Уже три часа утра, а Педро все еще не заговорил.

За три песо я получил от часового гитару, бутылку текилы и пачку сигарет и удобно расположился в ожидании, пока этот парень наконец решит заговорить.

Я уже неоднократно имел возможность убедиться, что никогда не следует торопить мексиканца. Если они захотят говорить, они заговорят сами. А если они молчат, просто спокойно дожидайся, пока у них в голове не появится мысль об американских долларах, а такая мысль рано или поздно, но обязательно у них возникает. Милые мальчики, эти мексиканцы! А какие вежливые! Когда они перерезают тебе горло, они обязательно направляют твою душу к божьей матери, и хотя твоему горлу это отнюдь не помогает, все-таки они считают, что это весьма учтивый жест с их стороны.

Я сижу, прислонившись спиной к стене под окошком с железной решеткой. Лунный свет падает прямо на лицо Педро. Он лежит на скамейке у противоположной стены. Я все время слежу за ним, буквально не отвожу от его лица глаз, все жду, когда же он наконец заговорит.

Я взял на гитаре несколько тихих аккордов и начал потихоньку напевать, просто так, чтобы не задремать. Я импровизирую аккомпанемент к песенке, которую я пел когда-то одной дамочке в горах, когда мне случилось побывать там по работе. Отличная была девчонка! Все у нее было. Правда, немножко мала ростом, но зато какой характер! Помню, как она чуть не запустила в меня мясорубкой, когда ей показалось, что я слишком внимательно приглядывался к местной школьной учительнице. Любовь иногда может обернуться сущим адом. Но вы, вероятно, сами могли в этом убедиться.

Педро повернулся на бок и прислушивался к моему пению. Я пел:

Мы будем жевать резинку и песенки напевать, и будет времени вдоволь посмеяться и поболтать. Ты приди ко мне, милая бэби, ты увидишь, детка моя, нет другого в Мексике парня, что целует крепче, чем я.

Педро сказал, что ему нравится эта песня. Потом он обхватил голову руками и разразился такой кукарачей, что у меня только звон в ушах стоял. Парень может здорово петь, когда захочет!

Допев песенку, он положил гитару и повернулся ко мне. Он был теперь совсем серьезный.

— Сеньор Хеллуп, — сказал он. — Вы должны понять, что самый важный вопрос-это деньги. А вы почему-то ничего не сказали о деньгах! Скажу вам, как кабальеро кабальеро…

Я взял гитару и начал бренчать аккорды. Так, значит, парень начинает с денег. Отлично!

— Слушай, Педро, — сказал я ему. — Я вижу, мы с тобой разговариваем на одном языке. И я вижу, что ты умный парень. Ты забавно это организовал, чтобы нас посадили в тюрьму, где мы можем все спокойно обсудить. Лично я могу вполне тебе довериться. Но это только лично я. А вот ребята, на которых я работаю, они не такие доверчивые. Они ведь не знают, какой ты замечательный парень, Педро! Они хотят, чтобы ты сначала все рассказал, а потом уже может речь идти о деньгах. И поверь мне, как только ты расскажешь, ты немедленно получишь все, что тебе полагается. Понял меня?

Эти слова немного опечалили его.

— А деньги уже в Мексике? — спросил он. Я кивнул.

— Да! И я могу в любой день получить их для тебя. Но сначала мне нужны сведения.

Он снова повернулся на спину и уставился в потолок. Его мучила мысль о деньгах. Он закурил и старательно все обдумывал. Потом повернулся ко мне и начал:

— Я поверю вам, сеньор Хеллуп, — сказал он, — потому что я вижу, что вы настоящий кабальеро. Как только я увидел вас, я с первого взгляда понял: этот сеньор Хеллуп настоящий кабальеро! Я расскажу вам все, что я знаю. А потом мы организуем вам побег отсюда. Вы получите деньги, из которых дадите мне пять тысяч долларов, после чего я отвезу на то место и все вам покажу, сеньор.

— Да? — сказал я.

Я все еще пристально слежу за ним, но пока что ничего подозрительного не заметил.

— Что ж, это будет замечательно, — продолжал я. — Слушай, Педро, а каким образом ты попал в это дело?

Он спустил со скамейки ноги, повернулся и посмотрел на меня. Лицо у него было лукавое. Он сидит, положив руки на колени и слегка наклонившись вперед, и смотрит прямо мне в лицо с той слишком уж честной улыбочкой, которой улыбаются мексиканцы, когда собираются наплести тебе какую-нибудь чертовщину.

— Сеньор Хеллуп, — сказал он. — Вы видите, я смелый парень, очень смелый. Вы также видите, что я нравлюсь женщинам. Скромность не позволяет мне, сеньор Хеллуп, рассказать вам, сколько женщин покончили с собой из-за меня.

Я кивнул и подумал: вероятно, он действительно в своей жизни погубил не одну женщину. И еще я подумал: не найдется, пожалуй, ни одного парня в радиусе ста миль, который не воображал бы, что достаточно любой женщине только взглянуть на него, как она тут же теряет голову от любви.

Он продолжал:

— Некоторые неприятности из-за женщин, а также неудачное революционное восстание в округе Коагуила, с которым я был связан, заставили меня удалиться на некоторое время в уединенное местечко у подножия гор. И вот, когда я находился здесь, я встретился с сеньором Пеппером. Мне он сразу понравился. Он тоже кабальеро. Он живет в хижине у подножия горы и он так же, как вы, подыскивает ранчо для своих друзей из Нью-Йорка.

Я навострил уши. Значит, Пеппер заехал в такую даль. Интересно, зачем он туда помчался? Многое я бы отдал за то, чтобы повидаться с Пеппером.

— Однажды, когда Пеппер куда-то уехал, я зашел к нему в хижину, — продолжал Педро, — а так как я очень любопытный парень и интересуюсь абсолютно всем, я все у него осмотрел. При этом осмотре в одном из сапог Пеппера я нашел удостоверение личности, выданное ему Федеральным бюро расследований Соединенных Штатов Америки. Ага, подумал я, — продолжал Педро, — значит, сеньор Пеппер ведет здесь какую-то игру. Я подумал, какое интересное совпадение, что мы с ним оказались наедине в таком отдаленном месте. И я решил, что он это сделал нарочно, потому что хотел поговорить со мной, и что только его скромность помешала ему поставить меня в известность как о том, что он хочет поговорить со мной, так и о том, что он федеральный работник.

А я думал: ну, это ты, братец, врешь. Что-то не похоже на Пеппера, чтобы он запрятал свое удостоверение личности в сапог. Сапог — это именно то место, которое прежде всего обыскивают парни, привыкшие ездить верхом.

— Я дождался его возвращения, — продолжал Педро, — и когда он вошел в хижину, я отдал ему его удостоверение личности и сказал, что готов сообщить ему все, что мне известно, но за небольшое вознаграждение, скажем, за пять тысяч долларов, американских, конечно.

Он сказал, что поедет куда-то за деньгами, и по возвращении заплатит мне и будет рад выслушать меня. К сожалению, он так и не вернулся, и с тех пор я его ни разу не видел. Хороший он был человек, сеньор, смелый, а какой кабальеро…

— Я знаю, — сказал я. — И с тех пор его никто не видел. Он просто исчез с лица земли. Он кивнул.

— Точно, сеньор, вряд ли есть необходимость напоминать мне, что в настоящий момент в Мексике есть много людей, которые не особо благожелательно относятся к представителям американской федеральной службы, разгуливающим по этой стране и старающихся узнать вещи, в отношении которых некоторые люди предпочитали бы хранить секрет.

Он взглянул на меня и улыбнулся. Его взгляд напомнил мне взгляд удава, когда он рассматривает кролика перед тем, как его проглотить. В данном случае роль кролика, очевидно, принадлежала мне.

Он снова повернулся, закинул ногу на лавку, положил руку под голову и спокойно лежал на спине, разглядывая потолок.

— Я расскажу вам, сеньор Хеллуп, тоже самое, что я рассказал сеньору Пепперу. За две недели до того, как я встретился с Пеппером, т.е. примерно недель пять назад, сеньор, ко мне пришел один из моих друзей, Рамон де Пуэртас. Мой друг Рамон, которому отлично известно, что в настоящий момент мне не хотелось бы, чтобы мое местопребывание стало известно правительству этой страны или какому-нибудь полицейскому патрулю, предложил мне заработать немного денег. Он предложил мне взять на себя охрану одного старого джентльмена и его друга, которые живут на уединенной гасиенде у подножия Сьерра Мадре.

По словам моего друга Рамона, этот старый джентльмен был малость тронутый. Он ученый и проводил какие-то дурацкие эксперименты, которые, по его мнению, должны были облегчить работу по взрыванию скал в серебряных рудниках. Рамон сказал: старик очень богатый, денег у него вагон, и если у него не будет хорошей охраны, каким-нибудь бандитам, которых полно в этой местности, может прийти в голову идея ограбить или похитить его самого или кого-нибудь из его друзей. Поэтому он предложил мне подобрать трех-четырех парней и отправиться на гасиенду, чтобы нести службу охраны этого старого джентльмена.

Мне эта идея очень понравилась, сеньор. Я поехал на гасиенду. Встретил там очаровательного старого джентльмена по имени сеньор Джеймсон, с которым я договорился обо всем. По договору, я должен был с моими четырьмя друзьями по ночам охранять снаружи забор, окружающий гасиенду.

Жить мы должны были в маленьком домике с восточной стороны участка. Снабжение получали из гасиенды. За эту работу я и мои друзья должны были получать 150 мексиканских долларов в неделю.

Ну, вы сами понимаете, сеньор, что я очень обрадовался такому предложению. Местность эта пустынная, находится на значительном расстоянии от населенных пунктов. Значит, полицейский патруль, с которым мне нежелательно встречаться, редко, даже совсем туда не заглядывает.

Он замолчал, слегка повернулся, достал сигарету, закурил ее и сидел, глядя мне в лицо. А хороший актер этот Педро. По выражению его лица я догадался, что сейчас он подходит к самой сути.

— Все это случилось на третью ночь, сеньор, — сказал он. — В тот вечер к старику приехали несколько гостей. Я узнал об этом у служанок-индеанок, работавших на гасиенде.

Сначала приехала леди, потом джентльмен, только я не знал их имен. Вскоре после полуночи, сеньор, я стоял на часах и всматривался в пустыню и думал, какое тихое и спокойное место эта гасиенда. Тут я услышал из дома звуки граммофона. Потом смеялась леди. Я подумал, какая хорошая, мирная ночь.

В этот момент я услышал шум автомобиля и увидел, как по дороге, ведущей к воротам гасиенды, ехала машина. Я взял свое ружье и направился к машине, чтобы посмотреть, что это за визитер к нам пожаловал.

И вдруг на гасиенде раздался ужасный взрыв. Я бросился лицом на землю и начал молиться Мадонне, я подумал, как неудачно, что сеньор Джеймсон выбрал такую тихую ночь, чтобы взорваться от своих глупых экспериментов.

И тут я увидел, что от гасиенды бежал молодой человек, секретарь сеньора Джеймсона. Он подбежал к машине, за рулем которой сидела молодая и очень красивая леди, и объяснил красавице, какая ужасная катастрофа только что произошла. Вероятно, эта леди тоже приехала в гости.

Парень изобразил на своем лице печальную мину и развел руками.

— Как это все было ужасно, сеньор, — сказал он. — Половина гасиенды взорвалась, стену вырвало, а мебель разлетелась в куски. Очевидно, сеньор Джеймсон демонстрировал друзьям свое изобретение, и в это-то время все и произошло. Две служанки были убиты, так же, как и сеньор Джеймсон, леди и молодой человек. Только секретарю удалось спастись, потому что он вышел из дома, чтобы встретить вновь прибывшую молодую леди, которую ожидали гораздо раньше и которая должна благодарить всех святых за то, что она задержалась в пути, иначе и она была бы убита.

Педро потушил сигарету и потянулся.

— Мы похоронили их, сеньор, у восточной стены гасиенды. Сеньора Джеймсона невозможно было узнать. Его разорвало на куски. У молодого человека, приехавшего к нему в гости, оторвало голову. А слуг мы так и не могли найти, валялись только обрывки их одежды.

Все это очень печально, сеньор, потому что из-за этого я, как говорится, потерял довольствие. Вы сами понимаете, что у меня не было никакого желания сообщать о случившемся местному коменданту.

К сожалению, сеньор, на следующий вечер мне с моими друзьями пришлось сесть на коней и отправиться через пустыню обратно. Как красива иногда может быть жизнь, — сказал он и добавил с глубоким вздохом, — и как печальна. Сеньор, это все, что мне известно.

Он снова развалился на скамейке, подложил руки под голову и уставился в потолок.

Я полагаю, что теперь настала моя очередь разыгрывать свою роль.

— О'кей, Педро, — сказал я ему. — Но это почти ничего мне не сказало. Я узнал только, что старик, какая-то девушка и несколько парней погибли. А вот когда ты копался в руинах, ты нашел какие-то бумаги старика или еще что-нибудь?

— Ничего, сеньор! Абсолютно ничего! Все, что находилось на этой стороне гасиенды, все разлетелось в мелкие куски или сгорело. Я, конечно, старательно все обыскал, не осталось ли чего-нибудь ценного, но ничего не нашел.

Я закурил.

— Что ж, нельзя сказать, чтобы это была уж очень подробная информация за пять тысяч долларов, Педро? А? Как ты думаешь?

Он повернулся и посмотрел на меня.

— Сеньор, вы очень меня оскорбляете. У меня ни на минуту не было мысли, чтобы получить от вас деньги до того, как я отвезу вас на гасиенду и вы там все сами обыщите. А между прочим, это место не так то легко найти. Вы его никогда и не найдете, если не обратитесь к помощи опытного проводника, такого, как я, например. До этого места два дня пути. А положение в стране известно. Вам далеко не безопасно будет совершать такую поездку одному. Уверяю вас, учитывая все это, сумма, которую я прошу, не так-то уж велика. Я немного подумал.

— О'кей, — сказал я ему. — Допустим, мы с тобой договоримся. А каким же образом я выберусь из этого санатория?

— Ну, это будет не так трудно устроить, сеньор. Я знаю здешнего часового, это довольно сговорчивый парень. Если мы упомянем о деньгах, он охотно прислушается к нашей просьбе. Сеньор, вот мой план. Мы подождем до завтра, до второй половины дня, потому что утром сделать это нельзя, слишком много народу болтается около тюрьмы. А вот после полудня здесь никого не бывает. Значит, так. Когда к нам придет часовой, я поговорю с ним, и он так устроит, что когда он придет в камеру вечером, то дверь за собой не закроет. Вы уйдете, а я останусь тут в качестве заложника, пока вы с ним не расплатитесь. Это будет стоить очень недорого, ну, скажем, двести песо. Отлично? Значит, вы уйдете и достанете деньги, но только будьте осторожны, держитесь подальше от Темпа-па. А сколько времени пойдет на то, чтобы достать деньги?

— Деньги у меня в машине, — сказал я ему, — а машину я оставил в кустах с восточной стороны города. Я доберусь туда примерно за час. Но обратно мне тоже придется идти пешком, потому что машина у меня испорчена, карбюратор засорился, она не пройдет и ярда.

— Не беспокойтесь, сеньор, — сказал Педро. — Это все мелочи! Вам машина не потребуется. Когда вы достанете деньги, вы спокойно дождитесь ночи. Потом по окраине Темпапа пройдете по дороге, которая идет прямо мимо тюрьмы. В двух милях отсюда вы увидите пустынную дорогу, ведущую на север. Сверните на нее и дойдите до маленького домика. Эта белая каса расположена в долине Назас. Полицейский патруль редко туда заглядывает, кроме того, здешний стражник, вероятно, сообщит им о вашей щедрости.

В этом домике вы найдете сеньору Фернанду Мартинас. Помиритесь с ней! Объясните ей, что ваша грубость носила чисто театральный характер, что это часть нашего маленького плана, потому что я не хочу сердить эту леди, которую я очень люблю. К тому же у нее характер тигра.

Она доставит ваши деньги сюда, в тюрьму. Вы пришлите двести песо для стражника и триста песо для коменданта. Он снова лег. Видимо, он был очень доволен своим планом.

— После того, как я буду освобожден, — продолжал он, — я немедленно присоединяюсь к вам в доме Фернанды, и мы поедем с вами на гасиенду покойного Джеймсона.

Он улыбнулся мне широчайшей улыбкой.

— Ну, как сеньор? — спросил он. — Так дело войдет?

— Пойдет, Педро. Обещаю тебе, я никогда не забуду, как ты его провернул!

Он зевнул, растянулся на лавке и расположился спать. Я долго сидел, смотрел на него и курил. Через несколько минут парень уснул, как младенец.

А я решил все обдумать. Я что-то не могу сообразить: правду мне рассказал Педро или все выдумал? И я ничего не понял относительно взрыва у Джеймсона. Какой там взрыв?! Может быть, Педро считает, что мне известно гораздо больше, чем есть на самом деле? Мне сейчас нужно во что бы то ни стало как можно быстрее добраться до Пеппера.

Лунный свет падает через решетку на лицо Педро, отчего оно похоже на шахматную доску. Я задумался о Фернанде.

Да, вот это женщина! И почему это Педро, такой ничтожный, в сущности, парень, у которого за душой ничего нет, самый низкопробный бандит, и вдруг так крепко связан с красоткой Фернандой? И может быть, он прав, что у нее характер тигрицы, и может быть, именно это делает ее такой красивой!

Мне припомнилась одна бабенка из Чаттануги. Вот интересная была штучка! Ее даже нельзя было назвать хорошенькой до тех пор, пока она не замечала, что ты начинаешь слишком внимательно приглядываться к какой-нибудь другой девчонке.

Вот тогда она свирепела и делалась очень красивой. Только в такие моменты от тебя требовалась большая ловкость, нужно было уметь вовремя подпрыгнуть и увильнуть, чтобы она не попала в тебя каким-нибудь режущим предметом. А после того, как мне рассказали, что эта бэби однажды отрезала одному моряку правое ухо, бросив в него нож с дистанции в 10 ярдов , я вдруг вспомнил, что у меня в Нью-Йорке неотложное дело и умчался с ближайшим поездом.

Но если не считать метания ножей, это была отличная бабенка и очень добрая к животным.

Да, интересные создания, эти женщины. Я считаю, что если бы на свете не было женщин, не было бы необходимости в работниках моей профессии. Парень, который сказал только половину истины, одно дело, а другое — знать, как с ним поступить, когда найдешь!

Любая девчонка, если только у нее не абсолютно безнадежный мордоворот и если ее линии позволяют ей фотографироваться для рекламы в купальном костюме, такая девчонка готова нанести сокрушительный удар любому парню. И всякий раз, когда ты натыкаешься на целый букет неприятностей и преступлений, ты можешь спокойно ставить об заклад месячную зарплату, что обязательно на дне этого дела окажется очаровательная, с самым невинным личиком бэби, запрятавшая в чулок шестидюймовый ножичек, на случай, если ей вдруг захочется очистить яблочко.

Может быть, это является одним из объяснений дружбы Фернанды-Педро?

Я решил, что чем скорее мне удастся вырваться из этой тюрьмы, тем лучше для всех, кого это касается. Я ведь нахожусь в чужой стране и должен заботиться о себе сам, потому что, я полагаю, удостоверение, выданное мне Федеральным бюро расследований, нужно мне здесь столько же, сколько клубничный пломбир нужен отморозившему лицо эскимосу.

Вот так-то.

Я лег на пол и с удовольствием потянулся. В этой камере жара, как в аду летом. Я решил, что надо только уметь ждать и все пойдет своим чередом, даже то, что не хотелось бы некоторым ребятам.

Сквозь решетку светит яркое солнце. Пока я протирал глаза, отгоняя последний сон, я увидел, что Педро через прорезь в двери разговаривает со стражником. Он энергично размахивал руками и что-то очень быстро говорил.

Потом он подошел ко мне, улыбаясь во весь рот.

— Я все устроил, сеньор Хеллуп, — сказал он. — Все будет отлично! Сегодня ровно в пять часов вечера стражник зайдет в нам, а дверь камеры оставит открытой. Пока он будет разговаривать со мной, вы выскользнете из камеры и пойдете направо вдоль прохода до конца, а там повернете налево. Этот коридор приведет вас к боковой двери тюрьмы. Выйдя, быстро бегите, обогните тюрьму и дальше по дорожке, которая ведет в кабачок, откуда нас с вами взяли. За кабачком начинается лесок и по крайней мере дюжина мест, в которых вы можете спрятаться до ночи, потому что, вы сами понимаете, они должны будут сделать вид, что ищут вас. Как только наступит ночь, вы сделайте все, что я говорил вам раньше.

— Хорошо, Педро, — сказал я ему. — Отличная работа! Он вернулся на скамейку и начал бренчать на гитаре. Кажется, мне начинает нравиться этот парень, Педро. Во всяком случае он обладает чувством юмора.

В это время пришел стражник и принес какую-то вонючую жидкость, которую он назвал кофе. Мы выпили его, после чего я попросил Педро разбудить меня, когда придет срок разыгрывать этот колоссальный акт побега из тюрьмы.

Потом я лег на пол и снова уснул, потому что я неоднократно убеждался, что когда тебе больше нечего делать, лучшее занятие это сон, тем более что это ни копейки не стоит. Так сказать, бесплатное развлечение.

Я проснулся и некоторое время лежал, не открывая глаз и не двигаясь. Я думал, что же произойдет с Лемми Коушном, когда начнется эта потеха.

Через несколько минут ко мне подошел Педро.

— Вставайте, сеньор, — сказал он. — Через минуту сюда придет стражник. Приготовьтесь и сделайте все, о чем мы с вами договаривались. Все будет в порядке.

— О'кей, — сказал я.

Я встряхнулся и сел на скамейку. Через минуту услышал, как по коридору шел стражник. Он подошел к двери и начал ее отпирать.

— Ну, давайте, сеньор, — прошептал Педро. — Время пришло. Все должно выглядеть, как побег.

Открылась дверь, вошел часовой и направился к Педро, оставив дверь открытой.

Но я не клюнул на их удочку! Я прыгнул на часового и дал ему правой такой удар в челюсть, от которого даже торпедный катер раскололся бы пополам. Он упал, а я нагнулся и отстегнул от его ремня кобуру.

Педро вытаращенными глазами смотрел на меня.

— Сеньор, — начал он, — сеньор…

— Ну ты, заткнись, подонок, — сказал я ему. — Ты думаешь, я поверил твоим волшебным сказкам, которые ты рассказал мне на сон грядущий о том, как я уйду отсюда? Ты хотел разыграть со мной тот же номер, что и с Лэрьятом? Только у тебя ничего не выйдет на сей раз!

Я прыгнул к Педро и изо всей силы ударил его по затылку рукояткой револьвера. Он свалился, как подкошенный. Я схватил у часового ключи, вышел из камеры, захлопнул за собой дверь и положил ключи себе в карман.

Я стою в коридоре. Педро велел мне бежать направо, потом налево. Отлично! Именно этого-то я как раз и не сделаю! Я знаю, они меня ждут сейчас у того выхода, и не с букетами цветов в руках.

Потому я и повернул налево и тихо на резиновых подошвах прошел по коридору. В конце этого коридора находится комната охраны. Около окна стоит топчан, на котором они спят по ночам. Я залез на топчан, открыл окно и выбрался из помещения тюрьмы.

Я оказался на маленьком дворике с левой стороны тюрьмы. Направо от меня калитка в стене. Я уверенной походкой направился к ней, крепко сжимая в руке револьвер, на случай, если кто-нибудь что-нибудь затеет.

Вдали, впереди здания тюрьмы, слышны какие-то крики.

Я вышел через калитку и побежал по дороге. Пробежал ярдов сто и оглянулся. Парень, стоявший на часах с левой стороны стены, прицелился в меня из ружья. Я отпрыгнул в сторону на секунду раньше, чем он спустил курок. Когда он выстрелил, я бросился на землю и стал, в свою очередь, прицеливаться в него. Парень решил лучше спрятаться в тюремном дворе.

Я встал и бросился бежать дальше. Как же быстро может бежать человек, когда захочет!

Через некоторое время я повернул налево и пошел по тропинке через кустарник. Минут через десять я очутился у подножия горы к востоку от Темпапа, а кабачок остался позади меня справа.

Может быть, я гораздо лучше знаю местность, чем это предполагал Педро…

Я шел еще некоторое время, потом нагнулся за кактусами и прислушался.

Кое-что услышал. Я понял, что произошло. Парни, которые ожидали меня, шумели с той стороны тюрьмы, куда я должен был выйти по указанию Педро. И сейчас они побегут туда, где, как я говорил Педро, стоит моя машина, т. е. с восточной стороны города.

Только они там ничего не найдут, потому что машину-то я оставил на северной стороне, причем она на полном ходу, никакой карбюратор не засорился.

Я немного посидел, отдохнул и начал пробираться на север. У меня пока еще не было определенных планов, но одно было совершенно ясно: нужно дождаться ночи. Откровенно говоря, я очень люблю темноту, особенно когда того и гляди какой-нибудь парень всадит в тебя пулю просто так, посмотреть, как ты будешь корчиться.

Через некоторое время я добрался до оврага, где оставил машину. Я открыл капот и вытащил оттуда ящик с инструментами. Он у меня с двойным дном. Из ящика я достал свой люгер и кварту виски. Выпил и развалился в кактусах примерно в ста ярдах от машины, зажав между коленями люгер, на случай, если какой-нибудь слишком любопытный парень окажется поблизости.

Я решил немножко поспать, потому что мне это было совершенно необходимо в связи с предстоящими событиями.