей готовности.

— Свяжитесь по телефону с Кейптауном, Южная Африка, — диктовал Кэллаген. — Сделайте срочный вызов, в этом случае вас должны соединить в течение трех-четырех часов, и попросите Джона Фрике. Его адрес в записной книжке. Если его не окажется на месте, передайте мою просьбу его жене Элеоноре: любой ценой получить для меня возможно более полную информацию о деятельности Руперта Шэрфема, работавшего в 1938 году учителем танцев и платным танцором в заведении под названием «Роузхилл Данс Холл» в Кейптауне. Скажите ему, чтобы не стеснялся в расходах, и напомните, что он в некотором смысле остается моим должником. Он поймет, что я имею в виду. Пусть разобьется в лепешку, но добудет для меня эти материалы и незамедлительно свяжется с вами. Все понятно?

— Конечно, мистер Кэллаген, — ответила секретарша. — Я немедленно займусь этим.

— Благодарю, Эффи, — сказал Кэллаген и повесил трубку.

Швырнув окурок в камин, он закурил новую сигарету и возобновил свою ходьбу по комнате.

Прошло примерно полчаса. Кэллаген был настолько погружен в свои мысли, что не услышал стука в дверь. Случайно подняв голову, детектив увидел, что на пороге стоит старший инспектор Гринголл. На его лице играла улыбка, в руках он держал свою неизменную коричневую фетровую шляпу. Некоторое время они внимательно смотрели друг на друга.

— Хэлло, Слим, — сказал Гринголл.

— Какой приятный сюрприз, — отозвался Кэллаген. — Входите, Гринголл. Чем могу быть полезен?

Гринголл аккуратно закрыл за собой дверь, бросил шляпу на столик и уселся на стул.

— Я в затруднении, Слим, — начал Гринголл. — Не знаю, сможете ли вы мне помочь, может быть, дадите какой-нибудь совет.

— Вы достаточно хорошо меня знаете, — сказал Кэллаген. — Я всегда готов к вашим услугам. С чего начнем?

— Много неясностей с показаниями свидетелей, в частности, Саллинса, дворецкого из «Темной рощи». Для старика случившееся было сильным ударом, поэтому он мог что-нибудь напутать…

— В чем конкретно вы сомневаетесь? — спросил Кэллаген.

— Дело в том, — пояснил Гринголл, — что когда я показал ему фотографию тела полковника — одну из тех, что мы сделали, прибыв на место, — старик сильно удивился.

— Что же его удивило?

— Видите ли, обнаружились кое-какие неувязки. Я бы сказал, что они полностью меняют положение дел…

— Это интересно, — заметил Кэллаген. — Каким образом?

— Они показывают, что мы опоздали, — сказал Гринголл. — К моменту нашего появления тело полковника находилось уже не в том положении, в каком его нашел Саллинс. Старик был просто ошарашен, увидев носовой платок в руке полковника. Он твердо убежден в том, что, когда он обнаружил тело, в руке полковника ничего не было. В то же время он заявил, что видел другой платок, находившийся рядом с телом. Наконец, по его мнению, пистолет лежал на некотором расстоянии от трупа, а не рядом с ним, как на фотографии.

— Он уверен в своих показаниях? — Гринголл утвердительно кивнул.

— Вполне. Более того, я склонен верить ему, что рождает у меня определенные сомнения в отношении вашего предполагаемого клиента.

— Могу я узнать, почему? — поинтересовался Кэллаген.

— Ну, судите сами, Слим. Обнаружив труп, Саллинс поспешил домой. По дороге он встретил вас и рассказал о смерти полковника. Вы, в свою очередь, пошли взглянуть на тело, а Саллинс вернулся в дом. Заметив мисс Ваймеринг, стоявшую на верхней площадке лестницы, он рассказал о случившемся ей. После этого мисс Ваймеринг, пройдя по коридору второго этажа, спустилась вниз и через черный ход вышла в сад. Таким образом по меньшей мере три человека побывали у трупа до прибытия сотрудников местной полиции, остававшихся на месте происшествия до нашего приезда. Больше никого в пагоде не было. Вывод напрашивается сам собой, не правда ли?

— Не слишком ли рано делать выводы? — спросил Кэллаген. — Вы же сами признаете, что не располагаете достаточным количеством фактов.

— Тем не менее, вывод, что по каким-то причинам, известным лишь ей, мисс Ваймеринг сдвинула с места оружие, вложила платок в руку полковника, предварительно стерев с рукоятки отпечатки пальцев, и убрала другой носовой платок, замеченный Саллинсом, напрашивается сам собою. Все это могла сделать только она. Не могу же я подозревать вас, Слим: слава Богу, вы абсолютно незаинтересованный человек.

— Я согласен с вами, — сказал Кэллаген, — только непонятно, зачем это сделала мисс Ваймеринг?

— В этом-то все и дело, — вздохнул Гринголл. — У меня нет никаких доказательств, что мисс Ваймеринг могла желать смерти полковника. Но она могла решиться на преступление, желая выгородить кого-то из членов семьи.

— Не понимаю, к чему вы клоните? Кого она должна была выгораживать и почему? — спросил Кэллаген с выражением неподдельной искренности на лице.

Гринголл достал свою короткую вересковую трубку и принялся аккуратно набивать ее. Казалось, его внимание было полностью сосредоточено на этом. Закончив работу, он закурил, с удовольствием затягиваясь табачным дымом.

— Понимаю ваше недоумение, Слим, — наконец сказал Гринголл. — Признаюсь, я утаивал от вас кое-какие сведения. Насколько я знаю, вам так и не удалось поговорить с полковником, не так ли?

Кэллаген кивнул.

— Да, я не успел, — подтвердил он, — об этом я уже говорил.

— Совершенно верно, говорили. Учитывая, что разговор не состоялся, я поясню, почему у полковника были весьма серьезные основания настаивать на немедленной встрече с вами: я думаю, полковник получил письмо, потрясшее его.

— Письмо?

— Анонимное, — уточнил Гринголл, — содержащее информацию, которая подействовала на него как удар грома средь ясного дня. Полагаю, он собирался поговорить с вами именно об этом письме.

— Хотелось бы знать, что в нем написано, — сказал Кэллаген.

— Ну, это не секрет. Я знаю содержание письма.

— Вы знаете?!

На этот раз удивление Кэллагена было неподдельным.

— Откуда, черт возьми, вы можете это знать?!

— Все очень просто, — объяснил Гринголл. — По-видимому, человек, пославший первое анонимное письмо, был не очень обрадован смертью полковника. Возможно, у него были другие планы. Поэтому он изготовил копию письма и послал ее мне.

— Ну и дела! — воскликнул Кэллаген, с трудом приходя в себя. — Что же говорилось в письме?

— Весьма странные вещи: в письме сообщалось, что Виола Аллардайс вышла замуж в 1939 году и, таким образом, не имела права наследовать состояние своей матери.

Кэллаген пожал плечами и рассмеялся.

— Вероятно, кто-то просто пошутил. Вы же знаете авторов анонимных писем: для них самое большое удовольствие — причинить кому-нибудь неприятности, поэтому они не гнушаются ложью.

— Это не тот случай, — возразил Гринголл, чиркнув спичкой. — Я проверил информацию, она соответствует действительности. Вот что я имел в виду, когда говорил о своих сомнениях насчет вашего клиента.

— Допустим, это правда, — сказал Кэллаген. — Но, тем не менее, я не понимаю, какое отношение мой клиент может иметь к анонимному письму?

Гринголл вынул трубку изо рта.

— Не валяйте дурака, Слим. Я попросил отложить слушание дела, поскольку у меня не было достаточных улик, чтобы передать дело Большому жюри. С самого начала я не верил, что полковник совершил самоубийство. Он был убит. А для убийства необходимы мотивы, и мне нужно было найти их. Факты, сообщенные в письме, могут служить достаточным поводом для убийства.

Кэллагену нечего было возразить. Стараясь сохранить внешнее спокойствие, он подошел к окну и выглянул на улицу. Голова его судорожно работала.

Похоже, худшие опасения начинали сбываться. Необходимо было что-то срочно предпринять.

— Автор анонимного письма обладал взрывной информацией, — размышлял вслух Гринголл, — поэтому он и написал письмо полковнику. Затем, когда полковника не стало, он решил, что не добился своей цели, и снова взялся за перо. Возможно, он сообщил обо всем мисс Ваймеринг. Если мои рассуждения верны, странные происшествия с телом полковника получают объяснение.

— Вы имеете в виду, что мисс Ваймеринг попыталась выгородить Виолу Аллардайс, которая, судя по всему, имела мотивы для убийства?

— Пока я не стал бы этого утверждать, — спокойно возразил Гринголл. — Моя работа — найти и представить все имеющиеся улики, а решать, как умер полковник, — это дело коронера и Большого жюри. Окончательный вердикт выносят они, а я обязан сделать все, что в моих силах, чтобы помочь им.

— Вы правы, — согласился Кэллаген. — Но мне кажутся абсурдными ваши рассуждения по поводу Виолы Аллардайс.

Гринголл пожал плечами.

— Я встречал немало убийц обоего пола, которые были очень приятными людьми. Думаю, то же самое можно сказать и про вас, Слим. В нашем деле никто ничего не может знать наверняка. А факты говорят сами за себя.

— Согласен, — кивнул Кэллаген. — Факты — упрямая вещь, но важен способ их подачи… Что же вы собираетесь делать теперь?

— Есть только один способ разрешить мои сомнения, — задумчиво сказал Гринголл. — Я отправлюсь в «Темную рощу» и попробую откровенно поговорить с мисс Ваймеринг. Я передам ей показания Саллинса и покажу наши фотографии, а потом, как об установленном факте, спрошу, что заставило ее изменить первоначальное положение оружия и носового платка? Я сообщу ей, что мы знаем о замужестве Виолы Аллардайс и постараюсь объяснить, что заинтересован только в одном — в установлении подлинных обстоятельств гибели полковника Стенхарста. Какое мне дело до того, кто и когда вышел замуж? Я не адвокат их семьи, а инспектор полиции, расследующий дело об убийстве. Если у нее хватит здравого смысла, она ответит мне, зачем изменила местоположение оружия и носового платка. Больше всего меня интересует платок: платки могут рассказать о многом. Нередко на них имеются инициалы владельцев, они могут сохранять запах духов или следы губной помады…

Гринголл замолчал и опять сосредоточился на своей трубке.

«Удобная вещь для подобных случаев, — подумал Кэллаген, — не обзавестись ли и мне трубкой?»

Гринголл прервал затянувшееся молчание:

— Итак, Слим, надеюсь, что вы уже поняли, что я намерен довести до конца начатое расследование. Я быстро выясню, прав ли я, подозревая мисс Ваймеринг. Но даже если я ошибаюсь относительно ее, у меня остается еще одно лицо, за которое я возьмусь по-настоящему. Вы, конечно, догадались, кого я имею в виду? В связи с этим я призываю вас довести до моего сведения любую информацию, касающуюся этого дела. Может быть, вы что-то забыли мне сообщить или какие-то сведения показались вам недостойными моего внимания?

Гринголл умолк и бросил на Кэллагена пронзительный взгляд, от которого тому сделалось не по себе. Куда девался добродушный дядька со старомодной шляпой в руках, совсем недавно переступивший порог его номера? Сейчас перед Кэллагеном сидел умный противник, но он решил довести свою игру до конца.

— К сожалению, должен вас разочаровать, инспектор, ничего нового я сказать не могу.

Сыщик вложил в эту фразу весь свой актерский талант, стараясь, чтобы она прозвучала убедительно, но старую лису трудно было обмануть.

Гринголл покачал головой.

— Что ж, дело ваше, — сказал он. — Я знаю, Слим, вы достаточно умны, чтобы не портить отношения с полицией. Пару раз вы достаточно близко подошли к опасной черте, но каким-то образом вам это сходило с рук. На сей раз речь идет об убийстве. Если вы встанете на моем пути, то вам придется плохо, какими бы благородными порывами вы не руководствовались…

— Ну что ж, — улыбнулся Кэллаген, — по-моему, мне уже приходилось слышать подобные слова. Хотите еще что-нибудь добавить?

— Пока хватит и этого, — буркнул Гринголл. — Мне нет нужды напоминать вам, Слим, о привлечении к ответственности за умышленное сокрытие информации. Если вам известно нечто такое, что может помочь полиции, то вы обязаны сообщить мне об этом.

Кэллаген вздохнул.

— Если бы я что-то знал, то, разумеется, сказал бы вам.

Инспектор поднялся, подошел к камину, аккуратно выколотил трубку о каминную решетку и спрятал ее в карман. Затем резко повернулся и посмотрел в глаза Кэллагену. Выражение его лица немного смягчилось.

— Вы умный человек, Слим, — сказал он, — но иногда вы меня ставите в тупик. Честно говоря, я никогда не могу до конца понять вас. Мне известны ваши методы, и я знаю, что в девяти случаях из десяти вы избираете кратчайший путь к цели. Вы отчаянно рисковали в деле Вендейнов, и вам в конце концов повезло. Один неверный шаг — и вы были бы у меня в руках. Но я знаю, почему вы пошли на такой риск. Одри Вендейн — красавица, а вы любите красивых женщин…

— Кто их не любит, — рассмеялся Кэллаген.

— Все любят, — кивнул Гринголл, — но не все теряют голову. Как бы в один прекрасный день цена за красоту не оказалась чрезмерной.

Кэллаген вздохнул.

— Вы когда-нибудь слышали о жестокости янычар, Гринголл? — спросил он. — Вам они никого не напоминают? Ну, да Бог с вами. Как насчет того, чтобы опрокинуть стаканчик на дорожку?

Гринголл откашлялся.

— Хорошо, Слим, — согласился он. — Можно один, на посошок.

Кэллаген наполнил бокалы и вместо тоста произнес речь о том, как тяжело живется людям, которые никому не верят.

Гринголл поставил на столик пустой бокал и насмешливо сказал:

— Будьте здоровы, мистер Джордж Вашингтон, спасибо за гостеприимство.

Он направился к двери.

— Может быть, через неделю-другую нам придется разговаривать через решетку, — с оптимизмом висельника произнес Кэллаген. — До встречи, Гринголл.

Когда послышался звук мотора отъезжающей машины, Кэллаген подошел к телефону. Он набрал номер и улыбнулся, услышав голос Патриции.

— Здравствуйте, мадам Икс! Я влип и нуждаюсь в помощи. Где сейчас мисс Ваймеринг?

— Тетя уехала в Истборн, — ответила Патриция. — Она вернется к обеду.

— Отлично! — воскликнул Кэллаген. — Тогда слушайте меня внимательно: инспектор Гринголл направляется в «Темную рощу» для разговора с вашей тетей. Когда он появится, будьте поблизости и скажите ему, что мисс Ваймеринг отправилась навестить больную приятельницу, или придумайте что-нибудь другое в этом роде, но убедите его, что она не вернется раньше завтрашнего утра. Мне необходимо выиграть время. Понятно?

— Понятно, Слим, — отвечала Патриция, — но сомневаюсь, что он поверит мне.

— Придется рискнуть, — сказал Кэллаген. — Даже если и не поверит, что из этого? Не будет же он сидеть на крыльце и ждать ее возвращения.

— О'кей, — согласилась Патриция. — Постараюсь убедить его. Что еще?

— Надо узнать, где Корина?

— И так знаю: в своей комнате. У нее разболелась голова, если она не врет.

— Сходите к ней и попросите подойти к телефону, — попросил Кэллаген. — Скажите, что с ней хочет поговорить представитель компании Уонесс из Брайтона.

— О'кей, не кладите трубку.

Спустя некоторое время Кэллаген услышал голос Корины.

— Корина, — сказал он, — это Слим. У меня мало времени. Мне нужно увидеться с вами сегодня и поскорее. Есть важные новости.

— Вот как? — Корина помолчала. — Знаете местечко Крумбиз? Там есть здание, которое называется Офицерский дом. Его легко узнать по четырем каминным трубам.

— Я бывал там, — вспомнил Кэллаген, — неплохое местечко. Несколько лет тому назад человек по имени Мэхон выбрал его, чтобы отправить на тот свет свою приятельницу.

— Совершенно верно, — сказала Корина. — Обойдите дом и по тропинке выйдете к морю. Там найдете моторную лодку под названием «Майская бабочка». Я буду ждать вас у причала в десять часов, обещаю приятную морскую прогулку.

— Договорились, — ответил он. — Итак, «Майская бабочка», причал неподалеку от Офицерского дома, десять часов. А теперь возвращайтесь в свою комнату: скоро в доме появится Гринголл, а вы, я думаю, не хотите встречаться с ним.

— Не имею ни малейшего желания, — подтвердила Корина. — До свидания, дорогой Слим.

— До встречи, — сказал Кэллаген и повесил трубку. Несколько секунд он стоял, задумчиво разглядывая телефонную трубку. Затем наполнил бокал, залпом осушил его и закурил сигарету.

«По крайней мере, в одном Гринголл прав, — подумал сыщик. — Много лет я разгуливал по тонкому льду. В один прекрасный день лед может не выдержать, и тогда мне придется плохо. Сегодня лед был тонок, как никогда».

* * *

Кэллаген подошел к автомобилю, припаркованному на обочине в нескольких шагах от отеля, и сел за руль.

Закурив сигарету, он с трудом справился с приступом кашля и, проклиная свое пристрастие к табаку, повел автомобиль в сторону Харстмонса. В семь» тридцать его машина остановилась у оздоровительного центра Королевских Воздушных Сил. Что принесет этот визит?

У старшей сестры, дежурившей в тот день, было добродушное открытое лицо. Ее волосы, слегка тронутые сединой, выбивались из-под белой шапочки.

Кэллаген улыбнулся сестре широкой улыбкой простака, которую обычно использовал в тех случаях, когда собеседнику предстояло выдать солидную порцию вранья.

— Мадам, — начал он, — я буду предельно откровенен с вами. Мое имя — Кэллаген, профессия — частный детектив. В настоящее время я расследую небольшое дело, подробности которого не имеют значения. Мне нужна ваша помощь. Согласны ли вы ответить на несколько вопросов?

Женщина внимательно посмотрела на него. Впечатление было благоприятным: Кэллаген выглядел честным малым, внушающим доверие.

— Помогу, если сумею, — сказала она. — В чем дело?

— Вы помните Корину Аллардайс, которая работала здесь в последние годы войны?

Женщина кивнула.

— Хорошо помню, очень красивая и незаурядная девушка.

— Несомненно, — подтвердил Кэллаген. — Тогда, может быть, вы припомните и Донелли, Люсьена Донелли — офицера Королевских ВВС? Он лечился здесь после ранения и был очень дружен с Кориной.

— О да, — сказала сестра, улыбнувшись. — Мы все принимали в них участие. Казалось, они так любят друг друга. До тех пор, пока…

Она замолчала.

— Продолжайте, прошу вас, — сказал Кэллаген.

— Видите ли, мистер Донелли был обходительным и привлекательным мужчиной с превосходными манерами, к тому же он был очень хорош собой. Все мы полагали, что у него серьезные намерения, но после автомобильной катастрофы… Надо сказать, мистер Донелли несколько легкомысленно относился к управлению автомобилем. Однажды он предложил Корине Аллардайс съездить в Брайтон. Насколько я помню, они собирались сходить в кино. По-видимому, за ленчем он позволил себе некоторые излишества в употреблении спиртного, что вполне простительно для человека, вернувшегося с войны. В результате он не справился с автомобилем и врезался во встречную автомашину. Авария была достаточно серьезной, и брайтонская полиция предъявила ему в обвинение в управлении автомобилем в нетрезвом состоянии. Представители полиции были здесь и разговаривали с Кориной. Ей пришлось признать, что мистер Донелли был не вполне трезв, — мисс Аллардайс не оставалось ничего другого, так как нашлись другие свидетели, показавшие это. Корина была вызвана в суд как свидетельница, что чрезвычайно ее расстроило. Я полагаю, она слишком близко приняла к сердцу это в общем-то заурядное происшествие.

— Ее можно понять, если, как вы говорите, она была влюблена в Донелли, — заметил Кэллаген.

— Может быть, — согласилась сестра. — Хотя, на наш взгляд, она слишком уж переживала. Как бы то ни было, в конце концов она заявила в полиции, что не намерена давать показания в суде. После этого Корина быстро успокоилась. Инспектор Мэнсон, возглавлявший следствие, с пониманием отнесся к ее заявлению, и показания Корины не фигурировали в деле, чем она осталась очень довольна.

— Понятно, — сказал Кэллаген. — А что было потом?

Женщина улыбнулась.

— На этом роман неожиданно закончился. После аварии отношение Корины к мистеру Донелли абсолютно изменилось. Возможно, в его натуре было нечто такое, что не соответствовало ее представлениям о спутнике жизни. Их отношения стали более прохладными, а вскоре она покинула нас. Что касается мистера Донелли, то, насколько я знаю, он остался в наших краях и теперь владеет клубом поблизости от Роттингена. Боюсь, что это все, что я могу сообщить вам, мистер Кэллаген.

Кэллаген встал.

— Затрудняюсь сказать, насколько эта информация поможет мне, но я очень благодарен вам, мадам, за то, что вы уделили мне столько времени.

Возвращаясь к машине, Кэллаген проанализировал полученную информацию и решил, что она никак не улучшит практического положения, в котором он оказался.

Сейчас детектив не поставил бы и пенса против фунта на свою удачу. Он не раздобыл пока козыря для игры с Гринголлом, который, конечно же, ничуть не сомневается, что это Кэллаген изменил положение оружия и подменил платок. Для вида он поговорит с мисс Ваймеринг, а потом перейдет к решительным действиям. Если Кэллагену не удастся выкрутиться и на этот раз, его агентству придет конец. Сыщик вздохнул, но потом рассердился сам на себя. Что толку вздыхать там, где надо действовать? Теперь счет времени пойдет не на дни, а на часы, поэтому надо торопиться.

Кэллаген нажал на акселератор, и машина рванулась с места. Когда вдали показались окраины Брайтона, он сбросил скорость до пятидесяти миль в час. Было начало девятого вечера.

Рабочий день уже закончился, но Кэллаген без колебаний узнал адрес инспектора Мэнсона и отправился к нему на квартиру.

— Меня зовут Кэллаген, — представился он, когда Мэнсон открыл дверь. — Я частный детектив и работаю для семейства Аллардайс. Я занимаюсь расследованием причин смерти полковника Стенхарста. Возможно, вы слышали обо мне.

Мэнсон указал ему на кресло и пододвинул пачку сигарет.

— Да, я слышал о вас, — сказал он. — Инспектор Гринголл, возглавляющий расследование, побывав здесь, упоминал ваше имя. Чем могу быть полезен?

— Гринголл попросил меня выяснить один небольшой вопрос. Думаю, вы сможете помочь мне.

Мэнсон кивнул.

— Конечно, если это в моих силах.

— Может быть, вы помните дело офицера Люсьена Донелли? Он был слегка навеселе и врезался во встречную машину. Мисс Корина Аллардайс, которая в это время работала в оздоровительном центре Харстмонсе, находилась в автомобиле вместе с ним. Вы собирались вызвать ее в качестве свидетельницы, однако не сделали этого. Насколько я понимаю, причиной отказа явилось то, что Аллардайс была женой мистера Донелли и, следовательно, освобождалась по закону отдачи показаний против своего мужа?

— Вы правы, — подтвердил Мэнсон. — Абсолютно правы, хотя мне и непонятно, как вам удалось это узнать. Или Корина Аллардайс сама вам сказала? Впрочем, это неважно. Ведь вас интересует смерть полковника.

Кэллаген поднялся.

— Да, это не более чем эпизод, — сказал он. — Но Гринголл просил меня уточнить его. Благодарю за помощь.

Они обменялись рукопожатием, и Кэллаген удалился.

Оказавшись на улице, он сел в автомобиль и двинулся в сторону Алфристауна. На этот раз он не сбрасывал скорость и насвистывал какую-то простенькую мелодию, что указывало на то, что Кэллаген был доволен собой.

Итак, новый сюрприз: Корина была женой Донелли! Какого черта он тогда написал анонимное письмо полковнику, а позднее переслал его копию Гринголлу?

Интересный расклад!

Кэллаген оставил автомобиль в гараже отеля, поднялся к себе и возобновил свою привычную ходьбу из угла в угол номера. День заканчивался. Чего же он добился? Цельной картины не получалось. Очевидно, какое-то звено было упущено.

Кэллаген снова подумал о Виоле Аллардайс. Он обещал ей обуздать того, кто окажется автором анонимного письма. Автор найден — Донелли, но Кэллаген оказался бессилен что-либо предпринять, и копия письма попала к Гринголлу.

Гринголл предупреждал его, что рано или поздно он погорит из-за желания помочь очередной красотке, но что делать, если неприятности чаще всего случаются именно с ними? Женщины, имеющие ноги кавалеристов и фигуры, напоминающие тыкву, редко попадают в какие-нибудь истории…

Что же он сделал для Виолы? Практически ничего. Ее положение после всех его ходов не только не улучшалось, оно стало угрожающе опасным.

Кэллаген вздохнул: дорога в ад и в самом деле вымощена благими намерениями, но сдаваться он не собирался.

Смешивая себе очередную порцию выпивки, он услышал, что зазвонил телефон. Кэллаген узнал голос Эффи Томпсон.

— Николлз только что принес копию доклада Эксфорда по делу Руперта Шэрфема, — сообщила она. — Все материалы завтра будут у вас. Обычное досье на офицера Королевских ВВС: длинное и довольно скучное. Я записала наиболее существенные моменты. Зачитать их вам?

— Умница, — похвалил он секретаршу. — Читайте, я внимательно слушаю.

— Записи в основном касаются отчетов о полетах, медицинских справок и служебных характеристик. Шэрфем, по-видимому, был неплохим офицером. Он был дважды ранен, прежде чем попал в плен. Первый раз трассирующая пуля попала ему в плечо в начале 1942 года, вторично в конце того же года он был ранен в кисть правой руки.

Ему ампутировали мизинец и на шесть месяцев освободили от боевых вылетов. К этому времени он был в чине лейтенанта. В 1943 году его назначили командиром эскадрильи. Вы слышите меня?

— Да-да, — сказал Кэллаген. — Продолжайте.

— Николлз полагает, что вас должно особенно заинтересовать следующее обстоятельство: в 1944 году, когда самолет Шэрфема был сбит над Италией во время разведочного полета, с ним находился второй пилот. Его имя — Люсьен Донелли. При аварии самолета Шэрфем отделался небольшими ушибами, но Донелли пострадал куда серьезнее: была сломана правая рука, разбита челюсть и нос, повреждены глаза. Какое-то время существовала опасность, что он может остаться слепым. Однако, по-видимому, в лагере находился хороший хирург, который спас ему зрение. После выздоровления Шэрфем и Донелли бежали из лагеря, но при переходе через линию фронта Шэрфем был убит осколком снаряда. Донелли же добрался до своих и его эвакуировали в Англию. После выздоровления он был направлен в реабилитационный центр для офицеров в Харстмонсе. Это, пожалуй, все. Николлз надеется передать вам досье завтра утром.

— Скажите ему, что он может не торопиться, самое важное я уже узнал. Есть какие-нибудь новости из Кейптауна?

— Пока нет, — сказал Эффи. — Я разговаривала с Фриком, он обещал связаться со мной, как только будут получены первые сведения.

— Сразу же звоните мне, договорились? Всего хорошего, Эффи.

Кэллаген повесил трубку.

Что ж, очевидно, теперь дело сдвинется с мертвой точки, получены очень важные сведения.

Кэллаген взглянул на часы: половина десятого. До встречи с Кориной оставалось совсем немного времени.

Кэллаген взялся за бутылку. Рано или поздно с выпивкой придется завязывать, решил он, но, слава Богу, это произойдет не сегодня. Он наполнил бокал, выпил, надел пальто, взял шляпу и вышел на улицу.

Сев за руль, Кэллаген весь сосредоточился на предстоящей встрече с Кориной.