Глава 9
Ничего похожего на любовь
Каллаган проснулся в девять. Он потянулся, поглядел на потолок, подумал о Монти Келлсе и цинично усмехнулся. Разве не чертовски забавно, что человека, который пять лет прослужил в королевской канадской полиции и семь — в Трансконтинентальном Детективном Агентстве Америки, прикончат в сельской Англии, в каком-то погребе, и только потому, что он не носил с собой оружия!
Он встал, принял ванну и спустился в контору. Заставил себя улыбнуться Эффи Томпсон и прошел в свой кабинет. Потом попросил Эффи соединить его с Хуанитой.
Та была в хорошем настроении. Каллаган откинулся на спинку кресла, закурил сигарету и быстро обдумал свой разговор с Хуанитой.
— Слим, — сказала она, — похоже, ты приятно проводишь время, занимаясь этим делом. Что случилось?
— Ничего. Самое обычное дело. Оно уже надоело мне.
— Не говори так. Я не думала, что в этой стране используют частных детективов в делах об убийстве.
— Не используют, — согласился Каллаган. — Разве что… неофициально. Семья Щенка наняла меня для смягчения некоторых обстоятельств.
Он услышал, как она засмеялась.
— Ну, Слим, это-то я понимаю. Лучше тебя им никого не найти. Насколько я знаю тебя, если и не будет смягчающих обстоятельств, ты найдешь их.
— Хотел бы, чтобы это удалось, — сказал Каллаган. — Но у молодого Ривертона положение незавидное.
— Как он? В газетах пишут, что ему не выкрутиться.
— Ему лучше. Пулю извлекли. Может быть, он настолько поправится, что его даже смогут повесить.
Наступила пауза.
— Зачем ты позвонил? — наконец спросила Хуанита. — Что тебе нужно? Или ты снова хочешь видеть меня?
Каллаган протестующе хихикнул.
— Ну, я не такой уже щенок! Послушай, Хуанита, ты не права. У тебя есть Джилл Чарльстон, он прекрасный парень.
— Ты уже говорил мне это. Но все равно, Слим, я была бы рада увидеть тебя.
— И я хочу видеть тебя. Хочу поговорить с тобой как отец. Поэтому и звоню. Я занят днем, но мы смогли бы где-нибудь выпить. Что ты думаешь об этом?
— Согласна. Это мне нравится. Послушай, Слим, а почему бы тебе не приехать ко мне домой часов в шесть на коктейль?
— Хорошо. Я буду. Приготовь мне джин.
— Зачем? У меня есть бутылка рисового виски.
— Тогда лучше приготовь две, на всякий случай.
— Договорились.
— Спасибо. До встречи, Хуанита.
Он положил трубку. Потом велел Эффи позвонить в гараж.
Было уже двенадцать, когда Каллаган остановил свой «ягуар» возле Манор-Хауза в Саутинге.
Он нажал кнопку звонка, надеясь застать Торлу Ривертон дома.
Его провели в ту же комнату, где он был в прошлый раз. Как и тогда, она стояла у камина. В черном платье из ангоры, отделанном мехом у шеи и рукавов. Каллаган с удивлением поймал себя на том, что немного волнуется.
Она устало смотрела на него, но бледное лицо было непроницаемо. Каллаган отметил про себя, что на этот раз перед ним «миссис Ривертон».
— Я подумал, что нам лучше увидеться, — начал он. — Думаю, вам будет интересно узнать о положении дел. К сожалению, не могу сообщить ничего хорошего.
Она кивнула.
— Садитесь, пожалуйста., мистер Каллаган. Хотите сигарету?
— Спасибо. Я закурю свои. Но не отказался бы чего-нибудь выпить.
Торла позвонила и сделала необходимые распоряжения. Когда виски принесли, она разлила его по бокалам, добавив себе содовой. Потом вернулась к камину.
— Я бы хотела узнать о вас больше, — неожиданно сказала она. — Думаю, вы не обычный человек. Не скрою, сначала вы мне не понравились, я даже презирала вас… Но потом я стала думать о вас лучше…
— На вашем месте я не стал бы беспокоиться, мадам. Прежде чем закончится эта работа, я полагаю, мы хорошо узнаем друг друга. Во всяком случае, я рад, что вы больше не испытываете ко мне неприязни.
Она пожала плечами.
— Что толку сейчас от неприязни…
— Я нашел адвоката, — сообщил Каллаган. — Он достаточно хорош. Один из лучших адвокатов в Лондоне. Хоть и не первоклассный юрист, но лучше многих других. Маленький человек всегда работает на совесть, особенно когда знает, что ему хорошо заплатят.
Вчера у меня был с ним долгий разговор. Вы, надеюсь, понимаете, миссис Ривертон, что самым важным в этом деле являются показания вашего пасынка. То, что ему предстоит вынести на перекрестном допросе, нелегко выдержать даже в лучшем положении, чем у него.
— Я понимаю это, — сказала она.
— Отлично. Юрист — его зовут Валентин Гагель — вчера был в больнице и выслушал рассказ вашего пасынка. Насколько я могу судить, в этом деле для него нет смягчающих обстоятельств. — Он помолчал. — Кстати, каково состояние Щенка?
— Утром ему было значительно лучше. Говорят, что он поправится.
Каллаган помрачнел.
— Вы не должны удивляться, если через неделю-другую его обвинят в убийстве. Судя по обстоятельствам убийства и по тому, что он рассказал Гагелю, его могут и повесить.
Торла Ривертон внезапно опустилась в кресло у камина, сложив руки на коленях. Она пристально смотрела на Каллагана.
— Этого не должно случиться… Этого не должно случиться, — повторяла она.
— Почему вас это так волнует? — удивился Каллаган. — Прежде всего, он ваш пасынок, а судя по тому, что я видел и слышал, он к тому же и порядочный негодяй.
Некоторое время она молчала. Потом серьезно сказала:
— Мой муж очень заботился об Уилфриде. Он никогда не думал, что подобное может случиться. Полковник надеялся, что тот в конце концов образумится. Он был прекрасным человеком, мой муж, и даже если я не очень любила, то всегда уважала его и восхищалась им. Мне кажется, он и женился на мне потому, что хотел, чтобы я стала Уилфриду другом… и помощником. Понимаете?
Каллаган кивнул. Он швырнул остаток сигареты в камин и закурил новую. Отпил глоток виски.
— Что теперь будет, мистер Каллаган?
— Сейчас я вам отвечу. Грингалл, который ведет это дело, послал своих людей в Мейфэр. Те многое узнали о Щенке и Рафано. Но Грингалл не удовлетворен, потому что в деле остались белые пятна. Он хорошо знает только основные вехи. На яхте была стрельба, но еще нужно доказать, кто стрелял первым.
Каллаган встал, подошел к окну и некоторое время молча смотрел на улицу.
— Наше уголовное право очень справедливо, миссис Ривертон, — продолжал он. — Если у нас вешают человека, так только потому, что он заслуживает этого. Когда суд услышит показания Ривертона, он найдет в них достаточно фактов, чтобы повесить его.
Она кивнула. Вид у нее был жалкий.
— Что он сказал?
Каллаган подошел к камину, достал из кармана конверт с показаниями Ривертона, полученными Гагелем, и начал читать вслух.
«Больница „Баллингтон“, понедельник, 19 ноября 1938 года.Уилфрид Ривертон».
ПОДЛИННЫЕ ПОКАЗАНИЯ УИЛФРИДА ЮСТЕЙСА РИВЕРТОНА.
Мое имя Уилфрид Юстейс Ривертон, и проживаю я в Лондоне. Где — не имеет значения.
В течение прошлых четырех месяцев я вел себя довольно глупо — пил, играл в азартные игры и связался с беспутной компанией.
Одним из тех, из-за кого у меня начались неприятности, был Джейк Рафано, человек; которого нашли на борту „Сан-Педро“, где я был ранен. Я понимаю, что Рафано мертв. Я застрелил его.
Я сознаю, и адвокат предупредил меня, что я несу ответственность за это заявление, и я также понимаю, что могу не сообщать фактов, которые могут быть использованы против меня. Но он предупредил меня, что, ради себя, я должен говорить только правду, хотя ее можно истолковать против меня, учитывая действия, которые я совершил на „Сан-Педро“ ночью в субботу, 17 ноября.
Боюсь, что я не склонен сообщить больше, чем нижеследующее.
В связи с тем, что в последнее время я много пил и пользовался наркотиками — героином и кокаином, — мои финансовые дела пришли в крайний упадок, а адвокаты моего отца сообщили, что в ближайшем будущем я перестану получать деньги. Я считаю, что за все это время растратил и проиграл около девяноста тысяч фунтов.
Днем, в прошлую субботу, я находился в комнате, где жил, и раздумывал о сложившейся ситуации и о потере денег. Я понял, что больше не могу проигрывать. На эту мысль меня натолкнул и тот факт, что моя семья наняла частного детектива, чтобы расследовать это дело и выяснить, чем я занимаюсь и куда ушли деньги.
Я не чувствую себя достаточно хорошо, и, боюсь, за последние два-три месяца моя воля слабела все больше и больше. Я узнал, что Рафано собирается покинуть Англию. Эта новость привела меня в ярость, так как я считал, что он должен дать мне шанс вернуть деньги назад. Я решил пойти и поговорить с ним. У него была моя расписка на двадцать две тысячи фунтов, и я подумал, что сумею вернуть ее. Я боялся, что перед отъездом он может переслать ее отцу или, возможно, мачехе. Я не хотел, чтобы это произошло, поскольку я хорошо знаю своего отца. Он не дал бы ни гроша. Я не хотел, чтобы он узнал об этом деле.
Я много раз бывал на „Сан-Педро“, когда там шла игра. И подумал, что Рафано может быть там. В субботу вечером я покинул Лондон, взяв с собой автоматический пистолет. Я решил, что он может мне пригодиться, если Рафано откажется вернуть расписку и оставшиеся деньги. Я думал, что, угрожая ему, смогу получить расписку назад.
Я прибыл на пристань в Фаллтон примерно без четверти одиннадцать. Взял одну из двух лодок, на которых обычно подплывают к „Сан-Педро“. Лодку я привязал у яхты и поднялся на борт. Потом спустился вниз, в маленький салон, расположенный возле большого.
Рафано сидел за столом и считал деньги. Очевидно было, что он готовился уехать. Он спросил, какого черта мне нужно. Я ответил, что хочу получить назад свою долговую расписку, и сказал, что все игры в Лондоне и здесь, на борту „Сан-Педро“, в которых я принимал участие, были мошенническими. Я сказал, что он выиграл у меня достаточно денег, чтобы уделить мне хотя бы тысяч пять, когда у меня ничего не осталось.
Рафано засмеялся и обругал меня. Я достал пистолет и заявил, что намерен получить обратно деньги и расписку. Он сказал: „Ну, если ты так настаиваешь, я заплачу“. Он открыл ящик стола, и я думал, что он достанет расписку. Но когда он вынул руку из ящика, я увидел в ней пистолет. Я выстрелил и тут же почувствовал боль в груди. Я упал и больше ничего не помню.
Это все, что я могу сказать.
Каллаган свернул заявление, убрал его в карман, достал портсигар и закурил. Потом снова сел в кресло и допил виски.
— Это дьявольское заявление, миссис Ривертон. Здесь нет смягчающих обстоятельств. Любой суд скажет, что Ривертон специально поехал на «Сан-Педро», чтобы забрать деньги и долговую расписку. Он признает, что собирался угрожать Рафано пистолетом, если тот откажется вернуть деньги и расписку. Вы можете себе представить, какое впечатление это произведет на суд?
Она стояла и смотрела в огонь. Потом неожиданно повернулась лицом к Каллагану.
— Я не верю этому. Во всем этом есть что-то странное, что-то ложное. Я убеждена, что это неправда. Я уверена, что Уилфрид стрелял, защищаясь.
Каллаган обезоруживающе улыбнулся.
— Вам лучше знать! Ведь вы были там!
— Это еще одна ложь. — Голос ее звучал холодно. — Я не была там.
— Хорошо, — мягко согласился Каллаган. — Значит, во время стрельбы вас там не было. В таком случае вы были там после… Я так и думал. А если это не так, откуда, черт возьми, вы знаете, как это случилось? Отвечайте! — Она молчала.
— Ладно, — взорвался Каллаган. — Поступайте как хотите. Но я думаю, что вы ведете себя как дура. Если вы хотите помочь Уилфриду Ривертону, то ваше поведение тем более странно. Мне это не нравится. Подозрительно… дьявольски подозрительно.
Он вызывающе улыбнулся, а ее лицо побелело от гнева.
— Я ненавижу вас, — сказала она. — У вас какая-то извращенная логика. Вы, видимо, слишком часто имели дело с преступниками и мошенниками и не можете поверить, что нормальный порядочный человек может поступать честно и помогать правосудию…
— Вот это здорово! — громко рассмеялся Каллаган. — Вы что, воображаете себя помощником правосудия? Но если это так, то почему вы скрываете правду? Почему вы не расскажете, что случилось, — насколько вам это удалось узнать, пока вы находились на борту «Сан-Педро»? Вам нечего беспокоиться, можете спокойно рассказать мне все, потому что ответ я и сам знаю. Вы не говорите, потому что не можете сказать — вы боитесь.
— Может быть, я и боюсь, мистер Каллаган, — мрачно отозвалась она. — Но мое молчание сейчас, возможно, полезнее, чем все эти разговоры.
— Возможно, — усмехнулся Каллаган.
— Вы ужасно уверены в себе, не так ли? Какой он умный, этот мистер Каллаган! Вы даже не представляете себе, насколько разумнее для вас вести себя тактично. Ведь я могу попросить «Селби, Рокс и Уайт» потребовать от вас отчета об израсходованных пяти тысячах фунтов. Вы хотите, чтобы я это сделала, мистер Каллаган?
— Нет, — ответил Каллаган. — В настоящий момент я не могу ответить на этот вопрос утвердительно. — Он встал. — Я буду действовать, как считаю нужным. Но должен сказать вам, что не стоит особенно беспокоиться из-за показаний Уилфрида. Об этих показаниях знают только клиент и юрист, то есть Уилфрид и мистер Гагель. Никто другой их не видел, а если Щенок сам решит дать ход делу, никто не будет ему мешать. Возможно, они получат новые доказательства. Или вы что-либо сделаете. — Он улыбнулся. — Считайте для себя большой удачей, что этим делом занимаюсь я. Если бы не я, могло быть гораздо хуже. Вы понимаете, что я имею в виду?
— Не знаю. — Она почти хрипела от злости. — И не хочу этого знать. Я вам не верю. И почему вы считаете, что делаете это ради меня? Вы думаете, меня это интересует?
— Не очень, — весело ответил Каллаган. — Не думаю, что и меня это особенно интересует. В таких делах я действую, невзирая на личности, если вы понимаете, что я имею в виду. Вы ужасно приятный человек, пока у вас хорошее настроение, но, когда вы не в духе, вы просто чудовище. Я готов заплатить, чтобы разозлить вас и посмотреть, как вы будете себя вести. Но я не намерен заходить дальше, чем сегодня. Я бываю очень любопытным, особенно если речь идет о женщинах, в которых я не уверен. Никогда не угадаешь, что они собираются делать. И еще: вы иногда кажетесь очень глупой, а единственное, чего я не могу простить женщине, — это глупость… Я ухожу, — продолжал он. — Но позволю себе один намек. Бывают моменты, когда человеку необходим кто-то, кому он может довериться. Жаль, что вы этого не понимаете. И не поймете. Вы только чертовски злитесь, потому что я люблю дразнить таких, как вы. Самое смешное в том, что вы ведь не просто не ненавидите меня, гораздо больше — я вам нравлюсь.
— Вот как, — сказала она и улыбнулась. — Бывают минуты, когда вы кажетесь мне невинным агнцем, мистер Каллаган. В такие моменты вы и пытаетесь убедить меня, что я вас нежно люблю.
Он подошел к двери и почти счастливо улыбнулся.
— Я не буду стараться убеждать вас, миссис Ривертон. Я оставляю это вам. Забыл, как звали человека, который заметил, что ненависть сродни любви. Если вы ненавидите меня, то в один прекрасный день измените свое отношение ко мне. Надеюсь, в этот день я окажусь рядом с вами.
Он захлопнул за собой дверь прежде, чем она сумела ответить.
Она опустилась в кресло и заплакала. И сама удивилась, что плачет. Мысль об этом привела ее в еще большую ярость.
Хуанита, очень привлекательная в черном платье, сидела на диване возле камина, когда заявился Каллаган.
— Пойло в шкафу, сыщик, — сказала она. — Ты уже поймал убийц?
Он сказал, что не поймал и что сезон убийств кончился. Смешал себе «Бурбон» с содой и льдом, добавил немного мяты, закурил сигарету и уселся в кресло напротив нее.
— Как дела, Хуанита? Все в порядке?
— О чем ты говоришь, Слим? — улыбнулась она. — Ты такой таинственный.
— Ничего таинственного. — Каллаган тоже улыбнулся. — Ты спокойна сейчас? Ты перестала волноваться, и я начинаю думать, что твои дела с Чарльстоном идут отлично. Надеюсь, он хорошо относится к тебе?
Хуанита перестала улыбаться. Ее лицо приняло странно серьезное выражение, не свойственное ей.
— Я должна сказать тебе кое-что, ты, старый хрен. И ради всего святого, держи язык за зубами. Я выхожу замуж за Джилла Чарльстона, и ты повинен в этом. Ты говорил мне… может быть, чтобы избавиться от меня…
Он засмеялся.
— Я не скажу ни одной живой душе. Я думаю, что это великая новость. Вы оба будете жить как в огне. Во всяком случае, вы подходите друг другу. Только не забудь пригласить меня крестным отцом.
Он подошел к столу и налил себе еще выпить.
— Когда это произойдет, Хуанита?
— Очень скоро. Как только Джилл закончит свои дела. Мы поедем в Штаты и начнем новую жизнь.
Каллаган кивнул.
— Это прекрасно… Но вам понадобятся свидетели, когда вы будете жениться. И я буду считать себя оскорбленным, если вы не пригласите меня, особенно теперь, когда с делом Ривертона практически покончено.
— Да? А что они с ним сделают, Слим? Он ведь плохо вел себя.
Каллаган усмехнулся.
— Они повесят его. Щенок вышел из себя и застрелил Рафано. Он признался в этом. — Он нащупал в кармане конверт Гагеля. — Вот его показания. Но только это между нами. Прочти.
Хуанита начала читать.
— О боже! Ужасно! Как в детективных романах.
Она прочла показания и вернула их Каллагану.
— Так ты все закончил, Слим?
Он кивнул.
— Я закончу это дело завтра, в среду, а сегодня я был в Саутинг-Виллидже и сказал, что думаю об этом деле. Больше я ничего не могу. Поэтому, когда у тебя будет свадьба, позвони мне… Кроме того, Хуанита, я хочу купить тебе что-нибудь особенное… действительно прекрасное… что-то вроде бриллиантов.
— Я согласна, Слим, — обрадовалась она. — И вот что. Вечером я увижу Джилла и поговорю с ним. Я скажу ему, что ты хочешь быть на свадьбе, и, если он согласится, позвоню тебе.
— Отлично. — Каллаган допил свой «бурбон». — Я пойду, Хуанита. Надо еще заглянуть в контору. Не забудь сообщить мне. Ты же знаешь, я всегда считал вас подходящей парой.
— Я знаю это, Слим. Я думаю, что всегда буду помнить это.
— Молодец. — Он поцеловал ее в кончик носа. — До свидания, милая.
Каллаган зашел в телефонную будку на углу Хей-Хилл и Беркли-сквер и набрал номер Гагеля. Тот сам подошел к телефону.
— Ну? — спросил Каллаган.
— Все просто великолепно, мистер Каллаган. Я позвонил мисс Азельде Диксон и сказал, что мне нужно поговорить с ней. Я сказал, что мистер Менинуэй встретится с ней завтра вечером, все обсудит и заплатит ей сто фунтов в качестве аванса. Встреча в «Серебряном Бору». Кажется, она обрадовалась. Сказала, что придет.
— Как она разговаривала? Может быть, была пьяна или накачалась кокаином?
— Кажется, нет. По-моему, она была в норме. Очевидно, ей нужны деньги.
— Хорошо. Спасибо, Гагель.
— Не за что. Я всегда готов устроить все наилучшим образом для своих клиентов. До свидания, мистер Каллаган.
Каллаган нажал рычаг и позвонил Менинуэю.
— Я насчет работы с Азельдой Диксон, — сказал он. — Ты будешь в «Серебряном Бору» завтра в одиннадцать вечера и задержишь ее там. Расскажешь ей ту историю, которую мы придумали, и уплатишь сотню. Утром зайди в мою контору. Эффи Томпсон даст денег. И задержи Азельду не менее чем до двенадцати. Понял?
— Разумеется, — ответил Менинуэй. — Да, кстати… когда я сам получу остальное?
— Когда закончишь свою работу.
— Спасибо. Все ясно.
Каллаган повесил трубку. Он вышел из будки и закурил сигарету. Потом сел в такси и поехал в контору. Просмотрел пару писем и поднялся к себе. Выпив виски, лег в постель и стал думать о Торле Ривертон. С женщинами всегда трудно: они умеют иногда заставить считаться с собой.
Если бы она с самого начала не была такой набитой дурой, все было бы гораздо проще. Он может, конечно, повернуть по-своему. Надо только хорошенько потрудиться. Но это дьявольски сложно. Если что-нибудь будет не так, один неверный шаг…
Он усмехнулся. Будет чертовски забавно, если не выйдет. У него и так слишком много неприятностей. Грингалл начнет орать: «Оскорбление правосудия!», «Обструкция!» и т. д. и т. п. Гагель будет качать головой, а «Селби, Рокс и Уайт» только выиграет от этого.
Он встал и начал прохаживаться по комнате, на ходу раздеваясь и бросая одежду куда попало.
Конечно, можно начать действовать и сейчас. Но Грингалл узнает об этом… а он, Каллаган, может, ничего и не добьется. Полицейские всегда отличались тупоумием. Им нужны доказательства.
И снова стал думать о Торле. Подумал, что платье из ангоры очень идет женщине с такой фигурой… Да, она умеет носить одежду. Он лег в постель и выключил свет.
В таком положении нельзя думать о женщинах.