Глава 1

Что я делал для Англии

1

Желтый туман окутывал Плас-де-Роз. Во мгле переулок казался особенно мрачным. Туман стлался ниже всего в нескольких метрах от двери, и поэтому казалось, что полуразрушенные ветхие домики парят в воздухе, а не стоят на фундаментах.

В дальнем конце переулка узкий пучок желтого света пробивался из-под неплотно прикрытой двери в кабачок, который был едва освещен тусклой керосиновой лампой. Фурс стоял, облокотившись на прилавок и мрачно уставившись в пол невидящим взором. Комната вся насквозь была пропитана запахом прокисшего вина, смешанным с неописуемо мерзким запахом мексиканской сигары Фурса — из тех суррогатов, которые представляют собой мешанину табачных листьев подозрительного происхождения, обернутых вокруг тонкой соломинки. Время от времени Фурс сплевывал слюну с поразительной точностью попадая в жестянку, стоящую посредине комнаты.

Фурс — огромного роста толстый мужчина, от которого так и веет угрозой. Мешковатые вельветовые коричневые брюки подвязаны на поясе веревкой, рубаха, когда-то голубая, превратилась в темно-синюю от грязи. Сквозь открытый ворот рубашки видна могучая волосатая грудь.

Мясистое лицо, тяжелый подбородок, темная кожа, черные усы, нависшие брови, кустившиеся над маленькими черными глазками с пронзительным взглядом, лихо заломленный черный засаленный берет — все это, придавало внешности Фурса какой-то пиратский вид, словно эту грозу морей какое-то чудо перенесло в винный погребок в Париж декабря 1943 года.

Фурс вышел из-за стойки, снял с полки на противоположной стене кувшин, подставил его под кран винной бочки, отвернул кран. Когда кувшин наполнился, он поднес его ко рту и выпил вино. Оно показалось ему горьким и кислым на вкус. Фурс водворил кувшин на место, вытер губы тыльной стороной ладони и вдруг разразился потоком отборной ругани. Тихим голосом он проклинал все на свете. Ему только и оставалось, что ругаться. Господи, что тут еще можно было придумать?! Ведь за каждым твоим шагом следили! Все время кругом шныряли ищейки! Никому нельзя доверять. Да и что тут еще можно ждать, когда мужчину можно купить за пару хороших обедов, а красивую женщину — за приличное платье или даже за кулек сладостей!

— Париж стал настоящим проклятым местом, — мрачно подумал Фурс. — Просто невозможно стало жить, если, конечно, ты не заодно с этими пьяницами, свиньями… Выбраться из города никак невозможно, а тут оставаться — это умирать с голоду и дожидаться, пока тебя выследят эти эсэсовские подонки!

Фурс снова закурил. Сигара у него во рту совсем раскисла от жевания и теперь на вкус напоминала оберточную бумагу.

Он облокотился на стойку и застыл в ожидании. С площади в кабачок просачивался туман, у него даже запах был какой-то особый.

Фурс снова сплюнул и тихонько замурлыкал песенку. На память ему пришли марширующие колонны, и он едва слышно запел «Меделок».

Дюбор и Майклсон медленно шли по бульвару Клиши, сунув руки в карманы. Дюбор был высокий, широкоплечий, довольно полный гасконец из хорошей семьи. Он обладал своеобразной, но привлекательной внешностью и нравился женщинам.

Майклсон, англичанин, был высокий и тонкий до такой степени, что казался костлявым. От его фигуры отнюдь не веяло мужеством и стойкостью. Скорее, он производил впечатление человека, слабого духом и телом. Но это было далеко не так.

Дюбор сказал:

— Друг мой, мне все это очень не нравится… очень… Думаю, дело в той женщине. Чем больше я об этом думаю, тем меньше сомневаюсь. Надеюсь, что душа ее будет мучиться в аду. — Спокойным тоном Дюбор стал методически перечислять чего он еще желает этой женщине.

Майклсон также спокойно отвечал:

— Какая разница? Впрочем, есть еще некоторый шанс, что все обойдется.

— Да, — согласился Дюбор. — Но что-то подсказывает мне, что ничего не обойдется. У меня такое чувство, как будто долгое время шел по длинной унылой улице. В душе я все время надеялся, что конец ее будет более интересный. Но теперь у меня такой надежды нет.

Майклсон усмехнулся.

— У тебя просто несварение желудка, Анри. К тому же вот и туман надвигается, это будет нам на пользу.

Дюбор пожал плечами. Они свернули на Плас-де-Роз, быстро пересекли улицу и вошли в кабачок Фурса.

— Добрый вечер, — приветствовал хозяина Дюбор. — Господи, ну и вонища же здесь!

— Везде вонища! — отозвался Фуре. — Весь Париж провонял… Я сам воняю… да и вы… вы тоже воняете.

Он снова снял кувшин с полки, подставил его под кран, потом протянул Дюбору. Дюбор медленно выпил половину и поставил кувшин на стойку.

— Ну, Фурс, — спросил он, — она была здесь? — Фурс отрицательно покачал головой.

— Нет, друзья мои, мне очень жаль, но ее здесь не было!

Дюбор посмотрел на Майклсона.

— Это не очень-то хорошо! — сказал он.

Майклсон ничего не ответил. Он только молча повернул голову к двери, которая тихонько приоткрылась у него за спиной. В кабачок вошел небольшого роста парнишка с крысиной мордочкой, грязная, ветхая одежда едва держалась у него на плечах.

Взгляд Дюбора просветлел.

— Привет, Карлос, — сказал он. — Может быть, тебе что-нибудь известно?

— Целая куча новостей. Сегодня днем они арестовали Серизетту.

— Кто они?! — быстро спросил Дюбор.

— Полиция Виши, — сказал Карлос, виртуозно сплюнув на пол. — Потом они передали ее другим, тем… Так что теперь вы тоже все знаете.

Майклсон посмотрел на Дюбора, затем перевел взгляд на Фурса. Печально усмехнувшись, он сказал:

— Так и есть.

Дюбор проговорил:

— Мы уходим. Нам надо торопиться. Иначе они доберутся до Фурса. Если они ее сцапали, то мы — следующие на очереди.

Майклсон спокойно сказал:

— Ты совершенно прав. Пока, Фурс, будь здоров, Карлос.

Мальчишка быстро проговорил взволнованным голосом:

— Я с вами.

Дюбор с улыбкой посмотрел на него.

— Послушай, дитятко, — сказал он, добавив крепкое ругательство. — Мы идем сейчас — ты сам знаешь, куда именно. Можешь тихо идти за нами на расстоянии двадцати пяти — тридцати шагов. Сейчас туман, и плохо видно, но ты все же держись в тени. Если нам не повезет, то так тому и быть. Если же у нас все обойдется, то тем лучше для тебя.

Мальчишка открыл было рот, но Дюбор перебил его с грубоватой лаской в голосе:

— Заткнись, свиненок. Делай, что сказано. До свидания, Фурс. — И он вышел из кабачка.

Майклсон поднял руку в прощальном приветствии, повернулся и тоже вышел на улицу, тихонько прикрыв за собой дверь.

Мальчик стоял у стойки, молча глядя на Фурса. Лицо у него было бледное, на нем застыла горькая улыбка. Выражение лица Фурса не изменилось, но слюны во рту не было.

Дюбор и Майклсон снова вышли на Плас-де-Роз и стали подниматься на холм. Улица была пустынна и безмолвна. Туман, который стал еще гуще, толстым покрывалом одел все вокруг, так что даже асфальт под ногами нельзя было разглядеть. Ярдов через сто они свернули в узкий переулок. Мальчишка Карлос уже шел за ними по пятам ярдах в тридцати, стараясь держаться в тени домов. На мертвенно-бледном лице сверкали угольками черные глаза. Дойдя до угла, он притаился. На другой стороне улицы Дюбор уже отпирал дверь покосившегося домишки. Войдя внутрь, он зажег карманный фонарик и стал подниматься по ступенькам деревянной лестницы. Майклсон шел следом за ним. Лестница была узкая и с поворотами. Поднявшись наверх, Дюбор остановился. Потянув назад руку, он нащупал плечо Майклсона и стиснул его. Прямо перед ними на площадке лестницы была дверь, из-под нее пробивался луч света. Дюбор вздохнул. Они поднялись на оставшиеся несколько ступенек, Дюбор распахнул дверь.

В комнате было трое мужчин. Один из них — коротышка в дешевом костюме французского производства — держал в руке «маузер». Глаза его беспокойно бегали по сторонам.

Дюбор и Майклсон вошли в комнату, Майклсон тихонько прикрыл дверь и прислонился к ней спиной.

Один из троих — крупный мужчина в пальто — вскочил с ветхого стула, на котором сидел.

— Гестапо! — рявкнул он.

Дюбор произнес:

— К чему сообщать нам об этом? Я с детства на расстоянии чувствую запах крыс.

Мужчина улыбнулся. Нельзя сказать, что именно его улыбка вызывала неприятное ощущение, скорее, вся внешность: квадратные плечи и голова, жидкие полосы, плотно прилегающие к черепу, глаза, имевшие странный мертвенно-голубой оттенок.

Он небрежно произнес:

— Вы — Анри Франсуа Дюбор, а вы, — он вытянул большой палец в сторону Майклсона, — Джордж Эрнест Майклсон. Как платные агенты британской разведки и гражданские лица, вы подлежите расстрелу. Впрочем, если вы решите говорить, приговор может оказаться более мягким.

Майклсон спокойно произнес:

— Пошел к черту!

Крупный мужчина пожал плечами.

— Если вы и не заговорите, то это, в сущности, не имеет значения. Потому что Серизетта Малрик уже решилась заговорить сегодня днем.

— Спорю, вам пришлось принудить ее к этому, — сказал Майклсон.

Мужчина кивнул.

— Поверьте, друзья мои, с ней было нелегко поладить, но в конце концов она заговорила. У нас есть свои способы убеждения, знаете ли.

Дюбор усмехнулся.

— Это вы мне рассказываете? Но я тоже хочу вам кое-что сказать! — Он сделал шаг вперед и вдруг изо всей силы ударил немца ногой в живот.

Немец завопил и, рухнув на пол, стал корчиться от боли.

Человек с «маузером» неловко поднял руку — она, как видно, плохо слушалась его — и трижды выстрелил. Все три пули попали Дюбору в живот.

Третий немец, который все это время сидел за столом, медленно поднялся и сунул руку в карман. В тот же миг Майклсон, собравшись в тугой комок, перелетел через комнату. Обрушившись всей своей тяжестью на немца, он свалился вместе с ним на пол. Большой палец правой руки Майклсона погрузился в глаз гестаповца. Немец с «маузером» не мог стрелять, рискуя попасть в своего. Двое на полу отчаянно боролись. Грузный мужчина, которого свалил Дюбор, перестал, наконец, стонать и корчиться, он сидел, привалившись спиной к стене. Дюбор был мертв. Майклсон переменил положение и схватил немца за горло. И тогда человек с «маузером» получил возможность выстрелить. Он тщательно прицелился и выпустил пулю прямо в голову Майклсону. Немец, которого Майклсон подмял под себя, вывернулся и сбросил с себя мертвое тело. Потом с трудом поднялся на ноги и прислонился к стене, едва переводя дыхание.

Человек с пистолетом сказал по-немецки:

— Все это будет рассматриваться как наша полная неудача. Нам ведь было приказано доставить их живыми.

Немец у стены заговорил:

— Эти чертовы шпионы… Они все одинаковы! Всегда поступают точно так же! — Он принялся отряхивать костюм. — Впрочем, почему бы и нет?

Человек с пистолетом кивнул.

— Это и впрямь для них наилучший выход. — Он подошел к верзиле и, сокрушенно покачав головой, сказал: — Курту здорово досталось. Боюсь, он никогда не сможет полностью оправиться.

Мальчишка с белым пятном вместо лица все еще стоял на улице. Услышав выстрелы, он повернулся и пошел прочь, вниз по холму, к кабачку Фурса.

2

— Разрешите представить вам мистера Куэйла. Если знакомство с ним будет довольно поверхностное, то это исключительно потому, что лишь очень немногим людям удавалось удостоиться чести проникнуть во всю глубину ума мистера Куэйла. Впрочем, иногда и сам он не совсем ясно понимал самого себя. Он жил заглядывая, насколько возможно, вперед, и именно поэтому люди, чья жизнь зависела от его умственной деятельности, существовали лишь от минуты к минуте, а порой и умирали в мгновение ока.

И если в результате всех этих обстоятельств он привык смотреть на жизнь глазами пессимиста, то это не так уж трудно оправдать. К тому же в жизни случаются вещи поопаснее плохого характера.

Мистер Куэйл был высок, поджар и хорошо сложен. Одевался скромно, в костюмы спокойных цветов. У чего был дар оставаться незаметным в толпе и не привлекать к себе ничьего внимания. Впрочем, это было лишь одно из многочисленных качеств, которые были необходимы для профессии, избранной им для себя.

Он расплатился с шофером такси, толкнул вращающуюся дверь отеля «Гайд-Парк», прошел через вестибюль, задержался в гардеробе, чтобы сдать пальто и черную шляпу с мягкими полями, и наконец появился в «Баттери». Зал был переполнен: в основном здесь были английские и американские офицеры, а также члены Женского вспомогательного корпуса, а в общем, самая разношерстная публика.

Куэйл уселся на высокий табурет в самом конце стойки бара. Он заказал двойное виски с содовой и, прихлебывая из бокала, размышлял о том, что напиток этот весьма угнетает нервную систему, хотя в данный момент вряд ли что-нибудь могло вызвать у него еще большую подавленность.

Макушка его головы была совершенно голая. Бахрома волос вокруг лысины придавала ему сходство с монахом, у которого выбрита тонзура. Круглое лицо могло показаться необыкновенно умным или же невероятно глупым, в зависимости от того, как мистер Куэйл желал выглядеть в данный момент. Сейчас он сидел у края стойки, прихлебывая виски, глядя прямо перед собой.

«Жизнь, — думал Куэйл, — довольно забавная штука — нелепая до трагизма».

Собственно, точнее нельзя было определить жизнь в настоящую минуту. Он покосился влево: там он увидел весьма привлекательную молодую женщину в форме Женского вспомогательного корпуса. Ее аккуратно причесанные волосы соломенного цвета под симпатичной форменной пилоткой, пышная грудь, плоский живот и красивые ноги — все это на секунду доставило Куэйлу острое удовольствие, на время погасившее глодавшее его раздражение. Потом он снова перевел взгляд на ряды бутылок, сверкавших прямо перед его глазами.

Дело, которым занимался Куэйл, вызвала к жизни война, осмысление того факта, что ее отвратительный механизм приводят в действие не только битвы на суше, на море и в воздухе, но и заговоры, интриги, другая не видимая глазу деятельность. Куэйл стал одним из тех, кто приводит в действие эти тайные пружины, и стал здесь профессионалом высшего класса.

Он покончил со своей порцией виски и заказал еще одну. Вынул из кармана большой портсигар, извлек из него сигарету и закурил. Его мучило нетерпение.

Долгая и полная опасностей жизнь научила его разбираться в разных ситуациях и в женщинах разного типа. И того, и другого все опасаются по одной и той же причине: и ситуация, и женщина в равной степени непредсказуемы. Всякая ситуация, если она неизвестна в точности, таит в себе неожиданность. А женщина, известна она тебе или нет, вдруг может проявить совершенно неожиданные черты характера. И в том, и в другом заключается большая опасность. Кроме этих вещей опасно еще только одно — не быть в состоянии вовремя принять нужное решение. Самое главное иметь в своем воображении четкую картину происходящих событий. В противном случае велика опасность принять неверное решение, ошибиться только из-за того, что не располагаешь достаточно подробными сведениями.

Тот, кто сказал: «Если сомневаешься, не делай», — был, без сомнения, неглуп.

Куэйл был, что называется, «крепкий орешек». Тем не менее, внешняя сторона его жизни выглядела весьма заурядно: у него был в пригороде Лондона дом, жена, искренне преданная ему и считавшая, как ни странно, что он работает в одном из обычных департаментов министерства. В общем, на первый взгляд, все у него было так, как подобает англичанину среднего класса, которому уже под пятьдесят и который слегка обеспокоен тем, что идет война, поскольку она так или иначе влияет на его жизнь, и по внешности он не отличался от людей того типа, которых сотнями встречаешь на улице.

Но на самом деле он вовсе не был таким.

Куэйл был опасный, даже страшный человек. По его воле часто происходили странные события в разных концах света; это был человек, который приказывал убивать, хотя всей душой ненавидел насилие, человек, который дергал за веревочки, на которых плясали живые куклы, и при этом чуть ни плакал от отчаяния, что именно ему приходится заставлять этих кукол плясать.

Таков был Куэйл.

Через вестибюль в «Баттери» вошел мужчина. Это был высокий широкоплечий человек с добродушным, не лишенным приятности лицом. На нем был полевой мундир со знаком «коммандос» под наплечным знаком «Канада». Он был немного полноват, но мундир сидел на нем очень ловко.

Едва уловимым движением Куэйл немного подвинулся вправо, и канадец также незаметно опустился на освободившееся место. Куэйл заказал большую порцию джина с содовой. Отпив ровно половину, он выбросил окурок своей сигареты, вынул из портсигара новую и щелкнул зажигалкой, которая, однако, не сработала.

— Не дадите ли огонька? — обратился Куэйл к канадцу.

Канадец улыбнулся. Его звали Домби. При взгляде на него сразу становилось ясно, что перед вами любимец фортуны, который останется таковым при любых обстоятельства.

Он достал свою зажигалку из кармана, щелкнул ею, потянулся к Куэйлу, продемонстрировав капитанские звездочки на погонах. Поднеся огонек к сигарете Куэйла, он спросил:

— Можно говорить?

Куэйл кивнул.

— Все в порядке. Говорите.

Домби сказал:

— Я заглянул к вам в бюро, но вас не было на месте. Я разговаривал с вашей девицей, она сказала, что вы, вероятно, здесь. Думаю, вы давно ждете моего приезда.

Куэйл спросил скучным голосом:

— Почему вы так думаете?

Домби ответил:

— Уж я-то знаю, как это бывает! Полагаю, не очень-то вам было весело. Ну, ладно. Дело в том, что порадовать мне вас нечем: все обернулось хуже некуда. Похоже, что они опять добились своего!

— Проклятье! — Куэйл вложил в это короткое восклицание все обуревавшие его чувства.

— Еще бы! — кивнул Домби.

Бармен в белой куртке остановился перед ними. Домби весело сказал:

— Привет, парень, виски у тебя найдется? Налей-ка мне приличную порцию. С содовой. И не жадничай. — Он бросил на стойку фунтовую бумажку. Бармен отошел.

Куэйл спросил:

— Что случилось? И насколько верны ваши сведения?

Канадец поудобнее устроился на табурете, извлек из кармана кожаный портсигар, достал оттуда «Лаки Страйк» и закурил. Он был совершенно спокоен и невозмутим.

— Можете мне не верить, но прошлой ночью я побывал у Фурса. Вчера меня перебросил на ту сторону самолет, я сел в него во Фрондюли, у Па-де-Кале.

— Иисусе, и рад же я, что выбрался оттуда!

— Там жарко? — спросил Куэйл.

Домби ухмыльнулся.

— Жарко?! Да там просто адово пекло! Джерри просто вне себя. Знаете, какие бывают немцы, когда они напуганы? Хуже некуда! Стоит им только заподозрить что-то, как они начинают убивать всех подряд!

Куэйл прервал его.

— Дальше!

— Хорошо, — сказал Домби. — Дело было так. Эта марионеточная полиция Виши добралась до Дюбора и Майклсона. Понимаете? Сначала они арестовали Малрик, а она была связана с этими двумя. Если бы они оставили ее у себя, то все было бы не так страшно. Но они передали ее чернорубашечникам — одной из внутренних секций гестапо. Как я понимаю, они заставили маленькую Серизетту рассказать им очень многое. У них есть свои, весьма надежные методы, знаете ли.

— Вам не надо говорить мне об этом. Я сам знаю, — голос Куэйла был сердитым.

Домби продолжал:

— Она все рассказала. Дюбор и Майклсон назначили встречу у Фурса. Они догадались о том, что их ждет, и велели Карлосу — это белолицый крысеныш, но в общем отличный мальчуган — идти за ними следом, чтобы знать, что произойдет. В общем, гестапо уже ожидало Дюбора и Майклсона. Там, похоже, была стычка, и оба наших парня погибли.

Вот и все. К дому, где все произошло, подъехал катафалк, и ребят увезли. — Он вздохнул. — Во всяком случае, эти двое ничего не сказали.

Куэйл сердито сказал:

— Можете прозакладывать вашу чертову башку, что они ничего не сказали. Они не сказали бы ничего, что бы там с ними ни делали.

— Наверное, вы правы, — согласился канадец. — Мне кажется, потому-то они и устроили драку. Не хотели рисковать, чтобы не быть вынужденными заговорить. Эти двое отлично знали, что эти сволочи выделывают с ребятами, чтобы добиться от них сведений. — Он усмехнулся. — Мне-то уж можете не рассказывать.

Куэйл допил свой джин с содовой, оттолкнул стакан, который скользнул по гладкой поверхности. Сразу же подошел бармен, и Куэйл заказал обоим новые порции. Пальцы правой руки по-прежнему стучали по дереву под крышкой стойки. Он явно нервничал.

Домби сказал:

— Послушайте, мистер Куэйл, успокойтесь! Мне понятны ваши чувства. Вы посылаете ребят в самое пекло и хотели бы быть вместе с ними. Но ведь это невозможно. Никто из них не подвергался опасности столько раз, сколько вы.

— Мне все равно, что там случилось с Дюбором и Майклсоном, — сказал Куэйл. — Они ведь знали, на что идут. Значит, наступил их черед, и они должны были умереть. — Голос его сорвался до шепота, в нем клокотала лютая ненависть. — Я хочу знать, кто выдал эту женщину? Как эти проклятые идиоты из полиции Виши напали на ее след? Откуда они узнали про Малрик?

Домби растопырил на стойке бара пальцы правой руки, огромная ладонь напоминала тарелку. Длинные пальцы слегка шевелились, напомнив Куэйлу спрута с отрубленными щупальцами.

Домби сказал:

— Послушайте, что бы там ни случилось с Малрик, все пошло именно отсюда. Слишком уж много у нас тут крутится этих чертовых джерри. Вы это и сами знаете. Им слишком доверяют. И вообще, некоторые в нашем ведомстве считают, что, мол, если дать этим немцам, якобы скрывающимся у нас от нацизма, по веревке, то они, все до единого возьмут и повесятся от стыда за свою нацию. Но мы-то знаем, что это не так.

— Я никогда не думал ничего подобного, — сказал Куэйл.

Домби пожал плечами.

— Мистер Куэйл, есть только один человек, который знал о Малрик. И только этот человек мог сообщить этим мерзавцам о ней, и вам отлично известно, о ком я говорю.

— Да, я знаю, — кивнул Куэйл. — Это, без сомнения, Лилли.

Домби огляделся по сторонам. «Баттери» теперь почти опустел, было около девяти часов.

— Верно, — сказал он. — Это Лилли. — И тут его осенило. — Послушайте-ка, почему бы мне самому не разделаться с ним? И он заплатит за все.

— Это не ваша работа, — ответил Куэйл, улыбнувшись. — Вы хороши в своем деле, Домби, но такая работа — не для вас. — Он помолчал. — Вы правы, — заговорил он снова, — вы, без сомнения, правы. Это дело рук нашего чертова старого приятеля Чарлза Эрмина Лилли. Иначе говоря, маленького Фритци, великолепного произведения спецшколы номер один ведомства мистера Гиммлера. Мистера Лилли из Верхнего Кельсвуда, сельского эсквайра.

— Он — единственный, кто мог это сделать! Мы ведь знаем, что ему было известно про Малрик. Когда они ее впустили к себе и благополучно выпустили в первый раз, то ему ведь было об этом известно! Я вам это точно говорю!

— Я это знаю, — согласился Куэйл.

— Дела там совсем плохи, — горячился Домби. — Вы ведь видите, что они чертовски ловко обрывают все наши контакты. За последние пять месяцев они взяли одиннадцать наших, мистер Куэйл.

— Я знаю. — Голос Куэйла звучал подозрительно хрипло.

— Но мы все равно продолжаем засылать их, — продолжал Домби, — потому что… потому что, черт возьми, мы вынуждены засылать их. Нам ведь необходимо знать, как там обстоят дела. Вы сами сказали, что вам все известно, мистер Куэйл.

— Я все знаю, — с улыбкой подтвердил тот. — Но нашел выход из положения. Я свертываю всю организацию, которая у нас там есть, и отзываю всех ребят обратно. Таким образом, им придется успокоиться.

— Это очень правильно. Ну, а что будет потом? Вы отправите новых агентов?

Куэйл кивнул.

— Я посылаю новых людей. Семнадцать человек, о которых они никогда не узнают. Семнадцать человек, о которых ничего не будет известно мистеру Лилли.

— Надеюсь, что у мистера Лилли не будет никаких шансов узнать о них, — сказал канадец. — Он хитрый негодяй, ловкий и умный. У него есть канал связи где-то в Ирландии. А уж оттуда он переправляет сведения во Францию.

Куэйл поглядел на Домби и улыбнулся. Домби почувствовал себя счастливым: он хорошо знал значение этой улыбки.

— Лилли ничего не узнает об этих семнадцати, — еще раз подчеркнул Куэйл. — У него не будет даже ничтожного шанса узнать о них.

— Рад слышать это, — сказал Домби и допил свое виски. — Еще будете пить? — спросил он Куэйла.

Тот кивнул, и Домби попросил бармена повторить заказ.

Когда бармен принес бокалы и отошел, Куэйл продолжил:

— Они были отличные ребята, эти двое. Дюбор был вроде вас, а Майклсон — спокойный, рассудительный парень. Я сам учил его. Он работал у меня пять лет. Везде побывал и выполнял любые задания. Нелегкий у него был конец.

— По мне, так бывают концы и похуже, — заметил Домби, отпивая виски. — Я уверен, что он перед ними в долгу не остался.

Они молча допили свои напитки, и Куэйл поднялся.

— Мне нужно кое-куда позвонить, — сказал он. — А вы можете дня два-три отдохнуть. Потом приходите ко мне, вы знаете куда.

— О'кей, босс, явлюсь, как положено. — Домби тоже поднялся и сказал: — Я рад, что вы приняли решение насчет Лилли. Мне кажется, это было бы правильно.

Куэйл ничего не ответил.

Он покинул зал «Баттери», получил в гардеробе пальто и шляпу и вышел на улицу.

Канадец закурил свежую сигарету и заказал себе еще порцию виски.

Бросив взгляд в зеркало, он увидел позади себя множество мужских и женских лиц. Он внимательно разглядывал лица и фигуры женщин, размышляя про себя, с какой из них он переспал бы сегодня, имей он возможность выбирать. Потом снова опустился на табурет и медленно стал пить виски. Оно было отличного качества.

Домби размышлял о жизни. Вчера он был во Франции и с нетерпением ожидал появления самолета, который должен был подобрать его. А вокруг грохотали разрывы бомб. Что ж… самолет прибыл и подобрал его. И вот он здесь. Домби ухмыльнулся. Двадцать два раза он опускался на парашюте на оккупированные территории и возвращался обратно. Но в один прекрасный день какой-нибудь винтик в четко отлаженной машине разболтается, и тогда, вполне возможно, он совершит свой последний прыжок прямо к черту в пекло, как Дюбор и Майклсон.

Он допил свое виски и подмигнул бармену, который тут же принес ему новую порцию. Так он сидел еще долго, прихлебывая виски и размышляя о том, куда пойдет и что будет делать после.

«Жизнь хороша, — думал Домби. — И все дела будут в порядке, пока ты не раскиснешь».

3

Облокотившись на край рояля, Керр рассматривал тонкие пальцы Терезы Мартир, порхавшие по клавишам. Она играла отлично, с мягким туше, великолепно владея техникой. Тереза была высокая, стройная, полная жизни женщина. Чуть наклонив голову, Керр бросил взгляд на длинные, стройные ноги Терезы, узкие ступни которых покоились сейчас на педалях.

«Тереза на редкость хороша пониже талии», — в который раз подумал Керр.

Грудь, правда, у нее плоская, а лицо довольно длинное и всегда немного скорбное, но зато глаза по-настоящему великолепны, и вообще вид у нее необыкновенно изысканный, и своеобразное очарование этой женщины ощущали все мужчины.

Керр перевел взгляд на свое собственное изображение на блестящей поверхности рояля.

«Интересно, я просто пьян или немного возбужден?» — подумал он. Определить это было нелегко. Хотя Керр провел большую часть своей жизни, систематически поглощая горячительные напитки, никогда не ощущая никаких особенных последствий, сейчас он уже ни в чем не был уверен. Такие уж наступили времена, что приходится во всем сомневаться.

Комната имела форму латинской буквы «L». Выкрашенные белой краской потолок и стены мерцали в электрическом свете, испускаемом искусно замаскированными в старинных испанских подсвечниках светильниками. Почти черного цвета паркетный пол был устлан черными и белыми коврами. Два длинных и узких окна, по обе стороны «L», были задрапированы тяжелыми белыми шторами с черно-золотой каймой. Керр подумал, что эта квартира обставлена и отделана чертовски изысканно. Впрочем, здесь всегда все было подобрано с великолепным вкусом, включая и женщин. Всякая женщина, которая допускалась на приемы м-с Мильтон, должна была быть красива по-своему. «Впрочем, — тут же подумал Керр, — быть может, такими красивыми находит этих женщин только один он? И то лишь потому, что неизменно чувствует себя счастливым на вечерах у Гленды, впрочем, дело, может, вовсе не в счастье, а только в том, что он изрядно навеселе».

Керр бросил взгляд в противоположный угол комнаты. Прямо напротив него стояла, прислонившись к стене, Сандра. На ней было длинное вечернее платье отличного покроя, сшитое из какой-то мягкой, ниспадающей складками ткани цвета колокольчиков. На шее мерцало ожерелье из полудрагоценных камней, такой же точно браслет обвивал ее правое запястье. Она была необыкновенно хороша со своими волосами цвета меди, прозрачными фиолетовыми глазами, высокой грудью и узкими бедрами.

Керр улыбнулся ей.

«У тебя чудесная жена, — сказал он себе. — Чертовски очаровательная женщина».

Она ответила на его улыбку, но не пошевелилась. Так и стояла совершенно неподвижно, улыбаясь ему своей неотразимой улыбкой, спокойная и невыразимо прекрасная.

Керр подумал, что Сандра всегда обладала даром вести себя совершенно естественно и непринужденно. Что бы ни происходило, она всегда была спокойна и превосходно владела собой. Хотя это было всего лишь внешнее спокойствие.

Он взял стоящий возле него стакан, отпил немного виски и снова облокотился о край рояля. Мысли его все время обращались к Сандре. Он считал, что мужчине полезно временами совершенно объективно поразмыслить о своей жене. Когда он снова поднял глаза, она по-прежнему стояла в той же позе и все еще улыбалась ему.

В дальнем углу оживленно беседовала с испанцем Мигуэлесом Гленда Мильтон. Высокая тонкая брюнетка, с крошечными ручками и ножками, одетая в короткое красное платье, она в одной руке держала узкий бокал, другой жестикулировала, пожалуй, излишне оживленно. Керр решил, что Гленда чуть-чуть пьяна. «Впрочем, на этой вечеринке все чуть-чуть пьяны, — тут же подумал он. — Кроме Сандры. Сандра никогда не бывает пьяна».

Керр был высокий стройный мужчина, приятной внешности, в которой, однако, не было ничего мягкого и женственного. Женщины находили его необыкновенно привлекательным, хотя трудно было бы определить, в чем именно заключался секрет его очарования. Он знал, что им нравятся его широкие плечи, тонкая талия и узкие бедра. Длинные ноги и красивые руки с длинными, чуткими пальцами художника, темно-каштановые волосы, чуть вьющиеся, отлично подобранные костюмы, пальто и шляпы — таким он представлялся глазам окружающих.

Керр снова посмотрел на руки Терезы, которая исполняла уже что-то новое. Он не знал, что это за вещь, но ритм был быстрый, четкий, волнующий.

Он обвел взглядом комнату. Гленда еще оживленнее спорила с испанцем. На длинной кушетке, обитой белым в тон тяжелым шторам, сидела Магдалена Френсис. Керр прислушался к ее мягкому волнующему голосу: его можно было слушать часами. На Магдалене было очень дорогое светло-зеленое платье, ее волосы были уложены с большим вкусом. Вид такой, словно она сошла с картинки модного журнала. Эта женщина отличалась, несомненно, необыкновенной изысканностью и своеобразным стилем.

Керр решил, что больше пить ему не следует. Пожалуй, если он позволит себе еще одну-две порции, он может начать выяснять, чего ему удастся добиться от какой-нибудь из присутствующих дам. А это совсем не годится.

Тереза встала из-за рояля, прошла в другой угол комнаты и заговорила с Эльвирой Фейл. Керр подумал, что они являют собой изысканное зрелище, когда вот так стоят рядом друг с другом. На Терезу стоило поглядеть, если не обращать внимания на ее плоскую грудь. Она умела одеваться, это уж точно. Сегодня она надела длинную черную юбку и очаровательную блузку из кремовых кружев. Темные волосы были небрежно откинуты назад, открывая красивый лоб. Эльвира, в общем, скорее пикантная, чем хорошенькая, чуть-чуть покачивалась, поглощенная беседой. Великолепные руки и ноги и своеобразная ленивая грация придавали ей несомненное очарование в глазах мужчин. Она любила джин. Джин и покер. И еще она обожала наблюдать за тем, как другие напиваются. Правда, при этом она всегда успевала напиться раньше всех остальных. Кто-то на черном рынке снабжал ее изысканнейшим нижним бельем. Она обычно говорила, что вынуждена особенно заботиться о белье, поскольку ее укладывает в постель кто-нибудь незнакомый. Керр подумал, что она, несомненно, лакомый кусочек.

Все они были привлекательные женщины. У большинства из них, решил Керр, есть все, что положено иметь женщине. «Интересно, что им известно о его приключениях с присутствующими здесь, — лениво подумал он. — Интересно».

Мысли его снова обратились к Сандре. Забавно было бы, если бы она обо всем догадалась. А может быть, и догадывается — о женщинах, разумеется? Конечно, обо всем остальном она не может и подумать. «Господи, — подумал Керр, — если бы ей только могло прийти в голову… Что ж, она бы тогда все ему простила. А может быть, даже сочла его героем».

А что же она думает о нем на самом деле?

Вероятно, что он слишком много пьет, что нередко манкирует своей удобной и необременительной работой в одном из департаментов внутренних дел, которая и существует для того, чтобы обеспечивать алиби для людей, подобных Керру, да и то только на бумаге.

Тереза вернулась к роялю.

— Рикки, вам что сыграть? — спросила она.

Он посмотрел на нее. Под глазами у нее лежали фиолетовые тени, рот напоминал спелую ягоду.

— А что бы ты хотела сыграть мне, моя лапонька? — спросил он.

Она долго смотрела на него, потом медленно улыбнулась и сказала очень тихо, полушепотом:

— Если бы я стала играть то, что мне следовало бы, то сыграла бы непременно: «Буду счастлива, когда ты умрешь, негодяй!»

— Но ведь ты на самом деле не думаешь этого, верно? — спросил он.

Она посмотрела на него пронзительным взглядом, пожала плечами и сказала:

— Почему бы и нет?

Она села на табурет и заиграла что-то незнакомое. Но вещь ему понравилась. Вероятно, она знала, какая именно музыка должна ему нравиться. Во всяком случае, ей-то уж следовало бы знать…

Куэйл открыл дверь своей квартиры, вошел в холл, включил свет, запер за собой дверь и остановился в нерешительности, сунув руки в карманы пальто. Он думал о Лилли. Несколько секунд лицо его сохраняло мрачное выражение, потом он пожал плечами, снял пальто и прошел по длинному коридору в кухню. Открыв дверь кладовой, он прошел в буфетную, в дальнем конце которой стоял буфет. Открыв то, что постороннему взору показалось бы дверцей буфета, он очутился перед входом в другую квартиру. Пройдя по коридору, он вошел во вторую дверь налево и оказался в комнате, обставленной как подобает кабинету. По стенам стояли стеллажи с картотеками, в центре находился огромный письменный стол с пятью телефонами. За столом сидела молоденькая блондинка в форме офицера Женского вспомогательного корпуса. Увидев вошедшего Куэйла, она прикрыла белой ручкой раскрытый в зевке рот.

— Добрый вечер, Майра, — сказал Куэйл. — Где Кордовер?

— У него трехнедельный отпуск. Сейчас он дома. Он звонил сюда сегодня вечером: сообщил, что готов выйти на работу. Похоже было, что он ложится спать. Он вам нужен?

— Немного позже. А пока что дайте мне досье Лилли.

Она встала, подошла к одному из стальных ящиков, открыла его, быстро пробежала пальцами по тесно стоявшим папкам, извлекла одну из них и подала Куэйлу. Он уселся за стол с другой стороны и раскрыл папку.

Чарльз Эрмин Лилли, прежнее имя Луне, обладатель норвежского паспорта. Считался владельцем небольшого грузового судна, совершавшего рейсы между скандинавским побережьем и шотландскими портами. В 1935 году был заподозрен агентом №16 как вражеский шпион. В январе 1939 под именем Диомеда Фальца, чешского подданного, работал в различных редакциях газет и в агентствах новостей по всей территории Чехословакии. Установлены его прямые контакты с гиммлеровскими организациями. С июля 1939 года живет в Англии, в Кельсвуде. Приобрел Макер-Осленд. Делает значительные благотворительные пожертвования… Считается третьим сыном Джонатана Лилли (этот сын находился за границей в течение пятнадцати лет). Выявлены контакты с немецким посольством в Лондоне и гиммлеровской организацией. Обширные связи и контакты в Эйре. Использует систему открытой и конспиративной связи.

Общие сведения: состоял на службе разведотдела гестапо, Колумбия-хаус, Берлин. По заданию СА организовывал еврейские погромы. Подозревается в бандитизме. Превосходно говорит по-английски, по-немецки, по-французски, а также на испанском и португальском языках. Ведет подрывную деятельность из Кельсвуда с 1939 года.

За этим следовал поставленный карандашом вопросительный знак.

Куэйл долго смотрел на лежащие перед ним отпечатанные на машинке листы. Наконец он обратился к девушке:

— Нет ли у вас сигареты, Майра?

Она кивнула, достала из кожаной сумочки пачку сигарет и подала ему.

Он молча закурил, потом перебросил пачку через стол девушке.

— Можете поставить пометку «закрыто» и положить в отдел, где хранятся законченные дела.

— Да, мистер Куэйл. Вы имеете в виду «Дальнейшая деятельность исключена»?

Куэйл улыбнулся.

— Именно это я и имею в виду.

Он глубоко затянулся сигаретой и откинулся на спинку стула.

— Все возвратились благополучно? — спросил он.

— Кроме двоих, — ответила она. — Мы потеряли двоих, мистер Куэйл.

Куэйл кивнул.

— Что с ними случилось? — спросил он.

— Они убиты. Где и когда — нам неизвестно.

— Остальные девять возвратились?

— Все остальные возвратились, — сказала она и взглянула на Куэйла, пытаясь догадаться, что он задумал.

— Вы знаете, где сейчас Керр? — спросил он.

— Нет, — ответила она. — Вы же помните, в последний раз он работал с Кордовером, значит, и в отпуск они ушли вместе. Кордовер, вероятно, знает, где он.

— Ладно. Свяжитесь с Кордовером. Скажите, чтобы он был наготове. Я ему позвоню в течение сегодняшнего вечера. Предупредите, чтобы он выяснил, где сейчас Керр.

Куэйл встал из-за стола с сигаретой в руке и с минуту молча смотрел на девушку. Потом сказал:

— Дьявольская игра все это, а, Майра?

— И не говорите, — кивнула она. — Мне-то что, я ведь только сообщения принимаю.

— Я хочу часок отдохнуть, — сказал Куэйл. — Потом сообщу вам, что нужно будет сделать. Возможно, мне понадобиться переговорить с Кордовером.

— Слушаюсь, мистер Куэйл.

Куэйл вышел из комнаты и тем же путем вернулся в свою квартиру. Включив в спальне электрокамин, он некоторое время молча смотрел на огонь. Он думал о Лилли.

Лилли сам на это напросился, и ей-богу, на этот раз он получит сполна!

Куэйл принялся расхаживать по спальне, попыхивая сигаретой. Теперь-то, он уже не сомневался насчет Лилли, Когда пять недель назад Малрик уехала, Лилли пошел по ее следу и передал полиции Виши сведения о девушке, выследив ее. Каким-то образом ему это удалось. Возможно, он это сделал через немецкую группу в Эйре. Во всяком случае, он это сделал, и вот теперь Малрик, Дюбор и Майклсон погибли, возможно, такая участь ожидает и Фурса вместе с мальчишкой Карлосом. Куэйл задумался над тем, что именно рассказала Малрик немцам. Кого именно она успела выдать… бедняжка, чтоб ей пусто было!

Он пожал плечами, снял пиджак, жилет и туфли и прилег на кровать. Положив руки под голову, он лежал, уставившись невидящим взглядом в потолок и обдумывая все детали.

4

Сэмми Кордовер открыл глаза, потянулся и уставился в потолок, покрытый трещинами. Во рту у Сэмми пересохло, он провел шершавым языком по губам: когда он просыпался в такое время суток, у него всегда было пересохшее горло. Через полуоткрытую верхнюю фрамугу в комнату вползал туман; Сэмми ощущал его вкус на губах. Типичный лондонский туман, для Сэмми всегда связанный с самыми неприятными ощущениями.

Он приподнял голову, в ногах кровати он увидел торчащий из-под одеяла собственный большой палец, и это сразу напомнило ему о том, как прозаична и малоинтересна обыденная жизнь. Комната была маленькая, скудно и плохо обставленная, неопрятная. В углу, на стуле, лежала его одежда. Довольно широкие брюки были аккуратно сложены, так же, как и двубортный жилет, и пиджак с большими подложенными плечами. Под столом стояли остроносые, до яркости начищенные туфли. Сэмми всегда был элегантен. Именно такого мнения были о нем девушки. К тому же он умница, этот Сэмми. Он хорошо зарабатывал, состоя на службе у загородной транспортной компании, и отлично умел тратить свои деньги. Всегда элегантно одетый, спокойный и приветливый молодой человек. Никогда он не распоясывался… во всяком случае, никто за ним не замечал этого. К тому же щедрый. Вот как о нем думали девушки.

Он опустил голову на подушку и расслабился. Все же он предпочел бы, чтобы что-то произошло. Вообще-то это было вовсе недурно: поживать себе, ничего не делая и спокойно тратя небольшую сумму денег, и просто приятно проводить время. Это было просто великолепно. И все же что-то его не удовлетворяло в таком ходе событий. Не то, что бы все шло не так, как ему хотелось, но все же время от времени мужчине просто необходима встряска… чуть-чуть разнообразия… Он усмехнулся.

Сэмми был истый кокни. Он принадлежал именно к этому единственному в своем роде племени людей, которые родились и провели всю свою жизнь в самой гуще Лондона, которые насквозь пропитаны достоинствами и недостатками, присущими только лондонским кокни. Он был опасный человек.

За свои двадцать семь лет жизни он поднабрался такого опыта, который совершенно необходим тому, кто ухитрился выбраться на поверхность с самого дна житейского. Он был хитер, умен и опасен и слепо поклонялся только тому, кого считал выше себя самого.

Сэмми зевнул, по-прежнему не сводя глаз с потолка, он стал перебирать в памяти последние несколько лет своей жизни. Как большинство людей его круга, Сэмми обладал некоей способностью верить, что на свете правильно все то, что кажется правильным ему, Сэмми Кордоверу. Он жил в полном согласии с этим убеждением. Кроме того, он твердо верил в непогрешимость тех людей, которые указывали ему, что именно нужно сделать. Черт побери, ведь каждому необходимо во что-то верить!

Он протянул руку, взял сигарету из пачки «Плейерс», лежавшей на столике возле кровати, щелкнул вычурной, зеленой с золотом зажигалкой. Закурив, он продолжал раздумывать о том, сколько еще времени ему предстоит слоняться без дела по городу, тратя вполне приличное жалование, которое ему аккуратно выплачивали в первых числах каждого месяца, выпивая полупинтовые кружки пива в разных барах, в ожидании, когда что-то произойдет.

Он думал о своем будущем. Интересно, какой конец бывает у тех, кто занимается такой же работой, как он, что у них в будущем? Он понимал, что все то, что предстоит ему в будущем, так или иначе связано с его теперешним занятием. Ведь жизнь никогда больше не будет такой, как до войны. Он сомневался даже, стоит ли вообще жить, когда война закончится.

Сэмми поднялся с кровати. Совершенно обнаженный, он постоял посредине комнаты: худощавый, не слишком физически развитый, но, тем не менее, достаточно крепкий. У него были большие ступни, костлявые колени, худое тело. На длинном лице с крупным носом, под спутанной копной темных волос совершенно неожиданно сияли большие глаза, которые в сочетании с высоким, благородной формы лбом придавали Сэмми определенное сходство с интеллектуалами.

Итак, он стоял посредине пыльной, дешевой комнатушки, курил сигарету и раздумывал, что же ему делать.

Телефон, так странно не сочетавшийся, как современная вещь, со всей обстановкой комнатушки, вдруг издал пронзительный звонок. Сэмми подошел к каминной полке и снял трубку.

— Кордовер слушает, — сказал он спокойным, чуть гнусавым голосом.

Женский голос прозвучал в трубке очень мягко.

— Добрый вечер. Пожалуйста, не кладите трубку, я вас соединяю…

— О'кей. Я слушаю.

— Добрый вечер, Сэмми, — послышался в трубке ясный, четкий голос Куэйла. — Это Куэйл. Где сейчас мистер Керр?

Сэмми переместил сигарету из одного угла рта в другой.

— Он на вечеринке у м-с Мильтон. Это приятельница миссис Керр. Он мне сказал, что сегодня будет там. Телефон у меня есть.

— Хорошо, — сказал Куэйл, — позвоните ему сейчас же. Передайте, что я жду его в обычном месте в 12.30. Мне необходимо поговорить с ним. Вам обоим сегодня ночью предстоит небольшая работенка. Мне кажется, он будет доволен, если вы отправитесь вместе с ним.

Сэмми усмехнулся.

— О'кей, мистер Куэйл.

— Передайте ему, что я жду его, потом ждите, когда он свяжется с вами. Вам ясно?

— Ясно, мистер Куэйл. Я свяжусь с ним немедленно.

— Отлично. Пока, Сэмми.

— Пока, — Сэмми положил трубку и с минуту молча смотрел на аппарат. Потом выплюнул сигарету и принялся одеваться, все время, улыбаясь, словно узнал что-то забавное.

Где-то в глубине квартиры часы пробили двенадцать, звук у них был гулкий и глубокий…

Керр, стоявший прислонившись к притолоке двери, увидел прямо перед собой лицо Магдалены Фрэнсис и смутно подумал, что она ему очень нравится. Она подошла ближе и шепнула:

— Рикки, мне кажется, что вы набрались, но я нахожу, что вы очаровательны, когда наберетесь.

Он улыбнулся ей.

— Не думайте так. — Когда я напьюсь, во мне пробуждаются самые низменные инстинкты. Я ужасный человек.

Она рассмеялась восхитительным звонким смехом. Он словно шел из самой глубины ее горла.

— Ну, конечно, — согласилась она. — Все самые лучшие мужчины — негодяи. Но все же вы замечательно умеете напиваться так, что даже никому не заметно.

Он, искоса посмотрел на нее.

— Никому не заметно? А что если даже кто-то и заметит? Что тут, собственно, замечать?

Она посмотрела на него долгим, как показалось Керру, даже чересчур долгим взглядом. Глаза ее словно рассказывали о чем-то, это была, должно быть, интересная история. Но лицо ее было серьезным только секунду — и она тут же снова улыбнулась.

— Если бы мне было что-то известно о вас, что остальным не следует знать, то они никогда бы этого не узнали.

— Значит, вы считаете меня таким, Магдалена?

— А разве я ошибаюсь?

Уголком глаза он наблюдал за Сандрой. Она стояла у кушетки и разговаривала с Мигуэлесом. Магдалена что-то сказала, но Керр не слышал. Он наблюдал теперь за Мигуэлесом. Никаких сомнений — в этом испанце что-то есть. Он высок, строен, лицо с тонкими чертами, красивое, загорелое. К тому же он не робкого десятка. Он с одинаковым энтузиазмом сражался в разных армиях во время гражданской войны в Испании и наслаждался самим процессом. По-видимому, он совершенно безразличен к революции. Он обладал спокойствием и чувством юмора. И это был крепкий орешек. Глядя на Мигуэлеса и прислушиваясь к мелодичным звукам его голоса, Керр ясно понимал, насколько испанец крепкий орешек. Он мог быть жестоким, если бы захотел. Зато голос у него был необыкновенно мягкий, а руки — очень белые по сравнению со смуглым лицом. Длинные, музыкальные пальцы. Женщины, наверняка, неравнодушны к Мигуэлесу, подумал Керр. Интересно, что думает по этому поводу Сандра?

Керр расправил плечи, потянулся и сказал Магдалене:

— Продолжайте, милая, я люблю слушать вас.

Но мысли его возвращались к испанцу. Вопрос в том, думал Керр, может ли Сандра вообще кем-нибудь увлечься. Керр в этом очень сомневался со всей присущей эгоисту самоуверенностью. Керр, как и все люди, которые привыкли полагаться на себя, на быстроту своих решений, был стопроцентным эгоистом, но он бы очень возмутился, если бы кто-нибудь ему об этом сказал.

Он думал о Сандре. Сандра всегда была очень мила со всеми. И сейчас она мила с Мигуэлесом, потому что он одинок, несчастлив и не имеет денег: представитель страны, которая слишком занята большими военными проблемами, чтобы заботиться о денежных делах ему подобных, об их насущных нуждах. Керру пришла в голову мысль, что когда-нибудь на днях он непременно должен поговорить с Сандрой. Он попытается хоть что-то выяснить у своей спокойной, уравновешенной, очаровательной, восхитительной жены — женщины, которая умела быть страстной и темпераментной, но даже в самые откровенные минуты все же сохраняла какую-то сдержанность, столь же восхитительную, сколь и неожиданную. Как-нибудь на днях, решил Керр, он непременно поговорит с ней.

Магдалена тихо сказала, пытаясь скрыть за легкой улыбкой выражение своих глаз:

— Вы не звонили мне целую вечность, Рикки. Что-нибудь случилось?

Он улыбнулся, и лицо его словно осветилось. Улыбка необыкновенно красила его.

— Неужели? Что такое творится на белом свете! Подумать только, я вам не звонил!

— Успокойтесь, Рикки, — сказала она едва слышно. — Не стройте из себя дурачка!

— А почему бы и нет, Магдалена? — сказал он спокойно. — Ведь мы все здесь дурачки. И вы… и я… Разве не так?

Она пожала плечами.

— Возможно… Но зачем сообщать об этом всему свету?

— Сам не знаю. И вообще, я ничего не знаю. — Керр почувствовал, что ему хочется сбежать отсюда. Он почувствовал усталость.

Где-то в квартире зазвонил телефон. Магдалена Фрэнсис отошла от него и направилась в дальний угол комнаты. Керр все так же стоял в дверном проеме, чувствуя, как окурок сигареты начинает жечь ему пальцы.

Из холла в комнату вошла Гленда Мильтон.

— Рикки, вас просят к телефону, — сказала она.

— Спасибо, Гленда. — Как ни странно, Керр вовсе не удивился. Почему-то он сразу почувствовал, что звонок предназначается именно ему. Слишком уж долго он бездействовал. Вероятно, что-то должно произойти. Он вышел из комнаты, прошел в холл, двигаясь быстро и уверенно, словно вовсе и не пил. Прежде чем взять трубку, он огляделся, чтобы убедиться, что в холле никого больше нет.

— Алло! Керр у телефона, — сказал он.

В трубке раздался голос Сэмми Кордовера.

— Добрый вечер, мистер Керр! Или, может, мне следовало бы сказать «доброе утро»? Это Сэмми.

— Слышу, в чем дело?

— Мне звонил старик. Он хочет, чтобы вы встретились с ним.

— Да. Конечно. Когда?

— Прямо сейчас. У него что-то очень срочное. Вы должны встретиться с ним прямо сейчас. Он и мне велел быть наготове.

Керр ощутил легкий спазм в желудке — словно кто-то сжал в кулак, а потом отпустил все его мускулы разом. Нервы. Пожалуй, ему не следовало так много пить сегодня.

— Хорошо, — сказал он. — Где обычно, я полагаю?

— Где обычно, — подтвердил Сэмми. — Я думаю, вы мне сообщите?

— Да, я свяжусь с тобой, когда узнаю, в чем там дело. Пока.

Керр положил трубку. Постоял с минуту, глядя на телефон. Все-таки телефон — удивительное изобретение. Тебе звонят, передают сообщение, и ты сразу становишься другим человеком. Тебе приходится что-то выполнять. Он совершенно успокоился и почувствовал себя совершенно трезвым.

Пройдя через холл, он оказался в коридоре. На полпути заметил свою шляпу, лежавшую на старинном комоде. Он взял ее. Из гостиной вышла Сандра, подошла к нему и остановилась в нескольких футах. Керр подумал, что она сегодня чудо как красива.

— Она была мила с тобой, Рикки? — сказала она.

Он усмехнулся и спросил:

— Что ты имеешь в виду? Ты считаешь, что я разговаривал с женщиной?

Она тоже улыбнулась. Сверкнули белые зубы. Керр всегда любовался ее улыбкой.

— Ну, конечно. Ведь не станешь же уверять меня, что кто-то позвонил тебе по делу в такое время суток?

— Сандра, — сказал он. — Ты ошибаешься. Это на самом деле звонили из министерства.

Она рассмеялась восхитительным, воркующим смехом.

— Черта с два, Рикки! Это была женщина. И шляпа у тебя уже в руке. Должно быть, она и в самом деле восхитительна, если ты решаешься удрать с вечеринки, где найдется несколько по-настоящему красивых женщин.

— Здесь только одна такая женщина, — сказал Керр. Она снова рассмеялась.

— Вы меня имеете в виду, сэр?

— Тебя.

Наступило молчание. Потом она сказала:

— Надеюсь, я тебя еще увижу в скором времени?

— Разумеется, — сказал Керр. — Скорее всего, это будет завтра утром. Знаешь, ведь как-никак идет война. Случаются срочные вызовы.

Она кивнула.

— Кто-то мне упомянул о чем-то вроде этого. Доброй ночи, Рикки, дорогой!

Она повернулась и ушла обратно в гостиную.

Керр бросил взгляд на свою шляпу. Отличная шляпа изысканного табачного цвета. Она ему нравилась. Он подошел к двери гостиной. Гленда стояла у самого порога.

— Всего хорошего, Гленда, — сказал Керр. — Спасибо за чудесный вечер, я получил огромное удовольствие. Всего вам доброго.

— Пока, Рикки, — сказала она. — Не знаю, что у вас там за дела, но постарайтесь не натворить ничего такого, о чем мне неприятно будет услышать.

Керр отошел от двери, но перед этим он бросил последний взгляд на Сандру.

Она снова была в дальнем углу комнаты, подле Мигуэлеса.

Дул холодный ветер. Керр прошел Сент-Джемс-театр и повернул на Пэлл-Мэлл. На часах было двенадцать тридцать. Примерно посредине узкого переулка виднелась маленькая окрашенная в темно-синий цвет дверь, зажатая между высокими домами. Керр вынул из кармана фонарик и пошел по узкой деревянной лестнице. Поднявшись на один пролет, он открыл правую дверь из двух, выходивших на площадку.

Это была небольшая комната, вся обстановка которой состояла из стола и нескольких стульев. За столом сидел Куэйл, попыхивая сигаретой.

— Добрый вечер, Рикки, — сказал он.

— Добрый вечер, сэр, — ответил Керр. Он стоял перед Куэйлом, сунув руки в карманы и дымя сигаретой. Во взгляде его сквозило спокойное равнодушие.

— Хорошо провели время? — спросил Куэйл.

— Неплохо.

Куэйл вздохнул.

— Когда-то и я был любителем таких вечеринок. Но теперь у меня на это не хватает времени.

— Похоже, что у вас вообще ни на что не хватает времени. Вы хоть спите когда-нибудь?

— Не слишком часто, — сказал Куэйл спокойно. — И вообще я не слишком хорошо сплю все это время.

Он встал и бросил сигарету в камин.

— Вот что, — заговорил он. — У нас большие неприятности по ту сторону. Они схватили одного из моих людей — женщину. Они заставили ее говорить. А это очень нехорошо.

— Да, — согласился Керр.

— И нам еще очень повезло, что мы при этом потеряли лишь двоих. Теперь есть только один выход. Я отозвал обратно всех, кто там был. Но должен отправить туда новую группу.

— Отличная идея, — кивнул Керр. — Ничего нет лучше полной смены группы.

— Я знаю. Но тут возникает затруднение.

Керр приготовился терпеливо выслушать, что скажет ему Куэйл.

— В Кельсвуде живет один человек. Считается, что его имя Чарльз Эрмин Лилли. Он живет В Макер-хаузе. Уже довольно давно. Он один из крупнейших вражеских агентов. Мы его все это время не трогали, потому что кое-кто в нашей контрразведке полагал, что он может нам пригодиться. — Он пожал плечами. — Но теперь наступил момент, когда я пришел к выводу, что это было нашей большой ошибкой. И я не собираюсь дальше продолжать игру.

Керр ничего не сказал.

— Этот самый Лилли, — продолжал Куэйл, — имеет какую-то возможность переправлять добытые им сведения куда ему нужно. Я не знаю, как он это делает. Но я знаю, что у него есть контакты в Эйре. Но может быть, у него есть другой канал. Он ведь гиммлеровской выучки.

Керр усмехнулся.

— Они большие мастера.

Куэйл тоже усмехнулся.

— Вам-то это хорошо известно, Рикки.

— Значит, вам этот самый Лилли порядком надоел? — спросил Керр.

— Да. Можете считать именно так, если хотите. Во всяком случае, я не собираюсь посылать новых агентов — а мне необходимо сделать это как можно скорей — до тех пор, пока у меня останется хоть малейшее опасение, что мистер Лилли может оказаться в курсе дела. Так что… — Керр вздохнул.

— Так что мистеру Лилли придется отправиться в далекое путешествие, — сказал он.

— Вот именно, — согласился Куэйл. — Отправиться в далекое путешествие.

Керр кивнул.

— Когда? — спросил он.

— Сегодня вечером. Надо действовать быстро.

— Понятно. Я — и кто еще?

— Вы и Кордовер. Мне кажется, что самое правильное будет, если произойдет несчастный- случай. Думаю, для всех, кто с ним связан, так будет удобнее всего.

Керр ухмыльнулся.

— Вы имеете в виду, что не стоит раздражать контрразведку?

— Могут раздражаться как угодно. Наши дела — в первую очередь. Но всегда лучше, когда такие дела обделываются спокойно.

Керр улыбнулся своей мальчишеской улыбкой.

— Это значит, что вы придумали что-то совершенно сногсшибательное.

— Да, я постарался все продумать. — Куэйл достал из кармана лист бумаги. — Посмотрите: это план дома Макер-хауз. Лили находится именно там. Во всяком случае, он был там три часа назад. За ним в течение нескольких недель ведется непрерывное наблюдение. Вот как мы все это устроим. Кордовер будет, как обычно, выступать в роли водителя транспортной компании. У него будет тяжелый грузовик. Но прежде чем вы приступите к делу, я хочу поставить небольшой эксперимент. Кто знает, может быть, этот самый Лилли решит заговорить, когда увидит, что дела для него повернулись плохо. Может быть, он станет разговорчивым. Он может решить, что у него тогда будет шанс, — знаете, как это обычно бывает.

— Понятно, — сказал Керр. — Ну, и если он все же заговорит, то это не спасет его, не так ли?

— Совершенно верно. — Куэйл достал новую сигарету. — Если у меня когда-то и были намерения обходиться с этим негодяем либерально, то они совершенно исчезли после заварушки с японцами. У меня нет ни малейшего сочувствия к Лилли. Он садист и убийца.

— Понятно, — сказал Керр. — Я сперва отправлюсь туда и предложу ему сделку. Если он заговорит, тем лучше. Но мы все равно сделаем свое дело.

Куэйл кивнул.

— Вы сделаете свое дело, — сказал он, — и вот как вы его сделаете. Подойдите сюда, Рикки. Посмотрите на этот план.

5

За городом было холодно. В открытое окно машины врывался холодный ветер, так что Керр замерз. Но ему нравилось это ощущение. В Лондоне стоял туман, но здесь ночь была поистине великолепная. Сияла луна, дорога белой лентой ложилась под колеса автомобиля.

Керр снял руку с рулевого колеса, нащупал в кармане сигарету. При этом он всем телом ощутил подвешенную под левой мышкой мягкую кобуру пистолета. Керр любил ощущать оружие под мышкой, он неплотно прижал к кобуре руку.

Ему в своей жизни приходилось пользоваться оружием разного калибра: начиная от морского «Вебли-Скотта», который при выстреле напрочь сносит жертве голову, вернее, макушку, до крошечного, двадцать второго калибра, который, если не попадешь в живот, то уж никакого особенного вреда и не причинит. Сейчас при нем был его любимый пистолет: немецкий пехотный «маузер» с десятью патронами в стволе, примерно тридцать восьмого калибра. Рану он делал ужасную, единственный недостаток этого оружия был в том, что иногда патроны отскакивали рикошетом обратно и сильно давали по лбу. Но это, собственно, ничего особенного не представляло. Просто указывало, что выстрел попал в цель. Роль играло только то, что происходило с тем типом, в которого попала пуля.

Керр сунул сигарету в рот, нащупал зажигалку, закурил, глубоко затянулся. Его чуть-чуть мутило. Все-таки он выпил сегодня слишком много. И в сотый раз за последние полгода он повторял себе, что следует, пожалуй, перестать столько пить. Просто неразумно с такой легкостью поглощать спиртное, да еще в таких количествах.

Он утопил ногой педаль акселератора, стрелка спидометра поползла к сорока пяти… Он стал перебирать в памяти некоторые подробности своей работы у Куэйла…

Добравшись до вершины холма, он сбавил скорость. Слева в долине виднелся небольшой лесок. Выключив мотор, он вышел из машины и стал осматривать пустынную дорогу. Никого не видно. Он отошел на несколько ярдов и вскоре обнаружил калитку, которая выходила в поле. Она была в той самой высокой изгороди, которую описал ему Куэйл.

Керр открыл калитку, вернулся к машине, осторожно провел ее по полю, укрыл в чаще — это ему тоже подсказывал Куэйл, где тут можно найти густые заросли. Выключая фары, Керр подумал, что Куэйл практически ничего не оставил в этой операции на волю случая. Облегчил Керру работу, насколько это было возможно.

Однако даже Куэйл не мог сделать эту работу совершенно легкой. Возвращаясь из чащи обратно к калитке, Керр думал о том, насколько все же трудным будет задание. А что если… Но он тут же усмехнулся, до того нелепой показалась ему мысль, что Рикки Керр может растеряться или отступить.

И все же время от времени люди теряют самообладание, не так ли? Даже первоклассным пилотам необходим отдых, а он, Керр, чертовски мало отдыхал в этом году. И какой же результат? Слишком часто приходится рисковать, ставить все на карту. Вот потому-то и начинаешь пить сверх меры. Спиртное как-то придает уверенность.

Он был уже около калитки и вдруг почувствовал, что ему холодно. Быстро вернувшись к машине, он извлек из отделения для перчаток фляжку бурбона, сделал большой глоток и сунул флягу в карман.

Тщательно прикрыв за собой калитку, он пошел по дороге. Ярдах в ста дорога разветвлялась: справа она поднималась на холм, слева вилась узенькая грязная тропинка. По ней Керр и двинулся. Она привела его в довольно густой лесок. Здесь пахло сыростью и прелью. Керр подумал, что это, наверное, запах смерти. Теперь тропинка превратилась в едва заметную тропку. Вскоре Керр выбрался на небольшую поляну и свернул влево. На склоне холма, в почти недоступном месте, стоял спрятанный среди деревьев грузовик. Огни были погашены. Что-то страшно противоречивое было в этом зрелище: современный грузовик в такой глухой чаще.

Из кабины вышел Сэмми Кордовер, тихо прикрыв за собою дверцу. Облокотившись о крыло, он стоял совершенно спокойно, наслаждаясь всем происходящим. На нем был засаленный комбинезон, на один глаз был надвинут суконный берет. Изо рта торчала нераскуренная сигарета.

— Добрый вечер, мистер Керр, — сказал он.

— Привет, Сэмми. Как дела?

— Все в порядке, — ответил Сэмми. — У вас как дела? Как самочувствие?

— Отличное. Нам как будто нечего больше обсуждать, верно?

Сэмми Кордовер склонил голову на бок; Керр подумал, что в лице его сейчас есть что-то совиное. Сэмми вообще напоминал Керру чем-то сову, он был так же мудр, как эта птица.

— Я бы этого не сказал, — произнес Сэмми. — Если не возражаете, мистер Керр, я просил бы вас пройтись со мной немного. Думаю, нам необходимо кое-что согласовать, чтобы не возникли всякие случайности. Лучше было бы, если бы у меня сейчас был легкий грузовик, а не тяжелый. Это просто автобус какой-то, а не машина. К тому же давление в шинах недостаточное. И на ходу очень тяжелый. — Он виртуозно сплюнул. — Ну, дайте мне только вернуться назад, уж я выбью дух из той скотины, которая готовила эту машину к выезду.

— А почему ты предпочел бы иметь более легкий грузовик? — спросил Керр.

— Пойдемте со мной, и увидите сами.

Они пошли через лес. Сэмми Кордовер шел впереди, ступая легко и уверенно, даже здесь, в лесу, сохраняя типичную перевалочку истого кокни. Керр улыбнулся. Ничто не могло бы вывести Сэмми из равновесия.

Внезапно они очутились на опушке леса. Перед ними лежала дорога, она обрывалась где-то над провалом заброшенного карьера. Ярдах в двадцати она пересекала шоссе.

— Поняли, мистер Керр? — спросил с усмешкой Сэмми. — Я не могу себе позволить ошибиться в этой ситуации, а?

Керр тоже усмехнулся.

— Но ты и не допустишь ошибки, Сэмми.

— Надеюсь, что нет, — сказал Сэмми. — Когда я заглянул в этот распроклятый карьер, мне просто не по себе стало. Говорю вам, мне это совсем не нравится! И все-таки…

Керр посмотрел на часы.

— У меня есть еще двадцать минут. Значит, я могу вернуться к своей машине и съездить в деревню.

— Кто-нибудь ждет вас там?

Керр кивнул.

— Там Скотт. Он уже много дней следит за нашим приятелем. Он сообщит мне все, что необходимо.

— О'кей, — сказал Кордовер. — Вы ведь захотите с ним переговорить, не так ли? Значит, я даю вам ровно полчаса, через полчаса я выволоку эту развалину сюда, на дорогу. Фары у меня будут включены. Если кто проедет мимо, а это маловероятно, я притворюсь, что у меня поломка.

Керр спросил:

— Что у тебя в машине?

— Везу металлический груз, — с усмешкой ответил Сэмми. — Ящики и коробки. Я должен доставить их на упаковочную фабрику в двадцати милях отсюда завтра к утру. Я-то не думаю, чтобы у меня это получилось. Но такова легенда!

Керр сунул руку в карман и достал флягу.

— Может, выпьешь, Сэмми?

— Нет, благодарю вас, мистер Керр, — вежливо ответил Кордовер. — Я не большой любитель выпивки. Разве что выпью иногда кружку пива.

— Может быть, ты и прав, — сказал Керр и отхлебнул изрядный глоток из фляжки.

Уголком глаза Керр видел, что Сэмми наблюдает за ним. Керр уловил какое-то странное выражение на лице Кордовера, но ему не хотелось задумываться над этим.

— Пока, Сэмми, — сказал он. — Увидимся еще…

— О'кей, мистер Керр. Желаю удачи. Я уверен, что все будет в порядке. Но только не слишком подставляйтесь, ладно?

— Не буду, — ответил Керр. — И ты тоже будь осторожен.

Он повернулся пошел в глубь леса.

Скотт стоял в тени дуба на травянистой площадке у развилки дорог, подле въезда в Кельсвуд, полностью сливаясь с окружающей обстановкой: драповое пальто, темно-коричневая шляпа, лицо с расплывчатыми чертами. Скотт всегда был таким. Совершенно бессознательно он всегда становился частью фона и оставался незамеченным. Он стоял, прислонившись к дереву, сунув руки в карманы, и терпеливо ждал.

Он всегда ждал кого-то или чего-то. Сейчас он ждал Керра. Прямо перед ним извивалась дорога, ведущая к главной улице маленькой деревушки. В лунном свете искрились крыши домиков, словно покрытые сахарным песком. Скотт решил, что пейзаж весьма похож на рождественский. И он стал вспоминать Рождество.

Странный человек был Скотт. Много лет назад он служил в кавалерийском полку, потом работал торговым агентом тракторной фирмы, затем три года служил во флоте. Скотт повидал все на свете, был во многих местах, прежде чем начал работать на Куэйла. Ему нравилось работать на него. Очень многих раздражала бы такая работа, когда приходилось целые часы проводить в терпеливом ожидании в любую погоду или же бродить целыми днями по улицам, преследуя кого-нибудь по пятам.

Он вовсе не возражал против всего этого, потому что долгие часы мог беспрепятственно думать об Элоизе.

Скотт и сам не раз удивлялся, как мог человек его воспитания и положения жениться на такой женщине, как Элоиза. Одна только мысль о женитьбе на девушке, носящей такое странное имя, сама по себе была бредовая. Впрочем, он отдавал себе отчет в том, что вся жизнь его бывшей супруги как нельзя лучше подходила к нелепому имени. Скотт постоянно перебирал все подробности их супружеской жизни, длившейся всего пять нелепых недель и завершившейся телефонным звонком — она сообщила ему, что уходит от него с другим. С тех пор Скотт больше никогда не видел ее и ничего о ней не слышал. Интересно, что с ней стало потом? Конечно, она для него была слишком уж красива: изящная, тоненькая, узкобедрая, с чудесными ножками. Первое, что он заметил, когда увидел ее, были как раз ножки. В душе Скотт был всегда большим ценителем красоты, и еще горше было то, что ему так и не- удалось за всю свою жизнь по-настоящему обладать красотой.

Скотт пошевелился, одно плечо у него заныло от долгого неподвижного стояния. Вдали послышался шум автомобиля. Скотт плотнее прижался к стволу дуба. Когда автомобиль выехал на деревенскую улицу, он узнал очертания машины Керра. На одну лишь секунду он вышел на дорогу — достаточно, чтобы водитель увидел его, — и тут же снова отступил в тень.

Автомобиль свернул налево, промчался мимо Скотта. Отъехав на сотню ярдов, Керр свернул в переулок, вышел из машины и пошел к дубу, где стоял Скотт.

— Привет, Скотт, — сказал он, войдя в круг тени.

Скотт пошевелился.

— Добрый вечер, мистер Керр, — сказал он. — Все в порядке.

— Рад слышать это. — Керр вытащил из кармана портсигар, предложил закурить Скотту, но тот отказался, и Керр закурил сам.

— Ну? — спросил он.

— Дело обстоит так, — сказал Скотт. — Вам надо пройти вперед три четверти мили. Там будет еще одна развилка, вам нужно идти направо. Еще через четверть мили вы окажетесь на правой стороне, вам придется проехать по лужайке, если поедете на машине. Вы окажетесь перед воротами с пятью запорами. Это и есть парадный въезд. С другой стороны подъездная дорожка для машин.

— Но мне нужно будет проехать по лужайке? — спросил Керр.

— Да. Когда подъедете к воротам, держите вправо, там удобно будет оставить машину, к тому же там никто не ездит. Никто вас не увидит.

— Понятно, — голос Керра был холоден и спокоен, но внутри у него все дрожало от возбуждения, как обычно в таких ситуациях.

Скотт продолжал тем же небрежным тоном:

— Остальное уже легко. Пройдете через ворота, но будете еще далеко от дома. Можете обойти его сбоку. Сзади увидите белую дверь. Рядом с ней окно. Задвижка на окне сломана, так что вы легко можете забраться внутрь.

— Ясно, — сказал Керр.

— Вы очутитесь в буфетной, — продолжал Скотт. — Напротив увидите дверь, она ведет в кухню, Дверь справа ведет в коридор, выходящий прямо в холл. Обычно вечера Лилли проводит в своем кабинете — что-то вроде библиотеки, третья дверь слева по коридору. На всякий случай имейте в виду: из холла деревянная лестница ведет на второй этаж.

— Второй этаж меня не интересует, — сказал Керр. — Кто еще есть в доме?

— Сегодня вечером никого больше в доме не будет. Каждый день в дом приходит женщина, которая убирает и готовит пищу, но она уходит в восемь вечера. Кроме того, у Лилли имеется камердинер, но он сегодня в отъезде, в Арнигдене, не знаю, что он там делает, но он уехал туда вечерним поездом и раньше завтрашнего утра ему не вернуться, разве что он пойдет оттуда пешком, а этого он, конечно, не сделает.

— Какие там стоят машины?

— Две машины, но одна на ремонте. Он пользуется только одной — двадцатипятисильным «моррисом». Бензин достает благодаря тому, что работает в местном совете в Арнигдене. Автомобилем пользуется не часто. Вот ключ от гаража, он изготовлен по распоряжению Куэйла.

— Благодарю. Что вам известно о нем? У него есть здесь какие-нибудь контакты?

Скотт покачал головой.

— Нет, он чертовски умен. И ни с кем никогда не встречается здесь, никто не появляется в доме слишком часто. Большую часть времени он проводит в саду, копается в грядках. Он здорово законспирирован, этот Лилли.

— Еще бы.

Наступило молчание. Керр вынул изо рта сигарету, посмотрел на тлеющий окурок.

— Что-нибудь еще?

— Да нет, как будто все, — сказал Скотт.

— Вы давно здесь?

— Около пяти недель.

— Ну и скучища!

Скотт пожал плечами.

— Да нет, мистер Керр. Мне ведь есть о чем подумать.

— Тем лучше для вас. Не хотите ли глоточек?

Скотт улыбнулся, хмурое лицо на секунду просветлело.

— Благодарю, мистер Керр.

Керр дал ему флягу. Скотт выпил, и Керр тоже отхлебнул большой глоток. Он начинал снова чувствовать себя счастливым.

— Что ж, Скотт, вы свободны, — сказал Керр. — Как вы доберетесь обратно?

Скотт усмехнулся.

— Пройду пешочком семь миль, а там меня по распоряжению мистера Куэйла ждет машина.

— Ладно. Что ж, доброй ночи, Скотт. Увидимся еще.

— Надеюсь.

Скотт перешел через дорогу, свернул в один из переулков, который вел к выезду из деревни, и исчез с глаз Керра.

Керр стоял, прислонившись к дереву, пока не докурил сигарету, и размышлял о том, что занимало мысли Скотта все долгое время…

Лилли смотрел на огонь, облокотившись о каминную доску. Из приемника, стоявшего на китайском столике, доносилась мелодия вальса, Лилли наслаждался музыкой — это был немецкий вальс.

Лилли был высок и худощав, лицо у него вытянуто, лоб — широк, голубые глаза широко расставлены, нос, и нижняя челюсть сильно выдавались вперед. Глядя на него, вы ощущали какое-то смутное несоответствие в его внешности, возможно, потому что глаза были уж чересчур светло-голубого цвета с чересчур кротким выражением.

На нем был темно-синий шелковый халат с черными обшлагами и воротником. Выглядел в нем Лилли очень элегантно. Это был странный человек, как и большинство людей его профессии. Впрочем, эта профессия как раз и нуждается в людях со странностями. Невозможно быть вполне нормальным, если походя делаешь то, чем все время занимался Лилли. За этим широким лбом и мягким взором светлых глаз скрывался жестокий, изощренный в своей жестокости мозг фанатика.

Странный человек. По-своему совершенно бескорыстный и беззаветно преданный. Считавший, что совершенно безразлично, что там может произойти с ним, веривший, что его интересует только дело, которым он занят, только то, что может произойти по его воле и желанию. Иногда он смутно размышлял про себя, каков же будет его конец. И искренне считал, что будет так же равнодушен к смерти, как, казалось ему, и равнодушен к жизни. Он немало времени проводил в таких размышлениях и в эти минуты думал о себе как о постороннем человеке.

В жизни его случались неприятности, приходилось переживать минутные неудобства. Например, когда ему приходилось выполнять какие-то щекотливые задания. И постепенно он привык мучить людей, мало того, это стало для него необходимостью. Он постепенно стал считать, что жестокие мучения одних людей являются необходимостью для благополучия других — тех, которые казались ему действительно важными и нужными.

Так для Лилли стало необходимостью подвергать жестоким мучениям женщин, и в таких случаях он не испытывал ни малейших угрызений совести. Люди, которым приходилось работать вместе с ним, втайне считали, что он получал от этого огромное удовольствие. Однако если он и был садистом, то искренне считал этот садизм неизбежным атрибутом своей деятельности.

Он пересек комнату, выключил приемник, чтобы в тишине поразмышлять о собственной судьбе. Лилли понимал, что сейчас находится на гребне волны, понимал и то, что надвигаются какие-то события. Он отдавал себе отчет в том, что даже если англичане и вправду такие дураки, какими их считают некоторые, — а он, Лилли, вовсе не считал их такими, — то все равно события, которые произошли (арест Малрик и гибель Дюбора и Майклсона), не могут остаться без последствий.

Кто-то неизбежно должен был узнать, что информация просочилась во Францию именно из Англии. А значит, подозрения падут на него, Лилли, ведь британская разведка не может не догадаться о его истинном лице. И им придется принять меры, у них просто нет другого выхода. Интересно, подумал он, применят ли они те же самые методы, ту же технику, что обычно применяет он сам?

Он пожал плечами, отошел от столика с приемником, закурил и снова вернулся к камину, облокотился на каминную полку и задумался.

Если они не примут меры в течение ближайшей недели, то, пожалуй, надо будет постараться скрыться отсюда. Это вполне возможно, у него ведь есть канал связи с Эйре, а уж если он доберется туда, то… В общем, если действовать умело, умно и осторожно, то все может пройти благополучно.

С другой стороны, подумал Лилли, если они что-то решат предпринять, то это будет сделано быстро — в течение самого ближайшего времени, особенно если они и в самом деле догадываются насчет него. Интересно все же, что именно им о нем известно и насколько важным агентом они его считают. Знают ли они о той превосходной организации, которую он создал здесь за эти годы? Он слабо улыбнулся. Любопытно, подумал он, что бы они сказали, если бы узнали, как японцы обращаются с пленными британскими гражданами; является же это лишь одним из пунктов программы, разработанной Лилли. Он снова пожал плечами.

Ни на одну минуту ему не приходило в голову, что те, стоящие над ним, те, кто все эти годы целиком полагались на его ясный ум, сейчас, в минуту опасности, бросили его на съедение врагу. Он считал, что такая ситуация — часть игры, которую он ведет. И если он был садистом, то вполне готов этот садизм обратить против самого себя. Возможно даже, что те великие, кто стоял над ним, даже и рады будут избавиться от него: ведь он слишком много знает.

Он устал. Зевнув, он бросил недокуренную сигарету в камин. И тут, полуобернувшись к двери, он заметил, что она слегка приоткрыта. В кабинет вошел Керр с «маузером» наготове. Лилли высоко поднял брови. Он ощутил легкий интерес. Подумал по-немецки — он очень редко позволял себе такую вольность: «Вот оно. Они нашли тебя. Это конец. Хватит ли у тебя на этот раз ума?»

Он сунул руки в карманы халата и улыбнулся почти дружеской улыбкой.

Керр стоял в дверях совершенно спокойно, на его лице играла легкая улыбка, и от этой улыбки нервы Лилли сразу сдали.

— Садись, Лилли, — приказал Керр. — Настал час расплаты.

Лилли пожал плечами, подошел к большому кожаному креслу и опустился в него. Двигался он медленно, но очень грациозно.

— Я не раз думал, что нечто в этом роде должно непременно произойти.

Керр опустил пистолет.

— Значит, ты не удивлен, — сказал он. — В таком случае ты успел уладить все свои дела и готов умереть за фюрера.

Лили произнес с улыбкой:

— Почему бы и нет? Смерть не так уж неприятна, знаете ли.

Керр поднял брови.

— В самом деле? Это звучит как шутка. Ведь для других ты ухитрялся сделать ее весьма неприятной, не так ли?

— Такие вещи иногда бывают вынужденными, и во всяком случае вряд ли есть смысл сейчас спорить по этому поводу, — спокойно сказал Лилли.

— Это верно.

Керр извлек из кармана сигарету, сунул ее в рот и щелкнул зажигалкой. Он не сводил глаз с лица Лилли. Значит, вот он какой — великий Лилли. Крупнейший агент Гиммлера. Садист. Владеет собой лучше некуда. И все же он блефует. Тянет время. Этот парень еще отколет номер, берегись, Рикки.

— Не будем зря терять время, — сказал он вслух. — Однако тебе отлично известно, что в таких ситуациях возникает возможность заключить сделку.

Лилли улыбнулся.

— В самом деле? Это будет, очевидно, та самая сделка, которую предлагают людям моей профессии. Вы имеете в виду, что если я заговорю, то имею шанс остаться в живых?

— К сожалению, это так. Ты, вероятно, знаешь, что у нас, англичан, есть отвратительная черта — мы ненавидим убийство. Даже таких негодяев, как ты, нам претит убивать хладнокровно. — Он про себя улыбнулся этой чудесной сказочке.

— Вы хотите сказать, что у вас в тюрьмах содержится много таких, как я. Тех, кто пошел на эту сделку? — спросил Лилли.

Керр кивнул.

— Вот именно. Мы такие проклятые дураки, что собираемся отпустить их, когда война закончится. Возможно, и ты окажешься среди них. Мы тебя отпустим, чтобы ты немедленно принялся создавать новую организацию, может быть, даже готовиться к новой войне.

— Я не хочу говорить, — сказал Лилли. — Я вообще немного устал от нашей беседы. Если не возражаете, я предложил бы покончить с этим.

Керр с минуту подумал.

— Вообще-то, на мой взгляд, можешь делать, что хочешь. Ты мне не нравишься, Лилли. Мне о тебе решительно все известно. Убить тебя мне ровным счетом ничего не стоит. В свое время я убил нескольких твоих дружков. — Он усмехнулся. — Вопрос заключается только в том, как именно ты умрешь.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда-то среди твоих людей был один, по имени Шмальц. Он немало поработал на тебя в Лиссабоне, пока кто-то не изловил его.

— Я знаю. Это вы его изловили, — кивнул Лилли.

— Совершенно верно. Это я его поймал. Мне Шмальц очень не нравился, потому что у него была дурная привычка стрелять людям в живот, чтобы смерть была более мучительной. Возможно, тебе этот вариант смерти тоже понравится — в таком случае, я не стану возражать.

— Конечно, если приходится умирать, каждый предпочтет быструю смерть, — выдавил из себя Лилли.

— Хорошо, — сказал Керр. — Раз мы дошли до этой части разговора, то тебе придется надеть шляпу и пальто и поехать со мной. Дальнейшие переговоры ты будешь вести кое с кем поважнее меня.

Лилли сказал:

— Значит, кто-то еще собирается предложить мне сделку? Все равно мой ответ будет такой же, как сейчас. И у меня нет никаких сомнений, что результат будет тот же самый.

Керр сказал:

— Не стану спорить. Но тот человек, к которому я тебя отвезу, потверже, чем я. И, возможно, у него найдутся средства заставить тебя говорить.

— Возможно. Думаю, что у каждого человека наступает минута, когда он может сдаться.

— Ну, теперь мне стало скучно, — нетерпеливо проговорил Керр. — Вытяни вперед руки и отправляйся за своим пальто. Ключ от твоего гардероба у меня в кармане. Мы отправимся на небольшую прогулку. Когда я тебя передам с рук на руки, моя ответственность за тебя кончится, но туда я должен доставить тебя непременно.

Лилли встал.

— Хорошо, — сказал он и пошел через комнату к дубовой, обитой металлом двери в другом конце библиотеки.

Керр, по-прежнему держа пистолет в опущенной руке, следовал за ним по пятам.

Он теперь чувствовал себя полностью в своей тарелке. Сейчас он был на работе, он действовал и потому ощущал полное спокойствие и даже радость.

Было бы чертовски забавно, если бы Сандра могла сейчас видеть его, — подумал он. Интересно, что бы она сказала? Она ведь думает, что я с какой-то женщиной…

Он улыбнулся, находя эту мысль очень забавной.

Огни машины вырывали из мрака узкую полоску дороги, но небо постепенно начинало светлеть, в прозрачной чистоте воздуха таилось какое-то волнующее умиротворение. Мотор машины ровно гудел, нарушая тишину уснувшей местности.

Керр расслабился, откинувшись на спинку заднего сиденья. Он сидел совершенно спокойно, держа левую руку в кармане, правая с зажатым в ней «маузером» неподвижно лежала на коленях. Лилли сидел на водительском месте, уверенно ведя свою машину. Керр бросил взгляд на его плечи. Они вовсе не были судорожно сведены, а только покачивались в такт движению автомобиля. Лилли обладал завидной долей хладнокровия.

Умный подонок, подумал Керр. Очень умный. Что ж, людям, подобным Лилли, приходится быть умными, чтобы заниматься такими делами. Их сначала долго тренировали, чтобы они научились беспрекословно выполнять приказы вышестоящих, невзирая ни на что, а потом, совсем наоборот, учили полагаться только на собственный ум, выдержку, не рассчитывая ни на что и ни на кого.

И люди такого сорта никогда не сдаются. Лилли тоже не сдастся. Они только притворяются, что смирились с положением вещей, а на самом деле все время лихорадочно ищут выход из создавшегося положения, и как раз в эти минуты Лилли, без сомнения, и занят этим.

Керр задумался: что именно предпримет Лилли? Хотелось бы мне знать, на что ты все-таки рассчитываешь, сукин сын, мысленно произнес он. Ведь ты же непременно попытаешься что-то предпринять, иначе просто не может быть. Ты слишком умен, чтобы допустить хоть на минуту, что можешь оказаться в заключении. К тебе применят — могут применить — любые методы, чтобы развязать твой язык. Ты этого не можешь допустить. Значит, ты сначала попробуешь что-либо предпринять, и могу спорить, что знаю, что именно ты предпримешь.

Лилли спокойно сказал:

— Если мы дальше поедем по этой дороге, то опишем круг вокруг Арнигдена и вернемся обратно сюда же. Вы именно это имели в виду?

— Нет, — возразил Керр. — Мы свернем у развилки налево и поедем мимо карьера. Когда доедем до следующей развилки, мы снова свернем налево и поедем дальше до Падденхема. Остановимся только в Падденхеме.

— Значит, ваши друзья именно там? — спросил Лилли. — И джентльмен, который собирается предложить мне сделку, находится в Падденхеме?

— Закрой рот, — посоветовал Керр. — Не своди глаз с дороги, а руки не снимай с руля. Только попробуй отмочить что-нибудь, получишь через спину пулю прямо в живот. И это может произойти в любую минуту. И не разговаривай. Терпеть не могу разговоров в такое время суток…

Лилли пожал плечами.

В маленьком зеркальце над ветровым стеклом Керр заметил скользнувшую по его лицу тень улыбки.

— Как вам угодно, — сказал Лилли. Наступило молчание.

Керр вынул из кармана сигарету и с удовольствием затянулся, набрав полные легкие дыма. До чего же все-таки хорошая сигарета может повысить человеку настроение!

Дорога стала шире, изгороди, мелькавшие по обеим сторонам, постепенно исчезали. Под колесами то и дело стали попадаться ухабы. Подъехали к развилке, и Лилли повернул налево, прибавив скорость, так как перед ними снова была ровная лента дороги.

Вдруг машина стала сильно качаться. Керр сел прямо. Вот оно, подумал он, начинается, наконец.

— Успокойся, Лилли, — сказал он вслух. — Притормози немного. Что-нибудь случилось?

— Машина что-то плохо слушается руля. Мне стало трудно вести ее.

— Возьми влево и остановись, — сказал Керр. — Черт побери! Неужели прокол? Запасная шина у тебя есть?

Лилли кивнул.

— В багажнике.

Он остановил машину.

— Я выйду и посмотрю, в чем дело, — сказал Керр. — А ты сиди смирно и не вздумай шутить, ясно, Лилли?

— Ясно, — спокойно сказал Лилли. — Не буду шутить. Да и что я могу придумать?

Керр открыл дверцу машины, вышел и остановился у правого заднего колеса. Наклонился и убедился, что шина быстро спускает из-за неисправного клапана. Этого Керр и ожидал, он сам устроил это заранее. Отличная работа.

Керр посмотрел на дорогу. Карьер был от них в пятидесяти ярдах. На меловой поверхности дороги играли лунные блики.

Керр сказал:

— Я достану запасную шину и заменю колесо. Вообще-то тут не так уж страшно, воздух выходит очень медленно, но нам сегодня предстоит дальняя дорога, и я не хочу рисковать. Оставайся там, где сидишь, Лилли, и не двигайся, не снимай рук с руля. Я все время буду приглядывать за тобой, учти это.

Лилли мягко ответил:

— Учту.

Керр подошел к багажнику и с минуту молча стоял, глядя на запасные шины. Руки его были в карманах, пистолет он сунул в правый карман. Прикусив губу, он думал: ну… вот оно. Начинай же. У тебя ведь нет другого выхода. Давай же!

Внезапно машина резко рванулась вперед и с бешеной скоростью понеслась по дороге.

Керр смотрел ей вслед, стоя совершенно неподвижно и ухмыляясь. Он ведь так и думал, что Лилли воспользуется этим шансом. Ведь это единственное, что ему оставалось…

Он так и представлял себе Лилли, сидевшего на переднем сиденье, нога его до отказа жмет акселератор, он надеется, что ему все же удастся скрыться, и поэтому улыбается своей медленной, ленивой улыбкой…

Автомобиль теперь ехал со скоростью сорока миль и как раз поравнялся с первым изгибом карьера. Керр почувствовал, как вспотели его засунутые в карман руки. Он тихо сказал:

— Удачи тебе, Сэмми, удачи!

Грузовик вывернулся с боковой дороги. Он мчался по диагонали к карьеру со скоростью добрых тридцати миль в час. И на полной скорости он врезался в бок машины Лилли. А затем, когда Кордовер выжал педаль сцепления и развернул грузовик, отъезжая от карьера, до Керра донесся визг шин обоих автомобилей, которые образовав единое целое, пронеслись по ухабам кочковатой дороги.

Затем машина Лилли оторвалась от грузовичка. Она отлетела прямо к карьеру, задние колеса ее повисли над пропастью. В последние доли секунды, перед тем, как машина сползла вниз, Керр увидел, как едва приоткрылась дверца. Нечеловеческим усилием Лилли удалось распахнуть ее пошире, но было уже поздно. Машина исчезла в карьере.

Керр стоял, прислушиваясь. Ему показалось, что прошло очень много времени, прежде чем раздался грохот падения автомобиля. И только тогда он побежал к грузовику…

Сэмми Кордовер стоял возле машины, вытирая руки куском ветоши. Потухшая сигарета по-прежнему висела на его нижней губе.

— Хелло, мистер Керр, — сказал он. — Чертовская была работенка, а? Я думал, тоже загремлю туда. Говорил же я, что мне следовало бы взять легкий грузовик. К тому же резина там ни к черту. И здорово же я позлился…

Керр ничего не сказал. Он облокотился на крыло грузовика. Сэмми Кордовер отошел. Керр курил, глубоко затягиваясь и быстро выпуская дым. Он ощущал, что немного вспотел.

Сэмми Кордовер вернулся и сказал деревянным голосом:

— Иисусе… Дело дрянь. Пойдите посмотрите сами. Мне это чертовски не по вкусу.

— Ради всего святого! — раздраженно воскликнул Керр. — Что там еще?

Подойдя вслед за Сэмми к краю карьера и заглянув при лунном свете в глубину обрыва, Керр увидел тело Лилли. Нелепо изогнувшись, тело немца повисло на каменной площадке, ровно такого размера, чтобы тело не могло свалиться вниз.

Сэмми медленно проговорил:

— Он открыл дверцу… видите… Он выпал сначала, а потом уже автомобиль рухнул… Он свалился на этот выступ, а проклятый автомобиль пролетел мимо. И это мне совсем не нравится.

Керр спросил:

— Почему?

— А что если этот подонок вовсе не умер? — спросил Сэмми Кордовер. — И это мне не нравится. Придется мне это уладить. Вы присмотрите за дорогой.

Керр кивнул. Он почувствовал холод под ложечкой. Отойдя от карьера, он осмотрел дорогу. Сэмми Кордовер выключил передние фары грузовика, оставив только сигнальные огни. Полез внутрь грузовика, привязал свернутый канат, который достал, к грузовику, конец спустил в карьер. Постояв на краю обрыва все с той же неизменной сигаретой на нижней губе, он заглянул вниз. Потом встал на колени, обхватил канат обеими руками и исчез за краем обрыва.

Керр подумал: «Чертовская все же эта игра… Господи, до чего же проклятая история…» Он лихорадочно перебирал в памяти, что ему следует говорить, если кто-нибудь появится на дороге.

Керр услышал странный мягкий звук, характерный глухой стук. Через минуту над краем обрыва показалась голова Сэмми Кордовера. Он выбрался наверх, подтянул канат, отвязал его от грузовика, свернул и перебросил через борт машины. Затем подошел к Керру, вытирая руки о комбинезон.

— Все в порядке. Я его столкнул. Так что теперь все олл райт.

Керр спросил:

— Он был мертв?

— Не знаю, — ответил Сэмми. — Но если и не был, то теперь мертв наверняка.

— Ладно, — сказал Керр. — Оставайся здесь, Сэмми. Легенду ты помнишь. Я позвоню в полицию из Кельсвуда. Разыграй все, как условились. И не забудь, что ты находишься в шоке. Если тебе удастся заплакать, это будет недурно.

— О'кей, мистер Керр. — Он усмехнулся. — Когда я почувствовал, что могу тоже перевернуться, у меня и в самом деле получился шок. Во всяком случае, в одном нам повезло. В том смысле, что у меня оказался с собой канат…

— Еще бы.

Он отошел от грузовика, но Сэмми сказал ему вслед:

— Если не возражаете, мистер Керр, я бы не отказался от того глотка, что вы мне предлагали. Такая ночь, как сегодня, вредна для моей груди.

Керр протянул ему флягу, подождал, пока Сэмми вернул ее, потом быстро пошел к лесу. По этой дороге можно было, скорее всего, добраться до Кельсвуда.

Сразу же позади здания вокзала в Кельсвуде стоял платный автомат, который был отмечен на плане Куэйла. Керр заглушил мотор, поставил машину у обочины грязной дороги и вошел в кабину.

Он включил карманный фонарик, нашел нужный номер, набрал его на диске и стал ждать, облокотившись на столик. Он думал о том, был ли Лилли мертв, когда Сэмми Кордовер столкнул его вниз. Вообще-то особого значения это не имело.

Звонок очень долго дребезжал на другом конце провода. Только через две минуты отозвался хриплый голос:

— Алло!

— Коттедж полицейского констебля во Флачли?

— Да.

Керр заговорил напряженным, взволнованным голосом:

— Недалеко от Кельсвуда, у карьера, произошла ужасная катастрофа. По дороге мимо карьера ехала машина, а у развилки, ведущей на Брехт, на нас наскочил грузовик. Машина свалилась в карьер. В машине был один человек.

Констебль спросил почти веселым голосом:

— Это нехорошо, сэр, не так ли? Я сейчас же выезжаю туда. Не могли бы вы сообщить мне свое имя? Где вы были, когда это произошло? У места происшествия?

— Да, — ответил Керр. — Я как раз подъезжал к Кельсвуду и все видел. Вообще-то, никто в происшедшем не виноват. Меня зовут Ричард Керр. Я — чиновник Министерства поставок. Имя водителя грузовика Сэмюел Кордовер. Насколько я понимаю, он водитель грузовика, принадлежащего компании «Илкин и Фелпс». Перевозил металлическую тару. И он, по-моему, находится в шоке от происшедшего.

Констебль сказал:

— Это и неудивительно.

— В настоящий момент я еду по важному делу, — сказал Керр. — Дело государственной важности. Поэтому я предложил бы, — если я вам, конечно, нужен в качестве свидетеля, — чтобы я заехал в полицейский участок в Арнигдене и дал им всю информацию, какой я располагаю. Я смогу быть там через час, как только закончу свое дело.

Констебль сказал:

— Хорошо, сэр. Благодарю вас. Это будет отлично. Я позвоню в Арнигден, вызову карету скорой помощи и сейчас же выезжаю на место происшествия.

Керр распрощался и повесил трубку. Вернувшись в машину, он закурил сигарету, вынул из кармана флягу и осушил ее до дна. Вкус спиртного был отменный. С минуту Керр неподвижно сидел за рулем, думая о Лилли, Кордовере, Куэйле и о себе самом. Потом включил мотор и поехал в сторону Арнигдена.

Керр ехал по Фулхем-роуд, по направлению к Найтсбриджу. Было половина шестого утра, на улицах еще царила темнота. Луна скрылась за облаками. Керр почувствовал, что ему холодно. Остановив машину у телефона-автомата напротив госпиталя, Керр зашел в кабину и набрал номер.

Куэйл поднял трубку почти тотчас же и быстро спросил:

— Ну?

Керр ответил:

— Это Рикки. Я звоню вам потому, что при выезде из Кельсвуда я пережил ужасное потрясение. Я ведь ездил в Кельсвуд по делам Министерства поставок, вы же знаете.

Куэйл спросил с интересом:

— Ну и что же? Что там случилось?

— Ужасная катастрофа, — сказал Керр. — Я проезжал мимо карьера, вблизи от Кельсвуда, навстречу мне ехал автомобиль. И тут вдруг с боковой дороги вывернулся грузовик. В общем, автомобиль был сбит и свалился вместе с водителем прямо в карьер.

— Плохо, — сказал Куэйл.

— Просто ужасно, — сказал Керр. — Автомобиль развалился буквально на куски, в жизни ничего подобного не видел.

— Да, вот как случается, — сказал Куэйл. — Что вы теперь собираетесь делать, Рикки?

— Как ни странно, я не чувствую никакой усталости. Во всяком случае, домой я не собираюсь. Думаю, что буду там, где обычно — в отеле «Сентэрмин» в Найтсбридже.

— Хорошо, — сказал Куэйл, — подите выспитесь хорошенько. Завтра часов в шесть приходите туда, где обычно встречаемся. Мне нужно поговорить с вами.

— Хорошо. Буду вовремя.

Керр повесил трубку, вернулся в машину и поехал в отель «Сентэрмин» в Найтсбридже — небольшую старомодную гостиницу. Там его хорошо знали. Он поставил машину в гараж, вынул из багажника чемодан, в котором было чистое белье и костюм, и вошел в отель.

— Доброе утро, — приветствовал он дряхлого старичка-портье. — У меня было чертовски утомительное путешествие, Чарльз. Я очень устал.

— Значит, вы хотите поспать подольше, мистер Керр, — сказал Чарльз.

— Да, по крайней мере, до второго завтрака. В час дня мне хотелось бы выпить кофе. У вас в отеле, наверное, не найдется виски, по теперешним-то временам?

Ночной портье сказал:

— Верьте или не верьте, мистер Керр, но у нас всегда есть немного виски для постоянных клиентов. Я принесу немного к вам в номер.

— Пожалуйста, — сказал Керр. — Полбутылки, если можно. Утром мне понадобится выпивка.

Керр проснулся и несколько минут еще лежал в полудреме, не в силах окончательно расстаться со сном. И тут же, почти в панике, вспомнил о свидании с Куэйлом.

Бросив взгляд на часы, он убедился, что уже пять часов. Он вздохнул с облегчением и снова опустил голову на подушку.

Снаружи доносился шум транспорта, мчавшегося по Найтсбриджу. Дневной свет угасал. Скоро совсем стемнеет.

Керр стал вспоминать темные улицы, с которыми он был так хорошо знаком. Руа Эстеренца в Лиссабоне, где Финки разрезали на мелкие кусочки и выбросили в канаву. Его нашли только утром, голова была почти начисто снесена с плеч. Была еще Плас-де-Роз — с нависшими над ней тенями, там находился погребок Фурса. Немало еще темных улиц пришло на память Керру.

«На темной улице нет тени…» Кто сказал это? Конфуций?.. Что ж… Конфуцию следовало бы кое-чему поучиться. Керр знал, что на каждой темной улице непременно есть тени, даже если вы их не замечаете. И эти тени чертовски ловко управляются с гарротой, ножом, пистолетом и даже просто парой тяжелых башмаков — ведь человека можно так же верно уложить на месте двумя умелыми пинками, как если пырнуть его ножом или пристрелить.

Керр вспомнил ту «работу», которую ему приходилось выполнять в Лиссабоне в самом начале войны, когда дела обстояли из рук вон плохо, когда приходилось поворачиваться очень быстро. Он припомнил ночь, когда он, Куэйл и Эрни Гелвада убрали сразу одиннадцать вражеских агентов — большинство из них было уничтожено на улице, в темных аллеях и переулках. Он припомнил ночь, когда Гелвада убил Фильцнера, перерезав ему горло. Гелвада, который стрелял без промаха, «уложил немца» ради разнообразия, как он выразился.

Керр вспомнил о Сандре. Он надеялся, что после встречи с Куэйлом сможет отправиться домой. Он непременно поедет домой и там найдет ее. Она будет необыкновенно хорошенькая, великолепно одетая, и бросит на него искоса взгляд своих чудесных фиолетовых глаз. Она нежно улыбнется, без всякого осуждения во взгляде, в нем будет только одно легкое любопытство.

— Интересно, что же ты нашел в той женщине такого? — нежно скажет она ему. — Чем же это она так влечет к себе, если мне это не удается? Что она может дать тебе такого, чего я не в состоянии дать? — И спросит с легким сарказмом: — Ты сегодня очень устал в своем Министерстве, Рикки? Видно, здорово поработал? — И слегка пожмет плечами.

А он скажет:

— Ну, Сандра, ты же сама понимаешь. Приходится делать множество вещей. Во время войны не приходится мечтать о нормальном рабочем дне.

— Понимаю, — ответит она. — Выпей что-нибудь, Рикки.

Может быть, подумал Керр, на ней будет то самое красное платье, облегающее фигуру, которое она носит дома, весьма изысканная штука! Наверное, она будет именно в нем и волосы повяжет лентой. Она непременно нальет ему что-нибудь выпить, а он будет стоять перед камином с бокалом в руке, поглядывая на нее поверх его краев, и между ними, как всегда, пробежит восхитительная искра.

Черт побери! Что же тут можно поделать? Разве может он, разве имеет право повернуться и сказать ей откровенно:

— Послушай, дорогая! Я знаю, что моя репутация относительно женщин не безупречна, и у меня, правда, бывали приключения, но только, хочешь верь, хочешь не верь, прошлой ночью я не был с дамой.

Керр так и представил, как он подробно описывает Сандре все пережитое им и Сэмми этой ночью.

— Вот чем занимался я этой ночью, дорогая, — мысленно обращался он к ней. — Я совершил в своей жизни немало подобных вещей… потому что, видишь ли, дорогая, ты ведь слышала, наверное, что идет война, и эта война ведется не только в армии: в пехоте, в воздухе. Она идет во всем мире, вверху и внизу, открыто и тайно. И я именно из тех, кто ведет тайную войну.

Керр отхлебнул виски с содовой из-воображаемого стакана, наполненного Сандрой, и продолжал — все так же мысленно:

— Помнишь, как я ездил в Лиссабон? По заданию Министерства поставок. Именно так я тебе говорил. Ну, так было совсем иначе! Я встретился там еще с двумя ребятами, чудесными парнями: с Куэйлом и забавным, маленьким бельгийцем, Эрни Гелвадой. Он просто ненавидел немцев, потому, что в самом начале войны какой-то гестаповец, немецкий выродок, в оккупированной французской деревушке отрезал груди его девушке. И вот за какие-то три недели целый выводок вражеских агентов покончил счеты с жизнью. Вот чем я занимался в Лиссабоне, и как тебе это нравится, Сандра?

Керр посмотрел в потолок. Интересно, понравилось бы ей все это на самом деле, если бы она узнала всю правду?

Но она никогда не узнает. Он сел в кровати и потянулся. На столике возле постели стояла бутылка виски, которую принес ему Чарльз, ночной портье. Но в бутылке оставалось всего на три-четыре дюйма жидкости. Керр удивленно поднял брови. Должно быть, он здорово глотнул ночью, перед тем как завалиться спать.

Он провел шершавым языком по пересохшим губам.

До чего же все-таки трудно выбираться из кровати и одеваться — даже в эту пору дня: он протянул руку к бутылке и опустошил ее окончательно. Почувствовав себя лучше, он наконец поднялся и пошел в ванную.

Когда Керр отпер своим ключом дверь домика на Пэлл-Мэлл, было ровно шесть часов. Он поднялся наверх и увидел Куэйла, сидящего за столом с сигаретой во рту. Он закрыл за собой дверь и молча стоял, глядя на шефа.

— Хелло, Куэйл, — сказал он наконец. — Я рад, что все прошло благополучно.

— Проходите, Рикки, — отозвался Куэйл. — Садитесь.

Керр опустился на стул напротив Куэйла.

— Итак, мистеру Лилли пришел конец, — мягко произнес Куэйл, — больше он не будет доставлять нам неприятности. Все прошло отлично. По-видимому, полиция графства вполне удовлетворена показаниями Сэмми Кордовера. Они даже сочувствуют ему. Как ни странно, у них как раз это место, где произошла катастрофа, отмечено как наиболее опасное для водителей. Они даже собираются вообще закрыть движение по этой дороге.

— Значит, все в порядке?

Куэйл кивнул.

— Утром я разговаривал с Кордовером. Видимо, у вас были неприятности с вашим приятелем Лилли. В последний момент он повел себя некорректно.

— Вы имеете в виду, что он свалился в карьер неудачно и его пришлось сталкивать вниз?

— Вот именно. Повезло, что у Кордовера был с собой канат. — Он улыбнулся. — Но вообще-то Сэмми всегда очень предусмотрителен.

Керр пошарил в кармане в поисках портсигара. Интересно, подумал он, что последует дальше? Что он собирается мне еще приказать сделать? До чего же я все-таки устал. Закурив, он поднял глаза на Куэйла и увидел, что тот улыбается.

— Есть небольшое поручение, Рикки, — сказал Куэйл. — После этого сможете отдохнуть пару недель. Отправляйтесь куда-нибудь и поразвлекайтесь немного. За последние два года вам пришлось немало поработать, не так ли?

— Полагаю, что да, — небрежно кивнул Керр. — Но кто-то ведь сказал мне, что все еще идет война.

— Да, — рассеянно кивнул Куэйл, и Керр почувствовал, насколько он поглощен предстоящим заданием.

— Что же это за поручение? — спросил он.

— Вот это, — Куэйл запустил руку в нагрудный карман и извлек оттуда четвертушку листа бумаги. На ней было что-то напечатано. — У нас во Франции теперь будут новые агенты. Они уже все переброшены. Завтра ночью туда же будет переброшен Вайнинг, он должен будет позаботиться о ребятах, взять на себя руководство. Он одновременно будет и связным, будет все время курсировать между Англией и Францией.

— Похоже, что вы наладите регулярное сообщение, — сказал Керр.

— Вот именно. Каждую ночь мы сбрасываем своих людей, все отлично организовано. Нам очень помогают французы. Здесь у меня список наших агентов, — продолжал Куэйл. — Имена, под которыми они будут известны во Франции, а также их местонахождение. Ваша задача — встретиться с Вайнингом завтра утром на вокзале Виктория. Он должен уехать одиннадцатичасовым поездом в Дувр. У него там есть кое-какие дела, а потом он отправится на аэродром, оттуда производится заброска. Вы должны отдать ему этот список. Он его заучит за время путешествия в поезде, у него феноменальная память. Когда все будет выучено, список должен быть уничтожен. Это Вайнинг должен сделать прежде чем доберется до Дувра. Мне незачем говорить вам, какое это важное поручение.

Керр кивнул.

Куэйл передал ему листок. Керр бегло пробежал список имен и адресов, потом свернул листок, расстегнул пиджак и жилет и упрятал его в потайной карман, который сам приделал под подкладкой жилета.

— Это все?

— Все, Рикки. Встретитесь с Вайнингом завтра утром. Передайте ему этот список и мои инструкции, а затем отправляйтесь отдыхать. Желаю приятно провести время.

— Отлично, — сказал Керр и поднялся со стула. — Я рад, что с делом Лилли покончено.

— Я тоже. Этот тип начал меня по-настоящему раздражать.

— Теперь он никому не причинит беспокойства. Что ж, всего хорошего, Куэйл.

— Пока, Рикки. Я с вами свяжусь, когда наступит время.

Керр вышел на улицу, прошел к Сент-Джеймс-стрит, а потом на Пикадилли. Он чувствовал себя много спокойнее. Голова работала ясно, он был совершенно удовлетворен и умиротворен. Жизнь все же любопытная штука, чертовская игра, подумал он. Интересно, как себя чувствует после вчерашнего Сэмми Кордовер?

Ему пришла в голову странная мысль: ему всегда казалось, что ему известно о Кордовере решительно все. Но вот сейчас, сию минуту, он понял, что в сущности ровно ничего о нем не знает. Он был знаком только с тем Сэмми, который всегда сохранял хладнокровие и ничего не боялся. Но что он знал о нем помимо этого?

Решительно ничего. Ничего не знал и о личной жизни Кордовера, и о его надеждах и опасениях, страхах и желаниях, о том, как он проводит свой досуг, чем занимается, любит ли женщин…

Что ж… все солдаты таковы, разве нет? Вы сражаетесь, бок о бок с человеком, лежите с ним в одном окопе, бьете вместе немцев, но на самом деле не знаете о нем ничего. Не знаете, откуда он родом, чем занимался, раньше, о чем мечтает. Да и зачем вам это знать? Ведь ваша близость с ним — всего лишь прихоть войны, и не более того, а в остальном его личная жизнь принадлежит лишь ему одному, так же, как ваша принадлежит только вам.

Керр зашел в бар на углу Слейн-стрит и выпил двойное виски с содовой. Потом вышел, закурил сигарету и пошел по Найтсбриджу в направлении Брамтон-роуд. Он был в отличном настроении, им владело какое-то смутное чувство полного удовлетворения собой и окружающим миром.

Он шел вперед ни о чем не думая, наслаждаясь жизнью. Один или два раза он свернул на боковые улицы, направо и налево, сам не отдавая себе в этом отчета. И вдруг он остановился.

Он стоял посредине очень красивой площади, которую окружали дома изысканной архитектуры. Керр не помнил такого места в Лондоне.

Он пересек площадь. По другую сторону ее перед ним открылась узкая улица, немного подальше виднелась арка, а под ней светились огни кабачка. Это было старинное заведение со свинцовыми переплетами на окнах, над дверью в готическом стиле раскачивался старинный герб. Керр подумал, что это очень похоже на старинную церквушку, превращенную в трактир, и эта мысль показалась ему очень забавной.

Он свернул под арку и вошел в кабачок. Внутри все выглядело столь же необычно, как и снаружи. Помещение бара имело форму буквы «L» с низким потолком.

Зал был переполнен. Низкий гул голосов и запах табака висели в воздухе. Керр прошел в самый конец зала и опустился на табурет у стойки. Он заказал двойное виски с содовой.

Он почувствовал, что страшно устал, и решил, что выпьет свое виски и сразу же пойдет домой. Придет домой и ляжет спать. Ему просто необходимо лечь спать.

Голоса вокруг него жужжали и гудели, слова не доходили до его сознания. И вдруг среди общего гула, ясно выделился чей-то голос.

Этот голос произнес с американским акцентом:

— Иесусе… ребята, что за крошка?!

Обернувшись, он увидел, что это говорит какой-то солдат. Крутанув свой табурет, Керр посмотрел туда же, куда уставился говоривший. Но из-за своеобразной формы зала ему ничего не удалось разглядеть. Как видно, объект восхищения сидел в дальнем конце буквы «L». Керр поднялся со стаканом в руке, подошел к дальнему краю стойки и посмотрел туда же: и так и застыл с удивленным выражением на лице.

Он увидел невыразимо прекрасную женщину, сидевшую на высоком табурете у края стойки. Ее руки в перчатках были стиснуты, от нее веяло отчаянием.

Керр прошел через комнату и нерешительно остановился перед ней, разглядывая.

Все было верхом изящества: темно-зеленый жакет с каракулевым воротником, такая же юбка; непокрытые волосы были черны, как ночь, лицо мертвенно-бледное, а неподвижно устремленные в одну точку глаза — неожиданно-синие.

Она сидела, чуть сгорбившись, но все равно Керр сумел разглядеть мягкую линию стройных бедер, тонкую талию, покатые узкие плечи. Туго натянутая на коленях юбка четко обрисовывала ее стройные ноги, необыкновенно длинные, восхитительной формы. Узенькие ступни были обуты в элегантные туфельки.

Керр стоял, молча глядя на нее, и спрашивал себя:

— Господи, Рикки, что это на тебя накатило? И что ты собираешься делать?

То, что необходимо что-то сказать, было ему совершенно ясно. Ему казалось совершенно невозможным просто допить свое виски и уйти отсюда. Он опустился на пустой табурет рядом с ней. Она все так же прямо глядела перед собой, не замечая ничего вокруг, и казалась невыразимо несчастной.

— Вам следует немного приободриться, — произнес Керр. — Ничто не бывает таким уж плохим, как кажется на первый взгляд. Честное слово. Вы должны мне поверить, это правда.

Он улыбнулся ей, но звук собственного голоса показался ему очень странным.

Она повернула голову и посмотрела на него. Керр увидел, что под жакетом на ней одета очаровательная зеленая шифоновая блузка, застегнутая у самого горла бриллиантовой брошкой. Он подумал, что ее одежда стоит кучу денег. Интересно, что может делать эта женщина в таком месте.

Она произнесла низким, волнующим голосом:

— Как мило с вашей стороны, что вы стараетесь утешить меня. Благодарю вас. Но боюсь, это бесполезно.

— На свете нет ничего бесполезного, — сказал Керр торопливо. Что бы ни было, необходимо заставить ее разговориться, решил он. Ее нельзя отпускать, пока она не выговорится. Его волновала близость этой женщины. На него повеяло тонким ароматом духов.

— Ничего не бывает бесполезного, — повторил он. — У всех бывают в жизни неприятности, потом непременно все улаживается. Жизнь — такая штука.

— Вы очень добры. Я рада была бы согласиться с вами, рада была бы, если бы вы оказались правы.

— О, скажите, что с вами? Неужели я ничего не могу для вас сделать?

Она покачала головой.

— Я целый вечер сегодня брожу по барам и трактирам, перехожу из одного в другой. Я это делаю потому, что кто-то сказал мне, что если много выпьешь, то непременно обо всем позабудешь. Но это неправда. Я ничего не забыла.

— А что же вы пытаетесь забыть? — спросил Керр. Она сказала очень тихо:

— У меня было два брата. Я их очень любила. Оба они были расстреляны в Германии — в один и тот же день. А сегодня мне сообщили, что мой муж погиб в Италии. Мы поженились всего четыре месяца назад. Вы понимаете, что я чувствую сейчас? Я хочу умереть. Я просто не могу больше жить. Мне незачем оставаться на этом свете!

— Это плохо. Я понимаю ваши чувства. Но что же тут можно сделать?

Он взял ее затянутую в перчатку ручку в свои руки. Пожал ее и бережно опустил на колени. Он испытывал совершенно восхитительное чувство.

— Вы мне нравитесь, — сказала она. — Мне кажется, что вы очень добры. Я думаю, вы сами немало страдали. Благодарю вас.

Керр сделал знак барменше и заказал два двойных бренди с содовой.

— Вы, верно, немало выпили сегодня, но я вам советую добавить еще, — сказал Керр. — А потом вам необходимо лечь в постель и уснуть. Похоже, что вы совсем не спали.

— Не спала. И мне кажется, что я теперь и вовсе не усну, никогда больше.

Девушка принесла бренди.

— Выпейте, — сказал Керр. — Вам станет легче.

Она выпила бренди, а Керр начал разговаривать с ней. Голос у него был тихий, успокаивающий. Он рассказывал ей забавные истории, случаи из своей богатой приключениями жизни и все время старался убедить ее, что ничего не следует принимать слишком близко к сердцу и что завтра будет новый день. Он говорил и говорил без умолку, ему казалось, что если он замолчит, то она тут же встанет и уйдет. А он не мог вынести даже мысли об этом.

Она сидела очень тихо и слушала. Иногда поднимала на него глаза, и каждый раз Керр ощущал странную неловкость и взволнованность. Она и сама что-то говорила, и Керр с волнением наблюдал, как шевелятся ее совершенной формы губы, чуть приоткрывая чудесные белые зубы.

Время от времени он заказывал еще бренди. Он не был пьян, им овладело странное спокойствие. Почему-то ему казалось, что эта встреча обязательно должна была произойти именно в такой вечер, когда дело Лилли было завершено. Это было правильно, это было справедливо.

В десять часов она сказала:

— Я должна идти. Пожалуйста, проводите меня. Я живу на той стороне площади. Если бы вы были так любезны и проводили меня до двери…

Они вышли из кабачка. На улице ярко светила луна. Они шли через площадь. Она взяла Керра под руку. Близость этой женщины волновала его, как ничто и никто за всю его жизнь. Интересно, подумал он, что же будет дальше… Что-то должно произойти… непременно должно произойти.

Они подошли к ее двери и остановились.

Она сказала:

— Огромное вам спасибо. Вы были так добры ко мне. Доброй вам ночи.

Керр сказал:

— Это, наверное, звучит нелепо, но я не могу сейчас покинуть вас. Ведь если я уйду, то мы, возможно, никогда больше не увидимся. А это совершенно немыслимо для меня…

— Я ужасная эгоистка, — сказала она. — Мне и в голову не приходило весь вечер, что и вы, может быть несчастливы…

Керр ничего не ответил. Откуда-то издалека, из-за сотен миль, доносился шум транспорта.

— Может быть, вы зайдете и выпьете что-нибудь? Я могла бы приготовить вам…

Внутри дома, в прохладном холле, Керр ощутил благоухание цветов. Он положил шляпу и вошел в необыкновенно красивую комнату. Он увидел старинную мебель, огромный книжный шкаф и пылавший в камине огонь. Свет в комнате был приятный, не яркий. Керр стоял посредине комнаты, тщетно пытаясь сообразить, что же намеревался он тут делать…

Она принесла бокалы — хрупкие, совершенной формы. Керр взял бокал левой рукой, поблагодарил и посмотрел на нее. Она стояла перед ним, не сводя с него глаз, в которых была усталость и горечь. Рот ее был полуоткрыт, губы дрожали.

— Вы думаете… думаете, — неуверенно произнесла она тихим голосом.

Керр вытянул правую руку и привлек ее к себе. Он прижал ее к себе с отчаянной страстью, и к величайшему его восторгу ее гибкое, хрупкое тело покорно отдалось его объятиям.

Она прижалась губами к его рту. Керр почувствовал, что по лицу ее текут слезы.

Бокал, который он все еще держал в левой руке, жалобно хрустнул, он откинул его так, что осколки со звоном рассыпались на блестящем паркетном полу. И когда она еще теснее прижалась к нему, он остро ощутил, что по пальцам его изрезанной руки струится теплая кровь…

Солнечный свет струился в окно, рисуя на полу причудливые фигуры. Керр, полуоткрыв глаза, долго всматривался в эти тени, пытаясь определить их очертания. Постепенно сон отлетел от него. Он лежал на широкой кровати в комнате, оклеенной красными обоями, мебель в ней была выдержана в золотых тонах — стиль второй Империи. И сама кровать была такая же пышная, золоченая, с тяжелым красным покрывалом из затканного цветами шелка. Керр удивился, почему он лежит в этой красной с золотом постели…

Он зевнул и потянулся, откинул голову на подушку и только тут вспомнил все. С чувством радостного удовлетворения он вспомнил все события предыдущего дня. Левая рука немного болела, и он вспомнил, что раздавил бокал. Он вспомнил все до мельчайших подробностей.

Еще раз потянувшись, он подумал: вот и наступил новый день. День расспросов, разговоров, рассказов, объяснений, почему каждый из них поступил так, а не иначе.

Он вспомнил женщину чудесную, необыкновенную — настоящий экзотический цветок. Через пару минут она ведь тоже проснется и сразу вспомнит о своих бедах. Что ж, может быть, ему удастся помочь ей чем-то. Может быть.

Керру доставила удовольствие мысль о том, что вот сейчас он увидит ее при солнечном свете: интересно, какой она предстанет пред ним… Он повернул голову и убедился, что она исчезла.

Он сразу же проснулся окончательно. Интересно, где же она может быть? Может быть, сошла вниз и сейчас никак не может понять, почему все так случилось… А может быть, готовит ему кофе? Или принимает ванну?

Керр поднялся с кровати. Он стоял в солнечном свете, совершенно обнаженный. На стуле рядом с кроватью висело шелковое платье — ее платье. Он завернулся в него и стал спускаться вниз, к ней.

Дом был совершенно пуст и не только пуст, а все комнаты, через которые он проходил, производили впечатление совершенно нежилых. Эти пышные покои почему-то произвели на Керра гнетущее впечатление, и он нетерпеливо подумал: где же она, черт побери!

Он стоял посредине гостиной, смешно придерживая вокруг талии бледно-голубое шелковое платье.

Может быть, она вышла куда-нибудь?

Она проснулась и нашла в своей постели Керра. Вероятно, это потрясло ее. Потом она все вспомнила. Осторожно выбралась из кровати, оделась и вышла из дома. Ей необходимо подумать. Наверное, так и случилось. Это единственно возможное объяснение.

Он снова пошел к лестнице. И вдруг остановился, как вкопанный. Сандра. В конечном счете, она оказалась права. Здесь все же была замешана женщина. Керр неловко улыбнулся. Раньше никогда не было такого, но теперь вот оно, произошло. Он вспомнил сцену, которая разыгралась перед его мысленным взором, — Сандра и он сам, — когда он еще лежал у себя в номере в отеле «Сентэрмин» перед встречей с Куэйлом. И как же много произошло с той минуты.

Он стал подниматься по лестнице, ему захотелось выкурить сигарету. И вдруг его охватило странное чувство: словно ледяные пальцы стиснули его голову. Он помчался вверх по лестнице, платье соскользнуло на пол, но он даже не обратил на это внимания. Распахнув дверь спальни, он ворвался туда, но тут же вспомнил, что вечером сложил свои вещи на стуле в ванной комнате. Там он их и нашел. Всегда аккуратный, он повесил свой жилет и пиджак на спинку стула, но почему-то теперь они валялись на полу.

Он медленно прошел через комнату, поднял жилет, открыл потайной карманчик. Список новых агентов Куэйла во Франции — список с их именами, адресами, подробными данными, тот самый, который он должен был доставить Вайнингу, исчез!

Рука, державшая жилет, упала. Керр медленно вышел из ванной, присел на край кровати в спальне. Солнечный свет рисовал на полу причудливые фигуры.

Жилет выпал из разжавшихся пальцев Керра. Он опустил голову на руки, тупо уставясь на стену перед собой.

— О, Боже… — сказал он. — О, Господи, Боже мой!

 

Глава 2

Куэйл — Кордовер — О'Мара

1

Миссис Селби, цветущая седовласая женщина лет пятидесяти пяти, толкнула дверь спальни Сэмми Кордовера и остановилась на пороге, глядя на него.

Картина была не особенно привлекательная: Сэмми лежал, высунув из-под одеяла большие ступни, из полуоткрытого рта вырывался громкий храп.

Она подошла к кровати и тряхнула его за плечо.

— Одиннадцать часов, мистер Кордовер. Не хотите ли позавтракать?

Кордовер открыл глаза и уставился на нее мутным взором. Она нашла, что он плохо выглядит. До чего же все-таки позорно, что человек такого хилого сложения вынужден водить тяжелый грузовик, разъезжая по деревням целыми ночами. Должно быть, в Министерстве поставок совсем плохо обстоят дела с водителями, раз они вынуждены прибегать к услугам лиц, подобных Сэмми Кордоверу. А ведь он такой милый и приятный парень! Иногда, правда, он пытается напустить на себя вид опасного человека, но ведь каждый знает, что это все не так! Мысленно она сравнила Сэмми со своим здоровенным сынком, который служит в войсках «Коммандос». Вот он настоящий мужчина. Нет, все же следовало нанимать на такую работу людей покрепче Сэмми.

Кордовер сонно сказал:

— Я бы выпил чашку крепкого чая, миссис Селби, и съел бы тост с мармеладом. Только большую порцию.

Она вышла.

Сэмми сел в постели с ощущением смутного удовлетворения, причина которого не была ему ясна. Оглядев свою крохотную спальню, он вспомнил и улыбнулся. К стене была прислонена большая картонная коробка, на ней стояло название крупной фирмы готового платья. Он вспомнил, что заказал себе новый костюм, он-то, и лежит, в этой коробке.

События прошлых двух ночей не оставили никакого следа в его памяти, он помнил о них не больше, чем зеленщик помнит о капусте, которую ему заказал постоянный клиент. Гораздо важнее для него было то, что он получил новый костюм. Сэмми слишком часто принимал участие в заданиях, подобных выполненному в Кельсвуде, и это стало для него своего рода рутиной. Его нервы, привыкшие к напряжению и опасности, очень легко приходили в норму. Такова была его работа.

Он развязал бечевку, стягивающую коробку, и извлек оттуда новый костюм. Бережно повесив его на спинку кровати, он набросил на себя старый шерстяной халат и сел в кресло в ожидании миссис Селби.

Покончив с завтраком, он стал размышлять, что ему предстоит сегодня сделать. Куэйлу он не понадобится. Сэмми слишком хорошо был знаком с техникой этой игры. Он знал, что если тебе пришлось выполнить нечто подобное сделанному в Кельсвуде, то получаешь четыре-пять недель отпуска, а если случается что-то срочное, то дело поручают кому-нибудь другому.

Кому-то другому… Интересно, сколько еще человек выполняют задания Куэйла, такие, какие приходилось выполнять ему, Сэмми, и Рикки Керру. Сколько еще человек работает на Куэйла? Загадочный человек этот Куэйл… Один из тех, кто работает в великой тайне от всех, кто не позволяет даже левой своей руке ведать, что творит правая. Где-то в глубине души Сэмми хранил беспредельное восхищение своим боссом, оно граничило с привязанностью к нему. Он ощущал, какая тяжелая ответственность лежит на плечах Куэйла.

Зато, работая на Куэйла, всегда можно было чувствовать себя в полной безопасности. Все было заранее предусмотрено, обдумано, спланировано. Конечно, бывали и случайности: Сэмми Кордовер помнил два или три случая, когда ему приходилось здорово рисковать, но в конце концов таковы были условия его работы. К тому же платили ему просто по-королевски, а иногда оплата была сверх ожидания, так что можно было купить себе лишний костюм.

Он начал бриться и одеваться. Когда все было закончено, он стал рассматривать себя в зеркале, стоящем на комоде. К сожалению, оно не позволяло разглядеть все великолепие: синий костюм ультрамодного покроя, двубортный, с завышенной талией — стиль, которым Сэмми больше всего восхищался. Широченные брюки со складками острой стрелкой ложились на чуть остроносые туфли. Но Сэмми ясно представлял себя в нем и был очень доволен.

Резко зазвонил телефон.

Сэмми вздрогнул и удивленно подумал: чертовски забавно. В мозгу промелькнула мысль, что раньше никогда телефон не звонил так скоро после выполнения очередного задания. Ведь номер этого телефона был известен только двоим: девушке в бюро Куэйла и самому Куэйлу. Что-то там случилось, подумал Сэмми.

Он подошел к телефону и снял трубку. Это была девушка из бюро Куэйла. Кордовер никогда не видел ее, но ему нравился ее голос.

— Мистер Куэйл хочет поговорить с вами, мистер Кордовер, — сказала девушка.

— О'кей, — ответил Сэмми. Голос Куэйла произнес:

— На углу Сент-Джеймс и Райдер-стрит есть чайная «Лайенс», внизу у них самообслуживание. Вы не могли бы подойти туда минут через двадцать?

— О'кей, мистер Куэйл, — сказал Сэмми и подумал еще раз: черт побери, что же все-таки случилось?

Стоя посредине комнаты, он задумчиво пожевал сигарету. Никогда раньше Куэйл не звонил ему так быстро после выполнения задания. Он пожал плечами. Сняв с крючка за дверью синюю мягкую шляпу, он заломил ее под углом на голове и вышел.

Куэйл сидел у столика с мраморной крышкой, прихлебывая кофе. Кордовер подошел к стойке, взял чашку кофе и сел рядом с ним.

— Доброе утро, мистер Куэйл, — сказал он. — Что-то стряслось?

Куэйл улыбнулся успокаивающей улыбкой.

— Почему вы так решили, Сэмми?

Кордовер усмехнулся.

— Вы мне звоните только тогда, когда я вам зачем-нибудь нужен, — вы или ваша молодая леди. И никогда еще не звонили мне сразу после выполнения задания. Вот я и решил, что что-то сорвалось, что-то вышло неладно.

Куэйл сказал почти небрежно:

— Все сорвалось, все вышло неладно.

Кордовер ничего не ответил. Интересно, что он мне сейчас поднесет, подумал он. Работенка будет, видно, нелегкая! Интересно, кто это там дал маху!?

Куэйл продолжал:

— Я не часто открываю вам карты, Сэмми, так как считаю, что от этого никому не будет пользы. Мое мнение таково: люди, которые работают со мной, должны знать ровно столько, сколько им нужно, и не больше.

— Это правильно, мистер Куэйл, — сказал Кордовер. — Если кто-то попадется в их лапы, то он просто ничего не сможет рассказать.

— Правильно, Сэмми, — улыбнулся Куэйл. — Но сегодня мне придется говорить с вами откровенно, потому что у меня нет другого выхода. Мы попали в небольшую переделку.

Сэмми понизил голос.

— И это как-то связано с заданием, которое мы выполнили в последний раз? Что-то насчет этого самого Лилли?

Куэйл ответил:

— И да… и нет. Дело в том, что мистеру Керру был вручен список людей, работающих на нас в оккупированной Франции. Этот список должен был быть этим утром вручен моему оперативнику, которого должны переправить на самолете во Францию сегодня же ночью. Вы понимаете, что это — необыкновенно важный документ?

— Еще бы, — отозвался Сэмми.

— Вчера вечером мистер Керр, у которого список хранился в потайном кармане жилета, вошел в кабачок под названием «Зеленая грива». Там он встретил одну женщину. — Куэйл сухо улыбнулся. — По-видимому, чрезвычайно привлекательную женщину. Они разговорились. У нее, как оказалось, произошло несчастье. Два ее брата погибли в Германии, а потом она потеряла мужа.

— Черт меня возьми! — воскликнул Кордовер. — Ей пришлось туго, а?

— Да, — согласился Куэйл, но голос его прозвучал саркастически. — В общем, они с мистером Керром основательно выпили вместе и отправились к ней домой. Он остался у нее на ночь. Утром он оказался в квартире совсем один, женщина исчезла, а вместе с ней и список.

— Невероятно, — пробормотал Кордовер.

— Я с вами вполне согласен, — кивнул Куэйл.

Наступило молчание, потом Кордовер спросил:

— Что от меня требуется, мистер Куэйл?

— Сэмми, вы много работали с мистером Керром. Думаю, вы выполнили вместе не менее семнадцати-восемнадцати заданий. Вы ведь знаете его очень хорошо, не так ли? И он вам нравится.

— Он мне очень нравится. Он — отличный парень. Очень приятный человек. Я хотел бы походить на него.

— Вы восхищаетесь им только из-за его внешности?

— Нет, не только. Он ведь очень быстрый и ловкий, он умен и может быть очень опасным, если захочет. По крайней мере…

— Что «по крайней мере»? — спокойно спросил Куэйл. — Учтите: то, что вы сейчас говорите, — очень важно. Жизнь многих людей может зависеть от этого.

— Вы имеете в виду этот список?

— Я имею в виду этот список.

Снова воцарилось молчание.

Сэмми Кордовер отпил кофе, потом неторопливо закурил.

— Вы знаете, мистер Куэйл, — сказал он, наконец. — Пару раз за последнее время мне приходилось думать, что мистер Керр неосторожен, если вы понимаете, о чем я говорю. Он ведь любит выпить. Я это давно заметил. И мне показалось, что в последнее время он пьет слишком много. Возможно, он просто переутомился.

— Еще что-нибудь?

— Ну не знаю. Мало ли что видишь и что думаешь, можно ведь и ошибиться. Но пару раз, когда я был у мистера Керра дома, я замечал, что миссис Керр как-то странно посматривает на него, знаете, так, как-то искоса. Иногда я даже задумывался, что у нее может быть на уме, да и вообще, что она вообще думает обо всем происходящем.

— А что, по вашему, может быть на уме у такой женщины, как миссис Керр? — спросил Куэйл. Сэмми потер пальнем подбородок.

— Сам не знаю. Но вы, может быть, поймете, мистер Куэйл. Мистер Керр — такой парень, по которому женщины сходят с ума. Он часто бывает на вечерах. Он знаком со многими шикарными женщинами. Я их сам с ним видел.

— А! — произнес Куэйл.

— И знаете, что еще я вам хочу сказать, мистер Куэйл, если вы, конечно, позволите.

— Говорите все, что находите нужным, — сказал Куэйл.

— По временам мне кажется, что мистер Керр все равно что скаковая лошадь. И он вроде как выдохся. Понимаете? Я наблюдал за ним в ту ночь в Кельсвуде. И мне показалось, что он на самом краешке. Как будто он собрал для этого дела все свои силы, и больше их у него не осталось. И он всегда такой, когда приходится идти на задание, — его, словно актера, охватывает страх перед выходом на сцену. И поэтому, когда работа закончена, ему необходимо расслабиться, понимаете? И он тогда начинает пить. Вот потому-то я немного удивлен.

— Чем именно? — спросил Куэйл.

— Ведь вы не дурак, мистер Куэйл, — сказал Кордовер. — Я считаю, что вы умнейший человек в стране. Я никогда бы не стал работать на вас столько времени, если бы не знал, что вы за человек и против кого боретесь. Потому-то я и удивился, что вы сами не заметили это за мистером Керром. Я имею в виду, что он всегда как с цепи срывается, когда работа закончена. Я считал, что вы должны непременно это заметить.

— Положим, я заметил, что тогда? — спросил Куэйл.

— Ну, мистер Куэйл, — сказал Кордовер, внимательно глядя на Куэйла, — мистер Керр получил этот список сразу же после того, как он выполнил задание. Вот это меня и удивляет.

— Вы это верно заметили, Сэмми, — сказал Куэйл, — но в конце концов работа есть работа. Можно, конечно, рассуждать о реакции, о необходимости встряхнуться после выполнения задания…

Сэмми сказал:

— Я понимаю, мистер Куэйл, понимаю… — Он замолк.

— Сегодня утром я виделся с мистером Керром, — сказал Куэйл. — Он сам пришел ко мне и все рассказал. Он ходил в «Зеленую гриву», но там никогда раньше не видели эту женщину. Поразительное совпадение, что она вообще появилась в этом баре именно в тот момент, когда Керр был там. Ведь она раньше там никогда не бывала. И не менее поразительно то, что именно ей потребовался этот список.

Кордовер быстро спросил:

— Он уверен, что она была уже там, когда он пришел туда?

Куэйл усмехнулся.

— Я так и думал, что вы сообразите, Сэмми. Разумеется, ее там не было, когда он пришел. Она пришла после него.

— О, Боже! — воскликнул Кордовер. — Значит, за ним следили! А это значит…

— Вот именно, — мрачно сказал Куэйл, — это значит, что кто-то охотится за Керром. Это значит, что за ним следили с той минуты, как он возвратился после выполнения задания, касающегося Лилли, или же вообще следили все это время. Эта женщина охотилась за ним, и это значит, что им было в точности известно, как именно он реагирует на женщин после того, как пропустит пару рюмок.

— Вы имеете в виду, что они могут быть в курсе относительно операции с Лилли?

— Почему бы и нет? — пожал плечами Куэйл. — Вы ведь понимаете, что мы — не единственные участники игры. У немцев тоже есть первоклассные агенты. Лилли был одним из них.

— Послушайте, мистер Куэйл, — быстро сказал Кордовер. — У вас была причина провести операцию, связанную с Лилли, вы хотели убрать его. Но я не знаю, почему?

— Мне пришлось убрать его, как вы выразились, — отвечал Куэйл, — потому что Лилли был тем агентом, который получал здесь у нас информацию относительно наших людей, действующих во Франции. Мы совсем недавно потеряли троих наших — и след привел прямо к нему. Его необходимо было обезвредить.

— Послушайте, мистер Куэйл, разве не могло получиться так, что эти участники игры, о которых вы говорите, знали заранее, что вы подозреваете Лилли, что вы решите его убрать? — спросил Сэмми.

— Я понял вас, Сэмми, — медленно сказал Куэйл, — и я думаю, что вы, наверное, правы. — В глазах его мелькнула искра восхищения. — Вы хотите сказать, что люди, на которых работал Лилли, должны были догадаться, что мы собираемся избавиться от него, они и сами поступили бы так же на нашем месте. И поэтому они все время не спускали с Лилли глаз. Они так и ждали, что мы примем свои меры.

— И все же, если дело обстояло именно так, — произнес Кордовер, — они все равно никак не могли бы выследить мистера Керра в Кельсвуде. Они не могли бы так рисковать. В такое время ночи на дороге почти не бывает машин. И мы бы их непременно заметили. Мы бы заметили за собой слежку.

— Верно, — сказал Куэйл, — значит, должен быть кто-то, кто навел их на след, кто сообщил, что Керр направляется в Кельсвуд. Этот человек должен был знать и цель, с которой мистер Керр туда едет, и время, когда он туда направится. Что вы по этому поводу думаете, Сэмми?

— Ну, — сказал Сэмми, — я ведь ничего не знал обо всем этом, пока вы мне не рассказали, мистер Куэйл. И я нашел его на вечеринке — в доме м-с Мильтон. Иисусе!.. — Он внезапно замолчал.

— Верно, — сказал Куэйл. — Кто-то на этом вечере знал, что Лилли должен отправиться на тот свет. Кто-то знал, что Керр работает на меня, кто-то сумел проследить возвращение Керра в Лондон. Это было вовсе нетрудно, ведь он мог возвратиться только одной-единственной дорогой. И с момента его возвращения за ним следили.

— Они, должно быть, следили за ним и на следующий день, когда вы с ним встретились, мистер Куэйл. Где была эта встреча? Им уже известно это место. — Голос Сэмми звучал тревожно.

— Здесь все в порядке, Сэмми. Эта квартира уже прикрыта. Мы больше не будем ею пользоваться.

Кордовер достал сигарету и сказал:

— Все это вовсе не хорошо, мистер Куэйл, совсем не хорошо. Послушайте, мистер Куэйл, — продолжал он, — думаю, что вы встревожены. — В голосе его прозвучало легкое смущение. — Вы же знаете, я готов сделать для вас все на свете, и для мистера Керра тоже… И для миссис Керр.

Куэйл мягко спросил:

— Вам нравится миссис Керр, Сэмми?

— Нравится?! Да она для меня все равно что богиня. Она — самая красивая женщина, которую я встречал в своей жизни, мистер Куэйл. Я просто мог бы стоять и любоваться ею, — его осенило. Он нахмурился и спросил: — Послушайте, мистер Куэйл, она знает что-нибудь о том, чем по-настоящему занимается мистер Керр? О том, что он работает на вас?

Куэйл покачал головой.

— Ровно ничего. Она думает, что он работает в Министерстве поставок.

Сэмми кивнул.

— Что от меня требуется, мистер Куэйл? Вы только прикажите.

— Послушайте, Сэмми, — сказал Куэйл. — Список остался у той женщины.

— Да, — кивнул Сэмми. — И потом вот еще что. Что будет с тем парнем, которого должны перебросить во Францию сегодня ночью? Ведь и для него вся эта история тоже опасна. Ведь верно? Что вы собираетесь предпринять?

— Я ничего не могу придумать, — пожал Куэйл плечами. — Я ничего не могу поделать. Я переслал ему дубликат списка, и моя единственная надежда на то, что к тому времени, когда он прибудет во Францию и начнет действовать, мы успеем здесь что-то предпринять. Иначе…

— Иначе, — сказал Кордовер, — они сцапают всех наших ребят во Франции. Господи, помоги им!

— Вот именно, Сэмми.

Кордовер с минуту подумал, затем сказал:

— Ну, ладно, мистер Куэйл, эта женщина заполучила список. Она ведь должна его кому-то передать, не так ли? И что же они будут делать с этим списком дальше?

— То, что обычно. Правда, раньше, когда им требовалось что-то быстро передать отсюда, они прибегали к помощи Лилли. Однако теперь у них нет такой возможности. Лилли ведь мертв. Значит, у них есть еще кто-то, и этот человек нам неизвестен.

— Да, — протянул Кордовер, — вот это влипли.

— Ну, ладно, — сказал Куэйл. Мы должны их обнаружить каким-то образом. Я думаю, что между этим происшествием и вечером у м-с Мильтон существует какая-то связь. Что ж, нам придется действовать очень быстро. И если придется, то мы будем в достаточной мере жестоки. Послушайте, Сэмми… — И он низко пригнул голову к столу.

2

Керр шел по Пикадилли. Было около полудня, улицы кишели народом — разношерстной публикой, которую занесла в Лондон война. Но Керр ничего не замечал вокруг себя. Он испытывал что-то худшее, чем просто раскаяние, скорее он чувствовал себя как человек, который должен сам себя приговорить к смерти.

Он вспомнил разговор, который состоялся у него два часа назад с Куэйлом. До этой минуты Керр задумывался над тем, как именно Куэйл отреагирует на его рассказ. Он боялся последствий этого разговора, потому что всегда ощущал внутреннюю жестокость и беспощадность Куэйла. И поэтому был страшно удивлен тем, как Куэйл воспринял его странный рассказ, так, словно бы даже и не удивился. Он сказал ему только одно. Небрежно так заметил:

— Разумеется, это довольно неприятно для Вайнинга и тех людей, которые уже там. Я не могу помешать Вайнингу уехать, он должен отбыть сегодня же утром и быть во Франции сегодня ночью. Все, что я могу, — это послать дубликат списка, который я вам вручил, и от всей души надеяться, что ваша дама не сумеет почему-либо достаточно быстро переправить этот список своим друзьям. Если это все же ей удастся, то будет очень плохо нашим людям. Вы ведь знаете, что именно сделают с ними, не так ли?

Керр свернул на Беркли-стрит и с горечью подумал, что при обычных обстоятельствах он непременно придумал бы для Сандры какую-нибудь историю, объясняющую его долгое отсутствие. Но сейчас он вовсе не хотел ей ничего объяснять. Он был полон такого отвращения к самому себе, что вовсе не в силах был поддерживать разговор с кем бы то ни было. Больше всего ему хотелось бы перестать думать вообще.

Куэйл сказал ему:

— Вам лучше взять отпуск на несколько недель, Рикки. Потом я найду для вас дело.

— Это очень порядочно с вашей стороны, Куэйл. Я-то уже решил, что вы дадите мне после этого отставку. Мне бы этого очень не хотелось.

Куэйл внимательно посмотрел на него и сказал:

— О, со временем вы сможете оправдать доверие. Говорят, подобные случаи служат нам хорошим уроком. Может быть, и вы чему-нибудь научитесь после этой истории. Но только, — он улыбнулся Керру и продолжал: — Только не споткнитесь больше. Во всяком случае, если такое с вами повторится, это будет для вас очень плохо. Я это могу вам обещать, Рикки.

Выглянуло солнце, день был холодный, но ясный. Беркли-стрит так и кишела хорошенькими женщинами. Одна из них рассмеялась коротким, волнующим смехом, звук этот звоном отдался в ушах Керра, и он почувствовал, что готов придушить женщину на месте.

Он пересек Беркли-стрит, вошел в дом, поднялся на лифте на третий этаж, прошел по коридору и отпер дверь в свою квартиру. Обычно, возвращаясь домой, он испытывал радостное чувство полного удовлетворения, частью из-за того, что все здесь дышало присутствием Сандры.

Повесив пальто и шляпу, Керр прошел в гостиную. Она была пуста. Он прошел по комнатам, ища Сандру. Очевидно, ее не было дома, потому что она не откликнулась на его зов. Он медленно побрел к ней в спальню и сразу же увидел прислоненный к зеркалу квадратный конвертик. На нем стояло одно слово «Рикки».

Она часто оставляла ему записки на туалетном столике. И на этот раз, вероятно, сообщала ему, что ушла и скоро вернется.

С минуту Керр стоял с конвертом в руках, глядя в окно, потом медленно открыл его.

«Дорогой Рикки, вероятно, это письмо поразит тебя. Но думаю, что удар не будет для тебя слишком жестоким, да и вообще-то я вряд ли способна причинить тебе настоящую боль.

Разумеется, поскольку ты такой же, как и остальные мужчины, гордость твоя будет уязвлена. Но, Рикки, моя гордость страдала намного больше, чем твоя, все это время, так что нам, пожалуй, не стоит считаться.

Я ухожу от тебя — и не потому, что мне надоело или потому, что чувствую себя несчастной — хотя, правду сказать, я испытывала и то, и другое за последние три-четыре месяца. И не из-за твоих странных отлучек из дома, которые ты всегда объяснял мне так небрежно, словно они не имеют ровно никакого значения, а иногда и так глупо, что мне даже казалось, ты не удосужился хотя бы придумать порядочную ложь. Я ухожу потому, — хочешь верь, хочешь не верь, — что я сильно влюблена. Он вовсе не похож па тебя, но я люблю его, к тому же не думаю, чтобы я значила для тебя так много, чтобы ты стал искренне переживать мой уход. Не знаю, что ты решишь предпринять по этому поводу, но надеюсь, что ты поставишь меня в известность о своих намерениях.

Только не думай, что это мое дурачество или каприз, не впадай в ошибку. Потому что на самом деле все это очень серьезно.

Всего тебе наилучшего, Рикки. Мы все же были очень счастливы вместе когда-то. Очень жаль, что все обернулось вот так, не правда ли?

Сандра.

P. S. Кстати, ты, конечно, имеешь право узнать, что этот человек — Мигуэлес.»

Керр свернул письмо и сунул его в карман. Он медленно прошел в столовую, налил себе большую порцию виски с содовой. «Говорят, — думал он, — всегда случаются три неприятности подряд. Что ж, если это правда, то хотел бы я знать, что со мной еще должно случиться. Ей-богу, мне просто необходимо это узнать поскорее, потому, что если третья будет такая же, как две первые, то не очень-то хорошо мне придется…»

Представляем вам Шона Алоиза О'Мару. Если на это потребуется некоторое время, то не беда: сейчас самое время с ним познакомиться.

Он высокий и огромный. Весьма смахивает на быка, но если вы вглядитесь в его лицо, то сразу же будете очарованы, ибо в нем таится все обаяние, присущее определенному типу ирландцев.

Мистер О'Мара считал, что мир превосходно устроен. В любое время суток, в любую погоду этот мир его вполне устраивал. Он находил очаровательными всех без исключения мужчин и женщин во всем мире. Особенно ему нравились мужчины, и если случалось так, что один из них его не устраивал, то мистер О'Мара быстро находил способ уладить это небольшое недоразумение. Он обожал женщин. Точнее сказать, он обожал всех женщин в целом, был готов обожать какую-то отдельную женщину, если она соответствовала определенным стандартам, и мог быть совершенно беспощаден к любой женщине, если того потребуют обстоятельства, ничуть не меньше, чем ко всякому мужчине.

Глаза у него были ярко-синие, на круглом лице играл великолепный румянец. У него были чудесные усы, а светлые волосы лежали над высоким умным лбом такой густой волной, что им могла позавидовать любая женщина. Мистер О'Мара был необыкновенно способный человек, один из тех людей, которые умеют делать все на свете.

Он играл на пианино, отлично скакал на лошади, был хорошим стрелком, умел ходить под парусом. Он говорил на бесчисленном множестве языков, хотя об этом очень мало кому было известно. Умел со вкусом одеваться, и костюмы его как нельзя больше соответствовали его яркой индивидуальности. У него был ум быстрый, холодный, иронического склада, который понимающие люди называли аналитическим, и он чрезвычайно ловко управлялся с пистолетом.

Мистер О'Мара был вполне способен вас очаровать, есть и пить с вами за одним столом, играть с вами в карты, выигрывать у вас деньги, клясться вам в верной, искренней дружбе, а потом преспокойно убить вас, и все это со своим обычным бесстрастным чувством полного удовлетворения, которое проистекало из того факта, что мистер О'Мара искренне считал, что все, что он делает, совершается на благо человечества и его собственного благополучия.

Если учесть все сказанное выше, то станет очевидно, что мистер О'Мара как нельзя лучше подходил для работы у Куэйла. Он и на самом деле был лучшим работником Куэйла, который обладая исключительной интуицией и умением разгадывать самые сложные характеры, очень скоро разобрался, что именно представляет собой О'Мара. Главным в нем было то, что он был способен с беззаветной преданностью служить своему руководителю, который был не менее блестящей личностью, чем он сам, и еще он отличался неукротимой ненавистью к германскому и японскому нацизму.

Разумеется, такая ненависть неизменно была сопряжена с большой жестокостью его поступков, но это совершенно не волновало Куэйла: его не интересовали средства, которыми достигается поставленная им своему агенту цель.

У О'Мары был особый талант склеивать разбитое, исправлять безнадежно испорченное дело, он обладал способностью появляться на сцене в самый последний момент и ставить все на место.

О'Мара работал у Куэйла длительное время. И если что-то ему не удавалось, даже несмотря на его ум и беспощадность действий, то ему непременно помогала удача.

Он умел очаровывать и обладал определенной мягкостью, которая, однако, проявлялась только в обращении с дикими животными, и этим своим даром он пользовался очень широко. Он действовал наверняка, как сама смерть.

О'Мара остановился на углу Сент-Джеймс-стрит и постоял немного, наблюдая за транспортом, за спешившими по улице женщинами. Он любил эту улицу, а сегодня она нравилась ему особенно, потому что он не видел ее в течение двух лет. И за эти годы он исколесил немало стран.

Он вынул из нагрудного кармана портсигар, извлек из него маленькую черную сигару, откусил конец и закурил, затягиваясь полной грудью, в мире с этим светом и с самим собой.

Он двинулся дальше по Сент-Джеймс-стрит, потом свернул на Пэлл-Мэлл, вошел в один из офисов и стал рассматривать адресный указатель. Найдя на третьем этаже «Компанию по производству кондиционеров», он прошел в лифт.

В большой приемной сидела девушка-блондинка, аккуратно одетая в юбку и жакетик, она деловито стучала на машинке. О'Мара улыбнулся ей. Она нашла, что у него очаровательная улыбка, а когда он заговорил, решила, что и голос у него удивительный. Впрочем, она и раньше слышала о мистере О'Мара.

— Меня зовут О'Мара, — сказал он. — Верьте или не верьте, но я только что прибыл из Южной Америки.

Девушка встала и подняла деревянную крышку барьера.

— Пожалуйста, проходите, мистер О'Мара.

Он прошел за ней через приемную к двери в противоположной стене, которую она перед ним открыла, и посторонилась, давая ему пройти.

Куэйл сидел за большим столом орехового дерева в дальнем углу личного кабинета. Девушка закрыла дверь, Куэйл поднялся из-за стола навстречу О'Мара, протянул ему обе руки.

— Хелло, Шон. Итак, вы вернулись.

— Вернулся, Куэйл, — сказал О'Мара. — Я отлично провел время, путешествие было очень приятное.

Куэйл присел на край стола, и оба обменялись улыбками. О'Мара стоял, широко расставив ноги, смахивая на красивого быка. Слабый аромат бразильской сигары наполнял кабинет.

— Вы все еще курите эти штуки? — спросил Куэйл.

— До сих пор не подобрал для себя ничего более подходящего, — сказал О'Мара. — Они успокаивают и не очень крепкие. Они похожи на женщин.

— Судя по вашему тону, у вас все в порядке, — сказал Куэйл.

О'Мара подошел поближе к Куэйлу.

— Теперь все в порядке, но мне пришлось повозиться, — сказал он, сбив щелчком пепел с сигары.

— Расскажите, — попросил Куэйл.

— По-видимому, он понимал, какое вы примете решение в отношении него, — сказал О'Мара, пожав плечами. — И вероятно, он узнал о том, что я сошел с самолета в Южной Америке. Он отправился в Рио. Я так и предполагал, потому что они всегда считают, что в большом городе находятся в большей безопасности. К тому же в Рио множество красивых женщин, сияют огни реклам, море чудесной выпивки. Все это помогает сохранить мужество даже по вечерам, а в пятидесяти милях от города это не так просто.

— Вы ему сказали, за что именно? — спросил Куэйл.

О'Мара кивнул.

— Я ему сказал. Я ему сказал, что он сукин сын, что если бы у него была хоть капля чести и порядочности, то он бы сам покончил с собой, не дожидаясь, пока им займемся мы.

— Вы рассказали ему, что произошло из-за того, что он заговорил? — спросил Куэйл.

О'Мара снова кивнул.

— Сказал, — О'Мара говорил восхитительно небрежным тоном. — Я сказал ему, что из-за того, что он согласился принять от них шесть тысяч фунтов и дать им за это информацию, погибло два военных корабля, что мы потеряли множество наших людей. — Он чуть заметно улыбнулся. — Он был полон раскаяния.

— Как это произошло? — спросил Куэйл. О'Мара подошел к камину и с легкостью и грацией, неожиданными в таком огромном человеке, опустился в большое кожаное кресло.

— Я отправился в небольшое кафе на Прака Мауз, — сказал он, — и он был там и пил беспробудно. Пил «Кашабу». — О'Мара улыбнулся. — А «Кашаба» — это настоящий динамит. Вы, вероятно, знаете. Это — самый дешевый из тамошних напитков, а напиться им легче, чем любым другим. Он, по-видимому, никак не мог напиться.

О'Мара вздохнул. Он вспомнил эту картину во всех деталях, вспомнил запах разогретой мостовой, томный аромат кофе и табака, носившийся в воздухе.

— Я подошел к нему и заговорил, — сказал он. — Я говорил с ним, как отец. Я объяснил ему, что от О'Мара невозможно скрыться.

— Что же он сказал, когда узнал, зачем вы приехали? — спросил Куэйл.

О'Мара пожал плечами.

— Он испробовал все, что мог. Предлагал любое искупление. Но я решил не затягивать это дело, потому что он пришел уже в такое состояние, что стал по вечерам слоняться в туземном квартале. Он стал увлекаться темнокожими девицами, я побоялся, что он вообще решит обратиться в полицию. А мне это совершенно было не нужно.

— И что же вы сделали?

— Подсыпал, что следовало, в порцию спиртного, которым угостил его. И прежде чем он отправился к праотцам, я успел затащить его в машину и отвез миль за сорок от места нашей встречи. Я нашел для него прекрасное местечко — такое протухшее болото с желтыми банановыми пауками и змеями. — Он мечтательно улыбнулся. — Я решил, что оно будет для него прекрасным местом успокоения. Я пристрелил его и сунул в это болото.

— Таков, значит, был его конец, — задумчиво сказал Куэйл. — Вы в отличной форме, Шон.

— Я чувствую себя отлично. Немного странно вернуться домой после столь долгого отсутствия. Все же Англия — чудеснейшее место на земле. Не знаю другой такой страны, которая была бы так долго втянута в войну и выказывала бы так мало признаков этого.

— Где вы остановились?

— У меня есть квартира, — ответил О'Мара, — отличная квартирка недалеко от Найтсбриджа. У вас есть для меня задание или я могу отдохнуть?

Куэйл отошел от стола. Сунув руки в карманы, он начал мерить комнату шагами.

— Вот что, Шон, — сказал он, наконец, — только прошу вас не проводить аналогии между вашим последним заданием и тем, о котором я вам сейчас расскажу.

— Да? — О'Мара слегка поднял брови. — Неужели еще кто-то оказался предателем?

Куэйл покачал головой.

— Нет, нет, — он помолчал, потом заговорил снова: — Шон, вы помните Рикки Керра? Он отлично поработал последние полтора года. Но у него есть одна слабость: любит женщин. И к тому же он стал слишком много пить.

— Да?

— Несколько дней тому назад, — продолжал Куэйл, — он выполнил одно задание. На следующий день он пришел ко мне, и я дал ему список агентов, работающих на нас во Франции. Он должен был передать его Джерри Вайнингу, который отправлялся в туже ночь во Францию. В общем, по-видимому, у Керра после выполнения задания наступила неожиданная реакция.

— По-моему, это очень плохо, — перебил его О'Мара. — Я не люблю людей, у которых происходит реакция.

— Не все же такие, как вы, Шон, — возразил Куэйл. — Во всяком случае, у него произошла реакция.

— Ну и что же он натворил, Питер? Говорите же, — сказал О'Мара.

— В тот же вечер он вышел прогуляться и напился. В одном из трактиров его подцепила женщина. Он ушел с ней из трактира, провел с ней ночь, а наутро она исчезла вместе со списком. Он сразу же явился ко мне и все рассказал.

— Что за бессовестный негодяй! И как это люди могут вытворять такое, — возмутился О'Мара, но в голосе его слышались лукавые нотки.

Куэйл сказал:

— Не знаю. Во всяком случае, именно так он поступил. Вчера утром Вайнинг уехал, а ночью его сбросили с самолета во Францию. А эта женщина расхаживает по Лондону со списком наших агентов. И это очень плохо.

— То, что она разгуливает по Лондону, не имеет значения. Все дело в том, что она будет делать со списком? Она может передать его врагу? У нее есть такая возможность?

— Не знаю. Человек, который служил у них для связи, — очень ловкий агент, по имени Лилли, — отлично обделывал для них подобные дела, и это как раз тот тип, с которым Керр имел дело. И поэтому я теперь не знаю, что она будет делать с этим списком. Вся беда в том, что они, совершенно очевидно, расшифровали Керра и следят за ним. Кто-то что-то знает о нем. И мне это совсем не нравится.

— Еще бы, — кивнул О'Мара, — это ведь настоящий динамит. — Он вздохнул. — Что я должен сделать?

— В ту ночь, когда он отправился на задание, касающееся Лилли, Керр как раз был на вечере. Я думаю, что кто-то там следил за ним. Кордовер, другой агент, звонил Керру туда. Тот, кто знал о настоящей работе Керра, сообразил, в чем дело. И они сумели связаться с кем-то. А этот кто-то уже ожидал, что мы разделаемся с Лилли, они были готовы пожертвовать им, лишь бы напасть на наш след. Каким-то образом они выследили Керра. Да это было и не трудно, если только они заметили, что он выехал за город и вернулся обратно. И этот человек должен был хорошо знать своеобразие характера Керра. Он должен был знать, что любая женщина — если она, конечно, чертовски привлекательна, — может подцепить его на крючок. Вы понимаете?

— Начинаю понимать. Все это старо, как мир. Можно было бы даже записать на пластинку и повторять каждый раз, как потребуется.

— Я действовал быстро и даже очень, — продолжал Куэйл. — Кордовер — надежный парень, настоящий кокни — уже сделал немало. Я дал ему указания, но он все же недостаточно ловок для того, чтобы окончательно довести дело до точки без вашей помощи. И поэтому я хочу, чтобы вы взяли эту задачу на себя, Шон. Как у вас дела с памятью?

— Память в полном порядке.

— Хорошо, — сказал Куэйл. — Вечеринка, о которой я упоминал, состоялась в доме м-с Гленды Мильтон. На ней присутствовали еще несколько женщин: Магдалена Фрэнсис, Тереза Мартир, Эльвира Фейл. Была там и Сандра Керр, жена Рикки; кроме женщин, там был и мужчина, заслуживающий внимания, — испанец Мигуэлес.

— Я все запомнил, — сказал О'Мара, — куда я должен отправиться отсюда?

— Я позвоню Рикки, — сказал Куэйл. — Думаю, что сейчас он страдает от мук раскаяния. Я скажу ему, что вы зайдете к нему сегодня вечером. Поговорите с ним совершенно откровенно. Я предлагаю вам так или иначе познакомиться со всеми этими прекрасными леди, вернее, разобраться в их отношениях с Керром. Может быть вы что-нибудь почуете, что-то такое, что ускользнуло от Керра. Во всяком случае, так оно и произойдет, если ваша голова работает, как раньше, Шон. Помните: вы можете быть жестоким. Можете делать, что хотите. И в любом случае вам окажет большую помощь Сэмми Кордовер. Оставьте ваш адрес девушке в приемной, и я распоряжусь, чтобы он с вами связался. А она покажет вам, как найти Рикки Керра. — О'Мара достал очередную черную сигару.

— Все выглядит очень просто, — сказал он. — Мне совершенно ясен один момент. Противная сторона, по-видимому, знала, что решили покончить с Лилли. И они использовали его как приманку, чтобы выяснить, что именно вы будете делать, точно так же, как вы использовали Рикки Керра в качестве подсадной утки для них. Так что тут совершенно очевидна одна вещь, не так ли?

— Что именно?

— Они должны знать, где живет Керр. — Он улыбнулся Куэйлу.

Куэйл ответил ему тем же.

— Вы совершенно правы, — сказал он. — Я знал, что вы сообразите, Шон. Они знают, где находится квартира Рикки. Они просто должны это знать.

— Мне это нравится. Тогда у меня есть, с чего начать. У меня есть идея. Вы догадаетесь, в чем она заключается. Я думаю, что сумею осуществить ее с помощью Кордовера.

— Мне кажется, я понимаю, что вы имеете в виду. Во всяком случае, для начала это неплохо.

О'Мара встал.

— Ладно, — сказал он. — Полагаю, что не стоит терять время. Ведь вы непременно хотите получить этот список обратно, прежде чем они его пустят в дело, Питер, не так ли?

Куэйл усмехнулся.

— Чихать мне на этот список! Он ведь был фальшивый. Я так и думал, что они воспользуются Лилли в качестве приманки. Они знали, что мы его подозреваем. Я заподозрил, что они начнут охоту за Рикки, и я не собирался рисковать. Список, который я передал Рикки, — фальшивый, но он-то об этом не знает. Настоящий список был во время вручен Джерри Вайнингу.

О'Мара сказал:

— Вы умница, Питер, не так ли? Вы никогда не рассказываете никому ни о чем думаете, ни о том, что собираетесь делать. Вы очень быстро разделались с Керром, — он пожал плечами, — а теперь, может быть, хотите и из меня сделать приманку. — Он весело ухмыльнулся. — Я ничему бы не удивился, если оно исходит от вас. Что ж, я приступаю к заданию. Без нужды связываться с вами не стану.

— Не надо, Шон, держитесь отсюда как можно дальше. Я знаю, что вы все сделаете как надо. Это очень-очень важно.

О'Мара уже стоял в дверях.

— Ну, конечно, я все сделаю. Разве когда-нибудь было иначе?

Шон вышел. В приемной он оставил свой адрес блондинке.

— Вы всегда можете найти меня там, если я вам буду нужен.

Он поглядел на нее своими синими глазами, девушка залилась румянцем. Потом она сообразила, что покраснеть ее заставил тон, которым он произнес слово «нужен».

3

На улице было холодно, но квартира О'Мары в Найтсбридже дышала уютом и комфортом. Вид квартиры был такой обжитой, словно ирландец живет в ней давным-давно.

Он сидел у телефона в бархатном халате цвета вишни и, прижимая к уху телефонную трубку, внимательно слушал Сэмми Кордовера.

О'Мара нравился голос Сэмми, нравилась его манера разговаривать и излагать свои мысли.

— Очень хорошо, Сэмми, — сказал он. — Мне кажется, мы с вами могли бы провернуть вместе одну работенку. Вам известны все детали, не так ли? Я выйду отсюда в девять часов. Загляну в «Верили Баттери» и выпью стаканчик. Потом выйду на улицу, немного постою около «Баттери», а затем пойду к дому Керра. — О'Мара помолчал. — Кстати, Сэмми, не переменили ли вы свое мнение о Керре?

— Нет, я по-прежнему считаю его замечательным парнем, а то, что случилось с ним, могло произойти с каждым: ничего не поделаешь, у всех есть нервы.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — сказал О'Мара, — но когда играешь в крутые игры, надо покрепче держать себя в руках. Разве ваши нервы сдают?

Сэмми рассмеялся.

— Вот видите, наши нервы не должны сдавать. Я бы хотел встретиться с вами, — продолжал О'Мара, — когда это возможно? Я бы не против выпить вместе и послушать рассказ о том, как вы попали в эту игру.

В голосе Кордовера зазвучали вдруг совершенно новые ноты — он стал резким и ломким, в нем появилось что-то зловещее.

— Я могу вам это прямо сейчас сказать, мистер О'Мара. Моя сестра Роз — она была великолепная девушка, это я вам точно говорю, мистер О'Мара. У нее был настоящий класс, и она совсем не была похожа на меня. Она получила образование и была хорошенькая…

— Да, — мягко произнес О'Мара. — И что же с ней произошло, если из-за нее вы стали заниматься нашим ремеслом?

— Она была сестрой в гонконгском госпитале, — голос Сэмми дрогнул. — Медсестрой в госпитале имени Стэнли в Гонконге…

— Не надо продолжать, Сэмми, я все понял, — медленно сказал О'Мара. — Хорошо. Мы все сделаем, как договорились. Увидимся непременно.

Он положил трубку и, обернувшись, включил приемник. Минут пять он молча стоял перед приемником, слушая музыку — играл отличный джаз. Это была румба, и О'Мара вспомнил Южную Америку. Он вообще любил музыку, она имела для него какое-то особое значение, как для многих ирландцев.

Потом он неторопливо снял свой халат, бросил его на стул и прошел в спальню. Вынул из ящика комода большой «люгер», с которого срезали добрых два дюйма ствола и приладили на самый его конец грушеобразный глушитель. Оружие изготовил по особому заказу О'Мара искусный оружейник в Рио. Изготовление оружия было у него только хобби, потому что настоящей профессией того джентльмена было убийство без лишнего шума. Работа была отличная!

Надев жилет и двубортный пиджак, О'Мара сунул «люгер» в специальный потайной карман, потом вернулся обратно в гостиную и налил себе небольшую порцию бренди. Проверив содержимое стакана на свет, он с удовольствием опустошил его и закурил свою черную сигару. Потом надел отлично сшитое темно-синее пальто и черную мягкую шляпу и вышел из квартиры.

Полчаса спустя он вышел из «Верили Баттери». Было холодно. Постояв на тротуаре, он попросил швейцара поймать ему такси, но из этого ничего не вышло, такси не появлялось. Тогда О'Мара неторопливо двинулся по тротуару.

Сунув руки в карманы и попыхивая сигарой, он двинулся так спокойно и лениво, что, будь достаточно светло, всякий прохожий принял бы его за романтика, вышедшего прогуляться в вечерний час.

Он шел, глубоко вдыхая свежий воздух, и вспоминая о женщине, с которой проводил время в Рио. Вот это была женщина! Интересно, увидит ли он ее еще когда-нибудь?

Через десять минут он был у дверей дома, где жил Керр. Поднявшись, он нажал на дверной звонок.

Дверь распахнулась — худощавый силуэт Рикки Керра четко вырисовывался в проеме двери от падающего из прихожей света.

— Добрый вечер, — мягко сказал О'Мара, — вы Керр, если не ошибаюсь? Меня зовут О'Мара. Возможно, вам уже сообщили обо мне по телефону?

— Входите, — сказал Керр.

О'Мара оставил в прихожей пальто и шляпу и прошел вслед за Керром в гостиную.

Остановившись у порога комнаты, он, молча смотрел на Керра.

Керр улыбнулся ему странной улыбкой, потом сказал:

— Мне следовало бы лучше знать Куэйла. Сегодня утром я подумал было, что раз я уже во всем ему признался, и он вроде бы простил меня, то будет все забыто. Но, разумеется, так не может быть.

Голос О'Мара звучал почти ласкающе, когда он заговорил:

— Выслушайте меня, Керр. Я работаю у Куэйла очень давно и побывал в разных странах в разных концах мира. И за все эти годы ни разу не было так, чтобы его левая рука ведала, что творит правая. А почему бы ему поступать иначе? Но с вами-то все в порядке. Он вас понимает. Но ведь вы же должны отдавать себе отчет, что необходимо принять какие-то меры. Нельзя же все оставить, так как есть. Ведь ситуация не из лучших!

— Разве я не понимаю? — согласился Керр. — Мне незачем говорить вам, каким мерзавцем я себя чувствую. Хотите выпить?

— Не откажусь. Выпить я люблю.

— У меня найдется виски. — Керр приготовил бокалы.

О'Мара сидел с большим бокалом виски в руке и долго смотрел на Керра. Наконец он произнес:

— Для вас это удар, не так ли? Вид у вас неважный. Вам необходимо отдохнуть. — Голос его все еще звучал успокоительно и ласково.

— Дождь не каплет, а хлещет. А сейчас я вообще попал в переделку. Во-первых, я устроил неприятность Куэйлу, потому что я — проклятый дурак, а когда я вернулся домой, то обнаружил, что жена решила оставить меня. И я не могу сказать, чтобы я от этого был в восторге.

— Очень плохо. Но если жены так поступают, то это от того, что они просто устают от таких, как мы. Ведь они никогда не знают, где мы, когда вернемся, и, в конце концов им это надоедает. Или, может быть, тут замешан кто-то третий?

Керр закурил сигарету.

— В том-то вся и загвоздка. Тут и в самом деле есть кто-то третий.

— Кто же? — спросил О'Мара, глядя Керру прямо в глаза.

Керр отпил немного виски.

— Она ушла к человеку, которого зовут Мигуэлес, он испанец, довольно симпатичный человек. И смелый парень — он сражался на фронте в Испании во время войны.

— Это интересно, — сказал О'Мара. — Это, вероятно, тот самый Мигуэлес, который был на вечере, когда вас вызвали на задание относительно Лилли?

Керр сказал:

— Верно. — Он коротко рассмеялся. Это был странный смех. — Куэйл не терял времени зря, не так ли? Да, он был на этом вечере. Куэйл считает…

О'Мара перебил его:

— Почему вас так беспокоит то, что он считает? Ведь этот вечер — на самом деле важное событие! Вам придется понять, что кто-то вас перехитрил, Керр. Кто-то, кто был на этом вечере. А теперь ваша жена уходит к Мигуэлесу, который тоже был там.

— Послушайте, — сказал Керр, — неужели вы предполагаете…

— Я вовсе не строю предположений, а всего лишь констатирую факт. И, пожалуйста, не раздражайтесь, Керр, хорошо? Сейчас уже слишком поздно выходить из себя.

Керр пожал плечами.

— Вы совершенно правы, — ответил он. — У меня вообще нет права сердиться на что-либо.

Наступило молчание. Потом Керр заговорил:

— Вы ведь не зря пришли сюда, О'Мара. Вам нужно что-то выяснить. Вы виделись с Куэйлом?

— Я видел его. И он поручил мне уладить это дело. А когда я берусь за какую-нибудь работу, я непременно довожу ее до конца. — Он многообещающе улыбнулся. — Я всегда стараюсь проследить события до их логического завершения. Точно так же я собираюсь поступить и в данном случае. Я пришел сюда, чтобы задать вам пару вопросов. Вы должны на них ответить. Возможно, они не очень понравятся вам.

Он рассмеялся своим добродушным смехом. И сразу же атмосфера в комнате разрядилась. События, которые казались драматическими, сразу превратились в нечто не очень серьезное и легко поправимое. И Керр не устоял. С удивлением он заметил, что тоже улыбается.

— Что ж, — сказал он, — сыграем, пожалуй.

— Можно мне еще выпить? — спросил О'Мара. –Он подождал, пока Керр подаст ему бокал, потом продолжал: — Послушайте, Рикки, и вы, и я — мы оба старые игроки, и нам не следует стараться провести друг друга. Вы поскользнулись — что ж, такое и со мной могло произойти. Просто мне больше повезло. И сейчас я должен попытаться исправить то, что еще можно. А поэтому, пожалуйста, будьте со мной откровенны…

— Хорошо, — ответил Керр. — Я буду откровенен.

О'Мара поудобнее устроился в кресле. Он прихлебывал виски, поглядывая на Керра поверх бокала. Он чувствовал себя счастливым: ему уже в который раз предстояло решить сложную задачу, перехитрить всех и достичь своей цели. И к тому же, было так приятно работать в Англии.

— Послушайте, Рикки, — заговорил он. — Меня очень интересует тот вечер, с которого вы отправились на последнее задание. Куэйл дал мне обширную информацию об этой вечеринке. Он не терял зря времени. Ну, ладно… значит, кроме Мигуэлеса — того самого испанца, от которого без ума ваша жена, — О'Мара ухитрился в своей улыбке выразить легкую печаль, — и одного офицера французского батальона, там были еще четыре женщины, не так ли? Эльвира Фейл, Тереза Мартир, Гленда Мильтон — ваша хозяйка — и Магдалена Фрэнсис. Правильно?

— Правильно.

— Если я хоть что-то понимаю в мужчинах, то вы непременно должны испытывать к женщинам большой интерес. Точнее, они должны быть к вам в высшей степени неравнодушны. Я полагаю, что некоторые из присутствующих дам весьма симпатизировали вам, не так ли?

— Возможно, — ответил Керр.

О'Мара рассыпался звонким смехом.

— С кем из них вы спали, Керр?

Наступило молчание, потом Керр проговорил:

— С большинством из них у меня был кое-какой флирт. — И быстро добавил: — Но ни к одной из них у меня не было ничего похожего на серьезное чувство. И не думайте, что я мог на ком-то из них споткнуться.

— Мужчине и не обязательно относиться к женщине с серьезным чувством. Вполне может быть, что мужчину волнует в какой-то женщине какая-то отдельная черта: звук ее голоса, тонкие щиколотки, манера причесываться, походка. — О'Мара помолчал и заговорил снова: — Судя по тому, что я о вас слышал, вы любите свою жену, Рикки. Я слышал, что она очаровательная женщина. Но я вас вполне понимаю. — Он тихо засмеялся. — Мужчина может вовсе и не любить женщину и все же споткнуться на ней. Что ж, значит между вами и большинством присутствующих на вечере женщин были романы — в разное время, но были? Просто так, мимоходом.

— Вот именно, мимоходом.

Снова наступило молчание.

— Есть ли у вас основания считать, что какая-то из этих дам может быть связана с врагом? Разумеется, нет. Если бы вам в голову пришло нечто подобное, вы бы следили за каждым своим шагом. И все же, учитывая все происшедшее, можете ли вы предполагать, что нечто подобное имело место?

Керр покачал головой.

— Нет. Гленда Мильтон — просто приятная женщина. Очень любит устраивать всякого рода вечеринки. Она темпераментна. Время от времени в кого-то влюбляется. Но не слишком часто. Магдалена Фрэнсис… ну, она просто дурочка… помешана на мужчинах. Думает только о тряпках и о победах над сильным полом. Эта дамочка Фейл — Эльвира Фейл — очаровательная малышка. И от нее не так легко чего-то добиться. Что же касается этой штучки Мартир… — Керр рассмеялся.

— Что в ней смешного, в этой Мартир?

— Она просто чудачка. Выглядит не слишком привлекательной. Плоскогрудая, не слишком хорошенькая и все же чем-то неотразимо волнующая. К тому же отлично одевается.

— В таком случае, почему же вы увлеклись ею? — спросил О'Мара. — В вашем голосе звучит искренняя заинтересованность.

— Я и сам не знаю. Я вообще не слишком хорошо разбираюсь в женщинах. В них трудно что-либо понять. Я ведь говорю, что она по-своему привлекательна, к тому же мне было просто жаль ее.

— Вы пожалели ее и поэтому увлеклись ею?

— О, что-то в этом роде, — небрежно ответил Керр. — Но какое это имеет значение?

— Никакого в сущности, — также небрежно ответил О'Мара. — Просто мне хотелось представить себе полную картину.

— Вот что, Рикки, — продолжал О'Мара. — Сидите-ка вы дома, пореже отлучайтесь. Мне бы хотелось застать вас на месте, если вы мне понадобитесь. Я позвоню вам через пару дней.

— Вы думаете, вам удастся все это уладить? — спросил Керр с легким волнением в голосе. — Думаете, что все обойдется? У меня из головы не выходят те ребята во Франции. Если этот список попадет к немцам, для них все будет просто ужасно.

— Боюсь, что это так, — сказал О'Мара. — Но мы постараемся сделать все, что в наших силах. Кстати, Рикки, — боюсь, право, что мой вопрос покажется нескромным, — но все же, что вы собираетесь предпринять в отношении миссис Керр? Вы собираетесь повидаться с ней или с ее приятелем Мигуэлесом?

Керр пожал плечами.

— Я сделаю все, что вам угодно, — сказал он. — Если это будет неудобно для вас, я ничего не стану предпринимать.

— Спасибо, — сказал О'Мара. — Пока что, пожалуйста, меня весьма интересуют те женщины, которые были на вечере, и мне не хотелось бы, чтобы сейчас они были заняты этим скандалом. Когда же я покончу с этим делом, можете делать все, что найдете нужным.

Керр снова пожал плечами. Он считал то, что потеряно — потеряно, что бы там ни предпринимать.

О'Мара уставился на кончик своей сигары. Потом сунул ее обратно в рот и с видимым удовольствием выпустил клуб дыма.

Наклонившись вперед, он сказал:

— Вот что, Рикки. Давайте-ка поговорим с вами подробнее об этих женщинах. Я хотел бы услышать о том, что они любят, что им нравится, как они привыкли развлекаться, как они одеваются. Начнем с Эльвиры Фейл. Прежде всего…

О'Мара приступил к осторожному расследованию.

Сандра стояла, глядя на огонь в камине. В одной руке у нее была сигарета, другую она протянула к огню. Ощущение тепла вызывало приятное чувство успокоения. Или это ей только так казалось? Может быть, виной всему странное чувство непривычности происходящего?

«Ведь это нанесет удар Рикки, — подумала она. — Но ведь ему следовало ожидать нечто подобное. Может быть, когда-нибудь он даже решит, что все это к лучшему… Бедный Рикки…»

На ней было сшитое отличным портным бархатное платье сапфирового цвета, на шее кружевной шарф бледно-розового оттенка, схваченный у горла сапфировой брошью.

Она бросила сигарету в огонь и медленно стала прохаживаться по комнате, заложив руки за спину. Она думала о Рикки, о Мигуэлесе, о людях вообще.

В дальнем конце гостиной квартиры Мигуэлеса стояло большое зеркало. Сандра остановилась перед ним, разглядывая свое отражение. Она находила, что новая прическа с голубой лентой в волосах очень удачна. Она надеялась, что Мигуэлес найдет ее очаровательной.

«Странный человек», — подумала она с легкой улыбкой. Потом подошла к столику, на котором стоял телефон, и с минуту молча смотрела на него. Повернулась, вышла из комнаты, через минуту вернулась с острым ножом и очень аккуратно и бережно разъединила ножом цветные проволочки телефонного шнура. Взяв трубку, приложила ее к уху. Телефон молчал. Связи не было.

Она услышала, как в замке поворачивается ключ, сложила карманный ножик и сунула его в карман платья. Когда Мигуэлес вошел в комнату, она уже снова стояла перед камином в свободной позе, протянув одну руку вдоль каминной полки.

Он остановился в дверях, глядя на нее. Плечи его были безвольно опущены, руки спокойно висели вдоль туловища, во всем его облике было что-то, близкое к отчаянию. Несколько минут он смотрел на нее, словно пытаясь разобраться в своих собственных мыслях о ней.

— Добрый вечер, Энрико, — сказала она. — Почему у тебя такой несчастный вид?

Мигуэлес промолчал.

Он подошел к буфету, смешал два коктейля. Подойдя к ней, подал ей один бокал.

— Никогда еще не было более странного романа, чем наш, любимая. Никогда не было ничего более необычного — почти глупого. И никогда еще ничего не начиналось более чудесно и не кончалось — это я чувствую наверняка — так трагически, как непременно кончится.

— Ты просто в угнетенном настроении, Энрико, — сказала Сандра с улыбкой. — Ты ведь был так несчастлив все это время. Ты все время беспокоился о моем муже, о том, что он предпримет. Но ты можешь быть совершенно спокоен. Рикки никогда не выйдет из роли разумного человека. Он не станет делать ничего выходящего за рамки приличия.

— Я так не считаю, — ответил Мигуэлес. — Неужели ты считаешь, что он был благоразумным в отношении тебя?

Она пожала плечами, отпила коктейль и поставила бокал на каминную полку.

— Это совсем другое дело. Ты должен понять, что Рикки всегда очень любил меня. Но почти все время он был занят борьбой, борьбой со своим собственным темпераментом. Я ведь сказала тебе, когда пришла сюда, что тоже очень любила Рикки. И я решилась оставить его ради тебя только потому, что он сам виноват: он слишком много пьет, слишком глупо ведет себя с женщинами. Правда, это не значит, что он на самом деле глуп, во всяком случае, он никогда не совершал по-настоящему глупых поступков.

Мигуэлес докончил свой коктейль, подошел к буфету, смешал себе новую порцию. Она заметила, что руки у него слегка дрожат.

— Я не боюсь Рикки, — сказал он. — С чего мне его бояться? Мне просто ненавистна сама жизнь, вот и все. Я-то думал, что мне удалось чего-то добиться в этой стране, удалось выполнить свою миссию. Я думал, что поживу здесь еще немного, а потом смогу вернуться в Испанию и увезти тебя в качестве своей жены. И эти мысли доставляли мне огромное наслаждение.

— И что же теперь? — спросила она. — Больше тебя это не радует?

Он повернулся и стоял, облокотившись на буфет и глядя на нее.

— Как ты догадалась о моем чувстве к тебе, Сандра? — спросил он.

— Однажды я разговаривала с Терезой. Тереза всегда была моя хорошей приятельницей. Я люблю ее, и она платит мне тем же. Она очень переживала из-за того, что между Рикки и некоторыми ее приятельницами время от времени возникают романы. Ей это очень не нравилось. Ей потребовалось немало мужества, чтобы сказать мне то, что она считала нужным сказать. А потом как-то в разговоре, уже не помню, как именно, выплыло твое имя. И она сказала мне, что ты меня любишь и что ты говорил, что если бы я стала твоей женой, ты удовольствовался бы тем, что я сама захотела бы дать тебе.

Она пожала плечами и продолжала:

— Что ж, я хотела избавиться от Рикки. Мне просто необходимо было уйти от него. Ты должен понимать, Энрико, что женщина может настолько любить мужчину, что мирится со всеми его похождениями, пусть даже чувствуя, что постепенно теряет к себе уважение. И поэтому необходимо было быстро принять какое-то решение, иначе я никогда не смогла бы покинуть Рикки. Я решилась. Я поговорила с тобой. И вот я здесь.

Мигуэлес стоял совершенно неподвижно.

— Ты самая красивая и очаровательная женщина из всех, что я встречал в своей жизни. Никогда я не знал женщины прекраснее и добрее тебя. И как это ни странно… Интересно, кто бы из твоих друзей поверил, что за все эти дни, проведенные вместе, между нами ничего не было, что я даже не поцеловал тебя ни разу? Интересно, поверили бы они, что возможно такое единение душ?

— Разве это имеет какое-нибудь значение, чему они верят или не верят? Может быть наступит день, когда между нами все станет возможным, Энрико. А пока что скажи, что с тобой происходит?

— Произошла ужасная вещь, — сказал он тихо. — Моя миссия в этой стране провалилась. Как ты знаешь, я прибыл сюда в качестве представителя Испанского Национального правительства. Я должен был постараться добиться такого положения, чтобы возникла возможность сотрудничества между нашими странами, твоей и моей. — Он беспомощно пожал плечами. — Что ж, ничего не вышло. Да и как могло что-то получиться? Франко так или иначе ассоциируется у англичан с немцами. И с кем бы я ни разговаривал, всякий считает, что я действую на руку немцам, и что испанское правительство настроено прогермански. Я начал понимать, что мне бесполезно пытаться убедить здесь кого-то в противном.

Но все же надеялся, что мне удастся пробыть здесь достаточно, чтобы ты успела покончить с процедурой развода и чтобы мы успели пожениться здесь, прежде чем мне придется отбыть в Испанию. Ну а теперь оказывается, что это невозможно.

Сандра замерла.

— Энрико! — Он кивнул и сказал с горечью:

— Это правда, Сандра. Мне выразили недоверие. Практически я получил от британского правительства приказ покинуть страну в течение ближайших четырех-пяти дней. Ну… так что же нам теперь делать?

— О, Боже! — воскликнула она. — Что мне теперь делать?!

— Вот это меня больше всего и волнует! О себе я нисколько не беспокоюсь. Я думаю только о тебе.

— Неужели я не могу ехать в Испанию?

— Нет, — ответил он. — Этого тебе никто не позволит. Ты не получишь выездную визу. Думаешь, им известно, что в данный момент ты находишься здесь, в моей квартире?

Сандра вздохнула и посмотрела на него. Ее фиалковые глаза потемнели, стали печальными.

— Что же нам делать, Энрико? — спросила она.

— Не знаю. Хотел бы я найти выход, но ничего не знаю. Что касается денег, тут все в порядке. Я могу оставить тебе сколько угодно денег, но мне придется вернуться в Испанию, и я даже не знаю, когда мы снова увидимся.

Наступило молчание. Потом она сказала:

— Послушай, мне кажется, мы сегодня оба слишком расстроены. Мы, конечно, должны принять решение, но давай сделаем это завтра утром. А сегодня, сейчас, давай поедем куда-нибудь поужинать, потанцевать и будем делать вид, что у нас все в порядке. Договорились?

Он улыбнулся ей и сказал:

— Все же ты необыкновенная женщина, Сандра! Ты всегда умеешь найти в жизни какие-то приятные стороны! И поэтому ты так неотразима, ты умеешь быть счастливой! — Он отошел от серванта. — Мы сделаем, как ты предлагаешь. Ты закажешь столик?

— Да.

Она подошла к телефону и набрала номер.

— Ты выпей пока еще, Энрико. Еще не все потеряно. Кто знает, может быть, нас за углом ожидает чудо.

Он налил себе еще коктейль.

— Что-то стряслось с телефоном, — сказала она. — Нет гудка.

Он подошел к ней.

— Дай-ка я попробую. — Он взял у нее трубку. — В самом деле, гудков нет.

— Не беспокойся, — сказала она. — Я спущусь вниз, к портье, и позвоню на телефонную станцию, сообщу, чтобы утром прислали монтера. Заодно закажу и столик. Ты пока пей, я вернусь через минуту.

Комната портье была пуста. Сандра подошла к телефону и набрала номер.

— Говорят от мистера Мигуэлеса, квартира 22, Сент-Франко-Корд, Сент-Джеймс-Вуд. Примроз 73624. У нас что-то не в порядке с телефоном. Боюсь, что-то серьезное, а нам необходимо, чтобы ремонт произвели срочно, у мистера Мигуэлеса дипломатический паспорт, может быть, вам это следует знать.

Мужской голос ответил:

— Очень хорошо, мэм. Мы пришлем человека утром пораньше.

Она поблагодарила и положила трубку. Подождав минуту, она набрала номер ресторана и заказала столик для ужина.

Сэмми Кордовер стоял в парадном на темной улице напротив подъезда дома, где жил Керр. Сунув руки в карманы и привалившись спиной к стене, он размышлял об О'Маре.

Он думал о том, что О'Мара должен оказаться отличным парнем. Что-то совершенно особенное было в его голосе с властными интонациями. Это был голос человека, привыкшего распоряжаться.

Одно имя чего стоит: О'Мара… Человек, носящий такое имя, должен быть на самом деле необыкновенным! В чем в чем, но уж в таких делах Сэмми понимает толк.

Сэмми видел О'Мару всего несколько секунд, когда он вышел в темноту из «Верили Баттери» и мигнул фонариком, пытаясь подозвать такси. Но Сэмми было достаточно и этого.

На улице было холодно, но Сэмми не чувствовал этого. Он стоял совершенно неподвижно, не сводя глаз с подъезда дома, где жил Керр, в ожидании чего-то, что должно произойти. О'Мара предполагал, что если за квартирой Керра ведется вражеское наблюдение, то оно должно вестись изнутри дома; врагам нужно не спускать глаз с самой квартиры Керра, чтобы знать, кто туда приходит, кто уходит и так далее.

Сэмми очень хотелось закурить, и он нетерпеливо повел плечами.

Прошло минуты три-четыре, и дверь дома на противоположной стороне улицы распахнулась. Раздвинулась штора затемнения, и на улицу вышел человек. Всего лишь одну секунду лицо его оказалось в полосе света, но Сэмми этого было достаточно.

Человек был молод, высок и худощав. На худом, очень белом лице блестели глубоко запавшие в глазницы глазки. Сэмми почему-то вспомнил о черепе скелета при взгляде на это лицо.

Человек пересек улицу. Кордовер слышал звук его шагов, потом они замерли в нескольких ярдах от него. Сэмми ухмыльнулся. Человек, который, совершенно очевидно, дожидался появления О'Мары, притаился в парадном слева от того места, где прятался Сэмми. Кордовер подумал: «Кто бы ты ни был, приятель, не слишком-то удачный у тебя сегодня вечер… Ты наверняка один из подонков, работавших на Лилли…»

Прошло еще десять минут, и дверь на противоположной стороне улицы снова открылась. На улицу вышел О'Мара. Он постоял на тротуаре, долго возился с сигарой, которая не раскуривалась, потом медленно пошел по тротуару и завернул направо.

Кордовер следил за ним, пока не скрылся из виду, потом услышал звук шагов — человек двинулся вслед за О'Марой. Тогда и Сэмми вышел из своего парадного и бесшумно пошел вслед за преследователем. «До чего забавно, — подумал он, — словно шествие какое-то».

Тот, кто следил за О'Марой, знал свое дело. Он все время держался у самых стен домов, время от времени меняя темп ходьбы — его недаром натаскали на слежку.

О'Мара немного ускорил шаги, он прошел по Беркли-сквер на Чарльз-стрит. Улица была пустынна и тиха. О'Мара перешел дорогу, свернул на Квик-стрит и вошел в переулок.

Кордовер услышал, как шаги впереди него стали быстрее. «Ах ты, проклятый идиот, — подумал он, — вот ты и представил себе, как человек, шедший впереди него, сунул руку в карман, нашаривая пистолет, из которого собирается выстрелить в О'Мару…

Переулок был длинный и тихий, здесь были только пустые дома и гаражи. Даже днем этот переулок был пустынный.

Кордовер прибавил шаг, молча приближаясь к шедшему впереди. Когда человек тоже свернул в переулок, Кордовер почти поравнялся с ним, а когда он огибал угол, Сэмми настиг его. Сунув белолицему руку под мышку, он прижал к грубошерстному пальто короткоствольный револьвер.

— Полегче, паренек, — сказал он. — Не шуми и не волнуйся, понял?

Человек повернулся и посмотрел на Кордовера, Неподалеку светил затененный колпаком фонарь — в его свете Кордовер убедился, что лицо человека даже не дрогнуло, словно он принимал все происходящее как само собой разумеющееся.

— Не понимаю, чего вы хотите, — спокойно сказал он.

— Поймешь, — пообещал Кордовер. — Пошли.

Они прошли по переулку, в двадцати ярдах на пороге пустого дома стоял О'Мара.

— Давайте его сюда, Сэмми, — сказал он, открывая дверь.

Белолицый сказал:

— Это какая-то ошибка.

— Разумеется, мы могли и ошибиться, — небрежно сказал О'Мара. — В таком случае, вам очень повезло.

Они вошли в дом. Кордовер тщательно прикрыл дверь. О'Мара зажег карманный фонарик. По-видимому, он заранее побывал в этом доме и теперь свободно ориентировался в нем.

Он двинулся вниз по лестнице в подвал, где было только одно затемненное окно. О'Мара нашел выключатель, щелкнул им. Комната была большая и пустая, в ней были только ветхий стол и пара стульев.

— Устраивайтесь, как дома, — сказал О'Мара белолицему субъекту.

Человек опустился на стул, сложил руки на коленях и уставился на О'Мару. Глубоко запавшие глаза сверкали.

— Хорошо, Сэмми, — сказал О'Мара, поглядывая на Кордовера, — я справлюсь сам. Вы знаете, что нужно делать, не так ли?

— Да, — ответил Кордовер. — Когда именно?

— Я думаю, через четверть часа, — небрежно произнес О'Мара. — Не позже.

Он вынул из кармана свой «люгер».

Кордовер. вышел, а О'Мара подошел к белолицему. Он глядел на него сверху вниз. Человеку было лет двадцать восемь, не больше. Он снял свою шляпу и положил на стол. Волосы у него были светлые, вьющиеся, одну щеку пересекал шрам.

— Встаньте, — приказал О'Мара.

Когда тот подчинился, О'Мара быстро провел руками по его пальто. В кармане он нашел пистолет 36-го калибра. Переложив его в свой карман, он снова указал человеку на стул.

— Ну, вот что… Вы собирались прикончить меня, — сказал О'Мара. — Полагаю, ваш босс догадался, что кто-то из нас обязательно посетит Керра. Кто-то важный из организации, вроде меня. — О'Мара саркастически улыбнулся. — Знаете, а ведь босс сделал из вас дурака, — продолжал он спокойно. — Он, как говорят американцы, сделал из вас «козла отпущения».

— Да? — спросил человек. Легкая улыбка играла на его губах. — Что же дальше?

О'Мара взял второй стул, смахнул с него пыль, уселся на него верхом и испытующе посмотрел на бледнолицего.

— Послушайте, — сказал он, — нам нет смысла тратить время на долгие разговоры. Или вы, может быть, не желаете разговаривать?

— Мне вообще не о чем говорить, — сказал молодой человек на отличном английском языке, без малейшего акцента.

— Я не думаю, что вам есть о чем говорить, но, может быть, это вам пошло бы на пользу, — сказал О'Мара. — Кто вы такой? На кого работаете? Кто приказал вам следить за квартирой Керра?

Наступило молчание, а потом молодой человек тихим голосом произнес грязное ругательство прямо в лицо О'Мары. И снова молча уставился на ирландца.

— Обычный выпускник одной из гиммлеровских школ, меня просто мутит от таких, как ты. Но я все же должен сказать тебе, что если ты согласишься заговорить, то я тебя отвезу в соответствующий отдел нашей разведки, и у тебя появится шанс уцелеть. Как насчет этого?

Ответа не было. Глаза, из черных провалин смотревшие на О'Мару, не выражали ровно ничего, словно человеку все было безразлично.

О'Мара вздохнул, поднялся со стула.

— Что ж, ты сам так решил.

Люггер три раза тихо хлопнул, словно вылетела пробка из бутылки шампанского, человек мешком свалился со стула.

О'Мара сунул пистолет обратно в карман, подошел к трупу, перевернул его лицом вверх, расстегнул пальто. Привычным жестом он ощупал пиджак и жилет парня, не обращая внимания на огромное кровавое пятно, расплывшееся по рубашке. В карманах он обнаружил два ключа, немного мелочи, огрызок карандаша — это все, что было в пиджаке. В карманах брюк вообще ничего не было, зато в кармане жилета ирландец нашел конверт.

О'Мара внимательно осмотрел его. На нем не было никакой надписи, но внутри лежал листок бумаги. Записка была написана на испанском языке. О'Мара разобрал, что она адресована какому-то «сеньору», но имя было тщательно подтерто — следы этого были ясно видны в свете тусклой лампочки.

«Дорогой сеньор, я нахожу, что вы обошлись со мной не слишком порядочно. Я считаю, что вы нарушили условия сделки, которую мы заключили между собой. Я выполнил свое обещание, потому что всегда держу данное слово, а теперь, когда наступило время и вам сдержать свое слово, оказывается, что вы меня бросаете на произвол судьбы. Мне это совсем не нравится. Я надеюсь, что найду возможность повидать вас и уладить это дело по-дружески. Надеюсь, что это окажется возможно. Если же нет, то мне остается единственный выход. Мне не хотелось, бы делать это, потому что я человек чести. Надеюсь, что вы дадите мне знать о себе в течение ближайших четырех дней. Я нахожусь в чрезвычайно затруднительном положении.

Э. М.»

О'Мара опустился на пыльный стул. Он несколько раз перечитал записку и нашел, что у писавшего превосходный почерк. Затем сунул записку обратно в конверт и упрятал его в карман. Несколько минут он сидел неподвижно, уставившись не темную груду на полу. Пятно крови уже проступило на пиджак и медленно расплывалось по сукну. Вдруг О'Мара начал улыбаться.

— Черт меня побери, — сказал он про себя. И ощутил нечто похожее на счастье.

Дверь открылась, вошел Сэмми Кордовер.

— Все в порядке, — сказал он. — Грузовик у дверей. У меня там есть ящик из-под фруктов и несколько мешков. — Он кивнул на бесформенную кучу, на полу.

— Прекрасно, — сказал О'Мара, доставая свой портсигар и выбирая сигару. — Мы уберем его отсюда. — Вы знаете, куда ехать?

— Все устроено, О'Мара, — сказал Кордовер. О'Мара пошел к двери. Проходя мимо трупа, он кивнул Кордоверу.

— Вот и еще один в счет за вашу сестру. Возможно, мы сумеем и еще кое-кого добавить, прежде чем покончим с этим делом!

Они вышли на улицу.

4

Сэмми Кордовер вел небольшой грузовичок — фирменный фургончик с надписью на боку «Телефонная служба Лондона» по Сент-Эрикс-Корт. Остановившись возле нужного дома, он вышел из кабины. На нем был комбинезон, в руках чемоданчик с инструментами.

— Что-то не в порядке с телефоном в квартире 22, насколько мне известно, — сказал он портье.

— Да, — ответил тот. — У мистера Мигуэлеса, на первом этаже. Дверь вверх по лестнице, направо.

— Спасибо, — ответил Кордовер.

Он вынул окурок сигареты изо рта и сунул его за ухо. Поднявшись по лестнице, он нажал на кнопку звонка квартиры 22.

— Телефонная служба, — сказал он открывшей дверь горничной. — У вас ведь не в порядке телефон?

— Да. Входите.

Он прошел за ней в гостиную, открыл чемоданчик.

— Кто-то, видно, слишком сильно дернул шнур, — озабоченно сказал он девушке и принялся за работу.

В комнату вошла Сандра Керр.

— О, мэм, это человек из «Телефонной службы», — сказала горничная. — Он чинит аппарат.

Сэмми бросил через плечо взгляд на Сандру.

— Доброе утро, — сказал он.

— Доброе утро. Что-нибудь серьезное?

— О, нет. На несколько минут работы.

— Отлично, Мери, — сказала Сандра, — вы можете идти.

Девушка вышла из комнаты.

Кордовер стоял на коленях и возился со шнуром.

— Кто-то, видно, неосторожно обошелся с телефонным шнуром, — объяснил он Сандре. — Соединение повреждено, но ничего серьезного.

Он оперся рукой на стоящий рядом столик, между пальцами у него была зажата крохотная бумажка. Она скользнула рукой по его руке, осторожно захватив бумажку.

— Что ж, я рада, что тут ничего сложного нет. Если хотите кофе, то, когда закончите работу, девушка вам подаст.

Она вышла из комнаты, у себя в спальне развернула бумажку. «Фэйл-стрит, 32, Фулхем-роуд, сегодня в десять вечера», стояло в ней.

Она подошла к камину, положила бумажку в пепельницу и поднесла к ней спичку.

Атмосфера клуба — изысканного заведения, находящегося не более чем в ста метрах от Беркли-стрит, — всегда вызывала восхищение у миссис Гленды Мильтон. И если в настоящую минуту она не испытывала этого привычного чувства, то это было по не зависящим от нее обстоятельствам.

Миссис Гленда Мильтон принадлежала к известной категории чрезвычайно красивых женщин, которые даже на пятом году войны оказываются не в состоянии «примириться с войной».

Таких женщин много. У нее был муж, который любил ее и потому всегда подозревал в неверности, приличный доход, восхитительная квартира, великолепные туалеты, у нее было все то, что многие другие женщины назвали бы настоящим счастьем. Но она была несчастна, потому что ей всегда было скучно. Из-за этой скуки она постоянно совершала поступки, которые могли бы рассеять это чувство. Но, как ни странно, эти поступки только усиливали скуку.

Гленда заводила романы с теми мужчинами, которых считала достойными этой чести, она, пожалуй, много пила, слишком много курила, слишком много тратила денег. Если она и находила, что дни слишком длинные, то в основном потому, что ночи неизменно бывали короче.

Она была стройна и очаровательна — великолепные ручки и ножки — и казалось, была создана для того только, чтобы украшать своей персоной высокий табурет за хромированной стойкой бара в одном из тысяч «клубов», рассеянных по всей огромной столице.

А уж если бы ей потребовалось оправдать свое поведение, она была наготове — во всем были виноваты этот ужасный мистер Гитлер и Война, которые обрекают всех на сидение в пыльном и грязном Лондоне, вместо того, чтобы, как прежде, кататься по всему свету в поисках развлечений.

Такова была Гленда Мильтон.

И сейчас она, как обычно, сидела в самом углу обеденного зала клуба, отлично меблированного и освещенного чуть приглушенным светом, столь благоприятным для цвета лица тех леди, которые были завсегдатаями этого заведения.

Как всегда, она была великолепно одета. Напротив нее сидела Тереза Мартир, рассеянно посасывая вишенку, вынутую на палочку из бокала с коктейлем. Тереза, как всегда неотразимая, в простом, но дорогом черном платье, с единственной ниткой жемчуга на шее, оглядывала зал, миссис Мильтон и всех посетителей с видом благосклонного одобрения.

Гленда Мильтон с горечью подумала: «Ты очень счастлива, Тереза, не так ли? Необыкновенно довольна собой? До чего же мне хочется перерезать тебе горло, сука ты эдакая!»

Эти мысли, однако, не отражались на ее лице. Вслух она сказала:

— Тереза, мне хочется еще одну порцию коктейля, и надеюсь, что обед не заставит себя долго ждать!

Тереза Мартир сделала знак официанту и заказала коктейль.

— Обед будет через минуту, дорогая, — сказала она. — Я заказала нечто особенное. У нас будет цыпленок. Я решила, что нам следует что-то отметить как следует!

— Что отметить?

Тереза пожала плечами.

— Не знаю. Но ведь не обязательно должна быть причина. Правда, вы сегодня выглядите особенно очаровательно, Гленда! И мне так нравится ваше платье, ведь у вас такой великолепный вкус.

«К черту мой вкус и мое платье», — подумала миссис Мильтон.

Она была страшно напугана. Время от времени она бросала беспокойные взгляды на дверь, которая вела в столовую из бара, словно ожидая чьего-то появления. Она и в самом деле ждала появления огромного очаровательного человека, который напугал ее до смерти. Он должен был появиться через эту дверь, звали его О'Мара.

Она подумала, что жизнь — странная штука и вовсе не забавная. Сегодня утром она была совершенно счастлива. Она нанесла визит в парикмахерскую, результаты которого превзошли все ее ожидания. Она вышла на улицу с дивным чувством, знакомым каждой женщине, когда прическа удачна и к лицу ей. Такси, шофер которого сохранил неизменную верность миссис Мильтон, поскольку она давала баснословные чаевые, ждало ее у тротуара.

Но она не успела подойти к машине. Откуда ни возьмись, прямо перед ней выросла огромная фигура отлично одетого человека. Он улыбнулся ей, снял свою шляпу и поклонился.

— Миссис Мильтон, насколько я знаю. Меня зовут О'Мара. Чрезвычайно сожалею, что столь бесцеремонно навязываю вам свое общество, но думаю, что нам с вами необходимо немного поболтать.

— В самом деле? — удивилась она. — Боюсь, что я незнакома с вами. — И она сделала движение, чтобы обойти его.

— Вы и в самом деле не знаете меня, миссис Мильтон, но прошу вас не заблуждаться на этот счет, вам придется.познакомиться со мной. Можете, если хотите, сесть в ваше такси, но мне кажется, гораздо благоразумнее будет с вашей стороны, если вы согласитесь выпить со мной чашку кофе и заодно немного поболтать.

— Чего ради я должна с вами пить кофе и разговаривать? — спросила она негодующим тоном. — У вас, очевидно, что-то не в порядке с головой.

Произнося эти слова, она лихорадочно пыталась припомнить, где же она могла встречать раньше этого большого, и такого грозного человека.

Гленда почувствовала необъяснимый страх.

— Я вам скажу, почему именно, — сказал О'Мара с приятной улыбкой. — Вы же знаете, что Хьюберт — ваш муж — несколько недоволен вашим времяпрепровождением. Точнее сказать, сыт по горло вашими похождениями. И вам отлично известно, что как раз сейчас он настроен так, что может обойтись с вами довольно отвратительно. Я могу поспорить, моя дорогая, что он именно так и поступит, если я сообщу ему некоторые интересные подробности о тех ночах, которые вы провели с Рикки Керром. Хьюберту это очень понравится, не так ли?! И очень может быть, что он немедленно расстанется с вами… просто так, чтобы проверить, как вы будете вести себя… не так ли? Поэтому вам лучше отправиться со мной и выпить кофе, маленькая дурочка!

Голос Терезы оторвал ее от недавних воспоминаний:

— Вот ваш коктейль, дорогая! Ах, дорогая, вы слышали самое последнее определение метеорологов?

Гленда сделала большой глоток и покачала головой.

— Метеоролог, — весело сказала Тереза, — это человек, который предсказывает погоду, заглянув в женские глазки…

— Отлично… просто отлично, — рассеянно сказала миссис Мильтон.

Ее мысли были заняты О'Марой. Когда он назвал ее дурочкой, она с замиранием сердца подумала: «Значит, вот он как выглядит, шантаж. Вот как он начинается, о Боже!»

Она ему так и сказала.

— Не беспокойтесь, миссис Мильтон, — ответил с улыбкой этот страшный человек, — никто не собирается ни угрожать вам, ни шантажировать, если вы сделаете то, что от вас требуется. Ну, так как же, вы сядете в свое такси или мы поедем на нем вместе, чтобы выпить где-нибудь чашку кофе?

— Хорошо, — сказала она.

Она поехала с ним, они выпили кофе и поговорили, если этим словом можно назвать то, что было почти допросом.

И теперь Гленда ожидала его появления.

Она сделала то, что он ей велел, а теперь готовилась сказать все то, что ей было приказано, а потом должен был подойти и он сам… интересно, что же ей еще придется потом сделать, какую еще роль сыграть…

Тереза Мартир сказала:

— Никогда раньше не замечала, что вы так странно пьете коктейль. Вы его просто одним глотком проглотили. Только не говорите, что вы решили пить горькую! — И она игриво усмехнулась.

— Я даже не заметила, — сказала миссис Мильтон, — я немного обеспокоена… немного волнуюсь.

— Неужели? — Тереза подняла брови. — Только не говорите, что у вас на самом деле стряслось что-то серьезное. Может быть, я могу вам чем-то помочь, Гленда? Вы не расскажите мне, в чем дело?

— Вы уже отлично обо всем осведомлены, — сказала Гленда. — Чертовски хорошо осведомлены. Потому что я беспокоюсь о Сандре.

Тереза Мартир высоко подняла подрисованные брови.

— Почему же? Почему это вы беспокоитесь о нашей Сандре?

— Потому что я считаю, что вы сыграли с ней отвратительную шутку, — глаза миссис Мильтон блеснули. — Потому что я считаю, что она оказалась в ужасном положении. Как вы знаете, она моя подруга, и при этом я имею в виду не ту дружбу, которую имеете в виду вы, Тереза.

Тереза улыбнулась соболезнующей улыбкой.

— Вы довольно грубо ведете себя для подруги, вы не находите, Гленда? О чем это вы говорите? Вы хоть отдаете себе отчет в своих словах?

— Послушайте, — сказала Гленда Мильтон, — мне отлично известно, что Рикки Керр оставил вас в дураках. Вы ведь были его любовницей, а потом он бросил вас, не так ли? И поэтому вы решили отомстить ему. Вы притащили ко мне в дом этого скользкого испанца Мигуэлеса, нарассказали Сандре кучу лжи о Рикки, вызвали у нее отчаянный гнев против него, а затем бросили ее в объятия этого Мигуэлеса, который только этого и дожидался.

— О, Боже, Боже! — воскликнула Тереза. — Как все это ужасно звучит! — В ее голосе зазвучали сардонические нотки. — А вы ужасно озабочены ее судьбой. Но почему же это, дорогая моя девочка? Может быть, вам неизвестно, что Мигуэлес собирается жениться на Сандре, это будет чудесная парочка.

— Тереза, вы — лгунья, — невозмутимо сказала Гленда.

— В самом деле? — голос Терезы прозвучал насмешливо.

— О, да, разумеется, — продолжала миссис Мильтон. — Разумеется, вам совершенно неизвестно, что миссия, с которой Мигуэлес прибыл сюда, провалилась, что он должен покинуть страну в ближайшие три-четыре дня и что он никак не может жениться на Сандре. — Она с горечью рассмеялась. — Ей ведь сначала необходимо получить развод, а говоря откровенно, я никак не думаю, что Рикки очень облегчит ей эту задачу после того, как она с ним обошлась.

— Неужели все это правда, Гленда? — спросила Тереза серьезно. — В таком случае, это и впрямь ужасно. Неужели Мигуэлес, в самом деле, должен уехать? Я ведь думала, что он будет здесь очень долго. Я думала…

— Что бы вы там ни думали, вы ошиблись. Вот как обстоят дела. Почему же вы хоть немного не подождали? Нет, вам непременно нужно было отомстить Рикки, даже если при этом вы принесете несчастье Сандре. Что она теперь будет делать? Она оставила Рикки и не может вернуться к нему. А Мигуэлес уезжает. Что за положение!

— Я согласна, Гленда, — небрежно сказала Тереза. — Ситуация не слишком приятная. Кстати, откуда вы все это узнали?

— Сандра звонила мне сегодня утром, — без запинки солгала Гленда, которая отлично играла свою роль.

— И это она сказала вам, что у Рикки со мной был роман? Она вам это сказала?

— Нет, — покачала головой Гленда. — Это мне сказал Рикки. Я позвонила ему после разговора с Сандрой. Мне кажется, он не очень хорошо к вам относится, Тереза. Да и почему бы ему относится к вам иначе? До чего же подло вы ведете себя по отношению ко всем!

— Моя дорогая, — с улыбкой сказала Тереза. — До чего же вы любите все преувеличивать! На вашем месте я бы выпила еще один коктейль и успокоилась.

— Вы, наверное, правы. Во всяком случае, я не сторонница публичных ссор.

— Неужели нет, моя дорогая? — любезно спросила Тереза. — А я уж было подумала как раз обратное. — Она заказала еще одну порцию коктейля.

Гленда Мильтон посмотрела на дверь, и все внутри у нее сжалось. На пороге показалась огромная фигура великолепного О'Мары.

— Вот и он, — сказала она себе. — Что ж, я выполнила все, что он хотел. Может быть, теперь он оставит меня в покое… может быть…

О'Мара остановился в дверях, оглядывая зал. Глаза его остановились на миссис Мильтон, и тут же удивленная улыбка показалась на его лице. Он быстро подошел к столу.

— Неужели малышка Гленда — и после стольких лет!

Она посмотрела на него. Через минуту она улыбнулась, словно припомнив его.

— Шон, где вы пропадали все это время? Ах, познакомьтесь, Тереза, это мистер О'Мара, мой очень старый друг… Миссис Тереза Мартир.

О'Мара одарил Терезу улыбкой.

— Я был в Южной Америке, в командировке от Министерства поставок, — ответил он Гленде. — Я так счастлив, что вернулся. Знаете, это ведь так приятно — забыть об этой войне, а Аргентина — чудесное место. Но все же всему на свете я предпочитаю Лондон.

— Очень рада видеть вас, Шон. Вы нисколько не изменились, довольны всем на свете и в первую очередь самим собой, — сказала Гленда.

— Почему бы и нет? — улыбнулся он. — Кстати, как поживают мои друзья: Рикки и Сандра? Как все остальные?

Миссис Мильтон неуверенно сказала:

— Ну… Рикки работает в Министерстве поставок.

— Как у него дела?

— У него все в порядке, — ответила миссис Мильтон. — Вы ведь, вероятно, увидитесь с ним, не так ли?

— Когда выкрою время. Сначала хочу устроиться как следует и съездить в пару мест, которые мне очень хочется посмотреть, я по ним соскучился. А уж потом начну объезжать друзей.

К столу подошел официант.

— Прошу прощения, миссис Мильтон. Вас вызывают к телефону.

— О, Господи! — вздохнула Гленда. — Ни минуты покоя не дают.

Она ушла.

— Не хотите ли присесть, мистер О'Мара?

— Спасибо, — сказал О'Мара. Он взял стул и уселся за стол.

— Двойной мартини, пожалуйста, — сказал он официанту.

Он посмотрел на Терезу оценивающим взглядом.

— Значит, вы знакомы с Керрами? — спросила она.

— Я знаю Рикки много лет, — кивнул он. — Отличный парень, немного легкомысленный, знаете ли, но вполне приличный. Великолепный парень. Я очень люблю его. Полагаю, вы тоже с ним знакомы?

— Я его очень хорошо знаю. У них ведь с Сандрой вышли неприятности.

— Неужели? — поднял брови О'Мара. — Впрочем, такие вещи случаются и в самых благополучных семьях.

Вернулась Гленда Мильтон.

— К сожалению, мне придется уйти. Только что из дома звонил Хьюберт. Он уезжает куда-то и требует, чтобы я срочно вернулась домой. Так что мне, как примерной жене, придется уйти.

— Неужели вы не дождетесь обеда? — спросила Тереза.

— Дорогая, как же я могу? Вы ведь знаете, какой Хьюберт. Он всегда жалуется, что я часто обедаю вне дома. К тому же, мне кажется, что я ему вообще сказала, что сегодня вечером буду дома. Так что придется уйти. — Она посмотрела на О'Мару. — Возможно, мистер О'Мара согласится съесть моего цыпленка.

— Это будет очень мило с его стороны, — сказала Тереза. — Почему бы нет, мистер О'Мара?

Он посмотрел на нее с нескрываемым восхищением.

— Знаете, миссис Мартир, я очень везучий человек. Мой первый вечер в Лондоне, и вот я уже ужинаю с прекрасной женщиной. Такие неожиданные и восхитительные сюрпризы делают жизнь действительно замечательной. Гленда, я чувствую себя обязанным Хьюберту за его своевременный звонок.

— Ну, отнесите это и на мой счет. Мне и в самом деле пора идти. Доброй ночи, Шон. Приезжайте как-нибудь навестить нас.

Она прошла через бар в вестибюль и попросила швейцара найти ей такси. «До чего же я несчастная, — подумала она. — Надеюсь, я все сделала, как он хотел. И может быть, теперь он оставит меня в покое».

Она боялась. Боялась великолепного О'Мару, его планов, фальшивого телефонного звонка, его угроз, его улыбок. В ее душе было чувство, что от мистера О'Мара не следует ждать добра.

Швейцар нашел ей такси, и она уехала домой, впервые за всю свою жизнь, радуясь тому, что едет туда.

Сандра свернула на темную улицу, зажгла фонарик и убедилась, что стоит перед домом 32.

Она думала о Рикки, о том, что он сейчас делает. Она чувствовала себя несчастной.

Она чувствовала, что на этой темной улице ее подстерегает опасность. Она ощущала, что наступает кульминация во всех событиях. И она торопилась, потому что не терпелось узнать все, что ей могут сообщить, и потому что всей душой стремилась к тому, чтобы развязка, наконец, наступила.

Она постучала в дверь и через минуту услышала шаги в доме. Дверь распахнулась, она очутилась в темном холле. Затем дверь за ее спиной закрылась, и кто-то перед ней включил свет.

Перед ней стоял улыбающийся Куэйл.

— Ну, Сандра, — сказал он, — рад вас видеть. Выглядите вы обеспокоенной. Но столь же красивы, как и всегда.

— Благодарю вас, — ответила она, — но у меня нет времени на разговоры. Мигуэлес должен вернуться к полуночи. Если меня не будет дома, он может что-нибудь заподозрить…

— О Мигуэлесе можете не беспокоиться, — сказал Куэйл, — вы вернетесь задолго до него.

Он повел ее в комнату. Она была комфортабельно обставлена, в центре стоял большой стол с двумя телефонами. Куэйл усадил ее в кресло.

— Садитесь и успокойтесь, Сандра, — сказал он, ободряюще улыбаясь ей. Она опустилась в кресло и почувствовала себя уверенней. Куэйл предложил ей сигарету и зажигалку. Сандра глубоко затянулась.

— Ну?.. — произнес Куэйл.

— Рассказывать особенно нечего. Мигуэлес очень осторожен. Он очень напуган, страшно чего-то боится. Он говорит, что в течение нескольких дней должен покинуть страну, что причина его вынужденного отъезда — провал его миссии, что, мол, наше правительство не принимает его всерьез. Притворяется, что страшно огорчен тем, что должен оставить меня здесь, не может взять меня с собой. Говорит, что надеялся задержаться, пока я не оформлю развод, а теперь, мол, ему фактически приказали уехать.

— Он лжет, — коротко сказал Куэйл. — Но у него нет другого выхода. Еще немного, и он вовсе начнет метаться. И тогда… — Куэйл мрачно усмехнулся.

— Я хочу все знать насчет Рикки. Я страшно беспокоюсь за него, и все время думаю только о нем.

— Ну, конечно, дорогая, вы только о нем и думаете. Но вам нет необходимости беспокоиться о нем. Для него все могло обойтись гораздо хуже.

Куэйл перехватил испуганный взгляд Сандры и кивнул.

— Да, моя дорогая, если бы мы не поступили именно таким образом, Рикки, возможно, теперь был бы мертв, — сказал Куэйл. — Они его засекли, он был одним из тех, относительно кого у них не было сомнений. Они знали, что именно он покончил с Лилли.

— А теперь он в безопасности? — спросила Сандра. Куэйл пожал плечами.

— В безопасности в той же мере, что и все мы, кто участвует в этой игре. Но вряд ли вам следует уж слишком беспокоиться о нем. — Он улыбнулся. — За ним очень хорошо присматривают. Джентльмен по имени О'Мара — крепкий орешек, надо вам сказать — взял на себя заботу о Рикки. Я вскоре ожидаю от него известий. Тогда я буду знать, что делать дальше. — Он рассмеялся. — Будет чертовски смешно, когда я расскажу Рикки всю эту историю. Впервые мне пришлось обратиться за помощью к жене, чтобы спасти мужа. Идет игра, тем не менее, жестокая. Кстати, удалось ли вам заглянуть в паспорт Мигуэлеса? Ведь он наверняка дипломатический!

Она кивнула.

— Вы уже знаете то, что хотели узнать? — спросила она. — Кто именно…

— Нет еще, — покачал он головой. — Дадим О'Маре шанс сделать это. О'Мара очень быстро управляется с делами. Он должен приступить к действиям с минуты на минуту, а уже тогда события начнут разворачиваться стремительно.

Куэйл закурил, облокотившись на стол. Глядя на него, Сандра почувствовала уверенность, что все закончится благополучно. Она почувствовала, что страх постепенно покидает ее.

— Послушайте, Сандра, — сказал он. — Кое-что я могу вам рассказать. Я хочу, чтобы вы поняли, что мы были вынуждены поступить таким образом не потому, что нам не нравится Рикки или мы ему не доверяем. Он великолепно работал все это время, но бывают такие моменты, когда даже самый сильный человек может споткнуться, особенно если у него темперамент, как у Рикки. Я так и думал, что с ним может произойти такое, и поэтому мне не оставалось ничего другого, кроме как воспользоваться этим к вашему благу. Вот почему мы и решили привлечь вас, но вы ни о чем не беспокойтесь. Рикки все поймет.

Он встал и стал прохаживаться по комнате.

— Некоторое время тому назад в Париже были убиты двое наших лучших агентов. Немцы схватили их потому, что им дала информацию одна женщина — наш агент, которую зовут Малрик. Однако об этой женщине они могли, в свою очередь, узнать только отсюда, от нас и только из одного источника — от Лилли. Они, конечно, понимали, что как только погибнут наши агенты, мы поймем, что сведения были получены от Лилли. Значит, у Лилли было достаточно времени, чтобы заблаговременно скрыться — ведь он десятки раз выезжал отсюда в Эйре. Но на этот раз он ничего не стал предпринимать, очевидно, ожидая соответствующего приказа. Этот Лилли был настоящим гитлеровским «вервольфом», до мозга костей преданным своему фюреру. И они принесли его в жертву.

— Понимаю, — кивнула Сандра. — Они выжидали, что именно вы предпримете в отношении него.

— Верно, — сказал Куэйл. — Они понимали, что мы должны непременно принять свои меры.

Куэйл вернулся обратно к столу, закурил новую сигарету и с удовольствием затянулся.

— Я сыграл им на руку. Много лет назад на Лили работала здесь в Англии одна женщина — очень ловкая особа. Они подсунули ее одному из моих второстепенных агентов, по фамилии Скотт. Скотт влюбился и женился на ней. Вероятно, они считали, что Скотт — важная персона. Однако она очень быстро выяснила, что это не так, и через несколько недель оставила его — это принесло ему немало горя, я думаю. — Куэйл мрачно улыбнулся. — Итак, Скотт был известен Лилли. Зная это, я и поставил именно Скотта следить за ним. Уверен, что они сразу же об этом узнали и были очень рады. Ведь они могли, в свою очередь, следить за Скоттом. А таким образом они смогли установить, что мы собираемся предпринять в отношении Лилли. Сам Скотт их не очень интересовал, они ведь знали, что он — мелкая сошка. Им нужно было выяснить, не отправится ли на охоту за Лилли кто-нибудь покрупнее. Мы дали им то, что они хотели. Мы пустили к ним в сети крупную рыбу. Мы ввели в действие Рикки… И тогда Лилли попал в автомобильную катастрофу. — Куэйл вздохнул. — Но кто-то еще раньше стал следить за Керром, заподозрив об его истинной работе. Кто-то из тех, кто был достаточно близок к нему. И когда Рикки по телефону вызвали с вечеринки у миссис Мильтон, то они сразу же догадались, что именно он должен выполнить задание, касающееся Лилли. Тому, кто следил за Скоттом, позвонили и сообщили, что Рикки выехал из города на машине. И тот, кто следил за Скоттом, весьма возможно, наблюдал за встречей между ним и Рикки. А затем чья-то машина — возможно, одна из машин нашего друга Мигуэлеса — следовала за автомобилем Рикки, когда он возвращался в город. И больше они уже не выпускали его из виду. Они теперь были уверены, что он именно тот, кто им нужен.

Куэйл затянулся сигаретой.

— Я решил нажать на Рикки. Я понимал, что он все время находится в напряженном состоянии и нервничает. Я отдавал себе отчет и в том, что задание, касающееся Лилли, неминуемо станет последней каплей в чаше, и после этого Рикки захочет выпить как следует. А потому я на всякий случай дал ему фиктивный список наших агентов во Франции. Ну, и это сработало… Они послали по пятам за Рикки очень привлекательную женщину, и она сумела украсть у него этот список. Но ведь Рикки познакомился с ней, так что он теперь может ее легко опознать, и поэтому им необходимо сделать все возможное, чтобы обезвредить его, и к тому же это надо сделать быстро. Возможно, они это уже пытались сделать.

— О, Боже… они убьют Рикки… они его убьют, — тихо сказала Сандра.

Куэйл усмехнулся.

— На вашем месте я бы не стал беспокоиться. О'Мара не спускает с Рикки глаз. Если бы речь шла о моей охране, я предпочел бы, чтобы это делал О'Мара. Он очень способный человек.

— Я знаю, что вы правы, знаю, что вы присмотрите за ним…

Куэйл поднялся.

— Вы очень любите Рикки, правда? Когда-нибудь я непременно расскажу ему, какой он все-таки счастливчик.

Он посмотрел на часы.

— Отправляйтесь, Сандра, — сказал он. — В конце улицы вы увидите такси, за рулем будет наш человек. Он вас довезет. И не спускайте глаз с Мигуэлеса.

— Что же мне теперь с ним делать? — спросила она.

— Вы теперь должны вести себя так, словно горько разочарованы в нем, и дать ему понять, что он не должен был ставить вас в такое щекотливое положение. Вы, мол, не можете больше оставаться в его квартире и не можете вернуться к Рикки. Лучше всего, если вы устроите ему небольшую сцену и уйдете от него. Поезжайте в какой-нибудь отель. Когда устроитесь там, позвоните в «Компанию по производству кондиционеров» и оставьте девушке номер вашего телефона.

— Хорошо, — сказала она. — Я так и сделаю. — Куэйл проводил ее до двери.

— Вы делаете большое дело, Сандра, — сказал он ей на прощание. — Если вам придется трудно, то помните, что вы делаете это ради Рикки. И ради меня. Доброй ночи, моя дорогая.

Он закрыл за ней дверь, постоял, прислушиваясь к ее удаляющимся шагам, затем вернулся обратно в комнату и сел к столу с сигаретой во рту, терпеливо ожидая звонка.

О'Мара был склонен поболтать. Тереза наблюдала за ним краем глаза, думая: «Он долго отсутствовал, а теперь очень рад возвращению. Он такой огромный и немного глуповатый. Во всяком случае, забавен.»

— Я всегда знал, что рано или поздно у Рикки в семье начнутся неприятности, — сказал О'Мара, — и поэтому нисколько не удивился, когда вы мне сказали, что мыльный пузырь лопнул. Совершенно очевидно, что такая семейная жизнь не может длиться долго.

Она отпила виски с содовой и бросила на него взгляд поверх бокала. Она была очень привлекательна и отлично сознавала это.

— Почему вы так считаете? — спросила она. О'Мара пожал плечами.

— Да потому, что Рикки слишком темпераментный. Умен, конечно, но слишком эгоистичен. А если у человека такая красотка жена, как Сандра Керр, ему необходимо как-то умерить свой эгоизм. Я полагаю, что Рикки должен был рано или поздно наскучить Сандре.

— Возможно, — согласилась Тереза. — Но я боюсь, что за всем этим скрывается нечто большее, чем простая скука. Я полагаю, что вообще Рикки — охотник за женщинами. Мне даже кажется, что между ним и Глендой что-то было. Возможно, Сандра узнала об этом.

— Возможно, — ухмыльнулся О'Мара. — А может быть, кто-то сказал ей об этом.

Тереза улыбнулась, показав восхитительные, ровные зубки, и невозмутимо сказала:

— Гленда как раз в этом меня и обвиняет. Она заявила — как раз перед тем, как вы подошли, что я специально поссорила Сандру с Рикки и в самый критический момент подставила Сандре очень привлекательного испанца — Мигуэлеса. Сандра как раз сейчас и сбежала к нему от Рикки.

— Неужели? — поразился О'Мара. — Но ведь вы не могли сделать ничего подобного!

— Нет? Можете удивляться, но я вполне способна на такой поступок! — с улыбкой сказала Тереза, которая находила ирландца все более привлекательным.

Он снова пожал плечами.

— Черт меня побери, если я вообще что-то понимаю в женщинах! Но зачем вы бы стали делать это? Разве только из мести кому-то?

— Гленда так и считает. Она предполагает, что я была любовницей Рикки, а потом он бросил меня, и вот ему в отместку я бросила Сандру в объятия Мигуэлеса, предварительно наговорив ей на Рикки.

— Это для вас было бы не очень приятно, — рассмеялся О'Мара. — Насколько я знаю Сандру, если Гленда расскажет ей об этом, она будет очень возмущена вашим поступком.

Тереза улыбнулась ласковой, неторопливой усмешкой, в которой было, однако, что-то механическое.

— А разве мне следует беспокоиться по этому поводу? He думаю. К тому же Гленда вряд ли станет рассказывать Сандре об этом. Видите ли, она сама раз или два неблагоразумно вела себя с Рикки, а у нее очень ревнивый муж. К тому же у нее нет своих денег. А если кто-то сообщит ее мужу о романе между ней и Рикки, то, мне кажется, Гленде не поздоровится…

— Еще бы! До чего же вы все-таки милы, мисс Мартир! — Он весело улыбнулся ей. — Пожалуй, я предпочел бы всегда оставаться вашим другом, а не врагом. Честно говоря, я уже сейчас вас немного побаиваюсь.

Он вытащил из кармана массивный золотой портсигар с инициалами из платины на крышке.

— Не думаю, чтобы мистер О'Мара на самом деле боялся женщин! — ответила она улыбаясь. — Правду сказать, я думаю, что, наоборот, женщинам следует бояться вас; вот, например, этот портсигар — я уверена, что это подарок какой-то горячей поклонницы.

— Как это ни странно, но вы в самом деле угадали, — сказал он. — Мне его подарила одна дама в Рио. Красивый, не правда ли? — Он протянул ей портсигар, она открыла его и прочитала внутри выгравированную надпись: «Шону… Я буду помнить».

— Надеюсь, что будет, — сказала Тереза, щелкнув крышкой портсигара и возвращая его О'Маре. Голос ее звучал с сарказмом.

О'Мара вздохнул.

— До чего же все-таки странные существа женщины, никогда не доверяют друг другу. Хотя я лично считаю, что это правильно. Еще виски с содовой, мисс Мартир?

— Благодарю вас, — сказала она. — Почему бы вам не называть меня Тереза? Я чувствую, что мы непременно подружимся. А ваше имя мне очень нравится… Шон… Очаровательное имя. А когда я покончу с этой порцией виски с содовой, вы, быть может, будете так любезны и проводите меня домой, — если нам удастся поймать такси.

— Ну, конечно, я буду очень рад.

— А потом, — медленно добавила она, — потом… возможно, я предложу вам выпить у меня рюмочку. На дорогу.

— Это было бы отлично, — усмехнулся он. — Мне бы тоже этого хотелось… очень…

Они допили виски, и Тереза Мартир встала с табурета. О'Мара с удовлетворением отметил про себя необычайную грациозность ее движений и решил, что просто немыслимо не заинтересоваться этой женщиной.

Они медленно пошли к выходу.

— Кстати, — небрежно бросила она, — просто, так, чтобы вы не считали меня такой уж злодейкой, мне, пожалуй, следует сказать вам, что это приключение Сандры окончится ровным счетом ничем и никому не принесет вреда.

— Неужели? Как же это?

— Просто миссия Мигуэлеса — он ведь пытался здесь договориться с нашим правительством от имени Франко — полностью провалилась, как вы понимаете. И ему придется вернуться обратно в Испанию. Взять Сандру с собой он, разумеется, не может. — Она пожала плечами. — Полагаю, что Сандра сможет вернуться к Рикки. Она ведь его на самом деле любит… Но он ведь такой глупый… А! Вот и наше такси!

Они вышли на улицу. В такси она обернулась к О'Маре.

— Скажите-ка… вы не из тех мужчин, которые целуются с женщинами в такси?

— Иногда, — скромно ответил О'Мара. — Все зависит от женщины.

— Ну конечно, — ответила она, — именно этого я и боялась…

О'Мара открыл дверь своей квартиры, вошел внутрь, включил в передней свет и посмотрел на часы. Был второй час ночи. Пройдя в гостиную, он бросил свои пальто и пиджак на кресло и налил себе стаканчик бренди. Выпив бренди, он достал из нагрудного кармана письмо, которое нашел у белолицего молодого человека. Попыхивая очередной сигарой, О'Мара вновь внимательно перечел его, потом сунул обратно в конверт, подошел к телефону и набрал номер.

— Алло! — раздался голос Куэйла.

— Питер, могу я говорить? — спросил О'Мара.

— Через минуту я вам позвоню. Проверю, отключена ли линия. Тогда поговорим.

О'Мара положил трубку и подождал звонка.

— Говорите, Шон, — сказал Куэйл.

— Квартира Керра оказалась под наблюдением, там крутился один белолицый молодой человек. Как обычно, крепкий орешек. Он пошел за мной следом, а Кордовер за ним.

— Что вы предприняли?

— То, что вы и предполагали, — сказал О'Мара. — По тому адресу, который вы мне дали. Все прошло гладко. Можно узнать какие-нибудь новости насчет Мигуэлеса?

— Голос у вас предовольный, — сказал Куэйл. — Впрочем, я вас понимаю. Что касается Мигуэлеса, то сегодня вечером мне сообщили, что он собирается уезжать и чего-то страшно боится.

— До чего же забавно, — улыбнулся О'Мара. — Знаете ли, Питер, все великие умы мыслят одинаково. Я тут затеял небольшое мероприятие с миссис Глендой Мильтон. Она сейчас работает на меня, поскольку у нее нет выбора. Так вот, я ей сообщил на свой страх и риск, что Мигуэлес уезжает, и я очень рад слышать, что так оказалось на самом деле. Мне это намного облегчает дело. — Он сделал паузу, потом продолжал:

— Кстати, по поводу Сандры Керр. Какого черта ей вздумалось уходить к Мигуэлесу? Это ведь странно. Не так ли?

— Да нет, — сказал Куэйл. — Не так странно, если учесть, что я попросил ее поступить именно так. Она работает для меня.

— Будь я проклят! До чего же вы умный старый пройдоха, а, Питер!

— Нет, я просто сообразительный. Как и вы, впрочем.

— Вы понимаете, что Рикки теперь засвечен и они неминуемо должны за ним следить, должны заполучить его, иначе он опознает ту женщину, которая стащила у него список. Так что им необходимо присматривать за ним. И конечно, у них имеется еще кто-то помимо белолицего красавчика, который покинул нас так рано. Как вы думаете?

— Не знаю, Шон.

— А как насчет Сандры Керр и Мигуэлеса?

— Она уходит от него, — сказал Куэйл. — Они поссорятся, и она уйдет от него. Переедет в отель.

Наступило молчание. Потом О'Мара спросил:

— Что я должен делать с Мигуэлесом? Выждать подходящий момент и…?

— Сделайте все аккуратнее. Пусть это будет несчастный случай или что-то в этом роде. Вы понимаете, что именно я имею в виду. У него ведь дипломатический паспорт.

— Ясно, — сказал О'Мара. — Питер, мне срочно нужны отпечатки пальцев.

— Чьи?

— Магдалены Фрэнсис и Эльвиры Фейл, — сказал О'Мара. — Тех двух женщин, что были на вечеринке. Остальные двое — Мильтон и Мартир — меня не беспокоят, пока. Но эти отпечатки мне нужны непременно и как можно скорее.

— Я завтра же утром распоряжусь, чтобы этим занялся специальный сотрудник. Каким-нибудь образом он их непременно добудет и вечером доставит вам на квартиру. Полагаю, вы очень заняты, Шон?

— Очень. Но пока все это легкая забава. Уже очень давно я не был так доволен. Кстати, предупредите Керра, чтобы он пока не выходил из дома. Я бы не хотел, чтобы с ним что-нибудь случилось. У него ведь и так хватает неприятностей в последнее время, не так ли?

— Да, — согласился Куэйл. — Но и вы тоже, Шон, пожалуйста, будьте осторожны.

— Постараюсь, — улыбнулся О'Мара. — Ведь вам меня будет очень не хватать в случае чего!

— Мне будет не хватать запаха ваших вонючих сигар! Ну, ладно… Доброй ночи, Шон.

О'Мара положил трубку, с минуту постоял в раздумье, глядя на телефон, потом снова закурил сигару.

Подойдя к граммофону, он поставил румбу и, прислушиваясь к четкому ритму, стал щелкать пальцами.

 

Глава 3

Будьте милы с дамами

1

О'Мара вышел из «Премьер Лаунд» на Албермал-стрит и направился к своему дому. Он выпил два двойных виски с содовой и поэтому ощущал полную гармонию между собой и окружающим миром.

Когда он вошел в свою квартиру, было ровно восемь часов. На столе его ожидал запечатанный сургучом большой пакет — в нем содержались материалы, обещанные ему Куэйлом.

Просмотрев опытным взглядом фотографии, находящиеся в пакете, О'Мара занялся сопроводительным рапортом. Он улыбнулся, покончив с чтением. Все его догадки подтвердились. Он извлек из конверта несколько фотографий, остальные сжег.

Потом вернулся в гостиную, налил себе выпивку, включил радио на передачу танцевальной музыки и опустился в кресло со стаканом в руке. Он стал вспоминать ту женщину из Рио, о которой не переставал думать в каждую свободную минуту. Она вставала перед мысленным взором: такая красивая, грациозная, такая желанная. Ему казалось, что просто необходимо, чтобы волнующие минуты, которые он пережил с ней, повторились в его жизни хотя бы еще раз. Нет, он непременно добьется, чтобы это повторилось, иначе просто быть не может. Он хочет, чтобы это было, значит, так и будет. Все же нет на свете другого такого города, как Рио! Только там можно сочетать самую опасную работу с самыми волнующими наслаждениями. О'Мара не сомневался, что Куэйл непременно пошлет его туда снова, как только он выполнит здесь задание.

О'Мара вздохнул. Настало время, когда он должен свести концы с концами в этом деле. Только тогда можно будет заняться приятными воспоминаниями.

Он выпил свой бокал, подошел к телефону и набрал номер Сэмми Кордовера.

— Добрый вечер, приятель, — сказал он, услышав голос Сэмми. — Как поживаете?

— Отлично, — ответил Сэмми. — Я все время удивлялся, что вы не звоните.

— Мысленно я всегда с вами, — любезно сказал О'Мара, — послушайте, Сэмми, я хочу, чтобы вы сели на хвост нашему приятелю Мигуэлесу. Не отходите от него ни на шаг. Если вам потребуется помощь, уладьте это с нашим уважаемым боссом. Если Мигуэлес выйдет из дома, вы должны проследить, куда он идет и когда вернется. Он собирается уезжать. Возможно, он будет упаковываться, делать покупки, улаживать формальности. Держите в курсе всех событий мистера Куэйла. Он будет знать, как меня найти. Вам все понятно?

— Ясно. Еще что-нибудь?

— Пока что все. Работы вам хватит. Спокойной ночи.

Он положил трубку и начал мерить гостиную шагами, жуя сигару и напряженно размышляя. Если очень хочешь поскорее вернуться в Рио, нужно шевелить мозгами…

Он вернулся к телефону и снова набрал номер. На этот раз в трубке послышался голос блондинки из приемной Куэйла.

— Это О'Мара, потомок всех ирландских королей, — сказал он. — Прошу вас не забывать об этом. Я хочу поговорить с боссом.

— Сейчас, мистер О'Мара, — ответила блондинка, и по ее тону ирландец понял, что она улыбается. — Его нет на месте, но я попробую соединить вас. — Наступило молчание, потом раздался голос Куэйла:

— Хелло, Шон!

— Спасибо за фотографии и рапорт, Питер, — сказал О'Мара. — Быстро сработано.

— Вы удовлетворены? Это то, что вы думали?

— Весьма удовлетворен. Приступаю к делу. Кстати, когда все будет закончено, я смогу вернуться в Рио?

— Весьма вероятно. По-видимому, у вас имеется обычная дополнительная причина желать возвращения туда. Или вам просто нравится климат?

— Мне нравится климат.

— Когда вы собираетесь завершить дело, Шон? Похоже, что времени у вас остается совсем немного.

— Совершенно верно. У меня мало времени. Честно говоря, у меня его так мало, что я даже слегка беспокоюсь. Но вы удивитесь, когда поймете, какой я поворотливый. Вы можете для меня кое-что сделать?

— Конечно.

— Я еду в клуб «Желтая антилопа», собираюсь там пообедать. Кордоверу я сказал, чтобы он глаз не спускал с Мигуэлеса. Он скоро должен начать действовать. Я сказал, чтобы он связался с вами, если произойдет что-то непредвиденное. Пожалуйста, позвоните мне в клуб, если будет надобность. Впрочем, в любом случае я прошу вас или вашу девушку позвонить мне туда сразу после половины десятого. Я не хочу застревать там надолго.

— Хорошо, понял. Я полагаю, что вы собираетесь подразнить гусей?

— Вот именно. У меня просто нет другого выхода.

— Что ж… желаю удачи. Только не рискуйте слишком явно, Шон, не заходите чересчур далеко!

О'Мара повесил трубку, выждал немного и набрал новый номер. На этот раз голос его был чарующе ласков и обворожителен.

— Тереза… дорогая девочка, сегодня вечером я только о вас и думаю. К тому же у меня в запасе есть ошеломляющие новости, и я жажду прошептать их в ваше очаровательное ушко. Как насчет того, чтобы нам вместе пообедать?

Она рассмеялась и сказала:

— У меня свидание, Шон, но я его отменю. Вы, конечно, так сразу и поняли, не правда ли? Потому-то и тянули с приглашением до последней минуты.

— Я надеялся, что вы согласитесь, — скромно сказал О'Мара. — Я, конечно, уверен в своем даре — неодолимо очаровывать женщин, — но даже и при этом благодарю вас за то, что вы откажете тому парню.

— Это женщина, — сказала Тереза. — Она переживет. Где мы обедаем?

— Пойдем туда, где мы впервые встретились, — сказал О'Мара. — Мне там очень понравилось. Может быть, встретимся там в девять часов?

— Отлично. Я надену самое сногсшибательное платье. Полагаю, вы уже поняли, что очень нравитесь мне, Шон?

— Неужели! Подумать только! И чем же это объяснить?

— Сама не знаю. Вы странный человек и умеете быть по-настоящему очаровательным. И мне нравятся ваши глаза и… ваши руки. Ей Богу, объяснить, в чем тут дело — невозможно, секрет в том, что вы из тех людей, которые всегда знают, чего добиваются… И всегда получают то, чего хотят. К тому же, ваши взгляды на все так оригинальны…

— Вы меня совсем захвалили. Смотрите, как бы я не стал задирать нос.

— Ну, ну, не стоит. Возможно, дело в том, что мне просто надоели длинноволосые юнцы, я ими сыта по горло.

— Ладно, — сказал О'Мара. — Я сегодня специально постригусь покороче. Оревуар, моя любовь. Кстати, я забыл вам сказать, что нахожу вас очаровательной…

— Благодарю вас, милорд, вы очень любезны.

— Это моя слабость, — сказал О'Мара. — Я просто не выношу, когда женщины страдают. Я всегда чересчур мягок с ними.

— Черта с два, — засмеялась Тереза. — Увидимся в девять.

О'Мара повесил трубку и принялся снова расхаживать по комнате, обдумывая все детали.

Мигуэлес стоял перед камином с бокалом коктейля в одной руке и с сигаретой в другой. Теперь, когда он был совсем один, черты его лица, обычно складывавшиеся в очаровательную улыбку, стали злыми, заострившимися. У рта залегли жесткие складки, пальцы, державшие сигарету, дрожали.

Он поставил стакан на полку камина и принялся расхаживать по комнате. Он думал о том, что у каждого человека есть определенный предел возможностей, что каждый человек может сделать ровно столько, сколько ему под силу. Воспитанный солдатом, Мигуэлес отдавал себе отчет в своей необычайной привлекательности для окружающих и потому избрал сферой своей деятельности темный мир интриг.

Он считал себя способным тайным агентом, который может достичь большего на фронтах тайной войны, чем на полях сражений. Но только сейчас Мигуэлес впервые отдал себе отчет, насколько эта игра опасна. Но ведь у него отличное прикрытие, а опасность пока не столь велика, особенно если учесть его дипломатический паспорт. К тому же ему предстоит возвращение домой. Он вспомнил об этом и испытал чувство облегчения. Как бы то ни было, в Испании все равно лучше, чем здесь. Жаль, конечно, что маленький роман с Сандрой Керр закончился ничем, но тут уж ничего не поделаешь. При мысли о Сандре Мигуэлес пожал плечами. Где-то в глубине души он отдавал себе отчет, что не совсем хорошо разобрался во всем происшедшем между ними. Впрочем, теперь это уже безразлично. Во всяком случае, он, Мигуэлес, сыграл свою роль отлично — если не блестяще.

Он посмотрел на часы. Половина девятого. Он подошел к бюро и начал писать записку Сандре.

На улице царила темень. Поднялся восточный ветер. Через дорогу от Сент-Эрикс-Корт стояли в парадном Скотт и Сэмми Кордовер. Они следили за входом напротив. Скотт глубоко засунул руки в карманы.

— Чертовски мерзкая игра, — сказал он, — неужели она тебе нравится?

— Почему бы нет? — пожал плечами Сэмми.

— Иногда я сам удивляюсь, зачем я занимаюсь этим, — продолжал Скотт. — А ты на такой же службе?

— Не знаю. Чем ты обычно занимаешься, Скотт?

— Слежу за кем-нибудь. Выясняю, кто где скрывается. Не очень-то приятная работа, зато можно думать, никто не мешает. А ты чем занят?

— Примерно тем же самым, что и ты. Не очень-то интересно, а?

Парадная, напротив, на секунду осветилась. Вышел носильщик, в руках у него было два чемодана… Через несколько секунд вышел Мигуэлес, а носильщик пошел искать такси. Вернувшись обратно, он что-то сказал испанцу, а тот пожал плечами.

— Может, он пешком пойдет, — сказал Кордовер. — Он не взял свою машину. Значит, распорядился, чтобы багаж ему прислали. Если он уйдет, я пойду за ним, а ты оставайся здесь. Если появится кто-то еще, сразу позвонишь Куэйлу.

— О'кей, я все понял.

Мигуэлес что-то сказал портье, тоже вышедшему на улицу, повернулся и отправился пешком. Как только он немного отошел, Кордовер выскользнул в темноту и последовал за ним. Он вовсе не старался скрыть от Мигуэлеса стук своих шагов, наоборот, он хотел, чтобы тот слышал, что за ним идут по пятам. Раз или два Мигуэлес оглянулся через плечо.

Сандра Керр появилась в квартире Мигуэлеса. Когда она переступила порог гостиной, часы на камине пробили ровно девять часов. К часам был прикреплен конверт. Она вскрыла его и нашла записку.

«Моя любимая Сандра!

Я сейчас уезжаю. Не думаю, чтобы мы еще когда-нибудь с тобой увиделись. Я понимаю, ты можешь прийти сюда в надежде, что я тебе хоть что-то скажу. Но поскольку я теперь наверняка знаю, что мне придется уехать, что ничего невозможно изменить, я решил покинуть эту квартиру немедленно — я не смогу вынести еще одной встречи с тобой. За последние часы я предпринял все возможное, чтобы остаться в вашей стране, но мне сообщили только, что я должен немедленно уехать. Я улетаю рано утром. Я вернусь часов в десять-одиннадцать, чтобы забрать отсюда кое-какие мелочи. К тому времени, я знаю, ты тоже уйдешь — я видел, что ты все упаковала и все готово к твоему отъезду. Слова мало что могут выразить, Сандра, но ты сама знаешь, что у меня на сердце. Я в полном отчаянии, что ничего нельзя изменить. Я всегда буду помнить тебя, твой прекрасный образ навеки запечатлен в моем сердце.

Навсегда твой, искренне преданный тебе,

Энрико».

Сандра перечитала записку еще раз, скатала ее в шарик вместе с конвертом и кинула в огонь. Она чуть заметно улыбнулась. Мигуэлес весь как на ладони. Не слишком умный, хотя не лишен очарования, которое, правда, могло подействовать только на неумную женщину. Он-то сам считает себя великим интриганом и отличным актером.

Сандра подошла к телефону, набрала номер Куэйла и передала свое сообщение блондинке.

2

О'Мара вошел в вестибюль клуба «Желтая антилопа» и сразу же увидел Терезу, сидевшую в дальнем углу под затененной лампой. На секунду О'Мара залюбовался изысканным зрелищем. Она была одета в шерстяное платье цвета аквамарина, поверх накинула короткий жакет из каракуля. Маленькие ножки изящной формы были обуты в блестящие вечерние туфельки. Шляпы на ней не было, а у горла переливалась огнями брошь из крупных бриллиантов. Цвет платья выгодно подчеркивал красоту ее зеленых глаз.

Она встала и, подойдя к О'Маре, сказала:

— Видите, Шон, вы меня фактически обратили в рабство. Я не только явилась сюда первая, но еще иду к вам навстречу.

— Я как раз думал о том, говорили ли вам, что вы являете собой необыкновенно привлекательное зрелище, — улыбнулся ей О'Мара. — И еще я думал…

— Что же вы думали? — перебила она его с выжидательной улыбкой.

— Что мне очень хочется взять вас за носик двумя пальцами и поцеловать прямо в губы.

— О, Боже… Боже! — сказала она. — Не думала я, что вы именно такой.

— Неужели? — О'Мара вздернул вверх брови.

Они подошли к бару, и О'Мара заказал подошедшему бармену напитки.

— В чем все-таки дело, Шон? — спросила она. — Я просто чувствую, как что-то носится в воздухе. И у вас так лукаво блестят глаза. Что-то должно случиться. И я хочу знать, что именно. Я знаю, это что-то необыкновенное.

— Я не знаю, насколько я могу быть с вами откровенным, Тереза. — Он серьезно посмотрел на нее. — Правду говоря, я не вполне уверен, что могу доверять вам.

Она улыбнулась.

— Неужели? Вы не можете доверять мне? Ну, мне это нравится!

— Мне все равно, нравится вам это или нет, — сказал О'Мара. Он по-мальчишески улыбнулся. — У меня есть кое-какие любопытные сведения относительно Рикки. Я из тех людей, который привыкли удовлетворять свое любопытство.

— Понятно. Значит, вы удовлетворили свое любопытство относительно Рикки и теперь хотите рассказать мне об этом.

— Я скажу вам, что думаю, но не сейчас. Сейчас мы пообедаем.

— Вы меня заинтриговали, Шон… и очень основательно. Вы — загадочный человек, не так ли? Впрочем, это прибавляет вам очарования!

— Загадочный?! Да я самый откровенный человек на свете!

— Интересно! Вы, как я заметила, умеете наслаждаться всеми радостями жизни. — Она многозначительно посмотрела на него. — Кстати, а как это вышло, что вы не на фронте?

Он пожал плечами.

— Возможно, я просто слишком миролюбив, чтобы быть там.

— Черта с два, — сказала Тереза. — Я бы скорее подумала, что вы обожаете убивать.

— Это вполне возможно. — О'Мара отхлебнул свое виски с содовой. — Но убивать людей — опасное занятие, знаете ли. А я предпочитаю держаться подальше от неприятностей. По-моему, самая главная мудрость в жизни — это уметь наслаждаться ею, не попадая ни в какие переделки.

— Возможно, вы и правы, Шон. Значит, вы джентльмен, который кочует по миру, отлично проводя время и остерегаясь всяких осложнений. Полагаю, что вы через минуту заявите мне, что и мной вы не слишком увлечены.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил О'Мара, искоса глядя на нее. — Во всяком случае, я увяз тут не так глубоко, чтобы не выбраться на поверхность, когда захочу.

— Черт вас возьми! И у вас хватает нахальства сообщать мне об этом! Нет, вы просто невозможны, Шон.

Он наклонился к ней.

— Моя дорогая девочка, выслушайте меня. Вы ведь не предполагаете, что заполучили меня на всю жизнь и сможете вить из меня веревки? Мне думается, что по истечении, скажем, шести месяцев вы можете найти меня довольно утомительным.

— Пожалуй, утомительно-возбуждающим, — ответила она. — Мне, наверное, захотелось бы нанять кого-то, кто с пистолетом в руках охранял бы вас от посягательств других женщин.

— Почему вы решили, что женщины находят меня привлекательным?

— Я это точно знаю. А ведь я довольно разборчива в своих знакомых. И, тем не менее, я влюбилась в вас с первого взгляда.

— Что ж, в ближайшее время вы оправитесь от этого, я думаю. А пока что скажите-ка мне…

— Если только смогу, — ответила она, допивая свой коктейль. — Но сначала закажите мне еще мартини.

О'Мара заказал.

— Мой вопрос, — сказал он, — связан непосредственно с тем, о чем я хотел вам сообщить. Вы давно знакомы с Мигуэлесом? Что он за человек — тот, кто увел от Рикки Сандру Керр?

— Я не слишком хорошо с ним знакома, но то, что мне известно, мне нравится. Я встретила его впервые пять лет назад в Биаррице, перед самой войной. Он был на дипломатической службе испанского правительства. Он был привлекателен, внимателен и очарователен. Только не думайте, что между нами что-то было, — сказала она. — Мне бы этого не хотелось. Он герой не моего романа, к тому же он, по-моему, не слишком умен.

— Знаете, а это очень забавно: то, что вы были в Биаррице пять лет назад. Я ведь тоже там был в это время. Возможно, что мы даже останавливались в одном отеле и даже видели друг друга.

— О, нет, нет, я вас там не видела.

— Откуда вы знаете? — спросил он, подняв брови. Она улыбнулась медленной улыбкой и искоса поглядела на него.

— Если бы я когда-то встретила вас, дорогой, то уж непременно что-нибудь придумала бы.

Они прошли в обеденный зал. О'Мара заранее заказал столик в углу. На нем стояли цветы и лампа под розовым абажуром. Это был очаровательный интимный уголок.

Он заказал коктейли и сказал:

— Я позвонил заранее и заказал необыкновенный обед. Нам повезло. У нас будет отличная закуска, цыпленок и еще необычное сладкое, приготовленное специально для нас. Видите, как я для вас стараюсь?

Она поглядела на него, глаза ее сияли.

— И что же такое есть у этой бедной девушки, что она оказалась достойной такой чести? — спросила она.

— Пейте свой коктейль и не задавайте наводящих вопросов. Ваше здоровье, — поднял он свой бокал.

— Я все же хотела бы услышать о той таинственной новости, — сказала она. — Я вся дрожу и чувствую, что она будет сногсшибательной. Я сгораю от нетерпения.

— Понимаю, — кивнул О'Мара. — Потому-то я и испытывал ваше терпение в баре. Вы там еле сидели.

— Ну, скажите же… — взмолилась Тереза.

О'Мара огляделся по сторонам.

— Только об этом надо помалкивать, — сказал он. Все это чертовски забавно, хотя и не так уж смешно, если подумать. Я уже говорил вам, что это касается Рикки Керра…

— С той минуты, как мы познакомились, я замечаю, что вы очень интересуетесь Рикки Керром. Почему это? И что еще он натворил?

— Вы совершенно правы насчет моего интереса к Рикки Керру. И вот что я хочу вам сказать. Слушайте и удивляйтесь. Что если я вам сообщу, что Рикки Керр вовсе не сотрудник Министерства поставок? Что все это чепуха, а на самом деле Рикки — агент секретной службы. Что вы на это скажете?

Тереза отпила коктейль.

— Не думаю, чтобы я была очень удивлена. Хотя, пожалуй, мне и следовало бы. Значит, Рикки занимается подобным делом. А разве он не слишком, как бы это сказать… легкомысленен, что ли, для такого занятия? Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Понимаю, — кивнул О'Мара. — И все же он в самом деле занимается этим.

— Что ж… я привыкла ничему не удивляться… Но скажите мне еще хоть что нибудь.

К столику подошел мальчик-рассыльный.

— Мистер О'Мара, вас просят к телефону.

— О, Господи, — сказала Тереза. — На самом интересном месте…

— Прошу извинить меня, — О'Мара поднялся. — Надеюсь, вы дождетесь, продолжения этой истории, — он улыбнулся и пошел в вестибюль.

Войдя в телефонную кабину, он снял трубку.

— Вы слушаете, Шон? — раздался голос Куэйла. — Был звонок от Сэмми Кордовера. Наш приятель закончил все приготовления. Он покинул свою квартиру, вскоре после его ухода туда пришла Сандра и нашла прощальную записку, Он распростился с нею как мог приветливее. Она уехала в отель. Мигуэлес должен вернуться обратно в квартиру в десять часов. Ему нужно еще кое-что забрать. Кордовер узнал об этом у портье. Он следовал за Мигуэлесом, а наблюдение за домом поручил Скотту. Скотт все еще там.

О'Мара бросил взгляд на часы. Было без десяти минут десять. Все шло отлично…

— Хорошо, Питер, — сказал он. — Я сейчас отправлюсь повидать нашего приятеля. Скотту прикажите уйти, он нам больше не нужен. Я к вам приду потом.

Он повесил трубку и медленно вернулся в обеденный зал. Официант начал подавать обед.

— А… Вы все же вернулись ко мне, — сказала Тереза. — Кушанья просто восхитительны.

О'Мара выглядел грустным.

— Послушайте, моя дорогая… Мне придется уйти. Я этого очень не хочу, но вынужден сделать. Меня вызывает босс. Понимаете, он распорядился, чтобы я утром вылетел в Ирландию, срочное дело по линии Министерства поставок. Но мне как никогда хочется остаться здесь. — Он улыбнулся ей. — И поэтому необходимо съездить к нему и уговорить его отменить эту поездку.

— Ах, какая жалость! Неужели вам и в самом деле необходимо уйти? А как же наш обед? И как же я, Шон? — Она сделала недовольную гримасу.

— Потерей обеда я не так расстроен, как тем, что должен покинуть вас. Но я должен идти и уговорить его ради нас обоих.

— И долго вы там пробудете?

— Час или два.

Она сказала с улыбкой.

— Что ж… если вам все же придется поехать в Ирландию, можете взять меня с собой. Это было бы чудесно. Однако, раз вам уж так необходимо, идите. А когда освободитесь, приходите ко мне. Я вам приготовлю лучший в Англии омлет. Из настоящих яиц. И приготовлю его сама. — Она опустила глаза, усмехнувшись. — Прислугу я сегодня отпустила на ночь.

— Вы — чудо, Тереза. — О'Мара улыбнулся ей в ответ. — Вот как мы сделаем. Я сейчас заплачу по счету, улажу свои дела как можно скорее и приеду к вам. — Он сделал небольшую паузу и продолжал: — Но вы ведь несерьезно говорили насчет Ирландии, не так ли?

— Почему же нет, глупый? — Она высоко подняла брови. — Если только вы добьетесь разрешения на выезд для меня.

— Будь я проклят! Что за женщина! Ну что ж… до свидания. Приятного аппетита. Встретимся у вас дома.

— Я буду все время думать о вас.

— Нашли предмет для раздумий, — сказал О'Мара. Он улыбнулся ей и пошел к выходу.

Сандра помедлила на пороге, потом вставила ключ в замочную скважину и толкнула дверь. В гостиной горел свет. Она прошла через холл, открыла дверь, закрыла ее за собой и остановилась на пороге, прислонившись спиной к косяку.

Рикки Керр поднялся из-за письменного стола, улыбнулся и пошел ей навстречу.

— Сандра, неужели ты и в самом деле вернулась обратно?

Они стояли, глядя друг на друга, и вдруг, словно по команде, расхохотались.

Наконец она с трудом выговорила:

— Да, я вернулась, Рикки. Ты ведь вел себя отвратительно, верно?

Он обнял ее и притянул к себе.

— Я все знаю, моя дорогая, решительно все. И если только это возможно для такого человека, как я, то обещаю тебе исправиться раз и навсегда.

Она приложила палец к его губам.

— И теперь все будет гораздо проще для тебя, верно? Тебе больше не придется притворяться и обманывать меня.

— Теперь не придется. Куэйл звонил мне и рассказал, что ты все знаешь. Он мне много чего еще рассказал. До чего же ты молодчина! — Он посмотрел на нее, и в глазах его было восхищение. — Ты — самая очаровательная женщина на свете! Никто не может даже сравниться с тобой!

— Неужели? Даже такие неотразимые женщины, как Эльвира и Магдалена, Гленда и Тереза?

— Да они не достойны даже жить на одной улице с тобой! Даже такие женщины! — Лицо его стало серьезным. — Я получил хороший урок. И не только в этом отношении. Я понял еще и то, что больше не имею права спотыкаться — я имею в виду Куэйла. Он преподал мне хороший урок, можешь мне поверить.

— Ты имеешь в виду, что он воспользовался тобой, твоей оплошностью? Что ж, хоть это и так, ты все же сыграл очень полезную роль. В конце концов, ведь и меня Куэйл использовал в качестве приманки.

— И какой приманки, — сказал Керр и снова поцеловал ее.

— Мне необходимо выпить. Тебе я тоже налью. Все же я порядком перетрусила за эти дни.

— Еще бы! Я тоже. Особенно потому, что мне еще пришлось сидеть тут, взаперти. Скажи мне, дорогая, только одно…

— Тебе не о чем беспокоиться, Рикки, — улыбнулась она. Мой роман с Мигуэлесом — если, конечно, его можно назвать романом — был чисто платонический. — Она рассмеялась. — Мне вообще кажется, что он меня боялся. И вряд ли вообще желал чего-то иного.

— Ну еще бы! Я ведь тебя тоже боюсь.

— Так и должно быть, — сказала она через плечо. Наполнив бокалы, она подошла к нему и нервно спросила: — Рикки, что должно произойти?

Он покачал головой.

— Я и сам не знаю. Куэйл требует, чтобы я отсюда не выходил. Может быть, я ему понадоблюсь. Сейчас этим делом занимается один человек, его зовут О'Мара, и можешь мне поверить, это на самом деле настоящий мужчина. Динамит. Я предпочел бы его иметь в качестве друга, а не врага.

— Что же они будут делать? — тихо спросила Сандра.

Керр пожал плечами.

— Не знаю. Одно совершенно очевидно. О'Мара должен произвести полную чистку. Он просто не имеет права оставить хоть кого-то из этой банды в живых… Один только Бог знает, как ему это удастся. Задача эта не из легких. — Керр поднял свой бокал. — За тебя, моя девочка, за тебя, моя дорогая. И за О'Мару. Удачи ему.

Они выпили за это вместе.

Мигуэлес стоял перед камином с сигаретой во рту. Впервые за последнее время он чувствовал себя спокойным и довольным. Наконец-то он видел перед собой ясный путь. Через двадцать четыре часа он будет далеко от этой проклятой страны с ее затемнением, холодом и слякотью, с ее зловещими тенями. Он мысленно поздравил себя. В конце концов, он неплохо справился с порученной ему ролью — хозяева должны быть довольны.

Он закурил новую сигарету и, подойдя к буфету, заглянул в шейкер. Там оставалось еще немного мартини, и он налил себе бокал.

Потом снова вернулся к камину.

На улице было совсем темно. О'Мара медленно подошел к дому, где жил Мигуэлес, Скотт по-прежнему стоял в парадном напротив, сунув руки в карманы, погруженный в свои мысли.

— Вы ведь Скотт, не так ли? — спросил О'Мара.

— Да. А вы О'Мара?

— Совершенно верно. Что-нибудь произошло за это время?

— Нет. Он по-прежнему у себя. До утра никуда больше не выйдет.

— Верно. Вы свободны, Скотт. Можете отправляться домой и выкурить трубку или выпить чаю, словом, делайте, что хотите.

— Спасибо, О'Мара, — улыбнулся Скотт и тихо исчез в темноте.

О'Мара постоял в парадном, закурил одну из своих сигарок, нащупал рукой за пазухой «люгер» и перешел через улицу.

— Мистер Мигуэлес у себя? — спросил он у портье, который сидел в вестибюле дома на Сент-Эрикс-Корт, погруженный в чтение вечерней газеты. — Он меня ждет.

— Его квартира на втором этаже. — Портье поднялся, чтобы проводить О'Мару к лифту.

— Не беспокойтесь, я пойду пешком. Мне полезны физические упражнения…

— Садитесь и слушайте, — приказал О'Мара не пришедшему в себя от неожиданности испанцу. — Я советую вам быть благоразумным.

Мигуэлес повиновался. Мозг его лихорадочно работал. Что бы это все могло значить? Найти ответа он не мог. Значит, самое лучшее — вступить в игру и протянуть время.

— Я надеюсь, что вы будете благоразумны, — сказал О'Мара. — Я ведь хочу от вас совсем немного. Я задам вам один вопрос, и вы должны ответить на него откровенно. То, что произойдет дальше, зависит от того, насколько вы будете честны, отвечая, но учтите, времени у меня очень немного. — О'Мара очаровательно улыбнулся. Мигуэлес замер от этой улыбки, холодок пробежал у него по спине. — Несколько дней тому назад, — продолжал О'Мара, — в автомобильной катастрофе погиб один немецкий агент по фамилии Лилли. Человек, который принимал участие в организации этой катастрофы — его зовут Керр, вы знакомы с его женой — возвращался в Лондон, и кто-то напал на его след. Кто-то, кто имел право водить машину ночью, несмотря на ограничения. Возможно, — сказал О'Мара с циничной усмешкой, — это была машина с табличкой «дипломатический корпус». Во всяком случае, за Керром начали следить, причем это длилось некоторое время. Потом вам и вашим друзьям повезло — на следующий день Керру был вручен список английских агентов, действующих во Франции. В тот же вечер он познакомился с девушкой, как я понимаю — в кабачке «Зеленая грива». Он отправился к ней домой. Рано утром он обнаружил, что она исчезла, и вместе с ней исчез и список агентов. Вам известно все это?

— Я понимаю, что идет война и возможны всякие недоразумения, поэтому сразу скажу вам, сэр, что меня совершенно не интересует мистер Керр. Правда, между мной и его женой и в самом деле кое-что было, но все уже кончено. Мне о нем ничего неизвестно.

— Ладно, — прервал его О'Мара, — я хочу знать имя этой женщины и где она сейчас.

Наступило молчание, потом Мигуэлес тихо сказал:

— Сеньор, я уверяю вас, что…

— Не болтайте ерунду. И не рассказывайте мне басни, Мигуэлес. Вам все равно придется ответить на мой вопрос. Хотите, я вам объясню, почему вы будете вынуждены сделать это? Будете слушать?

— Я готов выслушать что угодно, но я совершенно не понимаю, о чем идет речь.

— Ладно. В таком случае слушайте. Когда ваша приятельница заполучила от Керра этот список, вы решили, что это очень хорошо для вас. Однако это не совсем так, потому что список — фиктивный. Потому что, видите ли, мы не такие дураки, какими вы нас считаете. Однако у вас все же осталась забота — необходимо было каким-то образом убрать Керра — ведь он знал в лицо эту вашу леди. Это было уже совсем просто. Вы поставили одного из своих людей — бледнолицего юношу — следить за квартирой Керра. Прежде всего, он должен был выявить, кто будет навещать Керра. Миссис Керр со сцены предусмотрительно удалили заранее, не без помощи вашей скромной особы. — О'Мара слегка наклонился к Мигуэлесу. — Ну а теперь напряжение все больше нагнетается, как писали в старых романах. Насколько я понимаю, вы написали вашему хозяину письмо, в котором выражали недовольство, что с вами обошлись не по уговору. Вы ведь хотели немедленно уехать, потому что начали бояться.

Вы написали письмо «сеньору такому-то», и это письмо было получено вашим хозяином. — О'Мара с наслаждением затянулся. — Написать такое письмо было очень глупо с вашей стороны, Мигуэлес, — продолжал он. — Будь у вас побольше здравого смысла, вы бы и сами поняли, что знаете слишком много. Вы поняли бы, что люди, которые с удовольствием воспользовались вашими услугами в этой стране, а они были им вдвойне полезны благодаря вашему дипломатическому паспорту, не потерпят таких выходок с вашей стороны. Это письмо убедило их, что вы отбились от рук, что вы собираетесь покончить с работой на них, что вы хотите, чтобы вам заплатили и оставили вас в покое. Поэтому им нужно было обезопасить себя от вас. И знаете, как они поступили? Хотите знать?

Мигуэлес ничего не ответил, он сидел на стуле, немного сгорбившись, и не сводил с О'Мары глаз. Лицо его окаменело.

— Вот что они придумали, — продолжал ирландец. — Они сделали из вас приманку, в точности, как из Лилли в свое время. Они ведь его тоже подставили нам, хотя понимали, что ему грозит провал, и могли вовремя убрать его из нашей страны. Ваш хозяин взял ваше письмо и подтер свое имя, а затем сунул- это письмо в карман к тому белолицему молодому человеку, который следил за квартирой Керра. Вы понимаете, зачем это было сделано?

— Нет… нет… — хрипло сказал Мигуэлес.

— Вот зачем, — сказал О'Мара. — Неужели вы не понимаете, бедный дурачок, что ваш хозяин отлично понимал, что мы попробуем захватить этого молодого человека и тогда найдем при нем это компрометирующее вас письмо. Впрочем, если бы мы его и в самом деле арестовали, то ваши дела были бы еще не так плохи; может быть, вам удалось бы найти какое-то объяснение этому письму! Но все дело в том, что труп этого молодого человека был найден в пустом доме. Он был застрелен, и ваше письмо нашли на его трупе. В письме была угроза, что вы, мол, примете свои меры, если с вами не поступят по справедливости. — О'Мара ухмыльнулся. — И получается теперь, что вы убили этого молодого человека, убили потому, что между вами были какие-то трения, а ведь вы оба, как и Лилли, работали на одного и того же босса. Так что, как видите, история повторяется. Возможно, ваш дипломатический паспорт и спас бы вас от обвинения в шпионаже, но он вас никак не спасет, если речь пойдет об убийстве. Вы убили этого человека, потому что он слишком много знал о вас, потому что вы были недовольны результатами заключенного между вами соглашения.

— Это ложь… — хрипло проговорил Мигуэлес. Руки его дрожали. — Ложь! Я никогда никого не убивал!

— Я вам верю, — любезно согласился О'Мара. — У вас на это не хватило бы храбрости. Но есть люди, которым выгодно именно такое изложение фактов, потому что, дорогой мой, оно не даст вам покинуть Англию. Я отвезу вас в тюрьму, а потом вас предадут суду и приговорят к смертной казни через повешение. Как вам это понравится, сеньор Мигуэлес?

— Это грязный трюк… грязный трюк, — пробормотал Мигуэлес. — Это ловушка…

О'Мара зевнул.

— Именно это я и пытаюсь вам втолковать. Это — самая настоящая ловушка, и расставил вам ее ваш хозяин, тот самый, на которого работал и Лилли. Технология совершенно одна и та же. Лилли сделал свое дело и мог умереть. Теперь вы сделали свое дело и тоже можете умереть. Белолицый парень сделал свое дело — и умер. Отлично все организовано у вас, не так ли?

— Мне ничего неизвестно об убийстве этого человека, — сказал Мигуэлес. — Откуда мне знать, может быть, вы блефуете? У меня ведь есть только ваше слово. Я не хочу верить, что он мертв.

— Ну, разумеется, не хотите, — сказал О'Мара. — Но факт остается фактом — он мертв. Уж я-то это наверняка знаю. Ведь это я его застрелил. Дело только в том, что обстоятельства сложились против вас. Потому что при нем нашли ваше письмо. Значит, вы поссорились, и убили его все-таки вы. Разумеется, — весело ухмыльнулся ирландец, — вы заявите, что письмо написано не тому человеку, а совсем другому. Что ж, в таком случае назовите его мне. Но вы на это, ни за что не осмелитесь. Хотя вы и до смерти напуганы, у вас не хватит решимости назвать его имя.

Мигуэлес молчал, на лбу у него выступили крупные капли пота.

— Похоже, что я оказался в очень трудном положении, — наконец выдавил он. — Как человек чести…

— Не смешите меня, — сказал О'Мара. — Вы совсем не человек чести. Послушайте, ведь вы собираетесь утром улететь отсюда? Ваш паспорт в порядке, виза тоже. Что ж, не вижу причины задерживать вас здесь. Можете лететь, потому что мне совсем не хочется, чтобы вы здесь оставались. Однако вы получите такую возможность только при одном-единственном условии: мне нужно имя и местопребывание той девицы, которая подцепила Керра в «Зеленой гриве».

Мигуэлес встал со стула, глядя на О'Мару.

— Допустим на минуту… только допустим, что я могу дать вам такую информацию… Вы можете дать мне честное слово, что меня на самом деле выпустят отсюда?

— Имейте мужество. Какой смысл разговаривать на эту тему, Мигуэлес? — спросил О'Мара. — Что с того, если даже я и дам вам слово? Если вы останетесь живы, то будете думать, что это случилось благодаря мне, а если вас повесят, вы уже ничего не будете думать… Вам придется рискнуть. Вы уже поняли, кто я такой. Я работаю на тех людей, которые покончили с Лилли. И я говорю вам: сообщите мне эту информацию, и, насколько это зависит от меня, вы завтра благополучно сядете в свой самолет. Но только решайтесь поскорее.

— Я решил. Ко мне отнеслись без должного уважения. Со мной поступили бесчестно. Я скажу вам, кто эта женщина, и дам вам ее адрес.

Он подошел к бюро, стоявшему в углу, достал лист бумаги и быстро написал имя и адрес, потом отдал листок О'Маре.

О'Мара внимательно посмотрел на листок, аккуратно сложил его и положил в карман.

— Я нахожу, что вы умный человек, — сказал он. — Аддиос, сеньор Мигуэлес.

Ирландец вышел из комнаты и тихо притворил за собой дверь. Мигуэлес после его ухода еще долго стоял, уставившись неподвижным взором в белую стенку перед глазами, губы его беззвучно повторяли:

— Матерь Божья… неужели я уцелел!..

О'Мара медленно шел по улице, сунув руки в карманы. На перекрестке он нашел телефонную кабину, вошел в нее и набрал номер.

— Куэйл? О, Питер, у меня очень приятный вечер сегодня… Обед пришлось прервать, но все остальное пока идет отлично. Кстати, вы помните ту девицу из «Зеленой гривы»? Ее зовут Эсмеральда Валез. Живет по адресу: 117 Тер-Корт, Кейсуотер. Я подумал, что для вас это будет интересно.

— Очень интересно. Отлично сработано, Шон.

— И знаете что, Питер… Не предпринимайте ничего относительно нее, пока я вам снова не позвоню.

— Вам виднее. Буду ждать вашего звонка.

— Спокойной ночи, Питер.

Он повесил трубку, вышел из кабины и посмотрел на часы. Потом вздохнул и медленным шагом отправился в ночь.

3

О'Мара слушал пластинку со своей любимой румбой и чувствовал себя таким несчастным, каким только мог чувствовать себя человек с его характером. Несчастлив потому, что звуки румбы будили какие-то смутные сожаления в его душе, воспоминания о тех местах, где, поди, под эту музыку смеялись, любили, пили. В душе его поднималась тоска по знойному небу, раскаленным мостовым, словом, по Южной Америке. Впрочем, О'Мара, который любил свою профессию за то постоянное напряжение, которым была полна его жизнь, наверняка томился бы точно так же по Лондону с его туманами, живи он постоянно в Южной Америке. К тому же ему казались вдвое желанными те женщины, которые бывали в настоящий момент недосягаемыми. И потому что он был в Лондоне, леди в Рио казалась ему необыкновенно желанной. А если бы он был в Рио, то у этой дамы было бы немало — как и прежде — беспокойств из-за его неверности.

Маленькие часы на камине пробили один час. Половина первого ночи. О'Мара выключил радиолу, прошел в спальню, снял свой бархатный халат, надел пиджак, аксессуаром к которому являлся «люгер», и приготовился уходить. Он цинично улыбнулся. Сколько раз в своей жизни он вот так же готовился выйти для последней, решающей схватки, и сколько людей расстались со своей жизнью после его выхода из дома!

Когда-нибудь, подумал О'Мара, и сам он вот так выйдет и не вернется обратно. Это ведь тоже вполне возможно. Найдется кто-то, чуть более хитрый, чуть более быстрый, чем он.

О'Мара вздохнул, оглядел гостиную, выключил свет и тихо закрыл за собой дверь.

Медленно шагал он к дому Терезы и думал о Мигуэлесе. Мир полон таких типов. Они просто растут на деревьях. Неглупые люди, но эгоистичные и самонадеянные, они становились легкой добычей для фанатичных наци, которые не останавливались перед выбором: жизнь или смерть, если дело шло о служении фюреру. Где-то в глубине души О'Мара почувствовал смутную жалость к Мигуэлесу. Конечно, это сентиментальность, подумал он тут же, а сантименты ровно ничего не стоят в этом мире.

Когда он добрался до места, был уже час ночи. Он нажал на кнопку звонка и стал терпеливо ждать, держа в руке мягкую шляпу и думая о том, как удачно сложилось, что Тереза нашла его привлекательным и тем самым облегчила все, что ему предстояло сделать.

Она открыла сразу же и стояла, широко распахнув перед ним дверь и радостно улыбаясь. На ней было длинное бархатное домашнее платье вишневого цвета — в тон помаде на ее прекрасных губках, на ногах — крохотные мягкие туфельки. Платье было украшено старинными серебряными пуговицами, талию перетягивал широкий пояс.

— Вас просто хочется съесть, до того вы хороши, — сказал О'Мара. — И я готов сделать это немедленно. — Голос его звучал чуть хрипло.

— Очень галантно с вашей стороны и взаимно, мистер О'Мара. Но думаю, вы все же предпочтете предварительно выпить. Входите же.

О'Мара вошел в холл, повернулся к ней, и как только она закрыла дверь, стиснул ее в объятиях. Она страстно поцеловала его и сказала:

— Вы невозможный, совершенно ненадежный человек, вам нельзя довериться даже на пять секунд. Но что-то в вас есть такое… Честно, Шон.

Она выскользнула из его объятий.

— Надеюсь, ваш разговор закончился благополучно? Он разрешил вам сделать так, как вы хотите?

Он прошел вслед за ней в комнату. Это была восхитительная комната, вся выдержанная в бледно-зеленых тонах. В камине пылал огонь, рядом стоял накрытый для О'Мары столик.

— Правду сказать, он мне отказал, — сказал О'Мара. — Он настоял на своем, и теперь придется рано утром отправиться в Эйре. Придется вылететь девятичасовым самолетом, поэтому с горя мне очень хочется выпить виски с содовой, если это возможно.

— Все возможно, — сказала Тереза, наливая большую порцию виски, плеснула немного содовой и подала ему бокал.

О'Мара стоял перед камином, слегка пошатываясь. Она подумала: «Он злится, что ему нужно ехать. И он, пожалуй, уже порядочно перебрал».

— Во всем этом есть только одно привлекательное, — сказал он. — Шеф очень хорошо ко мне относится. И поскольку он все же настаивает на моем отъезде в Эйре против моей воли, то решил сделать эту поездку для меня максимально приятной. — Он отпил большой глоток виски с содовой. Тереза внимательно смотрела на него. — Хотите верьте, хотите нет, но он разрешил мне взять вас с собой на недельку-другую.

Тереза поджала свои красивые губы и искоса посмотрела на него.

— Шон! Неужели это правда? Неужели я и вправду могу поехать с вами? Вы не разыгрываете меня?

Вместо ответа О'Мара широко раскрыл объятия, и она бросилась ему на шею.

— Я не шучу, Тереза. Вы и в самом деле можете лететь со мной. Я могу получить для вас разрешение на выезд даже сегодня вечером, но это уже детали. Я могу получить разрешение в любую минуту. Мы отлично проведем время. Так вы едете или нет?

Она рассмеялась волнующим смехом.

— Ну, конечно. Вы просто чудо, Шон. И я сейчас приготовлю для вас еще одну порцию и себе немного, чтобы это отпраздновать!

Когда они выпили, она сказала:

— Я и сама не понимаю, почему так веду себя с вами — как неопытная глупая девчонка?

О'Мара поцеловал ее. Она с трудом высвободилась из его объятий.

— Я хочу приготовить вам омлет, вам нужно поесть, вы и так слишком много выпили. А потом, когда вы поедите, я хочу выслушать подробный доклад на счет вашего путешествия. После этого вам придется уйти, потому что если мне нужно быть совсем готовой рано утром, вы должны покинуть меня пораньше.

— Уйду, как только съем омлет.

— Только не сразу. Сначала я хочу услышать все подробности о Рикки, а то мое любопытство осталось неудовлетворенным. Я ведь все-таки женщина. Я просто должна услышать все о Рикки и о его секретной службе.

— Я вам все расскажу. — О'Мара налил себе еще виски с содовой. — Съем омлет и все расскажу. У меня, сегодня подходящее настроение.

Она улыбнулась ему. Глядя на нее, О'Мара подумал, что она — одна из самых привлекательных женщин, каких ему приходилось встречать, что она обладает совершенно необъяснимым особым очарованием, которое делало ее по-настоящему красивой, независимо от правильности черт и цвета лица.

— Ну, значит, вы можете мне многое рассказать, Шон, а ведь это означает одно из двух: либо вы мне доверяете, либо вы просто находитесь под действием винных паров, которые развязали вам язык. Интересно все же, в чем тут дело?

— Если бы я вам не доверял, — усмехнулся он, — я бы не пил столько в вашем присутствии. Так что ответ будет такой — я вам доверяю. Идите ко мне.

— Нет. Сначала вы должны получить свой омлет. — Она вышла, и О'Мара услышал, как она возится на кухне. Он представил себе ее ловкие ручки, быстрые пальцы, грациозные движения тела. Чертовски соблазнительная женщина.

Когда она вошла в комнату с омлетом, О'Мара полулежал в кресле, вытянув к огню свои длинные ноги. Он сонно посмотрел на нее и сказал:

— Знаете, Тереза, если бы я был из тех мужчин, которые способны всерьез влюбиться в женщину, я бы непременно выбрал бы вас. А что вы думаете по этому поводу?

— Я скорее сошлась бы навек с крокодилом, — сказала она, ставя поднос на столик и подходя к нему. — Вы — неотразимы, Шон. И если вас принимать в малых дозах, то наверняка равного вам не найти. Но быть с вами постоянно… Да за какие-нибудь полгода вам надоела бы любая женщина уже только потому, что вы заранее знали бы ответ на любой ваш вопрос. Ешьте ваш омлет. Вы убедитесь, что готовить я, во всяком случае, умею.

— Интересно, смог ли бы хоть какой-нибудь мужчина, прожив с вами долгое время, найти ответы на свои вопросы. Я считаю, что вы загадочная женщина. Ваша грудь плосковата, но в остальном вы настоящий динамит. Вот что я о вас думаю, — сказал О'Мара.

— О, Боже, как странно. Может быть, вы все же съедите свой ужин, прежде чем начнете разбирать мои физические недостатки?

— Почему бы и нет? — рассмеялся он. — Во всяком случае, сейчас я предпочитаю заняться едой.

И он занялся омлетом, а Тереза присела на табурет, обитый бархатом, и принялась наблюдать за ним…

Было половина второго. О'Мара пододвинул кушетку поближе к огню и полулежал на ней, откинувшись на подушки. Тереза лежала в его объятиях.

— До чего же все-таки глупо я себя веду с тобой, — мягко сказала она. — Я ведь так мало знаю тебя. Делаю все, что ты хочешь, веду себя, как тебе нравится, а теперь собираюсь отмочить уже вовсе нелепую штуку — уехать с тобой в Эйре. — Она вздохнула. — Интересно, что случится с женщиной, которая уезжает в такое место, как Эйре, с таким мужчиной, как мистер О'Мара?

— Она отлично проведет время, — ухмыльнулся О'Мара, — а потом возвратится в Англию и навсегда забудет о том, что было. Если, конечно, она умная женщина, какой я тебя считаю.

— Я достаточно умна, Шон. Но я очень сомневаюсь, что у какой-нибудь женщины в мире хватит ума не иметь с тобой дела. — Она состроила гримаску и подставила губы для поцелуя, который отнял у них немало времени.

— Расскажи про Рикки, — сказала она, переводя дух. — Мне его стало немного жаль. Пожалуй, мне и в самом деле не следовало знакомить Сандру с Мигуэлесом. Надо было сообразить, что могут выйти неприятности.

— О Рикки стоит побеспокоиться. Он свалял ужасного дурака. Быть на такой работе, в какой-то мере быть ответственным за безопасность своей страны, иметь такое важное дело в руках и так по-глупому споткнуться, потому что слишком много пьешь и не в силах устоять против женщины… Он просто возмущает меня.

Наступило молчание. Затем она заговорила:

— Но все же, Шон, ты должен согласиться, что если Рикки был на такой ответственной работе, то его нельзя так строго судить. Он достоин всяческого уважения даже с твоей стороны.

— Почему же? — недовольно спросил О'Мара. — Почему это я должен уважать его? Я ведь и сам на такой же работе. Я рисковал в своей жизни в двадцать раз больше, чем приходилось Рикки. Но я никогда не был таким дураком.

— О, Боже мой! Неужели это правда? Неужели ты и в самом деле…

— Да, — сказал О'Мара, усмехаясь. — Именно этим я и занимаюсь уже много лет. А теперь мне пришлось вернуться в Англию специально, чтобы уладить то, что натворил этот дурак! Что ж, мне это удалось. Теперь все в порядке, и в награду за чистую работу я отправляюсь в Эйре. — Он улыбнулся, глядя ей в глаза.

— Мне следовало бы самой обо все этом догадаться. Догадаться, что обычный человек ни за что на свете не смог бы так внезапно вылететь в Эйре, да еще прихватить с собой свою приятельницу. Вот значит, что… Как мило с твоей стороны, что ты доверяешь мне, Шон.

— Черт побери! Надо же мне довериться иногда хоть кому-то! А тебе я безусловно верю. Говорю тебе, вся эта история действует мне на нервы. Сначала я даже не знал, за что мне приняться. Но в конце концов я все уладил… Поэтому-то мы с тобой и можем улететь в Эйре. Мне, как всегда повезло, и я уверен, что все уладится. По крайней мере, я надеюсь на это.

Она теснее прижалась к нему.

— Шон… милый, Шон… Расскажи мне еще что-нибудь про глупого Рикки…

— Налей мне еще виски, и я тебе все расскажу. Хотя это целая история и очень запутанная.

Она поднялась с кушетки и пошла к бару, принесла ему бокал и опустилась на ковер у его ног, глядя на огонь. Она думала о том, что О'Мара такой же, как и все мужчины: как бы он ни был силен и крепок, все равно наступает момент, когда он начинает болтать. Она вложила свою руку в сильные пальцы О'Мары, легонько стиснула их.

О'Мара допил виски, поставил бокал на пол.

— У наци был здесь один агент, — сказал он. — Довольно ловкий тип по фамилии Лилли. Он много лет изображал из себя сельского сквайра в Кельсвуде. Главная его задача была — собирать здесь информацию. Как ты понимаешь, это нелегко в стране, которая ведет войну.

— Мне казалось раньше, что это вообще невозможно, — тихо сказала Тереза.

— Мне тоже. Но Лилли занимался именно этим. Сведения свои он переправлял через группу немецких агентов, обосновавшихся в Эйре. Понимаешь?

— Понимаю. Потому-то мы и отправляемся в Эйре?

— Вот именно. Может быть, мне и там удастся произвести небольшую чистку. Ты мне там очень поможешь — будешь отвлекающим моментом. Все будут считать тебя миссис О'Мара.

— Все же ты очень самонадеян! — рассмеялась Тереза. — Но расскажи мне дальше о Лилли.

— Лилли отлично работал. Наши люди были о нем хорошо осведомлены, и оставляли его на свободе, надеясь использовать в своих целях. Когда же он устроил так, что во Франции провалилось несколько наших агентов, было решено убрать Лилли немедленно. Это было, разумеется, несложно… Ты внимательно слушаешь меня, дорогая?

— Я — вся внимание. Это все страшно интересно.

— Так вот… в этой истории была одна странная неувязка. Дело в том, что Лилли почти наверняка знал, что конец его близок. И времени, чтобы попытаться скрыться, у него было вполне достаточно. Но он не сделал этого. Это можно было объяснить только одной причиной — хозяева решили пожертвовать Лилли. Они рассчитывали, что если мы его устраним, то будем считать, что покончили с источником всех неприятностей, и на этом успокоимся.

— Под хозяевами ты имеешь в виду тех, кто пользовался услугами Лилли — немецких наци? В Германии?

— Вовсе нет. Хозяева Лилли находятся не в Германии. Они находятся в нашей стране.

— Понятно, — сказала Тереза. — Понятно… Шон, все это похоже на хороший детективный роман.

— Так вот, правда иногда гораздо удивительнее вымысла, — сказал О'Мара задумчиво. — Во всяком случае, ответственность за ликвидацию Лилли возложили на Рикки Керра, у которого был отличный послужной список. В Кельсвуде устроили автомобильную катастрофу, и с Лилли было покончено. Но другая сторона была в курсе дела. В ту ночь они сумели выследить Рикки. Таким образом, они подобрались к нашей организации довольно близко. Собственно, ради этого они и пожертвовали Лилли. И знаешь, дорогая, тот, кто в ту ночь следовал по пятам за Рикки, тоже был на вечеринке у Гленды Мильтон, откуда, собственно, Рикки и вызвали на задание.

— О, Боже… — быстро сказала Тереза. — На вечеринке у Гленды! Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что это был Мигуэлес. Мальчик для грязной работы.

Наступило молчание. Потом Тереза медленно сказала:

— Шон… Это ужасно… Мигуэлес… Кто бы мог подумать…

— Да, Тереза, эти люди не дураки. В общем, когда Рикки вернулся в Лондон, они уже были у него на хвосте. Они наблюдали за тем, куда он пойдет, с кем будет встречаться. Им очень повезло. На следующий день утром Рикки получил задание — передать одному из наших людей список наших агентов во Франции. И что же? Этот чертов дурак отправляется с этим списком в какой-то кабак и напивается там в доску. Они подставляют ему очаровательную девушку, он, разумеется, отправляется к ней домой, она крадет у него этот список и исчезает. Чистая работа!

— И вы не знаете, кто была эта девица? Неужели ты не можешь это выяснить?

— Я непременно узнаю это, — сказал О'Мара. — Мне скажет об этом Мигуэлес.

Он обнял руками плечи Терезы, крепко прижал ее к себе и поцеловал в макушку.

— У меня есть кое-что против Мигуэлеса. Видишь ли, милая, они поставили наблюдателя у квартиры Рикки. Мы об этом узнали. Я добрался до этого молодого джентльмена и разделался с ним. В кармане у него я нашел письмо от Мигуэлеса. По-видимому, Мигуэлес заключил с этим человеком какую-то сделку, а потом они рассорились, потому что Мигуэлес остался недоволен тем, как с ним обошлись. Я считаю, что Мигуэлес был платным агентом наци, а потом они не захотели ему уплатить, как договаривались, поскольку он испугался и хотел уехать, не доведя дело до конца.

— И вы арестовали человека, который наблюдал за квартирой Рикки?

— Человек этот был найден мертвым в одном из заброшенных домов, — сказал О'Мара. — Его застрелили. И у него-то мы и нашли это письмо от Мигуэлеса. Я собираюсь обвинить Мигуэлеса в этом убийстве. И в этом случае его не спасет и дипломатический паспорт. Ему придется предстать перед судом за убийство.

— Но я все же не понимаю, что тебе это даст?.. — медленно спросила Тереза.

— Видишь ли, дорогая, Мигуэлес собирается завтра утром улететь в Испанию. Он выйдет из своей квартиры примерно часов в восемь. Ну… завтра утром, в половине восьмого, по дороге к тебе… я навещу его. Я застигну его в тот момент, когда психологически он будет совершенно готов к отъезду, полагая, что находится теперь в полной безопасности. Именно в тот момент, когда он будет радоваться тому, как он ловко нас обвел, я и появлюсь у него и сделаю ему одно предложение. — Тереза восхищенно посмотрела на О'Мару, и он улыбнулся ей. — Я предложу ему на выбор: либо он останется здесь и предстанет перед судом за убийство, либо он сообщит мне то, что я хочу узнать. Он должен будет сообщить мне имя и адрес той загадочной особы, которую подослали к Рикки Керру. Кроме того, ему придется сообщить еще многое такое, что мне интересно будет узнать. Если он согласится на мое предложение, то сможет спокойно улететь в Испанию, если же нет, то… — О'Мара пожал плечами.

Тереза минуту молчала, затем сказала:

— Шон… ты, кажется, все предусмотрел… Но все же… что если Мигуэлес все же откажется говорить? Ведь он, наверное, очень боится этих людей…

— Он непременно заговорит, — пожал ее руку О'Мара. — Мигуэлес ведь трус. К тому же он поймет, что если он назовет эту девушку, мы сразу же найдем остальных, а значит, ему некого будет бояться. Из двух зол он непременно выберет меньшее — уж такой он человек, я это наверняка знаю. Он заговорит…

— Знаешь, дорогой, серьезно сказала Тереза, — я очень боюсь за тебя. Когда-нибудь кто-то вроде Мигуэлеса может по-настоящему рассердиться… и тогда может что-то случиться… что-то не слишком приятное. Все же я от всего сердца надеюсь, что все будет так, как ты хочешь.

— Да это все легкая забава, — сказал О'Мара. — Мигуэлес непременно заговорит. Ну а потом мне останется только позвонить кому следует, и мои друзья обо всем остальном позаботятся сами. А потом я приеду за тобой, и мы помчимся в Эйре. Как тебе это нравится, моя радость?

— Очень нравится. Но до чего же ты умен, Шон. Иногда я даже немного побаиваюсь тебя.

Часы на камине пробили три. Тереза поднялась с ковра.

— Шон… немедленно уходи, иначе утром, когда ты приедешь за мной, я буду страшна, как смертный грех. А я хочу, чтобы было совсем обратное — хочу быть привлекательной для тебя. Так ты уйдешь, когда выпьешь эту последнюю порцию, ладно?

— Что ж, ладно… Это справедливо. Еще одну порцию.

Она подала ему бокал.

— За нас с тобой, милая, — сказал он ей. Одним глотком он осушил бокал и поднялся. Она проводила его до двери, подала пальто.

— Только будь точен. Я буду ждать тебя с нетерпением, дорогой. И будь осторожен. Я начинаю бояться за тебя.

Она подставила ему губы для поцелуя.

— Ты напрасно беспокоишься, дорогая, — сказал он, оторвавшись от ее губ. — Я непременно кончу на виселице. Но только не заставляй себя ждать. Я буду ровно в четверть девятого.

Он вышел, тихонько прикрыв за собой дверь, а она еще некоторое время стояла в холле, прислушиваясь к звуку его удаляющихся шагов.

4

Маленький будильник на столике у кровати О'Мары залился серебряным колокольчиком.

О'Мара выключил его, потом сладко потянулся и решил, что у него в запасе есть еще несколько минут. Нашарив на столике сигары, он закурил, не вставая. Прошло пять минут. Было без десяти минут семь. О'Мара поднялся с постели, швырнул окурок в пепельницу и прошел в ванную.

Десять минут спустя он вернулся в спальню уже побритый, оделся и прошел в гостиную. Поразмыслив, может ли он себе позволить выпить кофе, он решил, что не может. Подошел к телефону, набрал номер, и тотчас же в трубке услышал голос Куэйла.

— Вы все же необыкновенный человек, Питер, — сказал О'Мара. — Интересно, вы вообще спите когда-нибудь или нет?

— Как я могу спать, — сердито возразил Куэйл, — если все время думаю о вас и о том, как у вас идут дела!

— Можете оставить меня и мои дела в покое, — сказал О'Мара. — Кстати, они вовсе не плохи, но это между нами, мальчиками говоря. Но если говорить серьезно, то я попросил бы вас разбудить Рикки и послать его разбудить эту крошку Валес. Пусть он попробует привезти ее к вам, если, конечно, сумеет!

— Интересно, что вы задумали? Но я сейчас ему позвоню.

— Скажите ему, чтобы он взял машину и не задерживался. Он должен быть у этой девицы не позже половины восьмого, а сейчас уже семь часов. Когда он передаст ее вам, пусть сразу же едет на Сент-Эрикс-Корт, к Мигуэлесу. Я должен быть там где-то около восьми. К этому времени и он должен быть там, чтобы встретиться со мной, однако пусть не опаздывает, потому что я там задерживаться не намерен, а мне нужно его увидеть.

— Отлично. Ранняя вы пташка, а? Весь в делах!

— Кто-то ведь должен работать. Когда-нибудь я все же попрошу у вас работу, которая даст мне возможность есть и спать в положенное время. Когда-нибудь…

— Когда-нибудь вы получите все, что пожелаете. Пока же обещаю отправить вас обратно в Рио, если вы будете себя хорошо вести.

— Только это мне и нужно, — сказал О'Мара и положил трубку.

Закурив очередную сигарету, он приготовил себе изрядную порцию бренди, подумал, что очень плохо пить так рано, выпил до дна и тут же налил еще. Покончив и с этой порцией, он почувствовал себя значительно лучше — усталость и сонливость как рукой сняло.

Он надел пальто и шляпу, спустился вниз, вывел из гаража свою машину и медленно поехал к Сент-Джеймс-Вуд.

Когда он остановил свою машину на Сент-Эрикс-Корт, было ровно без двадцати восемь. В вестибюле дома никого не было. О'Мара с удовлетворением отметил про себя это обстоятельство — и никем не замеченный поднялся на второй этаж. У двери квартиры Мигуэлеса О'Мара остановился, достал из кармана связку ключей. «Интересно, — подумал он, — а что если клетка пуста и птичка улетела? Это будет не очень-то хорошо».

Он толкнул дверь и вошел в прихожую. В квартире было душно, в воздухе стоял густой запах табака.

О'Мара постоял, прислушиваясь. Тишина. Он прошел через холл, открыл дверь в гостиную и просунул в щель от двери голову. В комнате было темно. О'Мара пошарил по стене в поисках выключателя, нашел и щелкнул им.

Войдя в комнату, он почти сразу же замер и остановился, прислонившись к косяку двери. Широкая улыбка стала медленно расплываться по его лицу, если в ней не было радости, то удовлетворение, безусловно, было.

Мигуэлес сидел, привалившись грудью к маленькому бюро в дальнем конце комнаты. В горле у него торчал кинжал, все бюро было залито кровью, кровь медленно капала на ковер, где образовалась уже порядочная лужа. В левой руке было конвульсивно зажато вечное перо.

О'Мара неподвижно стоял у двери, осматривая картину опытным, беспристрастным взглядом профессионала.

На лице Мигуэлеса застыло удивленное выражение.

О'Мара ясно представлял себе происшедшее. Мигуэлес сидел за столом, писал записку, которую от него потребовали, и именно в эту минуту уверенная рука нанесла ему смертельный удар — расплату за не слишком удачную службу.

О'Мара прошел через комнату к трупу, стараясь не наступить на лужу застывшей крови. На крышке бюро лежал листок бумаги, перо зажатой в руке Мигуэлеса ручки, конвульсивно дернувшись, порвало бумагу… На листке было только одно слово: «Получено…»

О'Мара ухмыльнулся. До чего же забавно. Значит, Мигуэлесу все же заплатили столько, сколько он хотел. А в тот момент, когда он писал расписку, его закололи кинжалом в шею. Нечего сказать, вполне подходящее занятие в последние минуты жизни.

О'Мара вздохнул, вернулся к двери, выключил свет и вышел из квартиры. Спокойно спустившись с лестницы, он через вестибюль вышел на улицу и пошел к автомобилю, стоявшему в пятидесяти ярдах от входа. За рулем машины сидел Рикки Керр.

— Доброе утро, — сказал О'Мара, — как дела? — Он улыбнулся. — И как поживает ваша симпатичная женушка? Я бы очень хотел как-нибудь познакомиться с нею.

— Я очень надеюсь, что вы навестите нас, — сказал Керр, улыбаясь ему в ответ. — Могу я быть чем-нибудь полезен, О'Мара?

— Да. Вы были у этой красотки Валес?

— Я нашел ее, — кивнул Рикки. — Но она мертва.

— Неужели? И отчего она умерла?

— Приняла яд.

— Интересно. Ну что же, и в самом деле похоже на самоубийство?

— По крайней мере, мне именно так и показалось, — сказал Керр.

— Кто-нибудь видел вас, когда вы входили и выходили из ее квартиры?

— Нет, — покачал головой Керр. — Никто не видел, а в квартире, кроме самой Валес, никого больше не было. Интересно, с чего это она решила покончить с собой?

— Она не делала этого. Кто-то другой позаботился об этом. Но раз это выглядит как самоубийство, значит, все в порядке. Спасибо, Рикки. Это все, что я хотел знать.

— Ну, я удивлен. Я-то думал, что для меня найдется какая-нибудь работа. Может быть, там… — он кивнул в сторону дома Мигуэлеса.

— Нет, — улыбнулся О'Мара. — Там ни для кого больше нет работы, — он улыбнулся. — Кто-то решил ликвидировать нашего друга Мигуэлеса. Я только что взглянул на него. Он мертвее мертвого. Я нахожу, что это очень справедливо.

Керр сказал:

— Похоже, что за последние дни произошло немало событий. Может быть, кто-то их вызвал…

— И мне так кажется, — загадочно сказал О'Мара. — Что ж, Рикки, до скорого свидания. — И он пошел к своей машине.

Посмотрев на часы, О'Мара убедился, что всего три минуты девятого. Он скользнул за руль, нажал на стартер и помчался по направлению к дому Терезы. Ему очень хотелось не опаздывать.

 

Глава 4

Прощай, любимая!

Дверь распахнулась, едва О'Мара коснулся звонка. На пороге стояла улыбающаяся Тереза.

В коротеньком черно-белом жакетике и такой же юбке, поверх которых было накинуто леопардовое манто, в черном тюрбане она выглядела восхитительно.

— А я уже думала, что ты опоздаешь, Шон. Ты не можешь себе представить, какое облегчение я почувствовала, услышав твой звонок у двери.

— Неужели ты меня дожидалась здесь, у двери? Неужели уже дошло до этого?

— Боюсь, дорогой,- сказала она, — что именно до этого уже дошло.

— Ах ты, проклятая лгунья! — Он посмотрел на нее, в глазах у него появился холодный блеск.

«Какая жалость, — подумал он в этот момент. — Какая жалость, что эта неотразимая, очаровательная женщина оказалась таким низким, коварным созданием. Как жаль, что она, которая так много могла дать, готова только отнимать у мира покой и красоту!»

Тереза онемела. Потом с трудом выговорила:

— Что вы имеете в виду? Что все это значит?

— Тебе отлично известно, что я имею в виду, не так ли? — О'Мара с шумом захлопнул за собою дверь. — Ступай-ка в свою гостиную, любовь моя, и не пытайся ничего выкинуть. Никакие вопли тебе не помогут.

Она повернулась на каблуках и пошла в гостиную. Там она повернулась к нему лицом и спросила:

— Шон, я не понимаю, что случилось?..

Он перебил ее:

— Не разыгрывай из себя дурочку, моя дорогая… Ты слишком умна, чтобы так себя вести, Тереза. И ночь ты провела весьма деятельно, не так ли?

Она попыталась было что-то сказать, но он протестующим жестом протянул руку.

— Какой толк в болтовне? Обоим нам все отлично известно, мы достаточно разговаривали с тобой. — Он улыбнулся саркастической улыбкой. — Вся ваша беда — красивых и умных нацистских беби — что вы настолько самонадеянны, что обычно забываете о всяких мелочах.

— Ах, вот как?! Значит, мы — умные наци — забываем о мелочах? Что же я, по-твоему, упустила, ты, мерзкий ублюдок… — с уст ее сорвалось еще несколько грязных ругательств.

О'Мара покачал головой.

— Ну, не негодяйка ли ты? Ругаться такими словами! Значит, ты хочешь, чтобы, я рассказал тебе, что ты позабыла? Что ж, мне немало приходилось иметь дело с людьми, подобными тебе. И всегда выходило, что где-то они непременно перестараются и тем самым погубят себя. Уж так устроены наши мозги, ничего не поделаешь! Знаешь ли, Тереза, а ведь ты бы могла выйти сухой из воды, если бы не это письмо — письмо, которое написал тебе Мигуэлес!

— Мне? — подняла она брови.

— Тебе, — кивнул он. — Письмо ведь начиналось словами «дорогая сеньора». Ты подтерла обращение так, что оно выглядело «дорогой сеньор». Потом ты подсунула его в карман бледнолицей крысе, которую и отдала нам на расправу. Ты ведь отлично понимала, что мы его схватим. И рассчитывала, что как только найдем при нем письмо Мигуэлеса, то сразу решим, что он и есть уцелевший агент. Убрав его после Лилли, мы — по твоим расчетам — должны были совсем успокоиться, решив, что разгромили всю вашу шайку. Что же касается несчастной мисс Валес, то ты считала, что мы, наверное, придем к выводу, что она не стоит нашего внимания. О, конечно, я заставил тебя поработать за меня, ты уж прости. — О'Мара рассмеялся. — Ты ведь попалась на мою удочку, когда я сказал, что сегодня утром заеду к Мигуэлесу и сделаю ему предложение, о котором рассказал тебе. Но дело в том, что я это сделал еще вчера вечером, прежде чем прийти к тебе. И он назвал мне имя этой женщины. Так что ты напрасно приняла свои отчаянные меры.

Ведь как только я ночью ушел от тебя, ты прямо помчалась к этой Валес и разделалась с ней: то ли отравила ее сама, то ли уговорила ее принять яд самой — она ведь тоже, наверное, правоверная нацистка. Потом поехала к Мигуэлесу и заколола его. Ведь у тебя был шанс улететь со мной в Эйре. — О'Мара закурил. — Иначе, я думаю, у тебя не хватило бы смелости натворить все это. Ты ведь надеялась на то, что сможешь удрать в Эйре, не так ли? Я ведь мог и не догадаться, что убийство Мигуэлеса — твоих рук дело. И спокойно забрал бы тебя с собой. Именно так ты рассуждала, верно? Возможно, так бы оно и было, если бы я на самом деле собирался в такое путешествие. — Он вздохнул. — Одному небу известно, что бы ты натворила, прибыв в Эйре. У тебя ведь там столько друзей.

— Все это ложь, — хрипло сказала Тереза.

— Чушь! — сказал О'Мара. — Все это — чистая правда, до последнего слова. Может быть, ты собираешься сказать мне, что письмо Мигуэлеса было адресовано не тебе? — Она открыла, было, рот. — Не затрудняй себя, бедная дурочка, ведь на листке полно отпечатков твоих пальцев.

Тереза молчала, глядя на него из-под полуопущенных ресниц.

— История эта такая же, как и все остальные. Я не сомневаюсь, что пять лет назад некая Тереза Мартир на самом деле отправилась в Биарриц — туда, где ты якобы познакомилась с Мигуэлесом. Да только я готов прозакладывать все свое состояние, что вернулась оттуда в Англию уже не она. Не сомневаюсь,, что при проверке окажется, что у этой мисс Мартир во всей Англии нет ни единой родной души. Итак, она исчезла в Биаррице, а сюда приехала уже ты. И с тех пор действовала под ее именем. Во имя фюрера. Что ж, теперь — это путешествие в Эйре. — О'Мара усмехнулся. — Машина ждет нас. Пошли, Тереза.

— Я себя неважно чувствую, — она вопросительно посмотрела на него. — Не мог бы ты мне разрешить на минуту выйти в мою комнату? Полагаю, что хоть настолько ты можешь мне позволить распорядиться собой?

— Да, — сказал он ей. — Ты можешь пойти в свою комнату. Только не думай, что тебе удастся выкинуть что-нибудь. — Он извлек из кармана свой «люгер». — Игра кончена, я уже тебе сказал.

— Игра никогда не закончится, — сказала она. — Могу уйти я и со мной мои друзья, но на наше место встанут другие. Игра будет продолжаться.

Она прошла, в свою спальню и прикрыла за собой дверь.

Когда через три-четыре минуты О'Мара медленно приоткрыл эту дверь, Тереза лежала на полу, привалившись к ножке кровати. Руки ее были судорожно прижаты к животу, лицо — пепельно-серое, на губах — кровавая пена. Последним усилием воли она обратила свой взгляд на вошедшего в комнату О'Мару, лютая злоба мелькнула в ее зеленоватых глазах. Потом голова ее упала, тело забилось в конвульсиях, через секунду она была мертва.

О'Мара, удовлетворенно попыхивая своей сигарой, глядел на то, что было раньше Терезой.

О'Мара вошел в свою гостиную и втянул ноздрями вкусный запах — приходящая прислуга варила кофе. Она это отлично умела.

— Доброе утро! — крикнул он. — Доброе утро, миссис Сайкс. Я буду пить кофе здесь и много.

Он набрал номер Куэйла.

— Все в полном порядке. Можете спать спокойно, — сказал он.

— Вы чисто сработали.

— Мои заслуги невелики: практически все за меня сделала Тереза. Вообще-то кому-нибудь надо отправиться к ней на квартиру и поглядеть, что там делается. Она у себя в спальне. Думаю, лучше всего это сделает Сандра Керр, так сказать, для полноты картины. Кстати, насчет нашего друга Мигуэлеса и девицы Эсмеральды. Боюсь, что Тереза на них очень рассердилась. А вы, конечно, можете себе представить, на что она способна, если рассердится. Насчет Валес вам все доложит Керр.

— Он уже здесь. Вы пока что отдыхайте, да, чуть не забыл вам сказать. Вам скоро придется снова уехать. И знаете куда? Хотите верьте, хотите нет, но наши приятели в Рио что-то слишком зашевелились. Так что, боюсь, тамошним парням без вас не справиться. Как вы на это смотрите?

О'Мара восхищенно ухмыльнулся.

— Неужели я не ослышался? Вы не шутите, Питер?

— Это правда. Приходите позавтракать со мной, я вас посвящу во все детали. Ну, пока, Шон. До скорого свидания.

О'Мара положил трубку. Глаза его сияли.