Понедельник — Лана

Дождь прекратился и выглянуло солнце. Асфальтовое покрытие шоссе, прихотливо петлявшего среди зеленых холмов, стало похоже на блестящую шелковую ленту. Слева от меня тянулись изгороди из цветущего кустарника, за которыми скрывались деревянные домики.

Я нажал на педаль газа и машина помчалась быстрее. На душе было легко, я никогда не чувствовал себя более счастливым, и в голову приходили разные мысли 0 жизни.

Какой-то философ сказал, что образ жизни человека определяется складом его, ума. Я не совсем согласен с этим. По-моему, он определяется еще и готовностью человека к риску. Кому не приходилось рисковать жизнью, тот ничего о ней не знает. Понимаете, что я хочу сказать?

Не то, чтобы я постоянно рисковал жизнью. Нет. И потом неизвестно, как я поведу себя после женитьбы. Кое-кто считает, что я не слишком подхожу для семейной жизни. Во всяком случае, существует еще одно изречение, которое гласит, что характер человека определяется его жизненным опытом. Я столько повидал на своем веку, что у меня должен быть дьявольски сильный характер.

Меня зовут Николас Гейл. Моя мать — американка, родом из Вермонта. Не знаю, что заставило ее покинуть родной штат и приехать в Англию. Наверное, она руководствовалась в этом случае своим чутьем, что и мне завещала делать. Здесь она встретила Гейла, полуангличанина-полуирландца, и на этом ее странствия кончились. Она не вернулась домой, отказавшись от родного города и кленового сиропа, которым тот славился.

По-моему, она поступила правильно. Она была красавицей и могла выйти замуж за любого мужчину, но из всех выбрала Гейла.

Он был предприимчивый, отчаянно храбрый и коварный человек. В его натуре сочетались льстивость и сладкогласие ирландца с несокрушимым здравым смыслом англичанина. По словам матери, своей речью он мог зачаровать птицу на дереве. Она говорила мне, что когда я вырасту, то буду похож на отца.

При воспоминании о матери я улыбнулся.

Проехав деревушку Риклинг, я свернул на узкую дорогу, ведущую в Истборн. Я не обращал особого внимания на места, по которым я проезжал. Мои мысли были заняты более важным — женщиной. Вообще, я часто размышляю о женщинах. При моей работе, если можно назвать работой то, чем я занимался всю войну, — это дает необходимую разрядку и отвлекает от мыслей об опасности. Но теперь я понял, что думать об одной определенной женщине — это нечто совсем иное. Может быть, мне предстоит открыть новую страницу своей жизни!

Я миновал Истборн и дорогой, идущей по берегу моря, добрался до Брайтона. Не знаю, что заставило меня остановиться возле отеля при выезде из города. Наверное, часы на щитке машины — они показывали 18.30, а это было время для выпивки.

Я зашел в бар и совершенно неожиданно увидел Финни, стоявшего у дальнего конца стойки из красного дерева и любезничавшего с барменшей. Он ничуть не изменился и выглядел таким же, как всегда — пухлым, беспечным, с живым блеском в глазах. В любой ситуации он ухитрялся сохранять свой ангельский вид.

Увидев меня, Финни поднял брови.

— Надо же, случается иногда в жизни такое, — сказал он. — Рад видеть тебя, старина. Оказывается, мир тесен.

— Привет, — ответил я. — А я думал, что ты уехал в Канаду.

— Ну ее на фиг, — сказал Финни. — Вопреки всему, что говорят об Англии, она все-таки нравится мне. Я слышал, что ты ушел в отставку?

Я кивнул. Финни заказал два двойных виски с содовой.

— Ну, и как ты чувствуешь себя после этого, Ники? — спросил он.

— Не знаю. Еще не успел свыкнуться со свободой. Мне дали пять тысяч фунтов и медаль. Я чувствую себя как рыба, вытащенная из воды.

— Так и должно быть, — успокоил меня Финни. — Ты счастливчик, Ники. Никому, кроме тебя, не удалось так удачно выскочить из этой проклятой войны. Ты ничуть не изменился. Что собираешься делать?

— Точно не знаю. Кажется, женюсь.

Финни присвистнул.

— Ты — и вдруг женитьба!

— Почему бы и нет? — спросил я. — Надеюсь, законом это не запрещается?

— Нет. Наверное, на той брюнетке?

Я удивленно посмотрел на него.

— На какой еще брюнетке?

Финни отпил виски и сказал:

— Ну, если ты не знаешь на какой, то я и подавно.

Он достал из кармана пачку сигарет и закурил, бросив на меня многозначительный взгляд.

— В чем дело? Что за брюнетка? Я не собираюсь жениться ни на какой брюнетке.

— Нет? А на ком же ты собираешься жениться, прости за нескромный вопрос?

— На одной очень красивой женщине, ты ее не знаешь. Кроме всего прочего, она еще и генеральская дочь. Представляешь себе?

— Нет, не представляю. А она согласна выйти за тебя замуж?

— Кажется, да, — ответил я и заказал еще два двойных виски.

Финни молчал с умным видом.

— Послушай, дружище, в чем дело? — спросил я у него. — К чему вся эта таинственность?

— Просто, если уж ты собираешься жениться на генеральской дочери, то лучше тебе уладить дела с братом брюнетки. По-моему, он страшно зол на тебя.

Я закурил сигарету.

— Финни, сделай одолжение, расскажи мне об этой брюнетке.

— Пожалуйста, раз ты ничего о ней не знаешь. Наверное, и о Гранте Рутнеле ты ничего не слышал?

Рутнела я знал. Он был младшим военным юристом, представлявшем США на Нюрнбергском процессе.

— Какое он имеет отношение к этому делу? — спросил я.

Финни усмехнулся.

— Ладно, я расскажу тебе, потому что ты, похоже, страдаешь потерей памяти. Разве ты не помнишь сестру Рутнела Долорес? Пикантную брюнетку испанского типа?

Меня осенило.

— Теперь вспомнил. Я встретился с ней как-то раз на коктейле в Нюрнберге. После этого мы не виделись.

— Ладно, придерживайся этой версии, раз она тебя устраивает, но вряд ли ее примет Грант Рутнел.

— Почему же он не примет ее? — спросил я. — Расскажи мне об этом.

Финни долго смотрел на меня, потом сказал:

— Ники, возможно таким путем ты устанавливаешь свое алиби. Или может быть у тебя в жизни было так много женщин, что ты не помнишь их всех. Но если твои намерения в отношении генеральской дочери серьезны, то сначала лучше урегулировать свои дела с Долорес Рутнел. Иначе у тебя могут быть неприятности.

— Что ты имеешь в виду?

— А вот что. Когда Долорес встретилась с тобой в Нюрнберге, она была помолвлена с каким-то типом. Сечешь?

Я кивнул.

— О'кей, — продолжал он. — Примерно месяц тому назад этот тип решает жениться, но Долорес отказывает ему. Ее братец приходит в ярость, так как он хотел этого брака, и спрашивает девушку о причине ее отказа. Она заявляет ему, что причина — это ты.

— Вот этого я не понимаю.

— Хватит дурака валять! Она заявила брату, что отношения между вами зашли так далеко, что она не может выйти замуж за другого. Понял?

— Вот теперь понял, — ответил я. — Меня только интересует, почему она так сказала.

Финни пожал плечами.

— Тебе видней. Я предвидел, что когда-нибудь из-за женщин ты попадешь в беду.

— Послушай, Финни, я говорю тебе правду. Я встречался с Долорес Рутнел только один раз на коктейле в Нюрнберге. Я сказал ей «как поживаете» и на этом дело кончилось. С тех пор мы не виделись.

— Есть много способов сказать «как поживаете», — ехидно заметил Финни.

Я не ответил ему ничего, так как обдумывал услышанное. Финни допил свое виски и заказал еще два.

— Значит ее братец Грант зол на меня? — спросил я. Финни кивнул.

— У него старомодные взгляды. Знаешь ведь, каковы эти уроженцы Новой Англии. Он грозится расправиться с парнем, который соблазнил его сестру.

— Значит, это я соблазнил ее?

— Во всяком случае он так считает.

— И Грант хочет, чтобы я женился на ней, иначе мне не поздоровится?

— Такова общая идея, — сказал Финни и подал мне стакан с виски.

— Ну и бурное воображение у некоторых женщин, — заметил я. — Наверное, в этом виновата война.

— Возможно.

Я отпил виски.

— А ты знаешь, где теперь этот Рутнел?

— Он в Лондоне, — ответил Финни. — Работает в посольстве, собирается через месяц вернуться в Америку. Так что тебе нужно только затаиться и переждать это время.

— Возможно имеет смысл так поступить, — сказал я. — А Долорес сейчас в Штатах?

— Нет, она тоже в Лондоне и вернется домой вместе с братом. Наверное, за этот месяц он попытается тебя найти.

— Прекрасно, — сказал я. — Что ж, пожалуй, мне пора ехать.

Я допил виски, а Финни улыбнулся мне.

— Ты странный парень, Ники. В недавнем прошлом, когда мы играли с немцами в прятки, твоя голова работала как счетная машина. Возможно потому, что рядом не было женщин, а если и были, то им некому было пожаловаться. Но стоило войне кончиться, как ты ввязался в неприятную историю. Дружище, это не делает чести твоей сообразительности.

— Ерунда! — ответил я.

— О'кей. Когда же мы увидимся снова? В следующую войну?

— Сейчас я еду в Лондон. Заезжай как-нибудь ко мне. Я по-прежнему живу на Джермин-стрит.

— Непременно, Ники, — пообещал он. — Кстати, ты помнишь парня по имени Майк Линнан, шишку из американской стратегической разведки?

— Еще бы не помнить! Я ведь работал на него в Марселе, когда меня схватило гестапо. Неглупый парень.

— Так вот, он спрашивал о тебе, — сказал Финни. — Он вышел в отставку и создал в Лондоне детективное агентство. Сначала он выполнял кое-какие поручения правительства США, а теперь взялся и за частное дело. Он сказал мне, что у него есть для тебя место.

— Оно меня не интересует, я женюсь.

— Да я уже слышал. На генеральской дочери. Но, может быть, ты разочаруешься в ней?

— Никогда, — ответил я. — Пока, Финни, увидимся позже.

— Конечно. Когда-нибудь… где-нибудь.

Я вышел из отеля и направился к стоянке машин, размышляя о Долорес Рутнел и ее бурном воображении. Хуже всего, что до Ланы могли дойти какие-то слухи. Я решил не садиться сразу за руль, а прогуляться немного по Брайтону и подумать.

Проходя по одной из улиц, я увидел вывеску клуба и зашел в него. Это был обычный дешевый подвальчик с несколькими столиками и стойкой в дальнем конце. Я заказал виски и, глядя на прозрачную жидкость со льдом, стал думать об этой Долорес.

Женщины — странные создания. Трудно заранее сказать, как они поступят. В этом они похожи на кошек: только что она сидела на ковре и вдруг, без всякой причины, прыгнула и начала играть с клубком ниток. Может быть, и Долорес такая. Откуда мне знать.

В другом конце зала сидела компания — двое мужчин и две женщины. Женщины были довольно заурядные, сильно накрашенные. У одной их них была неплохая фигура и одета она была получше. Я оглядел их спутников — худощавых, с напряженными лицами. На них были узкие в талии пиджаки с сильно подложенными плечами. У того мужчины, что сидел ближе ко мне, рот был похож на крысоловку. Он барабанил по столу белыми пальцами. Я почему-то сразу почувствовал к нему антипатию.

Так я и сидел, раздумывая, попивая виски и изредка поглядывая на ту женщину, что была посимпатичней. Но по сути дела я даже не видел ее, потому что думал о Лане.

Вдруг тот парень, что барабанил пальцами по столу, встал и направился ко мне. У него была мягкая кошачья походка, но характер вряд ли был таким же мягким. Он остановился около моего стола и заорал: «Эй, ты!»

— В чем дело?

— Ни в чем, — ответил он. — Просто мне не нравится, что ты смотришь на мою девушку.

— Я ее даже не видел, — сказал я, — но раз ты поднял этот вопрос, то я, пожалуй, погляжу. — Я посмотрел на ту, которая была несколько получше. — Значит, это твоя девушка?

Он кивнул.

— Что ж, тогда пойди и посоветуй ей умыться, и пусть кто-нибудь научит ее пользоваться косметикой. Кстати, заодно с ней и тебе не мешает умыться и побриться.

Я улыбнулся ему.

Он схватил со стола мой стакан с виски и швырнул в меня. Я быстро наклонился, и стакан разбился о стену.

— Придется тебе купить мне виски, приятель.

Он грязно выругался и достал из кармана бритву. Я толкнул в него стол. Сучонок не ожидал этого и упал вперед на меня. Тогда я встретил его боковым ударом, и он завалился влево.

Краем глаза я увидел, что второй мужчина поднимается со своего места, и решил опередить его. Двумя прыжками преодолев расстояние, разделяющее нас, я дважды ударил его: один раз в челюсть, второй раз под сердце. Он свалился как подкошенный. Тогда пришлось вернуться к парню с бритвой. Он уже успел встать и стоял, покачиваясь.

Я сказал ему:

— Слизняк, я не люблю, когда балуются с бритвами. Усвой это. А теперь возьми у бармена для меня виски с содовой.

Он выругался и поднял ногу, чтобы ударить меня. Я схватил его за каблук и коленом стукнул по лицу. На это раз он упал и не поднялся.

Я огляделся.

Две девушки по-прежнему сидели за своим столиком. Приятельница парня с бритвой курила сигарету. У бармена был усталый вид. Казалось, происшедшее никого не удивило. Я поднял за шиворот парня с бритвой и, поддерживая, проводил к стойке. Он подчинился, возможно потому, что нос у него был сломан.

Пришлось поучить его хорошим манерам:

— Попроси виски с содовой, задохлик. Да повежливее.

Он заказал виски. Бармен смешал его с содовой и подал мне. Я выпил.

Бармен хрипло сказал, не обращаясь ни к кому непосредственно:

— Послушайте, нам тут не нужны неприятности.

— Конечно, — согласился я. — Всего хорошего, дамы и господа.

Затем я вышел.

Возвращаясь к своей машине, я подумал о том, что Лане вряд ли понравилась бы эта история.

До своего дома на Джермин-стрит я добрался в 21.30. Оставив машину в гараже, я поднялся в свою квартиру и распаковал багаж.

Приняв душ, я переоделся и выпил виски. Потом подошел к телефону и в раздумье посмотрел на него. У меня появилось немного странное чувство, когда я подумал о том, что могу в любой момент снять трубку и позвонить Лане. Это чувство можно назвать ожиданием или предвкушением чего-то очень важного. Но я гнал его от себя, стараясь избавиться от разочарований. Кроме того, я внутренне побаивался этого звонка возможно потому, что знал слишком много женщин, а это имеет свои отрицательные стороны.

Наконец я набрал номер, и к телефону подошла Лана.

У нее был такой голос, который невозможно забыть. Услышав его, я вспомнил поэму, которую читал в те годы, когда мы все увлекаемся поэзией. В ней женский голос назван «хриплой флейтой». Определение, возможно, не слишком яркое, но общую идею вы, надеюсь, уловили…

— Лана, я вернулся сегодня. В Лондон я нарочно ехал через Истборн, чтобы иметь время подумать о тебе. Сейчас я нахожусь в своей квартире на Джермин-стрит. Мы увидимся сегодня, или мне придется ждать до завтра?

— Мне бы хотелось встретиться с тобой поскорей, — сказала Лана. — Приезжай сейчас же.

Она дала мне адрес их дома на Понт-стрит и повесила трубку. После разговора с ней у меня осталось смутное чувство неудовлетворенности.

Я сел в машину и отправился на Понт-стрит. Дом выглядел респектабельно. Такой же вид имел и его дворецкий. На стенах висели портреты военных в старинных мундирах. Наверное, это были предки Ланы.

Я ждал ее в гостиной и, увидев, как поворачивается ручка двери, загадал:

«Если Лана сразу подойдет и обнимет меня, то все будет в порядке, если же нет, то быть беде».

Она не подошла, и я приготовился к неприятностям.

Выглядела Лана потрясающе. У нее была великолепная фигура, каштановые волосы с золотистым отливом и кожа цвета лучших сливок. Ее рот мог быть и строгим, и нежным, и трепещущим. Длинные ресницы прикрывали ее фиалковые глаза. Мне довелось на своем веку повидать немало женщин, но подобной я еще не встречал. Если вы не получили еще о ней представления, то вообразите себе девушку вашей мечты только еще в десять раз прекраснее.

— Ты не очень рада мне? — сдержанно спросил я. Она немного помолчала, потом ответила:

— Давай сядем и поговорим. Мне нужно кое-что сказать тебе.

Мы сели на диван, и я достал сигареты. Теперь я мог как следует разглядеть ее. Она была одета в черное платье, единственным украшением которого служила нитка жемчуга. На ногах у нее были черные туфли на высоких каблуках. Я подумал, что о ее лодыжках можно написать целую поэму.

— В чем дело, Лана? Это просто реакция на нашу последнюю встречу или что-то более серьезное?

— Сама не знаю, — ответила она. — Во всяком случае наша встреча во Франции была внезапной и короткой. Думаю, что ей не нужно придавать большого значения.

Я подумал: это отставка. А вслух сказал:

— Тогда она значила многое… — Лана кивнула.

— Мне тоже так казалось. Но тогда я не знала тебя и не слышала…

Я ухватился за эту реплику:

— Не слышала о Долорес Рутнел. Верно?

— Да, — кивнула она и, посмотрев на меня, добавила: — По-моему, я тогда находилась под впечатлением твоих военных подвигов. Я столько слышала о них. А потом…

— Давай называть вещи своими именами, — предложил я. — Наша встреча, какой бы она короткой ни была, и та ночь в Париже, и наши обещания — все это потеряло свою ценность после того, как ты услышала какой-то вздор обо мне и этой дурочке Долорес…

— Какой-то вздор! — возмутилась она. — А история с той графиней тоже была вздором? А с блондинкой в Нюрнберге? Забыла ее имя… А с итальянкой, сопровождавшей тебя во время последнего задания?

— Чепуха, — сказал я. — Ты прекрасно знаешь, что все это было до встречи с тобой.

— Все, кроме Долорес, — отрезала она.

В ярости Лана выглядела изумительно. Ее глаза горели, губы дрожали. Я сказал себе: «Ники, ты пропал. Раз в жизни ты влюбился в женщину по-настоящему, а она считает тебя обманщиком. Возможно, так оно и есть, но тебе нужно драться и во что бы то ни стало опровергнуть ее мнение».

— Все, кроме Долорес, — повторила Лана. — Но о ней я узнала уже после нашей встречи, когда ты сказал все, чему я имела глупость поверить.

— Ты поверила тому, что я сказал тебе, потому что это была правда.

— Чепуха! — воскликнула Лана, передразнив меня. Это вышло у нее прелестно, но она была вне себя от ярости.

— Зачем тебе понадобилось испытывать свое искусство на мне? — спросила она. — Зачем? Я всегда считала себя женщиной, для которой в мире будет существовать только один мужчина, и я имела глупость поверить, что им будешь ты.

Она отвернулась, чтобы скрыть набежавшие слезы. Когда она снова взглянула на меня, глаза ее были сухими.

— Отец был высокого мнения о тебе, но после этой истории с Долорес он запретил мне видеться с тобой.

— А ты всегда следуешь советам отца? — попытался я взять циничный тон.

— А почему бы и нет? — отпарировала она. — Я вполне с ним согласна.

Я подумал: никогда нельзя спорить с женщиной там, где не имеешь оружия противнее. Я решил найти такое оружие.

— Хорошо, — сказал я. — Давай выясним все до конца, Лана. Тебе нужен предлог, чтобы освободиться от меня. Все, что ты говорила о своем отношении ко мне — это только слова. История с Долорес стала для тебя таким предлогом. Будь честной и признайся, что я ничего для тебя не значу, что тогда в Париже ты просто поддалась влиянию ночи и лунного света, что ты скучала и хотела немного развлечься.

Лана вскочила и сверкающим взглядом посмотрела на меня. Секунду мне казалось, что она запустит в меня вазу с камина.

— Черт возьми, Ники! — воскликнула она. — Ничего более подлого ты сказать не мог. Сейчас ты узнаешь кое-что. Это была правда, когда я говорила, что люблю тебя. Так оно и было, несмотря на краткость нашей встречи. Я и сейчас все еще люблю тебя, но после этой истории с Долорес между нами все кончено.

— А если я скажу тебе, что в этой истории все ложь? — спросил я.

— Я не поверю тебе, — ответила она.

Услышав это, я пришел в ярость. Я встал, закурил сигарету и сказал:

— Ну что же, пусть будет так. Спасибо за развлечение, леди. А теперь, может быть, вы покажете мне черный ход, чтобы я мог выйти?

Я направился к двери. Лана последовала за мной. Подойдя ко мне, она сказала:

— Если то, что ты говорил в Париже, — правда, то почему же ты не пытаешься доказать, что я ошибаюсь? Почему?

— Не будь ребенком, — сказал я. — Это не так легко. Я нахожусь в невыгодном положении, и тебе это хорошо известно.

— Чем же объясняется твое «невыгодное положение»?

Я улыбнулся.

— Тебе хорошо известна моя репутация в отношении женщин. Когда приходится выполнять работу, подобную той, которую я выполнял в течение пяти лет, нужно отвлекаться от нее каким-то образом. Неужели ты об этом не знаешь? Кроме того, если я говорю тебе что-то, то ты должна верить мне. Тебя устроит это?

— Нет, — ответила Лана и отошла к камину.

Мне подумалось, что я мог бы часами любоваться ее походкой. Она напоминала мне плавное скольжение легких облаков по летнему небу.

Я не пошел за ней, хотя прекрасно видел, как она желала, ждала этого. Но я не мог позволить себе нарушить принципы своих отношений с женщинами, хотя многие утверждают, что вспоминают о том, что у них есть какие-то принципы, именно в тот момент, когда им приходится изменять.

Итак, стоя у двери, я посмотрел на нее улыбаясь и сказал:

— В один прекрасный день ты обнаружишь, что обо мне рассказывали много вздора. Ты не простишь себе, что мы так расстались. Всю жизнь ты будешь жалеть о нашем разрыве и проклинать себя.

Я докурил сигарету и добавил:

— Ну что ж, прощай, Лана… Я всегда буду вспоминать тот вечер в Париже…

— Что ты собираешься сейчас делать? — спросила она, поворачиваясь ко мне.

— Не знаю, — ответил я. — Что-нибудь придумаю. Может быть, попытаюсь найти Долорес Рутнел. Семь бед — один ответ.

Это задело Лану, определенно задело.

— Ники, теперь тебе лучше уйти. Между нами все кончено. Мне очень жаль, но я не могу верить тебе.

— Ладно, конец так конец, — сказал я, взявшись за ручку двери.

Лана произнесла каким-то другим тоном:

— Подожди, я позвоню Чарльзу, и он проводит тебя.

Я остановился. Она подошла к звонку и оказалась в нескольких метрах от меня. Она сказала так тихо, что я едва расслышал ее слова:

— Прошу тебя, расстанемся друзьями.

Она повернулась ко мне, и я протянул к ней руки. Она не пыталась отстраниться и поцеловала меня. Но потом все же позвонила.

— Прощай, Ники, — прошептала Лана. — Я тебя ни когда не забуду. Но так будет лучше для нас обоих. Прощай…

Я последовал за дворецким в холл. Он открыл дверь и улыбнулся мне. Он показался мне неплохим стариком.

— Приятный вечер сегодня, сэр. — Еще бы! — подумал я.

Я медленно ехал по лондонским улицам, думая над сложившейся ситуацией.

Поведение Ланы было мне вполне понятно. Она действительно однолюбка по характеру. Наслушавшись рассказов о моих военных подвигах, она влюбилась в меня, но потом поверила в сплетни относительно меня и Долорес. Иначе и быть не могло, ведь она знала о тех женщинах, которые вторгались ненадолго в мою жизнь и уходили из нее, как и бывает в жизни любого мужчины, особенно, если он является тайным агентом разведки, его голова оценена в кучу марок и в любой момент ему могут перерезать глотку или сделать что-нибудь похуже.

Потом мои мысли обратились к Долорес Рутнел. Я попытался вызвать в памяти ее образ. Высокая и красивая девушка, смуглая и темноволосая. Говорит с мягким южным акцентом.

Мотор машины заглох. Я вылез, чтобы взглянуть на карбюратор, и заметил неподалеку телефонную будку. Зайдя в нее, я набрал номер телефона американского посольства. Мне повезло: я сразу узнал голос человека, взявшего трубку. Это был Сайрус Легхорг. Одно время он работал в ОСС, а теперь был младшим секретарем посольства.

Я назвался ему и спросил:

— Послушай, Сайрус, ты помнишь капитана Гранта Рутнела? Он принимал участие в Нюрнбергском процессе.

Лекхорг сказал, что помнит.

— Мне нужно увидеться с ним по важному делу. Как его найти?

Он сказал, что Рутнел живет в многоквартирном доме на Сент-Джонс-Вуд и добавил:

— Подожди до завтра, утром он придет в посольство. Он осуществляет связь между нами и международной комиссией по военным преступлениям.

Я поблагодарил его и повесил трубку.

Закурив сигарету, я набрал телефон на Сент-Джонс-Вуд. Наконец-то настал момент для откровенного разговора с Рутнелом. Впрочем, я почти сочувствовал ему: он поверил в рассказ сестры, но если бы у меня была сестра, которая поведала мне подобную историю, то я тоже поверил бы ей.

— Хэлло… — раздался низкий протяжный женский голос на другом конце провода.

Это была Долорес.

— Добрый вечер, — сказал я. — Меня зовут Ники Гейл. Мне хотелось бы поговорить с Грантом Рутнелом.

— Хэлло, Ники, — ее голос был сладким, как патока. — А мне вам нечего сказать?

— Нет. Я буду говорить с Грантом.

— Его сейчас нет, — ответила она. — Боюсь, что сегодня вечером он совсем не вернется. — Наступила пауза. — Не смогу ли я заменить его?

Я подумал: а что я в конце концов теряю? Даже захотелось высказать ей все, что я думаю о таких шлюхах, как она.

— Можете, — сказал я. — Я сейчас приеду к вам, если это не слишком поздно.

— Для вас никогда не поздно, я жду.

Я вернулся к машине, привел в порядок карбюратор и поехал к дому Рутнелов. Поднявшись в лифте, я нажал кнопку звонка их квартиры.

Дверь мне открыла Долорес. Она стояла в коридоре и смотрела на меня. Выглядела она как картинка. На ней было розовое плиссированное платье из креп-жоржета и золотые туфли на высоких каблуках. Темные волосы вились у нее по плечам.

Она улыбнулась мне и сказала:

— Очень рада снова увидеться с вами. Входите и выпейте чего-нибудь.

Я вошел, повесил шляпу на вешалку и прошел в гостиную. Долорес подошла к столику и стала смешивать напитки.

— Подождите, — остановил я ее пыл гостеприимства, — может после нашего разговора вы перестанете радоваться встрече со мной.

Долорес взглянула на меня через плечо и улыбнулась:

— Закурите сигарету и успокойтесь. А то у меня такое впечатление, что вы сердитесь на меня. — Она налила напиток в стакан и подала мне. — На меня вы не можете сердиться.

Я постарался ядовито улыбнуться.

— Однако, я сержусь, и это слишком мягко сказано. Представляете, я возвращаюсь сегодня и встречаю в Брайтоне знакомого. Он рассказывает о тех сплетнях, которые ходят о нас с вами. Я поражен. Потому что наша одна-единственная встреча состоялась на коктейле в Нюрнберге. Мы поздоровались, поговорили о погоде и разошлись. И до сегодняшнего дня мы с вами не встречались. Согласны?

Долорес кивнула — согласна.

— Так что вы можете себе представить, — продолжал я, — как я был удивлен, когда услышал, что ваш брак с кем-то расстроился из-за меня. Еще больше я был удивлен, узнав, что вы рассказали брату о том, что я соблазнил вас. Как вам это понравится?

Долорес подошла к камину. Она стояла с бокалом в руке и продолжала улыбаться мне.

— Это мне нравится, Ники.

Я промолчал. Мне пришло в голову, что с этой идиоткой будет трудно прийти к соглашению.

— Что же дальше? — спросил я.

— Послушайте, Ники, — сказала она, — существует два пути к достижению цели: длинный и короткий. Длинный путь меня не устраивал, поэтому я выбрала короткий.

— Объяснитесь подробнее, — предложил я.

— С удовольствием, — согласилась она. — Встретив вас в Нюрнберге, я поняла, что вы тот человек, которого я ждала всю жизнь. Я постаралась разузнать о вас все. Но сама я была в трудном положении, так как была помолвлена с одним человеком. Думаю, что при обычных обстоятельствах я вышла бы за него замуж, но после встречи с вами мне этого не захотелось. Что оставалось делать? Я была знакома с женихом с детства, наш брак был предрешен. Особенно хотел его Грант. Я понимала, что если буду действовать прямолинейно, то мне не удастся отделаться от жениха. — Она улыбнулась. — Итак, мне нужно было добиться двух вещей: избавиться от жениха и снова встретиться с вами. Я избрала для этого кратчайший путь.

— Чистая работа! — заметил я.

— Я понимала, что разорвать помолвку можно только сказав Гранту, что наши с вами отношения зашли слишком далеко. Естественно, он поверил этому. Я знала, что он это дело так не оставит и постарается разыскать вас. Или вы сами узнаете об этой истории и придете ко мне. То и другое меня вполне устраивало. Ну, все так и произошло. Вы здесь.

— Понима-а-аю. Чего же вы от меня теперь ждете? Может быть, мы отправимся прямо в церковь и поженимся?

— Почему бы и нет?

От ее нахальства можно было сойти с ума. Я молчал и пил виски.

Долорес продолжала:

— Я вижу, вы сейчас в затруднении. С мужчиной нам было бы проще уладить дело. Но, как вы уже наверное заметили, я не мужчина, а женщина, и к тому же красивая… Кроме этого есть еще одно важное обстоятельство, не знаю, заинтересует ли оно вас… Я довольно богата.

Я сказал еле сдерживаясь:

— Знаете, что мне хочется сейчас сделать с вами? Перекинуть через колено и так отшлепать, чтобы вы месяц не могли сидеть.

— От вас я и это смогу вытерпеть, — ответила она. Я пропустил это замечание мимо ушей и продолжал раздумывать. Наконец я сказал:

— Вам это просто так не сойдет с рук.

— Неужели вы что-нибудь придумали? — спросила она. — Послушайте, Ники, не будьте дураком… Мне известно о вас все. Последние пять лет вы вели очень трудную жизнь, постоянно подвергались опасности и рисковали. Теперь это позади, но вы чувствуете внутреннюю пустоту, так как напряжение спало, и вы не знаете, куда себя деть. Если вы подумаете над моим предложением, оно вам понравится. Я поговорю с Грантом, мы поженимся — и вы богаты и счастливы.

— А если меня не устраивает ваше предложение? — спросил я. — Безопаснее жить с аллигатором, чем с такой женщиной. Вы, не задумываясь, перережете мне горло, если вам понравится кто-то другой.

Она покачала головой.

— Нет, Ники. Я могу быть счастлива только с вами.

— Черт возьми! Но я-то вас не люблю!

— Вы скоро привыкнете, — небрежно бросила она, закуривая сигарету.

— Послушайте, ваш короткий, но хитроумный ход не приведет вас в «дамки», и я объясню почему. Мне будет нетрудно доказать, что именно я делал в ту ночь в Нюрнберге. Все мои передвижения можно подтвердить. На следующее утро я улетел оттуда в такое место, где вас никак не могло быть. Так что у меня будет алиби, и все узнают, что вы лгунья. Понятно?

Она улыбнулась.

— Понятно. Но кто вам поверит, особенно с вашей репутацией в отношении женщин? Кроме того, в подобных случаях всегда верят женщине, особенно если она не слишком безобразна.

— Мне смешно слушать, как вы называете себя женщиной, в моем понятии женщина — это нечто другое…

— Ну так вы ошибались, Ники, очевидно, вам просто подсовывали манекены, а я настоящая женщина, и вы поймете это, когда мы ближе познакомимся.

На секунду мне вспомнилось, как сегодня днем, проезжая мимо лужаек Сассекса, я думал о предстоящей безоблачной жизни…

— Что же, вы выбрали себе дорогу. Я устал от разговора с вами. Предпочту поговорить с вашим братом.

— Это тоже будет нелегко, Ники, — с сарказмом предупредила она. — У моего брата старомодные взгляды. Сначала он попробует подраться с вами, а потом, наверное, возьмется и за револьвер. Он из тех странных парней, которые все еще рассуждают о фамильной чести.

— Все же я рискну. Всего хорошего.

Я вышел в холл, взял шляпу и спустился в лифте до нижнего этажа. Когда я пошел к выходу, то увидел входящего в парадное Гранта Рутнела.

Я подумал: вот и конец прекрасно проведенного вечера. Остановившись в середине коридора, я стал поджидать его.

Рутнел был забавный тип. Здоровый, глупый и совершенно неопытный. Во время войны он получил некоторые поверхностные знания и считал себя крутым парнем, потому что видел, как действуют настоящие мужчины.

Он отрывисто спросил:

— Вы — Гейл?

— А вы думали, что я Санта Клаус? — Он смотрел на меня, прищурившись.

— Эти шуточки вам не помогут. Я полагаю, вы говорили с моей сестрой?

— Верно, — кивнул я. — Правда, мне пришлось не столько говорить, сколько слушать. У нее прекрасное воображение, и она может одурачить кого угодно.

— Если вы не женитесь на моей сестре, я вас убью. — Я усмехнулся.

— Меня стоило бы убить, если бы я женился на ней. Забавно еще иметь вас своим шурином.

Он сердито сказал:

— Поосторожней, Гейл.

Я отбросил сигарету в сторону и сильно ударил его по лицу. Он стукнул меня кулаком в челюсть и разбил мне скулу. Тогда я вышел из себя и набросился на Рутнела по-настоящему. За несколько минут я познакомил его со всем, чему меня учили в ФБР на курсах десантников и за четыре года работы с врагом. Получилась смесь кэтча, джиу-джитсу и простого мордобоя.

Рутнел пытался отвечать мне, но ему не приходилось раньше иметь дело с бойцами класса Николаса Гейла. Я был очень рад, что за это время никто не зашел в коридор.

Через шесть или семь минут я поднял бездыханное тело Рутнела и втащил его в лифт. Мы поднялись на третий этаж, я расстегнул ему ворот рубашки, развязал галстук и доставил к двери квартиры. У него было на три зуба меньше, чем до встречи со мной, один глаз полузакрыт и окружен разноцветной опухолью. Он тяжело дышал и с трудом стоял на ногах.

Я нажал звонок. Долорес открыла дверь, оглядела нас и улыбнулась мне.

— Вы привели его в порядок, Ники, — сказала она. — Я так и думала. Введите главу семьи в дом, а потом выпьем.

Я проводил Рутнела в спальню и сбросил его на кровать, потом вернулся в гостиную.

— Утром он будет в порядке, — успокоил я Долорес. — Он не в форме для драки и, кроме того, слишком толст. Предупредите его, что в следующий раз я обойдусь с ним жестче.

— Это немного остудит ему голову, — небрежно сказала она и подошла ко мне. — Почему бы вам не принять мое предложение, Ники? Мы составили бы неплохую пару, я все больше убеждаюсь в этом.

— Если бы мы с вами попали на необитаемый остров, то я предпочел бы общество акул, — сказал я.

— Ники, почему вы так злитесь? — мягко спросила она. — Ведь лишняя сплетня вам ничего не убавит и не прибавит, у вас и до этого была неважная репутация.

— Послушайте, — сказал я, — а в вашу очаровательную головку не приходила мысль о том, что у меня может быть любимая девушка, на которой я хочу жениться? Вы, наверное, посмеетесь, узнав, что до нее дошли слухи, распущенные вами.

Но Долорес была серьезна.

— И она порвала с вами? — Я кивнул.

— Это, конечно, довершит ваше торжество.

— Нет, — сказала Долорес, покачав головой. — Теперь я начинаю понимать, что я наделала. Кто она, Ники?.. Я позвоню ей и объясню все.

— Почему вы так внезапно изменили свое решение? — Она указала в сторону спальни.

— Грант никогда не простит вам, что вы избили его. Придется завтра рассказать ему правду, иначе он вас убьет.

— Это неплохая идея, — сказал я. Долорес положила руку мне на плечо.

— Расскажите мне, кто эта девушка. Я позвоню ей и признаюсь во всем… Понимаете, я действительно люблю вас.

Я рассказал ей о Лане, выпил виски и отправился домой.

К сожалению, я забыл поговорку, что каждую минуту на свете рождается дурак.

Часов в двенадцать ночи я вернулся в свою квартиру на Джермин-стрит. Покуривая сигарету, я расхаживал взад-вперед по гостиной и думал о Рутнеле. Если он действительно так глуп, как говорила о нем сестра, то вполне возможно, что, накачавшись виски, он заявится ко мне с револьвером. Забавно было бы, пройдя всю войну, позволить застрелить себя какому-то идиоту только потому, что у его сестры слишком пылкое воображение.

Зазвонил телефон. Я снял трубку и не поверил своим ушам, услышав голос Ланы.

— Хэлло… в чем дело? — спросил я. — Только не говори, что ты изменила обо мне свое мнение.

Она сказала каким-то странным тоном:

— Ники, моя машина стоит прямо напротив твоего дома. Я говорю из будки. Ты не можешь спуститься? Мне нужно поговорить с тобой.

— Да-да, конечно, — я повесил трубку, спустился вниз и перешел через дорогу.

Лана сидела за рулем блестящей черной машины. Поверх платья на ней был короткий меховой жакет. В полумраке ее лицо казалось особенно красивым. Она сказала:

— Ники, после твоего ухода я много думала о твоих словах и пришла к выводу, что человек, сделавший так много во время войны, как ты, имеет право на ошибки.

Я промолчал.

— Сразу после твоего ухода пришел отец, — продолжала она. — Я рассказала ему все, и он посоветовал мне встретиться с Долорес Рутнел. Он узнал ее адрес, и я поехала к ней.

Я усмехнулся.

— Она сказала, что сама собиралась звонить мне. — Лана натянуто улыбнулась, лицо ее казалось застывшим.

— Долорес рассказала мне о том, что между вами произошло. Оказывается, после ухода от меня ты сразу поехал к ней и пытался возобновить любовную связь. В это время пришел ее брат, она рассказала обо всем ему, а ты избил его.

— Ну что же, пусть будет так, — сказал я.

— Ты сердишься, но как я могла не поверить? Чем тогда можно объяснить твой приезд к ней в такое позднее время?

— Мне хочется задать тебе один вопрос: эту историю Долорес рассказала тебе в присутствии своего брата, а?

— Нет. Ему было плохо, и он лежал в спальне.

— Ну что ж, очень мило с твоей стороны, что ты приехала и рассказала мне все. Больше тебе нечего сообщить?

— Кажется, нет, — сказала она. — Как глупо, Ники, что ты ради, женщин отказывался от множества интересных вещей в жизни.

— Послушай, я терпеть не могу, когда мне читают нотации. Если все кончено, то давай поставим на этом точку. Прости меня, но мне кажется, что ты глупа. Когда-нибудь ты убедишься в этом. — Я усмехнулся. — Хотя, возможно, что я дурак. Подставил свою голову, чтобы Долорес Рутнел стукнула по ней. Что ж, прощай, Лана.

Я вернулся в свою квартиру и подошел к окну. Машина Ланы все еще стояла у противоположного тротуара. Я видел ее руки, лежащие на руле. Через минуту машина отъехала.

— Итак, все кончено, — подумал я и пошел за виски. Сейчас это было мне необходимо.

Я уже направился в спальню, когда снова зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал голос с американским акцентом:

— Это Гейл?

— Да.

— Говорит Майк Линнан. Сегодня я разговаривал с Финни в Брайтоне. Он сказал мне, что виделся с тобой и упомянул о месте, которое я предлагаю тебе в моем агентстве. Это правда, что оно тебя не заинтересовало?

— Тогда — так и было, — сказал я, — но теперь обстоятельства изменились. Мне нужно уехать из Англии куда угодно: в Италию, Францию, Германию, хоть на Северный полюс.

— Может быть, тебе надоел Лондон, а не Англия? — предположил Линнан. — Тогда у меня есть для тебя работа. Только не за границей, а в Девоншире, в прелестном местечке, называющемся Мелки.

Я начал что-то говорить, но он перебил меня:

— Подожди минутку. Если ты думаешь, что эта работа не подойдет тебе, то ты ошибаешься, Ники. Я сам выбрал бы именно такое дело, если бы захотел отвлечься. Кроме того, за него ты сможешь получить королевский гонорар.

Я раздумывал минуту, потом сказал:

— Согласен. Мне нужно уехать из Лондона. Когда мы сможем поговорить о деле?

— Прямо сейчас. Я буду у тебя через пятнадцать минут.

— О'кей, — я повесил трубку, затем поставил на стол стакан, графин с виски, закурил сигарету и стал ждать Линнана.

 

Вторник — Клодетта

Спустились сумерки, когда я добрался до Мелки. Я остановил машину на набережной, где начали загораться фонари. Слева, на холме над заливом возвышался Палас-отель. Перед его фасадом зеленели газоны и росли пальмы.

Мысленно я вернулся к делу Денизы Эллерден. Она, конечно, попала в затруднительное положение.

Интересно, удастся ли ей помочь? Что касается меня, то мои успехи в расследовании во многом зависели от того, понравится мне клиент или нет.

Я завел машину и поехал в Корт-отель, где Майк Линнан заказал мне номер. Это был маленький комфортабельный отель старомодной постройки. Майк сказал, что давно знаком с ним. Там хорошее обслуживание, не слишком много никеля и хрома и прекрасный винный погреб, который почти не пострадал от вторжения американцев, расквартированных здесь во время войны.

Мое жилище находилось на первом этаже: большая гостиная и спальня с примыкающей к ней ванной. Я распаковал вещи, принял душ и пообедал. Затем закурил сигарету и стал обдумывать, как лучше подойти к делу Эллерден. Мне было совершенно ясно, что расследование должно идти по каким-то новым каналам, настолько оно было необычно.

Но вскоре я оставил это занятие, так как знал, что в затруднительных случаях лучше всего полагаться на чутье и действовать экспромтом. Я снял телефонную трубку и попросил девушку на коммутаторе соединить меня с домом Эллерденов.

Спустя десять минут я уже был на пути к этому дому. Он располагался на мысу, вдававшемся в гладь залива. Дом был большой и содержался в порядке, несмотря на теперешнюю нехватку рабочих рук.

Вышколенный дворецкий провел меня по коридору, застеленному толстым ковром, в кабинет, где ждал Джон Эллерден.

Это был высокий широкоплечий мужчина с седыми полосами и энергичным лицом. Он был похож на преуспевающего промышленника, удалившегося от дел, каковым и являлся в действительности. Мистер Эллерден не стал терять времени даром и сразу взялся за дело.

— Садитесь, мистер Гейл. Я постараюсь как можно короче изложить вам свое дело. Тогда вы скажете мне, что тут можно предпринять, и как вы собираетесь действовать.

— Мое правило — никогда не рассказывать никому о своих планах, главным образом потому, что я сам часто не знаю, что буду делать. Но я с удовольствием выслушаю вас.

— Это очень деликатное дело, мистер Гейл, — сказал он. — Оно касается моей семьи и поэтому я имею право знать, как вы предполагаете работать над ним.

— Линнан обещал мне, что я буду работать самостоятельно, — возразил я. — Я взялся за дело только на этих условиях. В противном случае вам лучше поискать себе другого детектива.

Эллерден резко спросил:

— Вы, кажется, очень независимый человек?

— Да, — ответил я. — А вам что, нужна марионетка? Тогда возьмитесь за дело сами.

Секунду я думал, что он вспылит, но он вдруг улыбнулся:

— Возможно, вы и правы. Тогда выслушайте, что произошло. Моя семья состоит из трех человек: меня самого, жены и дочери Денизы. Должен вам сказать, что моя дочь очень красива. Причем, это вполне объективное мнение, оно не зависит от отцовского пристрастия. Именно поэтому я и пришел в ужас, узнав о том, что случилось.

Он замолчал. Видно, ему нелегко было посвящать в семейные дела постороннего человека, но после паузы продолжил:

— В 45-ом году и в начале 46-го мы принимали у себя американских офицеров, расквартированных неподалеку. В наш городок на побережье приезжали на уик-энды американские летчики с авиабазы в Эксетаре. Так что ничего удивительного не было в том, что Дениза познакомилась с Хартом Алленом. Вам приходилось слышать о нем?

— Да, конечно, — ответил я. — Аллен — один из лучших американских летчиков-истребителей. Он, кажется, получил все возможные награды за храбрость.

Эллерден кивнул.

— Совершенно верно, это все так, но это только одна сторона медали, а, узнав о другой стороне — его характере, я стал беспокоиться за Денизу.

— Почему? Разве она принадлежит к девушкам, за которых следует беспокоиться?

— Нет, но, естественно, меня интересует, с кем моя дочь проводит время. А у Аллена была плохая репутация. Он слишком много пил и был, скажем… неравнодушен к женщинам. Кроме того, он был неразборчив в этом отношении.

— В этом он не одинок, — сказал я. — Многие мужчины, которым пришлось воевать, поступали так.

Он кивнул.

— Согласен. Но в случае с Алленом это было несколько иначе.

— Вы предполагаете, что мисс Эллерден проводила слишком много времени в обществе Аллена? — спросил я.

Он покачал головой.

— Нет, она проводила с ним не больше времени, чем с другими молодыми офицерами, которых мы принимали у себя дома или где-нибудь еще. Мы устраивали вечера и здесь, и в Кантри-клубе в Мелки, а иногда в клубе Форест-Хилла, это местечко в десяти милях от Тотнеса. Но у Денизы не было любимцев среди гостей, да и вообще она никогда не интересовалась молодыми людьми.

— Да? — спросил я. — А сколько ей лет?

— Двадцать шесть, но она очень спокойная девушка, Гейл, к тому же привязана к дому и родителям. Кроме этого, у моей дочери масса увлечений — верховая езда, гольф, чтение. К этому прибавилась очень нелегкая работа во время войны. Я хочу, чтобы вы поняли, что отношения между Алленом и Денизой были обычными…

— Вы точно знаете это или только предполагаете?

— Точно знаю, — ответил он.

— Хорошо, продолжайте рассказывать и не сердитесь, если я иногда буду перебивать вас. Мне нужно полностью представить себе дело.

Эллерден продолжал:

— В середине сорок шестого года Аллен вернулся в Штаты. Кажется, его эскадрилья последней покинула Эльстер. Примерно полгода назад, в конце сорок шестого года, я дал согласие на помолвку Денизы с молодым человеком по имени Юстас Трединор. Вас интересуют более подробные сведения о нем?

Я кивнул.

— Трединор принадлежит к семейству, которое издавна поселилось в этих местах. Он является потомком тех испанцев, которые были захвачены в плен Фрэнсисом Дрейком. Трединор живет в родовом поместье, ему принадлежит большая ферма, его репутация безупречна. В этом году Дениза и Трединор должны были пожениться. По правде говоря, если бы не произошел неприятный инцидент, они были бы женаты.

— Кто же решил отсрочить свадьбу? Трединор или вы?

— Ни тот, ни другой, — ответил он. — Это сделала Дениза. Естественно, она была очень расстроена, но думала не столько о себе, сколько о Юстасе. А Трединор и я предоставили ей возможность самой решать этот вопрос. Я надеюсь, что они поженятся в конце года.

— Значит, Трединор воспринял этот инцидент спокойно?

— Да… насколько спокойно может воспринять это влюбленный мужчина.

— Когда это случилось? — спросил я.

— Месяца полтора назад. Линнан показывал вам газету?

— Нет, но мне хотелось бы посмотреть ее.

— Я покажу, — сказал Эллерден, — но прежде мне нужно кое-что объяснить вам. У нас в городе выходит еженедельная газета «Мелки-рекорд» с довольно большим тиражом. Неподалеку на побережье расположен маленький городок Майплор, где тоже получают эту газету. Издание приходит туда в одно время с нашим, и нем только заменяют специальную подборку местных новостей. Эту подборку помещают на внутренней странице.

— Понимаю, — сказал я. — Именно среди новостей в майплорском издании и появилась эта информация. Значит, заметку набирали и поставили в номер здесь, в помещении местной газеты?

— Да, — ответил Эллерден. — Сейчас я покажу вам этот номер.

Он открыл ключом ящик стола, достал оттуда сложенный номер и подал мне. Это была обычная газета, какие выходят в городах на побережье. На внутренней странице была колонка, озаглавленная «местные новости и слухи». Она протянулась во всю высоту страницы, и ее последняя заметка была отчеркнута синим карандашом.

«Наши проницательные читатели, в особенности те, что посещают клуб Форест-Хилл, не будут удивлены, узнав о том, что свадьба очаровательной Денизы Эллерден и Юстаса Трединора из Трединор-Маунт отложена. Нам кажется, что любой жених, даже такой добродушный и сговорчивый, как Юстас, был бы шокирован слухами о близости, существующей между мисс Эллерден и лихим американским летчиком Хартом Алленом. Можно держать пари, что свадьба не состоится…

Во всяком случае, если бы мы были на месте Трединора, она бы не состоялась… Однако те, кто всегда считал, что в отношении как напитков, так и женщин капитан Харт Аллен больше интересовался количеством, а не качеством, признают, что на этот раз его требования, во всяком случае в отношении красоты, были несколько выше обычного».

Я присвистнул:

— Черт возьми!

Свернув газету, я передал ее Эллердену.

— Должно быть это стоило «Мелки-рекорд» чертовски много денег… Клевета в печати… Сколько номеров газеты вышло?

— И «Мелки-рекорд», и издание для Майплора печатаются рано утром в четверг. В 8 часов утра тираж был уже там, и около четырехсот номеров газеты разошлось прежде, чем редактор заметил эту вопиющую клевету.

— Представляю, какой поднялся шум. А что сказал редактор?

Эллерден пожал плечами.

— Что он мог сказать? Ему ничего не было известно. По сути дела, в семь часов вечера накануне газета была набрана, сверстана в печать и заперта. Следовательно, чтобы вставить заметку, содержащую клевету, нужно было проникнуть в наборный цех. Причем сделать это мог только человек, хорошо знакомый с работой наборщика, и сначала подозрения пали на мастера наборного цеха.

— Но он этого не делал? — спросил я.

— Да, не делал. Редактор был уверен, что виноват именно мастер Чарльз Роукс, потому что после ухода всех рабочих он один вернулся в наборный цех и работал там с семи до восьми вечера. Его приход и уход были пробиты на часах, отмечающих время работы. Но при проверке выяснилось, что он справился с заданием раньше, но уговорил сторожа пробить на его карточке восемь часов, чтобы получить сверхурочные. Фактически Роукс не оставался в наборном цехе один.

— А этот ночной сторож? — спросил я.

— Он не умеет набирать, а человек, заменивший заметку в газете, был умелым наборщиком. Кроме того, ночной сторож является вполне надежным человеком. С 8 часов вечера наборный цех был заперт, и никто не входил туда.

— Но кто-то ведь заменил заметку! — воскликнул я.

— Да, кто-то заменил, — согласился Эллерден.

— Почему вы так уверены, что не Роукс? — спросил я. — Он мог проникнуть в наборный цех каким-нибудь другим путем.

— Мы интересовались этим вопросом, — пояснил Эллерден, — но у Роукса есть алиби. В то время, когда мы проводили свое расследование, у Денизы была горничная. Она очень религиозная шотландка, давно жила у нас и никогда не сказала и слова неправды. Так вот, в тот вечер, в среду, горничная Денизы Мэри Мак-Дугал отправилась в Нью-Тоннэбот и встретила на улице Роукса, который с какой-то женщиной направлялся в кино на семичасовой сеанс. Из кино они вышли в 21.30 и поехали в Мелки на автобусе. Вместе с ними этим автобусом вернулась и Мэри. Известно, что с автобуса Роукс направился в пивную, где оставался с друзьями до закрытия, а потом сразу вернулся домой.

— Почему эта горничная запомнила, что она видела Роукса? — спросил я. — Как она могла запомнить, в какой день это было?

— Мэри предана Денизе. После того, как все произошло, Дениза была, конечно, расстроена и рассказала Мэри, что подозревает Роукса. Тогда та вспомнила, что видела его. Она давно хотела навестить подругу, но не могла сделать это, так как у нее было плохо со зрением, а ее новые очки не были готовы.

Наконец, днем в среду она получила их (это произошло за день до того, как печаталась газета), именно потому она и запомнила дату. Впервые за полгода ей удалось съездить в Нью-Эббат, и именно тогда она и видела Роукса.

— Значит, Роукс не мог вставить заметку, и никому не известно, кто это сделал? — подвел итог я.

— Так обстоят дела, — согласился Эллерден.

— И я должен найти злоумышленника?

— Хочется верить, что вам это удастся. И надеюсь, что вы сделаете это так, чтобы за этим не последовали новые неприятности.

— Что вы имеете в виду? — спросил я. Эллерден объяснил:

— Совершенно ясно, что автором этой заметки является человек, который не любит кого-то из членов нашей семьи и хочет причинить нам вред. Возможно, что на одной пакости он не остановится. Мы хотим, чтобы Дениза и Юстас поженились в этом году. А вдруг их свадьба послужит основанием для новой неприятной выходки?

— Вполне возможно, — согласился я. — Один раз этому человеку удалось причинить вам неприятность и остаться не пойманным. Может быть, он попробует еще раз. Если, конечно, он не принадлежит к тем людям, которые любят почить на лаврах.

— Думаю, что у него другой характер. Его нужно найти, Гейл, во что бы то ни стало.

— А что думает по этому поводу ваша жена? — спросил я.

Она восприняла все менее болезненно, чем я, — ответил он. — Жена считает, что это могло быть сделано из ревности, чтобы повредить Денизе, и убеждена, что лучше не копать это дело. Вот почему я прошу вас не беспокоить ее.

— Жаль, — сказал я. — Мне хотелось бы с ней поговорить. Ее мнение может оказаться полезным.

Эллерден пожал плечами.

— Сегодня вечером она в театре. В любом случае я не думаю, что разговор с ней даст вам что-нибудь. Она склонна считать все это злой шуткой и полагает, что лучше не будить спящих собак…

Я кивнул.

— Значит, вы не сказали ей, что нанимаете детектива, чтобы расследовать этот случай.

— Не сказал. По-моему, чем меньше говорить о таком деле, тем лучше. Во всяком случае я надеюсь, что вы будете вести дело осмотрительно.

— Откуда я знаю? Иногда осмотрительность бывает лишней.

Он снова пожал плечами.

— Ваша задача найти негодяя, поместившего эту заметку в газету, и узнать, как он это сделал.

Я встал.

— Спасибо за информацию. Позже я встречусь с вами. Если я буду нужен, найдите меня в Корт-отеле.

Попрощавшись, я вышел.

В Корт-отель я возвращался медленно, чтобы полюбоваться пейзажем. Поднявшись в свой номер, я позвонил Линнану и рассказал о встрече с Эллерденом.

— А что ты думаешь об этом, Ники? — спросил он.

— Пока ничего, — ответил я. — У меня нет ни одной зацепки для начала дела.

— Это меня не волнует. Я уверен, что ты найдешь ее.

— Надеюсь. А пока у меня есть вопрос к тебе. В данный момент Финни у тебя чем-нибудь занят?

— Нет. А он тебе нужен?

— Послушай, Майк… давай сделаем так. Пошли Финни с машиной в Майплор. Пусть остановится там в отеле и сразу сообщит мне свой адрес и номер телефона. Потом пусть сидит и ждет, пока он не понадобится.

— О'кей, — согласился Линнан. — Я направлю его завтра. Какое на тебя впечатление произвел Эллерден?

— Он понравился мне: знает, чего добивается, но действует осторожно, так как боится за дочь.

Линнан рассмеялся.

— На месте Эллердена ты бы тоже боялся.

— Наверное, — сказал я.

— Помоги ему, Ники. Он чертовски хорошо платит нам.

— А что, если я не найду того типа, который является виновником всех бед? — спросил я.

— Откуда такой пессимизм? Я уверен, что ты найдешь его. Пока, Ники.

После разговора с Линнаном я прошел по комнате, спустился вниз на лифте, сел в машину и поехал к театру. Я вышел из машины неподалеку от стоянки перед театром. Было 22.45. Я прошелся вдоль длинного ряда автомобилей, ожидавших своих хозяев. Большинство из них выглядело неплохо. Очевидно, Мелки — богатый город. Я посмотрел фотографии польского балета у входа в театр, затем вошел в фойе и подошел к билетеру.

— Добрый вечер, — сказал я. — Миссис Эллерден еще в театре?

— Да, сэр, — ответил он, — но спектакль еще не кончился. Зрители выйдут минут через пять.

— Я не хотел бы ее пропустить. Где ее машина? — Он указал в сторону стоянки.

— Вон там в конце стоит ее «ролс-бентли».

Дверь машины не была заперта. Я открыл ее и забрался на заднее сидение.

Минут через пять-шесть на переднее сидение села женщина. Она была очень хороша для своих сорока шести — сорока семи лет.

— Добрый вечер, миссис Эллерден.

Она оглянулась на меня, изумленно подняв брови.

— Простите меня за вторжение в вашу машину, но мне не хотелось слоняться возле театра. Меня зовут Гейл, я детектив. Меня нанял ваш муж для расследования истории с заметкой.

— О, вот как? — сказала она.

У нее был приятный голос. На пальцах, лежащих на руле, сверкали дорогие кольца.

— Вы не находите, что выбрали довольно странное место для встречи, мистер Гейл?

— Видите ли, ваш муж посоветовал мне не беспокоить вас в связи с этим делом. Поэтому я решил, что имеет смысл встретиться без свидетелей…

Миссис Эллерден улыбнулась и сказала:

— Возможно вы и правы, мистер Детектив. Давайте поедем куда-нибудь, где сможем спокойно поговорить. — Она раздумывала с минуту. — Сегодня в Палас-отеле танцевальный вечер. Там будет много народа, и на нас не обратят внимания.

Миссис Эллерден завела машину, и мы стали подниматься вверх по холму к большому отелю.

Войдя в отель, мы прошли через бальный зал и оказались в большой нише. Миссис Эллерден подозвала официанта и заказала ему виски с содовой и кофе.

— Итак, мистер Гейл, чем я могу вам помочь?

— Для начала вы можете удовлетворить мое любопытство. Как вы понимаете, миссис Эллерден, у меня еще не было времени для расследования. Пока что мне известно следующее: какой-то человек, не слишком расположенный к вашей дочери Денизе, ухитрился поместить скандальную заметку в местной газете. Никому не известно, как заметка попала туда и кто набрал ее. Насколько я слышал, редактор публично извинился за это и в возмещение ущерба выплатил большую сумму денег местной больнице. Вот и все, что я знаю, а этого недостаточно, чтобы продолжить расследование.

Миссис Эллерден пожала плечами. Взглянув на нее, я подумал, что выглядит она лет на десять моложе своего возраста.

— Не знаю, что вам удастся сделать, мистер Гейл. Во всяком случае вам будет трудно работать, и я боюсь, что это не приведет к добру.

— Почему? — спросил я.

— Вред уже причинен, и лучше не касаться больных мест. В наше время жизнь летит быстро, и через полгода никто уже не вспомнит об этой истории. Дениза, я надеюсь, выйдет замуж, и все кончится благополучно. Тогда как, если вы разворошите здешний улей…

— Почему вы думаете, что я что-то разворошу? — перебил я ее. — А вдруг мои методы более тонки?

Миссис Эллерден насмешливо взглянула на меня.

— Возможно, мистер Гейл, вы такой проницательный детектив, что вам удастся обнаружить то, что не смог найти никто, — сказала она. — Но я не вижу, чем могу быть вам полезна.

— Я объясню вам, чем. Ваш муж сказал мне, что не хочет беспокоить вас в связи с этим делом потому, что вы считаете, что лучше не будить спящих собак. Но единственная ли это причина? — Я посмотрел на нее. — Нет ли другой, по которой вы противитесь расследованию?

— А какая еще может быть причина? Единственная, я люблю свою дочь.

Я кивнул.

— Вы не думаете, что есть основания для той статьи? Может быть, действительно Дениза скомпрометировала себя с Алленом?

Она снова рассмеялась.

— Вы не задали бы такой вопрос, если бы знали Денизу. Она холодна, как айсберг, и превыше всего в ней развито чувство долга. По сути дела, ей не очень нравилось развлекать американских офицеров: они слишком много пили. Но это нужно было делать, и она делала. Я знаю, что Аллен ей даже не нравился. Она много раз говорила мне об этом.

— Понятно, — сказал я. — А вы не предполагаете, кто мог поместить заметку в газету?

Она пожала плечами.

— Понятия не имею. Может быть, это сделала из ревности какая-нибудь женщина. Ведь Дениза очень красива.

— Возможно, — согласился я. — Но ревнивой женщине было бы довольно трудно проникнуть в наборный цех, набрать заметку, заменить ею старую. Причем, все это сделать так умело, что при печатании газеты на следующий день никто не заметил замены.

— Что ж, пожалуй, вы правы, — ее голос выражал безразличие и скуку.

Мне показалось, что наш разговор надоел ей. Официант принес виски. Миссис Эллерден подняла бокал и посмотрела на меня поверх него.

— Выпьем за ваш успех, — предложила она. — Надеюсь, вам удастся поймать виновника этой истории и при этом поднять со дна не слишком много грязи. И все-таки я считаю, что мой муж поступил опрометчиво, поручив это дело детективу, хотя я и не собираюсь говорить ему об этом.

— Значит, вы не расскажете ему о нашей встрече? — спросил я.

— Вот именно. Вряд ли ему понравится, мистер Гейл, что после предупреждения не беспокоить меня по поводу этой истории, вы сразу поехали к театру, чтобы поговорить со мной. Поэтому я ничего ему не скажу.

Я допил виски.

— Значит, миссис Эллерден, вы считаете, что глупо начинать это расследование? — уточнил я. — И вы уверены, что этот шантаж не будет иметь продолжения?

— Таково мое мнение. Эта заметка была опубликована, чтобы навредить моей дочери. Увидев, что несмотря на это, свадьба Денизы и Юстаса состоится, виновник успокоится, тогда как ваше расследование может толкнуть его на продолжение.

— Возможно, я соглашусь с вашим мнением, миссис Эллерден, — заметил я.

— А что вы тогда сделаете?

— Вернусь в отель, сложу вещи и уеду в Лондон.

— А что может помочь вам принять такое решение? — мягко спросила она.

Я усмехнулся:

— Миссис Эллерден, от кого-то я слышал, что каждый человек имеет свою цену.

Она рассмеялась.

— И сколько же вы стоите?

— Не знаю. В наше суровое время никто не может позволить себе быть слишком дорогим.

Ее лицо стало серьезным.

— Я хочу сделать вам одно предложение, и надеюсь, вы его правильно поймете. Я знаю, что мой муж решил докопаться до сути дела, и думаю, что он неправ. Вы рассчитывали на хороший гонорар независимо от исхода дела. Поэтому я предлагаю уплатить вам гонорар, мистер Гейл. Потом вы вернетесь к себе в отель, походите три дня по городу и скажете мужу, что вам ничего не удалось выяснить.

— Сколько, миссис Эллерден? — спросил я. Она с улыбкой оглядела меня.

— Определить это довольно трудно, потому что вы выглядите, мистер Гейл, не дешево. Вас устроит, если я выпишу чек на пятьсот фунтов?

— Почему бы и нет? — одарил я ее ответной улыбкой. — Надо идти навстречу клиентам.

Я допил виски.

Миссис Эллерден достала ручку, чековую книжку и сказала:

— Завтра утром вы можете получить по нему деньги в банке. — Она отдала мне чек, и я спрятал его в карман. — А теперь мне нужно идти. Я рада, что у нас состоялась эта встреча, мистер Гейл. По-моему, вы очень разумный человек.

Я встал. Миссис Эллерден попрощалась и ушла. Когда она проходила по залу, я обратил внимание на ее грациозную походку и молодую подтянутую фигуру.

Я сел и еще заказал себе виски с содовой.

Из отеля я вышел в полночь. Кругом было пустынно, луна заливала окрестности серебром, темнели только тени от машин. Ночь была теплой, воздух — ароматным.

Когда я шел к своей машине, меня вдруг окликнули: «Мистер Гейл!»

Я резко повернулся и увидел мужчину. Он представлял из себя любопытное зрелище: щуплый, небольшого роста, одетый в костюм хорошего покроя и белый жилет, по которому вилась тонкая платиновая цепочка. Белую шелковую рубашку украшал черный муаровый галстук-бабочка. Брюки изящно спадали на узкие лакированные туфли.

На лице с высокими скулами и женским ртом блуждала кривая улыбка. Его светлые волосы лежали аккуратными локонами, и я не удивился бы, узнав, что он из компании «голубых».

В общем, он показался мне до отвращения смазливым.

Я спросил:

— Да? Чем могу служить? — Он спокойно ответил:

— Насколько я понимаю, вы нуждаетесь в помощи, и я могу вам помочь.

Он стоял, улыбаясь, как школьница.

— Откуда вы знаете, что меня зовут Гейл, и чем вы можете мне помочь? — спросил я.

Его лицо приняло выражение превосходства.

— А я сообразительный человек, мистер Гейл, очень сообразительный. К вашему сведению, меня зовут Клод Уинс. Некоторые друзья называют меня Клодеттой, что просто убивает меня. Ужасно, не правда ли?

Мне еле удалось скрыть раздражение:

— Итак, мы установили факт, что друзья называют вас Клодеттой, что вы очень сообразительный человек, что вас зовут Уинс. Что же дальше?

— По профессии я декоратор, занимаюсь отделкой интерьеров, — сказал он с усмешкой. — Я — настоящий художник, но, к сожалению, в наше время приходится быть дельцом. У меня имеется договоренность с большинством хозяев мотелей в Мелки, согласно которой они уведомляют меня о приезде состоятельных людей и джентльменов. Мне сообщили о вашем приезде, и я вспомнил кое-что…

— Что именно?

— У меня очень хорошая память, и я вспомнил, что вскоре после войны читал в газетах истории об одном ловком разведчице. Его звали Николас Гейл. В газетах были помещены фотографии, ваши фотографии, мистер Гейл…

— Не буду спорить с вами. Ну, и что из этого?

— Меня заинтересовало, что вы делаете здесь, — Уинс понизил голос.

Он придвинулся ко мне и запах духов от его прически подействовал на меня как газовая атака.

— Сегодня вечером, когда вы беседовали с миссис Эллерден, я внезапно понял, зачем вы приехали сюда. Вы собираетесь расследовать, кто поместил в газете ту страшно забавную заметку о Денизе Эллерден. Поэтому я решил подождать, когда вы выйдете.

— Ладно, все понятно, — сказал я.

Мы подошли к моей машине и сели в нее. Затем я поехал в сторону Майплора.

— Итак, почему бы вам не облегчить душу чистосердечным признанием? — спросил я.

Уинс рассмеялся.

— Это не так-то легко, мистер Гейл. Видите ли, я вынужден зарабатывать себе на жизнь. Приходится думать о своем будущем…

— Короче, — прервал я его. — Что вы хотите продать мне и за сколько?

— Вы ужасно прямолинейны, — обиделся он, — но я постараюсь ответить на ваши вопросы. — Уинс откинулся на спинку сиденья. У меня создалось впечатление, что он любуется собой. Он сказал: — Насколько я понимаю, вы работаете для Эллердена, а он очень богат и хорошо заплатит, если вам удастся найти виновника этой статьи. Так вот, я могу помочь вам в поисках, мне это нетрудно будет сделать.

— Сколько вы хотите за это? — спросил я, снова начиная раздражаться.

Клод Уинс повернулся ко мне, и я увидел его кривую улыбку. Он был похож на сатану, прикидывающегося херувимом. «Сатана» пожал плечами и небрежно ответил:

— Я сказал, что могу помочь вам в поисках, но не сказал, что сделаю это… В любом: случае мне нужно подумать.

— Думайте скорей, — сказал я, — и учтите, что можно получить за это приличную сумму.

Мне пришла в голову одна мысль.

— Если вы назовете мне виновника статьи о Денизе Эллерден и докажете это, то я дам вам пятьсот фунтов.

— Это чертовски большая сумма, — ответил он осторожно.

Некоторое время мы молчали. Я решил дать Уинсу время на размышление.

— Послушайте, — сказал я, — сегодня вечером я разговаривал с миссис Эллерден. Она настроена против расследования и за то, чтобы я не проводил его, дала мне чек на пятьсот фунтов.

Клод Уинс посмотрел на меня. В темноте его глаза светились, как у кошки.

— Что вы собираетесь делать? — спросил он.

— Я собираюсь отдать этот чек вам. Завтра утром вы сможете получить по нему деньги, а потом вернетесь, и мы поговорим.

Он засмеялся.

— Вы думаете, что я такой дурак? В банке от меня потребуют, чтобы я расписался на чеке, а когда он вернется к миссис Эллерден, она поймет, что ее деньги получил я, и кое-что заподозрит.

— Не бойтесь, — успокоил его я. — Смотрите.

Я достал из кармана чек и расписался на обратной его стороне, затем протянул Уинсу.

— Теперь вам не нужно его подписывать.

— Да… я завтра получу по нему деньги, — сказал он со скрытой радостью. — Но есть одно осложнение.

— Какое?

— Мне нужно все обдумать, как следует. Определенный ответ я дам вам завтра. Утром я получу деньги в банке, а после ленча позвоню вам в отель. Я назову вам место встречи, и, когда мы увидимся, произойдет одно из двух: или я расскажу вам все и оставлю пятьсот фунтов себе, или откажусь говорить и верну эти деньги. Это вас устроит? Вы вполне можете доверять мне.

Я усмехнулся.

— Сделаем, как вы предлагаете. Завтра после ленча я буду ждать вашего звонка.

— Договорились, — сказал он.

Я развернул машину и поехал в сторону Мелки. На одной из тихих улиц Уинс вышел из машины, прощаясь, он улыбнулся своей кривой улыбкой:

— Знаете, возможно это покажется вам немного преждевременным, но я должен сказать, что вы мне понравились. По-моему, вы ужасно милый.

— Спокойной ночи.

Я попрощался с ним и подумал про себя: погоди немного, Клодетта, может быть, ты еще во мне разочаруешься.

Прежде чем отъехать, я немного позабавился, глядя, как это существо семенит по залитой лунным светом дорожке.

Проехав немного, я остановился около телефонной будки, вошел в нее и набрал номер полицейского управления. К телефону подошел детектив-инспектор Мак-Эндрю.

Я представился:

— Мистер Мак-Эндрю, меня зовут Николас Гейл, возможно, вам знакомо мое имя. Во время войны я работал в разведке вместе с Чарли Даггасом и суперинтендантом Ломэкосом.

— Мне знакомо ваше имя, мистер Гейл, — сказал инспектор. — Чем могу помочь вам?

— Я провожу здесь расследование по поручению агентства Линнана. Остановился в Корт-отеле. Меня интересует, вам известен человек по имени Клод Уинс?

Инспектор рассмеялся.

— Конечно, его все знают. Он декоратор. Довольно странный молодой человек. У нас на него никаких материалов, если вы это имеете в виду.

— Нет, дело не в этом, — сказал я. — Вам что-нибудь известно о его родителях?

— Нет.

Это и было мне нужно.

— Когда-то я знал его отца, Что касается молодого Уинса, то дело заключается в следующем. Сегодня вечером мы встретились, и он попросил одолжить довольно крупную сумму денег. Я отказал, но достал бумажник, чтобы дать ему десять фунтов. Случайно бумажник упал, и Уинс помог мне собрать выпавшие из него вещи. Позже я обнаружил, что из бумажника пропал чек на пятьсот фунтов.

— И вы думаете, что его взял Уинс? — спросил инспектор.

— Я уверен в этом и хочу, чтобы вы помогли мне проучить его. Завтра утром он наверняка отправится в банк, чтобы получить деньги. Чек выдан миссис Эллерден и подписан мной. Мне хотелось бы попросить вас послать в банк своего человека, чтобы он проследил, получит Уинс деньги или нет. Я встречусь с ним и припугну, но если он не вернет деньги, я подам на него в суд, и тогда мне понадобятся показания вашего агента.

— Хорошо, мистер Гейл, — сказал инспектор. — Если Уинс получит деньги, я вам позвоню.

Я поблагодарил его, повесил трубку и вернулся в отель.

Что ж, возможно, Клодетта и сообразительный человек, но его беда в том, что он недостаточно сообразительный, чтобы играть со мной.

Выпив виски с содовой, я отправился спать.

 

Среда — Дениза

Я перевернулся на спину и отдался на волю морского течения. Море уносило все печали, и я, чувствуя себя почти счастливым, стал думать о Лане, но все, связанное с ней, казалось далеким и нереальным. Обстановка изменилась, и нынешние заботы оттеснили прошлые.

Я перевернулся и поплыл дальше в море, потом снова лег на спину и начал думать о Джоне Эллердене, который хотел выяснить историю с заметкой, о его жене Вайолет Эллерден, которой этого не хотелось, и о Клоде Уинсе, интересующимся, главным образом, деньгами. Меня занимало, как много ему было известно и откуда.

В общем, дело обстояло неплохо, так как расследование сдвинулось с мертвой точки, и следовало ожидать развития событий. Прежде всего, миссис Эллерден должна как-то отреагировать на то, что я взял ее деньги, но не уехал из города. Кроме того, интересно будет посмотреть на Клода, когда он поймет, что я загнал его в угол.

Я немного позабавился мыслью пойти к редактору «Мелки-рекорд» и поговорить с ним об этом деле, но отказался от нее. Вряд ли ему было известно что-то, а включать лишнего человека в круг расследования не стоило.

Одно мне было совершенно ясно: человек, подменивший заметку в газете, сделал это очень ловко. Ему удалось замести за собой все следы, что не всегда получается у мошенников.

У него должен быть какой-то мотив, вероятно, скрытый, чтобы желать зла Денизе.

Виновником этой заметки в равной степени мог быть и мужчина, и женщина. Если даже Дениза была равнодушна к мужчинам, то она могла кому-то подать необоснованные надежды, и тот человек решил помешать ее браку с Трединором просто так, со зла. В некоторых случаях мужчины ведут себя как дети. Надеюсь, вам это известно?

Если виновницей была женщина, то причиной ее поступка тоже могла быть ревность. Из мести Трединору она могла помешать его браку с Денизой. В таком случае от нее можно ждать дальнейших действий. Вероятно, Эллерден был прав, решив расследовать это дело и найти виновного.

Я перевернулся и поплыл к берегу. Выйдя из воды, обтерся под тентом, оделся и пошел к отелю. Девушка на коммутаторе сообщила, что мне звонили, и дала номер. Я позвонил инспектору Мак-Эндрю.

Инспектор был краток:

— Человек, о котором мы вчера говорили, получил деньги в сумме пятисот фунтов. Он взял их пятифунтовыми билетами.

Я поблагодарил его и сказал, что если решу возбудить дело против Уинса, то приду в полицию. Распрощавшись, я повесил трубку и отправился в ресторан. За ленчем я думал о Клодетте.

В 14.30 я вернулся в свой номер, и через пять минут он позвонил по телефону.

— Мне нужно увидеться с вами, мистер Гейл, — сказал он. — У меня есть для вас новости. Вы свободны в 17 часов?

Мы назначили встречу в Шеппи, находившимся на некотором расстоянии от города по дороге в Майплор. После этого я разделся и лег спать. Никогда не знаешь заранее, вдруг это может понадобиться.

Но прежде чем заснуть, я мысленно вернулся к миссис Эллерден. Она была красивой моложавой женщиной и подошла к тому возрасту, когда легко теряют голову, особенно, если приходится развлекать кучу американских летчиков, которых не очень интересует возраст красивой женщины, а с экстерьером у нее все было в порядке, и она прекрасно знала об этом.

Я не стал пока строить версий, а решил, что лучше будет уснуть.

В 16 часов я встал, принял душ, оделся, выпил четыре чашки кофе и отправился на машине к месту встречи с Уинсом. Был превосходный день, и я подумал о том, как было бы хорошо, если бы рядом со мной сидела Лана.

Я решил в ближайшее время все-таки встретиться и объяснить некоторые вещи.

Бар, в котором было назначено свидание, пустовал. Бармен в белой куртке перетирал за стойкой бокалы. В углу за столиком сидел Клод Уинс, свежий, как майский цветочек, и пил лимонад. Он был в светлом костюме, коричневых ботинках, желтовато-коричневой рубашке и сером шелковом галстуке с широкой лиловой полосой.

Я взял у бармена виски с содовой и подошел к его столику. Усевшись рядом, я закурил сигарету. Уинс посмотрел на меня со своей обычной кривой улыбкой и сказал:

— У меня для вас плохие новости. Мне страшно жаль, но я все обдумал и решил не рассказывать вам о деле. Мне кажется, это было бы некрасиво. Вот ваши деньги.

Он подал мне пачку денег. Я пересчитал их и спрятал в карман, после чего заявил:

— Нет, Клодетта, так дело не пойдет. Вы должны рассказать мне все.

— А как вы заставите меня сделать это? — фыркнул он.

Я усмехнулся.

— Вы считаете меня круглым дураком и думаете, что я отпущу вас так просто?

— Что вы хотите этим сказать? — спросил он насторожившись.

— Слушай, милашка, — сказал я, — слушай внимательно. Когда ты вчера взял у меня чек, то сказал, что тебе нужно время на раздумье. Но если ты хотел подумать, то зачем нужно было брать чек? Ты мог встретиться со мной сегодня, дать информацию и получить от меня деньги. Сказать тебе, зачем тебе был нужен чек?

Уинс ничего не ответил и только следил за мной злым взглядом. Ноздри его носа раздувались.

— Сегодня утром ты получил по чеку деньги и показал их человеку, замешанному в историю с заметкой. Ты никогда не собирался ничего рассказывать мне. Ты показал их ему и сказал, что эти деньги обещаны тебе за информацию. Тогда он согласился дать больше и велел вернуть мне деньги и ничего не говорить. Ясно?

Я видел, как тонкие губы Уинса дрожали от ярости.

— Ну, и что ты теперь скажешь, мозгляк паршивый?

— Ничего, — ответил он спокойно.

Я покачал головой.

— Нет, ты сейчас же все расскажешь мне.

Он достал из кармана золотой портсигар и закурил сигарету. Его руки дрожали.

— Это еще не все, — сказал я. — Вчера вечером я позвонил в полицию и поговорил с инспектором Мак-Эндрю. Я рассказал ему, что ты украл у меня чек и что, если ты его не вернешь, я сдам тебя властям. Сегодня в банке был полицейский агент, который проследил, как ты получал деньги. Но теперь в банке не записывают пятифунтовых банкнот, так что тебе не удастся доказать, что ты отдал их мне. Понятно, Клодетта? Если ты не расскажешь мне то, что меня интересует, я передам тебя полиции, а это конец!

Сигарета выпала из рук Уинса, он побледнел, как смерть.

— Мерзавец, чертов ублюдок, — прошипел он. — Как бы мне хотелось убить тебя, вырвать глаза…

Я выслушал все, что ему хотелось бы сделать со мной. Это было неприятно, у него была богатая фантазия. Потом я дружески улыбнулся.

— Ну так как? Будешь говорить или мне придется передать тебя полиции?

Он подумал немного, потом пожал плечами.

— Вы загнали меня в угол. Что же делать, рано или поздно это все равно выяснится.

— Как я понимаю, это будет долгая история? — осведомился я.

Он кивнул, глядя в пол.

— Да. Кроме того, я должен показать вам письма. Здесь говорить об этом нельзя. Давайте встретимся сегодня в моем коттедже неподалеку от Гара-рок и там я расскажу вам все.

— Где находится этот коттедж? — спросил я.

— Вам нужно ехать отсюда на Кингс-бридж, потом на Ист-Потмут и оттуда на вершину Гара-рок. Машину оставьте у здания береговой охраны, его легко найти, и идите по тропинке по краю утеса. Через пятнадцать минут дойдете до моего коттеджа, он там один. Вас устроит 21.30?

— Почему 21.30? — спросил я.

— Потому что, черт вас возьми, мне придется кое-что сделать до этого.

Я улыбнулся.

— Значит я был прав. Кто-то уплатил тебе за молчание, но тебе придется вернуть этому человеку деньги и объяснить все.

— Поверьте мне, это будет нелегко, — злобно сказал он.

— Еще бы! Шантаж вообще трудное дело. Слишком трудное, особенно, когда приходится расплачиваться.

Уинс поднял брови.

— Вы так думаете? — спросил он, неприятно улыбнувшись. — Со мной еще не кончено, даже несмотря на то, что придется рассказать вам кое-что. Отнюдь нет.

Я встал.

— Не будем спорить, Клодетта. В 21.30 я буду в коттедже на Гара-рок и рассчитываю услышать от тебя правду и ничего кроме правды. Если тебя там не будет, я пойду в полицию с заявлением.

— Я буду там, — сказал он. — Возможно, узнав правду, вы не будете так радоваться. Может быть, вы пожалеете о том, что были со мной так хитры и тверды.

Уинс захихикал.

— Черт с тобой! — сказал я и вышел из бара.

Я вернулся в отель, приказал принести виски с содовой и стал думать о Клодетте. Я был уверен, что он встретится со мной и все расскажет. Другого выхода у него не было. Он был коренным жителем Мелки, здесь у него было ателье, так что уехать он не мог.

По-видимому, он немного подрабатывал на стороне шантажом. Вы даже не представляете себе, сколько в наше время развелось шантажистов. Это стало настоящей профессией.

Значит, Уинсу придется теперь вернуть деньги тому человеку. Возможно, после этого тот обратит внимание на меня и попробует подкупить. Это может привести к довольно забавной ситуации.

Зазвонил телефон. Это был Финни.

— Привет, Ники, — сказал он. — Все как в добрые старые времена. Я приехал в Майплор час назад и остановился в Ланд-отеле. Это милый городок, и вид из моего окна на залив очень живописный. Как обстоят наши дела?

— Майк Линнан обрисовал тебе ситуацию? — спросил я.

— Да, в общих чертах, — ответил он. — Любопытное дело, многообещающее. Куда направиться теперь?

— Поболтайся здесь, — предложил я, — проверь кое-кого. Прежде всего миссис Эллерден: чем занимается, ее хобби, что делала во время войны и прочее. Затем здесь есть один тип по имени Клод Уинс — декоратор. Узнай его материальное положение, с кем дружит. Все это нужно сделать тонко, чтобы никого не насторожить. Понятно?

— Понятно, — ответил Финни.

— У Денизы Эллерден была горничная по имени Мэри Мак-Дугал, — продолжал я. — Насколько я понял, она от них ушла. Выясни причину ее ухода, и где она теперь.

— О'кей, — сказал Финни.

— Позвони мне завтра в полдень.

После разговора с Финни я спустился в бар и выпил пару коктейлей. Сидя за столиком, я старался вызвать в памяти лицо Ланы, но чем дольше думал, тем дальше она уходила от меня, а вместо ее лица в памяти всплыла бледная перекошенная физиономия Клодетты.

Я понял, что смогу спокойно думать о Лане только тогда, когда кончу с делом Эллердена. Я твердо решил закруглить порученное мне расследование, выпил в поддержку этого решения еще один коктейль и занялся чтением вечерних газет.

Я остановил машину рядом с домиком береговой охраны неподалеку от дороги, ведущей на гребень утеса, и стал подниматься по ней.

Наступили сумерки, но даже при вечернем освещении вид отсюда открывался изумительный. Скалы поросли жесткой травой, и между ними в самых неожиданных местах встречались небольшие группы деревьев. На расстоянии в полмили от меня, там, где дорожка обвивала гребень холма, скала круто обрывалась к морю. Где-то там, у среза скалы, стоит коттедж Уинса.

Я закурил сигарету. На душе у меня было хорошо, а это означало, что во мне пробудился интерес к этому делу. Мысли мои вернулись к Клоду. Интересно, к кому он пошел после разговора со мной?

Мне показалось, что человек, давший ему деньги, и виновник заметки в газете — разные люди. Так мне подсказывала интуиция.

Несмотря на проигрыш, Клод пытался дерзить мне. Я вспомнил фразу о том, что с ним еще не покончено.

Я перевалил через гребень холма и остановился, чтобы полюбоваться видом. Холм переходил в пологий скат, над которым возвышалась одинокая скала. Здесь, под ее защитой, и стоял коттедж, к которому вела узкая дорожка, выложенная белым камнем.

Коттедж был одноэтажный, с красной черепичной крышей. По одной его стене вился плющ, рядом с домом стояла пустая собачья конура.

Я посмотрел на часы: было 21.30, когда я подошел к коттеджу и толкнул дверь. Она открылась, и я вошел в дом. На стене в обычном месте находился выключатель, и я зажег свет. Оглядевшись, я увидел, что нахожусь в крошечном холле, отделанном деревом. Из него я вошел в основную комнату коттеджа.

Это была большая, красиво обставленная гостиная. На полу лежал дорогой ковер, в углу стоял письменный стол и несколько кресел. Слева находилась дверь в другую комнату. Я прошел туда и зажег свет.

Это была спальня, рядом с которой находилась ванная. Здесь тоже была неплохая мебель, хотя в целом комнаты были обставлены излишне затейливо, по-женски.

Я погасил свет в спальне и вернулся в гостиную. На столе лежала записка, адресованная Николасу Гейлу. Почерк был неровный, угловатый. Я развернул ее, в ней было всего несколько слов: «И черт с тобой тоже!»

Я вспомнил, что это была моя последняя фраза, которую я сказал Уинсу. Я спрятал записку в карман. Может быть, я ошибся в Клоде, и он решил не возвращать деньги тому человеку, а просто удрать с ними?

Неожиданно кто-то вырубил свет в холле. Теперь все комнаты были погружены в темноту, если не считать слабого отблеска со стороны окна, полузадернутого занавесками.

Послышались шаги, и в комнату кто-то вошел. В полутьме я с трудом различил три громоздкие фигуры.

Я обошел стол и прислонился к стене. Рукой я пошарил на столе и нашел тяжелую пепельницу.

— Ну, мистер Гейл, — сказал мужской голос, — давайте немного побеседуем. Это будет неплохо для вашего здоровья.

На звук этого голоса я швырнул пепельницу. Мужчина выругался, и началось настоящее дело. С самого начала я не имел в этой драке ни малейшего шанса. Трое на одного в комнате, не дающей простора для маневра, это слишком.

Меня ударили дубинкой по голове, и почти одновременно я получил свинг в челюсть, пинок в коленную чашечку и короткий удар под сердце.

Я упал на колени и попытался ухватить нападавшего за ноги, но удар дубинкой по шее подсказал мне, что лучше держаться прямо. Я ухитрился снова прижаться к стене.

Тот же голос сказал:

— Держите его, не давайте уйти от стены.

Две пары рук прижали меня к стене, а чья-то нога ударила меня в голень, очевидно, чтобы просто напомнить, что иногда лучше вести себя потише.

Я почувствовал, как тонкая струйка крови стекает у меня по лицу, и подумал, что в конце концов Клод, может быть, не так уж и глуп.

Чья-то рука откинула занавеску, стало немного светлей. Говоривший мужчина стоял передо мной. Я слышал тяжелое дыхание его сообщников, державших меня распластанным по стене.

Голос сказал:

— Придется проучить вас, мистер Гейл, чтобы вы больше не пугали таких простаков, как Клод Уинс. Вам нравится швыряться пепельницами? Так получите!

Я старался правильно рассчитать время и, когда пепельницу с разбитыми краями сунули мне в лицо, резко повернул голову, но почувствовал, как острый край прошелся по носу. Хорошенькие маленькие звездочки заплясали у меня перед глазами.

Голос сказал:

— Отпустите мистера Гейла, ему дурно. — Мужчины отпустили меня. Я привалился к стене и попытался собраться с силами, но это было трудно. Мои глаза застилало туманом.

— Ну, на сегодня хватит, мистер Гейл, — сказал голос. — Вы будете впредь вести себя хорошо, иначе придется бритвой попортить ваш вид.

Эти слова были для убедительности подкреплены ударом в челюсть. Он доконал меня, и я начал потихоньку сползать по стене. Пол медленно приближался ко мне.

Я лежал на полу и ждал заключительного пинка. Подобная работа всегда завершалась пинком, но я не знал, куда он будет направлен. Я решил, что, вероятно, в лицо.

Я стал медленно тащить по полу руку, чтобы прикрыть лицо, но она наткнулась на ботинок главаря.

Я обхватил его пальцами, наверное, в смутной надежде предотвратить пинок.

В моем гаснущем сознании мелькали обрывки странных мыслей. Например, я подумал, что этот ботинок старомоден. В этот момент его хозяин наступил мне на руку. Я ощупал пальцами подошву. Гвозди в нее были забиты группами по три. Я нащупал одну группу, в которой оставался только один гвоздь, а два выпали.

Мне пришла в голову слегка истеричная мысль о том, что главарю группы скоро придется чинить обувь.

Ботинок вырвался из моих слабых пальцев. Голос сказал:

— Забавляетесь, мистер Гейл? Как вам понравится это?

Я поднял руку к лицу, чтобы защититься от удара. Но он пришелся не в лицо, а в живот. После этого меня поглотила темнота.

Процесс возвращения сознания обычно похож на возвращение со дна моря.

Прошло, наверное, немало времени, прежде чем я пришел в себя и вспомнил, что случилось. Перед уходом троица задернула занавески на окне, и в комнате царила полная темнота. Она гипнотизировала меня.

Я лежал на полу, вытянув ноги. Одна сторона моего лица горела от пореза, нанесенного пепельницей. Тупая боль распространялась по всему животу. Мне и раньше отбивали внутренности, и я радовался этой боли, так как знал, что она обещает всего лишь внутренний ушиб, не больше. Если бы появились симптомы кровоизлияния, то дело могло кончиться для меня неважно.

Я попробовал подняться, но это усилие причинило мне новую боль. Голова у меня буквально раскалывалась. Я перекатился на живот, уперся руками в пол и попытался встать на колени. Это не удалось. Я хотел доползти до спальни, так как мне нужна была вода.

Я начал двигаться в сторону спальни. Дорога заняла немало времени. Добравшись до двери, я с трудом открыл ее и даже дотянулся до выключателя и зажег свет. Но это усилие потребовало такого труда, что после него мне пришлось лечь на пол и отдохнуть минут пять. Накатила тошнота, и меня вырвало.

Но после этого я почувствовал себя лучше. Я подстегнул себя мыслью о «Голосе» и его ботинках, о том, что я сделаю с ним, когда поймаю. Это немного помогло.

Я лежал на полу и смотрел в темноту гостиной. Кто-то зажег свет в холле. Мне не был виден человек, но через минуту я услышал шорох шелковой женской юбки.

Женщина подошла ко мне и сказала:

— Не двигайтесь и ни о чем не беспокойтесь, Я достану для вас воды.

Вскоре я почувствовал прикосновение мокрой губки ко лбу. Мне подумалось, что дела принимают неплохой оборот.

— Не открывайте глаза, — сказала она. — Наверное, у вас сильно болит голова. Я помогу вам лечь на кровать. А пока не разговаривайте.

Я и не пытался. У меня было такое ощущение, как будто в моей голове бьют кузнечные молоты, а нижняя челюсть совершенно онемела. Я полежал еще немного на полу.

— А теперь попробуйте встать, — сказала она.

С ее помощью я ухитрился подняться, дошел до кровати и повалился на нее.

Тут я снова потерял сознание.

Когда я пришел в себя, у меня на лице лежал мокрый носовой платок. Я несколько раз глубоко вздохнул и пришел к выводу, что, принимая во внимание все обстоятельства, я чувствую себя не так уж и плохо, что со временем ко мне вернется интерес к жизни.

Я открыл глаза и взглянул на свою спасительницу. Потом снова закрыл, потому что не поверил им. Это было слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Со второго раза я понял, что это не сон. Девушка существовала на самом деле.

Она стояла около кровати и смотрела на меня. Белый горностаевый жакет лежал на кресле в углу. Девушка была в белом платье с широкой юбкой. Ее плечи, шею, руки и лицо покрывал золотистый загар, который бывает у молодых здоровых людей, когда они плавают, гуляют и вообще проводят много времени на открытом воздухе. У нее были волосы медового цвета и синие глаза, затененные длинными ресницами. Она была высокого роста с изящной фигурой, словом, уникальна.

Я сказал:

— Это неправда. Я не верю этому.

— Что неправда? — удивилась она.

— Вы, — ответил я. — Мне довелось немало повидать на своем веку, но таких красивых женщин я не видел.

Моя спасительница улыбнулась. Это была странная улыбка, глаза в ней не участвовали, они оставались серьезными и грустными.

— Попробую найти для вас виски, — сказала она. — Оно вам не помешает сейчас.

Я взглянул на свои руки. Одна из них была грязной и кровоточила от ботинка «Голоса».

— Да, это было бы неплохо, — согласился я, — а если вы найдете для меня полотенце и намочите его, то это будет совсем хорошо.

Девушка пошла в ванную. Я услышал, как открывается и закрывается вода. Она вернулась с мокрым полотенцем.

— К сожалению, мне пришлось уже использовать ваш носовой платок, — сказала она, подавая мне полотенце. — А теперь я попробую найти виски.

Моя добрая фея ушла в гостиную. Я лежал, откинувшись на подушки, и думал о том, что могло заставить эту девушку в белом вечернем платье так поздно приехать сюда.

Фея вернулась с бутылкой бренди и стаканом.

— Вот, нашла только это, — сказала она, наливая бренди в стакан и поднося к моим губам. Но я сел, прислонившись к стене, и взял стакан в руки. Бренди оказалось неплохим. Выпив его, я ощутил немного больше интереса к жизни.

Девушка придвинула кресло со своей накидкой к кровати и села. Ее большие глаза печально смотрели на меня.

Она молчала.

— Вы не слишком любопытны, — заметил я, спуская ноги с кровати.

— Да, — согласилась она. — Если вам захочется, то вы сами расскажете о себе.

— Меня зовут Николас Гейл. А кто вы?

— Я — Дениза Эллерден. Вам уже лучше, мистер Гейл?

Я кивнул.

— Меня избили три каких-то типа. Они неизвестно за что невзлюбили меня. А вы знаете, почему я здесь нахожусь?

Она покачала головой.

— Я работаю детективом в агентстве Линнана. Меня нанял ваш отец, чтобы расследовать историю с клеветнической заметкой в «Мелки-рекорд».

Она раздумывала некоторое время.

— Это поэтому вас избили?

— Наверное, — ответил я, — а что вы здесь делаете?

Девушка встала и взяла с кресла жакет. Вынув из кармана записку, она подала ее мне. На обычном листке бумаги был напечатан текст:

«Безгрешной мисс Денизе Эллерден.

Если вам захочется узнать всю правду относительно заметки в «Мелки-рекорд», советую приехать в 22.30 в коттедж Клода Уинса в Гара-рок».

— Я была с друзьями на танцах в Палас-отеле, записку принес мальчик-рассыльный. Мне передал ее в 21.30 портье из отеля. Я сразу же приехала сюда, позвонила, но никто не ответил, и я вошла. Включив свет, я увидела вас, лежащим на полу у двери в спальню, — она пожала плечами, — остальное вы знаете.

Я спросил ее:

— Вы знаете Клода Уинса?

— Да, — ответила она. — Он работает декоратором. Мать нанимала его отделывать дом. Я только один раз разговаривала с ним, и он не понравился мне.

Я достал из кармана портсигар и предложил ей сигарету. Она отказалась, тогда я закурил сам. Она зажгла мою зажигалку, так как разбитые пальцы не слушались меня. Когда она придвинулась ко мне ближе, чтобы я мог прикурить, я подумал, что она потрясающая девушка. Никогда в жизни я не видел ничего более прекрасного и соблазнительного и решил, что дело Эллердена может оказаться очень интересным.

Я сказал:

— Еще пару глотков бренди и я думаю, что буду в состоянии поговорить с вами.

Дениза налила мне еще бренди и снова села в кресло. Она была спокойна, но в ее глазах была постоянная печаль. Я подумал, что это печальное выражение стало частью ее самой.

Бренди начало действовать на меня, и я почувствовал себя значительно лучше.

— Давайте поговорим, — предложил я. — Я расскажу вам все и, может быть, вы поможете мне чем-нибудь.

Девушка ничего не ответила, только посмотрела на меня своими сапфировыми глазами.

Я рассказал ей о своей встрече с ее матерью и Уинсом, о свидании в коттедже и о том, что Клода не оказалось здесь, когда я приехал. Я спросил, что она думает обо всем этом.

После некоторого раздумья она сказала:

— Вероятно, Уинс встречался с человеком, знающим о заметке, и сказал ему, что вы требуете от него правду, а тот человек дал ему денег, чтобы болтун уехал из города.

Я кивнул.

— Вполне согласен с вами.

— Но кто послал мне записку? — спросила она. — Это не мог сделать Уинс, он был уже далеко в то время, когда я получила ее. Кто мог послать ее и зачем?

— Все-таки ее послал Уинс, — решил я. — Он действительно собирался рассказать мне правду о заметке и показать кое-какие письма, тогда же и послал вам эту записку, чтобы вы приехали сюда и узнали все в моем присутствии. Но после ее отправки он увиделся с тем человеком, тот дал ему денег и приказал исчезнуть из города.

— Наверное, вы правы, — согласилась девушка и посмотрела на часы. — Сейчас уже 23.15. Как вы себя чувствуете? Может, вы уже в состоянии вернуться в город?

Я прошелся по комнате.

— Все в порядке. Несколько синяков и ссадин, но серьезных повреждений нет. Я оставил машину у здания береговой охраны. Вы, наверное, приехали другим путем?

— Да, я приехала другим путем, и моя машина стоит там. Вы уверены, что чувствуете себя хорошо?

Я налил себе еще бренди и сказал:

— С этим я буду как новенький.

Дениза взяла свой жакет. Я помог ей надеть его. Она вышла в гостиную, но остановилась и посмотрела на меня.

— Вы хотите продолжать это дело, мистер Гейл? Даже после избиения?

Я усмехнулся.

— Должен же я найти того типа, который пнул меня в живот. У меня к нему есть небольшой счет.

— То, что случилось, ужасно, — сказала она. — Мне хотелось бы остановить это.

— Значит, вы согласны с матерью? Она считает, что расследование лучше прекратить.

— Да, согласна, но отец никогда не бросит его. — Она серьезно посмотрела на меня. — Вы твердо решили продолжать?

— Да, — сказал я. — Я стараюсь заканчивать начатые мною дела.

Дениза стояла, опустив голову. Меня трудно разжалобить, но было что-то в этой девушке — какой бы прелестной она ни была — что напоминало мне побитую собаку, которая смотрит на вас со страхом, но и с надеждой, что вместо пинка ее погладят.

Меня доконали ее слова:

— По-моему, вам все-таки лучше уехать. Так будет лучше для вас, для меня, для всех.

— Вы действительно так думаете? — Она кивнула.

Я вернулся в спальню, взял бутылку с бренди и стакан и снова вышел в гостиную. Дениза стояла, как каменная.

Я налил бренди. Оно успокаивало боль в животе.

— Вы говорите глупости, — начал я. — Послушайте меня, и я постараюсь вам все объяснить. Того человека, который поместил заметку в газете, нужно установить. Ради вашего спокойствия, ради Трединора.

— Почему? — спросила она. Я закурил сигарету. Мои губы так распухли, что мне стоило труда удерживать ее. Я продолжал:

— Подумайте сами. Тот человек поместил заметку, чтобы навредить вам и расстроить ваш брак с Трединором. Ему казалось, что он нашел верное средство. Но брак все-таки состоится. Трединор любит вас и решил идти до конца. Верно?

Она кивнула.

— Так неужели вы думаете, что клеветник на этом остановится? Как только вы выйдете замуж за Трединора, он снова примется за свое, только на этот раз придумает, может быть, что-нибудь более пикантное. Разве это понравится вам и Тредивору? По-моему, лучше сейчас поднять грязь со дна, чем потом.

Девушка ничего не ответила.

— Ведь Трединор без ума от вас, и я вполне понимаю его. — Я улыбнулся ей. — Он не посчитался с той заметкой и остался верен данному слову, потому что любит вас. И ради вашей любви вы должны покончить с клеветой, прежде чем выйдете за него замуж.

— Прошу вас, дайте мне сигарету, — попросила она. Я дал ей сигарету и зажег ее. Дениза спокойно произнесла: — Я не люблю Юстаса Трединора и никогда не любила его.

От неожиданности я застыл. Оказывается в деле Эллердена вас ждут на каждом шагу неожиданные повороты.

— Это ново для меня, — сказал я. — Расскажите мне немного поподробнее об этом.

Она пожала плечами. В этом движении была какая-то безнадежность.

— Я никогда никого не любила. Большинство знакомых мужчин мне даже не нравились, за исключением, может быть, одного или двух. Конечно, я хорошо отношусь к Трединору. Он всегда был моим хорошим другом, и очень мило с его стороны, что он хочет на мне жениться даже после заметки, но к нашему с ним браку я отношусь как к долгу, который должен быть выполнен. Я никого не люблю.

Я улыбнулся ей.

— Чертовски будет жаль, если вы так никогда и не влюбитесь.

Наступило молчание, потом девушка спросила:

— Значит вы не откажетесь от расследования? — Я кивнул.

Она присела на край стола и сказала:

— Меня интересует, что вы за человек. Расскажите о себе.

— Особенно рассказывать нечего, — ответил я. — Еще с пеленок я обожал совать нос в чужие дела. Наверное, именно по этой причине и стал детективом. Сначала я работал в Трансатлантическом агентстве в Канаде, потом перешел в агентство Пинкертона в США. Это была неплохая работа.

— А потом?

— Потом наступила война. Она показалась мне более волнующей, чем что-нибудь другое, поэтому я вернулся в Англию и вступил в армию. После Дюнкерка, когда выяснилось, что я знаю два языка, меня взяли из пехоты и направили на другую работу, в разведку ВВС, а затем я стал тем, кто называется «тайным агентом».

— Вы работали в тылу у немцев?

— Да, я работал в Марселе под французской фамилией, но через несколько месяцев гестапо схватило меня. Это было малоприятно. Правда, мне удалось спастись. Я прошел всю войну, а теперь снова работаю частным сыщиком.

Дениза спросила с печальной улыбкой:

— И в старые добрые времена вас также били?

— Что за счеты между друзьями! — ответил я. — Вот в гестапо меня били так били. Там были действительно специалисты своего дела.

Она посмотрела на меня долгим взглядом.

— По-моему, вы очень твердый, решительный человек, и умный тоже, — она помолчала секунду, — кажется, я доверюсь вам.

— Вот и хорошо, — улыбнулся я, — иначе вам трудно будет рассказать мне то, что вы знаете, а это необходимо.

— Хорошо, мистер Гейл, я расскажу вам кое-что, но не думаю, что это облегчит дело. Только наш разговор состоится не сегодня.

— Что же, у нас в запасе еще много времени. Сегодня я даже не в состоянии выслушать вас, но это не значит, что вы должны уйти, мне приятно смотреть на такую красивую девушку.

— Очень мило, что вы говорите так, — ласково, сказала Дениза.

— Завтра я снова буду в форме. Где и когда мы сможем с вами поговорить?

— В семи-восьми милях от Тотнеса находится клуб «Форест-Хилл», а за ним в трех милях по дороге, ответвляющейся от главного шоссе, находится старая гостиница под названием «Оранжевый люк». Это одно из заведений, превращенных во время войны в небольшие танцевальные залы. Они были заполнены американскими солдатами, моряками, летчиками, чьи части были расквартированы здесь. Но теперь эти места пустуют, в них почти никого не бывает. Позади танцевального зала есть небольшая комната для отдыха, в нее можно пройти через боковую дверь. Нашему разговору там никто не помешает. Мы можем встретиться там завтра после обеда.

— Лучше всего, когда стемнеет, — предложил я. — Десять часов вас устроит?

— Да, — сказала»девушка. — Итак, до завтра, мистер Гейл.

Она пошла к выходу. Я проводил ее до двери и вернулся в комнату. Некоторое время я стоял посреди гостиной, раздумывая. Потом пошел в спальню и напустил в раковину холодной воды.

Мне нужно было чистое полотенце. Я вспомнил, что девушка достала его из какого-то ящика, когда клала мне на лоб компресс.

В углу стоял высокий комод с шестью ящиками. Я поочередно открыл четыре из них и только в пятом нашел полотенца. Я взял одно и остановился, держа его в руках.

Меня буквально потрясла одна мысль. Когда она доставала для меня полотенце, она открыла только один ящик. Это я точно помню. Но полотенца лежат я пятом. Прежде, чем я нашел их, мне пришлось открыть четыре.

Дениза знала, что полотенца лежат в пятом ящике. Значит, она и раньше бывала в этом доме!

 

Четверг — «Голос»

Когда врач кончил возиться со мной, я решил пройтись возле отеля и посмотреть на гуляющих.

Светило солнце, и над заливом кричали чайки. Все было в порядке за исключением меня самого. На животе у меня расплылся синяк, похожий на цветную карту Европы, и при каждом движении отдавало болью в мышцы. Врач сказал, что неделя отдыха и покоя поставит меня на ноги. Если бы у меня была эта неделя! Врач был или неисправимым оптимистом, или поверил в историю, которую я рассказал ему о том, что в пьяном виде я свалился с лестницы.

После прогулки я позвонил Финни, а затем поехал на встречу с ним в Майплор. Я нашел его в баре Линдл-отеля. На столике перед ним стояла бутылка с виски и лежала обычная пачка сигарет. Я уселся рядом.

— Что тебе удалось выяснить? — спросил я.

— Не так уж много, — ответил он. — Но надеюсь, что есть кое-что важное. В клубе «Форест-Хилл» работает в баре одна крошка, чертовски привлекательная, кстати.

— Ближе к делу, — перебил я его, мне совсем не хотелось выслушивать очередной отчет о его любовных победах.

— Она проработала там всю войну, — продолжал Финни, — и знает всех. Хорошо она знает и семейство Эллерденов. В этом клубе миссис Эллерден и Дениза часто устраивали приемы для американских офицеров.

— А Харта Аллена она знает? — поинтересовался я.

— Конечно. Его все знали. Видимо, этот парень был порядочным озорником.

— Что он из себя представляет?

— Высокий, красивый и отчаянно храбрый летчик. Он был настоящим ассом и сбил немало немцев, но стоило ему сесть на землю, как он ударялся в разгул: пил без просыпа и крутил любовь с женщинами, причем с любыми.

— Что еще? — спросил я.

— Кажется, всем хотелось исправить этого парня. Всем, кроме Денизы Эллерден. Эта крошка из бара думает, что ей не слишком нравилось развлекать американских летчиков. Дениза — девушка со спокойным характером, она вообще не очень интересовалась мужчинами. Зато одной из тех, кому хотелось исправить Харта Аллена, была миссис Эллерден, мать Денизы.

— Значит, ей хотелось направить его на путь истинный?

— Да, но из этого, кажется, ничего не вышло.

— А что ты узнал насчет той горничной?

Финни допил свой стакан, налил себе еще и продолжал:

— Мэри Мак-Дугал — горничная Денизы, ей пятьдесят пять лет, она давно живет у Эллерденов, все ее любят, она сильно привязана к Денизе и очень религиозна.

— Почему горничная ушла от них? — спросил я.

— Она заболела, — пояснил Финни. — Ты интересовался ею, наверное, в связи с алиби Роукса?

— Откуда ты знаешь об этом? Ведь я тебе не говорил ничего.

— Об этом алиби мне рассказала девушка из бара. После появления той заметки в газете подозрения пали на наборщика Роукса. Он страшно перепугался и был страшно рад, когда Мэри Мак-Дугал рассказала о встрече с ним, и тем самым обеспечила ему алиби.

— Значит, это твердое алиби?

— Да. История вкратце такова. У Мэри плохо со зрением, и ей выписали новые очки. Она ждала, когда они будут готовы, чтобы съездить к подруге в Ньютон-Эббот. Днем она получила у аптекаря очки, а вечером поехала к подруге. Вот почему ей и запомнился тот день. Именно тогда она видела, как Роукс входил с девушкой в кино. Узнав о том, что его обвиняют в появлении той заметки, она сразу же пошла к Денизе и все рассказала ей.

Я кивнул.

— Ты говоришь, что она ушла от Эллерденов в связи с болезнью. Что с ней такое?

— У нее глаукома. Врач сказал ей об этом, когда она получала очки, и посоветовал как можно скорее лечь на операцию. Она теперь в больнице неподалеку от Эксетера. Может быть, тебе стоит поехать к ней? — Я покачал головой.

— Не нужно тревожить женщину попусту. — Финни отпил виски и спросил:

— А о Юстасе Трединоре ты слышал?

— Немного, — ответил я. — Что известно тебе? — Он зажег новую сигарету от старого окурка.

— По-моему, этот Юстас Трединор является здесь героем номер один. О таких парнях мне приходилось только читать в книжках. По-моему, он чересчур хорош для этой жизни.

— Да? Почему? — заинтересовался я. Финни пожал плечами.

— Большинство мужчин отказались бы жениться на девушке после такой статьи в газете, а этот Трединор не обратил на нее никакого внимания. Это первое…

— А второе?

— А второе то, что он считает Харта Аллена ответственным за все неприятности.

— Каким образом?

— Ну, подумай сам. У Харта Аллена была плохая репутация, и Трединор считает, что нельзя было компрометировать своим обществом такую порядочную девушку, как Дениза. Только из-за того, что семейство Эллерденов хорошо относилось к Аллену, он мог вообразить, что между ним и Денизой что-то возможно.

Я сказал:

— Ты имеешь в виду, что Трединор считает Аллена одним из тех хвастливых типов, которые любят делать вид, что против них не устоит ни одна женщина?

— Вот именно, — подтвердил Финни. — Трединор вбил себе в голову, что если бы не идиотское поведение Аллена, то ничего бы не случилось. Во всяком случае он сказал, что, если доберется до Аллена, то в живых его не оставит.

— Но ведь никто не думает, что Аллен имеет что-то общее с той заметкой в газете? — возразил я.

— Да, но у Трединора бешенный характер. Эта крошка из бара сказала мне, что он является потомком испанцев, осевших в этом графстве, и ей не хотелось бы быть на месте Аллена, когда он встретится: с Трединором.

Я подумал, что мне тоже не хотелось бы, и представил себе Трединора — молодого, сильного, влюбленного в Денизу — перед лицом отвратительной ситуации, разрушившей его надежды. Трединор должен понимать, что весь городок сплетничает о его девушке и Харте Аллене. Наверное, он возненавидел его всеми фибрами души.

— А что-нибудь о Клоде Уинсе ты узнал? — Финни кивнул.

— Он здесь считается способным декоратором. И вообще, это такой красавчик, что тошно. Если он кого-нибудь возненавидит, то тому человеку будет плохо: язык у него как осиное жало. Некоторым женщинам он нравится, некоторым нет, но все без исключения мужчины его не выносят.

— Что еще? — спросил я.

— Он обожает деньги. Только и думает о том, как бы побольше урвать. И еще любит наряжаться и смотреть на себя в зеркало. Но говорят, что в своей работе парень знает толк. Он оформлял интерьер в клубе «Форест-Хилл» и в «Оранжевом люке». Получил за это кучу денег, но говорят, работа стоила того.

Я допил виски и встал.

— Куда мне теперь двинуться? — спросил Финни.

— Никуда. Оставайся пока здесь. Как-нибудь съезди в Форест-Хилл. Может быть, твоя приятельница сообщит тебе что-нибудь еще. Если ты мне понадобишься, я позвоню.

— О'кей, — сказал Финни и посмотрел на мое лицо. — Ты выглядишь так, как будто по тебе проехался паровой каток, и, кроме того, кто-то попробовал на твоей физиономии разбить бутылку.

— Это была не бутылка, а пепельница, — уточнил я.

— Советую быть поосторожней, а то дождешься того, что тебе действительно всыпят.

Я усмехнулся и хлопнул его по плечу:

— Пока. До встречи.

Расставшись с Финни, я сел в машину и задумался. Что касается Клодетты, который в данный момент, вероятно, находится далеко отсюда и изобретает новое оформление интерьера, то меня, в основном, интересовали письма, о которых он говорил.

Существуют ли они на самом деле? Мне казалось, что да. По-моему, он на самом деле хотел показать их мне при нашей встрече в коттедже. Может, он взял их с собой? Возможно, хотя и должен был понимать, что хранить при себе такого рода корреспонденцию опасно. Но вероятнее всего Уинс спрятал их в безопасное место, и, держу пари, что таким местом, с его точки зрения, был его коттедж. Он мог оставить их там в каком-нибудь тайнике.

Я завел мотор и поехал по направлению к Гара-рок. Добравшись до берега моря, я вышел из машины и полюбовался синими волнами с белыми барашками. Потом я оставил машину у здания береговой охраны и направился к коттеджу уже знакомым путем.

В лучах солнца дом выглядел особенно привлекательно. Я прошел по дорожке из белого камня и открыл дверь.

В гостиной все было по-прежнему. Я немного постоял там, вспоминая о своем вчерашнем разговоре с Денизой. В такую девушку, как она, легко можно влюбиться. Пожалуй, лучше не думать о ней, часто у многих мужчин именно с этого и начинается влюбленность. Я прошел в спальню, огляделся и мысленно прикинул возможные места для тайников. Потом снял пиджак и принялся за работу.

Я прочесал все помещение частым гребнем: вывернул ящики, поднял ковры, обшарил все углы, но так ничего и не нашел.

Было 14.30. Я привел все в порядок, вымыл руки, надел пиджак и вышел из коттеджа. Мне захотелось пройти другим путем. Эта дорога была опасной, приходилось идти по краю обрыва.

Я шел медленно, покуривая сигарету и раздумывая о деле Денизы Эллерден, пытаясь найти в нем какую-нибудь зацепку, какой-то факт, на котором можно было бы строить версии. Этот вид строительства самый дешевый, но фундамент все равно нужен.

В склоне утеса были сделаны ступеньки, которые вели вниз к прибрежным скалам. Дальше за ними лежали полосы песка. Я осторожно спустился с крутизны и огляделся. Скалистый берег был пустынен. Пройдя немного, я присел отдохнуть.

Какую мирную жизнь можно было бы вести, подумал я. Когда-нибудь я займусь серьезным делом, например, стану разводить цыплят. Я усмехнулся про себя. Уже давно подмечено, что мысли о птицеферме приходят мне в голову только тогда, когда расследование заходит в тупик.

И тут произошло нечто неожиданное.

Я повернул голову, подставив лицо бризу, и увидел ногу, торчавшую из расщелины в камнях. Самое любопытное, что на ней был коричневый ботинок и серый шелковый носок, а именно так был обут Клод во время нашей последней встречи в баре.

Я встал, подошел к расщелине и заглянул в нее.

Да, Клоду не повезло. По-видимому, он упал на камни и разбил голову. Он лежал в причудливо изогнутой позе, вытянув одну руку. В нескольких метрах от него лежал чемоданчик, застрявший в густом кустарнике.

Я достал чемодан, огляделся вокруг и открыл его. В нем было несколько костюмов, рубашки, бритва и те обычные вещи, которые берет с собой мужчина, уезжая ненадолго. Но писем тут не было.

Тогда я занялся тем, что осталось от Клода. Одна пола его пиджака была откинута, это была единственная часть одежды, не испачканная кровью.

Я сунул руку в карман и вытащил конверт. Усевшись на камень, я внимательно осмотрел его. Это был конверт хорошего качества с американским штемпелем. Я достал из него письмо.

«Дорогой Харт, ты не можешь себе представить, как меня взволновало и обрадовало твое послание.

Неделю назад отец сказал мне, что твое храброе поведение на войне изменило его мнение о тебе в лучшую сторону. Из младшего служащего ты превратился в летчика, удивившего всех своим мужеством, поэтому и он, и мама согласны на наш брак. Харт, ты пишешь именно то, что я ожидала. Я представляю, как сложилась у тебя жизнь после отъезда в Англию, когда тебе было отказано в моей руке. Тебе хотелось забыть все это, и ты стал много пить и делать всякие глупости. Что ж, мне это понятно. Думать, беспокоиться обо мне и одновременно летать и драться с немцами — это слишком большая нагрузка для одного человека. Но теперь все будет хорошо. Харт, я верю, что для тебя не существует другой женщины в мире, кроме меня, как ты написал в своем письме после получения моей телеграммы. Я верю, что ты даже не взглянешь ни на одну и постараешься поскорей вернуться, чтобы мы могли пожениться.

Мне также кажется, что ты поступил правильно, решив бросить пить. Слишком много виски — это плохо для любого мужчины, а насколько я слышала, ты выпил его вполне достаточно, чтобы хватило на весь остаток жизни.

Харт, возвращайся скорее. Я буду тебя ждать. Всегда твоя Мерилин.»

Я положил письмо в конверт и сунул его в карман. Если об этом письме говорил Уинс, то я не видел пока возможности его использовать. Впрочем, заранее ничего нельзя знать.

Я обследовал остальные карманы Уинса, но в них были только разбитая авторучка, ключи, немного мелочи, в нагрудном кармане лежал бумажник с пятнадцатью фунтами.

Я встал, закурил сигарету и постоял, глядя на останки Уинса. Очевидно было только одно, что он мертв. Причина его смерти была неясна. Или он сам упал со скалы, что было вполне возможно, так как тропинка в этом месте была очень узка, или кто-то его столкнул…

Я пожал плечами. В любом случае результат был один и тот же.

Я решил проделать одну штуку. Достав из своего кармана сто пятифунтовых билетов, которые вчера он вернул мне в баре, я положил в боковое отделение его чемодана, а сам чемодан положил на прежнее место, в кусты. Затем я поднялся наверх по тропинке, вернулся к своей машине и поехал в Мелки.

По дороге я остановился у телефонной будки и позвонил Финни.

— Привет, старик! Появилось одно важное дело. Через 20 минут жди меня в машине на пересечении дорог в Мелки и Ньютон-Эббот.

— О'кей, — ответил он.

Пока я ехал на встречу с Финни, у меня из головы не выходила история с Клодеттой. Если он упал со скалы сам, то это ничего не даст. Но если его столкнули, то это открывает много любопытных возможностей. Именно в расчете на второй вариант я подложил в его чемодан деньги.

Машина Финни стояла на обочине дороги. Я поприветствовал его и стал рассказывать, в чем заключается его задача.

— Сегодня ты прогуляешься в Гара-рок. — Я объяснил ему дорогу туда. — Оставь машину у здания береговой охраны и иди по тропинке по гребню скалы. Минут через 20 увидишь дорожку вниз и ступеньки в скале. Спустись на берег. Метрах в десяти оттуда увидишь расщелину в камнях… Там лежит труп, а неподалеку от него в кустах валяется чемодан. Смотри, ничего не трогай. Увидев труп, ты, естественно, испугаешься, вернешься в машину и из ближайшей будки позвонишь в полицию, расскажешь им о своей находке и скажешь, что ты ничего не трогал.

— О'кей, — сказал Финни. — Мне только кажется или лед действительно тронулся?

— Тронулся, — ответил я. — Но пока мне не ясно, что послужило тому причиной.

В четыре часа, когда я блаженствовал в горячей ванне, зазвонил телефон. Я набросил купальный халат и взял трубку. Я предполагал, кто это звонит, и оказался прав. Это был инспектор Мак-Эндрю.

— Простите за беспокойство, мистер Гейл, но вы нам нужны.

— Рад помочь вам, — сказал я. — В чем дело?

— Я звоню вам по поводу Клода Уинса. Помните, вы говорили мне, что вчера должны были встретиться с ним по поводу ваших денег. Встреча состоялась?

— Да.

— А после этого вы его не видели? Кстати, вы встречались с ним здесь, в Мелки?

— Нет, в баре по дороге в Майплор. Мы поговорили, и я уехал, оставив его допивать свой лимонад.

— Понятно. Вы не могли бы приехать ко мне? Нам нужна ваша помощь. С Уинсом что-то произошло.

— Неужели? — удивился я. — Очень жаль, потому что я так и не получил своих денег.

— Мне это известно, — ответил инспектор.

Через полчаса я уже был в полиции. Я чувствовал себя значительно лучше, и мой нос медленно, но уверенно принимая нормальную форму.

В кабинете Мак-Эндрю предложил мне сигареты. Я уселся в большое кресло перед его письменным столом и постарался принять заинтересованный вид.

Инспектор сказал:

— Пару часов назад один отдыхающий из Майплора прогуливался по берегу неподалеку от Гара-рок и нашел Уинса.

Я удивленно поднял брови. Инспектор продолжал:

— Уинс мертв. Свалился со скалы высотой в 170 футов. Его с трудом опознали.

Он встал и прошелся по кабинету, заложив руки в карманы.

— Я думаю, что он сам свалился со скалы. Оттуда легко упасть. Четыре года назад один турист упал как раз в том месте. Но принимая во внимание то, что у Уинса были неприятности в последнее время, я считаю необходимым провести расследование о причинах его смерти.

— Вы думаете, что тут может быть виновник? — спросил я.

— Не знаю. В связи с этим мне и хотелось вас увидеть. Судя по вашим словам, у Уинса в последнее время не все было в порядке.

— Да, очевидно. Даже можно сказать определенно, что что-то было не так.

— Почему вы так уверены?

— Как вы знаете, вчера утром Уинс сразу пошел в банк и получил по чеку деньги. Я позвонил ему и сказал, что мне нужно увидеться с ним по важному делу… Мы договорились встретиться с ним в баре по дороге в Майплор. Когда я увидел его там, у него был довольно озабоченный вид. Прежде всего я сказал ему, что знаю, что он украл у меня чек, и сообщил о своем звонке к вам и о том, что в банке его видел ваш агент. Или он возвращает мне деньги, и я оставлю дело без последствий, или, если он их не вернет, я заявляю властям. — Я пожал плечами. — Тут он начал рыдать и плакать. Он сказал, что не может отдать деньги, так как попал в трудное положение и должен заплатить кому-то, и что речь идет о жизни и смерти.

Я закурил сигарету.

— Ему удалось разжалобить меня, и я решил одолжить ему эти деньги. Дело в том, что я получил, уходя в отставку из армии, пособие и располагаю некоторыми средствами.

— Но он обещал вернуть вам деньги? — уточнил инспектор.

— Да. Он поклялся вернуть их через неделю. Я сказал ему, что если он этого не сделает, то на восьмой день я обращусь в полицию. На том наш разговор закончился, и я ушел, оставив его допивать свой лимонад.

Мак-Эндрю уселся за стол.

— А вы знаете, что он выдумал эту историю?

— Что вы имеете в виду?

— Уинс собирался удрать с вашими деньгами. Мы выяснили, что он звонил нескольким людям в Мелки, с которыми его связывали деловые отношения, и предупредил их, что его некоторое время в городе не будет. Потом он, очевидно, вернулся в коттедж, собрал вещи и… сорвался со скалы, направляясь в Прол-Пойнт. — Инспектор улыбнулся мне. — Но ваши деньги найдены в его чемодане, он никому не отдал их.

— Надо же, а я ему поверил! — воскликнул я. Мак-Эндрю сказал:

— Уинс был довольно странным человеком. Вполне возможно, что ему хотелось как можно скорее удрать с деньгами, и в этой спешке он свалился со скалы.

— А у него не было врагов в Мелки? — спросил я. Инспектор пожал плечами.

— Неизвестно, были ли у него враги, но наверняка он со многими не ладил. Уинс был артистической натурой и прекрасным декоратором, но это, так сказать, его деловая характеристика. С другой стороны, он был своевольным, обидчивым и мстительным типом, прибавив к этому его женоподобную внешность, вы поймете, почему некоторые жители Мелки считали его неплохим парнем, а для других он был просто паршивый гомосексуалист. С такими людьми ни в чем нельзя быть уверенным. Они могут иметь опасных врагов, точно так же, как и сами могут быть опасными врагами.

— У вас есть какая-нибудь зацепка? — спросил я.

— Нет. Я хочу отложить дознание на несколько дней, на случай, если что-нибудь вдруг выяснится, но на это надежды мало. Благодарю вас за то, что вы нашли время, чтобы прийти сюда. Я надеялся, что вы сможете помочь нам, дав какие-нибудь сведения.

— Нет, я очень сожалею, но рассказал вам все, что знал. А как насчет моих денег?

Инспектор улыбнулся.

— Вы их скоро получите. Счастье для вас, что вы сразу позвонили мне, и теперь нам известно, что эти деньги ваши. Пока придется подержать их в полиции, но как только дознание закончится, я верну их вам.

— Прекрасно, — сказал я, — буду рад их получить.

— Да, если бы Уинс удрал из Мелки, то вам бы их не видать.

Мы пожали друг другу руки и распрощались. Я вернулся в отель, лег в постель, закурил сигарету и стал обдумывать события сегодняшнего дня. В любом случае история, рассказанная мною Мак-Эндрю, не повредит, а если та идея, которая бродила у меня в голове, подтвердится, то значит я умнее, чем раньше о себе думал.

В шесть часов я спустился в бар и выпил пару коктейлей. Потом уселся в углу и развернул вечернюю газету, но не смог читать. Мне пришла в голову одна любопытная идея, которую имело смысл прокрутить в любом случае.

Беда в том, что каждый человек имеет двойственную натуру, причем когда мы знакомимся с ним, то видим только качества, лежащие на поверхности. Поэтому наше первое впечатление о человеке бывает, как правило, ошибочным. Но мы редко сознаем это, так как наше мнение о нем довольно быстро и незаметно меняется.

При первой встрече Клод Уинс показался мне очень хитрым типом, но, возможно, я ошибался, и он совсем не так хитер. Возможно…

Я вышел из отеля, сел в машину и поехал в направлении Майплора. Миновав клуб «Форест-Хилл» с его обширным парком, я свернул на боковую дорогу. Проехав по ней около мили, я увидел, что она превратилась в узкий проход между деревьями, в конце которого виднелась табличка, которая уведомляла меня, что следующие ворота ведут к гостинице «Оранжевый люк».

Около ворот я остановился, вышел и осмотрелся. Дорожка, посыпанная гравием, достаточно широкая для проезда машины, вела к задней части дома, окруженного деревьями. Я встал под их защиту и внимательно осмотрел здание, Не знаю, зачем я это делал и о чем думал в тот момент. Просто у меня вошло в привычку, куда бы я ни приехал для расследования, прежде всего оглядеться и составить свое мнение об этом месте.

Но здание никаких особых мыслей у меня не вызвало. Я увидел просто приятный старый дом, обладающий тем, что называется атмосферой. Солнце золотило его белые стены и отбрасывало тени на лужайку.

Вокруг не было ни души. Я направился к задней части дома, и тут услышал шум грузовика. Машина подъехала к задней двери, мне была хорошо видна недавно окрашенная кабина. Я остановился и незамеченным стал наблюдать за шофером, который вылез из машины, встал на колени на подножку и стал доставать что-то из машины. Мне хорошо были видны подошвы его ботинок. Они были подбиты гвоздями по три в каждой группе, но в центре два гвоздя выпали и оставался только один.

Это показалось мне очень интересным.

Я вернулся к своей машине, выехал на главную дорогу и остановился там, откуда был виден подъезд к гостинице. Через пять минут мимо меня проехал тот грузовик. Я двинулся вслед за ним, стараясь держаться на некотором расстоянии, чтобы остаться незамеченным. Проехав около пяти миль, грузовик остановился у длинного сарая. Шофер вышел из кабины и вошел внутрь. Я подъехал и остановился рядом с грузовиком, затем вошел в сарай. Внутри он был заставлен ящиками с винными бутылками.

Шофер стоял в глубине сарая. Услышав мои шаги, он оглянулся.

— Добрый день, — сказал я. — Прекрасная погода сегодня, не правда ли?

— Ну и что из того? — грубо ответил он. Я усмехнулся.

— Ничего, мне просто хотелось услышать ваш голос. Дело в том, что я ищу вас. Вчера вечером в коттедже Клода Уинса я не имел возможности познакомиться с вами. Там вы обошлись со мной довольно круто. Если помните, вы обещали превратить меня в отбивную котлету.

Шофер медленно направился ко мне. Он был здоровенным, сильным и самоуверенным. Мне понравилось это.

— Не торопитесь, — предупредил я. — Спешка ничего хорошего не даст. Я не с такими, как ты, справлялся. Сначала мы немного поговорим, и ты ответишь на несколько вопросов. Понятно?

Он рассмеялся, достал из-за уха сигарету и закурил.

— Убирайся, пока я не разнес тебя в щепки. Это частные владения.

Я усмехнулся.

— На этот раз мы не в темноте, и я хорошо тебя вижу. Кроме того, с тобой нет друзей, так что много времени я на тебя не потрачу.

Я снял пиджак и бросил его на один из ящиков. Затем взялся за этого парня. Бедняга так и не понял, что с ним произошло, Я взял на себя труд познакомить его с последним разделом учебного руководства для САС — рукопашный бой с применением приемов дзюдо. По себе знаю, что это малоприятная вещь, особенно для человека, который только умеет, что молотить кулаками, давать пинки и драться разбитыми пепельницами.

Все дело заняло у меня три минуты. Парень лежал на полу и грыз землю. Я захватил его ногу одним из приемов и стал ее выгибать. Когда он начал корчиться от боли, я отпустил его. Он лежал на полу, мокрый от пота, и слезы текли по его лицу.

Я дал ему несколько минут, чтобы прийти в себя. Мне было известно, каким потрясением является первое испытание на себе приемов дзюдо. Атакующие удары неожиданны и бывают направлены в самые главные нервные центры, так что объект атаки редко успевает понять, что с ним происходит.

Ожидая, пока этот стервец очухается, я подтащил к себе ящик и сел на него. Раскурив две сигареты, я бросил одну парню. Он несколько раз жадно затянулся, потом сел и стал ощупывать руки и ноги. Убедившись, что они целы и находятся на месте, он немного приободрился и удивленно посмотрел на меня, стараясь осознать то, что с ним произошло.

— Вчера вечером, — сказал я ему, — кто-то велел тебе и твоим приятелям пойти в коттедж Уинса и избить меня. Вам за это заплатили, или вы сделали это по другой причине, неважно. Меня интересует от кого вы получили это приказание.

Парень молчал. Я продолжал:

— Сегодня днем неподалеку от коттеджа было найдено тело Уинса. Он упал со скалы, или его сбросили. Если ты не ответишь на интересующие меня вопросы, то я пойду к инспектору Мак-Эндрю и расскажу ему, что вы избили меня, а Уинса сбросили со скалы. Как тебе это понравится?

Парень отшвырнул окурок.

— Мы не видели там Уинса. Его не было.

— Лично я тебе верю, — сказал я, — но остальные скорее поверят мне. Я расскажу им, что вы избили меня и убили Уинса, чтобы он не проболтался никому о том, что знал.

Парень взвесил ситуацию и решил не связываться со мной.

— Что вас интересует? — спросил он.

— Кто послал вас избить меня? Кто хотел, чтобы я убрался отсюда?

Он пожал плечами и ответил:

— Уинс.

Это меня не удивило.

— А что связывало тебя и твоих приятелей с ним?

— Бизнес, — он указал на бутылки. — Уинс принимал в нем участие.

— Что за бизнес? Вы отливали спиртное из бутылок? — догадался я.

— Да. Отливали треть и доливали водой. Мы неплохо зарабатывали на этом, когда здесь были янки.

— И доставляли бутылки в «Оранжевый люк»? Какое отношение имеет Уинс к этой гостинице?

— Дайте мне еще сигарету, мистер, — сказал шофер. — Что это вы на мне попробовали?

Я бросил ему сигарету.

— Это называется дзюдо. Японская выдумка. Неплохо действует, верно?

Парень неопределенно кивнул и сказал:

— Уинс имел много связей с «Оранжевым люком». Во-первых, он как декоратор оформлял там весь интерьер. Во-вторых, когда сюда прибыли янки, началась торговля спиртным. Теперь она заканчивается, я отвозил уже остатки.

Я встал и спросил, как его зовут.

— Чарли Траул, — ответил он.

— Ну что же, Чарли, считай, что ты легко отделался. Наверняка на твоей совести есть несколько темных дел. Советую тебе поскорее убираться отсюда вместе со своим грузовиком. Еще один вопрос. Уинс что-нибудь говорил тебе по поводу заметки о мисс Эллерден в газете?

Парень усмехнулся.

— Да, говорил и даже показывал газету. Он сказал, что, по его мнению, это сенсация. А в общем он был порядочный сукин сын, и прикончили его, конечно, не без причины.

— Вы доливали в бутылки просто воду или метиловый спирт? — поинтересовался я напоследок.

— Только воду, — ответил он.

— О'кей, — сказал я. — Тогда пока, Чарли. — Парень поднял с пола свою кепку.

— Можно взять с собой один ящик? — спросил он.

— Почему бы и нет?

Он взял один ящик и понес его с собой. Я стоял у выхода и наблюдал за ним. Он поставил ящик в кузов, сел в машину и завел мотор. Потом высунулся в окно, обругал меня и уехал.

Я следил за тем, как грузовик покатил по главной дороге и скрылся в направлении Ньютон-Эббот.

Я вернулся в сарай, отбил горлышко у одной из бутылок, что были в ящике, и сделал большой глоток. Виски было неплохим. Я сел на ящик и задумался о том, как же все-таки и почему погиб Клод Уинс.

Так я просидел некоторое время, потом сделал еще глоток, поставил бутылку на пол, запер сарай и, добравшись до своей машины, вернулся в Мелки.

У меня в голове был целый десяток идей. Отличных идей. Таких отличных, что мне даже не верилось.

 

Вечер четверга — Дениза

Было около 22 часов. Мимо меня промелькнули огни клуба «Форест-Хилл», и я свернул на дорогу к гостинице «Оранжевый лик».

Остановившись около нее, я вышел из машины и направился к главному входу в дом. Внутри это место тоже обладало своей атмосферой. Я стоял в большом холле, слева от меня двойные стеклянные двери вели в танцевальный зал с эстрадой для оркестра. В зале царил полумрак, и это придавало ему какой-то странный призрачный вид.

Прямо передо мной находилась небольшая пустая служебная комната. Справа коридор вел в бар, и там начиналась лестница с дубовыми перилами, которая вела на второй этаж.

В дальнем конце холла открылась дверь, и появился красивый мужчина с загорелым лицом.

— Добрый вечер, — сказал я. — Бар открыт?

— Да, сэр. По правде говоря, там нет бармена, но я принесу вам заказ. Дело в том, что у нас не так уж много посетителей.

— Жаль. Во время войны было иначе? — Мужчина улыбнулся.

— Не знаю. Тогда меня здесь не было.

— А где вы были?

— В Бирме, — ответил он. — Там было неплохо, но мне больше нравится Англия.

— А в гостинице вы давно?

— Только месяц. Здесь спокойно, жаль только, что это долго не протянется.

Я спросил, почему. Он пожал плечами:

— Наверное, владельцы этого заведения постараются как можно скорее от него избавиться. Нет смысла держать пустой отель. Во время войны все было иначе, как вы заметили.

Я огляделся вокруг.

— Приятное местечко.

Он усмехнулся:

— По-настоящему приятным оно было во время войны, насколько я слышал. Это было одно из любимых мест янки, расквартированных в Эксетере. Здесь находились их летчики. Представляете, снаружи затемнение, а внутри сияют огни, играет музыка и прочее. А теперь посмотрите вокруг — запустение.

— Кто-нибудь купит его, — предположил я. — А вы живете здесь?

— Да, наверху. Вообще-то это довольно странный дом. Я никак не могу понять, почему он так построен. Сам по себе дом старый, а потом к нему пристраивали все, что в голову взбредет.

Я спросил его, что он имеет в виду. Он указал в сторону коридора, ведущего в бар.

— Ну вот, например, в конце коридора находится бар. Первоначально он был задуман в качестве гостиной, к которой примыкала оранжерея, выходившая в сад. Потом кто-то снес оранжерею и выстроил на ее месте, позади бара, номер из нескольких комнат. И что за номер! Настоящее гнездышко для уик-эндов.

Я усмехнулся.

— Хорошее?

— Просто очаровательное, мистер, как в первоклассном французском отеле. Он состоит из великолепно оформленной гостиной, спальни и ванной. А рядом с ним, вы не поверите, этот идиот-архитектор поместил кладовую! Так что, если вам нужна бутылка виски или что-то еще, то приходится идти через номер или обводить весь дом кругом и заходить с другой стороны.

— Значит вы ходите через номер? — Он покачал головой.

— Нет, я хожу кругом. Этот номер почти всегда занят любителями спокойного отдыха. Знаете, теми, кто обожает одинокие прогулки, рыбную ловлю и тому подобное. Они приезжают сюда, чтобы отдохнуть от забот.

— Вы знаете мисс Эллерден? — спросил я как бы невзначай.

— Да. Она бывала здесь раза два, — ответил он. — Или с родителями, или с мистером Трединором, ее женихом. Раз в месяц мы устраиваем здесь танцы. Очень милая девушка.

Я кивнул.

— Мне говорили, что в местной газете была помещена клеветническая заметка в ее адрес?

— Да, была, — согласился мой собеседник. — Подлая ложь. Каждый, кто знаком с ней, скажет, что она не могла быть такой, даже если бы постаралась.

Я улыбнулся ему. Мне понравилось, что он так горячо выступил в защиту девушки.

— Она придет сюда через несколько минут. Я подожду ее в баре. Принесите нам коктейли.

Управляющий отправился за напитками. Я прошел в бар.

Это была небольшая, приятно оформленная комната с маленькой стойкой, за которой находились зеркала и стеклянные полки, заставленные бутылками. Я представил себе этот бар, заполненный английскими и американскими летчиками. Должно быть, в «Оранжевом люке» хорошо гудели в те дни.

Вошел управляющий с коктейлями.

— Я проведу еще несколько дней в Мелки, — сказал я. — Возможно, мы еще увидимся. Как вас зовут?

— Берт Фелпс.

— Обычно посетители пользуются этим баром? — спросил я.

— Нет. Они чаще всего бывают в другом, который находится за танцевальной площадкой. Там есть и барменша. Может быть, пройдете туда?

— Нет, этот мне вполне подходит. Я люблю тишину.

— Когда мисс Эллерден придет, я провожу ее сюда, — сказал Фелпс и вышел.

Я сидел и курил. Минут через пять открылась дверь и вошла Дениза. Я долго смотрел на нее. Мне пришлось видеть немало женщин на своем веку, самых разных и на любой вкус, но такой мне не довелось встретить. В ней было нечто, какая-то особенность, которая ошеломляла вас, и дело было здесь не в ее красоте, а в чем-то другом. Этим другим было женское обаяние, неодолимое очарование, которое исходило от нее и усиливалось благодаря тому, что она совершенно не подозревала о нем.

Красота Денизы сочеталась со скромностью, и впечатление было особенно ярким из-за постоянного печального выражения ее глаз. Она могла улыбаться, но печаль в ее глазах оставалась. Я вспомнил о том сравнение, которое пришло мне в голову после нашей первой встречи. Ее взгляд напоминал взгляд собаки, которую сильно побили, и которая помнит об этом даже тогда, когда ей дают кость. Ничто не может изгладить из ее памяти это потрясение.

Глядя на Денизу, я вполне понимал Трединора. Любой мужчина пошел бы на все, чтобы обладать такой женщиной.

Я попытался сделать над собой усилие и выбросить из головы эти мысли. Я подумал, что слишком интересуюсь этой девушкой. Еще немного — и я влюблюсь в нее. А я принадлежу к тому счастливому или несчастному типу мужчин, которые, если по-настоящему влюблены в женщину, должны обязательно добиться чего-то. А у Денизы, подумал я, вполне хватает ее собственных неприятностей и без Николаса Гейла.

На Денизе было платье из сиреневой ткани, которое подчеркивало ее золотистый загар и медовый цвет волос. Она сняла с головы белую шифоновую косынку и остановилась посреди бара, глядя на меня.

— Простите меня за опоздание, — сказала она. — Я с трудом заставила себя приехать. Несколько раз мне хотелось позвонить вам и отменить встречу.

Было видно, что ей трудно говорить.

— Неужели все обстоит так плохо? — спросил я, вставая и подходя к ней.

Она кивнула, не глядя на меня.

— Хуже, чем вы думаете.

— Сядьте, успокойтесь и выпейте. Все не так плохо, как вам иногда кажется.

Дениза села на бархатный диванчик. Зажигая ее сигарету, я заметил, что ее руки дрожат. Она не притронулась к коктейлю и, казалось, не в силах была оторвать взгляд от пола.

Я взял пустой бокал и вышел из комнаты. Через коридор, холл и пустой танцевальный зал я прошел во второй бар, взял у барменши двойной коктейль и вернулся с ним обратно.

Дениза сидела, по-прежнему уставившись в пол. Я сказал ей грубовато:

— Выпейте и возьмите себя в руки.

Она подняла бокал и сделала глоток. Я велел ей выпить все. Она послушалась. Я подошел и сел рядом с ней на диванчик.

— Расскажите мне о том, что вас беспокоит, мисс Эллерден. Может быть, все не так страшно.

— Я очень боюсь, — призналась девушка. — Боюсь с того момента, как получила записку от Уинса с приглашением приехать в его коттедж. До того мне казалось, что вся эта ужасная история закончилась и о ней можно забыть.

— А записка Уинса изменила ваше мнение? — спросил я. — Вы поняли, что ничего не кончилось?

Она кивнула.

— Я пошла в коттедж и нашла вас избитым, но и тогда мне еще не все было понятно.

— Вы хотите сказать, что, подумав, пришли к выводу, что кто-то хотел, чтобы я прекратил расследование?

Она снова кивнула. Я улыбнулся ей.

— Ну что же, ведь расследование продолжается, и наш противник проиграл первый раунд, теперь ему придется придумать что-нибудь новое.

Девушка со страхом посмотрела на меня.

— Но что?

Я пожал плечами.

— Это пока неизвестно. Но одно мне уже удалось сделать. Я нашел типа, который избил меня, и заставил его признаться, кто поручил ему сделать это.

— Кто? — спросила Дениза.

— Уинс, — ответил я. — И, кажется, я понимаю, зачем он сделал это. После разговора со мной он встретился с тем человеком, который дал ему деньги и рассказал обо всем. Тот хотел избавиться от меня и от Уинса. Поэтому он посоветовал Клоду уехать ненадолго из города, а перед этим устроить так, чтобы меня избили и посоветовали уехать отсюда. Уинс так и сделал. Он собрал вещи и договорился со своими сообщниками по продаже спиртного, что те проучат меня, затем связался с человеком, который отдавал ему распоряжения, и сообщил, что он уйдет из коттеджа в 9 часов вечера, а я приду туда в 9.30, и вскоре его ребята займутся мной. Обратите внимание на то, как удобно все устроилось со временем для того человека.

— Почему? — спросила Дениза. Она была поглощена моим рассказом, и на время страх оставил ее.

— Сейчас вы все поймете, — ответил я. — Все шло по плану. Уинс уходит из коттеджа в 9 часов. Я приезжаю туда в 9.30. Парни Уикса избивают меня примерно в 9.40. Так что полиция вполне может поверить, что именно они встретили Клода по дороге в коттедж и убили его до того, как разделались со мной.

— Что?! Разве Уинс?.. — с ужасом проговорила она.

— Да, он мертв, и, кажется, я догадываюсь, как это произошло. Человек, руководивший Уинсом, знал, что тот выйдет из коттеджа в 9 часов, поэтому мог без труда встретить его по дороге и сбросить со скалы. Причем он знал, что приятели Уинса приедут, чтобы избить меня, и рассчитывал, что в случае расследования подозрение в убийстве падет на них. Довольно просто, не правда ли? Тот тип — башковитый парень.

Дениза стиснула руки и прошептала:

— Боже мой, теперь еще убийство… Неужели это никогда не кончится?

Она отвернулась от меня и заплакала. Я не стал мешать ей и дал выплакаться, потом обнял за плечи и сказал:

— Ну, успокойтесь. Я знаю, что все это тяжело, но придется идти до конца.

— Нет, — прошептала она. — Теперь это нужно остановить.

— Почему? — спросил я.

Наступило молчание, Дениза сидела, опустив голову. Я встал и отсел подальше, вряд ли Майку Линнану понравится, если его детективы в ходе расследования станут влюбляться в дочерей своих клиентов. А дело шло к тому. В этой девушке было что-то, что безотказно действовало на меня и заставляло думать о ней днем и ночью. Она и не подозревала об этом, но я-то, старый ловелас, это знал. Ситуация не лезла ни в какие ворота. В нашем деле нельзя смешивать работу и развлечение… ну, во всяком случае, не часто.

— Почему? — повторил я свой вопрос.

— Пожалуйста, принесите бокал бренди, — попросила она. — Потом сядьте рядом и не смотрите на меня, тогда я вам все расскажу.

Я снова сходил в дальний бар и принес ей небольшую рюмку с хорошим бренди. Вернувшись, я посмотрел на нее и подумал, что она сейчас упадет в обморок, так она побледнела. Вероятно, сильное нервное напряжение давно уже не покидало ее, и это начало сказываться. Дениза выпила бренди и, глядя на меня, сказала:

— Это нелегко… но я расскажу все, потому что доверяю вам… Я расскажу вам, почему бесполезно расследовать это дело дальше. На это может быть только одна причина, — у нее вырвалось рыдание, но она прижала руку ко рту, чтобы заглушить его, — та заметка в газете не была клеветой, в ней говорилась правда. — До меня не сразу дошел смысл сказанного ею. Наконец я понял. Великий боже! — мысленно сказал я и сосчитал до десяти. Да, жизнь полна неожиданностей! — Я взглянул на нее. Казалось, она еще больше побледнела и так сжала руки, что побелели суставы.

— Что, во имя святого, вы хотите этим сказать? — почти закричал я.

Дениза начала говорить. Она рассказывала мне все каким-то монотонным, безжизненным голосом, не отрывая глаз от пола.

— Когда я начала помогать матери принимать и развлекать американских офицеров, то сначала это происходило у нас в доме, и я ничего не имела против. Но потом вечера стали устраиваться в Эксетере и в клубе «Форест-Хилл», а раза два и здесь. Мать уделяла много внимания Харту Аллену, по-моему, потому, что ей хотелось исправить его. Она не раз говорила мне, что он пьет и совершает много глупостей только потому, что очень несчастлив. Она надеялась помочь ему, но я никогда всерьез не воспринимала эту затею. Мне не нравился Аллен, хотя он относился ко мне с уважением. Правда, одно время мне казалось, что ему удалось взять себя в руки, — она замолчала.

— Продолжайте! — сказал я.

— Как-то раз в Эксетере был устроен большой прием по случаю награждения Аллена каким-то орденом. Мы были в числе приглашенных. Во время танцев у меня разболелась голова, и я решила уехать домой. Аллен предложил подвезти меня в Мелки, и я согласилась… Я так устала, что в машине закрыла глаза, а когда открыла их, то заметила, что мы едем не в сторону Мелки, а в сторону Тотнеса. Я спросила его, в чем дело. Он ответил, что ему нужно поговорить со мной о каком-то очень важном и секретном деле, и что другого случая не подвернется. Он просил меня на несколько минут остановиться здесь, в «Оранжевом люке». Он достанет аспирин и, пока я буду отдыхать, расскажет мне о том, что его беспокоит. Я согласилась, потому что мне был нужен аспирин, а сам Аллен в этот вечер был почти трезв и вел себя вполне прилично…

Так что мы остановились здесь и прошли в номер, который расположен за этим баром. Я осталась в гостиной этого номера, а Аллен пошел за аспирином и вскоре вернулся с лекарством и водой. Девушка закрыла лицо руками-

— Продолжайте, Дениза, — настаивал я. — Сбросьте с себя этот груз.

— Он дал мне какой-то наркотик, — глухим голосом сказала она. — Не знаю, сколько времени я находилась под его действием. Придя в себя, я обнаружила, что лежу в спальне одна. Чувствовала я себя ужасно… Вскоре в комнату вошел совершенно пьяный Аллен. Он прислонился к стене и начал издеваться надо мной. Сказал, что высокомерной мисс Эллерден уже не из-за чего задирать нос, что он добавит меня в списки своих побед. Он говорил что-то еще… Не помню, что я ответила ему. Я чувствовала себя ужасно. Не знаю, как мне удалось выбраться оттуда. Аллен был слишком пьян, чтобы задержать меня, около дома я увидела его машину и поехала на ней в Майплор. Там я оставила машину в гараже и на такси вернулась домой.

— И вы никому не рассказывали об этом? — спросил я после долгого молчания.

Она покачала головой.

— Никому и никогда. На следующее утро все показалось мне просто страшным сном. Но ведь это все было на самом деле!

— Да, но даже это не делает заметку в газете правдой. Это ничего не меняет.

— Нет, меняет, — почти с яростью сказала она. — Кому-то известно, что произошло здесь. Этот человек и поместил заметку в газете.

Я подумал, что она права. Человек, поместивший в газете заметку, должен был знать эту историю. Кроме того, ему известно еще что-то, чем он может всполошить город.

— Хорошо, допустим, что вы правы, — но тогда особенно важно найти этого типа и заткнуть ему рот. Иначе он дождется, когда вы выйдете замуж за Трединора, и устроит новую пакость.

— А что он может еще сделать? — спросила она, широко открыв глаза. — Что может быть хуже?

— Например, он может после вашей свадьбы послать письмо Трединору и сообщить в нем о том, что с вами произошло. Ведь вы не хотите этого? Да и Трединору это вряд ли понравится.

Дениза встала и подошла к камину. Некоторое время она стояла, глядя на пустую решетку. Потом медленно сказала:

— Дело не в его отношении к этому.

— Почему? — спросил я.

— Да потому, что я рассказала Юстасу все. Я обязана были сделать это. Для него это не имеет значения. Он страшно порядочный человек и по-настоящему любит меня. Так что это не задело его, за исключением того, что ему очень жаль меня.

Второй раз за этот вечер я был потрясен. Что-то этот Юстас Трединор слишком святой человек. Он остается верен Денизе при всех обстоятельствах. Правда, при взгляде на нее я подумал, что многие мужчины согласились бы оказаться на его месте.

— Мне пора уходить, — сказала она. — Вы были очень добры ко мне. Прошу вас, обдумайте все и помогите мне, если сможете.

— Постараюсь, — ответил я. — Все обстоит не так плохо, как вам кажется. Во всяком случае, теперь мне известно на каком я свете и против кого и чего мне предстоит драться. А теперь садитесь в машину и отправляйтесь домой. Сегодня чудесный вечер и прогулка пойдет вам на пользу. Не думайте ни о чем и не беспокойтесь.

Я постарался выдать Денизе свою самую оптимистическую улыбку. Она улыбнулась мне в ответ и сказала, подавая руку:

— Благодарю вас за все. Я знаю, что могу довериться вам. Если я вам понадоблюсь, позвоните мне.

— Хорошо, — сказал я. — И выше голову!

Она ушла. Я курил и думал о том, что жизнь чертовски сложная штука. Я решил, что на месте Трединора испытывал бы те же чувства по отношению к Аллену, что и он. Если бы он убил Аллена, симпатии большинства людей были бы на его стороне.

Во всяком случае, я сочувствовал бы ему. Я прошел в бар, расположенный за танцевальной площадкой. Там уже никого не было, кроме девушки за стойкой. Взяв виски с содовой, я сел в углу и сунул монетку в музыкальный автомат. Мне было интересно, какую мелодию он заиграет сейчас.

В автомате что-то зашипело, потом раздался звон монеты, послышалась музыка, и женский голос запел: «Ничего нет на свете опасней женщины, которой пренебрегли».

Неизвестно почему эта песенка вызвала у меня воспоминания о миссис Эллерден. А, может быть, я знал почему?

В 23.30 я остановил машину возле своей любимой телефонной будки в конце набережной Мелки. Мне казалось, что подошло время для свидания с миссис Эллерден, и чем скорее оно произойдет, тем лучше.

Я набрал номер телефона их дома и попросил к телефону миссис Эллерден, отрекомендовавшись мистером Николасом. По-моему, она должна была понять, кто беспокоит ее в такое время. Так оно и произошло.

— Добрый вечер, мистер Гейл, — спокойно сказала она. — Не ожидала снова услышать ваш голос.

— Мне нужно поговорить с вами по важному делу.

— Ну что же, давайте встретимся. Откуда вы говорите?

— Из телефонной будки около Мелки-клуба.

— Тогда поезжайте в сторону Майплора и сверните налево, не доезжая города. Там есть парк с беседкой, в которой редко кто бывает в это время. Я буду там через полчаса.

— Хорошо, — сказал я, — до встречи.

Я сел в машину и поехал в назначенное место. Найдя беседку, я вошел в нее и закурил сигарету. Вскоре я увидел миссис Эллерден и вышел ей навстречу. Парк был пуст, и ничто не мешало нашей беседе.

— Вы довольно странный человек, мистер Гейл. Я думала, что вы прекратите расследование и уедете в Лондон. Или случилось что-то, что заставило вас передумать?

Я улыбнулся.

— Мне не пришлось передумывать, миссис Эллерден. Дело в том, что я никогда и не собирался возвращаться в Лондон.

— Понимаю, — спокойно сказала она. — Значит вы, что называется, водили меня за нос.

— Да, если вы так ставите вопрос.

— Именно так, — она улыбнулась, — и вспомните, что мне это стоило довольно дорого — 500 фунтов.

— Эти деньги вы скоро получите. Считайте, что вы одолжили их мне.

— Зачем же вы взяли деньги, если собирались продолжать расследование? — спросила она.

— По вполне понятной причине. Когда я их брал, я не знал, с какого конца мне приниматься за расследование, и был не прочь узнать, в какую сумму вы оцениваете мой отъезд из Мелки.

Мисс Эллерден холодно сказала:

— Неужели вы считаете, мистер Гейл, что у меня есть какие-то таинственные причины желать вашего отъезда из города?

— Я ничего не считаю. Я помню, что вы говорили мне. Вы сказали, что лучше не ворошить прошлое, что это может поднять только лишнюю грязь со дна. Возможно, вы правы, но при расследовании я не всегда верю тому, что мне говорят.

— Но теперь вы убедились, что я говорила вам правду? — спросила она.

Мы дошли до конца лужайки, повернули и пошли обратно к беседке. Я ответил:

— Не знаю, но мне хотелось бы, чтобы вы ответили на несколько вопросов, миссис Эллерден. Только не считайте их обидными.

— Хорошо, — спрашивайте.

— Что вам известно о Клоде Уинсе? — Она пожала плечами.

— Немногое. Он довольно странный молодой человек. Мне он не нравился. Я поручила ему отделку нашего дома, друзья рекомендовали его как хорошего декоратора. Он был тщеславен и самодоволен, но ведь большинство людей искусства таковы, не правда ли, мистер Гейл?

— Пожалуй, — согласился я. — А вы никогда не подозревали, что Уинс имеет какое-то отношение к той заметке о вашей дочери?

— Нет, не подозревала. А это действительно так?

— Не знаю, — ответил я. Наступила пауза, потом она сказала:

— С вами очень трудно разговаривать, мистер Гейл. — Я улыбнулся ей.

— Не всегда. Скажите, это через вас Харт Аллеи познакомился с вашей дочерью?

— Да, — ответила она. — В это время Дениза работала для Красного Креста. Мой муж решил, что мы должны принимать у себя и развлекать офицеров. Так я познакомилась с Хартом Алленом и нашла его довольно приятным человеком.

Я перебил ее:

— Объясните поподробней, миссис Эллерден, почему он вам понравился. Ведь большинство людей относилось к нему недоброжелательно.

— Ну, видите ли, у меня не было причин для неприязни. Мне кажется, что я понимала его. До войны он занимался какой-то мелкой работой в Нью-Йорке и ничего из себя не представлял. Потом он вступил в армию, приехал сюда и все изменилось: выяснилось, что он великолепный летчик-истребитель. Все восхищались им, и это вскружило ему голову. Он начал пить, что не удивительно для человека, находившегося в постоянном напряжении, не правда ли? Кроме того, у него было много романов, что тоже довольно естественно. Он был избалован женским вниманием. Многие женщины вели себя довольно легкомысленно во время войны. Вряд ли их можно винить в этом.

— Вполне согласен с вами, — сказал я.

— Конечно, Аллен был не слишком разборчив в отношении своих приятельниц, и в этом его вина, — продолжала миссис Эллерден. — И как раз в этом я хотела ему помочь. Поэтому я представила его Денизе. Я верила, что в душе он очень хороший человек, и общение с приятными людьми поможет ему изменить свое поведение.

— Вы уверены, что не использовали свою дочь как ширму, миссис Эллерден?

— Что вы имеете в виду, мистер Гейл? — Я посмотрел на нее.

— Вы очень красивы, миссис Эллерден. И вы не единственная женщина среднего возраста, которая влюбилась в молодого американского летчика. А влюбившись в него, вы могли использовать Денизу для того, чтобы отвлечь внимание от себя и не дать повода для сплетен.

Она вздохнула.

— Вы ошибаетесь, мистер Гейл. Я рассказала вам правду о своем отношении к Аллену. Приятно слышать ваши предположения на мой счет, но если бы вы лучше знали женщин, то поняли бы, что женщины моего типа никогда не влюбляются в таких мужчин, как Харт Аллен.

— Нет, я хорошо знаю женщин, миссис Эллерден, — сказал я. — Но кто может похвастаться, что до конца понимает их?

Она улыбнулась.

— Мне кажется, что вы. Но, возможно, я ошибаюсь.

Я спросил:

— Вы помните прием в Эксетере по случаю очередной награды Харта Аллена? На него были приглашены вы, ваш муж и Дениза? Что-нибудь осталось особенное от него в вашей памяти?

Она тотчас же ответила:

— Да, я помню. По-моему, тот вечер подтвердил мою теорию.

— Что за теория? — спросил я.

— Тогда впервые за все время Харт Аллен был трезв. Совершенно ясно, что он наконец взялся за ум, — она слегка улыбнулась, — и я льщу себя надеждой, что в этом есть и моя заслуга. Кроме того, я припоминаю, что у Денизы заболела голова в тот вечер, и Аллен отвез ее домой еще до начала танцев.

— Больше вы ничего не помните?

— Пожалуй, нет. Это было уже давно. Помню, что мы оставались там до утра. Аллен вернулся и сказал, что доставил Денизу домой в целости и сохранности. Вас что-нибудь еще интересует, мистер Гейл?

— Да, — сказал я, — расскажите мне о Трединоре. Что вы думаете о нем?

— Я очень люблю Юстаса, — ответила она. — Он чудесный молодой человек. Нам известно о нем все, его жизнь — это открытая книга. Он воевал и был тяжело ранен, получил награду за храбрость. После ранения уволился из армии и вернулся на ферму, которую получил в наследство от родителей. По-моему, у него нет ни одного недостатка за исключением, пожалуй, того, что он очень близко принимает к сердцу некоторые вещи.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Ну, он принадлежит к семье выходцев из Испании и унаследовал южный темперамент. Его нелегко вывести из себя, но если уж он выйдет… — она улыбнулась какому-то воспоминанию. — А в общем он прекрасный молодой человек. Не так уж много мужчин остались бы верны своему слову после такой статьи в газете. Но Юстас не колебался ни минуты. Он знал, что это клевета, и его не беспокоили сплетни соседей на его счет.

— Вы думаете, что он остался верен своему слову потому, что считал статью лживой?

— Конечно. Мысль о том, что у Денизы мог быть роман с кем-то совершенно неправдоподобна.

Я ничего не ответил.

— Мистер Гейл, вы не верите мне? Подозреваете в чем-то? Что у вас на уме?

В ее голосе я уловил нотки тревоги.

— Между нами, говоря, я и сам как следует, не знаю. Приехав сюда, я столкнулся с головоломкой. Теперь у меня есть две-три зацепки, которые могут привести к результату, вот и все.

— А я не смогу помочь вам? Расскажите мне о том, что вы узнали.

Я покачал головой.

— Нет, пока не могу.

— А с моим мужем вы не собираетесь встретиться?

— Нет, — ответил я, — мне нечего ему сказать.

— И вы собираетесь во что бы то ни стало идти до конца?

— Да, собираюсь.

Она сказала с горечью:

— Вас не беспокоит, что вы можете причинить новый вред, новую боль моей дочери?

— Напротив. Моя задача — сделать все, чтобы этого не случилось. Вам не приходила в голову мысль, что я тоже думаю о Денизе и хочу предотвратить новые неприятности?

— Новые? Боже мой, неужели вы думаете, что может еще что-нибудь произойти?

— Да, и я хочу это остановить. Только не знаю, с чего начать.

— Понимаю, — задумчиво сказала она и посмотрела на меня с внезапной улыбкой. — Знаете, мистер Гейл, вы мне нравитесь. По-моему, вы человек, которому можно довериться. Если бы мне понадобился детектив для расследования какого-нибудь щекотливого дела, то я, пожалуй, наняла бы вас.

— Всегда готов угодить клиенту.

Я поклонился с шутливой галантностью. Она рассмеялась.

— Неужели? Ну, мне-то вы не старались угодить, не правда ли? Хотя, возможно, вы не считаете меня своей клиенткой. Это место занимает мой муж. Однако, пока вы не заподозрили меня в новом преступлении…

— Вы не должны так думать…

— Почему бы и нет? — перебила она меня. — По-моему, такое предположение вполне закономерно. Решение поговорить со мной у вас возникло сразу после встречи с моим мужем. Вы позволили мне думать, что за взятку готовы прекратить расследование, но сами этого не сделали и продолжали работать дальше. У вас довольно интересные методы работы.

— Неужели?

— Да. Вы взяли у меня чек на пятьсот фунтов и по какой-то неизвестной причине, которую вы лучше меня знаете, подписали его и отдали Клоду Уинсу. На следующее утро он получил наличные по этому чеку, об этом я узнала в банке. Позже я прочла в газете, что Уинс свалился со скалы и разбился. Что вы на это скажете, мистер Гейл?

Я остановился и миссис Эллерден тоже. Я подумал, что она неглупая женщина.

— Почему вы думаете, что я сам отдал чек Уинсу? — спросил я. — Может быть он украл его?

— Вряд ли. Вы не тот человек, мистер Гейл, который будет носить с собой подписанный чек. Вы бы подписали его перед получением денег или передавая его Уинсу.

— А зачем мне понадобилось отдавать тому пятьсот фунтов?

— Ну, тут есть несколько предположений. Возможно, вы хотели, чтобы он не мешал расследованию, или рассчитывали получить какую-то информацию, если ему было что-то известно.

— Вы невысокого мнения об Уинсе? — спросил я.

— Да, я считаю его шантажистом. По-моему, вы тоже так думаете. Знакомый кассир в банке рассказал мне, что полиция сняла отпечатки пальцев с найденный у Уинса денег, и они совпали с отпечатками пальцев этого кассира. Так что это те самые деньги, которые он выдал ему.

— Ну и ну! — сказал я. — Вам следовало бы стать детективом, миссис Эллерден.

— Полиция интересовалась счетом Уинса. Они думали, что, возможно, он украл этот чек у человека, которому я его дала. Но я знала, что Уинс не крал чек, а получил от вас. Он не настолько храбрый человек, чтобы отважиться на кражу. Я решила, что с помощью этого чека вы хотели поставить его в трудное положение, потому что никто бы не поверил, что вы отдали его добровольно.

Я ничего не ответил, но с каждой минутой она нравилась мне все больше.

— А теперь мне нужно идти, — сказала миссис Эллерден. — Продолжайте расследование и не беспокойтесь о тех пятистах фунтах. Мне хотелось бы, чтобы вы купили себе что-нибудь на них… в память о мистере Уинсе. Потому что, даже если бы он не упал со скалы… а ведь он упал, мистер Гейл?.. Даже тогда вы нашли бы способ заткнуть его грязный рот, что мне так и не удалось сделать.

— Вы много заплатили, миссис Эллерден? — спросил я.

— Не слишком, но вполне достаточно. И не прямо. Я дала ему работу в доме и заплатила за нее втрое дороже, чем она стоила.

— Почему? Что было ему известно?

— Не знаю. Но что-то было известно. А я не хотела рисковать. Может быть, вы скажете мне, что он знал?

— Не сейчас, — ответил я. — Как-нибудь мы поговорим с вами по душам за чашкой чая.

Я улыбнулся ей.

— Спокойной ночи, мистер Гейл, — сказала она, — думаю, что мы с вами скоро встретимся.

Она направилась через лужайку к своей машине.

Я прошелся немного, выкурил сигарету и вернулся в отель. Поднявшись в свой номер, я лег в постель и стал думать. Я понимал, что теперь должен быть очень осторожен в своих умозаключениях.

Мой желудок давал о себе знать, слишком долгий и трудный был у меня сегодня день. Врач прописал мне полный покой.

Ха! Покой!

Мои мысли обратились к Харту Аллену. У меня было довольно ясное представление о всех других участниках этого дела: о Джоне Эллердене, его жене, о Денизе, Юстасе Трединоре и о Клоде Уинсе.

Я встал с постели и стал расхаживать по номеру. Боль в желудке усилилась. Я нашел в чемодане полбутылки виски и глотнул немного. Сразу стало легче. Я снял трубку и набрал номер Линнана.

— Хелло, Ники, — сказал он, взяв трубку. — Как дела? Что нового?

— Все в порядке, Майк. Я постепенно продвигаюсь, правда, медленно.

— Какое у тебя впечатление о деле? Оно приличное или грязное?

— Чертовски грязное, — ответил я.

— Вот как! Впрочем, так и должно быть. Эти дела всегда бывают такими.

— Возможно, ты прав.

— Что тебе нужно от меня, Ники? — спросил он.

— Я слишком мало знаю о Харте Аллене. Меня интересует, что стало с ним после возвращения домой. Женился ли он? Как он устроился, где работает? Сможешь ты это узнать?

— Забавно, что ты попросил об этом. Сегодня мне самому пришла в голову такая мысль. Я закажу сейчас же разговор с Нью-Йорком, свяжусь с Джефри и попрошу его выяснить это. О результатах я сообщу тебе завтра днем или вечером. Подойдет?

— Вполне, Майк, — ответил я. — О'кей, до встречи.

Я повесил трубку и еще немного походил по комнате. Майк был замечательный парень. Я работал вместе с ним в Марселе, когда меня взяло гестапо… Ну, это могло случиться с каждым и это не его вина. Интересно, что почти все Майки отличные ребята. Очевидно, в самом имени есть что-то такое.

Я глотнул еще виски из бутылки и вернулся к Клоду Уинсу и его работе декоратора.

Через несколько минут я спустился вниз в вестибюль отеля, где сидел только ночной портье.

— Чудесная ночь, мистер Гейл, — сказал он. — Хотите немного погулять?

— Нет, проехаться.

— Надолго?

— На пару часов.

— Хорошо. Если захотите по возвращению чаю, то скажите мне.

Я поблагодарил его, сел в машину и выехал на дорогу, ведущую к Тотнесу, с которой свернул к «Оранжевому люку».

Оставив машину, я прошел в ворота и остановился в тени изгороди, глядя на дом. Ночью в нем было еще больше очарования, чем днем. Лужайки серебрились в лунном свете.

Я подумал о том, что Фелпс спит в дальнем конце верхнего этажа, но меня интересовало другое место. Продолжая держаться в тени изгороди, я подошел к дому и нашел окно кладовой, расположенной рядом с отдельным номером. Открыть его ничего не стоило, и я забрался через него внутрь.

Через полчаса я выбрался из дома, прошел к машине и вернулся в Мелки. Наконец-то мне удалось найти еще одну деталь для головоломки, причем чертовски важную деталь.

На обратном пути я стал задавать себе вопросы и отвечать на них. Забавно, что раньше мне не приходило в голову спросить себя, каким же образом у Клода Уинса оказалось письмо, адресованное Харту Аллену и подписанное Мерилин.

Мне казалось, что теперь я знал ответ на этот вопрос.

 

Пятница — Трединор

Я проснулся в 10 часов, выпил кофе, принял ванну, побрился и стал в пижаме расхаживать по спальне.

Как ни странно, дело Эллердена действовало на меня угнетающе. И не потому, что у меня не было никаких проблесков в расследовании или новых мыслей. Они были, но мне они не нравились. По правде говоря, мне не нравилась вся эта история.

Я снял трубку и попросил соединить меня с Линдл-отелем в Майплоре. Вскоре к телефону подошел Финни.

— Как дела? — спросил он. — Надеюсь, ты еще не закончил расследование? Уж очень мне понравилось это местечко. Что нового?

— Ничего особенного, — ответил я. — Слушай, Финни, помнишь ты говорил мне о Мэри Мак-Дугал?

— Да, помню.

— Ты сказал, что она лежит в больнице в Эксетере. Мне нужно, чтобы ты поехал и повидался с ней.

Я сказал ему, о чем он должен с ней поговорить.

— О'кей, — ответил я.

Закончив разговор с Финни, я позвонил Джону Эллердену и договорился с ним о встрече в баре отеля. Он приехал вовремя. Глядя, как он вошел в бар, я подумал, что он сильный, неглупый и уверенный в себе человек. Пока он шел ко мне, я спрашивал себя, должен ли частный детектив обладать чувством долга?

Я так ничего и не решил, этика всегда была моим слабым местом.

Эллерден уселся рядом со мной. Он молчал и ждал, когда я заговорю. Я подумал, что его самообладание сильнее любопытства.

— Я нахожусь в несколько затруднительном положении, — начал я. — Мне не нравится это расследование.

Он спросил, что я имею в виду.

— Насколько я понимаю, — сказал я, — вы отдаете себе отчет, что это дело может навредить Денизе. Она довольно чувствительная девушка, так что расследование может причинить ей лишние страдания. Мне хочется прекратить его.

— Вы узнали что-то новое?

— Нет, но я подумал о том, что если нам удастся найти виновника той заметки, он может в отместку натворить еще что-нибудь похуже.

— Я предусматривал такую возможность, прежде чем обратиться в агентство Линнана, — сказал Эллерден. — Я все обдумал.

— Значит, вы считаете нужным продолжать расследование?

— Да, я считаю это своим долгом.

— Ну что же, тогда я буду продолжать. — Он посмотрел на меня.

— Вы напали на какой-то след?

— Пока трудно сказать. У меня есть некоторые идеи, но идеи — это еще не доказательства.

Эллерден встал.

— Ну, если вы узнаете что-то определенное, сообщите мне.

— Непременно.

Он попрощался со мной и ушел.

Я спустился на пляж, взял тент и отправился купаться. Поплавав некоторое время, я обнаружил, что движения уже не причиняют такую боль желудку.

Я вернулся в отель в 12 часов и успел выпить виски в баре, когда позвонил Финни.

— Ну, я увиделся с ней, — сказал он

— Ты проделал все аккуратно? — спросил я, — она ничего не заподозрила?

— Нет, все чисто.

— Расскажи, что ты узнал.

— Дело обстоит так: она хорошо помнит этот день. Ей нужно было поехать к подруге в Ньютон-Эббот, но она не могла этого сделать без очков. Рано утром ей позвонил оптик и сказал, что очки готовы. На приеме он посоветовал ей сходить к глазному врачу. Она сразу же отправилась вместе с приятельницей к своему постоянному врачу, который осмотрел ее и сказал, что нужно немедленно лечь в больницу, так как обнаружил быстро прогрессирующую глаукому. Он позвонил в больницу в Эксетер и договорился о том, чтобы ее приняли на следующий день.

— А дальше?

— Приятельница вернулась вместе с ней в дом Эллерденов. Днем позже она зашла за ней, и они вместе поехали в Ньютон-Эббот.

— Вместе? Это точно?

— Совершенно точно, — уверил меня Финни.

— Хорошо.

— И это все, что ты хотел знать? — спросил он удивленно.

— Да.

— А что мне теперь делать?

— До вечера можешь располагать своим временем. Я свяжусь с тобой часов в восемь или позвоню завтра.

Повесив трубку, я вернулся в бар, взял виски и сел в углу, откуда мне была видна набережная.

Я думал о том, что передо мной в расследовании открыты два пути: я могу вести дело потихоньку, дожидаясь решительных событий, или могу сам начать сражение. Некоторым нравится девиз «Если сомневаешься, лучше не делай ничего». Может быть, он и хорош в отдельных случаях, но слишком пассивен. Я пришел к выводу, что в данный момент он мне не подходит.

Какого черта! Если это будет неприятное дело, сыграем грубо и покончим с ним.

Я попросил телефонистку соединить меня с Трединор-Маунт и, когда она это сделала, попросил позвать мистера Трединора.

Было три часа, когда я остановил машину около железных ворот, ведущих в Трединор-Маунт. День был чудесный. Стояла особая тишина, которую подчеркивали сельские запахи, далеко разносившиеся в летнем воздухе.

Я вышел из машины и пошел к дому по подъездной аллее, окаймленной деревьями. Дом был наполовину бревенчатый, хранивший аромат подлинной старины. Около него стоял амбар и другие хозяйственные постройки. За домом был цветник, а дальше, насколько видел глаз, расстилались хлебные поля. Я позвонил у двери, и меня проводили в библиотеку.

Юстас Трединор выглядел почти таким, каким я представлял его себе. Он был в бриджах и сапогах для верховой езды, ворот шерстяной рубашки был расстегнут и открывал крепкую шею. У него было загорелое худощавое лицо и иссиня-черные волосы. Я обратил внимание на его руки — загорелые с длинными пальцами. Но больше всего меня поразили его глаза — глубоко посаженные, черные и проницательные. Однако у рта и в уголках глаз были тонкие морщинки, говорившие о добродушии.

Я подумал, что Юстас Трединор может быть при желании и беспощадным, и великодушным человеком. Он наверняка имеет сложившиеся взгляды на жизнь, и не так-то легко заставить его изменить их.

— Добрый день, — сказал Трединор. — Насколько я понял, у вас ко мне важное дело. Чем могу быть полезен?

— Пока еще не знаю, Трединор. Посмотрим.

Он удивленно поднял брови и слегка улыбнулся.

— Не совсем понимаю, что означает этот тон. Не хотите ли присесть?

Я сел в одно из больших кресел у камина, а он за свой письменный стол.

— Мне очень жаль, что мой тон показался вам неприятным. Но, может быть, это даже к лучшему, потому что у меня к вам не очень приятное дело. Так что я поскорее изложу его вам, а потом посмотрим, как вы к нему отнесетесь и какую займете позицию.

Он снова улыбнулся.

— Значит, я должен буду занять какую-то позицию?

— Да, придется.

Он открыл ящик стола, достал коробку сигарет и предложил мне закурить. Я взял сигарету.

— Меня зовут Николас Гейл, — я работаю в детективном агентстве Линнана и приехал сюда по просьбе Джона Эллердена расследовать дело по поводу заметки в газете. Вас это удивляет?

Трединор немного подумал.

— Нет, не удивляет, — ответил он. — Я знаю Джона Эллердена. Он очень педантичный человек. Мне вполне понятны его чувства.

— Что ж, тем лучше, — сказал я. — Когда я начал работу над этим делом, у меня не было никакой зацепки, Я знал, что мистер Эллерден не хочет, чтобы я беспокоил его жену, но, решив поступить наперекор его желанию, я встретился с ней.

— Вы уверены, что поступили разумно, Гейл? — спросил он.

— Думаю, что да. Хотя детективам не всегда приходится руководствоваться разумом. Мудрость редко приводит к успеху в нашем деле.

— Прошу вас, продолжайте.

— Сначала позиция, занятая миссис Эллерден в отношении расследования, показалась мне странной. Она хотела, чтобы я уехал из города, объясняя это боязнью поднять новую грязь со дна. Это было мне понятно. Она надеялась, что все со временем уляжется. Возможно, вы согласны с ней?

— Да, согласен, — кивнул Трединор.

— Единственное, что мне было непонятно, это то, почему ей не хотелось, чтобы ее муж знал о том, что она посоветовала мне уехать из города. Тогда я не понимал этого, но теперь, кажется, понимаю.

— Почему же ваше мнение изменилось?

— Оно изменилось из-за Клода Уинса, — сказал я. — Он догадался, что я расследую дело с заметкой, и решил помочь мне, так как каким-то образом был связан с ним. Мы договорились о встрече, но на следующий день он заявил, что передумал и ничего не скажет мне.

— Довольно странно, не правда ли? — спросил Трединор, внимательно наблюдая за мной.

Я покачал головой.

— Обычное дело: я предложил ему за информацию деньги, но кто-то другой обещал ему за молчание больше.

— Интересно, кто бы это мог быть?

— Я не знаю. Пока могу только строить предположения.

— А могу я узнать о ваших предположениях?

— Конечно. Этим другим могли быть вы или миссис Эллерден. Так я и подумал, приехав на встречу с Уинсом в его коттедж и обнаружив, что он сбежал.

— Но потом ваше мнение изменилось. Почему?

— Видите ли, я считаю, что вмешательство миссис Эллерден или ваше может быть продиктовано одним — заботой о Денизе и стремлением поскорее предать забвению дело с заметкой. Именно поэтому вы могли войти в контакт с Уинсом и заплатить ему, чтобы он убрался из города. Но когда я пришел в коттедж, то получил там хорошую трепку от трех типов, — я улыбнулся, — и, конечно, не мог поверить, что эту трепку организовали вы, как бы вам ни хотелось прекратить расследование.

— Что ж, вполне логично.

— Значит, — продолжал я, — в расследование вмешалась какая-то другая фигура. Этот человек убедил Уинса как можно скорее убраться из города и устроить мне взбучку, чтобы заставить отказаться от дела.

— Я вижу, вы не теряете времени даром, Гейл, — сказал Трединор. — Мне непонятно только одно: когда появлюсь в этой истории я?

— Вы появитесь в ней в среду, часов в 9 вечера, — ответил я.

Он долго смотрел на меня.

— Вы, наверное, шутите?

— Нет, когда я работаю, то никогда не шучу. Сейчас я расскажу вам о своих предположениях.

Он сказал нетерпеливо:

— Что ж, послушаем ваши предположения.

— Кто-то сообщил вам в среду, что Уинс собирается месяца на два покинуть Мелки. Но когда расследование закончится, то вернется и может приняться за старое — продолжать шантажировать Эллерденов. По вполне понятной причине вам этого не хотелось. Вы любите Денизу Эллерден и единственное, чего вы хотите — это избавить ее от неприятностей в связи с этим грязным делом. Поэтому вы решили встретиться с Уинсом и поговорить. О чем? Могу только предполагать.

Наверное, вы хотели сказать ему, что если он вернется в Мелки и упомянет имя Денизы, то его ждет хорошая взбучка, после чего вы обратитесь в полицию и обвините его в шантаже.

— Почему вы думаете, что я считал Уинса способным шантажировать кого бы то ни было?

— На этот вопрос очень легко ответить: вам рассказала об этом миссис Эллерден.

Трединор снова поднял брови, положил в пепельницу окурок и закурил новую сигарету.

— А вы предполагаете, что Уинс мог шантажировать и ее? — спросил он.

— Вряд ли это можно назвать шантажом. Вероятно, дело произошло так: после появления заметки в газете, когда еще весь город говорил о ней, Уинс встретился где-нибудь с миссис Эллерден и выразил ей свое сочувствие по поводу очень лживой публикации, сказав при этом, что на чужой роток не накинешь платок, поэтому по городу ползут самые фантастические сплетни. Он сам слышал кое-что…

На этом Уинс, вероятно, остановился. Миссис Эллерден достаточно умна, чтобы не расспрашивать, что же именно он знает. Поэтому она поступила чисто по-женски: дала ему работу по оформлению своего дома и заплатила за нее в три раза больше, чем она стоила. Об этом она сама рассказала мне.

— Я тоже знаю об этом от нее, — сказал Трединор. — Но лучше вернемся к среде.

— Что же, вернемся, — согласился я. — В среду вечером вы отправились повидаться с Уинсом. Вероятно, вы оставили машину на главной дороге и пошли к коттеджу через Прол-Пойнт по тропинке, которая идет по краю скалы. Там на полдороге вы встретили Уинса. Он быстро шел, держа чемодан в руке, и был вполне доволен собой. Держу пари, что встреча с вами его не обрадовала.

Я замолчал. Трединор ничего не ответил.

— Вы сказали Уинсу, что обещали разнести его в клочья при новой попытке шантажа, но от отреагировал на это совсем не так, как вы ожидали. Он совсем не испугался и сказал вам что-то, что привело вас в ярость. Вы потеряли самообладание, и тогда произошло одно из двух: или вы намеренно сбросили его со скалы, или ударили, и он упал случайно.

Я посмотрел на Трединора. Его лицо помрачнело. Значит, я попал в точку.

— Выслушайте меня, я не полицейский и не имею оснований сочувствовать Уинсу. Он был всего лишь опасной злобной крысой. Так что, если вы нарочно сбросили его… Что ж, пусть будет так! Но я работаю в данный момент на Джона Эллердена и не хочу, чтобы вы сказали что-то такое, о чем потом пожалеете.

— Тогда, может быть, вы посоветуете мне, что я должен сказать? — съязвил он.

— Я на вашей стороне, Трединор. Скажите мне только одно, можете вы отчитаться за свои передвижения в среду вечером часов, скажем, с 8.30 до 9.30? Другими словами, есть у вас алиби?

Он покачал головой.

— Кажется, нет.

— Итак, мы с вами понимаем друг друга, — сказал я. — В смерти Клода Уинса повинны вы. Мне хотелось бы знать одно: вы хотели убить его или это был несчастный случай?

— Несчастный случай. — Трединор подошел к окну. — Вы неплохой отгадчик, Гейл. Все, что вы сказали, в общих чертах верно. Я поехал к Уинсу, чтобы поговорить, и встретил его на тропинке. Во время разговора я старался держать себя в руках, но в конце концов он сказал нечто такое, что взбесило меня, и я потерял контроль над собой.

Он затянулся сигаретой, глядя в окно.

— Во время нашего разговора, — продолжал он, — Уинс поставил чемодан на землю позади себя. Когда я в ярости сделал шаг ему навстречу, он отступил назад и споткнулся о чемодан. Он забыл о нем и забыл, что тропинка в этом месте очень узка. Он свалился с утеса, а вдогонку я спихнул его чемодан.

Я кивнул:

— Я так и думал, что это был несчастный случай. По-моему, полиция тоже считает падение Уинса случайным. Там не будут особенно морочить себе головы по поводу его смерти.

Трединор вернулся к столу, и я увидел, как помрачнело и осунулось его лицо.

— Очень хорошо, что вы пришли сюда и поговорили со мной, — сказал он. — Я был очень озабочен этим и не знал, как поступить.

— Вполне понимаю вас, — ответил я. — В обычном случае вы отправились бы в полицию, но сейчас вы понимаете, что эта история вызовет новые сплетни о Денизе Эллерден. Верно?

— Верно.

Я закурил новую сигарету.

— Вы приехали сюда только для того, чтобы рассказать мне все это? — спросил Трединор.

— Нет, у меня к вам еще одно небольшое дельце, — сказал я. — Раз я начал это расследование, то, каким бы неприятным оно не оказалось, я его закончу. Я не считаю нужным идти в полицию с рассказом о том, что произошло между вами и Уинсом. Уинс мертв, и мне известно, что он заслужил эту смерть. Так что я не собираюсь никому рассказывать об этом при одном условии…

— При каком же? — поднял голову Трединор.

— При том условии, что вы не будете заниматься самодеятельностью. С этого момента расследование пойдет тем путем, который я сочту нужным. Я не хочу, чтобы в него совали свой нос. Агентство Линнана направило меня сюда, чтобы я нашел виновника заметки в «Мелки-рекорд», и я это сделаю. И если кто-нибудь попытается сунуть нос в расследование, то ему не поздоровиться. Вы усвоили это?

Трединор улыбнулся.

— По-моему, вы выразились вполне ясно.

— Прекрасно, — сказал я. — Возможно, мне понадобится ваша помощь. В таком случае я свяжусь с вами через своего помощника по фамилии Финни. Вы сразу его узнаете по сильному канадскому акценту. Сделайте то, что он попросит. Вы убедитесь потом, что это будет в ваших интересах.

— Понимаю, — протянул он, слегка ошарашенный моим напором. — Миссис Эллерден описала вас мне как личность. Думаю, что она была права.

— Это покажет время.

Мы обменялись рукопожатиями и я вышел.

Я подъехал к «Оранжевому люку» в 6.30, оставил машину у ворот и вошел в здание с главного входа. В приемной никого не было, но я позвонил, и через минуту появился Фелпс.

— Добрый день, сэр, — приветствовал он меня. — Чудесная погода. Что вам принести? Мартини?

— Нет, лучше виски с содовой. Но это может подождать. Я хочу поговорить с вами.

Он вопросительно посмотрел на меня. Я вынул бумажник, достал из него две пятифунтовые банкноты и свернул их.

— Послушайте, Фелпс, я помню, как во время нашего первого разговора вы сказали мне, что владельцы этого заведения собираются продавать его.

— Совершенно верно, сэр. У них нет денег, чтобы содержать убыточное заведение. Мы получаем немного доходов от бара и ежемесячных танцевальных вечеров, но этого слишком мало, чтобы окупить все расходы.

— Понимаю. Я обдумал все и решил купить этот дом, если цена подойдет мне. Или я превращу его в настоящую сельскую гостиницу, или, в худшем случае, перееду сюда и буду здесь жить, а часть дома сдам в наем. Дело в том, что он мне понравился.

— Мне тоже, — сказал Фелпс. — Знаете, сэр, не годится забегать вперед, но… если вы купите это заведение, то мне хотелось бы остаться в нем…

— Ну что же, это можно обсудить, а пока…

Я протянул ему деньги. Он непонимающе посмотрел на меня.

— За что, сэр?

— Прежде, чем начинать торговаться, мне хотелось бы взглянуть на бухгалтерские книги. Меня интересует, как шли здесь дела раньше. Это возможно?

Он кивнул.

— За это не надо платить, сэр. Книги наверху. Я получил распоряжение выдавать их всем, кто захочет купить дом.

— Неважно, все равно оставьте эти деньги себе, — сказал я. — Так можно мне сейчас же взглянуть на книги?

— Конечно.

Мы поднялись по лестнице наверх, прошли в дальнюю часть дома и вошли в заставленную вещами комнату. На полке лежали книги.

— Вот они, — сказал Фелпс. — Располагайтесь.

— Хорошо. Я бегло просмотрю их, чтобы получить представление о тогдашнем положении дел, а потом спущусь вниз и выпью виски.

Фелпс вышел и закрыл за собой дверь.

Из книг мне были нужны только регистрационные. Я нашел их и положил на стол. Меня интересовала книга, начатая в июле 45-го года. Я начал просматривать ее, это было довольно легко, так как на каждой странице было только по 12 записей. Просматривая книгу, я понял, что капитан Харт Аллен часто останавливался в отдельном номере. Его подпись встречалась за сорок пятый год 17 раз.

Я взялся за книгу регистрации сорок шестого года. Вначале фамилия Харта Аллена тоже часто встречалась, но в мае она не появилась ни разу. В июньских записях ее тоже не было, за исключением одного раза в конце месяца. Кажется, за два месяца это был единственный и последний раз, когда капитан Харт Аллен снимал отдельный номер.

Это все, что меня интересовало. Итак, история Денизы подтверждена. Эскадрилья Харта Аллена оставила Эксетер последней. Это произошло в начале июля 46-го года. А регистрация в конце июня относится к вечеру приема в Эксетере, о котором рассказывала мне Дениза.

Я вырвал страницу из книги, сложил ее и сунул в карман. Поставив книги обратно на полки, я спустился вниз. Фелпс сидел в приемной.

Я подошел к нему.

— Я пролистал книги, но мне бы хотелось заняться ими более подробно.

— Пожалуйста, в любое удобное для вас время, сэр, — ответил он.

Я раздумывал некоторое время, потом сказал:

— Знаете, что мы сделаем, Фелпс? Завтра днем я буду очень занят, а вечером приду сюда, чтобы досмотреть их. Самое лучшее — это остаться на ночь в отдельном номере, поужинать и заняться делом. Как вы смотрите на это?

— Конечно, сэр. Я буду рад сдать вам этот номер.

— Вот и прекрасно. Отнесите в него книги. Я приду сюда часов в 11. Чтобы я вас не тревожил, оставьте мне какой-нибудь ужин в гостиной.

— Я дам вам ключ от номера, сэр. У него имеется отдельный вход, вы сразу найдете его с задней части дома — зеленая дверь рядом с окном. Вы можете приехать в любое время, сэр. Я позабочусь, чтобы номер приготовили для вас.

— Меня это устраивает, — сказал я ему, — а в воскресенье утром мы с вами поговорим.

Управляющий открыл регистрационную книгу, лежащую на стойке. Я вписал в нее имя, фамилию и обычные детали. Затем он снял ключ с гвоздя и подал его мне. Я выпил виски, расплатился и уехал.

Было часов восемь вечера, когда я вывел машину на обочину дороги, закурил сигарету и погрузился в размышления. Да, настало время серьезно обдумать свои действия. Собственно, думать было особенно не о чем. Я должен был решить, буду ли я плыть по течению в этом деле, дожидаясь решающих событий, или возьму инициативу в свои руки и доведу все до конца.

Если говорить начистоту, мне даже решать ничего не требовалось. Я уже знал, как поступлю, и просто тянул время, убеждая себя, что можно выбрать другой путь, чтобы закончить дело иначе. Обычная ерунда…

Я подумал о Роуксе. Мне казалось, что его нужно поскорее обезопасить, потому что при желании он мог причинить много хлопот.

Я сел в автомобиль и поехал в Майплор, обдумывая по дороге план действий и пытаясь найти в нем слабые места. Их не было. Это означало, что или план очень хорош, или я совсем ослеп и не вижу недостатков.

Я нашел Финни в баре. Он пил виски и изучал программу скачек. Я заказал выпивку и уселся рядом с ним.

— Завтра ты будешь весь день занят, — сказал я ему, — так что не назначай никаких свиданий.

— О'кей, — ответил он. — Буду рад заняться делом, а то я что-то застоялся, Здешняя обстановка действует расслабляюще, наверное, морской воздух мне вреден.

Я усмехнулся.

— Может быть, ты переборщил немного с воздухом? Что-то у барменши слишком ледяной вид.

Он огрызнулся:

— Послушай, мы что, встретились, чтобы обсуждать мои любовные дела? Для тебя нет ничего святого.

Но при этом бросил на барменшу взгляд, который в его понимании был испепеляюще-страстным.

— Слушай внимательно, Финни, потому что это серьезно, — сказал я. — Завтра утром тебе придется встретиться с Роуксом.

— Понял. Роукс — это наборщик из газеты, которого подозревают в причастности к заметке. Как у него с алиби?

— У него нет алиби. Роукс виновен — это он поместил заметку. Завтра утром ты встретишься с ним. Завтра суббота, и он кончает работу около 12 часов. Захвати его по дороге домой, предложи выпить и поговори по душам.

— А о чем вести речь?

— Можешь сказать ему, кто мы такие и зачем сюда приехали. Скажи, что мне все известно, и что, если он завтра задержится в Мелки до 4 часов дня, то его арестуют. Пусть уложит свои вещички и уматывает. Передай ему, что я назначаю встречу на 2.30 в Шеппи-баре на Майплорской дороге. Мне нужно с ним поговорить. Если он будет вести себя хорошо и сделает все, что я велю, то я отпущу его на все четыре стороны. Если же он вздумает что-нибудь предпринимать, то попадет в тюрьму. Втолкуй ему это.

— Ты думаешь, он послушает меня? — спросил Финни.

— Я не думаю, я знаю.

— А что мне делать потом?

— Закончив с Роуксом, возвращайся сюда и жди. Завтра ты можешь понадобиться мне в любое время.

— О'кей, — ответил он.

Я допил виски и попрощался.

— Увидимся. Пока.

— Похоже, что ты наткнулся на что-то стоящее, — заметил Финни.

— Надеюсь.

Я потихоньку поехал в Мелки, делая 25 миль в час. Это самая приятная скорость, если не нужно никуда спешить. Выехав на длинную изогнутую набережную, я остановил машину, вышел из нее и стал слушать крики чаек и смотреть, как волны, шурша, набегают на гальку.

Был теплый мирный вечер. Я думал о том, сколько еще времени задержусь здесь и куда поеду потом. Мне это было совершенно безразлично. Наверное, где-то еще меня ждет работа. Что-нибудь остренькое.

Я почувствовал усталость, сел в машину и поехал в отель. В холле ко мне подошел ночной портье.

— Вас ожидает один господин в баре, сэр, — сказал он.

Я прошел в бар, прикидывая по пути, кто бы это мог быть? Наверное, Джон Эллерден или Юстас Трединор.

Но я ошибся. Это был Майк Линнан. Он сидел в углу бара, пил виски и курил длинную тонкую сигару.

Майк — красивый малый, высокого роста, худощавый, гибкий. У него коротко остриженные темные волосы и загорелое лицо, почти все время улыбающееся.

Я сел рядом с ним за столик и вместо приветствия спросил:

— Как ты здесь очутился? По делу или просто так?

— Привез тебе хорошие новости, Ники. Помнишь крошку по имени Лана Джервис, дочь британского генерала? Кажется, какое-то время ты был к ней неравнодушен.

Бармен принес нам виски и ушел за стойку. Я подумал, что ничего нового быть не может, а вслух сказал:

— Да… помню, Я считал ее своей девушкой, но все сложилось иначе. Ей не понравилась моя прическа, и мы расстались. А в чем дело?

Майк усмехнулся.

— А я слышал другую версию. Мне говорили, что Лана была тебе верна, пока не услышала про твой роман с Долорес Рутнел. Тогда она раскипятилась, вы крупно поговорили и решили разойтись. Верно?

— Почти, — бросил я нехотя. — Ну так что?

— Хорошие новости, братец, — подмигнул мне Майк, широко улыбаясь. — Пару дней назад Долорес Рутнел переходила дорогу и ее сбила машина. Ее доставили в больницу со сломанной ногой и ушибами. На следующий день она решила облегчить свою душу признанием, позвонила Лане Джервис и рассказала о том, что весь роман между нею и тобой она выдумала и во всем виновата она одна. В общем, это была настоящая исповедь. Как тебе это нравится?

— А что было потом? — спросил я.

— Лана попросила папочку найти тебя. Через посольство США он добрался до меня. — Майк затянулся сигаретой. — Я так и думал, что ты напросился на эту работу из-за неприятностей с какой-нибудь крошкой.

— Что ты сказал Лане?

— Что ты на днях вернешься в Лондон и, вероятно, зайдешь к ней. Ее это успокоило. — Он посмотрел на меня сквозь дым сигары. — Это не мое дело, Ники, но Лана Джервис — это потрясающая женщина. Если бы у меня была такая очаровательная приятельница, то я бы радовался жизни.

Я усмехнулся.

— Держу пари, что так. И ты приехал сюда только за тем, чтобы сообщить мне это?

— Не совсем. Я приехал сюда, чтобы закрыть дело Эллердена и отозвать тебя. Собирай свои вещички и отправляйся в Лондон к своей крошке.

Я посмотрел на него.

— Кто закрывает это дело? — Майк спокойно сказал:

— Я закрываю, Ники, а я — босс. — Его улыбка стала строже.

— Если ты босс, так объясни мне, почему мы бросаем это дело. Я не знал, что ты бросаешь работу на середине. Что случилось?

Он пожал плечами и отпил виски.

— Харт Аллен приехал вчера в Англию, а завтра собирается быть в Мелки. Думаю, что после этого нам здесь делать будет нечего.

— Это что-то новое, — присвистнул я. — Расскажи мне об этом, Майк, и не веди себя так чертовски таинственно.

Он сказал:

— С самого начала я понимал, что рано или поздно слух о заметке дойдет до него в Нью-Йорке. Я полагал, что какой-нибудь приятель расскажет ему о ней, но никогда не думал, что он узнает об этом так, как случилось.

Я нетерпеливо ждал продолжения.

— По твоей просьбе я связался с Стрейси Уэббом в Нью-Йорке, который там представляет филиал моего агентства, и попросил его разузнать все об Аллене. Это заняло немного времени. Вскоре он позвонил мне, рассказал все, что ему удалось узнать, и сообщил, что в данное время Харт летит на самолете в Англию. До войны этот парень работал в конструкторском бюро тракторной корпорации Ван-Хьюта. Мелкий служащий с ничтожным жалованием. Там его угораздило влюбиться в дочь босса, Мерилин, и даже добиться взаимности. Улавливаешь? — Я кивнул.

— Аллен пошел к старику и сказал, что хочет жениться на его дочери. Тот посоветовал ему утопиться и выставил с работы за то, что ему пришла в голову такая дикая мысль. С тем Аллен и ушел. Потом разразилась война, и он вступил в ВВС. Он оказался отличным летчиком, получил повышение по службе и нахватал кучу орденов и медалей.

— Верно, — сказал я, — но кроме этого он любил спиртное и женщин.

Майк кивнул.

— Да, но все это с горя, потому что он не мог жениться на Мерилин. Итак, все это время она выжидала и вела счет полученным им медалям. В начале прошлого года, за два месяца до возвращения Харта Аллена в Штаты, у Мерилин состоялся откровенный разговор с отцом. Она сказала старику, что если Харт Аллен — летчик-асс и капитан ВВС с кучей наград — недостаточно хорош для семьи Ван Хьютов, то она уйдет из дома и выйдет за него замуж. Понятно, Ники?

— Понятно.

— К тому времени взгляды старика изменились. Он согласился на брак дочери с Алленом при условии, что тот возьмется за ум. Он обещал ему по возвращении на родину хорошую работу и свое благословение, если Аллен бросит пить.

Я перебил его:

— Тогда Мерилин написала Аллену, передала ему условия отца и просила бросить пить и волочиться за женщинами. Аллен ей ответил, что ему нужна только она, и что спиртного теперь он в рот не возьмет. Тогда она снова написала ему и просила как можно скорее вернуться домой, потому что это приблизит их свадьбу. Она писала, что верит его обещаниям, потому что знает, что он не хочет обмануть ее ожидания.

— Верно, — удивился Майк. — А откуда тебе это известно?

— Я читал одно из ее писем, — ответил я улыбаясь. — Продолжай свой рассказ, Майк.

— Полтора месяца назад эти детки должны были пожениться. Все было в порядке, Ван Хьют уже начал привязываться к Аллену, как вдруг какой-то сукин сын присылает отсюда Мерилин номер газеты с клеветнической статьей, обведенной синим карандашом. Как тебе это понравится?

— Неважно, как мне это понравится, — сказал я. — Важно, что это не понравилось Мерилин. Она поверила статье и поняла, что в то время, как Аллен клялся ей в любви и верности, он одновременно увивался за Денизой Эллерден. Конечно, она пришла в ярость.

— Верно, — согласился Майк. — Она заявила Аллену, что ждала его годы, а он обманул ее. Она порвала помолвку и выставила жениха. Тот совершенно вышел из себя и пообещал приехать в этот городишко и разнести его в щепки. Он говорит, что не уедет отсюда, пока не докажет, что эта статья лживая.

— Он сам тебе сказал все это? — спросил я.

— Да, я видел его сегодня утром в «Савое» в Лондоне. Завтра он будет здесь.

— И, наверное, он утверждает, что между ним и Денизой Эллерден ничего не было?

— Да, он так говорит. Он заявляет, что семья Эллерденов хорошо относится к нему. Говорю тебе, он вне себя от ярости.

— Понимаю, — сказал я. — И по этой причине мы должны закрыть дело?

Майк пожал плечами.

— А что нам остается делать? Послушай, Ники, мы ведь работаем на Джона Эллердена, и я обещал ему провести расследование деликатно и тонко. Ну, если бы мы нашли виновника заметки, тогда, конечно, другое дело. Но ведь тебе это сделать не удалось, иначе ты сообщил бы мне об этом. Как же нам вести расследование дальше? Завтра сюда приедет Аллен — поднимется дьявольский шум, и вся наша тонкая работа пойдет насмарку. По-моему, сейчас самое время для нашего агента попрощаться и испариться. Так что мы закрываем дело.

— Нет, так не пойдет, Майк. Мы не закрываем дело, — отрезал я.

Он закусил губу, потом спокойно сказал:

— Ники, даже тебе я не позволю так говорить со мной.

— Чепуха! — взорвался я. — Пока я здесь, дело не кончено. — Я поднял руку и остановил Майка, собирающегося что-то ответить мне. — Послушай, Майк, помнишь я работал на тебя в Марселе во время войны? Я был в группе из шести человек. Марсельское гестапо узнало от осведомителя о нашей группе за два месяца до дня «Д». Тебе было известно, что Джонни Киселинг из 15-й группы получил доступ к оборонительным планам немецкого командования в этом районе. Он должен был доставить эту информацию в Лондон. Но ты понимал, что пока он будет в дороге, ты должен выдать кого-то немцам, чтобы отвлечь их внимание от Джонни. И ты выдал меня. — Майк медленно проговорил:

— Верно, Ники, но у меня не было другого выхода, ты ведь знаешь. Я выдал им тебя, потому что ты больше всего подходил для этого.

— Знаю, — сказал я. — Когда эти ублюдки в черном схватили меня, я понял, что произошло. Кто-то сообщил им, что информация об их обороне находится у меня. Это сделал ты, и я знал, почему ты это сделал. Я должен был отвлечь внимание этих типов от Джонни. Что же, я сделал то, что ты ждал от меня, и дал возможность Джонни исчезнуть. И я тогда не спорил с тобой, черт побери, а теперь ты не должен спорить со мной. Я не брошу это дело. И если ты спросишь меня почему, то я не отвечу.

Майк долго смотрел на меня, потом задумчиво произнес:

— Если ты так ставишь вопрос, Ники, то я оставлю это дело на твое усмотрение. Похоже, что ты ухватился за что-то важное и не хочешь пока говорить. Но как быть с Алленом? Что нам делать, когда он приедет сюда и устроит здесь фейерверк?

— Фейерверк устрою я, а не Аллен, — пообещал я. Он поднял брови.

— Вот даже как? Значит, дело обстоит серьезно. — Он усмехнулся. — Может быть, тебе известно что-то, что ты не хочешь говорить Эллердену? А, может быть, мой собственный взгляд на это дело ошибочен?

— Каков же твой взгляд? — спросил я. Он пожал плечами.

— Я хорошо тебя знаю, Ники. Знаю, что если не считать твоего отношения к юбкам, то равного тебе сыщика не отыщешь в мире. Но только, если не говорить о юбках.

— Чепуха! — отозвался я. Майк искоса взглянул на меня.

— По моей теории ты влюблен в Денизу Эллерден. На твоей физиономии видны следы крепкой работы. Похоже, что кто-то сводил с тобой счеты из-за женщины. Может, ты снова влюблен?

— Законом это не запрещается, — отпарировал я. — Но откуда у тебя эти мысли?

Майк достал из кармана листок и подал его мне. Я прочел напечатанный на машинке текст:

«Майк,

Почему бы вам не отозвать отсюда Гейла? Чего может добиться этот бабник? Если он еще останется здесь, то не исключено, что в газете появится новая статья, посерьезней прежней. Будьте разумны, полковник Линнан. Занимайтесь своими делами, а я займусь своими».

— Я получил это письмо сегодня утром. Боюсь, что это серьезное предупреждение.

— Возможно, — ответил я ему вставая. — У меня на верху есть бутылка виски. Пойдем выпьем?

— Идет, — сказал Майк, оставляя кресло. — Потом он вдруг улыбнулся. — Надеюсь, виски развяжет тебе язык, и ты расскажешь мне о своих любовных делах. Так или иначе, но это должно быть интересно.

 

Суббота — Кульминация

Я встал в 10 утра, подошел к окну и выглянул на улицу. Был чудесный безоблачный день. Прекрасно, — подумал я. Но с моим самочувствием дело обстояло не так хорошо. У меня болела голова, и язык был шершавый, как терка. Накануне мы расстались с Майком, прикончив две бутылки виски. Он действительно рассчитывал, что спиртное развяжет мне язык, но этого не произошло. Все мои тайны остались при мне. Зато после разговора со мной Майк окончательно решил предоставить мне полную свободу действий. У него просто не было другого выхода.

Впрочем, моя позиция была довольно разумной. Я работал на двух человек — на Майка Линнана и на Джона Эллердена — и старался делать для них все, что мог. Но я был уверен, что если бы Линнан знал, что я собираюсь сделать, то он устроил бы мне короткое замыкание, а это было бы в конечном итоге плохо и для него и для Эллердена.

Я принял горячий и холодный душ, выпил кофе и отправился на пляж. Заплыв подальше в море, я перевернулся на спину и закачался на воде как поплавок. В таком положении было хорошо размышлять. Я вспомнил, что сегодня суббота. Для меня каждый день недели имеет свое лицо. По-моему, такие причуды бывают у многих людей, подобно мне сделавших риск своей профессией. Одни дни мне кажутся лучше, другие — хуже. Правда, год или два спустя я убеждался, что плохой день был не таким уж плохим, а хороший — хорошим. Итак, сегодня суббота, а мне в этот день всегда не везло.

Именно в субботу арестовало меня гестапо в Марселе, а в воскресенье утром меня уже начали обрабатывать резиновой дубинкой. Это было неприятно. Но если бы не этот арест, мне бы не пришлось бежать из Франции в Англию. Тогда бы я остался до конца войны в Марселе и не знаю, что бы со мной произошло.

Так что трудно сказать, была ли та суббота хорошим или плохим днем.

Что же касается этой субботы, мне известно только одно: сегодня выяснится нечто очень важное, не знаю только, хорошее это будет или плохое.

В полдень я вышел из воды, оделся и поехал в библиотеку. С помощью библиотекаря я нашел нужную книгу — «Свод постановлений в целях предотвращения коррупции». Я почитал ее с час, а потом отправился в отель. Съев ленч и выпив виски, я поднялся в свою комнату и позвонил Майку Линнану в Палас-отель. Он сообщил мне, что Харт Аллен уже приехал.

— Что он собирается делать, Майк? — спросил я.

— В данный момент он ведет себя разумно: решил не предпринимать никаких шагов до понедельника и обещал выполнить то, о чем ты его попросишь.

— Прекрасно.

— Какие еще распоряжения? Или предполагается, что я буду сидеть и бить баклуши?

— Вот именно, — сказал я. — Послушай, Майк… сегодня ты получишь от меня записку. Прошу тебя, сделай то, о чем я в ней тебя попрошу. Не задавай никаких вопросов, просто сделай — и все.

— Да? А много бед это причинит?

— Не очень. Но если ты не сделаешь того, о чем я попрошу, то в конечном итоге это грозит серьезными неприятностями.

— Ладно, — сказал Майк, — я за спокойную жизнь, Ники, поэтому выполню твою просьбу. Что еще?

— Пока все. Присмотри, чтобы Аллен не уходил далеко от отеля. Не нужно, чтобы его видели в Мелки. Сделай то, что обещал, и все будет о'кей.

Я повесил трубку и подумал, что Майк отличный парень. Он знает, когда не нужно проявлять лишнее любопытство, и понимает в глубине души, что я хочу все сделать как можно лучше.

Я лег на кровать, закурил сигарету и стал размышлять о жизни, о том, что это довольно запутанная штука. Причем такой ее делают люди, сама по себе она довольно проста. Люди ошибаются в мелочах, и с этого начинаются все три четверти бед в мире. Они ссорятся, сердятся, ревнуют или завидуют чему-то, что на самом деле не имеет никакого значения. Они совершают какие-то поступки не подумав, и тем еще более ухудшают дело. Именно так, — подумал я, — рождаются убийства.

Мои мысли перешли к Клоду Уинсу. Он был интересным человеком и заслуживал того, чтобы о нем вспомнить, Я решил, что если бы он вложил в какое-нибудь полезное дело хотя бы половину той хитрости и ума, которые использовал в этом деле, то преуспел бы в жизни. Но опять-таки была в его характере какая-то мелочь, которая заставила его сойти с дороги и привела в конечном итоге к подножию скалы в Гара-рок. Был у него в мозгах какой-то выверт, который заставлял его ненавидеть людей. Возможно, у него был комплекс «власти», и он удовлетворял его, как мог.

Зазвонил телефон. Это был Финни.

— Хэлло, Ники, — сказал он. — Все в порядке. Я виделся с Роуксом и поработал с ним. Так что он готов для разговора с тобой.

— Как он вел себя? — поинтересовался я.

— Пытался увиливать, но я прижал его. Он слабак, и ты справишься с ним одним пальцем.

— Он согласился на встречу?

— Да.

— Хорошо, — сказал я, — поболтайся где-нибудь поблизости. Часов в пять или шесть ты получишь запечатанную записку, адресованную Юстасу Трединору. Отвези ее ему в «Трединор», там и останься с ним, попросив его сделать то, что написано в записке.

— А он меня послушается?

— Да. Я с ним договорился.

— О'кей, я сделаю все.

После разговора с Финни я открыл портфель, достал из него несколько листков бумаги и авторучку и положил их в карман. Потом вышел из отеля, сел в машину и поехал в Шеппи-бар. Туда я приехал в 14.30. Войдя в зал, я огляделся. Бармен куда-то отошел, но за столиком в углу сидел мужчина. Это был тот самый столик, за которым мы с Уинсом разговаривали в среду. Это показалось мне многозначительным.

Я подошел к мужчине и сказал:

— Добрый день. Вас зовут Роукс?

— Да, — ответил он.

Это был приземистый коротышка с седоватыми волосами, бегающими глазками и безвольным ртом, который он старался скрыть густыми усами. На тыльной стороне его руки была вытатуирована змейка.

— Послушайте, Роукс, — сказал я усаживаясь, — давайте договоримся с вами как можно скорее. Я не собираюсь тратить на вас много времени. Мой друг утром говорил с вами, правда, только в общих чертах. Я буду говорить более определенно. Вам предоставляется выбор между двумя вещами, но сделать его вы должны быстро.

— Не очень-то задавайтесь, — сказал он. Я пропустил это замечание мимо ушей.

— Прежде всего, вы имеете непосредственное отношение к делу Эллердена. Вы тот человек, который вставил клеветническую заметку в газету. Делая это, вы считали, что находитесь в полной безопасности. В результате появления этой заметки кроме ущерба, причиненного семье Эллерденов, редакции газеты пришлось принести публичные извинения и уплатить местной больнице 5 тысяч фунтов. Так что, если станет известно, что виновником являетесь вы, то вас накажут, чтобы другим неповадно было. В лучшем случае, вас ждет год тюрьмы. Но и это еще не все. Я могу добиться, что вы получите три года тюрьмы.

Роукс облизнул губы и спросил:

— Что еще у вас есть?

— Обвинение в шантаже, — ответил я.

Он начал что-то говорить, но я перебил его.

— Меня не интересует, что вы скажете. Я предоставляю вам выбор — или вы остаетесь в Мелки, или уезжаете. Но если вы задержитесь здесь до вечера, то я пойду в полицию, и вас арестуют. Итак, что вам больше нравится?

— Я сыт по горло этим городом, — проворчал он, — и я собираюсь уехать в Бирмингем. Мне предложили там работу.

— Уезжайте, — посоветовал я, — уезжайте, не раздумывая.

— У вас все ко мне? — саркастически спросил Роукс.

Я покачал головой.

— Остановка еще за одной мелочью — вашим собственноручным признанием.

Я положил перед ним бумагу и ручку.

— Мне нужно заручиться вашим признанием на случай, чтобы вы ничего не выкинули в будущем.

Роукс попытался испепелить меня взглядом.

— Я не буду писать, — заявил он.

— Ну что ж, это ваше дело, — сказал я. — Упрямство никогда не доводит до добра. Мне известно все, что случилось, и я знаю, почему вы считали себя в безопасности. — Я улыбнулся ему. — Большинство людей вашей профессии — особенно опытные наборщики вроде вас — знакомы с законом о клевете и диффамации. Это необходимо в вашей работе. Но, возможно, вы плохо знакомы с параграфом первым «Свода постановлений в целях предотвращения коррупции» от 1906 года.

— Понятия не имею, о чем вы говорите, — мрачно сказал Роукс.

— Хорошо, я познакомлю вас с ним. В параграфе первом говорится, что если человек принимает от другого лица деньги за совершение какого-то действия, связанного с его основной работой, то он виновен в преступлении и подлежит тюремному заключению на срок не более двух лет или штрафу не свыше пятисот фунтов, или тому и другому одновременно.

Роукс ничего не ответил. Я продолжал:

— Ради вас я ходил сегодня в библиотеку и выучил это. Вам так же, как и мне, хорошо известно, что если выяснятся все факты этого дела, то вы получите максимальное наказание: два года тюрьмы и пятьсот фунтов штрафа. И это не считая пары других преступлений, которые я могу придумать.

Роукс изучал свои ногти. После некоторого размышления он сказал:

— Что ж, пожалуй, я напишу признание… ладно…

Я продиктовал ему текст. Когда он кончил и подписал признание, я взял его и перечитал. Меня это вполне устраивало.

Мелки,

20 августа 19… года

Я, Чарльз Эдуард Роукс, проживающий по адресу Мелки, Кембелен-Ньюз, 176, добровольно признаюсь в следующем:

Три месяца назад ко мне обратился декоратор Клод Уинс и предложил некоторую сумму денег за то, что я помещу написанную им статью в «Мелки-рекорд» или в ее майплорское издание.

В то время я нуждался в деньгах и принял его предложение. Причем я предложил напечатать статью в майплорском издании, потому что его тираж печатается рано утром, и часть подписчиков успевает получить газету прежде, чем редактор увидит статью и приостановит доставку.

Вечером накануне печатания я разобрал часть набора колонки новостей и подверстал к ним переданную мне Уинсом статью. Я это сделал еще до прихода ночного сторожа. Я рассказал всем, что собираюсь вечером в Нью-Эббот в кино и пробил карточку на часах таким образом, чтобы казалось, что я задерживался сверхурочно, тогда как на самом деле я уже набрал заметку…

Я сожалею, что мой поступок явился причиной стольких неприятностей. Если бы я знал, что заметка принесет столько бед, я бы никогда не поместил ее в газете даже за деньги, уплаченные мне Уинсом.

Чарльз Роукс.

— Ладно, Роукс, — сказал я, — теперь вам остается только убраться отсюда.

Он встал и спросил:

— В отношении признания, которое я сейчас подписал… Я полагаю, вы знаете, что делать?

— Взгляните на меня, Роукс, разве я похож на человека, который не знает, что он делает?

— Меня это не касается, — буркнул он. — Черт с вами. Я уезжаю.

— Что ж, прощайте, — сказал я. — Надеюсь, что сюда вы больше не сунетесь.

Он выразительно посмотрел на меня и вышел из бара.

Я медленно поехал к себе в отель. По дороге я думал о Роуксе. Мне казалось, что с ним не будет никаких хлопот. Он явно испугался и постарается побыстрее исчезнуть из города. Его присутствие в Мелки в эти дни могло помешать, но после подписания признания он не представлял опасности.

Вернувшись в отель, я написал записку Финни и отослал ее вниз к портье, куда тот должен был зайти за ней. Затем я написал Майку Линнану, обрисовал ему ситуацию и попросил кое-что сделать.

Когда я заклеил конверт, зазвонил телефон. Это был инспектор Мак-Эндрю.

— У меня есть новости для вас, мистер Гейл, — сказал он. — Мы расследовали дело о смерти Клода Уинса и пришли к выводу, что это был несчастный случай. По-моему, он так спешил удрать с вашими деньгами, что свалился со скалы. Дознание будет в понедельник, но я настолько уверен в вердикте, что могу вернуть вам деньги прямо сейчас. Сможете заехать за ними?

Я обещал к нему заехать около шести и, повесив трубку, подумал, что деньги миссис Эллерден сослужили хорошую службу.

Затем я написал записку Денизе Эллерден:

Уважаемая Дениза!

Я связался с вами письменно, а не по телефону, чтобы никто из домашних об этом не узнал.

Мне необходимо встретиться с вами сегодня, лучше всего поздно вечером, когда нас никто не сможет увидеть вместе. Не согласитесь ли вы приехать в 11 часов в «Оранжевый люк»? Не пользуйтесь дорогой Тотнес — Нью-Эббот. Подъезжайте к дому сзади. В 11 часов я буду ждать вас у боковой двери. Если вас это устроит, ответьте мне запиской, но ни в коем случае не пользуйтесь телефоном.

Ваш Николас Гейл.

Я запечатал записку и написал на ней адрес Эллерденов, потом поехал в бюро доставки и попросил их отправить ее Денизе Эллерден. После этого я поехал в Палас-отель и оставил там записку для Майка Линнана.

День был теплый, и море манило к себе. Оставив машину на набережной, я с удовольствием окунулся в воду. Я считаю, что море — очень подходящее место для размышлений.

Пока все шло хорошо. Единственным сомнительным пунктом оставался Харт Аллен. Хотелось бы мне знать, что он собирается делать в Мелки? Очевидно, он был все еще в ярости, и даже воздушное путешествие через Атлантику не охладило его.

Я подумал, что ему пришлось туго, когда Мерилин получила вырезку из газеты. По моим предположениям, она была решительным человеком, и, убедившись, в том, что Харт обманывал ее, конечно, тут же выставила его.

Как он будет действовать?

Ведь чтобы оправдаться перед Мерилин, ему нужно найти виновника клеветнической статьи. А, может быть, он знал, кто сделал это? Если так, то что же он собирается предпринять, чтобы вывести его на чистую воду?

Я подумал, что, наверное, Харт Аллен не слишком беспокоился об этом. По-моему, он принадлежит к тем людям, которые разрубают узлы, а не распутывают их. Именно такое впечатление создалось у меня о Харте Аллене после рассказа Майка Линнана об их встрече в Лондоне.

Я решил, что с меня вполне хватит моря, и поплыл к берегу. Я оделся и отправился в отель. Портье сообщил мне, что Финни уже приходил за запиской.

Спустившись в бар, я выпил виски с содовой. Там меня нашел мальчик-рассыльный с запиской от Денизы Эллерден. В ней говорилось:

«Дорогой мистер Гейл!

Я очень обрадовалась вашей записке. Мне тоже нужно увидеться с вами. Произошло нечто ужасное. Кажется, кто-то послал номер газеты с той статьей невесте Харта Аллена и она разорвала помолвку. Неужели это ужасное дело никогда не кончится? Я буду в назначенном месте ровно в 11 часов. Рада буду встретиться с вами. У меня такое чувство, что вы мой единственный друг.

Искренне ваша Дениза Эллерден»

Я спрятал записку в карман, вышел в коридор и позвонил в «Оранжевый люк» Фелпсу.

Я спросил его, отнес ли он конторские книги в отдельный номер, чтобы я смог просмотреть их. Он ответил, что уже все сделал, что номер приготовлен для меня и оставлен ужин. Я попросил его оставить ужин на двоих, так как со мной будет моя приятельница, и найти бутылку шампанского.

Он обещал позаботиться об этом.

Я вернулся в бар и заказал новую порцию виски. У меня было странное чувство успокоения. Почему? Не знаю. Может быть, потому, что я сделал все, что мог. Мне оставалось только ждать развития событий.

Допив виски, я поехал в полицию, забрал у сержанта деньги и дал ему расписку. Потом я выехал через Майплор на дорогу, ведущую в Брискем, нашел приятный на вид отель и засел в баре.

К десяти часам я все уже сделал, сел в машину и поехал в сторону Тотнеса. По моим подсчетам, я должен был через час добраться до «Оранжевого люка».

Весь вечер было очень тепло, но к ночи налетел легкий бриз. Я нажал на акселератор, и машина понеслась быстрее. Светила полная луна, и вокруг меня расстилался прекрасный сельский пейзаж. Я немного нервничал, потому что в ожидавшей меня ситуации могли быть любые неожиданности, опытом от них не спасешься.

Потом мои мысли обратились к Лане. Интересно, что будет после окончания дела Эллерденов? Меня радовало, что она узнала правду от Долорес Рутнел. Лана — великодушная женщина и, конечно, она обставит свое извинение подобающим образом…

Без пяти одиннадцать я был у гостиницы «Оранжевый люк». Я оставил машину за домом и медленно пошел через лужайку. Там горел свет, наверное, его оставил для меня Фелпс. Я открыл дверь и вошел в гостиную отдельного номера. Фелпс был совершенно прав, отзываясь о ней в превосходной степени. Гостиная была небольшая, но отделана со вкусом. Затемненный свет электрических ламп смягчал блеск окрашенных стен, шелка и дорогих сортов дерева.

Гостиная сообщалась со спальней, выдержанной в необычных тонах: светло-сером и черном. Там стояла двойная антикварная кровать с парчовым покрывалом.

За кроватью находилась дверь, ведущая в ванную комнату. В ванной была еще одна дверь — в кладовую. Она была заперта. Я подумал, что такое расположение кладовой было не таким уж нелепым, как казалось Фелпсу. Раз бывший хозяин этого заведения был связан с продажей спиртного, ему было удобно вносить бутылки через отдельный, а не через общий ход.

Я вернулся в гостиную. На столике в углу были навалены кучей конторские книги. В центре комнаты стоял накрытый к ужину стол. Там был салат, холодный цыпленок, две бутылки шампанского, тарелка с малиной и кувшин настоящих сливок, добытых, разумеется, незаконным путем. Фелпс постарался.

Я вышел через зеленую дверь, чтобы встретить Денизу, и вскоре увидел вдалеке ее фигуру. Пока она шла ко мне, я думал о том, сколько трудностей и бед пришлось ей за последнее время пережить.

— Добрый вечер, — сказала она, слегка запыхавшись от быстрой ходьбы. — Я опоздала?

— Всего на несколько минут, — успокоил я ее, — я сам только что приехал. Входите. На случай, если вы голодны, у меня есть ужин. Дверь заперта, и Фелпс уже лег спать, так что нас никто не потревожит.

Мы прошли в гостиную.

— Не правда ли, прелестная комната? — спросила девушка.

Я кивнул.

— Хотя у вас она, конечно, вызывает неприятные воспоминания. Снимайте пальто и садитесь.

Дениза сняла бархатное пальто, под ним оказалось черное платье, отделанное цветами. На шее у нее была нитка жемчуга. Она была очень красива в этом наряде.

— Мне нужно с вами поговорить, — сказал я. — Очень жаль, что наши дела складываются неудачно.

Ее лицо стало напряженным.

— Что еще должно произойти? Узнав, что Харт Аллен приехал в Мелки, я поняла, что нового скандала не избежать.

Я усадил Денизу в большое кресло и открыл шампанское. Разлил его в два бокала, один я подал ей. Потом закурил сигарету и встал около камина.

— Откуда вы узнали, что приехал Харт Аллен? — спросил я. — Наверное, он сам написал вам из Лондона?

— Он послал телеграмму. А вы знали о его приезде?

— Да. За последние 12 часов произошло многое. По-моему, настало время разобраться во всем.

— Во всем? Меня интересуют только планы Аллена. Какая новая неприятность ждет меня?

— Об этом можете не беспокоиться, — я улыбнулся ей, — обещаю, что у вас больше не будет никаких неприятностей.

— Откуда вы знаете? Я доверяю вам, но не думаю, что даже вам удастся это остановить.

— Не тревожьтесь, мисс Эллерден, все ваши беды кончились, дело Эллерденов завершено.

— Что вы хотите этим сказать? — глаза девушки расширились от удивления.

— Я хочу сказать, что игра окончена, крошка.

Я увидел, как ее пальцы вцепились в подлокотники кресла.

— Что вы подразумеваете под всем этим, мистер Гейл? — спросила она каким-то странным тоном.

Я сел, отпил немного шампанского из бокала и поставил его на стол.

— Вы предусмотрели все, кроме нескольких мелочей, — объяснил я. — Если бы вы не знали, где лежат полотенца в комоде у Уинса — в пятом ящике, — если бы вам пришлось, как мне, искать их, то я никогда бы не заподозрил вас. Но я учел этот «пустячок» и выяснил все. И разъяснение этого дела не сулит вам ничего хорошего, Дениза.

Она с трудом сказала:

— О чем вы говорите, черт возьми?

— Сейчас я расскажу вам. Мне понравилась идея проследить всю историю шаг за шагом. Начнем прежде всего с несколько запоздавшей надгробной речи в адрес Клода Уинса. У него была клиентура в этом заведении. С помощью своих приятелей он поставлял прежним владельцам разбавленное виски, и вся компания зарабатывала на этом. С хозяевами гостиницы он познакомился, когда отделывал интерьеры. Надо признать, что Клод, несмотря на свои странности, был прекрасным декораторов.

— Меня мало интересуют эти его способности, — ответила она безжизненным голосом.

— Напрасно. Это очень интересная тема, вы это поймете позже. А пока вернемся к Уинсу. Он знал кое-что о той заметке в газете и обратился ко мне в день моего приезда сюда по двум причинам: во-первых, потому, что его пугало это дело, а во-вторых, потому, что у вас уже не было денег, чтобы платить ему. Он забрал у вас все, что мог.

— Вы сошли с ума, — сказала девушка. — Неужели вы думаете, что он шантажировал меня?

— Да, и менее серьезно вашу мать. После появления клеветнической заметки Уинс сказал ей, что о вас ходят какие-то неприятные слухи. Чтобы он не распространял их, миссис Эллерден предоставила ему работу в своем доме и щедро оплатила ее. Она нашла этот выход самым удачным. Я вполне согласен с ней, но я думаю, что она не стала бы платить Уинсу, если бы узнала, что с момента появления заметки вы платите ему.

В глазах Денизы, которые были до этого печальными, теперь горела злоба. Я подумал, что эта девушка — чертовски хорошая актриса.

— А не будете ли вы добры рассказать мне, почему Клод Уинс шантажировал меня? Что он знал обо мне такое?

Я сказал:

— Вы собираетесь признать, что ему было известно о том, что произошло между вами и Алленом в этом номере в тот вечер, когда устраивался прием в Эксетере? Вам, понятно, не хотелось бы, чтобы это выплыло на свет, не так ли?

— Вы совершенно правы, — поспешила заверить меня Дениза, и выражение ее лица снова изменилось: теперь передо мной сидела печальная испуганная девушка. — Уинс знал о том, что произошло здесь в ту ночь. Если бы после появления статьи он рассказал об этом в городе, то представляете, что бы произошло? Меня также вымазали бы смолой, как и Аллена. Никто не поверил бы правде…

— Перестаньте лгать, — прервал я ее. — Я сказал, что Клод Уинс знал, что произошло здесь в ту ночь, но я не сказал, что он знал вашу версию событий, весьма далекую от действительности.

Голос Денизы дрогнул:

— Я не понимаю вас, мистер Гейл.

— Я постараюсь все разъяснить. Держу пари, что когда в «Мелки-рекорд» появилась пресловутая статья, то наш общий друг Клод Уинс весьма заинтересовался ею. Он сел и подумал, кто бы мог поместить статью в газете? Будучи неглупым человеком, Уинс пришел к выводу, что это мог сделать только главный наборщик Роукс. И держу пари на весь китайский чай против тухлого яйца, что Уинс встретился с Роуксом и заставил его признаться, что статью набрал он. У Уинса не было оснований разоблачать Роукса, ведь их интересы не сталкивались. Поэтому он оставил наборщика в покое и занялся вами…

Дениза перебила меня:

— Роукс не мог набрать эту статью, у него есть алиби!

— Чепуха! — сказал я. — Это алиби вы для него сфабриковали. Когда ваша горничная пошла на прием к глазному врачу, он сказал ей, что у нее глаукома и посоветовал как можно скорее лечь в больницу на операцию. Мери Мак-Дугал не видела дальше чем на ярд перед собой. В тот день в Нью-Эббот ее отвезла приятельница. Так что сведения о том, что она видела Роукса, исходили только от вас. Вы прекрасно понимали, что никому и в голову не придет проверять показания старой женщины, лежащей в больнице.

Девушка начала горячиться:

— Все это ложь! Неужели вы думаете, мистер сыщик, что вам поверят? Или считаете, что сможете доказать это теперь, когда Уинс мертв?

— Его смерть была очень удобна для вас, — ответил я. — Держу пари, что вы обрадовались, узнав, что он разбился.

Я отпил немного шампанского и продолжал:

— Не перебивайте меня. Давайте будем придерживаться определенной последовательности.

Дениза откинулась на спинку кресла, теперь она выглядела совершенно спокойной. Ее руки свободно лежали на подлокотниках, но в глазах был какой-то опасный блеск.

— Прошу вас, продолжайте, — сказала она. — Меня очень забавляет эта драматическая история, выдуманная вами.

— Да?.. Ну, тогда вы получите еще большее удовольствие. Боюсь только, что конец будет не таким уж забавным.

Она промолчала.

— В следующей сцене этой драмы, — продолжал я, — вероятно участвовали вы и Уинс. Я думаю, что он позвонил вам и назначил встречу в своем коттедже. Во всяком случае, он сообщил вам информацию, которая вас очень встревожила. Он сказал, что знает, кто набрал статью в газете, и знает, что произошло в гостинице «Оранжевый люк» в ночь приема в Эксетере. Он предложил вам заплатить за то, чтобы эта информация осталась тайной для всех. Вы согласились и с тех пор стали платить Уинсу.

— Вздор! — воскликнула она. — Неужели вы предполагаете, что Уинс осмелился бы опубликовать клеветническую заметку обо мне?

Я покачал головой.

— Нет. Вы платили Уинсу за то, чтобы он не пошел к вашему отцу и не рассказал правды.

Она цинично улыбнулась и сказала:

— А вам не приходило в голову, мистер Гейл, что несчастному Уинсу ничего не было известно о ночи здесь в гостинице, и что он только предполагал что-то?

— Нет, моя милая, он не предполагал. Он точно знал.

— Почему вы так думаете?

— Я отвечу вам немного позже, а пока хочу продолжить свой рассказ. Меня очень интересовало, кто стоит за всей этой интригой и управляет ею. Теперь я могу ответит на этот вопрос: вы.

Она рассмеялась.

— Вы шутите, мистер Гейл?

— Утром в среду, — продолжал я, — Клод Уинс пошел в банк и получил деньги по чеку вашей матери. После этого он позвонил вам и назначил свидание. Когда вы встретились, он рассказал, что ваш отец нанял детектива, то есть меня, который прибыл сюда и будет расследовать дело с заметкой. Он сообщил также, что я заплатил ему 500 фунтов, и что он расскажет мне все, что ему известно, если вы не заплатите больше.

— Значит, вы думаете, что я ему заплатила? — спросила она.

— Нет, у вас не было денег, но вы обещали достать их. Кроме того, вы предупредили Уинса, что, рассказав мне правду, он попадет в положение человека, причастного ко всей этой истории, и посоветовали ему уехать на 2-3 месяца из города и вернуться, когда все закончится.

Уинс обдумал ваше предложение и решил принять его. Он был напуган всем происходящим сильнее, чем казалось. Когда он вернул мне деньги и отказался рассказать правду, выяснилось, что я расставил ему ловушку, и он попал в нее. Я связался с местной полицией и угрожал ему арестом за кражу чека. В создавшейся ситуации ему было лучше всего, конечно, исчезнуть. Он думал, что за пределами Мелки будет в безопасности. Кроме того, вы обещали выслать ему деньги. Итак, он решил принять ваше предложение и даже оказать вам некоторую помощь.

— Что вы имеете в виду? — спросила она.

— Он предложил вам услуги своих дружков, вместе с которыми занимался бизнесом со спиртным. Они должны были прийти в коттедж к тому времени, когда Уинс назначил мне свидание, и устроить мне хорошую взбучку. — Я благожелательно ей улыбнулся. — Вам эта идея понравилась. Вы подумали, что после хорошей трепки мне не захочется задерживаться здесь, и я уеду. Но для большей уверенности вам захотелось взглянуть на меня и выяснить, как я отреагировал на происшедшее и что собираюсь делать дальше.

Девушка довольно хорошо выдерживала мои словесные удары.

— Любопытно… И что же я тогда сделала, мистер Гейл?

— Вам нужен был предлог для того, чтобы прийти в его коттедж, верно? А поэтому вы сами напечатали на машинке письмо, в котором Уинс якобы приглашал вас на 21.30 и обещал все рассказать… Эго письмо вы показали мне в тот вечер, помните? Тогда вы так доброжелательно отнеслись ко мне: принесли полотенце, которое, кстати, легко нашли, достали бренди… — я усмехнулся. — Вы показались мне, Дениза, чертовски славной девушкой… Ну ладно, слушайте дальше.

Это было не единственное анонимное письмо, написанное вами. После разговора со мной вы поняли, что я не оставлю расследование, и написали письмо Майку Линнану с предложением убрать меня из Мелки.

— Мистер Гейл, — сказала она спокойно, почти беззаботно, — вы не дадите мне сигарету?

— Конечно… — Я дал ей сигарету и прикурить. — На вашем месте я выпил бы немного шампанского. Скоро это понадобится.

Она спокойно спросила: «Да?» Поднесла бокал к губам и отпила. Я видел ее пристальный взгляд, устремленный на меня поверх бокала.

Я сказал:

— Дениза, вы очень умная девушка и прекрасная актриса. Какой великолепный спектакль вы разыграли передо мной в четверг вечером! Как трогательно прозвучала история о том, что произошло между вами и Хартом Алленом. Во всем этом представлении было только одно слабое место.

— Вот как! Какое же?

— Я не поверил ему. Кроме того, одна фраза из вашего рассказа привлекла мое внимание. Помните, я сказал вам, что считаю необходимым продолжать расследование, чтобы узнать, кто поместил заметку? Помните? Я еще сказал, что будет хуже, если вы выйдете замуж за Трединора, и кто-то пошлет ему анонимное письмо с рассказом о том, что произошло между вами и Алленом в ту ночь… Тогда вы пошли с козырной карты, заявив, что это не имеет никакого значения, потому что вы уже все рассказали Юстасу.

Я на секунду поверил, что вы уже давно рассказали Юстасу о Харте Аллене. Но на самом деле все было не так: вы рассказали об этом Трединору только после разговора с Уинсом в среду и сделали это очень умно.

— Как же именно я это сделала? — спросила она насмешливо, стараясь показать, что не относится всерьез к моим словам, а просто поддерживает игру, которую я затеял.

— Вы поехали к Трединору, — продолжал я, — потому что знали, что рано или поздно Уинс вернется в Мелки и примется вас снова шантажировать. Так что с ним нужно было разделаться. Вы рассказали Трединору о ночи, проведенной с Алленом, и о том, что Уинс как-то узнал об этом и шантажирует вас. Вы сказали ему, что больше не можете выносить этого. Зная характер Трединора, вы понимали, что самое меньшее, что грозит Уинсу — это хорошая взбучка. И это вас вполне устраивало.

Вы сказали Юстасу, что Уинс уйдет из коттеджа между 8.45 и 9.15, и Трединор решил встретиться с ним. Он встретил Уинса на тропинке, проходящей по краю пропасти. Они стали разговаривать и поссорились. Трединор толкнул Уинса, и тот случайно упал со скалы и разбился. Таким образом, все для вас закончилось удачно. Шантажист был устранен с вашего пути. Теперь осталась еще одна забота…

Дениза взяла бокал, отпила немного и поставила его обратно на стол, не отрывая взгляда от тлеющего кончика сигареты.

— Все это очень интересно, мистер Гейл, — сказала она, — но вы забыли одну очень важную вещь. Вы так и не сказали мне, ради чего мне нужно было все это делать?

Я допил свой бокал и налил себе еще шампанского.

— Вы совершенно правы. Это большое упущение с моей стороны, но я сейчас постараюсь его исправить.

— Да, мне хотелось бы послушать, — растягивая слова проговорила Дениза.

— Ну что же, я расскажу вам и об этом. Вы необычная девушка, Дениза: очень красивая и очень страстная. Большинство окружающих мужчин не интересовало вас: они были не в вашем вкусе. Это было настоящим несчастьем, что первый мужчина, в которого вы влюбились — да еще как влюбились! — был готов завести роман с любой женщиной, кроме вас.

Она спросила тихо:

— И кто же это был?

— Харт Аллен, — ответил я. — Вы влюбились в него после первой же встречи. Он был единственным мужчиной, которого вы желали. И этот мужчина отверг вас, Дениза. Он уважал ваших родителей и, кроме того, вы были просто не в его вкусе. Наверное, это было очень тяжело.

Девушка ничего не ответила. Она только вжалась в спинку кресла и впилась ногтями в подлокотники.

— Вам пришлось многое пережить, — продолжал я. — Вы вели обычный образ жизни, встречались с друзьями, выезжали на вечера и везде слышали рассказы о новых увлечениях Харта Аллена. Должно быть, для вас это было настоящей пыткой. Вы никому не могли довериться, потому что для всех вы оставались холодной и неприступной мисс Эллерден. Даже отец и мать не понимали вас.

Она хрипло сказала:

— Продолжайте, будьте вы прокляты… Продолжайте…

— К тому времени, когда вы с родителями были приглашены на прием в Эксетер, вы дошли до последней грани отчаяния. Так не могло дальше продолжаться: вы должны были что-то предпринять. Вам пришло в голову, что если вы серьезно скомпрометируете себя с Алленом, то ему придется жениться на вас. Исходя из этого, вы и решили действовать…

В тот день, когда должен был состояться прием, вы приехали сюда и сказали портье, что Харт Аллен просил вас снять для него номер на ночь. Тот совсем не удивился, потому что Аллен часто останавливался здесь, я проверил это по регистрационным книгам, и воспринял как должное то, что вы сами написали имя Харта Аллена.

— Вы в этом уверены? — спросила она.

— Вполне, — ответил я. — Я вырвал ту страницу из книги и сверил ее с запиской, которую сегодня получил от вас. — Я улыбнулся ей. — А зачем, вы думаете, я просил вас написать ее? Почерк тот же самый. Вы сняли этот номер для Аллена, потому что так было нужно для выполнения задуманного вами плана.

Дениза тяжело дышала, ее глаза были полузакрыты.

— Все это довольно тяжело, Дениза, — заметил я. — В какой-то момент я готов был посочувствовать вам. Но давайте продолжим. Вы поехали на прием и не сводили глаз с любимого мужчины, который казался еще привлекательней, чем всегда. После обеда, когда начались танцы, вы пожаловались на головную боль. Как вы и ожидали, Аллен вызвался отвезти вас домой. Он даже обрадовался этой возможности, так как хотел по дороге объясниться с вами и просить вас оставить его в покое.

Он повез вас прямо домой, но вы настояли, чтобы он заехал сюда, якобы за аспирином. Вы, а не он, предположили, что здесь можно будет достать аспирин. У вас был ключ, и вы вошли в этот номер. Аллен заказывал напитки по телефону и, воспользовавшись удобным случаем, вы положили в его стакан какой-то наркотик, который помог бы вам осуществить задуманное… Вы хотели провести в номере три-четыре часа, это скомпрометировало бы вас, и Аллену пришлось бы жениться.

Девушка молчала, не отрывая от меня горящих ненавистью глав.

— Но это не сработало: может быть, он просто не выпил напитка. Он достал из кармана и показал вам письмо, полученное от своей невесты из Нью-Йорка, в котором говорилось, что ее родители, наконец, согласились на их брак. Он сказал вам, что всегда любил только Мерилин, и что с этого момента он покончил с женщинами и с пьянством. Другими словами, он дал вам полную отставку…

Потом он выпил напиток из своего стакана и, вероятно, вскоре свалился на кушетку. Вы вышли из номера, сели в его машину и поехали в Майплор. Там, как вы и сказали мне, взяли такси и вернулись домой. Так закончился день, на который вы возлагали большие надежды.

Я выпил шампанское.

— Для большинства девушек этого было бы вполне достаточно, но только не для вас, Дениза. Вы жаждали мести. Харт Аллен не только отверг вас, но еще и собирался жениться на любимой девушке. Как вы возненавидели и Аллена, и его невесту… Теперь вам была нужна только месть.

Я встал и начал расхаживать по комнате.

— Иногда мелочи наталкивают нас на важные выводы, — усмехнулся я. — Вечером в четверг, когда вы ушли, я зашел в большой бар… Там есть музыкальный автомат. Я сунул в него монетку, и он заиграл шлягер, в котором были такие слова: «Ничего нет на свете опасней женщины, которой пренебрегли». Вот когда я увидел первый проблеск правды в этом деле.

Теперь она пришла в себя и спокойно сказала:

— А знаете, мистер Гейл, все это совсем не глупо. По-моему, вы очень умный человек.

Я улыбнулся ей.

— Благодарю вас за комплимент. Но давайте вернемся к утру следующего после приема в Эксетере дня, когда вы проснулись и стали думать о Харте Аллене и его невесте из Америки. Постепенно у вас в голове сложился план мести. Вы заплатили Роуксу за то, чтобы он набрал вашу заметку в «Мелки-рекорд». Вы не заботились о своей репутации, предвидя, что ваше имя свяжут с именем Харта Аллена.

Потом вам в голову пришла еще одна идея — послать эту заметку Мерилин Ван-Хьют. Из ее письма вы поняли, что это девушка с характером, она не простит таких проколов своему жениху и расстанется с ним. Дождавшись, когда в газетах появится объявление об их помолвке, вы отправили ей заметку… Кроме того, вы предполагали, что после случившегося Харт Аллен приедет сюда, чтобы все выяснить. Ну, и теперь вы ждете финальной сцены этой маленькой драмы.

— Какой финальной сцены, мистер Гейл? — спросила она.

Я посмотрел на нее.

— Вы знаете характер Трединора. Вам известно, что он угрожал убить Аллена, и вы надеетесь, что это произойдет.

— Да, надеюсь, — выпалила она. — Надеюсь…

— Вздор! Я позаботился, чтобы этого не случилось. — Наступило долгое молчание. Дениза сидела, сжимая и разжимая руки, устремив невидящий взгляд на угли в камине.

Я отпил шампанского и сказал:

— Скажите мне, Дениза… неужели вы никогда не интересовались, как Клод Уинс узнал о том, что произошло между вами и Алленом в ту ночь?

Она ответила тусклым голосом:

— Интересовалась… но это было не так уж важно. Важно было то, что он знал.

— А меня это очень интересовало, особенно после разговора с моим шефом, Майком Линнаном. Неужели вам не приходило в голову, что Клод Уинс был профессиональным шантажистом, и вы были не единственным человеком, подвергшимся его преследованию. Он шантажировал людей, проводивших уик-энды в этом номере. Неужели вы, дурочка, не поняли, что он вмонтировал микрофоны в каждую из комнат, работая здесь в качестве декоратора? В ту ночь, когда вы приехали сюда с Алленом, он подслушивал ваш разговор в кладовой, расположенной за ванной. Он слышал, как Аллен читал вам письмо Марелин.

Дениза слушала меня стиснув зубы.

— Закончив чтение, — продолжал я, — Аллен, вероятно, сунул письмо в карман. Потом он заснул. Когда вы ушли, Уинс вошел в комнату, нашел Харта спящим, обыскал его и забрал письмо, которое собирался пустить в ход при шантаже. Потом это письмо попало мне в руки, я нашел его на трупе Уинса.

— Налейте мне еще шампанского, — попросила она. Я налил ей вина, она жадно выпила его и снова устремила взгляд на угли. Я стоял прислонившись к стене.

— Итак, Дениза, что нам теперь делать? — спросил.

Она подняла глаза, но в них не было ни страха, ни раскаяния.

— Да, вот именно… что нам теперь делать? Все, что вы рассказали мне сейчас, очень интересно… и если на то пошло, все это правда, но что это даст вам? Кто вам поверит? Уинс мертв. Вы очень хитры, но в конечном итоге проиграли. Никто не поверит, что я способна на такое… никто.

— Вы ошибаетесь, — сказал я. — Трединор поверит, Аллен поверит, и даже ваш отец поверит в это.

— Нет, — она рассмеялась с горечью. — Может быть, часть моего плана все же удалась: та девушка никогда не получит Аллена.

— Нет, получит, — возразил я, — потому что ей станет известна эта история от начала до конца. Так же, как Трединору и вашему отцу. Игра окончена, Дениза!

— Не будьте дураком! — цинично рассмеялась она. — Почему же окончена?

— Потому что вы, маленькая дурочка, забыли о микрофонах Уинса. — Я повысил голос: — О'кей, джентльмены, войдите.

Послышался стук двери где-то по другую сторону ванной, потом открылась дверь из ванной в спальню. Раздались шаги. Дениза встала с кресла, глаза ее сверкали.

В гостиную вошли Майк Линнан, Харт Аллен и Трединор. Дениза съежилась, как кошка, и прыгнула к столу. Она схватила нож и бросилась на меня.

Майк Линнан опередил ее. Он рванулся вперед и перехватил ее на полдороге, сжав руку, державшую нож. Нож упал на пол, но Дениза продолжала яростно бороться, и Майк прижал ее к стене с разведенными руками, чтобы она не могла драться.

Он хладнокровно сказал:

— Успокойся, крошка. Наверное, ты слышала историю о леди, которая падала в обморок при виде крысы? Держу пари, что если бы сейчас здесь появилась крыса, то она упала бы в обморок, увидев тебя.

 

Воскресенье — Финал

Эллерден стоял перед камином в библиотеке, засунув руки в карманы халата. Он переводил несчастный взгляд с меня на Майка Линнана.

— Ну что же, все это довольно печально, не правда ли? — пробормотал он, пожав плечами. — Я получил то, на что напросился. Я жалею теперь, что не прислушался к совету жены и не оставил этого дела. Она предупреждала меня, что это расследование только поднимет грязь со дна. — Он горько рассмеялся. — Действительно, грязи поднялось много.

Майк закурил сигару и сказал:

— Вы неправы, Эллерден. Подумайте немного и вы поймете, что правда так или иначе выплыла бы на свет. Так что для вас же лучше, что дело закончилось так. По-моему, Ники проделал здесь адскую работу.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Эллерден. — Она должна была всплыть. Аллен приехал сюда, чтобы поставить все точки над «i».

Майк кивнул.

— Конечно… Когда я встретился с ним в Лондоне, он почти ничего не сказал мне. Он хотел покончить с этим делом без лишнего шума. Я сказал ему, что если уж нам ничего не удалось узнать, то ему это и подавно не удастся. Но он ответил, что, возможно, ему известно больше, чем нам, и что он находится в расследовании впереди нас.

— Вы имеете в виду, что он уже подозревал в Денизе виновника появления заметки? — спросил Эллерден.

— Да, — ответил Майк, — но даже тогда он хотел уладить дело по-хорошему. Мне кажется, Аллен собирался пойти к Денизе и сказать, что если она не оставит его в покое, то он расскажет ее родителям всю правду. Он рассчитывал, что это напугает ее. — Майк повернулся ко мне: — Ты тоже так думаешь, Ники?

Я кивнул.

— Да, но он бы ошибся. Эту девушку ничего не испугает. На эту угрозу она ответила бы, что ему никто не поверит. Она уже рассказала Трединору и мне, что Аллен соблазнил ее в ту ночь.

— Я, конечно, поверил бы ей, — сказал Эллерден, тяжело вздохнув.

— А потом Трединор занялся бы Алленом, — продолжал я. — Узнав о приезде Харта сюда, Дениза сразу же сообщила бы об этом Трединору и сказала бы, что она этого не вынесет. Не трудно себе представить, что должно было произойти. Трединор встретился бы с Алленом и избил бы его. Что бы тот ни сказал, он бы не поверил ему. Тогда Аллен пришел бы в ярость и поднял бы дьявольский шум, пытаясь доказать, что во всем виновата Дениза. И такая возможность у него была. Он мог поехать в «Оранжевый люк», заглянуть там в регистрационную книгу и найти запись, сделанную почерков Денизы.

— Да, вы правы, — согласился, побледнев, Эллерден. — Это было бы ужасно.

Я посмотрел на часы.

— Сейчас два часа ночи, — это не слишком подходящее время для размышлений. Может быть, завтра все покажется нам не таким уж страшным. Во всяком случае не стоит думать сейчас об этом. — Я встал.-До свиданья, мистер Эллерден. Я еще зайду к вам завтра.

Я вышел в коридор и прошел в комнату, где за столиком сидели Харт Аллен и Трединор. Перед каждым стоял стакан с виски.

— Простите, что перебиваю вас и вмешиваюсь в ваши личные дела… — начал я.

Трединор с трудом улыбнулся.

— У вас своеобразное чувство юмора, Гейл, — сказал он. — В течение последнего часа мы только и занимались обсуждением чьих-то частных дел. Неужели что-нибудь осталось тайным?

Я улыбнулся в ответ:

— Один китайский философ сказал, что цену какого-нибудь товара мы понимаем только тогда, когда приходит за него счет. Небольшая встряска время от времени никому не повредит.

Я повернулся к Аллену.

— Послушайте, Харт… могу я поговорить с вами о ваших личных неприятностях?

— Конечно, Ники.

— В ближайшее время вы будете заняты проблемой восстановления своих отношений с Мерилин Ван-Хьют. Вам хочется это сделать так, чтобы не набросить тень на Денизу Эллерден, верно?

— Да, — ответил он. — Это больше всего беспокоит меня в данный момент. Я в трудном положении. Я не хочу и не могу вернуться домой без достаточно убедительной истории для Мерилин. Я хочу попросить Майка Линнана или мистера Эллердена написать ей и рассказать о Денизе. Это не слишком удачная выдумка, но больше мне ничего не пришло в голову.

— У меня есть другое предложение, — сказал я. — По-моему, это будет лучший выход для вас.

— Ну так выкладывайте, — оживился Аллен. Я сел.

— Налейте мне, тогда и выложу.

Десять минут спустя я простился с Алленом и Трединором и вышел из дома. Я чувствовал себя усталым. Может быть, я давно был сыт по горло делом Эллердена, но ощутил это теперь, когда все волнения были позади.

Я прошел по подъездной аллее к железным воротам, где стояла моя машина, и остановился, чтобы закурить. Позади меня раздался женский голос:

— Подождите минутку, Ники.

Я повернулся и увидел миссис Эллерден

— Надеюсь, вы не возражаете, что я называю вас по имени? Просто после сегодняшних событий я считаю вас членом своей семьи.

Я улыбнулся ей.

— Благодарю вас. Я не против того, чтобы быть членом вашей семьи.

— Ужасная ситуация, — вздохнула она. — Что будет с Денизой?

— Так же, как и вам, мне это неизвестно. Она была готова разбить свою жизнь, чтобы отомстить Аллену. Это ей не удалось, теперь она представляет опасность только для самой себя и Трединора.

— Почему?

Мы стали медленно прогуливаться.

— Я внимательно наблюдал за Трединором во время нашего семейного совета в библиотеке, когда Дениза во всем призналась. Он не сводил с нее глаз. Он все еще любит ее.

Миссис Эллерден нетерпеливо сказала:

— Вы думаете, что он все-таки жениться на ней?

— Уверен в этом, — ответил я. — Он тоже жаждет мести. И Дениза выйдет за него замуж, потому что сегодняшний вечер был для нее серьезным уроком. Но вряд ли она когда-нибудь забудет Харта Аллена, потому что относится к тем женщинам, для которых существует только один мужчина, и замена их никогда не устраивает.

Миссис Эллерден серьезно посмотрела на меня.

— Ники, как нам помочь Харту Аллену? Ведь нельзя допустить, чтобы его жизнь была разрушена из-за Денизы. Нам нужно как-то связаться с его невестой.

— Нет, не нужно, — сказал я. — Я только что говорил с Хартом Алленом и предложил ему один вариант. Сегодня днем я виделся с Роуксом. Перед тем, как уехать из Мелки, он подписал признание…

— В том, что Дениза заплатила ему за то, чтобы он поместил заметку в газете?

— Нет, я сам продиктовал ему текст. В нем он заявляет, что за заметку заплатил Уинс, который шантажировал Денизу. — Я улыбнулся ей. — Уинс опровергнуть это не сможет, правда? Аллен может забрать это признание в Нью-Йорк и показать его Мерилин. Кроме того агентство Мак-Линнана может выслать ей отчет о расследовании этого дела. Оно будет, конечно, опираться на признание Роукса. Тем дело и кончится. Имя Денизы не будет упомянуто, а тайна не выйдет за пределы семьи.

Мы остановились. Миссис Эллерден благодарно посмотрела на меня.

— Знаете, Ники, по-моему, вы очень хороший.

— Я всегда стараюсь понравиться клиентам, — ответил я, доставая из кармана конверт. — Я все искал возможность вернуть вам пятьсот фунтов, которые Уинс получил по вашему чеку. Полиция вернула их мне.

— Оставьте их себе, Ники, — сказала она. — Вы их заработали.

Я покачал головой.

— Мне платит агентство Линнана. — Она обняла меня и поцеловала. Это у нее получилось неплохо. Потом она спросила:

— Что вы собираетесь делать теперь?

— Завтра я возвращаюсь в Лондон, — ответил я, усмехнувшись. — Мне нужно уладить кое-какие личные дела.

— Перед отъездом зайдите попрощаться с нами, Ники.

Я пообещал ей это, и мы расстались. Я вернулся к своей машине, рядом с ней стоял автомобиль Линнана, а в нем сидел Финни.

— Как, Ники, все в порядке? — спросил он. — Майк рассказал мне об этом деле. Кажется, оно было чертовски запутанным, а?

— Не то слово, — засмеялся я. — Но теперь мне хочется спать. Спокойной ночи, Финни.

— Пока, — ответил он. — Но знаешь, Ники, чтобы совсем покончить с этим делом, тебе нужно сделать еще кое-что.

— Что? — спросил я, останавливаясь.

— Стереть помаду с губ, — ухмыльнулся он.

Было почти три часа ночи, когда я остановил машину перед отелем. Ярко светила луна и окружающий пейзаж казался иллюстрацией к старой сказке. Я вылез из машины и закурил, наверное, пятидесятую сигарету за сегодняшний день.

Я подумал, что, в общем, я сделал в расследовании все, что мог. Теперь Харт Аллен может вернуться в Америку, жениться на своей невесте и забыть обо всем. А вот Джону Эллердену понадобится еще некоторое время, чтобы осознать все случившееся. При каждом взгляде на Денизу он будет спрашивать себя, как могло случиться, что она выкинула такой номер? Как его дочь могла спланировать и разыграть такую драму? И этому он не перестанет удивляться всю жизнь просто потому, что речь идет о его дочери. Если бы все это совершило чужое дитя, то ему было бы гораздо легче понять его.

Я подумал, что здесь надо сделать какой-то житейский вывод, но не знал точно, какой, и поэтому махнул рукой на это дело. Миссис Эллерден — женщина, ей, конечно, легче будет понять дочь. В свое время она была красива и романтична, и, поставив себя на место Денизы, несомненно, найдет для нее оправдание.

Единственный, кто заслуживал сочувствия в этой истории, — это Трединор. Прежде всего, потому, что Дениза обвела его вокруг пальца как простака, и, насколько я понимаю, так будет и впредь, Я не сомневаюсь, что они поженятся, и все уладится, а спустя некоторое время ей в голову взбредет еще что-нибудь, и опять начнутся неприятности. Влюбленность Трединора в Денизу оказывалась сильнее его логики. Он не мог устоять перед ней.

Итак, если женщина красива, она, скорее всего, будет причиной хлопот. Если она красива и решительна — то хлопот не оберешься. Но если она красива и решительна, умна и мстительна, да к тому же ревнива, как Дениза, то она может устроить вам настоящий ад.

Я надеялся, что Трединор задумается, стоит ли игра свеч…

Я понимал, что лучше всего сработал, когда продиктовал Роуксу фальшивое признание. Оно было правдоподобным и абсолютно неопровержимым ввиду смерти Уинса. Оно могло послужить неплохим фоном для той истории, которую мы с Майком Линнаном приготовили для Мерилин Ван-Хьют. После отъезда Аллена жизнь семьи Эллерденов успокоится через несколько недель. Месяца три понадобиться на то, чтобы сгладить все острые углы, а полгода — чтобы Дениза убедила Трединора, но не себя, что он всегда был единственным мужчиной, которого она любила.

Я вышвырнул окурок и вошел в вестибюль. Ко мне поспешил портье.

— Наконец-то вы приехали, мистер Гейл, — сказал он. — Вас ожидает одна леди. Она ждет с 12 часов. Только что я отнес ей чашку чая.

Я поблагодарил его и направился к стеклянной двери. Остановившись около нее, я заглянул внутрь. Там в кресле сидела Лана.

— Вот и пробил мой час, — подумал я и поправил галстук. Мне пришло в голову разыграть оскорбленную невинность, а потом — но только после долгих уговоров — простить Лану.

Я еще раз взглянул на нее. Она была в платье цвета чайной розы и в вязаном пальто того же цвета. Моя любимая была так очаровательна, что я забыл об оскорбленной невинности: Лана была единственной женщиной в мире, ради которой я мог забыть обо всем.

Я открыл дверь, бросился к ней и, прежде чем она успела опомниться, обнял ее. И тут произошло нечто непредвиденное: Лана освободилась из моих объятий и встала. Ее глаза сверкали. Она сказала мне низким от волнения голосом:

— Не понимаю, как у тебя хватило наглости подходить ко мне или касаться меня. Я ненавижу тебя. Ты… ты…

Она пыталась подобрать слова, которые бы выразили всю меру ее отвращения ко мне, и стояла, задыхаясь от гнева.

Я почувствовал себя отвратительно. За последние два дня я был сыт по горло драмами и мне больше не хотелось волнений, особенно, если я понятия не имею в чем дело.

— Что случилось, Лана? — устало спросил я. — К чему весь этот шум? Или ты приехала сюда только для того, чтобы устроить мне еще одно представление?

— А ты, конечно, и не подозреваешь в чем дело? — сказала она дрожащим от волнения голосом. — Удивляюсь, почему я верила в то, что ты говорил мне…

— Кто-нибудь снова рассказал тебе сказку обо мне? — насмешливо поинтересовался я. — О моем новом романе с какой-нибудь брюнеткой? Последний раз это была Долорес Рутнел.

— Знаю, знаю… в той истории я была не права и приехала сюда, чтобы признать это. Долорес Рутнел попала в больницу после катастрофы; она вызвала меня туда и рассказала, что выдумала все, так как была влюблена в тебя и хотела выйти за тебя замуж.

Лана снова села на диванчик и посмотрела на меня полными упрека глазами:

— Можешь представить себе, что я почувствовала, как я раскаивалась в том, что наговорила тебе! Я рассказала все отцу, он позвонил полковнику Линнану, и тот сообщил мне, что ты уехал отдохнуть и скоро вернешься в Лондон. Сначала я хотела дождаться твоего возвращения, но ждать было слишком трудно, и я решила приехать сюда и попросить у тебя прощения. Мне хотелось, чтобы у нас с тобой все было по-прежнему, как до встречи с этой Рутнел. Я почувствовала такую любовь к тебе, и потом… потом…

— Что потом? — спросил я, опускаясь в большое кресло напротив нее.

— Я выехала из Лондона днем, — пояснила она, — и приехала в Мелки вечером в 9 часов. Полковник Линнан сказал отцу, что ты остановился в этом отеле. Я приехала сюда, но мне сказали, что тебя нет. Но один из постояльцев отеля видел твой автомобиль неподалеку от Тотнеса. Портье посоветовал мне подъехать к клубу «Форест-Хилл», куда ты мог поехать на танцы. Я отправилась туда, но тебя там тоже не было…

— А потом? — поторопил я ее.

— Потом я решила вернуться в город, но заблудилась и попала на какую-то из боковых дорог, которая чем дальше шла, тем уже становилась. Я не могла развернуться и остановилась, чтобы найти какое-ни будь место для разворота.

Я начал понимать в чем дело.

— Наконец я нашла белые ворота, вошла в них и увидела машину, стоящую около лужайки. Я решила подойти и спросить у водителя дорогу в Мелки.

Она замолчала на секунду, потом продолжала:

— За рулем в машине сидела девушка. Красивая блондинка. Она объяснила мне, как вернуться в Мелки, а сама направилась к дому, стоящему по другую сторону лужайки. Я наблюдала за ней и видела, что у двери дома ее ждал ты.

Она громко и горько рассмеялась.

— Я понимаю, — сказала она, — что всему этому может быть только одно объяснение. Я достаточно хорошо знаю тебя, Ники, чтобы поверить, что ты станешь назначать свидание женщине в 11 часов вечера в пустом доме просто для того, чтобы поговорить с ней о погоде.

Лана встала и посмотрела на меня.

— Могу тебя поздравить, та девушка очень красивая. Надеюсь, что ты приятно провел время.

Я ничего ей не ответил.

— Я вернулась в Мелки, — продолжала она, — чувствуя себя страшно несчастной. Я приехала сюда, что бы попросить прощения у тебя за историю с Долорес и сказать, что я люблю тебя, и вот…

Она пожала плечами.

— Я дожидалась тебя здесь потому, что попросила полковника Линнана передать тебе, когда ты вернешься в Лондон, что буду ждать тебя. После сегодняшнего вечера я могу сказать, что тебе не нужно беспокоиться и заходить ко мне.

Я глубоко вздохнул и подумал о том, как мне не везет во всем, что связано с Ланой. Я опять попал в очень трудное положение: я не мог рассказать ей правду о моих отношениях с Денизой, потому что это касалось не только меня, а выдумать достаточно правдоподобную историю я был не в силах… Да, я глубоко завяз.

Я чуть не потерял Лану из-за истории с Рутнел. Неужели я потеряю ее из-за такого невинного повода? Тут мне на ум пришло изречение моего любимого китайского философа: «Женщина готова поверить чему угодно, кроме правды». Отлично, — подумал я, — это подойдет. Я сказал твердо:

— Сядь, Лана, успокойся и выслушай меня. В определенном смысле я даже рад, что ты видела ту девушку, потому что в этом виновата ты.

Лана села и изумленно посмотрела на меня.

— Я виновата?! — возмутилась она.

— Да, ты, — серьезно сказал я. — Почему я приехал сюда? Потому что был сыт по горло историей с Долорес Рутнел и хотел забыть тебя. И мне было наплевать на то, что я буду делать, чтобы достичь этой цели.

Я наблюдал за Ланой. Ее взгляд смягчился. Я подумал: давай, Ники, продолжай в том же духе.

— Ну и, конечно, все это было бесполезно, — вдохновенно врал я. — Я пытался пить, но это не помогло. И вот пару дней назад я встретил девушку, о которой ты говорила. Она красива, и я подумал, что, может быть, она поможет мне забыть тебя. Но из этого ничего не вышло…

Она подняла брови.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что из этого ни чего не вышло? Я не вижу здесь неудачи. Эта девушка встретилась поздно вечером с тобой в отеле… Зная тебя, я не предполагаю никакой неудачи, Ники.

Я сделал оскорбленное лицо и сказал скорее печально, чем сердито:

— Вот тут ты и ошибаешься, Лана. Это только на первый взгляд удачей кажется. Я признаю, что назначил блондинке свидание, и она приехала. Но… — тут я пожал плечами, — я ничего не мог с собой поделать. Каждый раз, когда я смотрел на нее, я видел твое лицо, и понял, что из нашего свидания ничего не выйдет.

Лана долго смотрела на меня, потом прошептала:

— Знаешь, Ники, я верю тебе.

— Мне не важно, веришь ты мне или нет, — ответил я, — но должен тебе признаться, что между мной и той девушкой ничего не было. Я снял отдельный номер и заказал ужин с шампанским на двоих, но он так и остался нетронутым.

— Та девушка очень рассердилась, Ники? — спросила Лана.

— Страшно, — ответил я. — Чуть не бросилась на меня с ножом. Потом она ушла, и я два часа разъезжал по дорогам и думал, что мне теперь делать. Я, спрашивая себя, увижу ли когда-нибудь тебя снова? И вот я возвращаюсь в отель и нахожу тебя здесь, а в награду за мою верность и любовь к тебе, ты осыпаешь меня проклятиями…

Я замолчал и выжидающе посмотрел на Лану. Она встала, подошла и обняла меня.

— Прости меня, Ники. Я знаю, что ты сказал правду. Теперь я понимаю, что во всем виновата я. Прости меня, Ники, прошу тебя.

На глазах у нее были слезы. Я облегченно вздохнул и… простил. Когда я закончил ее прощать, она задумчиво сказала:

— Я страшно рада, что между тобой и той девушкой ничего не было. Ведь она очень красива, верно?

— Может быть, — ответил я, пожав плечами. — Но ты красивей, Лана. Помнишь, что я сказал тебе в тот вечер в Париже. Ты для меня единственная девушка…

Я выпустил ее из объятий.

— Слушай, сегодня воскресенье. Утром мы с тобой вернемся в Лондон. Три дня займет получение лицензии, а в четверг мы поженимся. Прошу тебя, приготовься к этому.

— Хорошо, — она вздохнула и посмотрела на часы. — Уже 3.30. Не можем же мы проговорить всю ночь. Мне нужно вернуться в свой отель. Завтра мы встретимся и обо всем договоримся.

Мы направились к двери, но Лана вдруг остановилась.

— Ники, ты сказал, что заказал для той девушки ужин с шампанским? — спросила она.

Я кивнул.

— И там все осталось нетронутым?

К чему она клонит? — подумал я, а вслух сказал:

— Да. Она ушла в ярости, и все осталось нетронутым. А в чем дело?

Лана взглянула на меня, в глазах у нее было озорное выражение. Она сказала:

— Ники, я сегодня не обедала! Я очень голодна! — До меня дошел смысл сказанных ею слов. Я схватил ее под руку, и мы побежали к выходу из отеля. В вестибюле меня окликнул портье:

— Приятная ночь для прогулки, сэр. Вы скоро вернетесь?

— Да, — ответил я, — скоро.

А про себя подумал: «Черта с два!»