Кэллаген сидел в полупустом баре Королевского отеля «Суффолк» в Брайтоне. Он только что покончил с седьмой порцией двойного виски с содовой и, проклиная свое пагубное пристрастие к этому чертову напитку, подошел к стойке, чтобы заказать его в восьмой раз. Держа бокал в руке, он вернулся к своему столику.

Настроение у него было паршивое, поэтому он никак не мог напиться до полного кайфа. Ему удалось достичь лишь первой стадии опьянения. Выпитого оказалось недостаточно, чтобы почувствовать умиротворение, возбуждение или просто потребность поговорить с кем-нибудь. Хуже того: чем больше он пил, тем больше впадал в депрессию. Видно, пришла пора осуществить давнишнее намерение и покончить с нездоровой наклонностью к неумеренному употреблению виски и сигарет. Кроме экономии денег, это, возможно, избавит его от паскудного утреннего кашля, приступы которого мучили в последнее время. Хорошо бы заняться каким-нибудь спокойным делом, которое будет тебе по душе, тогда намного легче отказаться от выпивки и сигарет, но почему-то такие дела редко попадали в поле зрения «Сыскного агентства Кэллагена».

Был еще один вариант — стать менее снисходительным к себе в отношении спиртного, но он не очень нравился частному детективу, поэтому он заказал новую порцию. Но оказалось, что даже лошадиная доза виски не в силах заставить его не думать о Гринголле. Кэллагену было совершенно ясно, что имел в виду инспектор, говоря об официальной беседе при свидетелях: мудрый коп ни на минутку не поверил Патриции, точно так же, как в свое время версии о мисс Ваймеринг. После допроса этой достойной леди он знал, что она заперла дверь пагоды, и никто не мог войти туда вплоть до прибытия полиции. Когда Гринголл говорил о том, что помимо тетушки Онории никто другой, кроме Кэллагена, не может нести ответственность за манипулирование уликами, он подразумевал именно это. Но инспектор был не прочь сделать вид, что принимает историю Патриции за чистую монету, чтобы дать ему, Кэллагену, еще немного времени на тот случай, если у детектива еще оставались в запасе какие-то козыри.

Но всякие отсрочки когда-нибудь заканчиваются, и придет час, когда Гринголл соберет всех свидетелей и определит местонахождение каждого к моменту прибытия полиции. Вот тогда держись, Слим!

И Гринголл будет прав. Он с самого начала не сомневался, что по вине Кэллагена была уничтожена часть улик. В дальнейшем из-за новых ухищрений того же Кэллагена полиция фактически лишилась последнего шанса провести расследование надлежащим образом. Что оставалось в этой ситуации инспектору? Он предпочел дать Кэллагену возможность заплатить по счету, предложив следствию эквивалент уничтоженных им улик. И этот эквивалент, по прикидке Кэллагена, должен быть очень весомым, если ему не удалось таковой раздобыть, тем хуже для него. Гринголл найдет способ привести в чувство зарвавшегося детектива. В этом можно было не сомневаться.

Его мысли переключились на Корину. Чего же этой суке не хватает? Судьба щедро одарила ее красотой, здоровьем, богатством, но ей этого мало, надо топтать всех, кто встретится на ее пути. Одна ее идея проучить Донелли руками Кэллагена чего стоила! Да уж, чистый образец садистки-любительницы, не в пример своей старшей сестре…

При одном воспоминании о Виоле у Кэллагена потеплело на сердце. Он не видел в этой женщине ни одного изъяна, все в ней было прекрасно и гармонично. Ему нравился ее голос, походка, фигура, а нежность и беззащитность Виолы сводили его с ума… А что стоило ее умение при любых обстоятельствах оставаться самой собой? Он знал много красивых женщин, которые, в зависимости от обстоятельств, могли быть чопорными и надменными или льстивыми и заискивающими, а Виола была выше этого.

Удивительные все-таки женщины в этой семье! Кроме Виолы и Корины существовала еще мисс Ваймеринг — очаровательная, хорошо воспитанная и приятная во всех отношениях пожилая леди. Была, наконец, Патриция — юная, великодушная, славная девушка. Патриция когда-нибудь вырастет в потрясающую женщину, думал Кэллаген. Но Корина… Корина — это ужас. Другого определения для Корины у него не было.

Бармен выразительно взглянул на Кэллагена: кроме него в баре никого не было.

— Мы закрываемся через три минуты, сэр, — вежливо сообщил он. — Желаете еще порцию на дорожку?

Кэллаген поднялся.

— Почему бы и нет? — сказал он.

Он подошел к стойке, взял протянутый барменом бокал, одним глотком осушил его.

— Где здесь ближайший телефон? — спросил он, положив фунтовую банкноту на стойку.

— В конце коридора, сэр.

— Спасибо. Сдачу можете оставить себе. — Кэллаген вышел из бара, прошел по коридору до телефонной кабины и набрал номер «Марден-клаба». Часы показывали ровно одиннадцать.

На другом конце линии кто-то поднял трубку.

— Вас слушают, — раздался высокий капризный голос.

«Голубой», решил про себя Кэллаген.

— Можно попросить мистера Донелли? — сказал он. — У меня важное дело к нему.

— Его нет в клубе. Он вернется около двенадцати, но никого не собирается принимать. Сомневаюсь, что он согласится подойти даже к телефону.

— Так или иначе, ему придется поговорить со мной. Меня зовут Кэллаген. Сообщите ему о моем звонке. Я перезвоню позднее.

— Будет сделано, — в трубке раздалось хихиканье. — А ты лихой малый, не так ли? Мужик с головы до ног, со всеми положенными причиндалами!

— Да, у меня все, как положено, — выразительно сказал Кэллаген. — Вам что, это в диковинку?

Он повесил трубку и вышел из бара. Ветер с моря приятно освежал лицо. По небу плыла полная луна. Торопиться было некуда. Кэллаген обогнул здание отеля, подошел к машине и сел за руль. Он просидел неподвижно минут пятнадцать, затем включил мотор и повел автомобиль по направлению Истбурн-роуд.

* * *

Церковные часы Хэнтовера пробили двенадцать, когда Кэллаген вышел из машины у знакомой телефонной кабины. Он бросил в прорезь аппарата две монеты и сообщил оператору номер клуба.

У телефонистки был приятный голос. Интересно, может быть, она принимала последний заказ полковника Стенхарста? Похоже, маленькая красная кабина на пустынной провинциальной дороге займет свое место в истории местечка. В криминальной истории, во всяком случае.

Тот же самый высокий язвительный голос ответил на его вызов.

— Хэлло, надо полагать, это опять настойчивый мистер Кэллаген, не так ли?

— Возможно, — ответил Кэллаген. — Ну как, появился Донелли? Передайте ему, чтобы подошел к телефону.

— Сию минуту, — сказал голос, — только не надо хамить.

Прошла минута-другая. Кэллаген терпеливо ждал. Наконец он услышал голос Донелли.

— Хэлло, Кэллаген! Очень мило с вашей стороны, что вы объявились. Как ваши дела? Я всегда рад разговору со старыми друзьями.

— А я рад узнать об этом, — сообщил Кэллаген светским тоном. — Мне надо встретиться с вами.

— Вообще-то я собирался ложиться спать, у меня был нелегкий день, — заколебался Донелли. — Но, если вы настаиваете… Я всегда рад повидать вас Приходите, выпьем вместе.

— Благодарю, — сказал Кэллаген, — мое дело не терпит отлагательств, кроме того, у меня есть кое-какие деньги для вас.

— Неужели? — со смешком спросил Донелли, и Кэллагену было нетрудно представить себе его самоуверенную физиономию. — Что же это за деньги?

— Открою небольшой секрет: это деньги, которые Корина позабыла передать вам в последний раз. Около семидесяти пяти фунтов, каким-то образом затерявшихся в ее сумочке.

Донелли рассмеялся снисходительным смехом человека, которому хорошо известны все слабости человеческой натуры.

— Однако, это становится интересным, — сказал он. — Итак, эта маленькая сучка решила поживиться за мой счет?

— Вам виднее, — заметил Кэллаген. — В конце концов, будьте снисходительны, сумма не столь уж велика. К тому же она очень раскаивается в этом.

— Вы знаете, иногда мисс Аллардайс бывает почти настолько же умна, насколько красива. Когда мне вас ждать?

— Буду у вас минут через двадцать.

— Хорошо, — сказал Донелли. — Жду.

Кэллаген повесил трубку и вышел из телефонной кабины. Он сел в машину и не спеша повел ее в сторону Алфристауна. Ему следовало хорошенько прочистить мозги перед решающей схваткой. Еще немного — и все будет решено. Эта мысль заставила его прибавить скорость.

Было около половины первого, когда Кэллаген остановил машину на обочине дороги несколько в стороне от «Марден-клаба». Он запер автомобиль, вышел на шоссе и зашагал к клубу. Его движения были свободны и раскованны. Он не торопясь поднялся по ступеням, позвонил в колокольчик. Прошла минута-другая, и дверь отворилась.

Улыбающийся Джордж стоял на пороге.

— Никак это наш знакомый легаш, мистер Кэллаген! Позвольте узнать, как идут дела, сэр? — его улыбка была вызывающей.

— Благодарю, неплохо, — вежливо сказал Кэллаген. — Где Донелли?

— Он ожидает вас. Прошу сюда, — продолжая улыбаться, Джордж запер дверь, задвинул засов и направился в глубь здания. Кэллаген последовал за ним.

Донелли поджидал его в кабинете. Он сидел за письменным столом и курил сигару. Владелец клуба был облачен в черный бархатный пиджак и белую шелковую рубашку с муаровым бантом. У камина, прислонившись к стене, стоял молодой человек высокого роста, широкоплечий, с удивительно бледным лицом и накрашенными губами. На его физиономии сияла довольная улыбка.

— Добрый вечер, Донелли, — сказал детектив.

— Добрый вечер, Кэллаген, — отозвался Донелли. — Рад вас видеть. Позвольте представить вам моего помощника, мистера Эусташа Вилли. Для друзей — просто Эусташа.

— Полагаю, что это и есть то самое существо, что разговаривало со мной по телефону? Эусташ, вас следует научиться быть повежливее с незнакомыми людьми, иначе рано или поздно вы нарветесь на неприятности, — голос сыщика звучал ровно и спокойно.

— В самом деле? — переспросил тот язвительно. — Не хотите ли вы сказать, что мне следует опасаться вас?

— Может быть, — пожал плечами Кэллаген. — За два пенса я разорву вас на куски.

Эусташ засунул руку в карман и протянул двухпенсовую монету.

— Успокойся, Эусташ, — произнес примирительно Донелли. — Стоит ли горячиться из-за пустяков?

— Этот тип действует мне на нервы, — пожаловался мистер Вилли. — Кем, черт возьми, он себя считает?

Кэллаген закурил сигарету.

— Джордж, — спохватился Донелли, — не стойте как столб. Принесите нам что-нибудь выпить. — Он широко улыбнулся Кэллагену. — Наш клуб никогда не оставляет без внимания своих гостей.

Его слова прозвучали слишком многозначительно, и детектив опытным глазом оценил свою позицию и отодвинулся вправо. Джордж наполнил бокалы.

Наступила небольшая пауза. Затем Донелли спросил:

— Ну, так в чем дело, Кэллаген?

Тот отпил примерно половину содержимого своего бокала. Это был добротный мужской глоток. Он поставил бокал на камин позади себя.

— Мне не понадобится много времени, Донелли, — заявил Кэллаген. — Мы прекрасно знаем, о чем пойдет разговор. Во время нашей прошлой встречи я сообщил вам, что являюсь другом Корины Аллардайс и работаю на нее.

— Как интересно! — усмехнулся Донелли.

— Еще бы, — согласился Кэллаген.

Он вынул бумажник и отсчитав пятнадцать банкнот достоинством в пять фунтов каждая, положил их на стол перед Донелли.

— Эти семьдесят пять фунтов ваша жена отхватила из последнего платежа. Я устраняю эту несправедливость, так как считаю, что даже в отношениях между мошенниками должна существовать своя этика.

Донелли беззлобно рассмеялся. Можно было подумать, что слова Кэллагена доставляют ему удовольствие.

«У этого человека не нервы, а стальные канаты, — сказал себе Кэллаген. — Крутой парень. С ним не просто будет справиться».

— Итак, вы знаете, что мы женаты? — осведомился Донелли.

— Я знаю много разных вещей, — неопределенно заметил Кэллаген. — У меня есть основания считать вас весьма гнусной парочкой, но у вас есть одна черта, внушающая определенный оптимизм: вы достаточно умны.

Донелли развел руками. Он положил наполовину выкуренную сигарету в пепельницу, отхлебнул из бокала, снова поднес сигарету ко рту и с наслаждением затянулся.

— Могу я расценивать ваши слова как комплимент? Причем, готов признать, что действительно неплохо поработал в паре с Кориной.

— Да, у вас есть основания гордиться собой, — насмешливо заметил Кэллаген. — Большую часть своей жизни я имел дело с различными жуликами и знаю, что рано или поздно они совершают роковые ошибки. Насколько я могу судить, вам пока удалось избежать этого, а вот ваша жена допустила небольшую промашку…

— С женщинами это случается поздно или рано. — Донелли пожал плечами. — Видите ли, Кэллаген, у них начисто отсутствует свойственная нам логика.

— Ну, я бы не отказал в логике Корине, — усмехнулся детектив.

Наступила небольшая пауза, которую нарушил Донелли.

— Что ж, благодарю вас за эти семьдесят пять фунтов. Было очень любезно со стороны Корины вернуть их мне. — Он улыбнулся. — Вы уверены, что это была ее инициатива? Может быть, вы решили подсунуть мне эти деньги по каким-то другим соображениям?

— Вы очень прозорливы, Донелли, — признался Кэллаген. Инициатива, действительно, принадлежала не Корине, а мне. Ваша жена предложила мне эти деньги в качестве вознаграждения за установление автора письма, исправленного полковнику Стенхарсту. Это было еще до того, как копия этого письма оказалась у инспектора Гринголла. Я выполнил ее поручение, но посчитал, что лучше отказаться от этих денег.

— Какое проявление альтруизма с вашей стороны! Могу ли поинтересоваться, что побудило вас принять такое решение? Надеюсь, вы занимаетесь сыском не ради поправки своего здоровья, или я ошибаюсь?

— О нет, у меня действительно другие цели, — рассмеялся Кэллаген. — Но я пришел к выводу, что эти деньги слишком сильно пахнут, я бы даже сказал — смердят…

— О чем вы, любезный? — прервал его Донелли. — Деньги никогда не пахнут! Замечательная вещь. За деньги можно купить все.

— У меня странное предчувствие, — задумчиво сказал Кэллаген, — что лично вам ничего не придется покупать в течение весьма длительного времени.

— В самом деле? — с сарказмом спросил Донелли, откидываясь на спинку кресла. — Объясните мне, почему?

— Ваша лучшая и последняя ставка — ваша жена. Если кто-нибудь обвинит вас в том, что вы в течение длительного времени шантажировали Виолу Аллардайс, вам легко будет отвести это обвинение. Вы будете утверждать, что ничего общего с Виолой не имели, а деньги получали от своей жены. В конце концов, что странного в том, что жена помогает собственному мужу? Вы можете сказать, что догадывались, что эти деньги исходили от Виолы Аллардайс. Но, опять же, что в этом особенного?

Эти деньги составляли часть суммы, которую Виола регулярно давала Корине как своего рода компенсацию за отошедшую к ней часть наследства Корины. Не так ли?

— Вы удивительно догадливы, — похвалил детектива Донелли.

— Разумеется, вы не станете говорить о том, — продолжал Кэллаген, — что, еще находясь в Италии, узнали от Шэрфема о его браке с Виолой и о том, какой сюрприз таило в себе завещание. Прибыв в Хартмонс с намерением выяснить на месте состояние дел, вы продуманно и настойчиво стремились к браку с Кориной, дабы через нее шантажировать Виолу. Об этом вы тоже не станете распространяться? — Донелли рассмеялся.

— Разумеется, нет, — подтвердил он. — Тем более, что это неправда. Ваше первое объяснение более убедительно.

— Оно будет убедительным только в том случае, если Корина подтвердит его. В противном случае никто не даст за ваши слова и пенса.

Эусташ, до этого стоявший у стены, сделал шаг к Кэллагену.

— В конце концов, это становится утомительным, — заметил он своим высоким голосом. — Я начинаю терять терпение.

Донелли бросил на него косой взгляд.

— Потрудись держать свою пасть закрытой, — посоветовал он. — Когда я сочту нужным дать тебе слово, я сообщу об этом.

Эусташ замер на месте. Джордж по-прежнему стоял в дальнем углу комнаты, прислонившись к буфету и сложив на груди свои огромные лапы.

Донелли еще раз отхлебнул из своего бокала. Улыбка словно прилипла к его лицу.

— Вы полагаете, что Корина может решиться на это? — осведомился он.

— Я это знаю совершенно точно, — заверил его Кэллаген.

Про себя же он подумал: интересно, сообразит ли он, что я беру его на пушку? Удастся ли мне извлечь из этого что-нибудь полезное для себя?

Донелли поднялся с места. Он обошел вокруг стола, уселся на его край и аккуратно положил сигару в пепельницу.

— Вам явно недостает целеустремленности, Кэллаген, — надменно заявил он. — Вы пытаетесь блефовать, но плохо представляете, что вам это дает. Другими словами, вы напоминаете человека, у которого на руках два или три фрагмента мозаики и который обманом пытается выманить еще какой-нибудь кусочек, который, может, ему вообще не пригодится.

— Поживем — увидим, — сказал Кэллаген равнодушно.

— Хорошо, давайте подождем, — согласился Донелли, — а пока позвольте рассказать вам кое-что о моей любимой жене. Я знаю, что иногда в ее сердце пробиваются небольшие ростки ненависти ко мне, однако это бывает эпизодически. В какой семье не случается ссор? Обычно же я вижу ее самую пламенную любовь. Не обманывайте себя, мистер Кэллаген: вам никогда не удастся обратить Корину против меня. Она никогда не скажет и, тем более, не сделает ничего такого, что могло бы повредить мне. С этой стороны мне нечего опасаться. Вы не хуже меня знаете об этом. И уж совсем не волнует меня возможная реакция мисс Виолы Аллардайс. — Он улыбнулся. — Или, может быть, лучше сказать, миссис Шэрфем? Что бы ни произошло, это никак не отразится на мне. Я принял неплохие меры предосторожности. Чего, кстати, нельзя сказать о вас. Вы влипли в скверную историю, Кэллаген.

— Мне кажется, вы забыли кое о чем, Донелли…

— О чем же, например?

— Хотя бы об убийстве полковника Стенхарста. — Донелли пожал плечами.

— Меня эта история интересует менее всего, — сказал он. — Лично я придерживаюсь мнения, что старый осел покончил жизнь самоубийством. По-моему, это общепринятая версия. В любом случае, — покончил он жизнь самоубийством или был убит, — какое мне до этого дело?

Донелли взглянул на Эусташа.

— Знаешь, Эусташ, — сказал он, — я готов поверить, что через минуту он обвинит меня в убийстве моего бывшего тестя.

Эусташ, в свою очередь, покосился на Кэллагена.

— Эта дешевая наемная ищейка еще и глупа, — процедил он сквозь зубы и сплюнул.

— Когда-нибудь, — сказал Кэллаген, — я напомню тебе эти слова, Эусташ.

— Давайте не будем опускаться до угроз, — предложил Донелли. — Мы так сердечно беседовали до сих пор. Зачем же омрачать нашу встречу?

Кэллаген промолчал. Донелли взял свою сигару и с удовольствием затянулся несколько раз, после чего с недоумением обратился к сыщику:

— Не понимаю, какое я могу иметь отношение к смерти полковника? День, когда полковник покончил жизнь самоубийством или был убит, если последняя версия вам больше по вкусу, я провел в Брайтоне. По меньшей мере, тридцать человек смогут подтвердить этот факт. Вам никогда не удастся доказать мою причастность к этому событию.

— Возможно, но, тем не менее, его смерть еще доставит вам немало неприятностей.

— Это с какой же стати? — насмешливо спросил Донелли.

— Здесь замешана Корина, — коротко пояснил Кэллаген.

Донелли швырнул окурок сигары и враждебно сказал:

— Послушайте, вы, кажется, пытаетесь шантажировать меня, стараясь убедить во враждебных действиях моей жены. Повторяю специально для вас: Корина никогда не сделает ничего, что могло бы повредить мне. Она вас дурачит. Припоминаете, как в последнем разговоре с вами моя жена уговаривала вас заявиться сюда и задать мне основательную трепку?

Кэллаген промолчал.

— Так вот, в тот же вечер, — продолжал Донелли, — Корина позвонила мне и сообщила о разговоре с вами. Она допускала, что вы достаточно глупы, чтобы принять ее слова всерьез, и посоветовала принять необходимые меры, чтобы гарантировать вам такой ответный удар, после которого даже у вашей мамаши возникли бы немалые трудности в опознании собственного сына. Что делать, садизм — одна из слабостей моей жены… Но я теперь начинаю думать, что только после такого урока у вас пропадет охота совать нос в мои дела.

Донелли повернулся и занял позицию за письменным столом. Эусташ потер руки в предвкушении развлечения.

Кэллаген взял в руки бокал.

— Послушайте. Донелли, — начал он, — кто из нас не ошибается? Наверное, и я порой грешу этим. Тем не менее я не вижу причин для…

Не закончив фразы, он швырнул бокал, наполненный неразбавленным виски, прямо в лицо Эусташа. Тот издал отчаянный вопль и закрыл лицо руками. Его крик еще не успел смолкнуть, когда Кэллаген схватил чернильницу со стола Донелли и запустил ее через комнату в Джорджа, но тот успел пригнуться, и чернильница с грохотом разбилась о стену за его спиной.

Мгновение спустя Джордж, как буйвол, ринулся на Кэллагена. Детектив сделал шаг назад и, когда Джордж оказался в пределах досягаемости, выбросил вперед ногу. Удар поразил громилу в живот. Джордж взвыл и боком повалился на ковер, в этот же момент Эусташ с руганью кинулся на Кэллагена.

Кэллаген ожидал этой атаки и молниеносно упал навзничь. В тот момент, когда его спина коснулась ковра, он вскинул вверх колено. Эусташ всей своей массой обрушился на Кэллагена, получил мощный удар в живот, но успел, в свою очередь, нанести чувствительный удар правой в лицо соперника. Кэллаген, не желая оставаться в долгу, ударил его в висок, и Эусташ отлетел и сторону, что позволило Кэллагену встать. Джордж, одновременно с ним поднявшийся на ноги, готов был в любой момент возобновить атаку.

Кэллаген выпрямился, выплюнул сломанный зуб. Губы кровоточили, струйка крови стекала по подбородку. Эусташ, находившийся вне пределов досягаемости, тоже медленно поднялся и теперь стоял, ухватившись за каминную доску, и пытался восстановить дыхание.

— Как самочувствие, дитятко? — полюбопытствовал Кэллаген, одновременно поворачиваясь в сторону Джорджа.

Донелли закурил новую сигару и с улыбкой наблюдал за боем. Откинувшись на спинку кресла, он посоветовал:

— Спокойно, Джордж, спешить нам некуда, вспомни уроки дзюдо, лучше используй ноги.

Джордж начал наступать на Кэллагена. Тот слегка сдвинулся в сторону, стараясь продлить передышку, чтобы восстановить дыхание.

— Кстати о дзюдо, — заметил он, обращаясь к Джорджу, — что ты думаешь о таком приеме?

Он выставил вперед правую руку и пригнулся. Джордж отступил назад, приготовившись к защите. Кэллаген неожиданно развернулся и, на мгновение оставив спину незащищенной, ребром ладони нанес резкий удар в челюсть ничего не подозревавшему Эусташу. Раздался хруст. Эусташ, взвизгнув высоким фальцетом, схватился рукой за выбитую челюсть. Слезы побежали по его лицу. Кэллаген, уже успевший вернуться в исходное положение, нанес ему еще один удар левой чуть ниже коленной чашечки. Высокий фальцет Эусташа перешел в звериный вопль. Он свалился в камин и остался лежать там, истекая кровью и подвывая от боли.

— Твоя очередь, Джордж, — сказал Донелли.

Его голос слегка изменился, на этот раз в нем слышалось легкое беспокойство.

— Не спи, Джордж, — подбодрил соперника Кэллаген, выплевывая второй сломанный зуб и принимая классическую стойку боксера.

Джордж немедленно откликнулся на его вызов. Он сделал ложный выпад левой и, не теряя времени, выбросил вперед правую ногу, рассчитывая поразить Кэллагена в живот.

Тот был готов к этому и, мгновенно отступив назад, поймал ступню противника и резким движением послал того на пол. Джордж свалился на спину. Кэллаген сделал два коротких прыжка и оказался за головой Джорджа. В тот момент, когда упавший Джордж перевернулся на живот и попытался подняться на колени, Кэллаген нанес ему ужасающей силы апперкот, пославший соперника в нокаут. В это же время Эусташ, собрав остатки сил, схватил один из металлических брусьев, находившихся в очаге, и швырнул его в Кэллагена.

На этот раз Эусташу повезло: тяжелый брусок угодил в шею детектива, и тот рухнул на пол.

Теперь все трое лежали на полу. Первым пришел в себя Кэллаген, сумевший перевернуться на живот и с третьей попытки встать на колени. Схватка вступила в новую фазу.

Донелли встал, оттолкнув кресло.

— А ты неплохо умеешь постоять за себя, Кэллаген, — заметил он. — Очень даже неплохо. Но теперь мой черед. Я сотру тебя в порошок.

Кэллагену удалось подняться на ноги, но на него было страшно смотреть: левый глаз совершенно заплыл, шея распухла, одежда была разорвана и покрыта пятнами крови.

Необходимо было выиграть время, чтобы хоть начать восстанавливать силы. Когда Донелли вышел из-за стола, Кэллаген отступил назад, описывая полукруг по комнате. При этом он не забыл пнуть пару раз тела своих поверженных противников, не давая им прийти в себя.

Донелли наступал на него. Он был холоден и полон сил.

— На что ты надеешься? — презрительно бросил он. — Не проще ли смириться с неизбежным? У тебя не осталось ни единого шанса на успех. Ты и без моей помощи можешь отключиться в любой момент, болван…

Как бы в подтверждение его слов, Кэллаген сделал конвульсивное движение и застонал от боли. Он покачнулся и опустился на колени. Донелли сделал шаг вперед, готовясь нанести удар, но в это мгновение Кэллаген послал свое тело навстречу Донелли, захватил его ноги и, когда колени противника подогнулись, рванул его на себя.

Донелли оказался легкой добычей. Он ударился головой об угол стола и удержался на ногах только потому, что успел ухватиться за его край… Одна сторона его лица была разбита, глаза затуманились, как при глубоком нокдауне.

Кэллаген поднялся на ноги, тяжело дыша. Он осмотрелся: Джордж, лежавший на полу слева от него, пока не подавал признаков жизни, но Эусташ, чья голова по-прежнему находилась в камине, а ноги торчали наружу, начал приходить в себя. Бессвязные слова перемежались стонами и проклятьями. Кэллаген протянул руку к буфету, нащупал сифон и швырнул его в сторону Эусташа. Метательный снаряд угодил бедняге в лицо, отлетел в камин и разлетелся на мелкие куски.

Дышать стало немного легче, но одеревеневшая шея по-прежнему не позволяла повернуть голову. Видимость была ограничена возможностями наполовину закрытого правого глаза.

Кэллаген пошевелил кровоточащими губами.

— Ну, Донелли, продолжим?

Он двинулся вперед. Донелли, еще не вполне оправившийся от падения, шагнул ему навстречу.

Детектив бросился на пол, захватив ноги противниками рванул его в сторону. Потеряв равновесие, Донелли рухнул на тело Эусташа. Кэллаген перевернулся на бок и попытался нанести удар в челюсть соперника, но промахнулся. Прежде, чем он успел подготовиться к защите, Донелли взял в зажим его шею. Неимоверным усилием Кэллагену удалось перехватить правую руку Донелли и немного ослабить мертвую хватку. Теперь Донелли душил его только левой. Почти теряя сознание, Кэллаген ухитрился дотянуться до правой руки Донелли и впиться в нее зубами. Хватка мгновенно ослабла. Используя это, Кэллаген рванулся в сторону, увлекая за собой противника. Оказавшись теперь сверху, Кэллаген согнул руку и из последних сил ударил локтем в лицо Донелли. Этого оказалось достаточно для того, чтобы тот затих.

Кэллаген сделал попытку встать на колени, но, все поплыло перед глазами. Он потряс головой, как боксер, оказавшийся в глубоком нокдауне и прилагающий все усилия, чтобы подняться до окончания счета судьи. Стены комнаты замедлили свое движение, и сыщик поднялся на ноги, держась за край буфета. Протянув руку к полке, он нащупал бутылку виски, приложил горлышко к разбитым губам и сделал большой глоток.

Теперь нужно было оглядеться и оценить обстановку на поле боя.

Эусташ лежал в прежней позе, наполовину скрытый каминной доской, он не двигался. Джордж, к которому, видно, вернулось сознание, по-видимому, собирался еще раз испытать судьбу. Донелли не подавал признаков жизни.

Кэллаген попытался повернуть голову. Результат оказался плачевным: шея была как каменная, и любое движение вызывало боль. Он снова взял бутылку и, сделав второй глоток, разжал пальцы. Бутылка упала на пол и разлетелась на куски. Виски медленно впитывалось в ковер. В это время Джордж успел подняться на четвереньки и теперь пытался сконцентрировать свои усилия на том, чтобы расстаться с полом и встать на ноги.

— Позволь помочь тебе, кореш, — пробормотал Кэллаген.

Стараясь не делать резких движений, он опустился на одно колено рядом с Джорджем, оперся левой рукой о пол, а правой нанес удар в лицо громилы. Раздался глухой звук, как от удара колотушкой по мягкому дереву и Джордж вновь осел на пол.

Кэллаген поднялся на ноги, подошел к телу Донелли и остановился, разглядывая его. Небольшой предмет удлиненной формы, лежащий рядом с телом, привлек внимание детектива. Он долго смотрел на него и вдруг на его изуродованном лице появилась улыбка, которая, впрочем, сопровождалась болью.

— Черт меня побери, — пробормотал он, едва шевеля губами, распухшими, как у негра.

Он нагнулся, подобрал эту странную вещицу и положил ее в карман. Медленно, с трудом передвигая ноги, Кэллаген направился к двери, но на пороге задержался и взглянул еще раз на три безжизненные фигуры.

Входная дверь доставила ему немало хлопот. Когда ему удалось, наконец, одолеть ее, силы были на исходе, и он с трудом сошел с лестницы и добрался до машины. Свежий ночной воздух понемногу возвращал его к жизни.

Несмотря на боль во всем теле, разбитую голову, поврежденную ногу, распухшую шею и повторяющиеся приступы тошноты, он испытывал своеобразное чувство душевного подъема, полоса невезения не бесконечна. Рано или поздно удача улыбается вам, и тогда… Сегодня его день… Удача, и какая удача!

Держась за крыло автомашины, он выпрямился, вдыхая полной грудью ночной воздух. Голова работала все лучше. Кэллаген улыбнулся: как бы паршиво он себя ни чувствовал, Донелли, Джордж и Эусташ находятся в еще худшем состоянии. Эта не слишком достойная мысль, тем не менее, принесла ему жгучее удовлетворение. Она подействовала как тоник и придала ему силы.

На дорогу легла тень. Кто-то остановился рядом с ним.

— Слим… Слим… Что они сделали с тобой, мой бедненький…

Это была Корина.

Кэллаген бросил на нее косой взгляд, впрочем, какой еще взгляд может быть у человека, если один его глаз полностью заплыл. Он попытался улыбнуться, но это оказалось чересчур сложно.

— Ах ты… — сказал он беззлобно, — ты абсолютная и законченная сука.

— Я знаю, что имеешь право так говорить, но это неправда, Слим… Я должна была так поступить… Так было надо.

— Черта с два, — только и произнес он еле слышно.

— Я обещаю, что теперь все будет по-другому. Вот увидишь, Слим.

Она встала, подхватила его под мышки и с трудом оттащила немного в сторону. Распахнув дверцу автомобиля, Корина помогла сыщику расположиться на месте пассажира. Затем она обошла вокруг машины и села за руль, мягко приговаривая:

— Увидишь, мой дорогой… увидишь. Имей терпение. — Кэллаген выругался про себя.

Корина выехала на шоссе, свернула налево и погнала машину в сторону Истборна. Поездка не заняла много времени: автомобиль остановился на Пэвэнси-роуд, в четверти мили от домиков бывшей морской таможни. Припарковав автомобиль в тени кустов у обочины, Корина открыла дверцу со стороны Кэллагена.

— Пошли, Слим, — сказала она, — надо привести себя в порядок. У меня домик поблизости. Попробуй поверить мне еще раз.

На этот раз ему удалось улыбнуться.

— Я не против второй попытки, когда нет другого выхода, но не стану утверждать, что мне это доставляет особое удовольствие.

С помощью Корины он выбрался из машины. Каждое движение причиняло ему боль. Корина взяла его под руку, и они медленно двинулись по тропинке в сторону моря к домику, стоящему в отдалении.

Было около трех часов ночи, когда Кэллаген проснулся. Продолжая лежать, он попытался восстановить в памяти события прошедшего дня. Когда это ему удалось, он открыл глаза.

Корина сидела в кресле и наблюдала за ним. Рядом на маленьком столике стояли кофейник, сахарница и две чашки. Заметив, что он проснулся, Корина налила чашку крепкого черного кофе и пододвинула столик вплотную к постели. Кэллаген дрожащей рукой взял чашку и сделал несколько глотков.

Выпив кофе, Кэллаген присел на кровати и огляделся. Ему бросилась в глаза его разорванная, в пятнах крови одежда, валявшаяся в углу.

— Ну, и каковы твои дальнейшие намерения? — спросил сыщик.

Корина улыбнулась ему вымученной и усталой улыбкой.

— Послушай, Слим, — сказала она, — не торопись осудить меня. Донелли начал подозревать меня в двойной игре с того самого момента, когда ты впервые появился в клубе. Мне надо было что-то предпринять, чтобы вернуть его доверие, а это было совсем не просто. Поэтому я позвонила ему и посоветовала хорошенько подготовиться. Ну, конечно, я рассказала ему сказку о том, как я люблю его, как невыносима для меня сама мысль, что мой муж может плохо думать обо мне… это сработало: он снова поверил мне, и теперь все будет в порядке. Донелли сделает все, что я хочу.

— Ах ты, моя маленькая игрунья, — прохрипел Кэллаген. — Мое невинное созданье…

— Я понимаю, что ты ненавидишь меня. — Кэллаген усмехнулся.

— Ненависть — это не то слово, моя радость. Расскажи-ка лучше, мое сокровище, как же ты собиралась помочь мне? В чем заключалась твоя помощь?

— Узнаешь, Слим, — прошептала Корина, — уже совсем скоро.

Она подошла к нему вплотную, опустилась на колени перед кроватью и посмотрела ему в глаза. Кэллаген хмыкнул.

— Надо же быть такой идиоткой! Слов не найти, чтобы выразить, как мне тебя жаль.

Корина в гневе вскочила на ноги.

— Тебе меня жаль? — крикнула она. — Дурак! Я не нуждаюсь ни в чьей жалости!

— Да, пожалуй, ты права, — согласился Кэллаген, — потому что ты из породы классических идиотов, которые не знают, где у них право, где лево. Любой деревенский кретин рядом с тобой покажется профессором университета. Твой любезный Донелли прибрал тебя к рукам и водит на веревочке со дня вашей первой встречи. Как же он, наверное, смеялся, когда заставил тебя поверить, что женится на тебе.

Корина посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Что ты мелешь? — прошептала она. — Свихнулся после вчерашнего? Донелли женился на мне. Он любил меня.

— Чушь собачья, — сказал Кэллаген спокойно. — Он никогда не любил тебя. Если он вообще любил какую-то женщину, то эта сомнительная честь выпала на долю твоей сестры Виолы.

Глаза Корины чуть не сошли с орбит.

— Что ты хочешь этим сказать, ублюдок? — спросила она резким голосом. — Говори немедленно, на что ты намекаешь, сучье отродье?!

Кэллаген искоса посмотрел на нее. Со стороны этот взгляд выглядел комично: из-за заплывшего глаза казалось, что он заговорщицки подмигивает своей собеседнице.

Детектив повторил равнодушно:

— Донелли никого никогда не любил, кроме себя, так уж он устроен. Единственной женщиной, которая, может быть, была способна подвигнуть его на подобное чувство, была Виола. А ты лишь марионетка в его руках.

— Чушь, — крикнула Корина. — Он никогда даже не встречался с ней, он меня любил.

— Чушь? — передразнил ее Кэллаген. — К твоему сведению, он вовсе не Донелли, а Шэрфем, муж Виолы. Донелли погиб в Италии.

— О господи!.. — вырвалось у Корины. — Ты лжешь мне в отместку за… Но это неправда. Этого не может быть.

— Я тебе докажу. Скажи, есть у Донелли, вернее у человека, которого ты считаешь Донелли, родимое пятно у левой подмышки?

Она кивнула, не сводя с него полубезумного взгляда.

— Твой друг-хитрец перевернул все с ног на голову. Когда их самолет был сбит над Италией, это он, Шэрфем, получил тяжелые повреждения: у него были сломаны нос и челюсть. Но итальянский хирург сделал ему пластическую операцию в лагере для военнопленных. Там Шэрфем получил письмо от Виолы с неприятной новостью: выяснилось, что, выйдя замуж, Виола утратила все права на наследство. Представь сама, какое впечатление могло произвести это письмо на человека, уверенного в своем богатстве. Спустя некоторое время Донелли и Шэрфем задумали побег. При переходе через линию фронта Донелли погиб, причем лицо погибшего было настолько повреждено, что опознать его не представлялось возможным.

Основываясь на этом, Шэрфем и построил свой план. Он взял бумаги Донелли и под его именем вернулся в Англию. Сообщение о смерти Шэрфема было составлено со слов лже-Донелли. Оставалось использовать открывшиеся перед ним перспективы.

Все прошло, как нельзя лучше: никто не опознал его, когда он перебрался в Хартмонс, поближе к «Темной роще». Ему нужны были деньги, и тут ему несказанно повезло: он встретил тебя — бедную маленькую дурочку. Шэрфем сделал все, чтобы заполучить тебя, и ты, ослепнув от любви, попалась в расставленные сети. Тебе не помог весь твой богатый опыт общения с мужчинами: ты вышла за него замуж. Замуж за Шэрфема, Виолиного мужа. Что ты на это скажешь?

— Я не верю ни единому твоему слову, — выдавила из себя Корина. — Не верю!

— Отлично, — сказал Кэллаген, — тогда слушай дальше. Шэрфем был дважды ранен еще до последней катастрофы в Италии: один раз в плечо, другой раз в руку. В результате второго ранения ему ампутировали мизинец правой руки. Это я, как и многое другое, узнал из его медицинской книжки.

Вчера, когда Донелли начал душить меня, я укусил его за руку, и какой-то предмет оказался у меня во рту, но в пылу я не обратил на это внимание. Позднее я нашел этот предмет на ковре. Он оказался мизинцем сделанным из резины! Можешь взглянуть на него.

Он встал, порылся в карманах своего костюма и показал ей предмет, поднятый с ковра в кабинете Донелли.

— Мизинец Шэрфема, — прокомментировал Кэллаген, — один из предметов, при помощи которых ловятся такие дурочки, как ты. Весьма сожалею, что не могу оставить его тебе в качестве сувенира.

Корина сидела на постели, уставившись куда-то в пространство. На ее лицо было страшно смотреть.

— Уходите… пожалуйста, уходите, — проговорила она безжизненным голосом.

Кэллаген пожал плечами, собрал остатки своих вещей и пошел к выходу. У двери он задержался и спокойным голосом произнес:

— Спокойной ночи, Корина. Впредь помни: рано или поздно приходится платить по счетам.

Корина осталась одна. Довольно долго она сидела неподвижно, потом достала бутылку виски, наполнила стакан и выпила. Ее руки перестали дрожать.

Она подошла к телефону и набрала нужный номер.

— Люсьен, дорогой, знай, что я по-прежнему люблю тебя. Знаешь, я была у клуба прошлой ночью. Мне хотелось посмотреть на проклятого сыщика. Я удовлетворена: он получил то, что заслужил, и едва мог сесть в машину. Это было зрелище! Не знаю, удалось ли ему добраться до гостиницы.

Она выслушала ответные фразы, произнесенные на другом конце провода и продолжала:

— Дорогой, я хочу видеть тебя. Сегодня такая чудесная ночь. Давай встретимся у катера и совершим небольшую прогулку по морю. У меня есть, что сказать тебе… Да, я знаю, что уже поздно, но после прогулки мы сможем вернуться ко мне и отдохнуть, как следует. Мне не терпится поговорить с тобой… ради нашего будущего… Хорошо, через час я буду ждать тебя у причала, любовь моя.

Корина положила трубку и выпила еще виски, но это не помогло: у нее началась истерика. Она стояла посреди комнаты и смеялась, пока смех не перешел в рыдания.

Немного успокоившись, Корина прошла в ванную и привела себя в порядок. Она вернулась в комнату, села у стола, и на нее нахлынули воспоминания. Она вспомнила различные малозначащие, иногда глупые, иногда смешные события. Она вспомнила все хорошее и плохое, что произошло с нею много, много лет назад…

Вы совершаете проступок, за ним следуют другие, и, как бы вы потом ни пытались изменить свою жизнь, вам это никогда не удается. Исправить ничего нельзя. Вы погружаетесь все глубже и глубже в грязную трясину.

Только море бывает чистым, одно только море…

Корина подвинула к себе бумагу и перо, начала писать. Это заняло у нее несколько минут. Она перечитала написанное, положила листки в конверт, написала адрес.

Затем взглянула на часы. Надо было спешить.

Корина запечатала конверт. Вышла на улицу, вывела из гаража машину и запустила двигатель. Выехала на дорогу, ведущую в Алфристаун.

Кэллаген остановил машину у отеля, с трудом вылез из нее, пошатываясь, поднялся по лестнице и открыл дверь своего номера.

Николлз сидел в кресле и читал книгу «Как повелевать женщинами». Услышав шаги, он поднял глаза и увидел Кэллагена.

— Господи! — вырвалось у него. — Ну и дела! Где вас так разукрасили, шеф?

— Налетел на столб, — с полной серьезностью сказал Кэллаген, — бывает и хуже, Винди. Прибери-ка вот это.

Он вынул из кармана резиновый палец, и положил его на стол.

— Береги сей предмет, как зеницу ока. Хочешь — верь, хочешь — не верь, но теперь у нас появились доказательства. И эта штука — одно из самых важных.

Кэллаген вытащил портсигар, хотел, было закурить, но, прежде чем Николлз успел прийти ему на помощь, рухнул на пол.

Винди с удивлением смотрел на распростертое у его ног тело шефа.

— Бывает и хуже, кто спорит? — проворчал он, — только не надо, чтобы это становилось привычкой…

И пошел в ванную за кувшином холодной воды.