Мистер Сайрус К.Леггит не обратил ни малейшего внимания на замечание Алонзо и, жуя, как жвачку, конец длинной черной сигары, продолжал внимательно смотреть в сторону Крэнфорда.

Алонзо смотрел в другую сторону с невозмутимым видом, разглядывая закат. Его предыдущее замечание имело отношение к красоте заката, как и всей открывающейся перед ним панорамы. Слева от них в долине был расположен чудесный парк, окружавший Крэнфорд. Чуть ниже небольшого холма, на котором они находились, от дальней деревушки, каковой был Крэнфорд, шла дорога, которая, как белая лента, извивалась в сторону Келлтрона.

Мистер Леггит отложил сигару и задумчиво сплюнул.

– Послушайте, Мактавиш, – произнес он медленно, растягивая слова, – думаю, нам не следует затевать с вами разговор о закате солнца или какой еще чепухе, связанной с вашим проклятым английским климатом. Если выдумаете, что я пересек Атлантику и приехал в это зачуханное место, от которого до Нью-Йорка или другого цивилизованного города сотни миль, для того чтобы любоваться вашей погодой, то вы заблуждаетесь!

– Что вы так волнуетесь, Сайрус? – спросил Алонзо.

Мистер Леггит еще раз прицельно сплюнул.

– А то, – сказал он. – Как мы вынесем эту проклятую картину из этого дома?

Он указал в сторону Крэнфорда.

– Одно дело – вырезать Веласкеса из рамы. А другое – вывезти его из этой глухомани, – он обернулся к Алонзо. – Даже ваша недоделанная сельская полиция будет задавать вопросы, увидев нас с картиной стоимостью в восемьдесят тысяч фунтов на проселочной дороге. Или я неправ?

– Не беспокойтесь, – успокоил его Алонзо. – Это я все улажу. Граф, Блу Стивенс, Моузи и Кэри живут вон на той ферме, которая расположена чуть правее Крэнфорда. Предполагается, что они – студенты, приехавшие сюда на каникулы, и если Блу не будет слишком трепаться, крестьяне могут и поверить в это. В гараже в Келлтроне у них стоит машина, и поэтому, когда мы вырежем картину, все, что нам нужно будет сделать, так это дойти с ней до ворот парка, а там они вас встретят.

А в Лондоне у нас не уйдет много времени на то, чтобы подготовить этого Веласкеса к отправке. Все очень просто, – заключил Алонзо, небрежно вставляя в глаз монокль зеленого стекла.

– Да, ничего, – согласился мистер Леггит, отбрасывая огрызок сигары и доставая вместо нее жевательную резинку. – Вы – умный мошенник, Мактавиш. Если вы когда-нибудь приедете на мою сторону Атлантики, буду до смерти рад поработать с вами. – Он поднялся и смахнул пылинки с безукоризненно отглаженных брюк. – Нам лучше пошевеливаться, Мактавиш, если мы хотим попасть в Крэнфорд к обеду, – сказал он.

Они медленно спустились с холма. Посторонний наблюдатель мог бы принять этих двух изящных, хорошо одетых людей за сельского интеллигента и его американского приятеля, но никак не за двух самых умных взломщиков в Европе. Они молча шагали по дороге, глубоко погрузившись мыслями в предстоящую работу. Они так сильно задумались, что не заметили большую спортивную машину, которая летела в их сторону, и только тогда, когда Леггит закричал, Алонзо успел отскочить на обочину, едва не попав под промчавшуюся мимо машину.

– Черт побери! – проворчал Леггит, но Алонзо не расслышал этого, так как в руках у него было нечто, что выпало из окна машины, когда он отпрыгивал, – черная кружевная мантилья.

Мантилья была скомкана и, когда он взял ее за края и встряхнул, из нее на дорогу к ногам Алонзо выпал смятый клочок бумаги. Он наклонился, чтобы поднять ее и не смог удержаться от восклицания, когда прочел на нем только одно слово, нацарапанное карандашом: «Помогите!»

– Послушайте, – пробурчал Сайрус Леггит, выглянув из-за плеча Алонзо, – что это все значит?

Алонзо посмотрел вслед автомобилю, который уже успел превратиться в точку на дороге. Когда он проносился мимо, Алонзо на мгновение успел увидеть побелевшее лицо девушки, сидевшей на боковом сидении, – девушки, которая выбросила мантилью.

– Послушайте, Леггит, – спокойно произнес он, – мы должны задержать эту машину.

Леггит усмехнулся.

– Ей-богу, не знаю, как вы собираетесь это сделать, – произнес он, но Алонзо уже бежал по дороге, ведущей к Крэнфорду. Вздохнув, американец побежал за ним.

Когда он, задыхаясь, пробежал около сотни ярдов, ему стал понятен план Алонзо. К крэнфордской дороге примыкала небольшая второстепенная дорога и на месте их соединения была установлена телефонная будка, у которой дежурил сотрудник автомобильной ассоциации. При приближении Алонзо он приложил руку к шляпе.

– Послушайте, – произнес Мактавиш. – Я думаю, что в Кел-лтрон ведет только одна дорога. Я прав?

– Да, сэр, – ответил человек. – Ее длина – двенадцать миль, и к ней не примыкает ни одна другая дорога.

– Хорошо, – сказал Алонзо. – В Келлтроне констебль есть? Сотрудник ассоциации улыбнулся.

– Да, сэр, я его очень хорошо знаю. Если хотите, у меня есть номер его телефона.

Через мгновение Алонзо уже разговаривал с сельским констеблем в Келлтроне.

– Послушайте, офицер, – сказал Алонзо. – У меня украли автомобиль, и люди, которые на нем уехали, должны через несколько минут проехать через вашу деревню. Не смогли бы вы просто остановить эту машину и подержать их до моего приезда?

– Я сделаю это, сэр, – раздался голос констебля на другом конце провода. – Я непременно задержу их, но вы постарайтесь приехать как можно скорее.

Через несколько минут Мактавиш и сидящий в коляске Леггит быстро ехали на одолженном ими мотоцикле в сторону Келлтрона. От езды по тряской сельской дороге Леггит беспрестанно вздыхал, так как был особенно щепетилен в выборе способа передвижения.

– Послушайте, – прокричал он, пытаясь ухватить зубами жвачку. – Послушайте, Мактавиш, вы – храбрый парень. Я всем об этом расскажу!

Когда Мактавиш и Леггит въехали на единственную улицу, из которой состоял Келлтрон, они увидели, что сельский констебль сдержал свое слово, и спортивная машина стояла припаркованной у левой обочины рядом с его домом. Поодаль от нее, споря, стояли три человека, хотя тема их разговора с констеблем, казалось, их мало интересовала.

Мактавиш остановил мотоцикл и, как было договорено, Сайрус Леггит с важным видом направился по улице к поджидавшей их группе и через пару минут ввязался в горячий спор с констеблем и теми тремя. Он так успешно сыграл свою роль, что Алонзо смог дать знак девушке, которая, мельком взглянув на спорящих, медленно пошла по дороге к Алонзо. Он приподнял кепку и показал ей черную мантилью, лежавшую у него в кармане.

– Мне кажется, это – ваша вещь, – сказал он. – В ней я нашел клочок бумаги. Это вы написали?

Девушка посмотрела ему прямо в глаза.

– Да, я, – тихо произнесла она, а от улыбки на щеках показались две ямочки. – Вы быстро ответили на мой призыв, – произнесла она, бросив быстрый взгляд на группу спорящих на деревенской улице людей.

– Приключения всегда приятны, – улыбнулся Алонзо. – Что случилось?

Девушка нахмурилась, согнав с лица улыбку.

– Дело в том, что через месяц я должна унаследовать имение Крэнфорд. Меня зовут Марион Крэнфорд. Мистер Стин – мой опекун – тот тучный человек, – она указала на группу у автомашины, – боюсь, очень небрежно управлял имением и я думаю, что у него возникли трудности с отчетом, который он должен представить мне в следующем месяце, когда я стану совершеннолетней. Два дня назад он сообщил мне, что необходимо продать картину кисти Вела-скеса, которая хранится в нашей семье в течение многих лет. Он сказал мне, что договорился о продаже, и картина уже практически продана. Двое других, которые стоят рядом с ним, – это торговцы живописью, которые приехали, чтобы посмотреть картину. Они – американцы и ужасно мне не нравятся. Я попыталась убежать из поместья, чтобы связаться с адвокатами и попробовать приостановить сделку, но боюсь, что время упущено, и к тому же я не хочу, чтобы дело получило огласку. Кроме того, я в настоящее время практически являюсь узницей в поместье. Я просто не знала, что делать, и когда увидела вас, идущих по дороге, вы показались мне человеком, который мог бы мне помочь.

Алонзо благодарно улыбнулся. Вот как! Несколько человек, помимо его самого и Сайруса К.Леггита, интересовались в данный момент картиной Веласкеса из поместья Крэнфорд. Он посмотрел в сторону машины. Казалось, Леггит усиленно перед всеми извинялся, и Алонзо понял, что его интервью с девушкой должно закончиться.

– Вам нужно вернуться к вашему стражу, мисс Крэнфорд, – посоветовал он. – В противном случае он может что-то заподозрить. Пожалуйста, не волнуйтесь о Веласкесе. Я довольно-таки уверен, что смогу приглядеть за вашей картиной. Видите ли, я и мой друг, так случилось, являемся коллекционерами картин. И мы естественно заинтересованы в безопасности Веласкеса.

Он протянул руку.

– Я чувствую, мы встретимся вновь, мисс Крэнфорд, – улыбаясь, произнес он.

Они пожали друг другу руки.

– Я так рада, что выбросила записку вам, – сказала она, улыбаясь. – Теперь-то я чувствую себя в большей безопасности. До свидания.

Алонзо смотрел, как она перешла улицу и присоединилась к группе людей, стоявших у машины. Сайрус К. Леггит, держа шляпу в руках, проводил взглядом отъехавший автомобиль и подошел к Алонзо, улыбаясь довольно-таки уныло.

– Ну и работенка, – сказал он, когда они направлялись к месту, где стоял их мотоцикл. – Во всяком случае, мне удалось убедить их в том, что я ошибся и что их машина по модели и окраске похожа на мою.

Он машинально жевал резинку.

– Послушайте, Мак, – продолжал он, – вы знаете, кто были эти два парня – высокий, худой и коротышка, который стоял рядом? Вы не знаете? Я считаю, что это – два самых крупных перекупщика краденых картин, которые сейчас находятся на свободе. Что они делают здесь в этом районе Вселенной, я не знаю, но могу сделать парочку предположений, что это связано с картиной Веласкеса, которая хранится в Крэнфорде. Этих обезьян зовут Ларри Сингл и Диппи Суэрман. Практически каждая картина, украденная в Америке, поступает к ним для реализации. Думаю, у Ларри Сингла сейчас каникулы до тех пор, пока не утихнет это маленькое дельце, связанное с Рембрандтом, который исчез из Нью-Йоркского музея. На мгновение мне показалось, что они узнали меня, но они не узнали. Чертовски смешно – мир такой маленький, не правда ли?

Алонзо не ответил. Он глубоко задумался и, пока они на мотоцикле возвращались к перекрестку дорог, мысленно прокручивал происшедшее.

Вручив мотоцикл законному владельцу и щедро вознаградив его, они отправились в длинный обратный путь в гостиницу Крэнфорда. Мистер Леггит, посмотрев на аккуратно подстриженные брови Алонзо, пришел к заключению, что молчание – это достоинство, и молча продолжал жевать резинку.

Все изменилось только после ужина, когда Алонзо разразился громким хохотом. Леггит, любовавшийся мерцающим в окне простым лунным светом, в изумлении обернулся.

– Послушайте, – усмехнулся он, – я думал, что вы онемели. Что вас осенило?

– Леггит, – ответил Алонзо, – у меня есть идея, как провернуть это дело с Веласкесом. Хоть раз нужно же быть на стороне закона и порядка. Скажите, что вы по этому поводу думаете?

Он объяснил свой план и через несколько минут два крестьянина, проходивших мимо гостиницы, с удивлением уставились на извивающегося от хохота, стоявшего у окна Леггита.

– Ну, Мак, – с восхищением выдохнул он, вытирая бегущие по щекам слезы. – Я всегда думал, что у вас есть мозги. Но у вас их очень много! Вам не повезло только в одном. Вам следовало бы быть американцем!

Два дня спустя в полночь темная тень пересекла лужайку с тыльной стороны поместья Крэнфорд и, подойдя к боковому входу в дом, начала возиться с замком. Затем осторожно оглянувшись по сторонам, тень (а это был мистер Алонзо Мактавиш) тихо вошла в дом и закрыла за собой дверь.

Войдя внутрь, Алонзо тихо поднялся на второй этаж. Увидев полоску света из-под одной из дверей, он прислушался и узнал голос Стина, который что-то говорил приглушенным голосом. Затем в беседу вступили другие голоса, которые, как предположил Алонзо, принадлежали Синглу и Суэрману.

Затем он беззвучно прошел по коридору и свернул в узкий проход, который вел в картинную галерею. Он вошел в правое крыло галереи и, найдя стул, тихо уселся на нем в темноте.

И только тогда, когда часы пробили двенадцать тридцать, Алонзо стал делать так, чтобы его услышали. Сначала он тихо подвигал стул по полу, затем – чуть громче и, наконец, с грохотом уронил его на пол.

Через мгновение в галерее вспыхнул свет и Алонзо, изображая удивление, обернулся и увидел Стина, Сингла и Суэрмана. У Сингла в руке был направленный на Алонзо револьвер. Когда он узнал Мактавиша, то даже присвистнул.

– Так вот в чем заключается игра, – прорычал он. Он обернулся к своим компаньонам. – Этот приятель был с тем парнем, который задержал на днях нашу машину, – сказал он. – Вы что, не видите, что они затеяли? Они охотятся за Веласкесом! Послушай, ты попал не в ту часть галереи, поганец, – ухмыльнулся он, – а завтра ты попадешь не в ту часть тюремной камеры.

– Неужто? – с приятной улыбкой поинтересовался Алонзо. – Не вы ли отправите меня туда, Ларри Сингл, или ваш приятель Суэрман, или даже наш уважаемый хозяин Стин!

При упоминании своего имени Синл уставился на Алонзо.

– Послушай, ты что затеял? – спросил он.

– Все очень просто, – ответил Алонзо. – Я все знаю о вашем небольшом плане относительно Веласкеса. Мистер Стин, – он иронически поклонился, – продает вам Веласкеса, как опекун мисс Крэнфорд, за номинальную цену, ну, скажем, 5000 фунтов. Вы перепродаете эту картину в Америке за ее цену, которая приблизительно раз в шесть больше, и делите разницу. Чрезвычайно умно. Ну, а дело в том, что если я не буду участвовать в этой сделке, то все нарушу. Я очень подозреваю, что нью-йоркская полиция хотела бы знать о вашем местопребывании, Сингл, а адвокат мисс Крэнфорд хотел бы узнать некоторые интересные вещи о вашей деятельности, Стин. Ну и что я буду иметь?

Через пятнадцать минут Алонзо покинул имение с тремя тысячами в английской й американской валюте в кармане и удовлетворенной улыбкой на лице.

А в картинной галерее, там, где он их оставил, Стин, Сингл и Суэрман обсуждали ситуацию.

– О, это все к лучшему, – произнес Сингл с идиотским видом. – Единственно, что мы могли сделать, так это купить его, или бы он все испортил. Послушайте, давайте поговорим завтра утром, я устал и…

Он резко остановился, так как в галерее появился взлохмаченный слуга.

– Мистер Стин, сэр, – произнес он тяжело дыша, – Веласкес.

– Что с ним? – вскрикнул Стин.

– Он пропал, сэр, – ответил человек. – Я минуту назад был в другом крыле галереи. Рама пуста, а картина пропала!

Сингл подпрыгнул на стуле так, как будто в него выстрелили.

– Черт бы его побрал! – воскликнул он. – Вы что, не видите, что нас надули? Пока мы сидели тут, разговаривая с этим парнем, его кореши вырезали в том крыле картину. О, черт!

В гостинице Крэнфорда, сидя за письменным столом Мактавиш перечитывал письмо, которое он только что написал. Сайрус К.Леггит широко заулыбался, когда заглянув через плечо Алонзо, прочел:

«Дорогая мисс Крэнфорд, Веласкес находится на пути в Лондон и со мной он будет в полной безопасности до тех пор, пока вы не станете совершеннолетней и не попросите его вернуть. Если вы хотите, чтобы я его продал, то сообщите мне и я организую это за обычное вознаграждение в десять процентов от продажной цены. Любезно прошу вас передать привет вашему уважаемому опекуну.

Искренне ваш, Алонзо Мактавиш».

Мистер Леггит вздохнул.

– Послушайте, Мак, – произнес он, – как вы думаете, она пригласит нас на чашечку чая?

Алонзо поправил монокль.

– Абсолютно уверен, что да, Сайрус, – заверил он. – Но вы не примете ее приглашения. Знаете, третий лишний!